Интерлюдия
Боброк прибыл в Кокшаров, городок, что был захвачен союзным войском под началом Муромского князя Глеба Ростиславовича. Вот только основное войскоушло с частью добычи, оставляя в городке лишь войта-управляющего и необходимое для обороны число ратников. Ранее Боброк был в войске младшего воеводы Никифора, и они так же знатно пограбили черемисов, приводя их к покорности. Но это было южнее Кокшарова.
Причиной визита одного из приближенных к воеводе сотника, было то, что Никифор послал молодого витязя-брата организовать сообщение между двумя фортпостами Братства на чухонской земле. Но была иная, тайная миссия прибытия Боброка. Он должен был проинспектировать Богояра, ставшего войтом Кокшарова. Никифор узнал, что много из захваченного добра, Богояром не было отправлено в Воеводино.
Что это? Новая измена отца воеводы Братства? Сам Владислав Богоярович не особо доверял своему родителю, просил присмотреть за его поведением. Вот и присматривали.
И что увидел Боброк, когда прибыл в городок? А то, что тут, под флагом Андрея Первозванного творится сущий вертеп. Воины набрали по две, а то и три наложницы из местных родов, пользуют девок чуть ли нена улицах городка. Брага и мед настолько часто употреблялись, что запах напитков не успевал выветриваться из помещений и щипал глаза, входя в горницы.
В сам городок Боброка и полусотню, с которой он прибыл, пустили без особых проблем, хотя было видно, что радушного приема не будет. Витязь входил в город, будто к врагу в гости, а не к своим братьям. Богояр же не соизволил даже выйти из своего терема, когда прибыл более статусный человек в Братстве. Все же Боброк — витязь, а Богояра окрестили иноком-воином, пусть и войтом города Кокшаров.
— Чего явился? — спросил Богояр, с порога проявляя недружественную встречу.
Тон войта был настолько уничижительным, что витязь чуть было не выхватил свою саблю, которую, следуя примеру воеводы Владислава, стал предпочитать мечу.
— Как ты меня принимаешь, войт? — стараясь все же сдерживаться, спросил Боброк.
— А мне что, еще дорожку песочком посыпать тебе, отрок? Али в пояс кланяться? — усмехнулся Богояр.
Боброк растерялся от такой наглости и презрительности в свою сторону. Витязь судорожно продумывал варианты развития событий, вернее как именно уйти из города с наименьшими потерями. Было понятно, что его провоцируют на агрессивные действия. Возможно, Богояр рассчитывал после обвинить именно Боброка в неадекватном поведении.
Оглядевшись вокруг, обведя просторную горницу взглядом, витязь насчитал сразу восемь ратников, в то время, как за дверью витязя дожидались только трое бойцов его ближнего десятка. И даже такие цифры не испугали бы Боброка, случись нужда вступить в бой.
В последнее время витязь сильно поднаторел в воинском искусстве, а используемая, удивительно удобная, конструкция сабли, даже предполагала небольшое преимущество перед мечом, вот только Богояр… Войт был сильным бойцом, очень сильным, техничным и опытным. Не факт, что Боброк смог бы справиться с одним только войтом.
Хотя, какой он нынче войт? Все поведение Богояра говорило о том, что отец воеводы Влада предал Братство.
— Скажи, войт, а почему ты предал вновь? — напрямую спросил Боброк, пытаясь прощупать настроение присутствующих бойцов.
Нет, они не пошевелились, их не смутило то, что Богояр вероятный предатель, значит воины осознанно тут и не станут колебаться, если встанет вопрос о выборе стороны. Нет, не Братство они станут защищать, эти ратники прибыли когда-то с Богояром, ему лично преданы. Но смущало то, что стяг организации реет над теремом. Так что это? Флаг Братства на месте, но войт свою политику решил проводить?
— Что, витязь-брат? — Богояр усмехнулся. — Свои возможности оцениваешь? У волчат зубки режутся, на волков смотрят с вызовом?
— Просто отпусти меня и все, — решил Боброк попробовать договориться.
— А я и не держу тебя, — Богояр развел руками. — Иди!
Что-то тут было не так. Просто отпускать? Но Боброк по-любому расскажет все, не понимать этого войт не мог. Или же Богояр решил уничтожить всю полусотню на выходе, чтобы никто не знал в городе о случившемся?Значит, тут есть лояльные Братству люди. Потому и флаг не снят.
