Гридень. Начало

Глава 15

Киев — мать городов русских! Что-то здесь не так, ну, не может Киев быть матерью. Отцом мог, да и то, когда это было! Нынче-то, скорее, отчим. Или так, мамкин сожитель.

Принципиально не понимаю, почему за этот город уже столько споров было, а еще больше распрей впереди. Да, относительно большой город, много купцов, много монастырей и церквей. Еще эти Золотые ворота, они, действительно, красивы, блестят, отливаясь позолотой. Вот же черт. Пытаюсь себе доказать, что ничего здесь и нет интересного, но только убеждаюсь в обратном.

Да! Киев стоит того, чтобы за него бороться! Этот Киев, пока еще не подвергшийся разорению и разрушению.

И биться нужно именно за город, а не за людей, которые в нем обитают. По крайней мере, мне киевляне казались слишком надменными, злыми. Некоторые стереотипы об этом городе и его жителях из будущего я, наверное, перенес и в это время. А может быть и нет.

Ни одной улыбки я не встретил в Киеве, не одного приветствия. Ладно, относительно нас, незнакомцев, так и вовсе ни детского смеха, ни заливистого гоготания смущенных парнями девиц. Какие-то все хмурые, насупленные, будто вот прямо сейчас готовы достать нож и проверить мою кольчужку на прочность.

Долго наслаждаться видами церквей, среди которых преобладали каменные строения, нам не дали. Почти сразу, как только мы въехали через Подольские ворота в так называемый город Владимира в направлении Софийских ворот, сразу же были оцеплены не менее, чем двумя сотнями ратников Киевского князя Всеволода Ольговича.

Мы, десяток новиков, шли в центре построения, будто охраняемые иными ратниками. Такое тут отношение к новикам — берегут нас. Но и с центра обоза было видно, что состоялась отнюдь не дружественная встреча.

— Теплый прием, — пробурчал я, поправляя свой меч.

— А как иначе? Боевая сотня зашла в стольный град. Мало ли, какие мы тати, — логично размышлял вслух Боброк, гордо восседавший на коне по правую руку от меня.

Я повернулся и посмотрел за спину. Следом за нашим десятком новиков шло две телеги, в большей степени груженые оружием, и в меньшей степени одеждой и едой. Хотелось взять копье и вооружить древковым оружием всех новиков. Если придется прорываться, то лучше с копьем наперевес.

— Спиридон, ты ж ученый дьяк, что ждет нас в этом граде? — спросил я у Спирки, не особо рассчитывая на аргументированный ответ.

— Князь выслушает, токмо рассчитывать на что доброе не стоит, — сделал свое экспертное заключение Спиридон.

Не хотелось расставаться с дьячком. Однако, он все равно намерился отправиться на митрополичий двор и там просить рукоположения. Наивно, конечно, но мало ли и получится. И тогда мы с ним расстанемся. Служить при митрополите мне как-то не хотелось. Да и говорят, что сильно слаб владыко Михаил.

— Князь приказал никому не дергаться, не лаяться с дружинниками, вести себя тихо, — начали шептаться по всей протяженности нашего поезда, передавая таким образом приказ.

Пройдя часть Киева, под названием «город Владимира», вот в таком сопровождении, или точнее под конвоем, мы минули и Софийские ворота, вышли на Коснячков двор и направились в сторону купеческих усадеб. Вот здесь нас и оставили. Между местом, которое называлось Путятин двор, и купеческими усадьбами стояли в ряд три небольшие усадьбы, которые и стали занимать наши воины.

Я не совсем понимаю, зачем нам вообще нужно было входить в город. Расположились бы лагерем у Киева и в частном порядке, кому нужно, могли бы сходить в город. Но, здесь, конечно же, решать князю.

В чем, несомненно была выгода от местоположения, так в том, что совсем рядом, уже за занятыми нами усадьбами, располагались дома киевских купцов. Нужно как-то продавать часть нашей добычи, да покупать добрые кольчуги, мечи, более привычную русскую упряжь на коней. Так что в планах уже завтра, если будут позволять обстоятельства, заняться этим вопросом.

