Глава 8

* * *

— Я тебя прошу, младший воевода Никифор, не делай того, что должно! — нерешительно, даже с нотками мольбы, говорил Алексей.

— Да все я понимаю, но как на это реагировать? Это же жена воеводы, на нее покушалась…- обычно остававшийся спокойным при любых обстоятельствах, сейчас Никифор чуть ли не кричал.

Да! Это была Улита. Именно она совершила попытку вытравить ребенка из Марии-Тесы, жены воеводы Братства. И что теперь с этим делать, ни муж Улиты Степановны, Алексей, ни младший воевода, не знали. Мужчины больше разбирались в военной стратегии, тактике, а тут такое…

— Смерть на ней есть — служанка. Это близкая к Марии женщина. И вот еще, Алексей, ты должен понимать, что я все равно стою за Братство и чистоту помыслов и деяний. Так что ты не найдешь во мне соратника, если станешь простить все скрыть от воеводы, я не стану покрывать преступление. С Марией и с ее ребенком только Божьим промыслом ничего не случилось, — сказал Никифор и строго посмотрел на Алексея. — Ты мне брат, но Улиту следует казнить, уж больно злое преступление она совершила, а измыслила еще большую скверну.

Марии на самом деле повезло, если можно назвать везением жуткие токсикозы, что ее мучают уже как месяц. Вот и тогда она не съела отравленную кашу, а, только завидев блюдо, Марию начало рвать. На фоне того, что служанка умирала, рвота жены воеводы была воспринята, как проявление отравления.

— Я не дам ее казнить! — жестко припечатал Алексей. — Она мое дитя носит и я люблю ее.

Двое мужчин жестко и бескомпромиссно смотрели друг другу в глаза и никто не хотел уступать.

— А мы и не будем казнить Улиту Степановну, — в горницу вошел отец Спиридон, прерывая своим визитом безмолвное противостояние.

— Ты прости меня, настоятель, но тут решать, не тебе. Я поставлен над Братством в отсутствие Владислава Богояровича, — сказал Никифор.

— Это так, но уже загублена одна душа, а можно загубить еще две: Улиты, да того дитя, что у нее под сердцем. А еще и вы рассоритесь. Не допущу! — последние слова отец Спиридон выкрикнул и ударил о пол своим массивным посохом, который в последнее время носил.

— Так как же, отче, поступить-то? — сказал Алексей и развел руками.

— А то не Улита Степановна сделала, а бесы, которые в нее вселились. Это они хотели извести не Марию, а сына воеводы нашего. И родится отрок Владиславовичем нареченный и станет он грозой для людей, пришедших из Степи и захвативших уже полмира, и восторжествует Свет над Тьмой… — Спиридон выдавал пророчество, а оба мужчины встали на колени и неистово крестились.

«Рано, сильно рано… А, вдруг, дочь родится, а не сын?» — промелькнула мысль в голове Спирки, ставшего уважаемым отцом Спиридоном.

Некоторые «пророчества» были подготовлены заранее, причем, составлены таким образом, чтобы, если и не попасть в самую цель, то быть в своих предсказаниях где-то рядом с вероятными будущими событиями. Вот, например, сейчас Спирка предрекал, что сын воеводы, особенно его внук станут чуть ли не спасителями Руси от нашествия каких-то там непонятных степняков. Вроде бы половцев разбили, они сейчас неорганизованные и, напротив, ищут в своем большинстве союз с Русью, но нет, еще кто-то придет, намного злее.

Зачем это все? Спирка до конца и сам не понимал, но одна из причин была очевидной — Владислав заранее готовит обоснование для высокого статуса своего сына и всего рода. Ну, кто же будет сомневаться в праве быть среди первых на Руси человеком, которому предписано сыграть важную роль в деле выживаемости русских земель, или даже их возвышении.

— И станет ему помощником тот, что из чрева Улиты выйдет, — закончил свое «предсказание» Спиридон.

Алексей и Никифор стояли и мутными взглядами взирали на Спиридона. Религиозный экстаз поглотил двух мужчин, особенно истово верующего младшего воеводу. Увлекся и Спиридон. Он так заказывал глаза, что почти не было видно зрачков, только белок, что придавало происходящему еще больший мистический антураж.

— Так что с женой моей будет? — спросил Алексей, уже запутавшийся в том, что твориться вокруг его и внутри его.

— Пусть скажет боярыня Мария! — сказал Спиридон.

С женой воеводы, прибывший для разбирательств произошедшего, Спиридон поговорил. Это прежде всего было сделано. Женщина, ребенка которого хотели вытравить, сперва жаждала смерти отравительнице. Улита еще и не рассчитала количество яда и была убита служанка и няня Тесы, которую девушка знала с детства.

