А тут ещё и гадкий робот решил проявить смекалку и пошёл к нам, вогнав руку в потолок, коробя и разрывая тонкий металл. Вот совсем жить ему расхотелось. Ну, что ж, будем убивать…
— Сюда, — раздался внезапно голос Киры.
Или не будем.
— Что там?
— Дверца.
— Открытая?
— Уже да.
— Как?
— Срезала петли.
Чем срезала? Нет, не правильный вопрос, правильный — «когда она у меня горелку свистнуть успела?». На ходу подмётки рвёт. Ну, да грех жаловаться, тикать пора.
Пробравшись в лаз, мы оказались по ту сторону двери, и та осталась закрытой, а значит, датчиков здесь либо нет, либо они вышли из строя — от времени ли, или от робота-вандала — и нас не видят. Вот только спускаться всё равно придётся, ибо тут указателей нет. А значит, спуститься надо сразу у двери и заварить её, предварительно обрубив кабель питания. Какой кабель ведёт к двери, я не знал, а потому перепилил весь толстенный жгут, отчего свет, идущий из лаза, пропал, а когда я выпилил кусок потолка, то увидел, что и в этом секторе основное освещение отрубилось, уступив место дежурному — тускло синему. Похоже, я перепилил основную силовую магистраль. То-то меня йоком тобнуло, что шерсть дыбом встала.
— Кира, заваривай дверь, — раз уж горелка у неё, то пусть поработает, а я пока указатели поизучаю.
Пилот экзоскелета, видимо, догадавшийся, что что-то неладно — по покрасневшей двери, наверное, понял — ударил в дверь, и та прогнулась, отчего Кира выронила из лап горелку и помянула ящера незлым тихим словом за обожжённую раскалённым металлом шерсть. Ну, варить теперь дверь не имеет смысла, поскольку с такой вмятиной она точно не пройдёт в нишу в стене. А значит, можно смело идти вперёд.
— Кира, бросай это дело, — распорядился я и пошагал, к лазарету, ведомый зелёной полосой на стене.
Тут уже было тише, ящеры попадались малыми группами, роботы больше не встречались, а турели, видимо, тоже оказались обесточенными, поскольку ниши от них я видел, но сами они из них не вылезали.
— Как дела, калеки? — спросил я, зайдя в найденный всё-таки лазарет. — Ты калека что ли? Я не с тобой разговариваю! — вылезший вперёд при моём появлении ящер получил по голове прикладом автомата и прилёг отдохнуть.
— Сам ты калека! — о, а вот это уже Тайрос!
— Как загорается? — подошёл я к раздетой и привязанной ремнями к койке татанке. — Говорят, хорошо зафиксированная девушка в предварительных ласках не нуждается. Проверим?
— Укушу!
— Ясно, оральный отменяется.
— Это уже не смешно! Развяжи меня! — дёрнулась она, пытаясь порвать ремни.
— Я так тебе противен? Обидно даже стало.
— Может, потом, при других обстоятельствах. Но не сейчас!
— Ловлю на слове! — ответил я, расстёгивая ремни. — О! А это кто? Уж не водитель ли того багги?
— Он самый, — ответила Тайрос, присев на койке и растирая онемевшие от неподвижности конечности.
— И его забираем, значит, — подошёл я ко второй койке и стал расстёгивать ремни со второго ящера. — Вы же с ним на одном языке разговариваете?
— Не знаю, — сказала она, отыскивая шляпу среди того, что осталось от скафандра, изрезанного… чем его резали? Будто в мясорубке побывал. — При мне он не говорил. Всё без сознания лежит.
Последний ремень расстегнулся, и ящер вдруг продемонстрировал нам, что он вовсе не без сознания, рванув с койки прочь и попытавшись удрать. За что едва не получил прикладом в лоб.
— Стоять! — рявкнула Кира на него.
— Хорошо! — донеслось у меня в голове, и ящер успокоился.
А я чуть не сел на пол прямо там, где стоял. Татан с ментальными способностями? Да быть такого не может!
— Может, — ответил он.
