Гуру и ученик

II. Встреча

Спустя два дня Гарольд и Странник первым же автобусом выехали из Тируваннамалая. Они хотели прежде всего побродить по Тирукойилуру, но, разумеется, сначала следовало остановиться на несколько минут в ашраме и предложить святому человеку традиционное подношение из фруктов. Конечно же, им придётся терпеливо выслушивать преувеличенные восхваления учеников в его честь, как это происходит почти во всех ашрамах Индии, и создавать хотя бы видимость заинтересованности в духовных наставлениях, которые он, без сомнения, даст… В конце концов, Гарольд пообещал Говинде Пиллаю, что нанесёт этот визит, и он не мог не сдержать слово.

Садясь на автобус, Гарольд показал водителю адрес, который дал ему Говинда Пиллай.

«А, так вы хотите выйти у ашрама, — ответил водитель, и его лицо озарилось. — Не волнуйтесь, пожалуйста, автобус проедет прямо мимо него, и я подскажу вам, где сойти».

Позднее Гарольд и его друг узнали, что он был учеником Джнянананды. Каждый вечер на обратном пути он останавливал автобус у ашрама, заходил туда, простирался перед святыми стопами и дотрагивался до них, а затем получал благословение Свами. Также каждый вечер он останавливался где-то в лесу между Тирукойилуром и Тируваннамалаем, чтобы разбить кокос под священным баньяном и предложить несколько капель чистой воды в качестве подношения.

В последующие годы, рассказывая об этой поездке, Странник говорил, что тогда в автобусе его неожиданно посетила мысль: а что, если этот день — поворотная точка в его жизни? Но она казалась такой невероятной, что он сразу же отбросил её. Он предпочитал спокойно созерцать солнце, словно малиновый шар, арупа, поднимавшееся над горизонтом и своими первыми лучами ласкавшее склоны святой горы Аруначала.

Когда два путешественника прибыли в Тапованам (именно так назывался ашрам), не было ещё и семи часов. На арке, венчавшей ворота, большими буквами было написано его название и имя его господина и учителя — это было сделано по просьбе его преданных поклонников. На самом деле гуру жил здесь всего несколько месяцев, причём непостоянно. Обычно он находился на десять километров дальше в Ситтилингамадаме, но его городские последователи сочли, что это место расположено слишком далеко и туда трудно добраться. Поэтому один из них отдал ему свой небольшой дом, и теперь людям, чтобы побыть с гуру и получить его даршану, достаточно было пересечь реку Пеннар, большую часть года представлявшую собой пересохшее русло. Шри Джнянананда позволил им уговорить себя и согласился, по крайней мере временно, проводить здесь довольно длительные периоды времени.

Гарольд и Странник вошли в сад, где росло всего несколько манговых деревьев, стоял колодец и располагался безыскусный маленький домик. Здесь ещё не было ни зданий, возвышающихся над пейзажем сегодня[69], ни храма, который в наше время расположен в центре комплекса, ведь всё это неизбежно создало бы барьер между милостью гуру и даже самыми страстными ожиданиями тех, кто приходил к нему издалека. Наши друзья прибыли как раз вовремя.

Странник заметил молодого человека, возвращавшегося с утреннего омовения. Подойдя к нему, он расспросил его о Свами, извиняясь за столь раннее беспокойство и предлагая, если необходимо, зайти попозже.

«Не беспокойтесь, пожалуйста, — ответил Кришнамурти. — Свамиджи всегда доступен для тех, кто приходит повидаться с ним. Ему не важно, утро это или вечер, день или ночь. На самом деле он не спит почти всю ночь. Пойдёмте».

Следуя за Кришнамурти, они вошли в дом. Молодой брахман провёл их в комнату, расположенную справа. В дальнем углу комнаты на ветхой и неустойчивой кушетке сидел гуру, Шри Джнянананда. У него были короткие ноги, тело было обёрнуто в оранжевое дхоти, одна сторона которого закрывала голову, причём плечо оставалось открытым. Он был небрит. На гладком лбу не было и следа от прожитых ста двадцати лет — лишь три полоски пепла, используемые поклонниками Шивы, и красная точка в центре. Однако его глубоко умиротворённое лицо излучало невообразимую нежность.

