Гридень. Начало

Глава 16

Почти что сладкий сон, был прерван шумами и воззваниями всех десятников срочно идти в горницу князя. Отряд арендовал постоялые дворы, но сам князь Иван Ростиславович решил, видимо, подчеркнуть свой статус и поселился отдельно. Он, со своими телохранителями, занял усадьбу рядом.

Это был так называемый «Путятин двор», лишь частью восстановленный терем с прилегающей огороженной территорией. Не так, чтобы и сильно давно, чуть более тридцати лет назад, усадьба подверглась разорению и опустошению. Еврейский погром, учиненный киевлянами коснулся и тысяцкого Путяты, он хотел урезонить бунтовщиков, считавших евреев, дававших деньги в рост, самим воплощением дьявола. Тогда гнев киевлян был перенаправлен на Путяту. Но терем Путятин добрый, достойный и какого князя.

Позвали и меня, причем, индивидуально, что несколько напрягало. Тут, в этом времени, не так, чтобы было принято спешить и решать дела по ночам. Оттого такая тревога несколько настораживала и, уходя, я приказал всем быть готовым хоть к бою, хоть к бегству. А еще поставил два дозора-секрета, из своих, новиков. Один на крыше гостиного двора, другой рядом с забором, чтобы быстрее увидеть, случить что неладное.

— Спирка, что знаешь? — спешно облачаясь в кольчугу и поправляя пояс, спросил я.

Спиридон сам только часа два назад пришел с Митрополичьего двора. Расстроенный, задумчивый, а местами, так и злой, чего за парнем ранее не замечалось. С ним, таким воодушевленным, таким верящим в справедливость и в собственное предназначение, поступили по-простому, — просто вышвырнули прочь, как назойливую муху. Те же воины-иноки, о которых рассказывал мне Спирка, и выкинули. Теперь его багаж знаний про воинственных монахов пополнился и явно не положительными нарративами.

— Князь Иван Ростиславович был у великого киевского князя Всеволода Ольговича. Болей ничего не знаю, — сказал Спиридон.

Придется с ним серьезно поговорить и мокнуть в реальность головой. А то настроил облачных замков…

Через десять минут я уже был в достаточно просторной комнате, где даже горели свечи — очень дорогая вещь и редко для вот такого простого использования предназначающаяся.

— Богояр — предатель. Я видел его, — без предисловий, начал говорить князь.

Все молчали, слушали. Многие дружинники уже спали, когда пришел сигнал на сбор у князя. Были и те, кто бражничал у себя в горницах, потому с заходом людей в палаты, что занимал Иван, зашел и четкий специфический аромат амбре. Но Иван Ростиславович, строго относящийся к браге в походе, промолчал.

Князь резко чуть развернулся в лево, вправо, выискивая кого-то взглядом, посмотрел на меня и громче прежнего сказал:

— Готов ли ты, Владислав встать в Круг с Богояром?

Вопрос был прямым и, сомнений не было, судьбоносным. Прямо сейчас я выбирал сторону, продолжая зарабатывать авторитет и доверие. К Богояру нежных сыновьих чувств не питал, напротив, часть моего сознания обвиняла этого предателя в том числе и в смерти матери, которую, как раз, я сильно любил.

— Я готов! — решительно сказал я, несколько беспардонно, растолкав других собравшихся, выходя вперед.

Наступила пауза. Да, многие говорили о том, что я, как сын готов идти против отца. Особого возмущения такому факту, я не слышал, но раньше и не было публичного признания в том, что я готов обнажить свой меч против Богояра. А готов ли я? Да! И в этом, несомненно, заслуга именно человека из будущего. Все же у Влада, до моего появления, было очень много фобий, относительно отца. Он был уверен, что никогда не сможет выстоять против родителя. Не сказать, что я уверен на все сто процентов, отнюдь, вместе с тем, отринув все страхи, имею немало шансов выиграть поединок.

И, да, я решил оставаться с дружиной.

— Того не потребуется, — после продолжительной паузы сказал князь. — Но прямо завтра перед дружиной и после в христианском храме, ты поклянешься, что верен мне. Перед всеми богами и Богом нашим Иисусом Христом.