Поселили нас во дворе, на свежем, на самом деле не очень, воздухе. Хотелось возмущаться, может с кем и поссориться, но решил не обострять, да и новики спокойно восприняли то, что мы ночевали не в доме, а во дворе усадеб. Стояла прекрасная майская погода. Это я где-нибудь в Питере или в Москве не решился бы, без особой нужды спать на воздухе. А тут очень даже комфортно. Впрочем, как и до этого в походе: лег на шерстяную подстилку, укрылся шерстяным плащом, седло или узелок с пожитками под голову — ляпота.

В княжеских палатах, роль которых сегодня исполнял терем на Брячеславовом подворье, сидели три основных действующих лица, а еще по углам стояли киевские дружинники, исполняющие роли второго плана, даже более статичные. Могло сложиться впечатление, что Всеволод Ольгович слишком, даже неприлично много уделяет внимания собственной безопасности. Впрочем, так оно и было.

Болезненный старый князь цеплялся за жизнь, возможно, опасался Божьего суда и то, что он попадет прямиком в Ад. Так что князю сильно хотелось оттянуть время встречи с чертями и огнем.

Киевский князь Всеволод Ольгович даже не пытался показать, что ему интересен тот спор, который затеяли два других действующих лица в княжеских палатах. Он лишь отбывал должное, но копил в себе злость на то, что не за столом сейчас трапезничает, а слушает перебранку двух мужчин, ведущих себя, словно дети.

— Ты нарушил клятву, Богояр. Али есть что сказать в свою защиту? — зло спрашивал Иван Ростиславович, князь без княжества

— Иван Ростиславович, а ты почему меня старшим сотником не назначил? Отчего замлей не отблагодарил, когда я привел тебя в Галич, когда Я сговаривался с горожанами, — высказывал свои претензии сотник Богояр.

— И все же ты предал, — разочаровано констатировал Иван Ростиславович.

— Бог отвернулся от тебя, а мне не по пути с тем, кого ОН не привечает, — нашел еще одно оправдание своему скверному поступку Богояр.

— Что ты говоришь, предатель? Ты ЕМУ клятву дал, а он подвиг тебя нарушить слово? Гореть тебе в Аду за ложь и предательство, — распылялся Иван Ростиславович.

— Все! — вдруг грозно сказал Всеволод.

Богояр и Иван Ростиславович синхронно повернули головы и посмотрели на Киевского князя, того, кто сам занимал стольный русский град по оспоримому праву. Всеволод Ольгович встал, подошел к Богояру.

— Ты, боярин, на Рюриковича лаешься! Не добро сие, когда природных князей не чтят, — сказал Всеволод и пошел в сторону уже Ивана Ростиславовича.

— А ты князь… Я знал еще твоего отца, князя Перемышля. Он знатно сдерживал мадьяр и торков, не пусчал их на Волынь и Киев, — слова Всеволода звучали обнадеживающе.

Впервые, после прибытия в Киев, Иван Ростиславович понадеялся на то, его вопрос будет решен благоприятно. Тонущему свойственно хвататься за соломинку.

— Но ты оказался недостоин своего отца, — обрушил все надежды гонимого князя Киевский Всеволод. — Что ты мне в дар привез? Добрый меч с самоцветами? Десяток шкур рухляди? Этого мало.

— Я не хотел оскорбить тебя, великий князь, предложением серебра, — Иван явно растерялся.

Всеволод Ольгович рассмеялся. Иван Ростиславович уже хотел ударить кулаком по столу, но увидел, как синхронно дернулись охранники князя. Такая реакция рынд охладила пыл князя без княжества.

— Оскорбить серебром? Владимирко оскорбил меня пятью сотнями гривен. Ха! Ха! — Всеволод начал смеяться, но закашлялся и продолжил говорить только после продолжительной паузы. — Что, Иван, ты проиграл? Пошто пошел в Галич не спросив меня?

— Великий князь, он еще сына моего силком удерживает, — словно малый ребенок пожаловался Богояр.

— Не сметь говорить со мной, когда я того не желаю! — вызверился киевский князь.

Несмотря на свой грозный вид, Всеволод Ольговичбыл в некоторой растерянности, от того сильно нервничал. Ему бы сейчас поесть, да вина выпить, а он тут, с этими разбираться должен. Да, можно даже казнить Ивана Ростиславовича, нашлось бы за что. Вот только, есть те, кто только ждет повода для очередной смуты.

