Хочу стать генералом

Глава 52 Оксана соскучилась

Обратный марш мы совершили образцово. Так, что даже самим понравилось. Чебана я отправил вперед. На товарообмен выделил ему две машины. Ему пообещали отоварить его по большому счету. По приезду, я передал бразды правления по службам. Занес Хворостову огромный пакет с копченостями. Оказалось, в полку он звание не обмывал. Ждал нашего возвращения со стрельб, чтобы не накаркать беды.

За три дня офицеры и прапорщики отодрали своих жен и любовниц. Вымыли, вычистили, привели в порядок боевую технику. Жизнь вошла в свое привычное русло. И как будто нет этих напряженных дней, бессонных ночей, рева моторов, нахождения по пятнадцать часов в тесных отсеках без свежего воздуха. В жаре. Вот такая офицерская служба минимум двадцать лет до 30 % пенсии. Большинство офицеров, при выходе на пенсию, квартиры не имеют. Специальности тоже нет. Сверстники, с кем учился в школе или дружил, имеют семьи, квартиры, свои интересы, постоянный круг друзей, интересов. После выхода на пенсию, практически нам свою жизнь надо начинать с чистого листа. Но по молодости лет мы об этом не думаем. Ведь пенсионный возраст — это так далеко. Ирина, услышав мои высказанные мысли вслух, только всплеснула руками.

— Ты сейчас второе лицо в гарнизоне. Тебя здесь уважают. Я, когда прихожу на склад за продовольственным пайком, то меня пропускают без очереди. Выбирают куски, получше. В магазине дают на выбор любой дефицит. Приглашают в гости. Ну вот, ты уйдешь на пенсию. Куда пойдешь — поедешь. На родине своей двадцать лет не был. Жить там негде. Квартиру обещают дать через четыре года, да и то однокомнатную на окраине. А кем ты можешь устроиться работать? А никем. В любом городе все надо начинать сначала. В Ужгород тебе ехать нельзя. Остается одно место — Винница. К моим родителям в их двухкомнатную квартиру. Там офицерская очередь на жилплощадь на четыре года. Купить себе квартиру, денег нет. Покупать ее глупо. Тогда, вообще, с очереди снимут.

Во многом Ирина права. Командир полка пообещал дать чуть раньше отпуск. Надо ехать в Киев, сдавать экзамены в институте, переходить на следующий курс. Все равно, самый короткий срок до пенсии — февраль-март 1986 года. Это с учетом участия в боевых действиях. Я бы ничего, но от рокота двигателей, артиллерийской стрельбы, дает о себе знать голова. Значит, мозги в голове есть, раз они болят. Да и в глубине души я твердо уверен, свое место в гражданской жизни за два-три года найду. А пока пусть Ирина наслаждается своим почетным местом в жизни гарнизона. Тем, что она большой общественный деятель. Может решать для людей их проблемы, а заодно решать и свои. Я в ее дела не вмешивался. После приезда с полигона у меня своих дел невпроворот.

В один из дней Ирина позвонила, что она проверяет привоз товаров в магазин. Обед на столе, а она будет не раньше шести. Возле своей двери стояла Оксана. Ее дверь открыта, и я понял, она поджидала меня. Ейный муж с утра уехал в штаб дивизии, так что мы остались до шести часов вечера бесконтрольные. Это все пронеслось у меня в голове. Вместо того, чтобы открывать свою дверь, я, не спрашивая разрешения, мимо Оксаны вошел к ней. Оксана посторонилась, пропуская меня. Пока я снимал сапоги в прихожей, она стояла рядом, скрестив руки на груди. Халат запахнут. Поясок небрежно завязан. Я за него дернул и халат распахнулся. Трусиков на ней отсутствовали. Я взял руки Оксаны и закинул их себе за голову. Наши губы встретились, языки поприветствовали друг друга. Оксана расстегнула мой галстук, а потом так же молча, начала расстегивать мне рубашку. Через три минуты, мы полностью раздетые, лежали в замполитовской постели. Я лег на спину, положил Оксану на себя. Дал ей полную свободу действий. Руками я мял ее роскошные груди, катал в своих пальцах ее сосочки. Оксана сама направила мой член себе в писеньку. Выпрямилась, села ровно. Я держал ее за груди, а она начала двигаться, вгоняя мою дубинку туда подальше. Моя головка попала в тесные объятия ее влагалища. Оксана продолжала двигаться еще энергичнее. Глаза у нее закрыты. Сначала она охала, а затем громко и протяжно застонала. Звукоизоляция в доме хорошая. Воплей и стонов из других квартир не слышно. Я начал работать своим тазом, помогая ей и, стараясь попасть туда как можно глубже. Через пять минут совместного упорного труда, Оксана вцепилась мне в грудь своими ногтями, лицо ее исказилось. Несколько громких вскриков, после чего она упала на кровать рядом со мной. Я наклонился над ней. Взял в губы сразу два ее соска. Чтобы мне помочь, она своими руками соединила и держала свои груди. Своими губами я пошел гулять по шее Оксаны, ее губам. Залез языком ей в ушко. Языком водил, едва касаясь. Ей щекотно, но приятно. Она вздрагивала, ежилась, прижималась ко мне. Я опять переходил на ее соски. Оксана обняла меня и потащила на себя. Раздвинула широко свои ножки, а когда я в нее вошел, подняла их ко мне на плечи. Я взял большую подушку и положил ее ей под попочку. Поднялся на вытянутых руках. Член входил все глубже и глубже, «по самое не могу». Оксану била крупная дрожь. Своими пальцами она крепко ухватила мои соски, которые начала массировать и теребить. Кончили мы с ней вместе, но я на какое-то мгновение начал раньше. Я не знаю, что испытывала она, но я находился на вершине блаженства. Как мне кажется, я даже рычал от избытка чувств.

