Когда комиссия уехала, Астахов пригласил меня к себе в кабинет. Наполеона больше не было. Остался обычный командир полка.
— Хочу надеяться, что больше с обеих сторон боевых действий не будет? Будем жить дружно?
— Товарищ подполковник, не я все это начинал. Мне это не надо. Подсиживать я Вас не собираюсь. А если вы поняли, то вместе нам служить шесть месяцев максимум.
— Меня звать Николай Васильевич. Хочу верить, что мы подружимся. Все запреты я снимаю. Жду Ваших советов, что можно сделать для исправления ситуации.
Мы сидели минут сорок, и никто бы не сказал о том, что происходило двое суток тому назад. Астахов понял, я не собираюсь праздновать победу, а уж тем более обсуждать это с кем-то. На просьбу генерала Гапеева сделать для него новый кабинет, отреагировал с огромным энтузиазмом.
— Скажите, что от нас надо заранее. Нужно все сделать по высшему разряду. Кстати, я отменяю ранее наложенное взыскание.
Чебан, на известие о возвращении к бывшим порядкам, отреагировал спокойно:
— Я тут всем предлагал спорить, что Вы по приезду из отпуска все вернете на свои места, но никто спорить не захотел. Нет. Подполковник Астахов — это не величина. Вы ему не по зубам.
— Вот-вот. Ты еще повыступай. Завтра выезжаешь. Что надо напиши. Коптильня завтра должна уже работать.
— А строевым шагом будем ходить?
— Только на занятиях по строевой подготовке. Иди, открывай миниатюр полигон. Со складов наших, без моего ведома, ничего не выдавать.
Чебан лихо отдал честь, повернулся и помчался разносить новости по всему гарнизону.
Ирина вечером за ужином тоже начала обсуждать эту тему, упирая на то, какой я крутой и влиятельный, но я ее остановил:
— Просто Астахову никто ничего толком не довел, но предупредили, что фактически полком, по выходу из отпуска, командовать буду я. Судя по всему, нас просто хотели столкнуть лбами. Вот он сразу и повелся. Начал показывать, кто в полку хозяин. С помощью командования, все расставили по своим местам. Подсиживать его я не хочу и не буду. Он успокоился и сейчас восстанавливает те традиции, что были.
Ирина очень разочарована. На кровати, прижимаясь ко мне, сообщила:
— Все бабы считают тебя настоящим мужиком и замечательным командиром. По глазам вижу — половина готова хоть прямо сейчас залезть тебе в койку, но хрен им всем. Перебьются.
Обвила мою шею руками, перевернула на спину. Мы круглый год всегда спали голыми, поэтому дальнейший ход событий оказался предсказуем. Непредсказуемым оставалось только время, но в среднем мы барахтались не менее часа. После чего засыпали оба за пять минут.
На службе все успокоились. Каждый занимался своим делом. Технику не перекрашивали. В августе должны быть месячные сборы на полигоне, а потом боевые стрельбы. Затем там же командно-штабные учения. В конце сентября до половины октября осенняя проверка. За 15 дней мы закончили делать двойной кабинет генералу Гапееву. Завезли ему скомплектованную мебель, аппаратуру. Надо отдать ему должное в организации помощи нам в этой работе от всех артиллеристов армии. Заодно мы отремонтировали и оборудовали ему штаб ракетных войск и артиллерии. Все было сделано качественно и со вкусом. Командующий армии меня на беседу не приглашал, а это очень хорошо.
За неделю до выезда на полигон приехала жена Астахова, а на третий день попросилась ко мне на прием. Я ее увидел впервые у себя в кабинете. Астахов сам по себе вполне симпатичный мужик, да вот только ростом маленький. Около 162 сантиметра, да еще и худощавый. Жена его ростом около 170 сантиметров без каблуков. Судя по всему, он в ЗАГС ее утащил с какого-то конкурса красоты. По возрасту, мы где-то ровесники или она года на три моложе меня. Спрашивать возраст у женщины не принято. Это правильно. Выглядела она потрясающе и знала об этом. Трикотажное платье на ней сидело, как влитое, обтягивая все выпуклости. Поверьте, на слово, там есть, что обтягивать. Широкие бедра, отсутствие живота, тонкая талия, шикарные ягодицы, длинные стройные ноги. Лицо восточной красавицы с полными выпяченными губами. Высокий лоб. Чуть раскосые темно-карие глаза Длинная шея. Щеки с небольшим румянцем и ямочками, когда она улыбалась. Она зашла в мой кабинет, повернулась, заперла дверь на ключ.
Растерянный, я сказал:
— Здравствуйте. Я помню чудное мгновенье, передо мной явились Вы.
До сих пор не могу понять, в честь чего меня потянуло на поэзию. Встал из-за стола. Шагнул к ней навстречу.
