Звонок в отдел поступил в двадцать минут первого. Звонок от Моногана, который находился в телефонной будке на берегу реки Дикс. Он попросил соединить его с Брауном или Дженеро. Уиллис сказал ему, что и Браун, и Дженеро на выезде.
«А это кто?» - спросил Моноган.
«Уиллис.»
«Что у меня здесь есть», - сказал Моноган, - «так это голова и пара рук. Эти парни, которые углубляют реку, вывернули алюминиевый ящик, который оказался достаточно велик, чтобы вместить голову человека. И его руки. Вот что у меня здесь. Голова, отрезанная у шеи, и пара рук, отрезанных у запястий.»
«Угу», - сказал Уиллис.
«Сегодня вечером я вместе с Брауном и Дженеро был за рестораном «Бургундия», и у нас там была верхняя часть туловища в мусорном баке. А теперь у меня есть голова и пара рук, и мне пришло в голову, что это может быть одно и то же тело, голова и руки.»
«Угу», - сказал Уиллис.
«Так что я хочу знать, есть ли у Брауна или Дженеро заключение о частях тела? Потому что, теперь у нас есть голова, на которую нужно посмотреть, а также руки, которые нужно проверить на отпечатки.»
«Позволь мне взглянуть на стол Брауна», - сказал Уиллис. «Думаю, он здесь кое-что оставил.»
«Да, сходи, посмотри», - сказал Моноган.
«Подожди», - сказал Уиллис.
«Да.»
«Подожди, я переведу звонок в режим ожидания.»
«Да, хорошо», - сказал Моноган.
Уиллис нажал кнопку удержания, а затем подошёл к столу Брауна. Он пролистал лежащие там бумаги, затем нажал на светящуюся кнопку внутреннего вызова и снял трубку.
«Моноган?»
«Да.»
«Насколько я могу судить, тело было опознано как некто Фрэнк Себастьяни, мужчина, белый, тридцать четыре года.»
«И тут у меня белый мужчина примерно такого же возраста.»
«У меня здесь также есть фотография», - сказал Уиллис.
«Почему бы тебе не подъехать сюда?» - сказал Моноган. «Посмотрим, будет у нас одинаковая картина или нет.»
«Где ты?»
«Заморозил себе задницу, пока ехал сюда. Рядом с рекой.»
«Какой рекой?»
«Дикс.»
«А точнее?»
«Хэмптон.»
«Дай мне десять минут», - сказал Уиллис.
«Не забудь про фотографию», - сказал Моноган.
Квартира над гаражом имела размеры двенадцать футов в ширину и двадцать футов в длину. В комнате стояла аккуратно заправленная двуспальная кровать, комод с зеркалом над ним и мягкое кресло с лампой за ним. Стена вокруг зеркала была увешана фотографиями обнажённых женщин, вырезанными из мужских журналов, запрещённых к продаже в магазинах «7-Eleven» (крупнейшая сети небольших магазинов – примечание переводчика). Все женщины были блондинками. Как Мари Себастьяни. В нижнем ящике комода, под стопкой рубашек Брейна, детективы нашли пару чёрных трусиков без промежности. Трусики были пятого размера.
«Думаешь, они принадлежат Брейну?» - резко спросил Хоуз.
«Как ты думаешь, какой размер носит леди?» - спросил Браун.
«Может быть, и пятый», - сказал Хоуз и пожал плечами.
«Я думал, ты эксперт.»
«Я эксперт по бюстгальтерам.»
Мужские носки, трусы, свитера, носовые платки в других ящиках комода. Две спортивные куртки, несколько пар брюк, костюм, пальто и три пары обуви - в единственном маленьком шкафу. В шкафу также стоял чемодан. В нём ничего не было. Нигде в квартире не было признаков того, что Брейн в спешке собрал вещи и уехал. Даже его бритва и крем для бритья всё ещё лежали на раковине в крошечной ванной комнате.
В шкафчике над раковиной лежал тюбик помады.
Браун снял крышечку.
«Похоже на помаду леди?» - спросил он Хоуза. «Довольно небрежно, если это она оставила в комоде свои помаду и свои...»