Путешественники поприветствовали его со сложенными ладонями, однако не пали перед ним ниц и даже не попытались дотронуться до его стоп. Европейцу эти знаки уважения могут показаться чуждыми, хотя в Индии они так же нормальны и естественны, как коленопреклонение или поцелуй руки в других странах.

Им принесли коврик и они сели. Странник подтолкнул друга: ведь именно у того было послание для Свами.

Гарольд начал беседу, рассказав о Говинде Пиллае и передав его приветствия. Затем он задал несколько вопросов о своих «сомнениях» (говоря популярным языком) в области духовной жизни. Кришнамурти перевёл вопросы Гарольда на тамильский, а затем ответы гуру на английский. Очень скоро эта беседа стала невероятно интересной, но чем более интересной она становилась, тем в меньшей степени бедный переводчик был способен передать её глубину.

Он, однако, был преданным и образованным учеником. Каждый вечер после работы он приходил к гуру и помогал ему всем, чем мог. Он проводил ночь в ашраме и на следующее утро, переправившись через Пеннар, возвращался к своим делам[70].

Безусловно, он отлично владел английским, однако английский, необходимый для получения степени бакалавра Мадрасского университета, больше подходит для науки и торговли, нежели для философии и мистицизма! В тот день Кришнамурти столкнулся с темами, которые находились вне его компетенции. Джнянананда понимал, что перевод может не полностью передавать смысл его слов, поэтому старался давать всё новые и новые объяснения, однако в результате бедный переводчик сталкивался с всё большими и большими трудностями.

Вскоре Странник присоединился к разговору, сначала на английском языке, а затем напрямую на тамильском. Конечно же, его знания тамильского были лишь самыми базовыми, а произношение оставляло желать лучшего. И всё-таки между ним и учителем развивалось внутреннее понимание, находящееся за пределами того, что можно высказать или услышать.

Спустя какое-то время он спросил: «Каково мнение Свамиджи о высшей Реальности? Он — последователь двайты или адвайты? Когда всё уже сказано и сделано, остаётся ли какая-либо разница между Богом и творениями? Есть ли для человека хоть какая- то возможность наслаждаться Богом и реализовать это блаженство в вечности? Или в финальной перспективе остаётся лишь Само Бытие, недвойственное (адвайта) и неразделённое в своей бесконечной полноте?»

«Какой смысл в подобных вопросах? — сразу же ответил Шри Джнянананда. — Ответ внутри тебя. Ищи в глубинах твоего существа. Посвяти себя дхьяне, медитации за пределами всех форм, и решение будет дано тебе напрямую».

Посетитель затем спросил: «Проводит ли Свамиджи обряды посвящения?»

Для ума Странника этот вопрос был своего рода проверкой: стремление индусов (и не только индусов) к подобным практикам общеизвестно. В процессе более или менее разработанных церемоний ученик прибегает к покровительству гуру. Тот в свою очередь передаёт ему некую мантру, которую ученик должен с верой повторять, и иногда добавляет какие-то дополнительные обряды. Считается, что ученик обречён на удивительный прогресс в результате почти «магической» силы этого «таинства» и непременно получит все блага как в духовной, так и в материальной сфере от повторения мантры и совершения предписанного обряда. В действительности, зачастую если не милость гуру, то вера ученика делают посвящение (дикша) эффективным. Но очень часто свами, руководствуясь различными мотивами (будь то желание помочь ученикам или получить щедрое подношение (гурудакшина)), проявляют чрезмерное усердие в раздаче мантр, сравнимое лишь с запросами их поклонников. Даже Ганапати Шастри, великий ученик Шри Раманы, сожалел, что его учитель не соглашался давать мантры хотя бы начинающим, и сам начал заниматься этим. Именно поэтому Странник ждал ответа Джнянананды с особым любопытством.

«Посвящения — какой в них смысл? — вновь последовал ответ. — Либо ученик не готов, и тогда посвящение не более чем пустые слова, либо ученик готов, и тогда больше не нужны ни слова, ни знаки. Посвящение происходит само собой».

«Пока вы воспринимаете мир, — продолжал он, — это невежество, незнание, а-джняна. Когда мир более не воспринимается, это — мудрость, джняна, единственное истинное знание».

