Гримстоун

Глава 12

Реми

— И вообще, что ты за врач?

Книги на его полках — это не то, чего я ожидала бы от хладнокровного врача: «Бессознательный разум», «Трансформ: нейролингвистическое программирование» и «Гипнотерапия», и это лишь некоторые из них.

Взгляд Дейна скользит по корешкам.

— Это скорее личный интерес.

Мое сердце все еще колотится. Он пригладил свои серебристые волосы назад, и теперь он стоит там, засунув руки в карманы, как будто это не он заставлял меня стонать девяносто секунд назад.

Нет, это было гораздо больше, чем стоны... Он вывернул мой мозг наизнанку.

Я никогда так не кончала, глядя на себя.

Это было тревожно. Словно наблюдать, как кто-то, кого я не узнаю, носит мое собственное лицо.

Мне не нравится агрессивный секс.

Или, по крайней мере… Я не задумывалась об этом.

Но это было до того, как я почувствовала такое удовольствие.

Все мое тело все еще теплое и пульсирующее. Внутри у меня все как в горячей ванне, жидкое и пузырящееся.

Дейн даже не вспотел.

Нужно знать, какой он обычно бледный, чтобы заметить легкий румянец на его щеках. Форма его губ могла бы разбить мне сердце. Его глаза цвета темного меда. Его улыбка белая и порочная.

Когда мы на улице, я бронзовая и здоровая, в то время как Дейн бледен и потеет. Но внутри «Миднайт Мэнор» я увядаю, когда он оживает.

Он великолепен так, как не должны быть великолепны мужчины — как будто он сам по себе.

Неудивительно, что его ненавидят в городе. Он не вписывается даже в такое странное место, как Гримстоун.

Я не верю, что он убийца.

Может быть, это сделает меня очередной идиоткой в новостях, но я не улавливаю этой атмосферы. Он странный, даже чокнутый. Но я не верю, что он какой-то бездушный убийца. У него слишком живые глаза.

Я хочу, чтобы он снова прикоснулся ко мне. Я отчаянно хочу этого.

Но мне кажется, что это наихудшая идея из возможных.

Поэтому я продолжаю лепетать.

— Для чего это? — я облизываю губы. — Гипноз?

Выражения лица Дейна подобны погоде — иногда им требуется много времени, чтобы сформироваться, и конец не похож на начало.

Когда он смотрит на меня сейчас, я вижу вспышку чего-то злого и болезненного, смываемую холодным, ясным спокойствием.

— Это для того, чтобы что-то изменить.

Слово повисает в воздухе, вибрируя, как колокол.

Это то, что я говорила Джуду в течение нескольких месяцев, нам нужны перемены, нам нужны перемены... И это то, что он сказал мне в ответ, чтобы убедить меня собрать вещи и переехать сюда: нам нужны перемены, начать все сначала…

Я рассталась с Гидеоном, продала все, что не было связано, и вот я здесь, на другом конце страны, но мне все еще снятся кошмары, хуже, чем когда-либо. Я все еще чувствую этот красный шум, это давление в ушах, постоянный стресс.

Куда бы ты ни пошел…ты по-прежнему сам по себе, черт возьми.

— Что это меняет? — спрашиваю я Дейна.

Он смотрит на меня, склонив голову набок, как хищник, едва моргая.

— Зависит от обстоятельств. Что ты хочешь изменить?

— Я не знаю... — я провожу обеими руками по волосам, в отчаянии хватаясь за корни. — Я не знаю.

— Ты знаешь.

Дейн не пошевелился, не моргнул. Его два слова — лезвие хирурга, рассекающее дерьмо.

Он стоит там, в тусклом свете, глубоко спокойный. Минуту назад он играл мной, как марионеткой. Единственный раз, когда я видела его хотя бы слегка взволнованным, это когда я порезала ногу.

Я завидую.

Хотела бы я быть спокойной и рассудительной.