«Что?»
«...трусики с открытой промежностью.»
«О.»
«Думаешь, она настолько глупа, чтобы заниматься с ним сексом прямо здесь, в этой комнате?»
«Посмотрим, что ещё мы найдём», - сказал Хоуз.
Ещё они нашли пачку писем, скреплённых резинкой. Они нашли письма в картонной коробке из-под обуви на верхней полке шкафа. Письма были вложены в конверты лавандового цвета, но ни один из конвертов не был запечатан или отправлен по почте. На лицевой стороне каждого конверта было нацарапано имя «Джимми».
«Доставлено вручную», - сказал Хоуз.
«М-м-м», - сказал Браун, и они начали читать письма. Письма были написаны фиолетовыми чернилами. Первое письмо гласило:
«Джимми,
Просто скажи, когда.
Мари.»
Оно было датировано 18 июля.
«Когда он начал работать на них?» - спросил Браун.
«Четвертого июля.»
«Эта женщина - шустрая вертихвостка», - сказал Браун.
Второе письмо было датировано 21 июля. В нём в мучительно страстных подробностях описывалось всё то, чем Мари и Джимми занимались вместе накануне.
«Это грязно», - сказал Браун, поднимая глаза.
«Да», - сказал Хоуз. Он читал через плечо Брауна.
Всего было двадцать семь писем. Письма повествовали о довольно активной сексуальной жизни между леди и учеником фокусника. Мари, очевидно, навязчиво записывала всё, что она делала с Джимми в недавнем прошлом, а затем перечисляла всё, что она ещё не делала с ним, но планировала сделать в обозримом будущем, и если хронология была верной, она действительно делала это с ним.
Она много чего с ним делала.
Последнее письмо было датировано 27 октября, за четыре дня до убийства и расчленения мужа этой дамы. В этом последнем письме она сообщила, что хотела бы сделать с Джимми в ночь на Хэллоуин, привязав его к кровати в чёрных шёлковых трусах и расстегнуть на нём свои чёрные трусики без промежности, а затем...
«Ты заметил в комоде чёрные шелковые трусы?» - спросил Браун.
«Нет», - сказал Хоуз. «Я читаю.»
«Вот это праздник, как ты думаешь?» - спросил Браун. «Все эти вещи она планировала сделать с ним на Хэллоуин?»
«Может быть.»
«Уделать муженька, разрубить его на мелкие части, а потом вернуться сюда и устроить ведьмин шабаш.»
«Где она так пишет?»
«Как пишет?»
«Ведьмин шабаш.»
«Я так это называю», - сказал Браун. «Чёрные шелковые трусы, и...»
«Так где же Брейн?» - спросил Хоз. «Если они планировали устроить праздник...»
«Ты заглядывал под кровать?» - спросил Браун и вдруг повернулся к окну.
Хоуз повернулся точно в тот же момент.
К подъезду как раз подъехал автомобиль.
Без десяти минут час, через десять минут после того, как Бобби предложил им выйти на улицу, Эйлин извинилась и пошла в дамскую комнату. Энни, сидевшая за столиком с итальянским моряком, который с трудом мог обозначить свои потребности, наблюдала за ней, пока она пересекала зал и поворачивала налево к телефонным будкам.
«Извини», - сказала Энни.
Когда она добралась до дамской комнаты, Эйлин уже была в одной из кабинок. Энни быстро проверила другие, нет ли там ног. Остальные кабинки были пусты.
«Да или нет?» - спросила она.
«Да», - сказала Эйлин.
Её голос из-за закрытой двери звучал странно.
«Ты уверена?»
«Думаю, да.»
«Ты в порядке?»
«В полном. Проверяю амуницию.»
Дверь открылась. Эйлин выглядела бледной. Она подошла к раковине, подкрасила губы помадой и промокнула её.
«Ты уже уходишь?» - спросила Энни.
«Да.»
Тот же странный голос.
«Дай мне три минуты, чтобы выйти на улицу», - сказала Энни.
«Хорошо.»
Энни подошла к двери.