Постепенно стали приходить паломники. Мужчины, женщины, дети — все простирались перед гуру с почтением и любовью. Было очевидно, что для них это не было пустое общепринятое действие, предписанное этикетом. Поклонение их тела было чётким знаком гораздо более истинного поклонения, происходившего в тайнике сердца: они демонстрировали свою веру, любовь и полное доверие этому человеку, который для них был не чем иным, как проявлением невидимого Присутствия, видимым воплощением милости и любви Самого Господа, пребывающего одновременно в глубочайшем центре сердца и на высших небесах.

Два европейца, боясь помешать им, попросили разрешения удалиться. Они сказали, что собираются пообедать в городе, посетить храмы и затем вернуться. Гуру согласился, проследив, однако, чтобы они не ушли, не выпив по стакану молока.

***

Странник просидел перед Свами час или два, не замечая времени. Он даже не чувствовал боли от окрещённых ног, хотя обычно это положение доставляло ему большие неудобства, особенно когда приходилось оставаться в нём неподвижно дольше обычного.

Когда он встал, ему показалось, что всё изменилось. Он приехал сюда из любопытства, но почувствовал, что несколько слов, произнесённых этим пожилым человеком, проникли в самое его сердце. Казалось, они открыли в нём бездну, о существовании которой он даже не подозревал, высвободив в нём источник живой воды несравненной сладости. В то же время всё то, что он услышал, было уже знакомо ему: он много читал, слышал и размышлял об этом. На уровне слов и идей он не почерпнул ничего нового, но на этот раз всё было сказано так, что между ним и учителем установилась связь за пределами слов на самом глубинном уровне каждого из них. Страннику казалось, что каждое высказывание гуру проистекало напрямую из внутренних тайников его собственного сердца[71].

Путешествуя по Индии, Странник встречался со столькими торговцами истиной, со столькими учениками (как индийцами, так и европейцами), которые пытались переспорить друг друга, раздувая репутацию своих гуру. Периодически он встречал и подлинно духовных людей, или хотя бы тех, кто действительно искренне искал мудрости и реализации. Но теперь ему было ясно, что он находится в прямом контакте с подлинным опытом реализации. И никто не может вступить в такой контакт, не заплатив за него цену. Он подобен ожогу, оставляющему след на всю жизнь, шраму, который невозможно полностью излечить. Это пламя, которое не потухнет до тех пор, пока остаётся; что-то, способное гореть в нём, до тех пор, пока весь мир «различий» не обратится в пепел.

Человек, к которому Странник приблизился как турист, захватил всё его существо. Он осознал, что без задней мысли отдаёт Джнянананде преданность, которую не был готов добровольно проявить ни к кому в этом мире. Он часто слышал рассказы о гуру, о безрассудной преданности их учеников, полностью подчинивших себя им: всё это казалось ему, европейцу, чей ум был сформирован греческой культурой, абсурдом. И вдруг это стало для него простой истиной, ясным фактом, опытом, который полностью изменил его. Этот человек с короткими ногами, неухоженной бородкой, носивший одну лишь набедренную повязку, который только что ворвался в его жизнь, мог попросить его о чём угодно — даже подобно Садашиве[72] обнажённым отправиться скитаться по дорогам и весям, дав обет молчания, — и он, Странник, даже не попросил бы его дать хоть какие-то разъяснения.

И затем, совершенно не раздумывая, Странник и Гарольд оказались на полу, преданно массируя стопы учителя.

Странник получил даршану великого Раманы в год, предшествовавший его уходу из этого мира. Но в те дни Махарши можно было увидеть лишь из толпы людей, да и то только в те редкие моменты, когда это разрешалось властями ашрама. Шри Рамана восседал на величественном мраморном стуле, подобном трону, изготовленном по заказу его бенгальского ученика Бозе и установленном в главной мандат храма Матери…

Странник смотрел в его глаза, которые, как и глаза Джнянананды, были полны любви и мира. Он чувствовал некий призыв обратиться внутрь, казалось, звучавший, из самых глубин человеческого сознания, погружённого ныне в первобытную тайну. Несомненно, именно этот призыв так часто влёк его назад к подножию благословенной горы, в пещеры, в которых когда-то жил Шри Рамана, поглощённые неумолимой Аруначалой. Однако мудрец и заморский гость не смогли обменяться ни единым словом. Махарши был слишком далёк и недосягаем. От толпы и энтузиазма паломников его отделяло святилище с его масляными лампами и подносами с благовониями, не говоря уже о привилегированных учениках, которые беспрерывно и поочерёдно осуществляли служение на его стороне. В те времена Странник был лишь новичком из Европы. Он не знал языка и ещё недостаточно проник во внутренний мир, чтобы напрямую понять таинственный язык молчания.