Я бы хотела, чтобы люди боялись меня, вместо того чтобы топтать меня при каждом удобном случае.

Я бы хотела, чтобы в моем доме было чисто, а мои счета были оплачены, и я бы не испытывала этого постоянного чувства страха, не имея ни малейшего представления о том, что случится со мной позже сегодня, не говоря уже о завтрашнем дне или на следующей неделе…

Мое сердце колотится так, словно я собираюсь совершить прыжок.

Но мой голос срывается на шепот.

— Ты прав… Я не контролирую свою жизнь. И это делает меня несчастной.

Мне так тяжело произносить это вслух.

Мое тело, кажется, погружается в пол, и это никогда не прекращается.

— Я так усердно работаю. Но часы пролетают незаметно, и когда приходит время ложиться спать, список дел, который я должна была сделать, становится больше, чем когда-либо. Это как гора шариков, и я убираю пять, но сверху громоздятся еще десять. И все это становится шатким, как будто вот-вот рассыплется...

Даже произнесение этих слов вслух вызывает у меня растущее беспокойство, а руки трясутся. У меня ужасное чувство, что я могу расплакаться перед Дейном, а этого не может случиться, потому что я и так достаточно опозорила себя.

Но, кажется, я не могу остановиться.

— Я начинаю думать, что это, должно быть, из-за меня. Должно быть, проблема во мне, потому что, что бы я ни делала, лучше не становится...

Все выливается наружу. Мне так давно не с кем было поговорить. Я не могла доверять Гидеону, и это все, что я могу сказать Джуду, когда пытаюсь защитить его от крушения нашей жизни.

Дейн в безопасности, потому что он чужой. Все, что я ему скажу, исчезнет через несколько месяцев, когда я продам Блэклиф и снова перееду.

И все же между нами есть эта близость из-за пореза на моей ноге, его рук на моем теле, украденных поцелуев и тех странных, волнующих моментов, когда кажется, что он разговаривает с самой глубокой частью меня, а я говорю с самой реальной частью его.

Как будто я могу рассказать ему все, что угодно, и это не будет иметь значения — даже самые болезненные вещи.

Я должна была уметь так разговаривать с Гидеоном. Но я никогда не чувствовала, что смогу.

Даже когда между нами все было наилучшим образом, даже до того, как я узнала, что он делает, я никогда не чувствовала, что могу поделиться всей своей душой. Мне пришлось подвергнуть цензуре то, что я сказала Гидеону, чтобы мы не поссорились.

Я думаю о наших лучших и самых теплых моментах. Когда я заболела гриппом и Гидеон отменил рабочий проект, чтобы позаботиться обо мне. Когда мы посетили замки в Испании. Все время, когда я опаздывала на работу, он забирал Джуда из школы…

А потом я вспоминаю тошнотворное, щемящее чувство, когда нашла первую заколку для волос в его машине. Затем вторую, и третью…

Голос Джуда шепчет мне на ухо:

Ты видишь только то, что хочешь видеть…

— Хотела бы я не быть такой чертовски слепой.

Слова слетают с моих губ и повисают в воздухе.

Я не хотела этого говорить, но чем больше я думаю об этом, тем правдивее мне это кажется.

Я была слепа.

Я не видела, что происходило вокруг меня.

И это должно было быть очевидно.

Дейн вздыхает. Мои плечи опускаются, и я теряю уверенность.

— Ты считаешь меня жалкой.

— Не говори за меня, — холодно говорит Дейн. — Это совсем не то, о чем я думаю.

— О чем тогда? — я украдкой бросаю взгляд.

Его лицо плывет, как бледная луна, над темным воротником рубашки. Его руки свободно сложены перед ним, словно высеченные из мрамора. Его бледность прекрасна в этом доме цвета индиго, как будто они были созданы друг для друга. Я никогда не была такой, даже в своей собственной семье.