— Как будет воля твоя, князь, — сказал я и поклонился, отходя за спины десятников.

— Воля моя такова, что после выхода нашего из Киева быть тебе десятником, — сказал князь и многие собравшиеся начали шептаться.

Да, я молод, но и статус быть старшим — это так себе, мало чем обеспеченный статус. И такая уступка мне, назначение быть десятником, это что? Боится, что сбегу?

— А будет ли Круг, князь? Не гневайся, но коли кого из предателей встречу в стольном граде Киеве, бить буду нещадно, — сказал Мирон, который так же, как я ранее, чуть вышел вперед.

— Не сметь их бить и задираться! Будет Круг и ты, Мирон, коли не остыл в мести своей будешь биться с Богояром. Но то состоится опосля Пасхи Святой, — сказал Иван Ростиславович и уже не обращая внимание на Мирона, продолжил вбивать новостями собравшихся в уныние.

Нет более надежды на то, что получится вернуть хотя бы Звенигород. И здесь и сейчас решался вопрос: нарушить ли клятву, или поверить князю, что он и далее сможет обеспечивать дружину.

На следующий день мне пришлось приложить немало усилий для того, чтобы привести в чувство Спиридона. Из него, словно вынули стержень. И ранее это был, скорее, «стерженек», хрупкий, может только чуть упрямый, а нынче передо мной предстало существо бесхребетное, слабое и жалкое.

В прошлой жизни приходилось немало видеть молодых ребят, которые стремились на войну с горящими глазами и полыхающим сердцем. Однако, как только молодые бойцы сталкивались с военной реальностью, то почти моментально, не все, но многие из них, потухали. Вместо искры, в их глазах появлялся страх, или вовсе пустота, второе, так страшнее первого.

Так что как и что делать, что именно говорить, я знал.

— Ты станешь полковым, то есть дружинным, священником. Я сделаю для этого все. Но и ты для меня расстарайся, — заканчивал я свой долгий монолог про долг, судьбу, божественное проведение и почетное место во всем этом космосе маленького человека с медным краденым тазом… купелью.

— Я хочу верить тебе. Без службы Господу, мне не жить. В этом все мое, — говорил Спиридон, молодец, хоть не расплакался.

Ненавижу мужские слезы, если только это не слезы радости, когда держишь на руках новорожденного сына. Да, ладно, и дочь, конечно.

— Ты все описал, что у нас, в нашем десятке новиков, есть на продажу? Записал, что нам нужно? Хватит грусти, давай работать! — настала пора уже и немного надавить на Спирку.

— Все. Пять восковых табличек писалом начертал, — словно с упреком, сказал дьячок.

Да, не береста, чаще используются именно что восковые таблички. Мне такой девайс напомнил детскую игрушку, где пишешь, рисуешь на дощечке, потом бац… провел туда-сюда и все, опять «tabula rasa», чистая доска, можно опять писать. С восковыми дощечками похожая ситуация. Можно написать, потом чуть подпалить воск, выровнять — опять пиши. Универсальный планшет Средних веков.

Охраны, приставленной к нашей дружине, как таковой не было. Но оставались дежурившие великокняжеские десятки, которые контролировали два обстоятельства: выход из гостинных дворов должен быть без коней, если только едет не князь и его ближайшее сопровождение, ну и без оружия. Вернее, запрещались копья, луки со стрелами. Десятникам нашей дружины, ну или ратникам, которые уже экипировкой демонстрировали свой немалый статус, дозволялось иметь мечи.

Так что все дружинники Ивана Ростиславовича постоянно ходили, как грозные воины, в лучших своих кольчугах, с «парадными» поясами, на которых были костяные, бронзовые и медные вставки, исполненные в художественном стиле. Или даже ремни украшались стеклом.

Вырядился и я, когда всего через час, вернулся Спиридон и сказал, что со мной хотят разговаривать, что нашел торгового гостя, полезного мне. Как оказалось, не нужно было сильно долго искать купцов, они сами посылали своих приказчиков дежурить рядом с усадьбами, в которых квартировалась дружина Ивана Ростиславовича.