Спиридону пришлось долго и настойчиво объяснять, к каким последствиям может привести казнь Улиты, тем более, что виру за служанку Алексей выдал в тройном размере — целых двести сорок гривен, учитывая незнатное происхождение половецкой служанки, сумма выглядела запредельной.

Мария поняла, что своей настойчивостью и желанием убить Улиту, она только навредит своему мужу, то есть, сделает то, чего не хочет, чего не может допустить. Муж — он ее любимый, он ей дарован Богом. Так что жалко было служанку, но предложенный вариант как именно поступить, озвученный Спиридоном, женщина приняла.

Спиридон опередил жену воеводы, которой нужно было перед выходом привести себя в порядок, но уже через минуту после «пророчества», Мария отчитывала всех собравшихся мужчин, а они терпели это, не перебивали.

— Ты, Алексей, более остальных должен был следить за женой своей. И подумай о том, что она на чужих мужей заглядывается. В чем причина ненависти ко мне? Думаю, понимаешь — любит она Владислава. Но он мой! Дальше, ты, Никифор… Не тебе ли была поручена моя охрана? Не справляешься, так я брату своему пошлю, чтобы прислал добрых воинов из Орды… — не громко, но жестко, проникновенно, говорила Мария-Теса.

На самом деле, Мария позволила Спиридону себя уговорить. Она понимала, что казнь Улиты сильно помешает ее мужу. Мало того, это помешает и ей. Она слышала, что народ, причем и местные племена черемисов и русичи, все недолюбливают кипчаков. Еще не хватало, чтобы люди говорили, что кипчатская дочь убивает местную женщину, ну, или что-то в этом духе.

— Она родит, но сразу же отправится в монастырь женский, — вынесла приговор Мария. — В Суздаль, в Покровский.

Там, под Суздалем, всего в тридцати верстах от Воеводино начали строить монастырь. Пока большей частью деревянный, но часовенка, из которой и родиться монастырь, будет из кирпича, который обжигается во Владино. Как раз получится так, что как Улита родит, монастырь уже сможет принимать «невест Христа». Улита, как пока что самая знатная из потенциальных монахинь, могла бы стать игуменьей.

— Это твое решение, боярыня? — спросил Никифор.

— Мое, но и Якима Степановича, брата Улиты, — сказала Мария.

Алексей был ни жив, ни мертв. Он понимал, что решение с монастырем — это очень правильно, лучшее из того, что могло быть. Вот только тоска съедала мужчину. Потеряв одну семью, он, получается, что теряет и другую.

— Не кручинься, брат, Господь видит твои тревоги, он вознаградит, — Никифор попытался поддержать Алексея.

— Все готово к выходу? — резко спросил Алексей, встал с лавки и стал ходить по горнице, будто убегая от сложных мыслей. — Нужно спешить к воеводе, а у нас здесь еще дела.

— Все готово. Завтра по утру можем уже посылать передовую полутысячу, а самим выходить послезавтра, — несколько обрадовано отвечал Никифор.

Младший воевода был рад, что Алексей пожелал забыться от семейных проблем и о том, какой поступок сделала его жена. Лучше так, отдать всего себя войне, службе, там времени на переживания нет, там свои переживания и более всего поглощает стремление убить и жажда выжить.

Уже было принято решение, что делать, как именно поступать Братству в сложившейся очень сложной обстановке. Долгие споры, что и как делать вылились в то, что Никифор с Алексеем решили прорываться в Византию окольными путями, через земли морды. Командующие хотели таким ходом «убить двух зайцев»: с одной стороны, помочь рязанско-муромским князьям выбить булгар и мордву с их земель, с другой, — завернуть после на Запад и двигаться через кочевья союзных половцев, после через Причерноморье уже направиться в империю.

План рискованный и содержит в себе много разных спорных решений. Например, планировалось пополниться припасами у союзных половцев Орды хана Аепы, к которому обязательно нужно заходить, чтобы соединиться с тем обрядом, что выделяет хан. При этом, все равно проблема припасов не исчезает, нужно заниматься охотой в рязанско-муромских лесах, а также без захвата хоть части обозов булгар или мордвы войско Братства будет голодать. Планировалась и помощь от бродников, как и закупка продовольствия в византийско-венецианских городах Крыма.

— Так что все сложно, но, как говорил Владислав Богоярович: «Если от тебя такого не ожидают, но ты делаешь, ты уже побеждаешь». От нас такого похода не ожидают, мы выдюжим и разом решим все задачи, — заключил Никифор, когда срочно перевел тему разговора на подготовку похода.

