Гридень. Начало

Глава 6

Лежим оба рядом и я не могу подняться, и полусотник, наверное, тоже, или же он наслаждается видом проплывающих облаков. Мое тело не предназначено для таких вывертов и приемов, как бросок прогибом. Надеюсь, что произошло только незначительное, временное, защемление нерва, только бы не посыпался позвоночник.

Тренировки. Срочно нужно заняться собой. Есть сила, такая, богатырская, природная, что подковы на раз могу гнуть. Реципиент ранее, бывало, так развлекался. Справедливости ради тут, в этом мире и подковы иные, даже формой, они треугольником, да и металл, из которого они сделали слишком хлипкий.

Вместе с тем, есть у меня понимание, что делать и даже некоторый автоматизм принятия решений, но нет подготовки, растяжки, готовых к напряжению мышц. Вот и получился конфуз. Вроде как и победил, знатно воткнул Вышату, вот только, мой соперник уже встает, а я лишь начинаю чувствовать, что немного отхожу, но подниматься пока не буду, подожду, когда большей частью боль не отступит. Все-таки это, скорее всего, связки. Нужно быть аккуратнее.

— В круг, я буду просить князя о круге, — хрипя говорил Вышата.

— Акстить, полусотник. Ну как же в круг, коли отрок не обучен, токмо что силой его Батька и наделил, — сказал Воисил.

Еще одна зарубка про то, кто этот Батька. Прозвучало так, что вряд ли имелось в виду то, то это мой папаша.

— Сочтемся! А конь… Все равно будет моим. Вон тот чернявый, он мой. Об том уже все в дружине ведают, — буркнул Вышата и пошел прочь.

Побитой собакой он не выглядел, напротив, словно выполнил какой-то долг. Что-то неладное тут, ну да пока слишком мало информации, чтобы думать и делать выводы. Потому и нечего засорять свои мозги.

— Не к добру, — пробурчал Воисил. — Вышата был Богояру первейшим другом, все делили. Но один предал, а иной тут.

— Мне кто расскажет все, что творится вокруг? — отозвался я, наконец, подымаясь.

— А то не сразумел, отрок? — спросил Воисил.

— Все дело в том, что мой родитель предал? Так отчего же я тут, зачем в дружину позвали? Может поквитаться за Богояра решили, на мне отыграться? — спрашивал я.

— Чудны слова твои, отрок, токмо кожный в дружине поставить себя повинен, в бою проявить себя, норов выказать. Такоже и ты. Задевать станет кожный, коли ты слаб и в бою струсил, а будет так, что силен и в руках и в душе, так и уважение добудешь, — нравоучал Воисил.

Мирон молчал, он задумчиво смотрел вслед удаляющегося Вышаты. Смотрел с долей разочарования, но и была в его взгляде решимость.

— Встану в круг с ним, — наконец, сказал Мирон.

— Не дури, десятник. На мечах Вышата лютый, а у тебя опосля слома рука еще не зажила, — пытался вразумить Мирона Воислав.

Я не особо вслушивался в диалог Мирона и Воислава. Он затягивался и превратился в череду фраз, смысл которых был одинаков: один говорит: «Нет, я буду с ним драться», второй отвечает: «Не надо, это не разумно». Видимо, что-то накипело в дружине князя и тут некоторые соратники превращаются во врагов.

А может быть иначе в мужском коллективе, когда мужи остаются без дома, жен и детей, становятся скитальцами без хоть какой определенности? Наверное, нет, не может. Тут могут кипеть такие эмоции, что и психологи из будущего не стали бы разбираться и за большие деньги. А где их семьи? Может вовсе все сгинули? Тогда и мне, человеку, который скорее черствый к людям, чем человеколюб, становится не по себе.

— Влад! — окликнул меня Мирон.

Я подошел, десятник указал мне присесть на траву.

— Ты должон ведать. Вышата с родителем твоим были други закадычные, завсегда разом: и бражничать и в сече и с девками… А вот взял и предал Богояр князя, после того бесы лезут у Вышаты наружу. Кидается на всех. Был ранее добрым, дружбу водил со всеми, а нынче… Коли не слово бы князя, то мог тебя и сгубить, — объяснил мне Мирон.

— А ты отчего со мной носишься? Я же сын предателя? — прямо спросил я.

