Гримстоун

Глава 15

Реми

Дэн ходит по комнате, зажигая свечи. Как правило, он приглушает свет в своем доме, и, как я узнала, свет свечей приятнее всего действует на глаза…за исключением звездного света.

На улице поднялся ветер. Последние золотые дни сентября, возможно, закончились, так как сегодня было пасмурно.

Языки пламени мерцают вокруг нас, как будто мы сидим в очаге. Тени предметов в комнате становятся дикими и странными, танцуя на стенах.

Тяга погрузиться обратно в это глубокое и умиротворяющее состояние — это подводное течение, но я сопротивляюсь, гребя на поверхности…

— Мне не нравится не помнить.

Эта пустая дыра в моем дне пугает меня, как будто кто-то взял арбузный шарик и выкачал три часа из моего мозга.

Не «кто-то», а мужчина, стоящий напротив меня, издает низкий фыркающий звук, как будто память переоценивают. Или еще хуже, по его словам…

— Половина твоих воспоминаний — ложь.

Дейн зажигает последнюю свечу над каминной полкой. Он говорит такие странные вещи так буднично.

— Как воспоминание может быть ложью? Это то, что произошло на твоих глазах.

— То, что ты думаешь, что произошло на твоих глаза.

Дейн гасит спичку, которой пользовался, прежде чем она успеет обжечь ему кончики пальцев.

— Подумай об этом — когда два человека расходятся во мнениях, почему каждый из них вспоминает ту версию событий, которая выгодна ему самому? Разум видит и сохраняет то, что хочет.

Я издаю презрительный звук.

— Тогда как кто-то может знать, что правда?

— Если ты честен с самим собой, — тихо говорит Дейн. — Но никто не честен. Ты лжешь себе, и снова лжешь... и вскоре ты больше ничего не видишь. Даже когда это прямо перед твоим лицом.

Невольно я вспоминаю стопку счетов на столе моего отца — счета, просроченные на месяцы и годы, отправленные в коллекции, в то время как мы катались на слонах в Таиланде и плавали на грузовом судне в Антарктику. Ни у него, ни у моей матери не было страховки жизни. Ложь заключалась в том, что мы были богаты. Ложь заключалась в том, что ничто не могло причинить нам боль, когда мы все были так счастливы…

Я могла бы заметить признаки. Иногда у моего отца был стресс, иногда он ссорился с моей матерью. Дважды я видела, как она брала кредитную карту, и она не проходила. Однажды мой отец купил новую машину, а через неделю ее не стало на подъездной дорожке. И однажды школа Джуда устроила скандал из-за платы за обучение, а не из-за его поведения.

Повсюду мигали предупреждающие огни, но в то время они ничего для меня не значили.

Большинство из них я едва заметила. Только позже, когда я просматривала счета, я вспомнила, как кассирша в продуктовом магазине во второй раз провела карточку моей матери и сказала:

— Извините, мэм, здесь написано, что она отклонена...

И моя мать так разозлилась…

Я думаю, как часто я чувствовала запах духов на одежде Гидеона и пыталась убедить себя, что это были цветы в комнате или кто-то, с кем он сидел рядом в поезде…

Я глупая дура.

— Я не хочу лгать себе.

Дейн бросает на меня взгляд, в котором на удивление много грусти.

— Посмотрим.

На этот раз он садится на пол, напротив меня. У него толстый ковер, нам удобно. Мерцающие свечи и ветер за окнами больше напоминают спиритический сеанс, чем сеанс медитации... что вполне уместно. Моя голова полна призраков.

Включая Гидеона.

Вот что значит блокировать кого-то — это стирать его лицо, его голос из своей жизни, как будто он мертв.

Я превратила его в призрак. Я сделала его своим призраком.

— О чем ты думаешь? — голос Дейна заставляет меня подпрыгнуть.

— Я... — черт, почему я такая медленная… — Не хочу тебе говорить.

Блестяще.

— Все равно сделай это.

— Я... была помолвлена. Еще три недели назад.

Дейн сидит очень неподвижно, свет свечей делает его глаза оранжевыми и янтарными.

— Как его звали?

— Гидеон

— Ммм, — я не могу истолковать этот звук или легкую улыбку на его губах.

Почему его рот такой красивый и такой жестокий?

Почему я здесь, ищу ясности ума у самого беспокойного человека, которого я знаю?

Вини во всем Гримстоун… Видит бог, Дейн бы так и поступил.

Безумный.

И вот я стою перед ним, скрестив ноги, безумный послушник.

Научи меня, учитель…

Если я не могу сойти с ума, я могла бы с таким же успехом научиться быть сумасшедшей.