— Князь Андрей Юрьевич покинул Торжок, оставив там много своих воинов, а сам с малой дружиной идет к Новгороду на Волге, — сообщил очень важную информацию Спиридон.

У настоятеля храма во Владово уже появились свои осведомители в разных городах Владимирского княжества, как и в отстраивающейся столице — самом Владимире. Оттуда и новости, причем разные. Спиридон был сейчас может самым осведомленным человеком в княжестве.

Алексей и Никифор переглянулись. Впервые за последние дни у обоих мужчин появились улыбки на лицах. Может, еще и удастся отстоять Нижний Новгород, ну, а с дружиной Андрея Владимировича можно думать и о разгроме булгар с мордвой.

* * *

Как бы люди не были возбуждены, какие бы эмоции не бушевали в Константинополе, спать нужно всем. Сутки-двое бодрствования, не больше, а потом все заботы уходят на второй план, если только не поспать. Так что через пять дней ситуация немного подуспокоилась и даже начали работать рынки.

Конечно, наэлектризованность городской атмосферы была существенной, но общая обстановка — выжидательной. Все ждали, причем, и венецианцы, что же предпримет император Мануил. Император же согласился на переговоры, сроки по которым уже дважды отодвигал.

Среди латинян, закрывшихся в своем квартале, сейчас сильно перенаселенном, не было серьезных политиков, которые могли бы видеть всю политическую подоплеку происходящего. Мнение было единое: пусть нас выпустят, заплатят побольше денег за, так сказать, моральный ущерб, ну и все. Не будут приняты требования, так венецианцы решили стоять до последнего и ждать крестоносцев.

Не понимали венецианцы: крестоносцы также разобщены, они могут не пойти на выручку своим единоверцам. Тем более, что крестоносцы и православных считали почти своими, несколько отступниками, но не настолько, чтобы крестовые походы против них устраивать. Да, аппетит приходит во время еды, если получится разграбить несколько византийских городов, а еще понять, что армия империи ромеев слаба, то и Константинополь пойдет под нож, не такой уж он и неприступный. Вот только специально и целенаправленно двигать войско к Великому городу никто не станет.

Император принял наше с Иваром решение. Оно было спорным, казалось сложным в исполнении, но идти на уступки Мануил не хотел. Между тем, понимал, что смерти членов аристократических семей ударят по трону очень сильно, но не настолько, если всю грязную работу на себя примем мы, по сути, наемники. И как же, видимо, для императора было хорошо, что гнев должен пасть не только, а, может, и не столько на него, как на Братство и Варяжскую гвардию. Персонально на меня и на Ивара.

Так что, в случае, если операция провалится, меня… надеюсь просто вышлют, а не казнят, а с Иваром разорвут соглашение и просто заменят командующего Варяжской стражей. Вот, и виновные будут, и сочувствие от императора, который кинется «компенсировать» моральный ущерб потерявшим родственникам вельможам, например, теми деньгами, которые были обещаны за удачную операцию мне и Ивару.

Все ставки были понятны, игра началась и нельзя просто встать и выйти из-за игрального стола. Это было бы мало того, что бесчестно и трусливо, так и крайне невыгодно в политическом и финансовом плане. Так что играем!

Операция была назначена на ночь следующего дня, но не отдыхать пошли войны, даже не молиться, а все оставались на месте, в доме, который временно использовался в качестве штаба. Мы вновь корпели над картой.

Приколоченное гвоздями к большому столу, светло-серое льняное полотно уже не было девственно чистым. Сейчас на всей площади отреза ткани, размером примерно два метра на полтора, были вычерчены схемы расположения зданий и сооружений Венецианского квартала. Мы уже знали если не все, то почти все: главное, это где располагались заложники, а также, где именно базируются основные вооруженные силы латинян, как пройти к тому или ному пункту и даже сколько воинов мы можем встретить на своем пути. Знали мы и о том, с чем и с кем нам придется встретится. К примеру, у венецианцев есть серьезный отряд мечников, которых все «языки» напропалую хвалят, как отличных фехтовальщиков.

Обнаружился еще один важный политический аспект: венецианцы скооперировались со всеми остальными латинянами, кроме генуэзцев и пизанцев, так же имеющих свои фактории в Венецианском большом квартале, но, как видно, эти соседи Венеции имели иные взгляды на происходящее. По сути, получалась какая-то «матрешка»: вот он — Константинополь, внутри его Венецианский квартал, как закрытая зона, а уже в этом квартале с пяток домов и столько же складов — это заперлись конкуренты Венеции.

