Хочу стать генералом

Глава 49 Воспоминания об Афганистане

Когда в один из вечеров я пришел со службы, за ужином Ирина вдруг начала разговор о моей службе в Афганистане. Я в наших разговорах старался избегать этой темы. Большинство тех, кто прошел эти круги ада по-настоящему, неохотно рассказывают об этом. Какой там героизм. Жара, пыль, стрельба, крики раненых, кровь. Они стреляют, мы стреляем. Они попадают, мы попадаем.

— Ну, и что ты, Иринка, хочешь узнать?

— Витя, мне тут рассказали, ты говорил, будто лично убил и зарезал почти тридцать человек. А мне ты об этом никогда не рассказывал.

— Ты больше слушай эти бабские разговоры. Они тебе расскажут, что вся война на мне держалась. Меня просто довели до бешенства. Вот я предупредил их, попросил оставить меня в покое. Я лично убил больше тысячи, но ты об этом никому не говори.

— Да, ну тебя. Выдумаешь тоже.

Уже лежа в постели, Ирина пристроилась мне на руку своей головкой, опять начала афганскую тему. Мне понятно, что раз она уже начала, то добьет меня обязательно.

— Ира. Как ты думаешь, во время войны солдаты и офицеры писают и какают?

— Это ты к чему?

— Вот, мы сидим в окопах или боевых машинах, а вокруг стреляют. За нами охотятся снайперы. Взрываются мины, снаряды, гранаты. А тебе приспичило по-маленькому или по-большому. А мы на этом месте находимся неделю или две. В боевой машине туалета нет. Самоходка стоит в окопе. Или отделение сидит в окопе. Четыре-восемь человек. За два дня каждый какает минимум три раза. Побежать «к ветру» нельзя, могут убить. За четырнадцать дней (две недели) каждый накладывает двадцать кучек. Пять человек — сто кучек говна. Там, где ты ешь, спишь, воюешь. А мы, при охране объектов, стояли месяцами. Жара, мухи. Сплошной героизм. Вот тебе простая задача. Как поступать в этом случае? Из окопа вылезать нежелательно. А еще ведь нужно умываться. Грязная вода с мылом, куда ее?

— Витя, так я о тебе спрашиваю. Как ты воевал? А ты мне про говно.

— Так, вот я тебе и рассказываю о своих «подвигах» без права передачи. В окопе выделяются два места. В одном копают яму метр на пятьдесят сантиметров и как можно глубже.

— Это, чтобы туда какать? — подхватила Ирина.

— Да нет, туда писают и туда сливают грязную воду от рук, мытья посуды, а вечером присыпают тонким слоем земли. А срут на ровной площадке в окопе на совковую или штыковую лопату, на которую предварительно насыпали слой земли. А потом, свое дерьмо кидают в ту сторону, откуда может прийти или приползти противник. Кидают как можно дальше, но не высовываясь. А теперь обо мне. Часа в четыре утра я решил сходить на такую площадку. Светало, но совсем чуть-чуть. Я подготовил лопату, недалеко в двух метрах от бронированной машины, сел спиной к ней. Расстегнул сзади маскхалат. В руке обязательная принадлежность — пистолет Макарова с патроном в патроннике. Снят с предохранителя, но курок спущен. Только я пристроился над лопатой, как услышал шорох. Прямо передо мной, в четырех-пяти метрах, проявилось несколько теней. Только в кино в таких случаях орут: «Стой, кто идет» или «Стой, стрелять буду». Я сидел на корточках и начал сразу стрелять. На спортивных соревнованиях есть такое упражнение — скоростная стрельба по мишеням. За пять секунд надо выстрелить пять раз. Но не просто попасть, а попасть в «десятку» мишени на расстоянии 25 метров. Вот я и устроил такую стрельбу, где главным призом была моя жизнь. Пока они пытались пробежать эти пять метров, то пять человек уже встретились с Аллахом, но шестой все-таки до меня добежал. Он отбил в сторону руку с пистолетом. В таких случаях обостряется интуиция и все органы чувств. Я угадал, у него в правой руке большой нож, которым он ударил снизу-вверх в район живота. Я левой рукой поставил блок, правой ухватил за локоть его и одежду. Рывок. Его рука с ножом вывернута. Толчок и нож уже сидит в нем. Все это произошло в течении максимум десяти секунд. Из люка вылетели наши, поливая все вокруг автоматным и пулеметным огнем. Включили фары и прожектор. Бойцы видят картину: стоит командир дивизиона, то есть я, с голой жопой, без оружия. У ног лопата с кучкой говна и шесть тел, которые уже и не дергаются.

Полумрак в спальне, тени перенесли меня в то утро. Машинально я перехватил правую руку Ирины, проводя коронный прием, когда ее крик привел меня в чувство.

— Прости, родная, это я автоматически.

— Ты мне чуть руку не сломал.

— Я же тебе сразу говорил. Давай к этой теме никогда не возвращаться.

Через минуту Ирина начала потихоньку смеяться, а потом расхохоталась.

— Ну, чего это ты? Что здесь смешного?

— Я представила тебя возле лопаты с говном. С голой задницей. А вокруг твои бойцы с автоматами поливают вокруг очередями, чтобы их командир смог покакать до конца и выбросить свое дерьмо навстречу врагам.

Я невольно тоже засмеялся.

— Все. Вечера воспоминаний закончились. Раз и навсегда.

Ирина больше не требовала описаний моих героических подвигов.