В Смоленске изрядно набрал силу Ростислав Мстиславович, один из внуков Владимира Мономаха. И пусть везде говорят о том, что Ростислав не воинственный, даже слишком полагается на мнение народного вече, но смоляне смотрят в сторону Киева и обязательно узреют, если Всеволод начнет лютовать и, к примеру, по византийскому обычаю, ослепит Ивана Ростиславовича.

Есть еще князь Юрий Владимирович — этот вообще сын Владимира Мономаха, бывшего некогда грозного киевского хозяина. Еще недавно казалось, что Залесье — дикий край, где слишком много разных чухонцев проживает. Но именно туда чаще всего бегут люди из южных русских княжеств. Суздальско-Ростовское Опольедает хорошие урожаи, есть чем кормить воинов. Даже ленивый, как говорят многие, князь Юрий и тот может использовать любой повод и прийти под стены Киева.

А еще такую жестокость могут не простить сами киевляне. Они уже не хотят Ольговичей, а Всеволод склонен сделать все, только чтобы киевский стол достался его брату. Киевляне вспомнят отца Ивана князя Ростислава Володариевича, который считался сильным воином, если только случится казнь. А еще сотня воинов в Киеве, которые вряд ли утрутся, если их князя убьют. Будет бойня на улицах Киева.

Об этом размышлял Всеволод Ольгович, посматривая то на сотника от князя Галича, то на князя, бывшего владетеля Звенигорода.

— Отдай сына! — пошипел Богояр, вопреки ранее озвученному требованию Всеволода Ольговича молчать.

Впрочем, киевский князь, явно использовал все свои внутренние ресурсы грозности, которые только оставались, потому не отреагировал на слова сотника, а развернулся и пошел к своему большому стулу, оббитого мягким медвежьим мехом. Все, устал великий князь.

— Он сам у меня остался, сказал, что вызвать тебя на Круг хочет, — отвечал Иван Ростиславович.

— Не верю, как можно супротив отца? — опешил Богояр.

Самое слабое, может и единственное место, у сотника, куда можно было больно бить — его сын. Богояр, оставшись один, без жены, иных детей, считал, что просто обязан дать своему наследнику все и даже больше. Рослый сильный, Владислав имел все шансы стать великим воином, гордостью для отца.

— Ты выйдешь в круг со своим же сыном. Теперича я хочу этого, — зло говорил Иван Ростиславович. — И кто тебе сказал, что Владислав у меня?

— Тот, кто сказал про бой с кипчаками у границ Галичского княжества, — ошарашил князя Ивана бывший сотник его же дружины.

Боромир нагнал один из небольших отрядов бегущих половцев, разбил его и вложил убитому кипчатскомудесятнику стяг, более остальных используемый в Галиче. Эта операция казалось очень удачной, подставляла галичского князя, месть осуществлялась.

— Кто меня предал? — спросил Иван Ростиславович.

— Отдай сына! — чуть ли не выкрикнул Богояр.

Сотник опомнился, посмотрел на киевского князя, ожидая жесткой реакции. Но Всеволод устал, он уже был с кубком ромейского вина, которое предпочитал всем иным напиткам. А еще неожиданно, но великого киевского князя даже начала забавлять перепалка князя с каким-то там сотником, пусть даже этот Богояр и привез большие дары из Галича. Но не от сотника же подарки, а от князя Володимирко.

— Продолжайте! — Всеволод махнул рукой. — Сие презабавно.

— Круга, великий князь, я прошу дозволения на круг, — сказал Иван Ростиславович.

— Неужто сам решил стать с сотником в круг? — удивился киевский князь.

Пусть на Руси княжеская власть и была сильно ослаблена и несколько даже поругана усилением вечевого строя, но князь, причем любой, но природный, все равно был фигурой несколько сакральной. Он от Бога, он имеет право. Если бояре начнут преспокойно биться с князьями, то это, дарованное Богом положение, будет поругано. А еще все скажут, что Всеволод подстроил убийство князя Ивана Ростиславовича. И тут уже не важно, кто победит. Ссориться с Галичем не с руки тоже.