Мы легли рядом, держа друг друга за руки. Она на спине, а я наполовину на ней.

— Витя. Как я соскучилась. Как я хотела этого. Тебе не понять. Все эти дни я мечтала о тебе, о твоих объятиях. Мне казалось, еще немного и я сойду с ума. Объявлю все это мужу. Расскажу твоей Ирине. Сделаю все, чтобы мы были вместе. Я ведь втюрилась в тебя, как девчонка. А как я тебя ревную к Ирке, к Нинке. Да вообще, ко всем бабам, которые на тебя смотрят и облизываются. Вам проще. Вы заняты своей работой, службой. А мы целыми днями ничего не делаем. Перемываем друг другу косточки, сплетничаем, мечтаем. Вас месяц нет, вы на полигоне. А мы по вечерам занимаемся онанизмом. Хорошо, что лесбиянок у нас нет. Но солдаты же остались. Кто-то не выдерживает. Таких мало. Просто потому, что женщины боятся огласки. Здесь же спрятаться или утаить что-то практически невозможно. Но я уже удержать себя сегодня не смогла. Можешь думать обо мне, что хочешь.

— Оксанка. Ты знаешь, что я счастлив твоей несдержанности. Я бы сам не рискнул, хотя мечтал обнять тебя, вжаться, войти в тебя, как можно глубже. Но не хотел тебя обидеть, тем более оскорбить. Ты просто чудо! Спасибо, тебе, за эти мгновения любви и нежности.

Но мне надо идти на занятия. Я оделся.

— Будет возможность, давай встречаться. Пусть это будет час, но он будет наш.

— Обязательно. Я этого очень хочу.