Он ещё и «громкие» мысли слышит? Вот чудеса! Но с ними разберёмся по пути к хранилищу кристаллов. На ходу поговорить можно:
— И остальные тоже ментальщики?
— Нет, — пришёл ответ, — только я. Потому они за мной и гонялись.
— Не любят мутантов, значит?
— Не я мутант. Они.
— Хочешь сказать, что татаны — ментальщики.
— Да.
Почему он так односложно общается? Такое ощущение, что это даётся ему с трудом. Это от того, что мы разных видов? Или у него, так сказать, «мощность передатчика» маловата.
— Второе, — ответил он.
Ну да, меня-то он «слышит» хорошо. Значит, надо снова включать блокировку, чтобы не подслушал чего случайно.
— А вот она, — кивнул я на Тайрос, — чистая татанка с Татанирва, и ментальных способностей у неё нет.
— Она не чистая, — тут же скользнул взглядом по ней… — Трус, — донеслось у меня в голове. А где Балбес и Бывалый? — и Татанирв давно безжизнен.
— Да? А я на нём был!
— Это не тот Татанирв! Солнце нашего родного мира угасло уже давно. Поговорим позже.
Да, нюх у него хороший, а не то, что у Тайрос, учуял, что впереди враги, и умолк. Засада, а как иначе? Мы же уже к сокровищнице приближаемся.
— Тысяча чертей! Свистать всех наверх! Я чую, где эти сухопутные крысы держат свои пиастры! — а заодно и энергетические кристаллы.
Сколько же их тут, что от их фона у меня просто шерсть дыбом встаёт? Прямо как на планете непров в своё время!
Так. Робота нет — это хорошо. А вот огромная толпа вооружённых ящеров при поддержке нескольких очень злых — стоило нос высунуть, как они тут же гавкнули в мою сторону — турелей — это плохо. Очень плохо.
— Эй, Трус, переведи им моё предложение.
— Слушаю.
— Я готов оставить их в живых, если они отдадут мне десяток кристаллов.
Ящер подумал какое-то время, потом всё же подошёл к краю — но из-за угла выглядывать не рискнул — и огласил им моё предложение. В ответ раздалось икание — хохот по-татански — это из-за того, что я продешевил? Или, наоборот, заломил цену?
— Ну, ладно, восемь, — решил я уступить. — Пять! Дешевле уже некуда просто.
Ржач продолжался, а потом с той стороны донёсся наглый голос, и ржач возобновился, но уже с другими нотками.
— Он предложил…
— Не хочу знать, — поскольку догадываюсь.
Так, надо подумать. Уж больно их там много — всех не перестрелять за раз, а любое промедление при таком перевесе смерти подобно. По потолку не пробраться — услышат, или турели учуют сканерами и изрешетят, там-то вообще никуда не деться будет. На поединок их не развести, предложить нечего, шантажировать нечем… Придётся всё же воевать.
Я вывалил на пол все оставшиеся в сумке инструменты и принялся рыться, выискивая то, что может мне пригодиться.
— Что мастерить собрался? — тут же выросла над душою Марта.
— ЭМИ-гранату, — пояснил я. — Будь умничкой, посмотри пока, сколько там турелей серийного производства.
То, что часть турелей собрана по принципу «я тебя слепила из того, что было, а потом что было, то и зарядила», я уже заметил. Но другая часть — довоенного производства — может иметь средства против подобных игрушек.
— Три турели, — использовав нож вместо зеркала, посмотрела Марта в коридор.
— Отлично. Куга, готовься вывести их из строя.
Распотрошив горелку, достал из неё мощный конденсатор и газовый баллон, который разрезал, предварительно выпустив газ, и набил порохом из автоматных патронов. Из дрели выдрал мотор и, скрутив проволоку с обмоток статора, намотал её на баллон, подключив один конец к заряженному конденсатору, который послужит так же источником питания для детонатора. Вот и вся конструкция. А замкнуться схема должна от удара о пол.
— Турели!
