Гримстоун

Глава 10

Реми

Насколько я могу судить, Том довольно хорошо справляется с электромонтажными работами, хотя за такое же количество часов работы он выпивает на шесть или семь кружек пива больше. Он подключает пару ламп к генератору Джуда, чтобы тот мог продолжать работать и после наступления темноты, и в одиннадцать часов он все еще работает изо всех сил, когда Джуд наконец въезжает к нам во двор верхом на потрепанном сером мопеде.

Я как раз собиралась отправиться на его поиски. Он так и не ответил на мои многочисленные сообщения и телефонные звонки с вопросом, когда его подвезти домой. Я еще не была в состоянии полной паники — Джуд часто забывает зарядить свой мобильный телефон, даже когда у нас есть подходящие розетки, а не только аккумуляторы, — но я определенно была в том состоянии, когда мой разум создавал тысячи ужасных образов моего младшего брата, избитого в канаве или утонувшего на пляже. Он не сильный пловец.

— Джуд! — я подбегаю, чтобы обнять его. — Где ты был? И что это, черт возьми, такое?

— Мои новые колеса, — он откидывает назад свои светлые волосы, влажные от усилий удерживать массивный мопед вертикально. — Теперь тебе не придется возить меня по округе.

— Когда ты научился ездить на мопеде?

— Сегодня.

Я могла бы догадаться об этом по тому, как он, пошатываясь, вышел во двор. Я прикусываю язык из-за вероятности того, что его раздавит полуприцеп, а также из-за глупости того, что он не надел шлем, но не могу удержаться от вопроса:

— Сколько это стоило? — с тошнотворной тревогой за его фонд колледжа.

Он отодвигает подставку для ног.

— Расслабься, восемьсот баксов. Она едва завелась, но я навел порядок настолько, что смог вернуться домой.

Джуд — гений по части маленьких машин. Он может починить почти все, если только сможет сидеть во время работы и концентрироваться дольше, чем на десять чертовых минут.

— Хорошо, — говорю я, как будто он вернул бы это, если бы я не разрешил.

— Чей грузовик стоит во дворе? — он подозрительно спрашивает.

— Электрик.

— Он все еще здесь?

— Да, нам повезло — мы могли бы включить свет в течение недели.

Том выходит из дома, волоча за собой сумку с инструментами, удлинитель намотан у него на руку, как лассо.

— На сегодня все, — говорит он. И затем: — Привет, — обращаясь к Джуду.

Джуд кивает ему.

— Спасибо, что пришел, — я протягиваю Тому руку для пожатия, чувствуя тепло и благодарность от перспективы горячего душа.

Его ладонь сжимает мою, грубую и пыльную.

— С удовольствием.

Его пальцы скользят по моим костяшкам, когда он отпускает меня. Джуд приподнимает бровь.

Чтобы отвлечь его, я говорю Тому:

— Я встретила твою кузину.

— Эмму? — он оживляется. — Ты пробовала ее еду? Она лучшая в городе, лучше, чем шеф-повар в «Монарх», спроси любого.

— Мне не нужно спрашивать. Я ела ее печенье «Бенни» этим утром.

Том стонет.

— Даже не упоминай о ее печеньях, я умираю с голоду.

Я бы хотела предложить ему перекусить за всю его тяжелую работу, но я не уверена, есть ли у нас хотя бы арахисовое масло. Джуд отстой в нормировании.

— А как насчет тебя? — Том бросает на меня определенный взгляд. — Хочешь взять пиццу или что-то в этом роде… Ты тоже мог бы пойти, — он приглашает Джуда, подумав немного.

— Вау, спасибо, — Джуд даже не притворяется, что улыбается.

— Может быть, в следующий раз, — я встаю между ними, чтобы заслониться от злобного взгляда Джуда. — Я устала. Но все равно спасибо.

— Что у тебя на завтра? — Том упорствует. — На пляже будет костер, придет куча горожан. Я имею в виду местных.

— Эмма упоминала об этом, — я бросаю взгляд на Джуда, чтобы оценить его сопротивление. — Звучит забавно.

Джуд выглядит угрюмым, но убедить его возможно.

— Круто, — говорит Том. — Что ж, увидимся утром!