— Почему, Богояр? Владислав же твой сын? — чуть пятясь назад, спросил Боброк.
— Сын? — встав с лавки, будто разбуженный буйный медведь-шатун, кричал Богояр. — Думаешь, что я не знал своего сына? Сердце мое не знало сына? Он не мой сын! Он бесовской, али еще кто, но не Влад! Мой сын иначе ходил, иначе думал, поступал, Бога и меня боялся. Такое в одночасье не проходит. Он не мой сын!
Боброк аж пошатнулся, причем не понять от чего больше: от того, что и сам замечал во Владиславе Богояровиче много несоответствий в повелении, сравнительно обычного, или даже необычного, мужа, или от того, какой напор и энергетика шла от Богояра. Отец знает своего сына, может только чуть меньше, чем могла бы знать мать.
Разум витязя помутился. А не служит ли он Лукавому? Может так быть, что сам Нечестивый опутал разум Боброка и многих других людей? Все может быть.
Витязь потряс головой, приходя в себя. Нет, не может быть! Нечестивцу нет доступа в храм, а воевода постоянно там бывает, молитвы знает, осеняет себя крестом. Нет, Влад если и необычный, то прислан Богом. И не ему, Боброку, сомневаться в решениях Господа.
— Значит так, витязь-брат, — в этот раз чин Боброка прозвучал особенно уничижительно. — Он не мой сын, я не его отец. Я остаюсь здесь и пусть выстраивает свои отношения со мной, как с чужаком. Крепость не сдам ему. Бойни мне не нужно, тут есть те, кого ты заберешь с собой.
— Значит, все же отпустишь? — удивился Боброк.
— Да. И мехами стану торговать по совести. Оплатой будут брони, они у вас знатные, а еще оружием и зерном. Тот Влад, который нынче тобой повелевает, он оценит предложение. Присылать сюда войско не нужно, встречу сурово. Камнеметы, горящая вода, всего у меня хватает, а будет еще больше, — Богояр усмехнулся.
То, что этот Влад не похож на того, кого он знал, Богояр понял давно. Но отец искал черты характера, проявления особенного поведения сына в новом человеке. Нет, тщетно. Более всего злило, раздражало, унижало Богояра, что он, как отец, не только потерял свою власть над собственным сыном, но и был унижен, казалось бы, наследником.
Послать сюда, в эту глушь, показывать всем и самому Богояру, насколько сын не доверяет отцу? Разве есть на Руси такой человек, что станет позволять с собой подобным образом поступать? Богояр не мог позволить. Однако, будучи человеком не глупым, мужчина выжидал. Сперва он искренне надеялся на то, что Влад одумается, примет власть отца. Пусть это не была бы должность воеводы, даже витязя, все эти названия ничего не значат, но Богояр хотел быть рядом с сыном и шептать ему в ухо решения.
Он ушел бы из Братства, когда уже окончательно разуверился подняться в этой организации, вот только в Галиче, где у Богояра была и земля и солеварни, сменилась власть. Все стало принадлежать Ивану Ростиславовичу Берладнику. И за это еще злился Богояр, что его имущество стало разменной монетой между Владом и Иваном Ростиславовичем. Да, Богояр хотел оставить сыну все, но это было бы решение его, отца, а не сына.
И все равно, предавать в очередной раз было сложно. Богояр разбивал костяшки пальцев в кровь, ударяя в стену, он кричал, он заливался брагой до потери сознания, но не мог найти выход из положения. Унижение, при обостренном чувстве собственной значимости — это страшная сила, способная менять отношение даже к ранее важным делам. Может быть, и поэтому Богояр убедил себя, что не предает сына, что не сын это вовсе, а бес, вселившийся в тело умершего Влада.
— Ты заберешь тех мужей, что не захотели быть со мной, хотя я даровал им и женщин и мед и сытную жизнь. Бери их, такие в Братстве пригодятся. Но и с двумя сотнями я защищу город, ты это понимаешь. Мало того, уже скоро тут будет построены еще две крепостицы. Я отдам тебе розмысла, что выдумал такие укрепления, он строптивый, не захотел работать со мной, но крепости я и сам построю. Тысяча воинов станет тут находится, не нужно сюда приходить, — сказал Богояр.
Потом были слова о том, что торговля возможна, что он не враг Братству. Из всего сказанного, Боброк понял еще одно — Богояр не один, за ним стоит серьезная сила, иначе было бы никак не удержать город, и Братство уже через полгода взяло бы обратно крепость.