Мой отец был теплым и уверенным в себе, моя мать очаровывала, Джуд был вундеркиндом… Я была странной уткой. Все было хорошо, когда мы были все вместе, но потом моих родителей не стало, и все мои причуды превратились в изъяны и ошибки…

— Я думаю, что ты напоминаешь мне меня самого.

Это последнее, что я ожидала услышать от Дейна. В моей груди вспыхивает румянец удовольствия от того, что он думает, что мы похожи. Смешанный с легкой паникой, когда я задаюсь вопросом, что именно он имеет в виду.

— Это хорошо? — я слегка улыбаюсь.

— Наверное, нет.

— Ты действительно знаешь, как сделать девушке комплимент.

— Ты этого хочешь? Комплименты?

Его рот чувственный и жестокий. Он настолько спокоен, что воздух вокруг него застывает.

Я качаю головой.

— Я сказала тебе, чего я хочу.

— Больше контроля?

— Да.

— Меньше слепоты.

— Да.

Я даже не знаю, возможно ли это. Смогла бы я изменить самые сломанные части себя?

— И ты хочешь, чтобы я что... загипнотизировал тебя? — его губы изгибаются, и на щеках появляется ямочка.

— Я не знаю... — румянец поднимается от моей груди к шее.

— Лгунья, — мягко говорит Дейн. — Ты знаешь.

— Тогда да, — говорю я безрассудно. — Это то, чего я хочу.

У меня в голове возникает образ Дейна, качающего серебряными часами, как маятником, произносящего несколько слов своим низким, шелковистым голосом, и внезапно я становлюсь тем, на ком держится холодное, устойчивое спокойствие, все дыры в моем мозгу зашиты аккуратно и чисто, как швы на моей ноге.

Но, может быть, это глупо. Магическое мышление после оргазма, должно быть, так оно и есть — моя киска все еще пульсирует, я плохо соображаю.

Дейн не отвергает эту идею. Кажется, он действительно обдумывает ее, в его глазах вспыхивает интерес.

Я спрашиваю:

— Ты когда-нибудь раньше кого-нибудь гипнотизировал?

Он кивает.

— Один раз.

— Это... сработает?

— Это зависит от тебя.

Голос Дейна глубокий, насыщенный и уже гипнотизирующий.

Я чувствую притяжение, между нами слишком много пространства. Мне больше нравилось, когда его руки были на моем теле, а его дыхание — на моей коже.

Когда он смотрит на меня, когда он хватает меня так сильно, что я едва могу вынести, но как только это проходит, я снова хочу этого.

Я приближаюсь на дюйм, как будто взбираюсь на американские горки — мое сердце начинает бешено колотиться, мне приходится заставлять себя двигаться вперед.

Я вхожу в круг Дейна и касаюсь его локтя, заглядывая ему в лицо.

Он смотрит на меня сверху вниз, улыбаясь.

— Это первый раз, когда ты прикоснулась ко мне первой.

Я испытываю трепет, потому что он прав, и он заметил. Он все видит, от него не спрячешься.

Его руки опускаются на мои бедра, и он притягивает меня ближе, прямо к себе.

Моя рука движется вверх по внешней стороне его руки. Прикасаться к нему вот так, как будто я имею на это право, кажется дерзким, неправильным и чертовски горячим. Он слишком пугающий, слишком привлекательный, сильно старше и, вероятно, сумасшедший... Ничего такого, чего я должна была бы хотеть или могла бы когда-либо добиться, но, черт возьми, у меня текут слюнки от ощущения его бицепса…

Наши животы прижимаются друг к другу, его рука обхватывает мою поясницу. Кончики его пальцев поглаживают мои ребра.

Когда он прикасается ко мне, когда он притягивает меня к себе, я чувствую его силу, напряжение мышц, пульсирующую кровь. Он выглядит таким бледным и холодным, но вблизи он совсем не такой.

