Гримстоун

Глава 13

Реми

Поездка в Гримстоун становится привычной и успокаивающей — узкие, по большей части пустые дороги, окруженные с обеих сторон высокими лесами.

На Главной улице закрыты все магазины, кроме бара «Резак тумана» и отеля «Монарх». Я паркуюсь возле бара, как предложила Эмма, затем спускаюсь по длинной лестнице из деревянных ступенек, встроенных в скалы, на пляж с черным песком внизу.

Я поддразнивала Дейна из-за названия Гримстоун, но он был прав — я никогда не видела более темного и неприступного пляжа. Чернильные скалы образуют отвесный спуск к плоскому песку, который блестит, как черные бриллианты. Волны врываются в темные пустоты морских пещер и с шипением отступают обратно.

Костер пылает в четверти мили дальше по пляжу, окруженный фигурами, чьи длинные тени тянутся по песку, как накидки. Шум и смех пугают меня, и на мгновение я подумываю развернуться и поехать обратно домой.

Затем я замечаю ярко-оранжевую голову Эммы, и она поворачивается и тоже видит меня.

— Это Реми? Иди сюда, я хочу представить тебя всем!

«Все» оказываются пестрой смесью людей двадцати-тридцати с чем-то лет, которые живут и работают в окрестностях Гримстоуна. Половина, похоже, связаны друг с другом сложными и запутанными нитями. Олдос и Эми — черноволосые близнецы, оба работают на новом курорте, Олдос консьержем, а Эми горничной. Это, по-видимому, оскорбительно для Корбина, смуглого и угрюмого кузена Эммы и Тома, который управляет заправочной станцией недалеко от города.

— Никто не должен работать на этих паразитов.

— Мне нужно где-то работать, — сердито говорит Эми. — А «Монарх» не нанимал.

— Я бы наняла тебя, — говорит Селина, сочная брюнетка со скрипучим голосом, владелица тату-салона рядом с отелем. — Но только на лето. Зимой не могу этим заниматься.

— Меня уволят после Хэллоуина, — мрачно говорит ее сестра Хелена. Хелена — соблазнительная блондинка, которая занимается гаданием на картах Таро и, кажется, имеет какое-то отношение к Корбину, хотя я не могу сказать, родственники ли они или раньше спали вместе — Хелена не перестает сверлить его взглядом, в то время как Корбин притворяется, что ее не существует.

Из жестяного динамика играет музыка. Дальше по пляжу люди танцуют и играют в волейбол.

Том настолько пьян, что я не думаю, что он даже помнит, что писал мне.

— Реми! — кричит он, поднимая свой стакан с таким энтузиазмом, что половина пива выплескивается ему на руку. — Откуда ты взялась?

— Притворись, что его не существует до завтра, — Эмма хватает Тома за плечи, разворачивает его и толкает обратно в направлении бочонков. — Это не то впечатление, которое он хотел произвести.

— Реми! — Том орет в ответ через плечо, хотя Эмме удалось оттолкнуть его всего на два фута. — Хочешь поиграть в пивной понг?

— Стол сломан, — напоминает ему Эмма.

— Кто сломал стол?

— Ты это сделал.

— Что?

— Обычно он не такой… — Эмма вздыхает, убирая с лица кудрявый оранжевый локон. Это локон Тома — он кладет голову ей на плечо, заставляя ее поддерживать большую часть его веса. — На самом деле, он такой большую часть времени.

Том хватает Эмму за подбородок большим и указательным пальцами и покачивает им, как будто заставляет ее говорить.

— Я Эмма, и я злюсь...

Она отпихивает его в кучу одеял, покрытых песком. Остатки пива Тома пролетают по воздуху и приземляются Корбину на колени. Корбин вскакивает, подняв кулаки. Хелена хватает Корбина сзади, а Эмма бросается на своего пьяного кузена. Корбин вырывается на свободу, и воцаряется хаос.

Двадцать минут спустя, после того как Тома благополучно изолировали, а Корбин исчез в темноте вместе с Хеленой, Эмма возвращается, поцарапанная, грязная и в ужасном настроении. Я передаю ей сидр из потрепанного синего холодильника Тома.