Боброк, покидая город не солоно хлебавши, сильно переживал и корил себя за нерешительность. На самом деле, из почти что четырех сотен воинов Братства, предателями оказались меньше половины, остальные были готовы уйти, ну или биться с отступниками, ядро которых составляли люди, лично преданные Богояру.
Можно было дать бой. И пусть это было бы кровавое побоище, но с большими шансами на успех. Успокаивало только то, что решение уйти было продиктовано в том числе важными обстоятельствами: после любого исхода усобицы, местные взбунтовались бы и крепость было бы просто некем защищать. Так что уход, все же, наиболее верное решение. А дальше… Боброк пообещал, что еще вернется и обагрит кровью Богояра свою саблю.
Сам же Богояр, ждал новгородцев, которые обещали прислать не менее трех сотен воинов в крепость. Мало того, там, в Великом Новгороде, решается вопрос о том, чтобы воспользоваться ситуацией и встать над всеми черемисами, выгоняя Братство с региона. Чухонцы разбиты, они уже не способны собрать большое войско, а водное сообщение черемисов с Булгарией прервано строящимися крепостями, так что самая сложная и грязная работа сделана, можно нагло воспользоваться ее плодами.
Те новгородцы, что были доставлены пред светлые очи войта на следующий день после взятия крепости, онии сделали очень заманчивые предложения. По сути, промысловики-купцы обещали Богояру стать удельным князем этих земель, отправляя лишь часть дани в Новгород.
А он, мнивший себя князем, решил пойти дальше. Богояр многое увидел в Братстве. Например, систему обучения, казалось вообще необучаемых людей. Так что можно создать свое войско, чтобы стать вовсе самостоятельным. Тут хорошо бы торговать с Братством и он сделает все возможное, чтобы торг шел за оружие и броню.
— Нельзя, Алексей, сам не понимаешь? Нам здесьнужны все силы, — усталым голосом объяснял младший воевода Никифор.
— Это предательство! — выкрикнул Алексей и встал с лавки, чуть было не опрокинув массивный дубовый стол.
Мебель зашаталась, встретившись с мощной фигурой родственника воеводы Братства. А вот стоявший на столе стеклянный кубок упал, покатился на пол и разбился. Никифор осуждающе покачал головой.
— Сядь! — отринув вид уставшего человека, жестко сказал младший воевода. — Ты понимаешь, что без воинов мы, и Владислав Богоярович с нами вместе, потеряем все, вообще все. Давай лучше обсудим, что делать дальше, выставлять ли воинов сейчас, на Выксу и Муром или занимать оборону.
Алексей взял себя в руки и обратно сел за стол. Воин демонстративно громко и резко пододвинул к себе горшок с гречкой с тушенным мясом, после стал молча есть.
Алексей понимал, что частью, может даже и большей, младший воевода Никифор прав. Но эмоции требовали исполнения даже безумных приказов Владислава Богоярович. Вокруг одно предательство. Коварство Богояра, сведения о котором пришли три дня назад, сильно выбило из себя Алексея. Ему даже стало жалко своего племянника, которого вновь предал отец. Алексей и сам чуть не поверил в то, что Богояр изменился. Но люди не меняются, меняются только обстоятельства.
Большое войско мордвы выдвинулось в направлении Рязани и Пронска уже как две недели назад. На помощь союзникам уже тогда были посланы пять сотен воинов Братства. И все бы хорошо, против шеститысячного войска мордвы, Рязань с Муромом смогли выставить сразу же две тысячи воинов, да еще и началась мобилизация. Некоторые воины были отпущены для устройства своих земель, вот их и возвращали.
Учитывая помощь от Братства, а еще и более качественную экипировку, опыт и выучку, православное воинство должно бить мордву. И вообще было непонятным, на что рассчитывали мордвины. Одно дело, если бы такой большой набег случился осенью, так хоть урожай можно было отобрать у крестьян. А так… Города же выстоят, а после Русь соберется и пойдет наказывать, жестоко наказывать.
Все стало понятным и ясным, когда сегодня утром пришла еще одна новость, ставившая все на свои места и доказывающая, что враг далеко не всегда глупец, а чаще, так и наоборот. Пятитысячное булгарское войско осадило Новгород на Волге. Волжским мусульманам не удалось сходу взять эту, уже в основном достроенную, русскую крепость, но в Новгороде защитников не более четырех сотен. А еще булгары увели в полон почти половину мастеров-строителей, которые не успели спрятаться за стены города.
