Гридень 5. Огнем и Словом

Глава 7

Константинополь бурлил и фонтанировал эмоциями. Не было в Великом городе равнодушных людей, всех в той или иной степени зацепили происходящие события. Как это обычно бывает, при кризисе власти, а он имеет место быть сейчас, всплывает огромная масса старых проблем. Заскорузлые обиды, затаенная ненависть, ранее душимая внутри себя, все это требует выхода, когда обстановка накалена и бушуют эмоции.

Кто-то тайно завидовал, тихонечко, в закрытой комнате, ненавидел своего соседа, вынужденный улыбаться при встрече и лгать и себе и тому самому ненавистному человеку. И сейчас платина пробивалась, застоялая вода приходила в буйство и становилась неуправляемым потоком, стремящимся уничтожить все вокруг. Иные были обижены властью, так же готовые использовать момент. Нет ни одного государство, нет и не будет, чтобы там всем и всегда жилось счастливо и ощущалась справедливость, которая имеет свойство занимать чью-то сторону, обращаясь спиной к другому.

Много проблем было в Византии, их не могло не быть, так как и государство не сказать, что было на большом подъеме, и основной идеологической платформы было, наряду с православием, память о великом прошлом, а не вера в великое будущее.

Династия Комнинов старалась и многое сделала, чтобы чуточку приблизиться к показателям былой мощи Восточной Римской империи. Они остановили наступление турков-сельджуков, несколько восстановили торговые связи, укрепили сельское хозяйство и занялись обустройством городов. Но все это — оборона, а империя никогда не сможет долго жить, если она не наступает, а обороняется.

Успехи крестоносцев, пусть они после падения латинской Эдессы и усиления Дамаска, уже были несколько сомнительны, иначе не понадобился бы Второй поход, но и это наступление латинского мира на мусульман вызывали зависть у византийцев. «Почему мы так не смогли, а какие-то потомки варваров могут?» — спрашивали ромеи, при этом убегая от службы и занимаясь чревоугодием, если не развратом.

Так что Венеция, ранее казавшаяся, да и официально так и было, провинцией Византии, смогла, почти ничего не делая, пошатнуть устои императора и всей империи. Хотя почему это ничего? Заложников венецианцы набрали хоть на подбор. Что не женщина, то жена или дочь знатнейшего вельможи империи, что не мальчик, так чей-то наследник.

Признаться, такой прыти от европейцев, я не ожидал. Провернутая ими операция, после получения мной дополнительных сведений, казалась более детально проработанной, чем та, которую планировалось осуществить против самих же европейцев. Последствия, если в ближайшее время не купировать кризис, могут быть еще страшнее, ну или сопоставимые с теми, что могли бы произойти в 1204 году, когда крестоносцы захватили-таки Константинополь, разграбили его и создали марионетку в руках Венеции и других торговых корпораций, назвав ее «Латинской империей». И это я так своими действиями поспособствовал изменению будущего Византии? Или чего-то в истории я не доучил и все это случалось?

Мануил не был из тех императоров, которые закроются во дворце и будут лишь ждать, что проблема сама собой рассосется. Напротив, как я узнал уже на утро после начала всех событий, император решил действовать решительно и даже без оглядки на то, что какие-то там заложники имеются, или даже доходы империи и византийской аристократии под угрозой.

Да, кстати, венецианцы, где получалось, еще и пограбили дома знатных византийцев. Я такого грабителя убил в доме, где проживала княжна, но остальные, как и допрошенный мной, а после убитый, Франческо, оказались умнее, сбежали, только чуточку прихватили золота у княжны. Это император уже стал одаривать свою будущую жену золотишком, у самой Евдокии отродясь не было таких богатств.

Император взял в руки меч, а вот его свита резко разделилась даже не на два, а на три лагеря, в связи с чем несколько поколебав решительность василевса. Вдруг, все забыли, или почти забыли, что есть партии, политические убеждения. Нет, теперь первопричиной ухода в один из трех образующихся лагерей противостояния, стали личные цели и видение решения кризиса.