— Меня звать Виктория Астахова. Можно просто Вика. Я хочу Вас обнять и поцеловать, как можно сильнее. Даже не боясь последствий.
Я, изумленный, выдавил из себя:
— Я тоже очень хочу Вас поцеловать, но еще дольше и слаще.
Вика засмеялась, обняла меня за шею и впилась в меня на пару минут, прижимаясь всем телом. Потом она от меня оторвалась. Но тут я обнял крепко это чудо, прижал к себе, впился в нее губами, а потом начал двигаться тазом, стараясь втиснуться в нее как можно больше. Виктория через минуту от меня отодвинулась, показала мне на мой стул и села на стул, напротив.
— Я понимаю, что Вы, Виктор Иванович, не понимаете, что происходит. Ведь мы видимся первый раз. Не отрицаю, Вы эффектный мужчина, но не настолько, чтобы жена Вашего командира отдалась Вам на первой минуте знакомства.
Я действительно ничего не понимал.
— Вы даже не поверите, насколько я Вам благодарна. Попросите, и я без колебаний буду Ваша. Больше десяти лет я живу с Николаем, из которых он семь лет пьет. Я и разводилась с ним, пичкала его таблетками. Он лежал в больнице и не раз. Лечился от хронического алкоголизма. Как мужчина, он превратился в «ноль». Но он меня любит. Я это чувствую. Если я его брошу, то он превратится в овощ. Чтобы я его не бросила, он даже предложил мне иметь любовника. Я же женщина. Ничто человеческое мне не чуждо. Я хочу, чтобы меня обнимали, целовали, ласкали, но при этом не дышали многолетним перегаром, а потом заявляли «прости, любимая, может завтра получится». Но я верила, что когда-то все изменится. Я буду иметь ребенка не от алкаша, а от мужа и своего любимого человека. Я давала Богу клятву, отдам человеку, который мне поможет излечить его от пьянства все, что у меня есть. Хотя веры в чудо, оставалось все меньше. Я понимала, в Германии, где ничего в гарнизоне не утаишь, он удержится на этой должности максимум полгода. На гражданке он погибнет, просто сопьется. А с его гонором и амбициями, он спалится еще быстрее. Что же я вижу, когда приезжаю. Николай не пьет. Как оказалось, уже больше месяца. Он изменился полностью. Стал адекватным человеком. Он, как на исповеди, рассказал мне все. Виктор, а Вы действительно «голубой»? Я Вас сейчас просто проверила. Вы уж извините, но к Вам ближе, чем на метр, подползать нельзя. В течение недели, по словам Николая, он, после вашей встречи, находился в шоковом состоянии. Причем его давили сверху, снизу и со всех сторон. Он понял, это конец. Причем позорный конец без пенсии, без жены, без детей. Николай сказал, а точнее поклялся, сам себе, мне, что больше не пьет. Но соблазн очень велик. А у вас впереди полигон. Хочу попросить Вас поселиться с ним в одной палатке. Ведь этот полигон будет решающий. Помогите ему устоять. Силой убеждения, кулаками, да чем хотите. Я буду обязана Вам до конца своей жизни. Хотите, на колени встану?
— Вика. Мне в моей жизни только не хватало, чтобы такая красавица, как Вы, вставала передо мной на колени. Это я готов перед Вами стать на одно колено. На двух я не стоял даже перед Знаменем части. Может, другой и проявил бы благородство, но я из простой семьи. Скажу честно, что ни одного раза не откажусь от вашего предложения разделить с Вами постель. Вы меня потрясли. Такого начала любовного романа у меня еще не происходило. Заявляю, как подлый шантажист: «Если Вы не выполните своих обещаний, то обратно с полигона Вы получите сразу двух алкашей».
— Я готова. Командуйте.
— Послезавтра Николай Васильевич уедет с утра в штаб дивизии. В десять часов, после того, как я буду твердо знать, что он там, я буду у Вас. В нашем распоряжении будет часа четыре. Мы обо всем поговорим.
— Я Вас жду. Только без опоздания.
Она открыла дверь и ушла. Я еще с час сидел и размышлял о прошлом, настоящем и будущем. Будда сказал: «нет прошлого, оно прошло и его не вернешь. Нет будущего, и еще неизвестно, настанет ли оно для тебя. Есть только настоящее. Вот им и живи». Еще раз спасибо Валерию Михайловичу и Николаю Ивановичу за науку, за целый месяц учебы. Астахов, действительно, все эти дни, после стычки, трезв, как стеклышко. Собранный, подвижный. Его несколько раз видели в спортзале. Характер тоже изменился. Ну. Не так сразу, но сдвиги видны. Жизнь в полку вошла в привычную колею. Каждый военнослужащий знал свой маневр. Безусловно, жизнь есть жизнь. Были происшествия и нарушения. Всякое случается. Но все держалось под контролем.