Он чувствует себя так хорошо и так неправильно…

Это медленное прикосновение ощутимее, чем мгновением ранее, потому что оно гораздо более намеренное.

Лицо Дейна близко к моему. Он берет меня за подбородок пальцами и приподнимает его, изучая мои черты.

Я смотрю в его глаза, загипнотизированная.

С некоторыми людьми, чем дольше смотришь, тем меньше видишь.

С Дейном чувство связи только усиливается…

Его янтарные глаза поглощают меня целиком. Его лицо совсем не застывшее, по крайней мере, так близко — это подвижное полотно любопытства и веселья, желания и даже сочувствия.

Он поднимает палец и касается моего лба.

— Здесь больше, чем один разум.

Он проводит рукой по моему лицу, его пальцы касаются моей щеки, большой палец скользит по моей нижней губе.

— Больше, чем Реми...

Его рука движется вниз по моему телу, обхватывая грудь. Он хватает мой сосок и тянет, короткое напоминание, сопровождаемое приливом жара.

— Ты когда-нибудь хотела чего-то, о чем не думала, что хочешь?

Его рука скользит еще ниже, в мое нижнее белье, его пальцы скользят между моими половыми губками.

— Ты когда-нибудь делала что-то, о чем не думала, что сделаешь?

Он целует меня грубо, влажно, я не думала, что мне нравятся такие поцелуи, но вкус его губ такой приятный…

Его пальцы сильно трутся о мой клитор, а язык проникает в мой рот. Минуту назад он понял, что работает, и теперь безошибочно прижимает пальцы к самому мягкому, ноющему месту.

— Кто ответственный? — спрашивает он, его губы влажные, полные и теплые прижимаются к моим. — Кто главный, когда ты выходишь из-под контроля?

Мое тело пульсирует, кровь стучит в мозгу.

— Я… я не знаю. Наверное, никто.

Дейн тихо смеется.

— Если бы только это было правдой.

Он облизывает мой рот, а затем слизывает мой вкус со своих губ.

— Ты на вкус как мед. И это... — Он проводит языком по кольцу на моей нижней губе. — Мне нравится это...

Он втягивает мою губу в рот и нежно покусывает ее, в то время как его пальцы проводят большими, теплыми, тающими движениями по моему клитору.

Ощущение нарастает, как бой военного барабана.

Я устала мчаться вслепую сквозь бурю.

Я хочу власти, я хочу перемен, я хочу, чтобы ветер дул в мои паруса…

Я поднимаю на него глаза и целую его один раз, нежно, с открытыми глазами.

— Ты действительно думаешь, что сможешь загипнотизировать меня?

Он обхватывает мое лицо ладонями и смотрит мне в глаза так, словно может увидеть всю вселенную в моей голове, достаточно близко, чтобы дотронуться.

— Давай выясним.

Мы сидим лицом друг к другу на одном диване, свободно скрестив ноги.

— Вытяни руки ладонями к потолку и закрой глаза, — инструктирует Дейн.

Я протягиваю руки, слегка сложив пальцы чашечкой, ресницы слегка касаются щек. Просто закрывать глаза рядом с Дейном кажется актом доверия.

Кончики его пальцев останавливаются на внутренней стороне моих рук, чуть ниже локтей.

— Сделай глубокий вдох... — говорит он, — и выдохни.

Когда я выдыхаю, его пальцы скользят вниз по моим предплечьям и по ладоням до кончиков пальцев. Движение плавное и тактильное, синхронизированное с моим дыханием.

— Вдохни... — говорит он.— И выдохни....

Его пальцы прослеживают каждый выдох вниз по моим рукам.

Моя кожа искрится под его прикосновениями. Дыхание и ощущения — одно и то же, и куда бы ни уходил воздух, чувства тоже уходят.

Его голоса больше нет передо мной. Он эхом отдается в моих ушах с обеих сторон. Это проносится у меня в голове.