— Вот задница, — говорит она, залпом выпивая и беря еще одну. — Это меньшее, что он может сделать.

— Я уже выпила три.

Эмма смеется.

— Надеюсь, ты правда это сделала.

Я болтала с близнецами и Селиной, мы все сидели на слегка промокших бревнах вокруг костра.

Эмма трет костяшками пальцев под носом.

— Я вообще не знаю, зачем я ему помогаю. Надо было позволить Корбину выбить из него дерьмо в десятый раз.

— Потому что ты его любишь, — говорю я, делая глоток сидра. — Кажется, что все того стоит.

— Хм, — говорит Эмма таким тоном, как будто, может быть, а может и нет.

— Кто это? — Эми шепчет своей близняшке.

По пляжу идет фигура — высокая, худощавая, широкоплечая — потягивая вино из бутылки. Что-то в том, как он двигается, заставляет меня узнать его задолго до того, как он приближается. Мое сердце бьется с удвоенной скоростью.

Селина, прищурившись, смотрит на песок.

— Это ночной доктор?

Эмма бормочет:

— Что он здесь делает?

Дейн подходит прямо к костру и делает большой глоток вина. Он босой, брюки закатаны до половины голеней, ступни в песке и влажные. Его волосы с серебристыми прядями развеваются на ветру, лицо красиво суровое, глаза темные и слегка безумные.

— Привет, Реми.

Он кивает всем остальным.

— Привет, Дейн.

Мой голос звучит напряженно и тревожно. Почему-то вдали от собственного дома он выглядит еще более устрашающе.

Эмма смотрит на меня так, словно говорит:

— Ну, разве ты не полна сюрпризов?

Взгляд, которым она смотрит на Дейна, гораздо менее дружелюбный.

Все украдкой поглядывают на него, даже те, кто должен был танцевать.

Привык он к этому или ему все равно — он не сводит глаз с моего лица.

— Хочешь выпить? — он протягивает мне бутылку вина.

Я пересекаю песок, чтобы взять у него бутылку. Край бутылки влажный от его рта. Я ощущаю вкус его губ вместе с вином. Он смотрит, как я глотаю. Все смотрят.

— Спасибо.

Он забирает бутылку обратно, его пальцы касаются моих.

Больше никто не разговаривает.

Я не выдерживаю напряжения.

— Ты знаешь Эмму? — выпаливаю я.

— Да.

Дейн и Эмма обмениваются взглядами, которые больше означают признание, чем приветствие.

Чеерт, я ненавижу это.

Олдос приходит на помощь.

— Я Олдос, — говорит он. — А это моя сестра Эми.

Эми пожимает руку Дейну со смесью восхищения и отвращения, как будто впервые прикасается к анаконде.

— Это Селина, — говорит Олдос.

Селина поднимает руку. Она сидит на своем бревне, отблески костра пляшут на ее лице, волосы слегка развеваются по обнаженным плечам. Она смотрит на Дейна не как анаконда, а скорее как на канатную дорогу над глубоким ущельем, и она подумывает о том, чтобы рискнуть прокатиться.

Корбин возвращается с несчастной Хеленой, плетущейся позади.

— Привет, Дейн.

Он кивает.

— Корбин.

Дейн кивает в ответ.

Хелена представляется, укоризненно глядя на Корбина. Корбин игнорирует ее, потому что вернулся к этому.

Напряжение спало теперь, когда Корбин здесь, воспринимающий Дейна как обычное, но не нежелательное дополнение к группе. Этого было недостаточно, когда была только я.

Беседа возобновляется. Корбин и Олдос берут по новой порции напитка.

Я беру вино у Дейна, чтобы чем-то заняться. И потому что мне нравится эта связь между нами — Дейн не делится своим вином с Эми или Селиной. Только со мной.

— Что ты здесь делаешь? — я спрашиваю, когда чувствую, что никто не слушает.

— Проверяю, как ты.

Он смотрит мне прямо в глаза.