Если члены семьи дороги и они в плену — один лагерь, который ратовал исключительно за освобождение заложников путем уступок Византии. Вторым лагерем были те, кто стремился во что бы то ни стало уничтожить это осиное гнездо, дерзнувшее стать против воли императора. Вторая партия состояла частью из военных, что характерно, не самых высших, частью из тех, кто считал уход Комнинов трагедией для себя, кто кормился прямо с императорских рук, чье благосостояние зависело от правящей династии и кто своим происхождением не вытягивал оставаться аристократом без Комнинов.

Отдельную, третью сторону, даже не сторону, группировку, которую меньше всего беспокоило происходящее, составил немалый корпус евнухов. Да, эти «безчленистые» стремились заниматься своей работой. Они понимали, что при любых исходах кризиса, если сейчас не обезопасить державу экономически и социально, то взрыв будет сумасшедшим, даже не чета происходящему. Хотя, обывателю было бы не понять, куда еще может быть хуже.

Евнухи занимались доставкой зерна в город, используя при этом, кстати, и военные методы. Строго было запрещено придумывать отговорки и не исполнять контракты на поставку продовольствия в город. Перехватывались контракты, ранее заключенные с венецианцами, фрахтовались корабли в разных районах империи.

Я несколько восхитился именно этими «недомужиками», у которых физиологически яиц нет, а вот метафизически, они имеются. Пока остальные бегают «с саблей наголо», большой корпус евнухов работает, именно они тушат пожар. Пусть пока безуспешно, но, как по мне, чиновники среднего звена делают больше, чем император и все его приближение. Может мне на землях Братства кастрировать войтов-управляющих, а вместе с ними всех старост деревень? В этом ключ к успеху, чтобы не отвлекаться на женщин, а работать? Шутка, конечно, я не покушаюсь на святая святых — размножение и стремление к оному.

Венецианцы уже выдвинули требования. И, судя по ним, я понимаю, что не только византийцы, часть из них, несколько оторвались от действительности, но и латиняне не смогли реально смотреть на происходящее и поумерить свою алчность. Они затребовали, кроме возможности уйти, еще и десять талантов золота. Не сказать, что для империи это неподъемная сумма, но у Франции бюджет, ну или что-то похожее на него, меньше.

И вот в таких условиях и был созван Императорский Совет, которому предшествовало собрание Сената. Сенаторы переругались и ни к чему не пришли. Большая часть, между тем, готова была идти на уступки венецианцам. Но, но как заплатить десять талантов, а это двести шестьдесят килограммов, золота? Никто не сказал. Только императорская казна может такую сумму выделить и то с большим ущербом для всей империи. Нет, сенаторы могли скинуться и тогда проблем не было бы, деньги нашлись бы, в империи аристократы не нищенствуют. Вот только скидываться не захотел никто.

В зал, в котором ранее принималось русское посольство, воинственно, в сверкающих доспехах, вошел император. Я не мог сказать: позолота это на василевсе, или золото, но если доспех из золота, то даже мне, с уникальной силушкой богатырской, было бы несносно такое на себе таскать. Видимо, все же бутафория, золоченая краска. Но смотрелось величественно. Не воинственно, а церемониально. Хотя, всем сразу стала понятна позиция темнокожего блондина. Он настроен показать волю и силу Комнинов. Молод еще, не проиграл свои главные битвы. А небитый, значит, менее осторожный.

— Император приветствует вас! — провозгласил глава корпусов евнухов.

— Я сам! — сказал василевс и сел во главе поставленного посреди зала стола из темного мрамора.

Многие из присутствующих на Совете ахнули и удивились. Мануил не занял трон, а восседал вместе со всеми. И это еще больше обескуражило, чем сам факт сидеть в присутствии императора.

— Я за себя скажу, как говорил и мой славный дед, когда по закону и по чести взял трон. И всем вам скажу… — василевс обвел глазами своих приближенных. — Я не из тех, кто прогибается. Мою волю не сломить и я не стану прятаться за женщину.