«Я буду там», - просто ответила она.
«Хорошо», - сказала Эйлин.
Энни бросила на неё последний взгляд, а затем вышла.
«Я говорю о порядочности и чести», - сказала Пичес.
Было очень холодно, и они быстро шли по улице.
«Я говорю об ответственности человека перед другим человеком», - сказала Пичес, прижимаясь к руке Паркера, только чтобы согреться.
Паркер начал чувствовать себя женатым.
«Ты пошёл на вечеринку со мной», - сказала Пичес, - «а не с маленькой мисс Маффет (популярная английская детская потешка, одна из наиболее часто попадающих в печать в середине XX века – примечание переводчика).»
«Если один человек не может просто поговорить с другим человеком...»
«Это был не разговор», - сказала Пичес. «Это были полтора человека, обменивающиеся глубокими вздохами и многозначительными взглядами.»
«Не думаю, что с твоей стороны хорошо шутить про карликов», - сказал Паркер.
«О, она была карликом?» - сказала Пичес. «Я подумала, может, она уменьшилась при стирке.»
«Именно это я и имел в виду», - сказал Паркер.
«Я подумал, что, может быть, она – дружелюбный инопланетянин (отсылка к научно-фантастическому фильму 1982 года – примечание переводчика).»
«Мне жаль, если ты расстроена», - сказал он.
«Я расстроена.»
«И мне очень жаль.»
Ему было жаль. Он думал о том, что после чудесного дня в тропиках ночь выдалась очень холодной, и он предпочёл бы провести зиму в тёплой и щедрой постели Пичес, вероятно, здесь, в городе, а не в своей узкой и убогой кровати в маленькой грязной квартирке далеко-далеко в Маджесте. Он также подумал, что завтра будет достаточно времени, чтобы позвонить Элис.
«Меня беспокоит то, что я думала, что мы так хорошо проводим время вместе», - сказала Пичес.
«Мы и проводили. Мы проводим и сейчас. Ночь только начинается», - сказал он.
«Я думала, что нравлюсь тебе.»
«Ты мне нравишься. Ты мне очень нравишься.»
«Ты мне тоже нравишься», - сказала Пичес.
«Так в чём же проблема? Нет никакой проблемы. Я не вижу никакой проблемы. Что мы сделаем», - сказал Паркер, - «так это вернёмся к тебе домой, выпьем и, может быть, посмотрим что-нибудь по телевизору.»
«Звучит неплохо», - сказала она и обняла его за руку.
«Да, правда?» - сказал он. «Звучит красиво.»
«И мы забудем о паучке Итси-Бинси (популярная детская английская песенка о паучке, пытающемся взобраться куда-то по внутренней поверхности водосточной трубы или чайного носика – примечание переводчика)».
«О ком?» - сказал Паркер.
«О твоей маленькой подружке», - сказала Пичес.
«Я уже забыл о ней», - сказал Паркер.
Они как раз проходили мимо одного из этих газетных киосков на углу. Слепой владелец стоял на коленях над стопкой газет на тротуаре, обрезая шнур вокруг них. Паркер подошёл к нему. Слепой знал, что он здесь, но не торопился перерезать шнур. Паркер ждал; он гордился тем, что никогда в жизни не мешал слепому. Наконец слепой поднял газеты на газетный киоск и, обойдя его, подошёл к маленькой двери сбоку от киоска и вошёл за прилавок.
«И что?» - сказал он.
Паркер смотрел вниз на заголовок.
«Вам нужна газета?» - спросил слепой.
Заголовок гласил: «Двое полицейских подстрелены, разыскиваются четверо лилипутов».
У подъезда дома Себастьяни остановился серебристый «Кадиллак Севиль» (среднего размера седан, производившийся компанией Cadillac с 1976 по 2004 годы, название автомобиль получил в честь провинции Севилья в Испании – примечание переводчика) 1979 года выпуска с чёрной крышей и, судя по всему, в отличном состоянии. Женщина, вышедшая из «кадиллака», сама была в отличном состоянии - высокая и стройная, в чёрном суконном пальто под цвет волос. Хоуз и Браун наблюдали за ней из окна гаража, когда она подошла к парадной двери дома и позвонила в звонок.