В сущности, а могли иначе поступать купцы? Они были более нашего заинтересованы в торговле-обмене. На этом у них выстраиваться жизнь. А воин может и без торгашества прожить, особенно, если он в дружине и князь худо-бедно, но содержит своих воинов. Но я хотел особого купца, с которым возможно завязать долгосрочные коммерческие отношения. Когда еще в Киев приеду? А то, что от сюда уеду — факт. Так что было бы неплохо кого послать в стольный город для решения финансовых вопросов, самому при этом оставаясь там, где я буду вить свое гнездо, ну или строить свою крепость.

— Куда это ты собрался? — когда я обряжался в достойную одежду и в новую кольчугу, снятую у половца, ко мне подошел Боброк. — А ухватки твои? Ты обещал показать.

— Тех ухваток на полжизни учить и то все не выучишь, — отвечал я. — А вот увидеть Киев, зело желаю.

— Один? Без рынд? — удивленно спросил Бобр.

Удивился и я. Считал, что рында — это телохранитель князя, но я так и вовсе еще неформальный десятник. И все равно нужны люди по бокам стоящие. Так сразу видно, что идет уважаемый человек.

— Ты прав. Кого взять? Кто нынче здав и бодр? — говорил я, скорее самому себе, размышляя вслух.

— Меня и возьми, а еще… Ефрема, — посоветовал Боброк.

Ефрем — мой конкурент. Скорее внешне. Парень так же рослый, крепкий, но несколько неуклюж. Это проблема большинства больших людей, они сильны, уже психологически в выигрыше, но ловкость крайне редко сочетается с громадностью. Потому я постоянно стараюсь развивать больше те качества, навыки, которые от меня враг не будет ожидать.

— Веди, десятник! — усмехнулся Боброк, разглаживая проступивший пушок на бороде.

Я такое дело решил пока брить. Ходить с «недоусами» и «недобородой», было не комфортно. Может позже и стану отращивать бороду, но когда на лице уже не будет подростковой растительности, но мужская щетина.

— Кто такие и куда? — грозно спросил великокняжеский воин, что дежурил у занимаемых нами усадеб.

— Десятник Владислав, — отвечал я, глядя с вызовом на вопрошающего воина.

— Прямо-таки десятник? Ха! Ха! — деланно рассмеялся воин. — Браты, глянь, какие десятники у Ивана Берладника! Безбородые новики, а все туда, в десятники.

— А ты проверь, воин! Слезай с коня и испытай меня! — сказал я, посмотрев на ратника с ухмылкой.

— Не велено князем, иначе я повыбил с тебя дух… Десятник! — не совсем уверенно отвечал великокняжеский дружинник.

Было видно, как он хотел проучить мальца, дерзнувшего вызвать его. Этот боец не прикрывался волей великого князя, он ее исполнял. Но и я обострять не стал. Ответил по делу, не стушевался, и будет. Все же не беспредельщик я, чтобы сразу лезть в драку, подставляя не только себя, но и своих товарищей.

— Пусчай идут, — это обозвался еще один киевский ратник. — Девиц постращают. Экие витязи. Ха! Ты только погляди!

— Раз много видишь, — вновь я решил высказаться. — Так можно такие синие поставить под глаза, что долго ничего не рассмотришь.

— Остер на язык. Иди, давай, не доводи до греха, а то и волю великого князя порушу, кабы проучить, — сказал третий дежуривший воин.

— И мне такого же скажешь? — неожиданно в разговор встрял Воисил, появившийся будто неоткуда.

— Нет, старый, тебе нет, — пошел на попятную старший из великокняжеских ратников. — Забирай своих новиков и ступайте, куда шли!

Воисил подошел ко мне ближе и я с трудом узнал старого воина. Он был… Выглядел, ну не хуже, чем старший воин в своем лучшем облачении. Кольчуга со вставками из пластин, она даже в несколько пасмурном свете блестела и слепила. Красные сапоги с цветастым орнаментом, меч, пусть и без камней на гарде, но в богатых ножнах. Все говорило, что рядом знатный воин и тут даже не нужно зваться сотником.