Все поняли, на что именно намекает василевс. Некогда, больше чем полтысячелетия назад, император Юстиниан Великий во время бунта в Константинополе, прятался за волю и решительность своей жены, в прошлом проститутки, Феодоры. Сравнивая себя с этим предком, считавшимся великим, Мануил совершал посыл всем аристократам, что готов драться, будь с кем.

Тон молодого и выглядящего мужественно императора, пусть и доспех явно не был не для боя, был решительным и жестким. Наверное, в сложившейся обстановки такое поведение оправдано, но у присутствующих на Совете скепсиса на лицах было немало.

На Совет меня пригласили, как «героя, который сослужил службу империи и не допустил пленения невесты василевса». Но я предполагал, что подоплека была и в ином. Как бы то ни было, но Братство сейчас даже в Византии сила, если учитывать те подразделения, что формировались на базе катафрактариев в пригороде Константинополя.

А еще, Братство — это та сила, которая не императорская. Я понимаю, что идея использовать меня, как наемника вполне еще может появиться в умах ромеев. Я и не против. Есть, конечно, некоторое опасение, что в отместку на Русь навалятся латиняне и возьмутся за нее всерьез. Но, волков бояться, в лес не ходить. А я люблю, знаете ли, хаживать по лесу с ружьем, чтобы и грибочки собрать и волков пострелять.

— Высказывайтесь! — повелел Мануил и плюхнулся на большой стул.

В доспехах провернуть такой маневр с усаживанием своей венценосной тушки было сложнее. По мне, так лучше уже снимать железо, иначе василевсу придется больше думать о своем дискомфорте, чем о деле.

Первым встал нобилиссим Фока. Статный мужик, с явным боевым прошлым. Такой… качек на пенсии. Понятно, что раньше был грозой с молнией, а нынче уже только гром: кричать и требовать может, но разить не получается. Это был глава партии «зеленых» и как раз-таки он отвечал за международную повестку, связанную с сельджуками и венецианцами.

Начавшийся гул Мануил пресек ударом кулака по столешнице. Хорошо, что снял кольчужную перчатку, а то и стол мог проломить.

— Говори, Фока! — грозно сказал Мануил и осмотрел всех пронзительным, не сулящим ничего хорошего, взглядом.

И Фока сказал, не убоялся пойти против позиции императора, на которую Мануил так намекал своим поведением и облачением.

— Я готов дать на выкуп полталанта золотом! — последнюю фразу Фока сказал таким тоном, будто только что объявлял о поражении всех реальных и потенциальных врагов Византии.

— Я услышал тебя, нобилиссим Фока, не разделяю твоего мнения, но ты услышан, — сказал император.

Мне, человеку с опытом многих поколений, увлекающемуся историей и политикой, стало понятно: Мануил демонстрирует свою воинственность, что готов пойти до конца, но василевс не столь узколоб. Император оставляет приоткрытыми разные двери, в том числе и за которыми унижение выкупом и другими уступками венецианцами.

— Дозволь и мне сказать, василевс! — это уже подал голос знакомый мне армянин Арсак.

Его мнение, на самом деле, очень даже важно. Армянская диаспора весьма организована, мало того, именно армяне составляют основу такого важного рода войск, как катафрактарии, по сути, рыцарей. Вот только в империи несколько иная система комплектации тяжелой конницы и сами воины не факт, что владетели земли, или даже высокого статуса. Между тем, это сила.

Арсак высказывал противоположное мнение, заочно споря с молчащим и отрешённо взирающим на свои пальцы Фокой. У него, что наманикюренный ноготь сломался? Или это демонстрация неуважения к Арсаку?

Главное, на что упирал Арсак, это слабость империи, вернее, что ее могут счесть слабой. Если вот так можно всего-то захватить заложников и получить выкуп, то, может быть стоит захватывать всех знатных византийцев, во всех городах? Там много родственников вельмож, нынче сидящих на Совете, они служат градоправителями, региональными чиновниками. Крестоносцы точно станут брать заложников. А еще они попробуют разграбить города Византии, даже если и не пойдут на Константинополь.