Куга на миг высунулась из-за угла, уничтожая заводские механизмы, и тут же скрылась обратно, прячась от ответного огня. А за угол уже летела граната. Хлопнул взорвавшийся порох, я посмотрел на погасший экран миникомпьютера, показавший мне, что затея сработала и гражданская неэкранированная электроника — а именно такая стояла на самодельных турелях — приказала долго жить. А живой противник значительно уступает арги по скорости. Особенно в боевом трансе.
Подхватив два ножа, я сорвался с места, входя в транс и чувствуя, как воздух вокруг меня густеет, а чувства обостряются, цвет, правда, пропал. Но это мелочи, как и ужаснейший откат, последующий позже. А сейчас настало время УБИВАТЬ!
Уйдя с траектории плывущих в моём направлении пуль, я полоснул по горлу ближнего ящера ножом и, наблюдая как красные капли зависли в воздухе, дёрнул его автомат на себя, направляя его на толпу. Медленные пули сталкивались с ещё более медленными ящерами, а я скользил по коридору от одного к другому, кромсая всё и вся. Красный туман повис в воздухе, моя шкура окрасилась в красный цвет и заметно потяжелела, когда я понял, что моё сознание не справляется с такими скоростями, и спустил с поводка дикое подсознание. Пускай, Кира всё равно не выпустит в коридор остальных, пока здесь бушует смерть.
Глава 20
Уф, как же всё болит…
Ещё ничего толком не чувствую, даже не знаю, все ли конечности у меня на месте, но знаю, что всё, что может — и часть того, что не может — болит. Хотя, честно говоря, могло быть и хуже, ибо изначально боевой транс — штука одноразовая. А раз уж я чувствую — пока, правда, только боль — и даже мыслю, значит, я пока существую как живой организм, а не бездыханная тушка.
— Котя? — откуда-то извне пришла мысль, — живой?
— Почти, — ответил я.
Ответил также мысленно, поскольку контроля над телом всё ещё не было. И стоило мне проявить активность — пусть и ментальную — как в мой адрес полетели запросы. От Труса пока поступала только какая-то неясная взволнованность, а вот Наур — наконец-то мы в «зоне доступа» — оказался более требовательным.
— Вожак! — да я уже больше тридцати лет вожак! — У нас… — как будто бы я не знаю, что там у них.
— Грива… — рекорд, от Киры я удостоился отдыха в течение целых четырёх секунд.
— Кира, — перебил я её, — я тебя, конечно, люблю, но давай начнём с того, кто далеко.
А то боюсь, что меня сейчас заддосят.
— Ошибка 503, — отозвался я, ответив Науру.
— Чего? — вот Джулия… за столько лет не обучила мужа интернет-сленгу. Ну и что с того, что информационная помойка приказала долго жить?
— Того! Мне не надо повторять два раза, мне и с первого было всё равно, — на самом деле, нет.
— Ты где? — хороший вопрос.
— Самому интересно, но не дома — это точно.
— А что вокруг?
— Пока не вижу, — конкретно меня приложило, я погляжу, — и вообще, что за допрос?
— А то ты не знаешь? — какая скотина научила его отвечать вопросом на вопрос? Неужели я? — У нас потери от психованного искина, который прыгает по всему сектору, используя гипердвигатель, не боясь при этом исчезнуть в никуда. Основные силы флота ползут к планете с Монолитом на релятивистских скоростях. Молодые расы решили, что мы ослабли, и пробуют свои силы, отвлекая часть кораблей на патрулирование приграничных районов. В Запретную Зону стало опасно соваться, а у соседей — это он про гроранцев — то тут, то там вспыхивают бунты, источник которых они никак не могут отыскать. Видимо опять ИИ развлекается. А в остальном всё нормально. Да.
— Фонтаны запускаете, — согласился я. — Извини уж, но пока я вам ничем помочь не смогу. Выкручивайтесь сами. А ещё лучше сидите тихо, наблюдайте, анализируйте и ждите, пока искин сам к вам придёт.
— А он придёт?