Так что получалось, что на юго-восточную Русь шла комбинированная атака и можно ожидать чего угодно, хоть бы и восстания черемисов, или же приход обиженных половцев. Воины Братству нужны тут! Свои земли нужно же защищать прежде, чем захватывать иные.
— Убери чувства, Алексей, и согласись с тем, что только мы здесь и сейчас можем решить проблему, нельзя уходить. Если падет Муром, мордва придет к нам, в сердце Братства. А еще падет Выкса, — уже спокойным голосом объяснял Никифор.
— Ты послал вестовых в Курск? Именно там нынче войско великого князя, — спрашивал Алексей.
— Киевляне не могут взять Курс и Брянск, там отчаянно бьются последние бояре Ольговичей. Сильно Изяслав Мстиславович не поможет. Ему добивать нужно Давидовичей. Но я послал и к хану Аепе и князю Андрею Юрьевичу во Владимир, — отвечал Никифор.
— Андрей тоже не придет. У него замятня с Новгородом Великим. Владимирский князь уже в Торжке должен быть, ну или брать его силой, — несколько обреченно говорил Алексей.
— Ты сам на все вопросы отвечаешь. Когда мы разобьем булгар, убежит и мордва зализывать раны, вот тогда можно и немедля отправляться по повелению воеводы Владислава Богояровича, — сказал Никифор и так же, как Алексей ранее, придвинул к себе порцию еды.
— Как все вокруг навалилось. Мы что, Господа прогневили? — разведя руками, недоуменно спрашивал Алексей.
Никифор не стал комментировать такое высказывание, по мнению младшего воеводы, оно на грани богохульства. Опытный, уже поживший на этом свете, воин он прекрасно знал, что пути Его неисповедимы и порой вообще не понять, куда могут вывести проблемы и тяготы, может быть к новой ступеньке к силе, а, может, и наоборот случиться, и ступень будет вести не вверх, но вниз.
В горницу терема воеводы, где и общались два, на данный момент, главных лица Братства на Руси, влетела растревоженная Марта. Молодая женщина была ключницей у воеводы, а еще и личной помощницей жены воеводы, Марии, хозяйки терема. Теса-Мария, чей беременный живот уже немного просматривался, милостиво дала временный кров Алексею и его жене, Улите. Дочь убитого боярина Кучки приехала к своему мужу, наверное, чтобы отчитать того за недостаток внимания к семье.
— Там! Там! — задыхаясь от отдышки, пыталась сказать Марта, указывая в сторону женской половины терема.
— Ну же, что там? — спросил Никифор.
— Там служанка боярыни Тесы-Марии с пеною у рта корчится от боли в животе, — выпалила ключница.
— Что с Марией? — в унисон выкрикнули два мужчины.
— Рвет ее сильно! — сообщила Марта.
Никифор решительно встал из-за стола, подошел к распахнутой двери в горницу и во все горло закричал:
— Никого не выпускать, кто выходил сегодня за пределы города, изловить!
Никифор замолчал, задумался. А после решительно подошел к Алексею.
— Сдай свой меч, Алексей! — потребовал Никифор.
— Ты ополоумел? — выкрикнул воин, жестко посмотрев на младшего воеводу.
— Ты не подчиняешься моему приказу? –не менее решительно спросил Никифор.
— Да объясни, почему я? Ты думаешь, что Марию отравили, и это я? — удивленно, несколько сбавив тон, спросил Алексей.
— Не ты, но…уж прости, я подозреваю среди прочих жену твою, Улиту Степановну. И ты можешь из-за нее натворить глупостей, — сказал Никифор.
Вот мне интересно, а много ли таких людей, которые могут похвастаться, что провели собеседования с тысячей человек меньше чем за неделю? Думаю, что подобных кадровиков в далеком будущем не так много. И что говорить про нынешнее суровое средневековье? А я… ладно, пусть мы… это сделали.
Я принял решение, что буду лично, на худой конец, прибегая к помощи тех братьев, кому доверяю, разговаривать и тестировать кандидатов на вступление в Братство. Цели такого мероприятия разные. Так, мне не нужны откровенно криминальные элементы, которых можно заподозрить в связях с теневым миром большого города. Пусть отправляются к черту и те, кто посчитал главной целью вступления в Братство наживу. Нет, материальный вопрос, он всегда важен, но в такой организации, как мой православный Орден, кроме денег, должна быть идеологическая надстройка, основанная на религии.