Арсак говорил долго, вымученно. Я уже знал, что его жена и младшая дочь в руках похитителей. И все равно, он на стороне силового решения и мало того, так и предлагает выступать навстречу крестоносцам и вести с ними переговоры, демонстрируя силу и присутствие византийского войска.

Мне, как человеку все же больше склоняющемуся к «Огню», чем к «Слову», к войне, чем к слабой дипломатии, Арсак был понятен и близок по мировоззрению. Но я поставил на его место себя. Что, если Машу, сейчас уже должную ходить с округлившимся животиком, похитят? Буду я готов рисковать ими и вступать в прямое противостояние с похитителями? Нет, не готов… к прямому противостоянию. А вот на продуманный штурм и отбитие заложников — готов! Да я уже похожее делал, когда Евдокию спасал. Княжну могли в любой момент пырнуть ножом и дело с концом, так что риск есть всегда, но бездействие — самый большой риск, оно порождает безнаказанность, и, как правило, кратное увеличение проблем в будущем.

Разве Венеция простит? Нет, они не простят уже потому, что жить без приобретенных рынков и высокого уровня торговли не смогут. Так заложено в любом государстве: растут доходы, увеличиваются траты. Это и демография и войско, флот.

А тут, бац!.. И нет сверхприбыли. Что делать тогда? Чем кормить людей, обеспечивать обороноспособность, поддерживать привычный уровень жизни? За что ремонтировать и строить флот и куда эти корабли будут ходить? На самом деле, в Европе не так, что развита торговля, и потеря такого рынка, как Византия — это крах для Венеции, ну или ее сильное ослабление. Чем закончилась похожая история в иной реальности, я знаю — Венеция спровоцировала захват Константинополя и участвовала в этом деле самым активнейшим образом.

— Воевода Владислав! — обратился ко мне император.

Я уже был полностью в своих мыслях, считая, что до меня очередь не дойдет. Плюс-минус все высказывались одинаково, используя аргументы той или иной точки зрения. И все же больше присутствующих хотели мирным путем решать проблему, опасаясь, что крестоносцы рядом и они могут стать важным, но непредсказуемым фактором. Да и вообще, я не подданный Мануила, чего это мне высказываться!

— Василевс! — я встал, со скрипом дерева о мрамор, отодвинул стул, и поклонился так же, не глубже, как это делали все остальные.

— Я доволен тем, что ты спас мою невесту. Жаль, конечно, что свадьбу стоит отложить, так как обстоятельства вынуждают, — Мануил задумался. — Может быть Господь против того, чтобы я женился и готовит моей империи страшное будущее?.. Впрочем, я хочу узнать твое мнение. Ты же не только спас невесту, но и правильно оценил обстановку, сделал многое, чтобы ситуация не была еще хуже.

На самом деле, император не преувеличивает мой вклад в события. Когда отряды Братства перегородили все дороги, ведущие в Венецианский квартал, у нас были даже мелкие стычки с разрозненными группами вооруженных латинян. Тогда еще не все заложники были доставлены в квартал, становившейся внутригородской цитаделью. Некоторые банды прибывали со своей добычей, но не могли проникнуть во внутрь. Мы договаривались. Да! Я — тот, кто за силовой вариант, но договаривался! Нужно же из ситуации максимум выжать. Тут же как? Один денек с такими событиями, при правильном коммерческом подходе, может год кормить русский городок.

Так что я, как и Стоян, Ефрем, после, так и присоединившийся к нам Геркул, вызволяли тех заложников, кого не успели доставить во внутрь европейского анклава. При этом, конечно, забирали себе и награбленное венецианцами, но сохраняли им жизни и пропускали в квартал.

После, по-христиански, конечно же освобождали пленников и отпускали их домой. Вот только, Братство просило у родственников освобожденных чуточку деньжат «на каменный храм на Руси». И ведь не лгали, каменные храмы, действительно, собираемся строить, уже и кирпичи обжигаем, даже вон, и цемент «изобрели», хиленький, но уже Цемент. Мы еще так отстроимся…

Бывших пленников родственникам выдавали только когда будет это самое пожертвование «на русский храм» ведь одно «христианское» дело должно краситься платежом другого «христианского дела». И пусть в сущности все выглядело так, что мы просто крали товар у похитителей, а после его же и продавали, но тут ситуация такова, что бесплатно Братство ничего делать не будет!