Мужчина задумался и погрустнел.

— Мамку твою любил, без ответа любил, покуда не преставилась она. Просила Агата присмотреть за тобой, будто чуяла, что помрет. А я и не досмотрел, — сказал Мирон и резко, одним рывком, поднялся с травы. — Пойду я. Князь тебя призовёт, говори, как есть, но укажи, что не за одно ты с родителем своим, иначе может и не взять. Или чего хуже велеть сделать…

— Это Богояр? Это мой отец убил мою мать? — задал я вопрос уже в спину уходящего Мирона.

Десятник резко развернулся, его скулы на лице сжались, взгляд стал колючим, что и меня немножечко, но пробрало, а после непродолжительной паузы он сказал:

— Сюды нос не суй свой. То мое дело. Я кровником его назвал, мне его убить. А коли мешаться станешь, то месть моя сильнее слова, что дал Агате. Так и знай, не пощажу!

Я промолчал. А ведь грозный мужик он, на самом деле. Говорил так, как в гроб гвоздь-сотку вбивают. Жестко и бескомпромиссно. Умеет в то же время быть откровенным. Нормальный мужик, может только излишне откровенен.

— Спиридон, тебя князь кличет, — сообщил подошедший ратник, ну или какой начинающий воин, лет так пятнадцати.

Тут таких новиками называют.

— Пойду я! — несколько обреченно сказал Спирка, но вопреки заявлению, полез в свои котомки.

Дьячок смешливо вытянул язык и стал копаться в своих вещах.

— А, вот он, — сказал он, скорее всего самому себе и, взяв мешочек, в котором что-то звякнуло, отправился к Ивану Ростиславовичу.

— Думаю я, что погонит тебя князь. Все ж таки дружину сбирает, а не… Церковный хор, — высказал я свои мысли.

Спирка так и замер в позе собирания картошки, склонивнишись над своими котомками. Картошка!!! Ты моя любимая женщина, как я буду тебе изменять с репой?

— С чего это? Я… э… — замялся Спирка. — Вельми полезный я.

— С чего это? Даже в голодное время с тебя нечего взять, кожа да кости, — усмехнулся я.

— Нет, ну ты чего? А? Взаправду узрел во мне кусок мяса? — злился Спиридон.

— Было бы там мясо, — не унимался я.

— Хватит, а? — взмолился дьячок.

— Добро, не буду, убедил. Но вот, что я тебе скажу, дружок, — увидев, как Спирка хотел вновь что-то возразить, я добавил. — Да, дружок. Только с друзьями так шутить и можно, ни с кем иным. Ты вот что скажи князю…

И я стал поучать дьячка. Наверное, было несколько сюрреалистично наблюдать за тем, как отрок, еще и без шестнадцати лет, пусть и рослый, поучает человека, похожего на попа. Спирка как был в рясе, так и оставался. И поучать священника это, как… Девственнику рассказывать эскортнице про секс. Вот те раз!.. То картошка, то теперь про секс вспомнил! Терпеть свои гормоны, не поддаваться на провокации!

А посыл мой был простой. Я нужен князю. Уже понятно, что меня никуда не попрут. В дружину может не взять, что так же вряд ли, но не прогонят. Я сын Богояра и я тот, надеюсь, что не валет какой, а туз, который хочет как-то сыграть князь. Потому нужно хоть здесь воспользоваться моментом и поставить маленький, но ультиматум.

— Либо мы двоем, либо и я уйду! — припечатал я.

Спиридон смотрел на меня серьезными, взрослыми, даже мудрыми глазами. После моих слов он изменился. Я это почувствовал, мне же было важно, чтобы рядом находился вот такой вот Санчо Панса, если я Дон Кихот, или Робин, если я Бетмен. Это психологическая разгрузка, это… Да чего я перед собой же оправдываюсь. Я всю жизнь был защитником, верил в то, что защищаю Родину, которая у меня ассоциируется в том числе и с бегающей по улицам радостной детварой. Мне нужно здесь и сейчас кто-то, кого можно и нужно защитить. Ну а свое я с дьячка возьму. Буду свой юмор отрабатывать, подстраиваясь под эпоху. Да и пахнет у него из котомок вкусно…

— Спаси Христос! — сказал Спиридон и уже было отправился в сторону шатра князя.