Он сумасшедший, я сумасшедшая, мы все сумасшедшие…

Мой разум скажет что угодно, лишь бы заполнить пустоту.

— Что случилось?

Лицемер! Как он смеет спрашивать, когда я едва ли обмолвилась словом о его жене?

Нет, он знает, что это не самое страшное.

Гидеон пострадал, это правда, но я была удивлена, когда осмотрела рану — она была не смертельной.

Мне следовало бы больше беспокоиться. Я должна быть опустошена.

Вместо этого, это кажется... неизбежным. Как будто мы все это время только притворялись.

— Он обманул.

Это первый раз, когда я сказала это вслух. Я никогда не признавалась в этом, даже Джуду. Но он знал. Я уверена, что многие люди знали.

— Наверное, именно поэтому он никогда не нравился Джуду. И теперь он тычет мне в лицо этим, и ему следовало бы, потому что были тысячи признаков.

— Какие признаки? — спрашивает Дейн, не улыбаясь, не двигаясь.

Ветер гонит воздух по трубе, принося запах гари, дыма…

— Я расскажу тебе тот, который свел меня с ума. Потому что он был таким... эфемерным. Но это преследовало меня день за днем...

Я помню сотни дней, вечеров, даже утр... Цветочный аромат в его квартире, в его машине, даже на его простынях... не так много цветов. Один и тот же, черт возьми. Жасмин.

— Это были женские духи, теперь это очевидно. Но он так убедительно отрицал это. Честно говоря, было похоже, что он действительно не чувствовал их запаха. Я говорила, «они на твоем пальто, они здесь, в машине...» — через мгновение я ловлю себя на том, что признаю: — Должно быть, он все время встречался с одной и той же женщиной. Это всегда были одни и те же духи.

Почему-то это ранит больше, чем мысль о множестве женщин, о многих случайных встречах.

Это эмоционально. Это означает любовь. Более глубокий обман.

Скучал ли он по ней, когда был со мной?

Он улизнул, чтобы написать ей?

Детали не должны иметь значения, но они имеют значение, потому что они равны тысяче различных порезов на моей спине, яд, которого я никогда не видела, но он пролился по всей моей крови. Должно быть, это было причиной пустоты между нами. Молчание, которое казалось таким мрачным. Это должно, это просто необходимо, потому что в противном случае это должно было сработать…

— Я ушла от него не из-за этого, — я признаю все это сейчас, почему бы и нет? Я действительно не люблю притворяться. — Мне пришлось найти презерватив, использованный презерватив, на моей стороне кровати… Типа, мне пришлось подержать это на свету, прежде чем я в это поверила. И это чертовски неловко. Я должна была догадаться, когда впервые обнаружила губную помаду на его одежде. Это происходило только раз. Другие «причины», которые я придумала, нелепы.

Дейн слегка улыбается и почти смеется — его дыхание выходит с таким звуком.

Я вздрагиваю. Он замечает это и протягивает руку, чтобы положить ее мне на предплечье.

— Я смеюсь только потому, что я такой же. Все одинаковы, когда мы ведем себя иррационально.

Иррациональный.

Это слово звучит как колокольчик.

Я сажусь, упираясь ладонями в пол.

— Что случилось? — говорит Дейн.

— Ты… ты…

Я даже не уверена, о чем я думала секунду назад. Все было так ясно, а потом исчезло…

Возвращаются истинные мысли.

О чем я думала?

Иррациональный…

Верно. Слово иррациональный… неправильное, это не то, кем я хочу быть. Но оно не такое внушительное, как такие слова, как «безумный» или «чокнутый». Вы никогда не смогли бы по-настоящему доверять сумасшедшему человеку, не так ли? Например, вы могли бы любить их и иметь в друзьях, но стали бы вы… оставлять их одних со своим новорожденным ребенком?

Нет, признайте это. Вы бы этого не сделали.

Но тот, кто иррационален или кто был иррационален раз или два... это все. Это не так ужасно.

Я могла бы признать, если бы вела себя неразумно.

И я могла бы попытаться измениться.

Может быть, тот, кто сошел с ума, никогда по-настоящему не сможет быть в здравом уме, но я могла бы быть рациональной. Если бы все, чем я была раньше, было иррациональным.

— Он изменял мне, и мне потребовалось слишком много времени, чтобы признать это.

Я произношу все это вслух, тихо и отчетливо. Это как вытаскивать осколок стекла — чертовски больно, но потом... меньше.

Было намного хуже, когда он все еще был внутри и резал.

Дейн кивает, как будто понимает.