А еще я пытался выявить явных шпионов, которых, как оказалось, десятками засылали в мою организацию, в Константинопольский филиал Братства. Это были и представители партии «зеленых», начавших действовать и вокруг меня, по крайней мере, пытались устроить какие-то делишки, установили слежку, Шпионить хотели и европейцы. Я выявил четыре скрытых католика.
Кстати, комично выявил. Все кандидаты читали «Символ веры». Каково же было мое изумление, какименно некоторые кандидаты в послушники прочитали молитву, в которой святой дух исходит из Бога-отца, а ещё и от Иисуса. Это католическое филиокле. А после, когда нужно было осенить себя крестом, у таких вот ряженных «православных» рука дергалась, хотела перекреститься обычным образом, как привыкла.
Так что работа эта была очень важная, и с ней мне помогал Стоян. Его думаю ставить на внутреннюю службу безопасности. Уже понятно, что при выходе на европейский и византийский простор, Братству нужна бдительность, чтобы выявлять шпионов, да и просто неблагонадежных. Вот никогда я не любил «особистов», но ведь без них никуда.
— Ну, что скажешь? — спросил я Стояна, когда счетпрошедших собеседование кандидатов на вступление в Братство перевалил за восемьдесят, и я решил взять паузу.
— Из тысячи двухсот пятнадцати человек, оставить меньше тысячи, а еще и половины не просмотрели людей — это какой-то гнев Божий. Легче под стрелами стоять, чем вот это все… душу у людей выворачивать, — с раздражением говорил Стоян.
— А ты привыкай, витязь-брат, скоро только тебе этим заниматься. Не досуг мне, воеводе, разбираться в душах тысяч воинов, — сказал я, протягивая руку к чаю.
Нет, конечно, это не был классический чай, а лишь какой-то травяной сбор, но вполне сносный, с кусочками сушеных фруктов, дорогой напиток, между прочим. Но меня обуревала такая тоска по чаепитию, или по кофепитию, хоть бы и по какао, что не важен сам напиток, важнее некая церемония, мысли и философское состояние, когда вкушаешь ароматный горячий напиток. И почему-то сбитнем, или квасом, взваром, я не могу покрыть эту потребность, а вот заваренным сбором,получается.
— Я не стану тебе говорить, воевода, насколько не хочу этим заниматься, ты и сам все знаешь. Я просто сделаю, как надо. Тем более… Ты уже меня витязем нарек? Так? Али мне почудилось? — последние слова Стоян спрашивал с хитрым прищуром.
— Не почудилось, — с улыбкой отвечал я. — Кстати, будь немного осторожен, армяне — народ весьма замкнутый и строгий к жизни. А ты бегаешь к одной… Мне ссоры с армянской общиной не нужны.
— Я понял, воевода, я решу это проблему, — решительно, не без обиды в голосе, видимо за то, что я влез в его личную жизнь, сказал Стоян.
— Еще, мне тут птички принесли сведения, — подражая тому, как в известном сериале говорил евнух Варис, сказал я. — Венецианцам стало известно о том, что их скоро будут убивать. Нужно организовать охрану всех наших складов и приставь свой десяток, ненавязчиво только, охранять, ну или следить за княжной. Знаю, что ее охраняют, но эти охранники мне кажутся слабоватыми.
— Будет сделано, — сказал Стоян.
— Ладно, послезавтра свадьба, нужно выспаться. Давай… — я не договорил.
Где-то на грани слышимости я распознал звуки боя. Удар металла об металл, выкрики, топот копыт по мощенным камнями дорогам.
— Быстро узнать, что происходит! — приказал я, вставая со своего стула и направляясь в угол комнаты.
Стоян со скоростью пули выбежал из моего временного жилища. Когда он раскрыл дверь, направляясь по лестнице на улицу, звуки боя стали еще немного отчетливее. Можно было вырвать бычий пузырь, который тут служил окном, тогда возможно понял, откуда звук, но я спешно облачался в свои доспехи, брал тул с арбалетными болтами и после спешно взводил все три тетивы на своем скорострельном арбалете, сделать который удалось только тут, в Константинополе. Все же мастера в Византии пока что отличные, вот с такими мне бы поработать.
