Из трапезной доносились громкие звуки летящих во все стороны тарелок и подносов и увлеченные голоса горячо обсуждавших свои дальнейшие планы князей. Анаис сидела на кровати, закрыв уши руками и покачиваясь из стороны в сторону. Кудрявые волосы превратились в огромное рыжее гнездо, глаза были красными настолько, что, казалось, будто бы девочка не спала ночами. Она не плакала, просто шмыгала носом и с каждой долей секунды, с каждым произнесенным из трапезной словом все больше и больше ненавидела сидящих там людей, обсуждающих выигранную войну так, как будто это была легкая увеселительная прогулка. Закрытые уши ей, к сожалению, ничем не помогли — звуки были настолько сильными, что, наверное, из-за них вся деревня бодрствовала. Ольховчане тоже отмечали конец войны, но по-своему, трагично, поминали родных.
Анаис не выдержала, резко встала, покачнувшись, и надела любимое дядино синее платье, которое ей уже было не совсем по размеру. Ее лицо взмокло от пота, тело знобило, а саму девочку сильно тошнило, поэтому ни к обеду, ни к ужину она так и не присоединилась. Даже дядюшку не поприветствовала. Вот и настало время сходить и, наконец, за весь день навестить его.
— Признайся, Велимир, ты знатно облажался! — весело произнес Анатрог и, испив меда, жадно закусил требухой. — Чтобы объединиться с тенгри… Я давно подозревал, что у тебя нехорошо с макушкой, но, чтобы настолько.
— Заткнись, Анатрог, без тебя тошно! — грубо отрезал Велимир и чуть ли не в один присест съел всю куриную ножку. Сын Радмира довольно захрюкал и безумно потряс стол, разлив медовуху.
— Ты же должен был понять, что, убрав наши силы с Юга, тенгри бы потом без труда избавились и от тебя, — продолжал свои нравоучения Анатрог, но, повернувшись в сторону входа в трапезную, увидел Анаис и мгновенно переключил все свое внимание на племянницу. — О, Анютка, присоединяйся к пиршеству! Я сначала было рассердился, что ты меня совсем не встретила, но мне сказали, что тебе сегодня нехорошо…
— Я ненадолго, — сдержанно ответила Анаис, так и не сдвинувшись с места, — мне все еще нехорошо.
Из кухни пришла Любава с подносом, на котором лежали всевозможные новые яства и медовуха взамен той, которую сын Радмира разлил. Увидев Анаис, она ласково улыбнулась, но девочка как будто ничего не видела перед собой — разум был замутнен. Она посмотрела прямо в глаза своему дяде и произнесла:
— Значит, все в сборе? Вы примирились, и для этого понадобилось устроить долгую кровопролитную войну.
— Анютка, золотце, — снисходительно начал Анатрог. От слова «золотце» девочку еще больше затрясло, — присядь с нами, пожалуйста. Вид у тебя больно голодный. Любавушка, принеси еды еще на…
— Да как ты смеешь… — сквозь зубы злобно проговорила Анаис. Любава уронила поднос и вскрикнула, Радмир раскрыл глаза, его сын по своему обыкновению выронил еду изо рта и хрюкнул, а Велимир непонимающе посмотрел на князей. Анатрог же прищурил глаза и уставился на племянницу, ожидая, что она ему скажет. — В деревне каждый дом сейчас поминает погибших, а Вы тут сидите, развлекаетесь, празднуете долгожданное «воссоединение», для которого понадобилось столько горя, столько смертей… Вы зло!
— Анаис… — безуспешно попытался перебить Анатрог, но племянница продолжала:
— Он виновен в их смерти, а Вы сидите с ним и пируете! — она указала пальцем на Велимира и тот подавился требухой. — Почему он жив? Вы все заодно, и всем Вам нравится так издеваться над другими людьми, принося испытания на их голову одно за другим! Там женщина умерла, так и не увидев своего сына напоследок!
— Захотел бы, не оставил бы свою мать одну…
— Да откуда тебе знать, дядюшка, что такое не оставить свою родную мать на произвол судьбы!? — закричала Анаис.