Мне претило заниматься всеми этими выкупами, я бы и так отпустил людей, если бы не дождался умеренных выплат, но за работу Братства нужно было заплатить. А те, кто этого не хотел делать… Мне не было чего предоставить, кроме того, чтобы обвинить в неблагодарности и в том, что родственники не готовы за членов семей пожертвовать на храм. Бог же покарает! Не мы освобождали, а нашими руками Господь, так что дай на храм!

Не много, но суммарно получилось собрать почти тысячу марок только «пожертвованиями». Не много, так как любой выкуп обошелся в десятки раз большими потерями для родственников. Но и нельзя было создавать такой ситуации, когда Братство обвинят в «плясках на костях». И так на грани этого ходили.

— Если бы от моего мнения зависел исход дела, я бы предложил приступ, но лукавый. Начать переговоры, даже начать что-то делать для этого, например, отпустить один корабль латинян в знак доброй воли. Далее нужно посмотреть на состояние заложников, увидеть их, ну и после… думать нужно, — сказал я, посмотрев на командира варяжской стражи Ивара Бьернссона.

С Иваром мы нашли общий язык. И дело не в том, что мы оба сносно общались на греческом, а в том, что имеем похожие подходы к решению проблемы. Скандинав, условно православный, но по сути, язычник, принявший восточное христианство, чтобы только быть угодным императору, оказался очень даже воинственным. Он не питал, по крайней мере мне так показалось, особого пиетета перед европейскими королями, или же перед церковью. Только честный найм и честное исполнение своих обязанностей.

Там, у Венецианского квартала, именно его воины стали сменять мои отряды и сразу же выстраивать оборону, выставляя телеги и громоздя баррикады. Там же нам получилось и поговорить. Вся варяжская стража, состоявшая из многих скандинавских, что удивительно, и нескольких русских, отрядов, была пехотой. Вот только тут попробуй назови этих вояк уничижительно «пешцы». Во многом, именно отдельные отряды были сплочёнными коллективами и сработавшимися группами бойцов.

Такие отряды и нужны будут в нашей общей с Иваром задумке. Конечно, именно я больше предлагал, имел опыт контртеррористической работы, но Ивару все было понятно и вполне дельные замечания шли и от него.

— Василевс, дозволь позже показать тебе наш план! — без разрешения императора, но крайне вовремя, встал со своего места Бьернссон и стал говорить.

Он понял, почему я замялся и уходил от прямых вопросов. Нельзя прямо здесь озвучивать суть придуманного нами плана. Венецианцев не просто предупредили о том, что должен состояться погром их квартала и флота, им существенно и дельно помогали. Как можно спланировать похищения, да еще привязать их по времени, чтобы взять столько много заложников? Только если четко знать, что император со всей своей свитой будет на ночном бдении в Софийском соборе, что является обязательной частью церемонии перед венчанием.

Я, например, не знал, когда это бдение будет и где. Предполагалось, что на следующую ночь бдение состоится в дворцовой церкви. И вот, когда многих глав семейств не было дома, когда охрана вельмож и самого императора сконцентрировалась у Святой Софии и в целом в историческом центре города, на набережной у Золотого Рога, и случилось то, что случилось.

Тот, кто разрабатывал план, владел информацией, как сказали бы в будущем, «инсайдерской». И я даже догадываюсь, от кого именно исходило предательства. Я чувствую подвох… вот хочется сказать, что в нобилиссиме Никифоре, которого все еще считаю своим врагом, но Дионис… В нем еще больше червоточин.

— Я выслушаю вас после Совета, — сказал император, обращаясь сразу и ко мне и к моему… подельнику Ивару.

Я стал еще раз прокручивать в голове план действия, а василевс продолжил собрание, уже не обращая внимание ни на меня, ни на командира варяжской дружины.