— А, что, с собой возьмете, внучата? — спросил Воисил.

— Дядко, а так ли нужен нам пригляд? — возмущался Боброк. — У нас и свой старший есть.

Старый воин посмотрел на меня, но в этом взгляде не было сарказма и сомнения, что я старший и что слишком юн, чтобы вообще называться представителем старшей дружины.

— Дядька Воисил, у нас свои дороги, — сказал я, недвусмысленно намекая, что воин не так чтобы и уместен.

— Пройдусь с вами до гостей торговых, да и пойду по своим делам, — предложил компромиссный вариант Воисил, который устроил и меня.

Не хотел я, чтобы хоть кто-то знал, кроме моего десятка, что и за сколько я сторговал в Киеве. То дело мое и моего десятка. Ну а проболтается кто, так и будет проверка на лояльность, да на верность слову. Такие говоруны мне не нужны. А вот из остальных ребят можно лепить отличных воинов.

Не успели мы войти в торговый район Киева, как Воисил, не предупредив, просто затерялся в узких улочках, оставив нас.

— Во те, ты глянь, какая! — это так Боброк реагировал на проходящих мимо девиц и даже явных женщин-матрон.

У меня реакция была, может и более гормонально насыщенная, так как приходилось с трудом сдерживаться даже мне, человеку прожившему уже целую жизнь. Ранее подобного я не ощущал, или позабыл, как это бывает в юношеском возрасте. Не случилось подобного и тут, в этом времени. Да было бы и слишком странно испытывать сексуальное возбуждение в сугубо мужском коллективе. Но вот сейчас…

А барышни, как лебедушки плывут, глазками то и дело, но стреляют в нашу сторону. Мы должны выглядеть привлекательно и мужественно, несмотря на свой возраст. Рослые, с правильными чертами лица, но еще даже чуть смазливые, не обрели грубость истинно мужских лиц.

Ну а те доспехи, ремни, плащи и вооружение, что были на нас говорили об исключительной состоятельности. Не важно, что это было не куплено, а взято с боя, так еще лучше. Девушка увидит в таком витязе достойную ее ребенка кровь. И, скорее всего, она даже не осознает, что и почему, но окажется не против более близкого общения.

Я не про секс… как же это слово желанно… я про то, что девица соблаговолит вовсе поговорить. И я не вижу, к примеру, даже больших условных сложностей в деле знакомства. Можно подойти к девице, представиться, спросить. Тут вопрос в ином — в тактильном контакте. Вот его нельзя допускать, если только ситуация не вышла из-под контроля. Но в таком случае будут в своей правде родственники девицы, даже если они и покалечат «любителя потрогать». Все это понимание приходило из памяти реципиента, но ранее и он не мог объяснить многое из того, что видел, так что сознание человека из будущего очень даже помогало разобраться в хитросплетениях отношениях между полами.

Девушки были и вправду чаще милые. И это я называю девушками даже тех женщин, которые шли в сопровождении мужчин, очень похоже на то, что мужей. Все девицы носили стеклянные браслеты. Их на каждой женщине было невообразимо много. Порой до локтя доходило множество таких украшений, все это были разноцветные браслеты, чаще прозрачно синие, голубые, но много было орнаментированных.

Кроме этого, на женщинах имелись и другие украшения. Чаще это были соединенные подвеской кольца из проволоки. Одежда, не сарафан, как я мог ожидать, а платья, часто прямые, словно ночные сорочки, но цветастые и с красивыми, неизменно расписными широкими поясами. И порой под такими нарядами такое колыхалось…

— Долго еще? — чуть ли не взмолился Ефрем. — Невмоготу дивиться на красных девиц.

Как я его понимал… Хотелось уже не дивиться, а потрогать красоту, помять в своих объятиях.

Мы достаточно быстро, несмотря на то, что шли с открытыми ртами, нашли то место, которое описал мне Спиридон. По его словам, именно тут нам могут помочь, так как купец Арон мог промышлять не всегда благопристойными делами.