Уверен, если бы была возможность связаться с генуэзцами, то можно договориться о совместных планах. К примеру, они так же могли ударить по своим конкурентам, чтобы себе жизнь выторговать, ну и в дальнейшем можно ориентироваться на увеличение доли Генуи и Пизы в византийской торговле. Но связаться не получалось.

— Если мы пойдем сюда, — Ивар указал пальцем в край полотна, на котором углем была нарисована карта Венецианского квартала. — Нам ударят в бок.

— Это дома генуэзцев, — покачал я головой в отрицании. — Ты сам говорил, что у них война с Венецией.

— Война в море, на земле — торговля! Да, они недолюбливают друг друга, но… одной веры, сейчас в одном положении, — выражал сомнения Ивар.

— Да, одной веры, и это вере в деньги, — философски заметил я. — Не хотел я такого, но придется. Нам нужно послать к генуэзцам своих людей. Если используем еще и них, шансы на успех кратно возрастут.

— У нас и так шансов много. Я так понимаю, что ты, воевода, хочешь послать своего Стояна? — прашивал варяжский командир.

— Прости, командующий стражей, но он лучший, — констатировал я, задевая за живое Ивара.

Дело в том, что двум группам, посланным Иваром и всего одной от Братства, которую возглавлял Стоян, была поставлена одна и та же задача. Бойцам нужно было проникнуть внутрь квартала и разузнать лучшие подходы или проходы, чтобы минуть латинянскую стражу. По сути, мы проводили выпускной квалификационный экзамен диверсантам, чтобы понимать их возможности в сложившейся ситуации.

Как уже стало понятно, Стоян сработал лучше всего. Мало того, что ему и его пятерке удалось по крышам зданий пройти незамеченным и углубиться в Венецианский квартал, так он приволок цельного рыцаря Ордена Святого Марка. От этого деятеля мы много чего интересного узнали и стали корректировать многое в плане операции: и силу ударов, и их направление. Но, что еще важно — мы теперь почти наверняка знали, где какой склад и что там находится. Главной платой нам с Иваром будет возможность грабежа венецианцев.

Себастиано Дзиани, так звали рыцаря, прибыл в Константинополь с инспекцией венецианских торговцев. То ли они перестали какие-то налоги уплачивать, то ли еще что. Однако, миссия была больше для отвода глаз. На самом деле, Дзиани занимался банальным шпионажем и готовил доклад о состоянии дел в Византии. Он же стал одним из инициаторов операции по похищению людей.

А попался очень даже просто и, может быть, комично. Рыцарь стал требовать уважения к себе и колено преклонения. Он требовал с нашего бойца, который, ряженным под местных, ходил по укреплениями венецианцев и запоминал их расположение. Итог… удар кистеня с мешочком песка на конце, а рыцаря решили доставить в качестве трофея, ну и для получения информации. Стоян поджег один из домов в стороне, отвлек венецианцев и прошмыгнул на нашу территорию.

— Итак, горящая стрела, пущенная из дома, где содержатся заложники, — это сигнал к началу. Все должны понимать, что времени мало, что там, в центре квартала сейчас умирают наши люди, — давал я последние наставления перед штурмом.

— Зачем ты сам идешь? — спросил Ивар, когда я проходил группу, которую решил самостоятельно вести.

— Если сегодня не получится, то очень многое из моих начинаний не будет иметь смысла, — отвечал я.

— Я тоже поведу отряд, — подбоченившись, сказал Ивар.

Я только с укоризной посмотрел на датчанина. Мы уже говорили о том, кто может идти на такое сложное и специфическое задание. Тут нужно уметь тихо ходить, убивать по-особому, чтобы жертва не успевала или не могла проронить ни звука. Как минимум, опыт подобных операций нужно иметь. И я показал Ивару то, что умею и чему обучены мои люди. Он же показал, что лучше «танков», это если говорить по аналогии с компьютерными играми будущего, чем ближайший к командиру Варяжской страже отряд, нет. Они бьются громко, и так жестко и умело, что сложно придумать кто в пешем строю сравниться.

— Ты, мой друг, прорви оборону венецианцев вовремя и не дай мне умереть. А если что… — я похлопал по плечу скандинава, приложил указательный палец к своим губам, в знаке «молчать». — Встретимся с тобой на пиру у Одина, в Вальхалле.

— Удивительный воевода в православном Ордене, Одина поминает, пить пиво хочет в небесных чертогах, — громоподобно рассмеялся Ивар.

— Какой есть, — усмехнулся я, после, уже громче, для своего отряда, скомандовал. — С нами Бог! Выходим!

Загрузка...