— Глубоко дыши... глубоко дыши... все черно... смотри на океан, черный и пустой вокруг себя, перед твоими глазами...

Его руки теперь на моих плечах, теплые и тяжелые, они тянут меня вниз.

— Погрузись... прими это... в своей голове и вокруг...

Я чувствую, что все глубже погружаюсь в диванные подушки. Возможно, я тоже падаю назад, все мягкое и темное, вверху, внизу, позади…

— Отпусти... отпусти и плыви по течению... и слушай мой голос...

* * *

— Ты проснулась.

Я моргаю.

Дейн сидит на диване, скрестив ноги, и смотрит мне в лицо.

Я чувствую воздух в комнате, как воду в бассейне. Когда Дейн говорит, звук расходится волнами.

— Как ты себя чувствуешь?

Я не уверена, что ответить.

Я не испытываю большинства обычных эмоций. Я не чувствую себя счастливой. Мне не грустно. Я даже не испытываю стресса — исчез этот постоянный красный шум, похожий на жужжащий звук, который вы не до конца распознаете, пока он не исчезнет.

— Я чувствую легкость, — говорю я наконец. — Ясность.

Легкость — это не мое тело. Это внутри меня и пронизывает насквозь, как будто я стала прозрачной. Ощущение тишины повсюду одновременно, как будто мир затаил дыхание.

— Что ты со мной сделал?

— Я ничего не делал, — на щеках Дейна вспыхивают ямочки. — Ты сделала.

Я, спотыкаясь, выхожу из дома Дейна и сажусь в Бронко, даже не взглянув на его забор. Часы на приборной панели показывают 22:40. Я приехала в 19:00.

Небо — бесконечный черный океан. Я не помню ни мгновения заката.

На моем телефоне два пропущенных звонка и четырнадцать непрочитанных сообщений.

Эмма

Костер на Кроу-Бич. Если ты припаркуешься рядом с «Резак тумана», то сможешь спуститься по ступенькам. Я, вероятно, подъеду около десяти!

Том

Хочешь, я заеду за тобой на костер?

Я уже еду, если хочешь, подвезу.

Здесь много людей, тонны пива, не беспокойся о том, чтобы что-нибудь взять с собой.

Просто проверяю, как дела?

Эмма

Позвони мне, когда приедешь! Я внизу, у воды

Том

У меня есть для тебя выпивка прямо здесь, чертовски великолепная ночь

Где ты?

Надеюсь, ты скоро приедешь

Джуд

Не могла бы ты, пожалуйста, ответить рыжеволосой амебе, он сейчас пишет мне смс

Том

Поторопись, красавица, я жду

Джуд

Если он по ошибке пришлет мне фото члена, я никогда тебе этого не прощу

Эмма

Извините, я конфисковала телефон Тома. И его ключи.

Надеюсь, ты уже в пути :)

Я завожу двигатель, гадая, смогу ли я вести машину. У меня точно не кружится голова. Я просто чувствую себя... странно.

Это чувство сохраняется всю обратную дорогу до дома. Блэклиф вырисовывается в темноте, лохматый, как зверь, крыша горбатая, как спина, с облупившейся краской и висячими ставнями. Мастерская Эрни находится позади дома, почти затерявшись в заросшем саду.

Я выключаю двигатель и сажусь в темную машину. Без грохочущего шума в моих ушах снова воцаряется тяжелый покой. Я опускаю окна, ощущая прохладный воздух на своей обнаженной коже. Я чувствую запах тыкв, набухающих во влажной земле.

Джуд выходит из задней двери дома с пачкой книг под мышкой. Он пересекает двор, проскальзывает через сад и исчезает в сарае для работ.

Когда он появляется мгновение спустя, в его руках ничего нет.

— Эй! — я кричу через двор. — Ты должен был убирать вещи из сарая, а не захломлять еще больше.

Он прыгает, как кошка.

— Не делай так!