— Заскучает и придёт. И помните, что он — при всём своём внешнем безумии — машина, которая по определению расчётлива, а значит, все его действия имеют смысл. Попытайтесь просчитать какой, а ещё лучше наведайтесь в лабораторию, из которой вылез этот ненормальный, и всё там изучите.
— Уже, — ответил он. — В смысле, уже отправлен отряд туда. Как что узнаю, сообщу, — сказал напоследок он и «отключился».
Всё же мы пока далеко от дома — связь есть, но у Наура батарейка быстро садится.
А пока я раздавал указания, ко мне вернулся контроль над телом. Итак: лапы — есть, другие лапы — тоже на месте, хвост не пострадал, клыки, за исключением борозды от ножовки, повреждений не имеют, уши оба два на месте, даже кисточки не пострадали, а вот когтей всего четырнадцать, то есть ещё один куда-то делся. Скорее всего, остался в чьём-то теле.
Осталось понять, почему я всё ещё ничего не вижу. Хотя, если верить носу:
— Ошка, убери хвост, — хриплым голосом произнёс я.
Барса тут же тихо ойкнула, и пушистые шоры исчезли, позволяя мне разглядеть стерильно жёлтый потолок. Именно «стерильно жёлтый», назвать этот абсолютно чистый, гладкий, без сучка, задоринки или другого изъяна потолок ровного светло-жёлтого цвета я никак не мог.
Ну что ж, по крайней мере, мы не в средневековье и не в радиоактивном постапокалипсисе. Уже одно это не может не радовать.
— А где мы? — приподнявшись на локте — тело постепенно отходило, и боли от движения я почти не почувствовал — спросил я, попутно оглядывая помещение.
Без окон, без дверей полна жопа огурцов. Желтый потолок, жёлтый пол, жёлтые лавки вдоль жёлтых стен. Спасибо, что не мягких, а то на языке уже так и вертится «жёлтый дом». Откуда идёт свет не ясно, видимо, светятся сами стены и потолок. Вся наша компания здесь, и даже скарб у нас не отбирали. Хотя, что там отбирать-то? Вся электроника пережившая взрыв самодельной ЭМИ-гранаты была представлена одним наладонником Тайрос — она сама, кстати, почему-то как-то странно на меня смотрит — всё сломанное бросили там, поскольку сумка дракоши сильно похудела, из оружия остались только несколько автоматов, дробовики, к которым патронов хуман наплакал, ножи и пила. Куда же без неё. Прямо сейчас она служит подушкой дремлющей пуме.
— Всё рассмотрел? — заметив, что я закончил осматривать помещение и теперь смотрю прямо на неё, спросила Кира. — Вот мы тоже видели всё это и ничего больше.
— Ясно… — только и смог я сказать.
Видимо, в этом мире мы опять-таки не первые гости, и хозяева планеты построили на месте появления эдакую карантинную зону. И как нам выходить на контакт? И вообще хотят ли они его? Может, мы сейчас находимся где-нибудь под землёй, а вокруг нас толстенный слой бетона, и выход отсюда не предусмотрен вовсе? Так, прочь упаднические настроения и мрачные мысли! Раз уж остаётся только ждать хода со стороны местных, не совершая ничего, что могло бы вызвать у них желание оставить нас здесь навсегда.
Лучше вообще не двигаться — тем более, что боль ещё не полностью ушла — полежать, посмотреть кино:
— Кира, что вчера было?
— Уверен, что вчера? — ехидно спросила она.
— Я уже ни в чём не уверен, — ответил я. — Давай уже, показывай!
— Ну, смотри, — сказала она, отправляя мне пакет своих воспоминаний.
Я махнул лапой на попытавшегося что-то сказать Труса, устроился на лавке поудобнее, положив голову на колени Кире, и погрузился в воспоминания.
Вот уже сколько раз я смотрел чужие воспоминания, но всё равно непривычно видеть себя со стороны. Тем более, когда всё происходит так быстро: вот я был, и вот меня уже нет, а со стороны неприятеля раздаются выстрелы, крики, хруст костей и прочие звуки, свидетельствующие о том, что здесь и сейчас обрывается множество жизней. Порой весьма мучительным образом.