— Стой! Ты хотел дар преподнести князю? — остановил я Спирку. — То лишним не будет. С князьями только силой нельзя, их и умилостивить нужно.

— Ты откуда знаешь? — удивился Спиридон.

— Ты дядьку слушай, дядька дурного не посоветует, — улыбнувшись, сказал я.

— Дядьку? — рассмеялся Спирка, смеялся и я.

Спиридон ушел. Я еще хотел разобраться, да подумать над тем, почему Спирку князь первым вызвал, но не стал зазря напрягаться. Нужно было что-то пожевать, а развязанные узлы Спиридона еще больше стали пахнуть едой.

Душистый хлеб… Не хлеб, а мечта зожника. Отруби тут были во всем, прямо попадались и твердые цельные зерна ржи. Но на голодуху, такой вот хлеб заходил просто в лет. Я не заметил, как уже половина от кругляша в килограмм весу был употреблен. Нашел еще и куриные яйца. Ударил одно и… А влажных салфеток-то и нету. Яйца были сырыми и одно из них я сейчас слизывал со своей правой руки. Неприлично ем, а кому тут до этого дело? А просто стряхнуть с руки остатки разбитого яйца не позволило понимание, что этот продукт не такой уж и массовый, особенно в походе.

Спиридона не было примерно полчаса, насколько я мог чувствовать время, а после он пришел задумчивый и растерянный. Сел рядом и молчит. Знаю я такую ситуацию, когда от меня ждут проявления инициативы в разговоре. Мол, спросить должен: как дела, как встреча прошла, и все такое. Нет, не буду спрашивать.

— И не спытаешь, как склался разговор у князя? — не выдержал Спиридон.

— Неа! — развлекался я.

Еще пауза…

— Он предложил дойти до Киева, а коли сгожусь в чем, так может и оставить при себе. У него в дружине токмо два десятка человек цифирь знают, да письмо, а я писать и за князя могу… — полилась песня.

Не скажу, что не слушал Спирку, нет, напротив, то и дело, но у него проступала интересная информация. Например, Спиридону предложили выстрелить и перезарядить самострел, то есть арбалет. Значит, они тут есть, но используются мало и вовсе, возможно, считаются оружием для слабосилков. Почему? Ну не видел я арбалетов до того, а вот луки присутствовали у многих, тот же Мирон имел сложный составной, или как еще он назывался. Композитный лук?

— Получилось выстрелить и перезарядиться? — спросил я безучастным голосом.

— Нет, там сила потребна, недотянул. Ногу вставил, тянул, тянул, тянул… — рассказывал Спирка.

— Тянем-потянем, а вытянуть не можем… — отрешенно на выдохе сказал я.

— Ты правым был, не хотел князь попервой меня оставлять. Сказал, кабы я двадцать гривен платил за то, что с дружиной пойду. У меня только и нет, — Спиридон замялся.

— Ну и потом ты пересказал князю то, что я говорил. Он подумал и решил оставлять, — догодался я.

— Да, так и было. А еще спрашивал князь, могу ли крестить я, али исповедовать, церковное служение провесть, — продолжал дьячок.

— А ты что? — вновь почти что безразлично спросил я.

— Так не рукоположенный я, как можно? — деланно удивился Спиридон.

— А что, Илья рукоположен? — тут я уже немного заинтересовался.

— Говаривал, что у самим Царьграде-Константинополе рукоположили его, — с придыханием ответил дьячок.

— Говорят, что кур доят, — усмехнулся я, а Спиридон прямо забился от смеха в конвульсиях.

Вот тебе и юмор. Палец покажи, так и с него смеяться станут. А все же какой здесь народ-то доверчивый! Пришел лжепоп с бугра и давай рассказывать, что сам патриарх Константинопольский объявил его священником, и все, иди и крести людей, венчай, как-то иначе стриги серебро с людей. А на самом деле, вот я уверен, Спиридон Библию и получше того Ильи знает. Да и я Святое Писание некогда, оказывается, учил. Правда, подобные знания даже показывать не хочу.

— Отрок! — стараясь басовито и громко говорить, обратился ко мне некий паренек. — Ты тот, кого в Берладе Фомкой-дурнем кличут, иди до князя.