— Да, еще раз спасибо! Мы действительно ценим это. Мы оба, — я подталкиваю Джуда локтем.

— Спасибо, — говорит он без всякого выражения.

Когда грузовик Тома с грохотом отъезжает, Джуд бормочет:

— Он точно не теряет времени даром, не так ли?

— Парни ничего не могут с собой поделать. Если у тебя есть сиськи и ты дышишь, они снимут свой кадр — говорят как твердая шестерка, которую слишком часто приглашают на свидания похотливые чуваки в касках.

Джуд странно смотрит на меня.

— Ты думаешь, ты шестерка?

Я не могу сказать, считает ли он, что это число должно быть больше или меньше, и я чертовски уверена, что не собираюсь спрашивать, потому что, если Джуд думает, что я четверка, он скажет мне. Этому маленькому счастливчику досталась внешность нашей мамы и мозги нашего дяди. Но у меня папин певучий голос и задница тети Бетти, так что у меня все в порядке.

— Я просто имею в виду, знаешь, я не всем нравлюсь. И это нормально, я не пытаюсь быть такой.

С несчастным видом я в миллиардный раз представляю, как выглядит новая девушка Гидеона. Я так и не узнала. Вероятно, высокая и светловолосая, как его бывшие. Я гарантирую, что у нее сиськи больше, чем у меня, потому что было бы трудно не заметить.

Джуд бормочет:

— Рыжеволосая амеба что-нибудь сделала или он все это время обманывал тебя?

— Он многое сделал.

— Тебе приходилось с ним нянчиться?

— Нет. Я была внизу, на кухне, разбивала старую плитку.

Плечи Джуда сгорблены, руки засунуты в карманы.

— Мне не нравится, что ты здесь одна с каким-то грязным чуваком. Мне не следовало уходить, когда я знал, что он придет. Я думал, он будет старым, с торчащей из джинсов задницей.

Я смеюсь.

— Мы должны быть благодарны, что нам не придется смотреть на это в течение следующих двух недель.

— Это же не займет несколько недель, не так ли? — Джуд в ужасе поднимает голову.

— Я надеюсь, что нет. Это наихудший сценарий. Держу пари, мы получим горячую воду намного раньше этого.

Джуд кивает, хотя он еще не совсем расслабился.

— Только… будь осторожна, Реми. Мы не знаем этих людей. Если этот парень тебе что-нибудь скажет, если он снова тебя побеспокоит...

— Это не так. Он не будет, — я немного смеюсь, но в то же время я тронута.

Это второй раз за сегодняшний день, когда Джуд присматривает за мной.

Я падаю на кровать с балдахином, каждая мышца болит именно так, как мне нравится. Усталость помогает мне заснуть. Если мое тело достаточно устает, мой разум не может долго бороться.

Когда я работаю изо всех сил, я почти не вижу снов.

После аварии меня постоянно мучили кошмары. Всю ночь напролет я металась на мокрых от пота простынях, а потом просыпалась с пульсирующей болью в голове, как будто я вообще не спала.

Мне повезло, что сразу после этого я устроилась на работу в малярную бригаду. Десятичасовые рабочие дни с ведрами и лестницами — это были первые ночи, когда я спала больше пары часов подряд.

Забвение — это отдых, отсутствие — это умиротворение.

Я не хочу видеть сны.

Но я думаю, что разбить всю эту кухонную плитку было недостаточно, чтобы стереть меня с лица земли — почти сразу же, как моя голова касается подушки, комната, кажется, наклоняется и вращается. Тени ветвей тянутся по полу, как пальцы…

Кровать раскачивается подо мной взад-вперед. Я качаюсь, как корабль на волнах.

Ветер бьется в окна, ветки царапают. Капли дождя бьют по стеклу. Сырость и холод просачиваются в дымоход. На моем надувном матрасе я раскачиваюсь и дрожу.

Порывы ветра, ледяные, черные волны…

Темнота такая глубокая, что луна плывет над нефтяным океаном в чернильном небе.…

Стучу в папину дверь, маленькая ручка сжимается в моей…

Я стону и извиваюсь на кровати.

Стук, стук, почему он не отвечает?