За пределами опыта предметов и мест, лицезрения и участия в богослужении, чтения писаний и размышления над ними существует опыт встречи с теми, в чьих сердцах открылось Невидимое и через кого слава сияет во всём её блеске: такова тайна гуру.

К сожалению, почтительный титул «гуру» слишком часто обесценивается в результате неадекватного, если не святотатственного, использования. Никто не должен произносить этого слова, а тем более называть кого-то гуру, не обладая сердцем и душой ученика.

Встретить истинного ученика ничуть не проще, чем встретить истинного гуру: Индуистская традиция права, говоря, что когда ученик готов, гуру появляется автоматически, и лишь те, кто ещё не достоин этого, проводит время в поисках гуру. Гуру и ученик составляют диаду, пару, каждый из двух компонентов которой призывает другого и принадлежит другому. Точно так же, как два магнитных полюса, они не могут существовать, не будучи связанными друг с другом. На пути к единству — диада. В финальной реализации они достигают недвойственной взаимности.

Конечно же, гуру — это не любой учитель: он ни профессор, ни проповедник, ни обыкновенный духовник или попечитель душ, почерпнувший свои знания из книг или, возможно, от кого-то ещё, и теперь делящийся ими с другими. Гуру — это тот, кто в первую очередь сам достиг Реальности, знает путь на собственном опыте и ведёт к нему; он — тот, кто способен дать ученику необходимое введение в этот путь и немедленно заставить этот самый невыразимый опыт, которым обладает он сам, излиться из сердца ученика, принеся ему яркое и чистое осознание того, что он есть.

Можно сказать, что тайна гуру — это тайна глубин самого духа. Оказаться лицом к лицу с гуру значит оказаться лицом к лицу с Я на уровне Я, одновременно истинном и наиболее сокровенном.

Встреча с гуру — главная встреча, решающий поворот в жизни человека. Но эта встреча может произойти, только когда человек преодолеет сферы чувств и разума. Эта обитель находится в сфере Запредельного, или, как говорят мистики, в «утончённой точке души».

Во встречах между людьми двойственность остаётся в силе. В лучшем случае можно сказать, что происходит слияние и двое становятся одним в любви и страсти; однако встреча гуру и ученика — это даже не слияние, ибо мы оказываемся в сфере изначальной недвойственности. Адвайта остаётся непостижимой для того, кто не прожил её экзистенциального измерения во встрече с гуру.

Слова гуру исходят из самого сердца ученика. С ним беседует не кто-то другой. Его ум не получает мысли извне и не воспринимает их с помощью органов чувств. Когда вибрации голоса учителя достигают слуха ученика, а взгляд учителя проникает во взгляд ученика, мысли, открывающие ему самого себя, начинают исходить из его собственного Я, из наконец обретённой пещеры его собственного сердца.

Таким образом, не так важно, какие именно слова использует гуру. Их сила лежит во внутреннем эхо, вызываемом ими. Видя и слыша гуру, ученик получает откровение собственного Я, пребывающего на глубинном уровне его существа, которое все мы ищем, даже если и не осознаём этого.

Истинный гуру пребывает внутри нас. Не прибегая к звуку слов, он заставляет внимательный дух слышать «ты есть То», «тат твам аси» ведических риши; когда для того, чтобы сделать последний шаг, нужна помощь гуру, он проявляется в той или иной внешней форме или иным способом. Именно в этом смысле гуру Раманы была Аруначала.

Единственный способ подлинной духовной коммуникации — атма-бхаша, язык Атмана, внутренний голос, звучащий в тишине, из которого изошло Слово, слышное лишь в молчании.

Неожиданно настроение Странника изменилось. «Теперь ясно, — с сожалением подумал он, — почему речи западных проповедников так редко трогают сердца индусов. И всё-таки Христос, которого они провозглашают, есть высший гуру. Его голос звучит повсюду в мире для тех, кто имеет уши, чтобы слышать, но в ещё большей истине Он никогда не перестаёт открываться в потаённом уголке сердца. Но когда же их слова и жизни станут свидетельством того, что они не просто услышали слова этого гуру, но и встретили Его в глубинном центре их духа?»