Хоуз посмотрел на часы.
За несколько минут до часа ночи.
«Кто бы это мог быть?..» - спросил он.
Они вышли из бара Ларри ровно в час ночи, через двадцать минут после того, как Бобби предложил уйти. С канала дул сильный ветер. Настоял на том, чтобы она продолжала носить его куртку, и она носила оную накинутой на плечи. Она надеялась, что это не будет мешать ей, когда она выхватит пистолет. Её рука лежала над открытым верхом сумки, как бы рядом с плечевым ремнём. Но и рядом с прикладом пистолета.
Бобби держал правую руку в кармане брюк.
На ноже, подумала она.
Свою первую жертву он зарезал в дверном проёме в двух кварталах от бара.
Вторую - в переулке на Восточной Девятой.
Третью - на самой стороне Канала, где много проституток.
«Здесь довольно холодно», - сказал он. «Не совсем то, о чём я мечтал.»
Энни первой из троих детективов заметила их, выходящих из бара.
Она вышла на улицу сразу после того, как оставила Эйлин в дамской комнате, и заняла позицию в темном дверном проёме закрытой китайской фабрики лапши. Здесь, на улице, было очень холодно, а она была одета совсем не для этого. Юбка была чертовски короткой, блузка - слишком хлипкой. Эйлин изящно вышла из бара, рыжие волосы развевались на ветру, куртка парня была накинута на плечи, она сразу же повернула налево и пошла справа от парня, её собственная правая рука лежала на боку и опиралась на сумку. Правая рука парня была в кармане брюк.
Два фонарных столба на Фэйрвью подверглись вандализму, и между фонарём на углу и третьим по счёту были широкие полосы темноты. На дальнем углу светофор загорелся красным, таким же огненным, как волосы Эйлин. Рыжие волосы были плюсом. Легко было держать её в поле зрения. Энни пропустила их вперёд ярдов на двадцать, а затем зашагала за ними, держась поближе к зданиям слева - слепой стороне парня, потому что он поворачивался вправо, когда шёл и разговаривал. Она проклинала туфли на каблуках, которые громыхали по тротуару, но парень, казалось, не замечал её присутствия позади них и продолжал болтать с Эйлин, пока они растворялись в темноте между освещёнными фонарными столбами.
Рыжие волосы Эйлин были маяком.
Клинг, сканировавший улицу с точки обзора, расположенной по диагонали напротив бара, был вторым детективом, заметившим их.
На улице, где он ждал в тени заброшенного инструментального цеха, было темно, фонарный столб разбился, но женщина была безошибочно похожа на Эйлин. Не обращая внимания на рыжие волосы, он узнал бы ее, даже если бы она носила светлый парик. Он знал все нюансы ее походки: длинный шаг, взмах плеч, ритмичное покачивание ягодиц. Он уже собирался выйти из дома, перейти улицу и увязаться за ними, как вдруг увидел Энни.
Хорошо, подумал он, она на месте.
Он держался на противоположной стороне улицы, в десяти футах позади Энни, которая изо всех сил старалась не отстать и не показать себя. Эйлин и парень шли очень быстро, направляясь к светофору на углу, который уже изменил цвет, выбросив на проезжую часть зелёное пятно. Построение могло бы быть классическим треугольником: один коп позади, другой впереди на той же стороне улицы, третий на противоположной только вот третьего копа не хватало.
Так думал Клинг.
Шэнахан был третьим полицейским.
Он следил за Клингом с того самого момента, как заметил его, заглядывающего в стеклянную витрину бара. Он нетерпеливо вышагивал по улице, постоянно возвращаясь к бару, проверяя входную дверь с другой стороны улицы, затем снова уходил и снова возвращался, ведя себя очень похоже на человека, который ждёт, когда кто-нибудь выйдет оттуда. Когда Эйлин наконец вышла из бара со вторым блондином, блондин Шэнахана устремился за ними. Энни была впереди, она прикрывала Эйлин возле её блондина, и держала их в поле зрения. Но другой блондин всё ещё проявлял слишком большой интерес к происходящему. Шэнахан дал ему фору, проследил, а затем снова отстал от него.