— И никто его так не кликал в граде! — вступился за меня Спирка.

Я не стал ничего говорить, встал с примятой свежей травы, пошел в сторону того, кто меня дурнем назвал. Нет, не бить его собрался, хотя я все запомнил и при случае не скажу, а делом проучу этого новика, но вот проходя я так задел нарочно плечом так же не хилого, а скорее молодого воина-переростка, что тот покачнулся и сделал два шага в сторону, балансируя на грани падения.

— Поквитаемся! — пробурчал молодой воин, но я только улыбнулся, чем еще больше раззадорил скорого на язык новика.

Князь позвал, а мне устраивать очередную драку? А как отнесется князь к такому? Вот то-то. Нужно сперва статус получить, а после… повысить свой статус, вновь повысить. Это гонка, длинною в жизнь, и в долгий ящик откладывать плату за обиды нельзя. Потому уже при второй встрече этот подросток-переросток либо извиниться, либо извиниться, но уже без пару зубов. Ладно воин какой, тот же полудесятник, но чтобы на меня наезжали новики? Так размышлял я, тот, кто еще и новиком не является.

Ничего скоро разговор с князем, там, уверен, что-то да проясниться. Может и можно всем встречным-поперечным морды бить.

Шатер князя отличался только лишь тем, что был больше иных, в любом случае я его приметил сразу. Не знаю, как в остальных походных жилищах, наверняка еще более жалко и убого с убранством, но у князя я не заметил ни намека на роскошь. Может лишь только развешанные на сбитых досках доспехи и оружие могли показать статус временного жилища, как и жильца.

Стола не было, но какие-то подушки валялись, ну или лежали, по углам шатра. Словно не к русскому князю я зашел, а к монгольскому бею. Впрочем, это стереотипы, так как досконально походный быт русских князей мне был не известен. Наверное, возить с собой еще и мебель: массивные дубовые столы с лавками, кроватями и всем прочим — это нерационально и слишком накладно.

Сам князь восседал не на стуле, или каком кресле, а на большом пне, не так, чтобы аккуратно отпиленным, а частью со следами последствий от ударов топора. Сразу же в мою голову пришла фраза: «важно не на чем сидеть, а как сидеть и кем при этом казаться».

Князь выглядел владетельно, хозяином.Подбородок приподнят, словно показывает небольшой шрам на шее, взгляд в мою сторону, но не на меня, а, словно мимо, от чего можно было почувствовать себя неуютно. Так и хотелось обернуться за спину и посмотреть, чего там интересного рассматривает князь. Но я, конечно, этого не сделал. Мало что ли в своей жизни перед начальством, да командованием на ковре стоял? Кстати, ковров то и не было в шатре, только пару покрывал, тряпичных полотнищ с фигурным орнаментом по краям. Я не стал включать, столь любимый вид для каждого начальника, когда подчиненный «лихой и придурковатый». В нынешней ситуации подобное могли счесть и за признаки бесноватости, или юродивости. А, может, и просто за слабоумного приняли.

Рядом с князем, так же на пеньке, но с подложенной под седалище подушкой, расположился даже не парень, а, скорее мальчик, лишь готовящийся войти в пубертатный подростковый период. Он так же пыжился и тужился, стараясь казаться важным. Но, нет, тут еще работать и работать над собой, чтобы уметь себя показать, как это делает папка.

— Что узрел? Али кого иного увидеть желал? — спросил князь, когда я смотрел на княжича.

— Князь, ты звал меня? Ну вот я и пришел, — сказал я.

— Хм… — философски заметил Иван Ростиславович.

Наступила пауза, в ходе которой князь то и дело бросал на меня изучающий взгляд, после отворачивался и думал о своем. Наверное, все же что со мной делать. Или мое поведение было не типичным тому, как обычно ведут себя в присутствии князя. Поклон? Может быть я какой поклон ритуальный не отбил? Ну не начинать же тут выписывать книксены? И, честно говоря, ломает меня спину гнуть. Нет, не спорю, наверняка, чтобы чего-то добиться, нужно и голову склонить. И тут, у князя это нужно было сделать. Ну да не поклонился, так и нечего это сделать сейчас.

— Что правда в том сказании, как ты сбег от кипчаков? — спросил князь после продолжительной паузы.