Мне нравится, что он этого не скрывает. Не пытается притворяться.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Ты сказала мне, что придешь.

У меня по спине пробегает холодок.

Я не помню, чтобы говорила ему об этом.

Я действительно ничего не помню из того, что было сегодня у него дома.

Это пугает меня до чертиков, но также заставляет чувствовать глубокий, темный трепет где-то глубоко внутри.

Что, черт возьми, мы наделали?

Я делаю изрядный глоток вина, которое на вкус терпкое и дорогое, и вытираю рот тыльной стороной ладони.

— Что ты вообще со мной сделал?

Дейна это забавляет.

— Я сделал именно то, что ты просила.

— Тогда почему я не могу ничего вспомнить? И почему я чувствую себя так... странно сейчас?

Он с интересом наклоняет голову.

— Насколько странно? Что ты испытываешь?

— Все громко, или ярко, или... — я прижимаю пальцы к напряженным точкам на висках… — Выглядит не совсем так, как раньше.

— Интересно.

Дейн приподнимает мой подбородок и заглядывает мне в глаза, как будто проверяет мои зрачки. Его теплота удивляет меня каждый раз, когда мы касаемся друг друга.

Когда он отпускает меня, я вижу, что Эмма наблюдает с другой стороны костра. Селина тоже наблюдает за нами, хотя и не так явно.

— Ты что, морочил мне голову?

— Может быть, — говорит Дейн. Отблески огня расплавляют его глаза и мерцают на коже.

— Может быть?

— Я сделал тебе предложение.

— Что?

— Это было всего лишь предложение, и ты не обязана его принимать. Но звучит так, будто ты это сделала.

Мое сердце трепещет в груди, как тысяча испуганных бабочек, вылупляющихся в слишком маленькой коробке.

— Какое предложение?

Дейн берет вино и делает большой, медленный глоток. Он слегка улыбается и кажется довольным, как будто все идет по плану.

— Я сказал это твоему второму разуму.

Я забираю вино обратно.

— Ты сумасшедший.

Он пожимает плечами.

— Тебе следовало бы получше изучить своего врача. У меня ужасные отзывы на Yelp.

— Ты не мой врач.

— О, определенно нет или то, что мы делали ранее, намного более незаконно.

— Какая часть?

— Про то, как засунуть руку в штаны. И, возможно, все остальное тоже — я врач, а не юрист.

Я искоса смотрю на него.

— Ты забавный, когда пьян.

— Я забавный, когда я навеселе, я сентиментальный, когда я пьян.

— Значит, ты только навеселе?

— Ты поймешь, что я пьян, когда я начну говорить о смерти Вселенной.

— Вся вселенная? — я, должно быть, навеселе, потому что хихикаю. — Это сентиментально.

Дейн пожимает плечами.

— Не говори, что я тебя не предупреждал.

Наверное, я веду себя грубо, разговаривая только с Дейном, когда Эмма пригласила меня сюда. Однако трудно вовлечь ее в разговор, когда она испепеляет Дейна взглядом.

— Извини за, э… э…

— Ее?

Дейну не нужно поворачивать голову, он точно знает, где сидит Эмма.

— Здесь это нормально, — он делает паузу, а затем продолжает: — В городе ходят слухи обо мне.

— Да. Возможно, я что-то слышала.

— Ты слышала? — он смотрит на меня, беря вино. — Я задавался этим вопросом.

Это все, что он говорит. Он не спрашивает, верю ли я слухам, а у меня не хватает смелости вообще что-либо сказать.

Часть меня отчаянно нуждается в информации, но остальная часть меня должна восхищаться тем, какой он хладнокровный, как будто взгляды и шепот не могут его тронуть.

Ты убил свою жену?

Если он этого не делал, это чертовски оскорбительно.

Если он это сделал, он не собирается в этом признаваться.

Ничто не может быть большим доказательством того, насколько я облажалась, чем моя готовность бросить кости.

Встречаться с Джудом на буксире было все равно что быть мамой-подростком. У меня никогда не было фазы бунтаря-бойфренда на мотоцикле — я должна была придерживаться безопасного выбора.