— Так тебе и надо, ты все время подкрадываешься ко мне.

Ему требуется всего мгновение, чтобы прийти в себя.

— Закончила со своим рабством по контракту?

— Ага.

Я не говорю ему, что на самом деле я сегодня не работала над забором Дейна. Я также не рассказала ему о поцелуе. Обычно я не могу хранить секреты от Джуда, чтобы спасти свою жизнь, но с Дейном все по-другому. Я не могу объяснить, что происходит между нами, потому что я сама этого не понимаю.

Джуд может сказать, что что-то не так.

— Что с тобой случилось? Ты странно выглядишь.

Я пожимаю плечами. Движение кажется странным, как будто я только что его придумала.

— Я собираюсь переодеться, — я слышу слова, слетающие с моих губ, как будто их произносит кто-то другой. — Ты идешь на эту вечеринку у костра?

— Черт возьми, нет, — Джуд хмурится.

Я снова пожимаю плечами.

— Как хочешь.

Я ковыляю по дому, замечая, сколько усилий требуется, чтобы поднимать ноги. Движение при ходьбе больше не кажется автоматическим. Мой пульс учащается. Я чувствую, как мышцы сжимают кровь, как рука отжимает губку.

— Что за хрень? — шепчу я. — Что ты сделал?

Я не знаю, говорю ли я с Дейном или сама с собой. Я, должно быть, сошла с ума, пригласив этого человека в свою голову.

Я не знаю, о чем я думала. Должно быть, это какое-то стремление к саморазрушению, которое тянет меня к нему снова и снова.

В главном вестибюле девяносто шесть плиток и шестнадцать ступенек на второй уровень, но только тридцать девять перил — одного не хватает. Люстры сделаны из латуни, а птицы на обоях — вьюрки…

Мои глаза мечутся повсюду, пересчитывая все. Мое сердце бьется слишком быстро.

Я поднимаюсь по второй лестнице в свою комнату и бросаюсь на кровать, затыкая уши и закрывая глаза.

Когда я снова поднимаю голову, все нормально. В комнате темно и прохладно. Тишина — это просто тишина.

Мой телефон жужжит рядом с кроватью:

Эмма

Я не хочу и дальше доставать тебя, но ты упускаешь массу интересного

Мои большие пальцы двигаются по экрану. Я печатаю, передумываю, затем отправляю это вместо этого:

Я

Ухожу сейчас же

Реакция мгновенная:

Эмма

Черт возьми, да! Тащи сюда свою задницу!

Я улыбаюсь, засовывая телефон в карман. Приятно чувствовать себя желанной, даже просто в качестве еще одного тела на вечеринке.

Я перебираю шесть предметов одежды, развешанных в шкафу, вытаскиваю рубашку, которую считаю «самой красивой», то есть на ней нет размазанной краски или видимых дырок. Чего нельзя сказать о моих джинсах.

Я расчесываю волосы, добавляю немного подводки для глаз и блеска для губ и сбрызгиваюсь одеколоном Джуда. В треснувшем зеркале, при свете лампы, я выгляжу чертовски хорошо.

Джуд во дворе, по локоть в деталях двигателя.

— Уверен, что не хочешь пойти?

— Нет, спасибо, — он наваливается всем весом на гаечный ключ, пытаясь открутить ржавый винт. — Я собираюсь наладить бесперебойную работу.

Мой брат становится невероятно продуктивным, когда избегает того, что ненавидит больше всего.

— Не засиживайся допоздна.

— И тебе того же, — говорит он, бросая на меня взгляд.

Ладно, ладно, сообщение получено.

В сотый раз я напоминаю себе перестать нянчиться с ним. Хотя это было бы намного проще, если бы он иногда вел себя как взрослый.

Ему двадцать, напоминаю я себе. Больше не ребенок.

И в кои-то веки, когда я смотрю на него, сгорбившегося в ярком свете лампы, я действительно вижу это.