Впереди Эйлин и её блондин повернули налево на светофоре и скрылись за углом.
Блондин Шэнахана колебался лишь мгновение.
Казалось, он не знает, делать ему ход или нет.
Затем он достал пистолет и начал переходить улицу.
Энни сразу же узнала Клинга.
У него в руке был пистолет.
Она не знала, что её больше удивило - его присутствие здесь или пистолет в его руке. Слишком много мыслей пронеслось в её голове за следующие три секунды. Она подумала, что он собирается всё испортить, а парень ещё не сделал свой ход. Она подумала, знает ли Эйлин, что он здесь? Она подумала, что Эйлин и её спутник уже скрылись за углом.
«Берт!» - крикнула она.
И в этот момент к ним подбежал Шэнахан с криком: «Стоять! Полиция!»
Повернувшись, Клинг увидел человека, указывающего на него рукой в гипсовой повязке.
Он повернулся в другую сторону и увидел Энни, перебегающую улицу.
«Майк!» - крикнула Энни.
Шэнахан остановился на месте. Энни замахала на него руками, как регулировщик.
«Он на работе!» - крикнула она.
Ранее Шэнахан говорил Эйлин, что они с Лу Альваресом просто полны хитростей. Однако он и не подозревал, что Альварес отправил в Зону другого человека, не сказав ему об этом. Таким хитрым он Альвареса не считал. У Шэнахана была своя маленькая хитрость - револьвер 32-го калибра в правой руке, палец в спусковой скобе, оружие и рука в гипсе. Он чувствовал себя полным придурком: гипсовый слепок всё ещё был направлен на парня, которого Энни только что опознала как копа.
Осознание этого пришло ко всем троим в одно и то же мгновение.
Светофор на углу снова загорелся красным, словно сигнализируя о наступлении их общего прозрения.
Не говоря ни слова, они посмотрели вверх по улице.
Она была пуст.
Эйлин и её спутник ушли.
Минуту назад у неё было трое полицейских в резерве.
Теперь у неё их не было.
Долорес Айзенберг была старшей сестрой Фрэнка Себастьяни.
Рост пять футов десять дюймов, чёрные волосы и голубые глаза, тридцать восемь - тридцать девять лет. Когда Браун и Хоуз пришли из гаража, она прижимала к себе Мари. В глазах обеих женщин стояли слёзы.
Мари представила её полицейским.
Долорес, казалось, удивилась, увидев их здесь.
«Как дела?» - спросила она и взглянула на Мари.
«Мы сожалеем о ваших неприятностях», - сказал Браун.
Старое ирландское выражение. Хоузу стало интересно, где он его подцепил.
Долорес ответила: «Спасибо», а затем снова повернулась к Мари.
«Извини, что я так долго не приезжала», - сказала она. «Макс в Цинциннати, и мне пришлось найти няню. Боже, подожди, пока он это услышит. Он без ума от Фрэнка.»
«Я знаю», - сказала Мари.
«Мне придётся позвонить ему ещё раз», - сказала Долорес. «Когда мама рассказала мне о случившемся, я пыталась дозвониться до него в отель, но его не было там. В котором часу ты позвонила маме?»
«Наверное, около одиннадцати тридцати», - сказала Мари.
«Да, она позвонила мне сразу после этого. Я чувствовала себя так, будто меня сбил локомотив. Я пыталась дозвониться до Макса, оставила сообщение, чтобы он мне позвонил, но потом ушла из дома около полуночи, как только приехала няня. Мне придётся позвонить ему ещё раз.»
На ней всё ещё было пальто. Она сняла его, обнажив аккуратную чёрную юбку и белую блузку, и привычно отнесла к вешалке. Они всё ещё стояли в прихожей. Дом казался необыкновенно тихим в этот утренний час. Обогреватель включился с неожиданным шумом.
«Кто-нибудь хочет кофе?» - спросила Долорес.