По коридору стелется дым. Мы начинаем кашлять, Джуду хуже, чем мне. Я сжимаю кулак и сильно бью в дверь.

Дерево разлетается в щепки. Дверь распахивается. Папа повисает на ручке, покачиваясь. Весь корабль качается, никто не управляет.

В его комнату проникает дым. Он моргает в тумане, его глаза стеклянные и ошеломленные.

— Ч-что происходит?

— Пожар, папа! — я кричу. Дым обжигает мне горло. — Корабль тонет!

Он стоит там, застывший и немой, как будто он не может понять, как будто он даже не слышит меня.

Во сне его поражает паралич… это распространяется, как иней, по моим ногам, по всему телу, вниз по рукам…

Холод сжимает мою грудь, мое сердце, мои легкие. Я не могу дышать, не могу кричать, и я пригвождена к месту, не в силах ничего сделать, кроме как смотреть вверх сквозь сгущающуюся тьму…

Мои глаза открыты.

Я вижу комнату вокруг себя, но также и очертания моей мечты, наложенные сверху.

В окне проплывает бледное лицо, смотрящее на меня сверху вниз.

Я вижу фигуру, но с пустым лицом моего отца.

Мы застыли на месте, этот безликий мужчина наблюдает, а я пригвождена к кровати, парализованная.

Пока, наконец, я не кричу, и он не исчезает из виду, сон рассеивается, хватка ослабевает.

Я подскакиваю на кровати, вся в поту, моя футболка промокла насквозь. В окне нет лица, никого вокруг. Но мгновение назад он был там — кто-то такой же темный и твердый, как деревья снаружи, только сон размыл его лицо.

Мое сердце отбивает тысячу ударов в минуту, дыхание становится прерывистым. Я заставляю себя вдыхать и выдыхать глубоко и медленно…

Сначала возьми себя в руки, а потом действуй…

Я представляю, как мой отец произносит эти слова. Я бы предпочла думать о нем спокойно и ободряюще, вместо того чтобы вспоминать его ужасное белое, застывшее лицо.

Я представляю, как в уголках его глаз собрались морщинки, а по краям бороды — маленькие коричневые веснушки.

Только одна проблема, папа… Я очень давно не контролировала себя.

Я справляюсь и заставляю это работать. Это не одно и то же.

Тем не менее, я заставляю себя считать вдохи, пока мое сердце немного не замедлится.

Я ненавижу сон в параличе. У меня это не в первый раз и даже не в тридцатый. В моем списке самых ненавистных кошмаров он занимает примерно середину, после финала, где огонь проносится по коридору и сжигает нас всех заживо, и того, где корабль переворачивается и все висит вверх тормашками.

Финал, который я ненавижу больше всего, ближе всего к тому, что произошло на самом деле — мы с Джудом спасаемся с корабля одни на спасательном плоту.

Но во сне вместо того, чтобы мотаться восемь мучительных часов в темноте до прибытия береговой охраны, мы с Джуд плывем по черной, неподвижной воде. Пока, без предупреждения, наш плот не накренился, и Джуда не затянуло в водоворот. Я пытаюсь удержать его, я цепляюсь за его руки, но у меня недостаточно сил. Его вырывает и утаскивает под воду. И я остаюсь совсем одна, потому что не смогла его спасти.

Не нужно быть Фрейдом, чтобы объяснить, почему этот человек выводит меня из себя больше всего.

Джуд — это все, что у меня осталось. Забота о нем для меня важнее всего на свете — и с ним не всегда легко.

Я понимаю свои ночные кошмары.

Что я хотела бы знать, так это как вернуть их на место, чтобы я могла нормально выспаться ночью.

Мне следует укрыться одеялом прямо сейчас — завтра я буду без сил чинить забор Дейна после всей моей собственной работы. Но я сомневаюсь, что более трусливо, чем мне хотелось бы признать, при мысли о возможности вернуться в тот же сон.

В комнате холодно и тошнотворно. Мои худшие страхи сгущаются вокруг меня. Они шепчутся в трубе вместе с ветром.

И вдалеке, на нижнем этаже дома, я слышу звуки пианино…

Бинг... бинг... бинг…