Все в Дейне — это развевающийся красный флаг с мигалками и сиренами наверху.

Но это также ощущается ярко, жгуче и дико возбуждающе, в противоположность моим обычным инстинктам.

Гидеон казался безопасным — и посмотрите, чем это закончилось.

Из меня вырывается маниакальный смешок. Неужели я превращаюсь из фальшивой хорошей девушки в возможного убийцу?

Я не могу настолько плохо разбираться в людях — что бы там ни говорил Джуд.

Селина перестает наблюдать за нами и выходит на открытый песок, чтобы потанцевать с мускулистым парнем в шляпе задом наперед.

Дейн бросает на них взгляд, затем решительно отворачивается.

Интересно, танцует ли он. Кажется, что у него это ни за что не получится, но, возможно, у него это действительно хорошо получается. Когда он кладет руки мне на талию, кажется, что мы уже танцуем.

Я не великий танцор, но желание вывести Дейна на освещенный кострами песок непреодолимо.

— Ты… ты хочешь потанцевать?

Дейн удивленно поднимает голову, как будто не ожидал, что я спрошу. Его рот открывается, а затем он резко качает головой и говорит:

— Нет, — грубо и агрессивно, отводя взгляд.

Отказ бьет как пощечина.

Минуту назад нам было тепло и уютно, мы стояли рядом у камина. Все казалось легким и естественным.

Теперь я не знаю, что сказать или как держать лицо. Я не хочу казаться, что это имеет значение, но это задело гораздо сильнее, чем я ожидала, и теперь я смущена и слишком часто моргаю.

Дейн неловко ерзает. Он вертит бутылку вина в руках, снова открывая рот, как будто хочет сказать что-то еще.

Слишком поздно — Эмма хватает меня за руку.

— Пойдем потанцуем со мной.

Возможно, она слушала, или же она увидела выражение моего лица.

Я позволяю ей вытащить меня на песок, мое тело бездумно движется в такт музыке.

Эмма кладет руки мне на плечи, пританцовывая рядом. Она хорошая танцовщица, босиком по песку, волосы ярче огня.

Дейн наблюдает за нами.

— Откуда ты его знаешь? — Эмма шепчет мне на ухо.

— Его дом прямо рядом с моим.

Она поворачивается, так что мы стоим спина к спине, продолжая танцевать. Ее пальцы скользят вниз по моему запястью, пока мы не держимся за руки. Ее голова прижимается к моей.

— Тебе нужно быть с ним поосторожнее.

Почему-то здесь даже жарче, чем у костра — слишком много теплых тел прижались друг к другу.

Дейн стоит, скрестив руки на груди, и наблюдает за нами.

Эмма поворачивается ко мне спиной, кладет руки мне на бедра и смотрит на него в ответ. Как будто она насмехается над ним.

— Он облажался, — говорит она мне прямо в ухо. — Он опасен.

Едва шевеля губами, я шепчу:

— До меня дошли слухи о его жене.

Эмма не сводит глаз с Дейна.

— Это не слухи. Он убил ее.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что, — Эмма разворачивает меня и заправляет прядь волос мне за ухо, пока мы мягко покачиваемся. — Лайла была моей подругой, и я знаю, что он, черт возьми, лжет.

Сейчас я отворачиваюсь от Дейна, но все равно, я уверена, что он знает все, о чем мы говорим.

— Что случилось?

— Он говорит, что она утонула в реке возле их дома, — Эмма берет меня за руку и кружит, ее пальцы скользят вниз по тыльной стороне моей руки и вдоль позвоночника. — Ты в это веришь?

— Нет, — это вырывается со вздохом. — Не совсем.

Тяжелая рука опускается мне на плечи, пугая меня. Теплое, пьянящее дыхание Тома овевает мое лицо.

— Если ты собираешься с кем-то танцевать, то это должен быть я… Я встретил тебя первым.

— Технически, я встретила ее первой, — говорит Эмма.

Я не могу стряхнуть его руку. Я опускаю голову, украдкой оглядываясь на Дейна.

Он ушел, пустая бутылка из-под вина брошена на песок.