Я выбегал на улицу, только лишь на пару метров опережая воеводу Димитра.
— Откуда звуки боя? — на ходу спросил я.
— Усадьба княжны и Ивана Гривня, — сказал великокняжеский воевода.
Я выругался. Почему оттянул отдать приказ обдополнительной охране Евдокии Изяславовны? Но не время для рефлексии.
— Отправляй всех своих конными к европейскому кварталу, пусть перегораживают дороги и костьми ложатся, но не пускают венецианцев к себе. Там они закроются и станут требовать с императора за его невесту невесть чего. Мануил может и пожертвовать невестой. Быстро! — кричал я на Димитра.
— А ты чего тут раскомандовался? — не так, чтобы решительно спросил великокняжеский воевода.
— А ты взаправду решил, что время выяснять отношения? — кричал я.
Выбежав во двор, и я и Димитр стали сыпать приказами. Все же деятельный он командир. Воевода казался уверенным, строгим и требовательным, ратники великого князя, та их часть, что была рядом с гостиным домом, где проживала русская делегация, спешно отправлялись в сторону венецианского квартала. Мои воины так же подняты по тревоге и часть из них, дежурные два десятка, уже ускакали, чтобы перегородить всего-то две дороги, которые вели к компактному проживанию европейцев в Константинополе.
— Не успели! — с досадой выкрикнул я, когда увидел, как усадьба, где отдельно проживала княжна Евдокия, стала разгораться.
Я рванул к усадьбе, только лишь отдав приказ найти моего цезаря, нового фаворита среди коней, необычайного, выносливого, казалось, что разумного, как человек. Подбегая к усадьбе, я окинул взглядом окрестности. Ворота были настежь раскрыты, а возле них лежало не менее десяти тел охранников невесты императора. Уже зазвенели церковные колокола, начинался сущий хаос на улицах, а я, ударяя своего коня по бокам шпорами, летел в сторону Венецианского квартала. Никто не смеет обижать русскую княжну!
Взбегая по лестнице, опережая иных воинов, рванувших вслед за мной, я думал: а что, если уже поздно и ее убили? Тогда я буду зубами глотки грызть исполнителям и всем заказчикам, успокоюсь только когда увижу лужу крови венецианского дожа.
Становилось сложно дышать, угарный газ быстро заполнял все помещения каменно-деревянного дома, даже те, где пока не было огня.
— Сюда! — выкрикнул я, заметив в одной из горниц лежащего Ивана Гривня.
У русского посла была разбита голова, но он дышал, вдыхая дымы. Сколько так мог прожить? Пять минут? А после угореть? Бойцы быстро взяли Ивана и понесли его во двор. Он очнулся и начал бормотать: «Они забрали княжну!»
Понятно было, что Евдокии тут нет, но я все равно оббегал все комнаты, доверив такое занятие другим воинам, но на другом крыле здания. Минута, не больше, времени все займет, как раз хватит, чтобы как-то сориентироваться ратникам, и привести моего коня к усадьбе.
— Ты кто? — удивленно спросил я, когда зашел в одну из дальних горниц и увидел там мужика.
— А-а-а! — заорал мужик и рванул на меня с мечом, конструкции, похожей, как я видел у венецианцев. — Фанкуло!
А вот маты на итальянском, как и немного сам язык, я знал. Бросив взгляд на массивный сундук с серебряными гривнами, изделиями из серебра и золота, я даже успел удивиться, насколько же велика человеческая алчность, как она может полностью поглотить сознание, притупляя чувство самосохранения и даже страх перед смертью. Этот явно был в числе тех, что украли Евдокию, но, завидев богатство, решил забрать его. Вот только тяжела ноша оказалась, и преступник пихал драгоценности себе за пазуху и в штаны, не имея возможности унести весь сундук.
Этот фактор и сыграл главную роль в моей быстрой победе. Противник оказался неподвижным и сабля в моих руках рассекла дымок, устремляясь к голове мородера.Есть, убит.
Не теряя времени, я побежал вниз, чтобы теперь уж точно сесть в седло и спешить на поиски Евдокии. Жаль, что она не спряталась где-то в доме, я проверил все или почти все, не убита, так как не увидел я мертвого красивого женского тела. Значит, все-таки увезли. Нужно было проверить дом, а теперь необходимо мчаться быстрее ветра, но догнать похитителей, или убить всех в Венецианском квартале, если я опаздаю.