— Ты… твоя жена...

— Нет, — его улыбка плоская и без юмора. — Наши проблемы были между нами.

Что бы он ни имел в виду, это не вызывает дальнейших вопросов.

Это кажется односторонним. Я снова не доверяю ему и мне не нравится этот дисбаланс.

— Я не хочу, чтобы ты снова гипнотизировал меня. О чем я только думала? Это, должно быть, часть полного срыва — мы едва знаем друг друга.

— Едва знаем друг друга... — Дейн издает презрительный звук. — Не делай вид, что ты в это веришь.

— Что?

— Что, что? — он снова передразнивает меня. — Сколько времени тебе нужно провести рядом со мной, чтобы «узнать» меня? Что именно нам нужно сделать вместе?

Он хватает меня и целует в губы.

— Ты уже знаешь меня, потому что правильно ответила на вопрос, в то время как все в городе отвечают на него неправильно. Я не убивал свою жену. И ты это знала, ты это почувствовала.

Он целует меня нежно, тепло.

— Я похож на убийцу, на того, кто разорвал бы тебя на части? Некоторые вещи можно почувствовать. Черт возьми, попробуй найти убийцу во мне.

Он целует меня глубоко, страстно, даже жадно... но отстраняется, не причиняя боли. Он танцует со мной, он контролирует ситуацию.

Что это значит? Контроль — это переключатель включения-выключения?

Или монстр всегда просачивается сквозь швы его костюма?

С Дейном хорошо, я не могу этого отрицать… Он такой хороший, к которому я никогда раньше не прикасалась, такой, когда каждое новое ощущение становится горячим и расплавленным, его губы на моем подбородке, его рука на моей груди…

Все это кажется лучше, насыщеннее, приятнее, чем имеет на то право…

Является ли это гарантией хорошего или верным признаком того, что это неправильно?

Не верьте ничему, что слишком хорошо, чтобы быть правдой…

Но тогда... позволено ли нам верить во что-либо хорошее?

Когда он целует меня, я чувствую себя чертовски превосходно.

Кто сказал мне сопротивляться такому чувству? Мое тело, кажется, думает, что это именно то, что мне нужно…

Дейн отпускает меня, и комната снова сотрясается.

— Я не собираюсь заставлять тебя что-либо делать, — говорит он. — Но если хочешь, на этот раз я установлю камеру. Ты можешь посмотреть все это.

Это новый, интригующий вариант.

Если я никогда не попробую снова, я никогда не узнаю, что произошло.

Но если я сниму сеанс на видео… Я увижу это своими глазами.

Что я только что сказала Дейну?

Я не хочу лгать себе.

— Покажи мне, — говорю я. — Покажи мне, что я делаю, когда нахожусь под гипнозом.

— Ты на пляже, — говорит Дейн. — На берегу океана. Смотри на воду. Смотри на волны.

В его голосе есть ритм, почти музыка…

Низкий, чистый и плавный, как звон колокольчика…

Мысли уходят, а потом... возвращаются…

Каждый по-своему, и все же…всегда машет рукой…

— Ты видишь небо? — спрашивает Дейн.

— Да.

— Ты видишь волны?

— Да.

— Песок?

— Нет...

Я всего лишь представляла себе волнующуюся голубую воду.

Мне не нравятся глубины океана.

На самом деле, это пугает меня.

Вот что я чувствую, когда мне страшно и я в стрессе... как будто я тону. Я плыву и плыву, пока холодная вода затягивает меня на дно. Пока мне не захочется сдаться и погрузиться во тьму.

— Не прыгай в океан, — говорит Дейн с оттенком веселья. — Ты на пляже, стоишь на песке. Волны плещутся у твоих ног...

Я представляю это так, как он говорит: голубой океан, белый песок под моими пятками, солнце над головой, холодная вода омывает мои пальцы ног…

Я начинаю чувствовать тепло и спокойствие вместо страха.

Голос Дейна мелодичен, как музыкальный инструмент. Ему следовало зарабатывать на жизнь записью аудиокниг — это было бы намного проще, чем учиться в медицинском колледже.

— Сколько всего волн? — спрашивает он.

Я наблюдаю, как они появляются на холсте моего сознания. Волна за волной, сегодня, завтра и навсегда…

— Бесконечно много.

— Правильно, — я слышу, что он доволен, хотя мои глаза закрыты. — Бесконечно. И сколько же ошибок мы совершаем?

Я делаю паузу, снова и снова ощущая, как холодная пена омывает мои пальцы ног…

— Бесконечно много.

— Верно, — вздыхает Дейн. — Бесконечные ошибки.