Я зашел к себе в квартиру, помылся под душем, пообедал, а затем пошел выполнять свой воинский долг. Обучать личный состав. Хорошо, хоть сегодня не надо рассказывать личному составу о моральном кодексе строителя коммунизма. Очень нравилась мне Оксана. Ее умение любить. Ее голос, ее рассуждения. Манера поведения. Красота ее тела. Но что-то все равно останавливало меня. Нет, не драконовские последствия партийных разборок. Не то, что меня могут уволить из армии, сослать «во глубину сибирских руд», или в Среднюю Азию. Что-то не хватало, а что именно, я понять пока не мог. Но могу точно сказать, Ирина здесь не при чем. Отношения с Ириной, я бы быстрее назвал, дружескими. Ее устраивало то положение, которое она занимала, а меня устраивало то состояние, в котором проживал я. Меня, встречали — провожали, кормили — обстирывали, обеспечивали любовными ласками. Сама Ирина стройная, ухоженная, красивая женщина, четко знающая себе цену. Что такое любовь я читал в книгах, смотрел кинофильмы и телефильмы. Описания великой страсти обычно ограничивались возрастом от полового созревания 14–15 лет, до полного формирования костного скелета 28–29 лет. Дальше великая или средняя любовь дарилась людям, как максимальные выигрыши в лотерею. Где-то одной паре на десять миллионов. Есть такая пословица, для того, что бы узнать человека, надо с ним съесть пуд соли. Я произвел математический подсчет. За какой период времени два человека могут съесть 16 килограмм соли. У меня получилось три года. Примерно. Потом в умных книгах различных ученых, нашел этому подтверждение. Действительно, влюбленность существует до трех лет. Конечно, бывают редкие исключения. Но, по сути, влюбленность заменяется или переходит в привыкание. Держится, прежде всего, на взаимоуважении, умении понимать, прощать, терпеть слабости партнера по жизни. Даже если этого партнера ощущать и называть своей «половинкой». Если читать сказки, былины, повести, романы, то можно заметить, что описываются любовь и браки людей, обладающих хорошим материальным благополучием. Принцы, принцессы, князья, графы, миллионеры. У них есть возможность не думать о расходах. Не думать где жить, что кушать каждый день. Где взять деньги, чтобы купить одежду, обувь, учебники. Оплатить газ, свет, квартплату. Как и где провести отпуск. Какая к черту любовь, если через неделю, после получки, начинаешь пересчитывать деньги в кошельке. Когда понимаешь — на то, что набрал по всем загашникам, можно протянуть максимум пять дней. Жена просит купить ей итальянские сапоги — ее уже прохудились, а подошва отвалилась. Мы в ответ ей говорим: «Как же я тебя люблю. Но, на пожрать, а тем более на сапоги, денег нет. И в ближайшее время не будет». А в это время любовь растет и расцветает с каждым днем. То, как живут девяносто процентов семей, вряд ли можно назвать «любовью». Но мечтать о большой любви не вредно. Когда мы в фильмах или книгах смотрим, как главный герой крушит всех подряд, никто не хочет представлять себя на месте тех несчастных, которых застигает смерть или увечье. А ведь у этих людей тоже есть родители, которые любят своего отпрыска. У них есть любимые, есть дети. Через минуту об этих убитых никто не вспоминает. Вот для них вся любовь, вся их жизнь закончилась. Конечно, все хотят быть в числе победителей. Но лучше если без больших усилий. Главный герой побеждает потому, что он лучше подготовлен, лучше учился, больше тренировался, хотя очень редко бывает, что он «счастливчик или везунчик».

Я пытаюсь вбить это в голову своих подчиненных, но это вяло усваивается. Вот если бы ничего не делать, а сразу все получить! Поэтому надо мечтать и говорить о внезапно свалившейся на тебя любви, великих деньгах, огромном мастерстве, но без вложенного труда. Вот это счастье. А когда литры пота, километры порванных нервов, головная и физическая боль в конце каждого дня, да еще без гарантий успехов в будущей жизни — все это энтузиазма у большинства влюбленных не вызывает. Как и с кем, я буду жить через полгода или год, да и буду ли живой, я понятия не имею. Но твердо знаю, что за свое место под солнцем я буду драться каждый день. Прорываться сквозь трудности и сложности. А не плакать, а не ныть. Я не буду слезы лить. Сквозь любую паутину я прорвусь и буду жить. Ничего себе. Я уже стихами заговорил. А, впрочем, если будет надо, буду писать стихи. Хотя, говорят, настоящая поэзия — это состояние души. Буду честным. Мне нравились все женщины, с которыми я занимался сексом. Некоторые говорят красиво — «занимался любовью». Любовь — это не занятие. Это тоже состояние души. Может, кто-то из женщин от наших отношений, от меня самого, ждали чего-то большего, чем секс, но я давал то, что у меня есть. Будь то одноразовая встреча или довольно продолжительные отношения. Церковь, партия такие временные отношения осуждают, но все люди, практически все, этим занимаются. Подпольно, не афишируя. Говорят, что в Библии написано: «плодитесь и размножайтесь». Что естественно, то не безобразно. Сам процесс обладания телом красивой женщины настолько прекрасен, что отказываться от него я не в состоянии. Сколько бы я не клялся. Пока есть силы, буду искать возможности и места для очередных подвигов. Так, что Ирочка, прости меня заранее. Такого непутевого и не постоянного. Я тебя неоднократно просил: «доводи меня до состояния полной физической изнеможенности. Чтобы я в сторону других женщин, даже голову повернуть не хотел». Дала слабину, получай неожиданности. А сейчас, пока силы есть, марш-марш на службу. Делать свое дело, готовить материальную базу, обучать людей тому, что знаю и умею сам.