— Анаис, ты перешла все возможные границы! — грозно произнес Анатрог и резко встал со стола, не отрывая взгляда от племянницы. Любава снова вскрикнула, а Анаис с искренней ненавистью посмотрела на дядю. — Мне ли не знать, как тяжело иметь больную мать на руках!? Жаль, братец мой сейчас могильных червей кормит, он бы рассказал, как это тяжело. Когда я писал ему, слезно умолял вернуться в Ольх в последние дни ее жизни… Она так этого просила, так ждала, а твоему батюшке было больше интересно залезть под юбку княгине несуществующего мелкого государства! Так и не приехал!
Минуту Анаис и Анатрог смотрели друг другу в глаза в поисках совести. После неловкого минутного молчания Анатрог сказал свое последнее слово:
— Я не выпущу тебя, пока ты не раскаешься в сказанном тобою. Не раскаешься — не выпущу вплоть до твоего замужества. Ты, неблагодарная девчонка, сопля еще будешь указывать, что мне делать!? Мне надоело быть снисходительным и вечно пытаться тебе угодить! Скройся с глаз моих!
Анаис, яростно топнув ножкой, развернулась и побежала к себе в опочивальню.
— Анатрог… — укоризненно начал Радмир, но князь поднял вверх руку, не дав закончить.
— Ничего не говорите, я и так знаю, — произнес Анатрог, закрыв глаза и приняв позу мыслителя.
— Княже, может смилостивитесь? — осторожно чуть ли не пропищала Любава. — Пока Вы отсутствовали, умерли два дорогих ей друга. А завтра у одной из них похороны…
— Нет, это будет для нее наказанием, — тихо произнес Анатрог.
— Негоже так, — настаивала кухарка. — Как это можно пропустить похороны дорогого человека?
— Хорошо, Любава. Как скажешь. Возьмешь ее завтра под свой контроль, но, если Анаис сбежит, то я прикажу публично тебя выпороть.
Ступив туманной пеленою
На земли воинов погибших,
Богиня провела рукою
По голове врагов убивших.
— Анаис, барыня, вставайте!
— Оооох…
— Мы опоздаем на похороны, Анечка! Ох, придется одевать ее самостоятельно…
— Похороны?
— Да, похороны Прасковьи. Вставайте, барыня, мне нужно Вас привести в более-менее нормальный вид…
— А как же Рогги…
— Анечка, не вертитесь, пожалуйста…
— Он же там…
— Где там?
— Там…
Разверзнулась земля под нею
И превратилась в мир иной.
И Мара Черная Кощею
Несла героя на убой.
— Любава, там Рогги, куда ты меня ведешь!?
— На похороны.
— Рогги?
— Нет, Прасковьи.
— Правильно, Рогги жив. Пока что…
Удар смертельный нанесли
Герою Медведуху.
Наверх Смородины-реки
Он выполнит услугу.
— Ох, Прасковуфка, горе ты мне принесла, родненькая! Я ведь хотел сфадебку сыграть с тобою, а вот, как оно выфло! Ох горе, горе…
— Да хватит, Борька, убиваться. Захотел бы сыграть свадьбу, давным-давно бы сыграл, чего ты нам уши греешь!?
— Ох горе, горе…
— Что с Анькой, Любаваа?
— Больна. Очень тяжело. Бредит бедняжка…
— Кидайте уже огонь, не тяните кота за яйца…
— Нет! Нет! Нет!
— Анаис, успокойся!
— Он же не успеет!
— Роггвер мертв, Анькаа, никто уже не успеет…
— Нет!!!
— Любимый! — молвила она,
Рыжеволосая Богиня.
Герою девушка ценна,
Звук голоса ее как мандолина…
— Ах!!!
— Зрящий, смилуйся над нами!
— Дураки, как можно было гнилые доски на краду притащить?!
— Уберите руку, тут же дети!
— Обугленная рука…
— Не смотри, Анечка, пожалуйста…
— Знаешь, Любава, а ведь, когда я увидела своих родителей после пожара, я даже не поверила, что это были они.
— Ох, Анечка, бедняжка…
— Теперь верю.
Герой протесты изъявил
И повернул обратно вспять,
Но посох Мары победил
И двинул в путь его опять.