Хоуз подумал, что это ответственная женщина. Трагедия в семье, и вот она здесь в час ночи, готовая приготовить кофе.
«На плите есть немного», - сказала Мари.
«Офицеры?» - сказала Долорес.
«Спасибо, нет», - сказал Браун.
«Нет, спасибо», - сказал Хоуз.
«Мари? Дорогая, тебе принести чашку?»
«Со мной всё в порядке, Долорес, спасибо.»
«Бедная малышка», - сказала Долорес и снова крепко обняла невестку. Обняв её, она посмотрела на Брауна и сказала: «Мама сказала мне, что вы думаете, что это сделал Джимми, это правда?»
«Это вполне возможно», - сказал Браун и посмотрел на Мари.
«Вы не нашли его?»
«Нет, ещё нет.»
«В это трудно поверить», - сказала Долорес и покачала головой. «Мама сказала, что вы должны сделать вскрытие. Я бы хотела, чтобы вы этого не делали, правда. Это её очень расстраивает.»
Брауну пришло в голову, что она ещё не знала, что тело её брата было расчленено. Разве Мари не сообщила семье? Он раздумывал над тем, как сообщить новость, но решил не делать этого.
«Ну, мэм», - сказал он, - «вскрытие обязательно при любой травме.»
«И всё же», - сказала Долорес.
Браун всё ещё смотрел на Мари. Ему пришло в голову, что не далее, как час назад, разговаривая по телефону с Долорес, она сама говорила своей невестке о вскрытии. Однако сейчас Долорес говорила так, словно информация исходила от её матери. Он попытался вспомнить точное содержание телефонного разговора. Во всяком случае, конец разговора с Мари.
«Привет, Долорес, нет, ещё нет, я на кухне.»
Это означало, что невестка спросила её, лежит ли она в постели, готовится ли ко сну или что-то ещё, и та ответила ей: «Нет, я здесь с двумя детективами.» Это означало, что Долорес не было известно о присутствии здесь двух детективов, так почему же она так удивилась, обнаружив их здесь?
«Они хотят осмотреть помещение гаража.»
Значит, надо полагать, Долорес спросила её, что там делают два детектива. И она ей рассказала. А потом разговор зашёл о вскрытии. О котором Долорес заговорила только сейчас, как будто сведения исходили от её матери. Но если Долорес позвонила сюда перед самым выходом из дома, то... подождите минутку.
По телефону Мари ничего не сказала о том, что ждет её, ничего вроде «Скоро увидимся», или «Поторопись», или «Езжай спокойно», только «Дам тебе знать» о вскрытии и «Спасибо, что позвонила».
Браун решил действовать напролом.
Он посмотрел Долорес прямо в глаза и спросил: «Вы звонили сюда около часа назад?»
И тут зазвонил телефон.
Браун решил, что Бог наверняка существует.
Итак, если раньше звонок телефона заметно испугал Мари, то на этот раз в её глазах сразу же промелькнула паника. Она повернулась в сторону кухни, как будто там внезапно вспыхнуло, сделала неуверенный шаг из прихожей, остановилась, сказала: «Я думаю...», а затем безучастно посмотрела на детективов.
«Не может же Долорес быть здесь и снова звонить, правда?» - сказал Браун.
«Что?» - озадаченно сказала Долорес.
«Лучше идите и ответьте», - сказал Браун.
«Да», - сказала Мари.
«Я пойду с вами», - сказал он.
На кухне продолжал звонить телефон.
Мари колебалась.
«Хотите, я принесу его?» - спросил Браун.
«Нет, я... это может быть моя свекровь», - сказала она и тут же пошла на кухню, Браун последовал за ней.
Телефон продолжал звонить.
Она подумала: «Ты, чёртов дурак, я же говорила, что здесь копы!»
Она потянулась к трубке, её мысли неслись вскачь.
Браун стоял в дверях кухни, сложив руки на груди.
Мари сняла трубку с крючка.
«Алло?» - сказала она.
И прислушалась.
Браун продолжал наблюдать за ней.
«Это вас», - сказала она с облегчением и протянула ему трубку.