— Я Владислав, старший ратник князя Ивана Ростиславовича, — представился я, когда вошел на небольшое подворье и дождался выхода хозяина.

— Молод ты, но да Спиридон говорил о том, что разумен не по годам. Ушлый он малый, тот детский поп, — усмехнулся чернявый с рыжеватой бородой мужчина. — Испей с дороги сбитня!

Из дома вышла, нет, выплыла, лебедушка. Девица была в легком льняном платье, которое, когда она шла, чуть оформляли манящие геометрические формы. Эти фигуры будоражили сознание.

— Кхе, — закашлялся за мой спиной Боброк, какой-то нечленораздельный звук произнес и Ефрем.

Девица подошла, склонила голову и поднесла медный широкий кубок с теплым напитком. Я выпил, лишь отдаленно почувствовав пряный и сладковатый привкус. А когда отдавал девушке кубок, коснулся ее пальцев, от чего она вздрогнула и выпрямилась, решительно посмотрела мне прямо в глаза. Можно было в них утонуть, но я выплывал, барахтался и не без успеха, но получалось сопротивляться.

И я понимал, что торговец таким вот пассажем выбивал из меня землю из-под ног, когда показал… А кто она ему вообще? Обязательно узнаю. По идее, очень даже разумной и хитрой, нужно признать, теперь я должен соглашаться чуть ли не на любую цену, сбывать свой товар просто так, за оплату в лишний взгляд девушки, явно не славянской наружности.

— Пойдем в дом, там Ирина будет прислуживать нам, а мы поговорим о делах, — ухмыляясь, наверняка, предвкушая то, как меня будет обманывать, сказал Арон.

— Не нужно, кабы Ирина прислуживала. При ней я разум теряю, — признался я.

Да, нашел в себе силы и признался, вопреки тому гормональному шторму, что бушевал во мне. И девушка с еще большим интересом посмотрела на меня. Важно было, что уже и Боброк и Ефрем стали выпячивать грудь, показывая себя. Но она смотрела на меня и только. Не понравилось, что позволил себе отказать в компании такой вот дамы? Как там у Пушкина? Чем меньше женщину мы любим?.. Наверное, не привыкла она к такой реакции, чувствует, что может повелевать мужчинами, а тут… Без нее.

— Как скажешь, гость, — разочаровано сказал Арон.

— А православный ли ты? Вот смотрю и вижу жидовствующего. Иудей, али православный? — осенило меня, что собираюсь вести дела с евреем.

Нет, особо ничего, как человек из будущего, к этому народу не имею, хотя отмечаю их агрессивность. Но тут, в этом мире, в Средние века, вера много значения имеет, даже если это двоеверие. Иметь дело с иудеем — это может стать проблемой. Найдутся те, кто осудит такое.

— Верую во единаго Бога Отца… — начал читать молитву «Символ веры» Арон.

А еще он начал на каждую строчку осенять себя крестом. И вот это должно было убедить меня? Передо мной самый что ни на есть выкрест. Впрочем, какая разница, если сделка будет взаимовыгодной, а он официально православный? Евреев, насколько я выудил из памяти реципиента, еще лет тридцать назад гнали со всех больших городов Руси, за то, что они давали в долг под рост. Грех это. На самом деле, скорее всего, Владимир Мономах испугался того, что часть православных начала переходить в иудаизм. Так жидовствующие умели красиво подать свою веру, что находились православные, прельщенные иудаизмом. Или это греческие митрополиты недорабатывали.

Когда я уже проходил в дом, а та, которую представили мне, как Ирина, оказалась рядом, она резко подошла и прошептала мне:

— И ты мне по нраву.

Как я не спотыкнулся? Не знаю, наверное несколько воспарил и перелетел порожек. А приятно же! Меня заметила, меня выбрала и даже призналась сама. Но прежде я ее выбрал.

От автора: Текст и ссылка: «Meister der Flüche» — пугливо шептали фрицы. «Товарищ Чума» — его оперативный псевдоним в ставке Главковерха. Второй том уже выкладывается!

https://author.today/work/358686