Купе поезда с Бреста до Дрездена укомплектовано полностью. Два майора — танкисты, гражданский немец и я. Пока поезд тронулся, мы все перезнакомились. Оба майора ехали из отпуска, а немец из какой-то служебной командировки. Мы сразу установили демократию, называли друг друга по именам — Саша, Толя, Гюнтер. Немец держался высокомерно. Он старше нас лет на пятнадцать и, судя по всему, занимал какой-то достаточно крупный пост. Саша служил в одной из частей недалеко от Дрездена, а Анатолий — представитель штаба армии. Должности мы не уточняли, да оно не к чему. Доехали до места и расстались. Анатолий сразу же вызвался меня проводить в штаб. Поезд приходил рано утром, а для меня это очень хорошо. Когда прошли на границе таможенный контроль, ребята полезли в свои сумки, чемоданы, вытаскивая припасы, продовольствие, ну и, конечно же, спиртное. Домашняя колбаса, сало, запеченное мясо — все это свежее, и благоухание разлилось по всему вагону, переплетаясь с запахами из других купе. Послышались громкие разговоры, смех. Анатолий вытащил бутылку из-под шампанского.
— Первак, градусов под семьдесят пять. Не просто горит, а пылает, — сообщил он нам с гордостью, — у меня отец лучший спец по этому вопросу.
Саша кроме домашней снеди, выставил литровую банку домашней горчицы.
— А у меня мама сделала ее такой, что если на хлеб намажешь чуть больше нормы, то пробежишь весь поезд туда и обратно. Это не то, что горчица у немцев. Она какая-то кисло-сладкая и жрут они ее столовыми ложками.
У меня домашнего изготовления ничего нет, поэтому в общий котел пошла сырокопченая колбаса, сыр, пару лимонов, бутылка армянского коньяка.
— Витя, ты коньяк убери, пригодится. А нам на четверых 0,7 литра самогонки хватит. Завтра уже на службу.
Стол, по армейской привычке, застелили газетой. Ребята добыли у проводника четыре стакана с чайными ложками, четыре вилки. Через десять минут весь натюрморт готов. Пришлось уговаривать немца. Ребята по-немецки говорили слабо, а я вообще, кроме «Хальт», «Хенде хох», «Яволь», «Ферштейн», Гитлер капут, знал еще десяток слов, которые не позволяли поддерживать задушевные беседы с местным населением. Немец, глядя на накрытый стол, пытался нам что-то растолковать. Из его речи понятно только одно, он не очень рад нашему соседству. Но самогонка по пол стакана налита. Немец возле себя положил по куску всех видов колбасы и мяса, взял кусок хлеба, чайной ложкой зачерпнул горчицы и наложил ее на кусок хлеба. Он именно наложил, а не намазал. Мы попытались ему объяснить, что он взял горчицы очень много, но из наших объяснений получалось, мы ему горчицу жалеем отдавать. Он нам объяснил жестами, больше он горчицы не возьмет. Вот это и все. Ну, что же, пусть будет что будет. Немец понял, в бутылке налито сухое вино. Поэтому, посмотрев, как мы вылили содержимое стакана себе в рот, крякнули, выдохнули, а затем как один понюхали кусочек хлеба, Гюнтер залил себе в рот самогонку. У него перехватило дыхание. Что бы чем-то зажевать, он схватил кусок хлеба с горчицей.
— Ой, что сейчас будет, — как один выдохнули мы, но действительность во много раз превзошла ожидания. Гюнтер откусил кусок, схватился за горло, выскочил в коридор, упал на пол. Мы пытались напоить его водой, но он побагровел и начал задыхаться. На наше счастье, в одном из купе, ехал военный врач. С немцем мы все возились полчаса. На вопросы о случившемся, мы все рассказывали и показывали горчицу. Самогонку убрали. У Саши бутылка водки, которую спешно открыли. Пришел капитан, который говорил по-немецки. Придя в себя, немец заявил начальнику поезда, мы хотели его убить. Он в спешке собрал свои вещи и перебрался в другой вагон, а нам подселили армейского капитана, которого самогонкой и горчицей свалить невозможно. Он выставил свою долю, которую мы тоже оприходовали за советско-немецкую дружбу, за Советскую Армию, за всех наших родных и близких.
По приезду, до штаба армии меня сопроводили ребята. Помогли дотащить мои вещи. В управлении кадров забрали все документы, ознакомились, что-то забрали себе, что-то добавили от себя. Главного руководства не оказалось, поэтому меня направили к командующему Ракетными войсками и артиллерией армии полковнику Гапееву, который со мной довольно долго беседовал о моей службе, о ранениях. Проверял мои знания по специальной подготовке. Но все это он делал очень тактично, культурно, вежливо. Рассказал мне, на что надо обратить внимание. Оказалось, по его приказу из части в штаб дивизии вышлют машину. До штаба дивизии полковник Гапеев сам хочет добраться прямо сейчас. Я так и не понял, то ли он решил меня довезти, хотя он мог отправить со мной любого офицера, то ли и ему нужно поехать самому.
По дороге мы еще долго разговаривали про те задачи, которые стоят перед нами всеми и перед каждой частью. В штабе со мной побеседовали командир дивизии полковник Покатилов, начальник политотдела подполковник Румянцев, начальник артиллерии дивизии полковник Востряков. Они все выразили твердую уверенность, что я вольюсь в их дружные ряды. В общем, сказано много слов, которые все говорят при первой встрече, но они ничего не значат. Хотя по тональности беседы у меня возникло ощущение, им сообщили о моих «связях» с генералом армии Ахромеевым. Пусть гадают. Как бы ни было, но в десять часов вечера меня привезли на контрольно-пропускной пункт артиллерийского полка, пообещав решить все организационные вопросы в ближайшее время. Дежурный по части дал сопровождающего, ключи от квартиры в доме, недалеко от штаба. Мне помогли занести вещи, передали пожелание командира полка встретиться в штабе полка в десять утра. Квартира двухкомнатная, улучшенной планировки на втором этаже. Постель застлана, полотенца есть, ванная комната укомплектована. В холодильнике молоко, масло, творог, сметана, яйца, колбаса, тушенка. Есть чай, кофе, сахар. Мне приятно, что в течение двух дней можно никуда не ходить за продуктами. Все необходимое под рукой. Я поужинал без спиртного, принял душ, немного поразмышлял о прошлом, настоящем и будущем, а потом провалился в глубокий сон, предварительно попросив дежурного разбудить меня в семь часов утра.
День пошел по накатанной колее. Представлялся я, представлялись мне. Командир полка мне понравился. Открытое, немного простоватое лицо. Таким лицам очень трудно верить. Все время кажется, он знает намного больше чем говорит. По возрасту около сорока лет. Все данные средние — вес, рост, даже волосы не черные, не белые. Он собрал управление полка на совещание. С первого раза я практически никого не запомнил. Попросил дать мне в сопровождающие командира взвода обеспечения, а также день для осмотра территории и казарм. Прапорщик Чебан по национальности молдаван с цыганскими примесями. Чебан показывал и рассказывал обо всем, что мы видели, а потом осмелел. Начал давать характеристики всем, с кем мы встречались. Характеристики не всегда положительные, но я замечаний ему не делал.