Там мадьяры уже ищут, как бы породниться с русскими князьями, да распространить свое влияние на русские земли. Нет сильных скреп, которые могли бы объединять русские княжества, потому, как считал Всеволод, и слабые скрепы нельзя разрушать. А так де нельзя ставить князя вровень с боярином.

— Князь не станет в Круг, а кто иной — да, пусть. И Бог рассудит, кто правый из вас, — принял решение Всеволод, посчитав, что получится неплохое развлечение.

— Владислав Богоярович и станет, — сказал Иван Ростиславович. — Он мужний отрок, более статями за других воинов.

— Так тому и… — Всеволод спешил закончить весь этот разговор.

— Великий князь, как можно мне в Круг с сыном своим, да еще и отроком? — возмутился Богояр. — Шестнадцать лет тому еще нет.

Всеволод, собиравшийся уже уходить, сглатывая слюну — даже сюда некоторые ароматы княжеского застолья доходили — резко остановился и пристально посмотрел на Ивана Ростиславовича.

— Ты что ж князь возжелал сына поставить супротив отца его, да еще и сын отрок? — вопрос звучал грозно и с явным осуждением.

Иван не опустил голову, не стал вести себя виновато и жеманно, нет, он с вызовом посмотрел на Всеволода, после уничижающего взгляда Ивана Ростиславовича удостоился и Богояр. А еще князь понял, насколько же он опрометчиво поступает. Зачем приехал в Киев? Правды искать, так ее на Руси у князей редко когда добьешься. Вернуть свое Звенигородское княжество захотел? О Галиче можно и вовсе забывать.

Нет у Руси хозяина, того князя, который мог бы своим решением пойти против кого бы то ни было. Где времена славного князя Владимира Святославовича? Наверное, уже с его сына Ярослава Русь начала вступать в череду усобиц и вот таких безвольных князей. Киев что ли силу высасывает у ранее деятельных князей?

Что бы мог увидеть деятельный князь, тот же Владимир Мономах, чьи сыновья еще не все почили? Возможность прибрать к рукам далеко не самое слабое княжество Галича с его солеварнями, прибыльной торговлей с Венгрией, ляхами. Вот как смотрел бы на ситуацию Владимир Мономах, думал, не как избавиться от просителей, а какую выгоду заиметь себе.

Но нынешний хозяин Киева даже не рассматривал перспективу таких приобретений. Значит, и другие земли убегут от него. Взять тот же Смоленск, который в последнее время если не соперник Киеву, все же первый русский стольный град еще силен, пусть и не духом, но серебром, то Ростислав Мстиславович может составить конкуренцию столице.

— Есть кого выставить тебе замест сына сотника? — спросил Всеволод.

— Найду, — сквозь зубы, нехотя сказал Иван Ростиславович.

В этот момент князь более всего хотел сам обнажить меч и покарать преступника, того, кто преступил через клятву, нарушил ее. Ивану было больно думать, что его жизнь резко стала ухудшаться из-за какого-то там сотника.

Уже уходя, сотник Богояр и бывший его некогда князем, Иван, столкнулись у дверей. Как будто специально, но охрана стала выводить двух просителей одновременно.

— Князь, если в Круг со мной войдут Боромир, али Вышата, то великий князь узнает о твоем вероломстве и что более трех дней ты выводил кипчаков к меже Галича, как твои люди убили половецкого бека, все узнают. Ты мне дай Мирона, вот с ним я хочу поквитаться за Агату, — скороговоркой говорил Богояр, пока два врага, это с сегодняшнего дня, уже точно, протискивались в неширокие двери в палаты.

— Ничего не закончиться и если ты одолеешь в Круге. Нынче власть киевского князя слабая, за стенами города ее, почитай, и нет вовсе. Так что хоронись, Богояр. Был ты мне товарищем, стал врагом лютым, — сказал Иван Ростиславович, рванул вперед, лихо растолкал великокняжеских рынд и вышел из палаты.

— Эх, князь… Сам жалею, да поздно, — тихо, только для своего слуха, произнес Богояр. — Но ты еще не знаешь, что ждет тебя тут, в Киеве.