«Эту встречу мы называем даршана, — сказал он сам себе. — Даршана буквально означает „видение“. Именно во встрече лицом к лицу с Реальностью, проявившейся в человеческой форме, слабый человек может реализовать её. Существуют философские даршаны, системы мысли, пытающиеся исследовать Реальность с помощью концепций. Есть также даршаны святых мест (кшетра), храмов, священных изображений (мурти), где Бог, находящийся за пределами всех форм, соглашается снизойти в многочисленных формах, в которых Его себе представляет наше человеческое воображение, подпитываемое верой. Наконец, есть даршана святых, гораздо более истинная для тех, чьи сердца открыты».

Даршана гуру — последний шаг на пути к финальной даршане, при которой завеса поднимается и двойственность исчезает. Именно эту важнейшую даршану Индия ищет с самого начала, именно в ней она открывает собственную тайну и, «открывшись тебе, раскрывает твои собственные скрытые глубины».

Уже в древние времена риши Упанишад прославляли тайну гуру:

«Нарада приходит к Санаткумару и говорит: „Учитель, научи меня“.

„Сначала скажи, что ты уже знаешь, и я пойму, что к этому знанию следует добавить“.

„Я изучил Веды, Пураны и все науки. Я в совершенстве владею мантрами, я мантравид, но не ат- мавид. Я не знаю Атман, я не знаю себя. Мне сказали, господин, что тот, кто постигает себя, освобождается от печали. Я страдаю и не нахожу покоя, помоги же мне преодолеть страдание“.

Гарольд и Странник покинули ашрам и отправились в Тирукойилур. Там они посетили целый ряд храмов, начиная с храма Вишну, наиболее крупного и знаменитого.

Брахманы провели их по храму, рассказав легенды, с ним связанные. Храм посвящён Вишну Перумалу в форме аватары-карлика Ваманы в память о том, как царь-демон Бали, господствовавший в то время над всей землёй и даже небесами, пообещал Ему дать столько земли, сколько Он покроет тремя своими шагами. Карлик же, приняв гигантскую форму, одним шагом покрыл всю землю, вторым — подземные миры, а третьим — небеса. Брахманы прославляют этот подвиг Вишну стихами из Ригведы:

В вишнуитских храмах Странник никогда не чувствовал себя как у себя дома: как он часто отмечал, в них было слишком много идолопоклонства. Ему казалось, что их образы и обряды исходили из неизреченных глубин подсознания, и он не мог идентифицировать себя с ними в достаточной мере, чтобы понять их и войти в них.

С другой стороны, его всегда привлекали храмы Шивы. Пуранические легенды, сформировавшиеся вокруг образа Шивы, не способны раскрыть чистый источник глубин индуистского духа, эти мифы породившего. Шива — прежде всего Бог Любви, как говорят в Тамил-Наду. Он также — бесформенный Бог, и наивысшая форма поклонения Ему — быть неспособным атрибуировать Ему даже имя.

В храме Шивы священники также проводили посетителей по всем святилищам, щедро распределяя цветы, огонь и благовония. Гарольд остановился перед образом Шивы Дакшинамурти, к Которому испытывал особое благоговение, Странника же привлёк центральный алтарь, тишина, застывшая простота и тьма не переставали завораживать его.

Затем они присели на камень недалеко от храма. Кто-то подошёл и сказал: «Встаньте и посмотрите туда!» На северо-западе виднелся силуэт священной горы Аруначалы, казавшийся на расстоянии контуром таинственного конуса. «Именно туда, — продолжал брахман, в почтении склоняясь перед святым местом, — мы приходим в ночь Картикки, чтобы получить даршану огня». Странник также сложил руки в анджали перед тайной этой скалы, на которой юный Венкатарама, покинув отчий дом, узрел нетварный свет… Ибо Рамана, Джнянананда, Аруначала, каждый человек и каждое живое существо, включая и самого Странника, суть таинственные мурти Бесформенного; Ему принадлежат все формы и, позволяя видеть Себя в разных формах, Он постепенно влечёт Своих избранных к Себе за пределами всех форм.