Хождение по углям

Глава XVI

Еще чуть больше месяца тому назад княжеские конюшни пустовали, а конюшие не загоняли себя работой. Вернувшись с войны, витязи привезли с собой и лошадей, замученных, загнанных и совсем больных. Они требовали куда больше ухода, чем раньше, а потому конюшие, отвыкшие за зиму от работы, носились как волчки и сильно уставали и перенапрягались. Доходило даже до того, что они засыпали на рабочем месте, уткнувшись в лошадиную гриву. Но было бы работникам еще более худо, если бы не регулярная помощь княжеской племянницы. Некогда она ходила в денник к своей личной лошади, чистила стойло, и расчесывала шерстку. И разговаривала по душам. Сейчас же от обилия всевозможных лошадиных звуков было не до бесед. Конюшня была к тому же очень грязной и постоянно требовала ухода. Все были заняты делом.

Анаис каждый день таскала по несколько бадей с водой и зерном для лошадей; работники приветствовали девушку искренней улыбкой, понимали, что она не была обязана им помогать, но при этом выкладывалась в работу по полной. А для нее это была отдушина; когда два близких ей человека умерли несмотря на все ее старания, в голову начали лезть самые разные мысли. Работа помогала и отвлекала от них. Анаис боялась самобичевания. Чернавка же категорически отказалась от ее помощи; она считала, что подруга еще недостаточно окрепла, чтобы таскать каждый день тяжелые мешки. Что иронично, благодаря этому решению Анаис теперь регулярно носит куда больше веса.

В один из таких рутинных рабочих дней в денник примчалась Чернавка и возбужденно произнесла:

— Анькаа, я тебя повсюду ищу! Пошли скорее со мной…

— Я не могу оставить работу, — недоуменно отозвалась Анаис, однако сердечко внутри ёкнуло.

— Анькаа, не выпендривайся! — Чернавка схватила обессилевшую от тяжелого труда подругу за руку и потащила за собой.

На грязной бугристой деревенской дороге стояла дощатая, грубо сделанная повозка, которая от каждого движения, каждого покачивания постоянно страшно скрипела. Вела повозку старая худая кобыла, печально смотревшая на деревенских работяг. Чернавка указала Анаис рукой на дом покойной Прасковьи, в который тяжелой поступью, делая упор на правую ногу, зашел коренастый юноша с длинными, лохматыми, каштановыми и густыми волосами и с повязанными льняной тряпицей головой и животом. Выглядел он совершенно паршиво: растрепанная грязная окровавленная сорочка, не заправленная в штаны, висела на нем, как будто была ему не по размеру, настолько он похудел. Анаис с тяжестью внутри и ноющей болью в сердце побежала в дом за юношей. Осторожно открыв дверь, девушка прерывисто вздохнула и наблюдала, как побледневший от большой потери крови юноша осматривал каждый уголок избы и ошалело говорил:

— Матушка, я вернулся!

Из кладовой доносились бьющие и рычащие звуки. Злыдень Аркашка без перерыва громил избу: в доме валялись осколки стекол, разбросанная утварь и мебель. Когда юноше никто так и не отозвался, он, сгорбившись, сел на скамью. Анаис тихонько подошла к нему и поприветствовала:

— Рогги!

Он лишь удивленно посмотрел на нее, явно ожидая увидеть кого-то другого, и таким же ошалелым голосом произнес:

— Анаис!?

Девушка со скорбным видом присела рядышком на скамейку, и минуту они сидели в полнейшей тишине. Роггвер смотрел на пол отчаявшимся взглядом.

— Я так перед ней виновата. Перед тобой… — нарушив молчание, жалким голосом воскликнула девочка.

— Аня, — Рогги закрыл глаза и устало произнес, — ты-то здесь… Это я ее подвел…

— Я так устала, — виновато продолжила Анаис. — Не надо было мне сдаваться…

Роггвер вздохнул, потер лицо рукой и спросил:

— Покажи лучше, где ее…

— Хорошо, — кивнула Анаис и вышла вместе с юношей на улицу.

— Что за паршивую… палку они поставили?! — яростно произнес Роггвер и зарычал от злости, увидев домовину своей матери. Винить за его поведение Анаис не собиралась: она была полностью с ним солидарна. — Кожу бы им содрать, и то мало было бы!

— Прости меня, Рогги, пожалуйста, — продолжала между делом извиняться Аня, но он поднял руку вверх и грубо перебил ее:

— Анаис, сделай одолжение, перестань. Оставь меня одного…

И девушка ушла, оставив в полном одиночестве горюющего юношу, потерявшего любимую матушку, на кладбище.

Продолжая изматывать себя тяжелым трудом, Анаис все никак не могла решиться навестить Роггвера снова. Она не настаивала на своем присутствии. Быть может, он сам к ней придет, а, быть может, и вовсе не захочет после того, как, по Аниному мнению, она не сберегла его дражайшую матушку. Анаис видела периодически Роггвера во дворе: он ругался с мастерами, крепко держа в руках домовину Прасковьи и, наверное, хотел ею прибить криворуких мужиков. Но больше всего Анаис взбесило, когда она увидела, как Роггвер остановился поговорить с Чернавкой, которая, как ей казалось, весьма кокетливо ему улыбалась и постоянно кивала. Она же обещала! Хотя саму Анаис Рогги игнорировал в течение нескольких недель, проходил мимо нее, как будто ее не существует.

В один прекрасный день, когда Анаис тренировалась в перелеске, сзади послышался тяжелый мужской кашель. Она от неожиданности ахнула и обернулась — Роггвер, который с момента приезда в Ольх похорошел и раздобрел, боком прислонившись к березе, наблюдал за каждым движением Анаис.

— Оборот неполный, Анаис, — спокойно произнес Роггвер. — Но я вижу заметный прогресс.

— Я каждый день занималась, — гордо произнесла Анаис, ожидая, наконец-то, похвалы. — С раннего утра.

— Надо возобновить тренировки, как считаешь? — как бы между делом спросил Роггвер и посмотрел на дятла, который, как и Анаис, издевался над деревьями.

— Если ты хочешь, — просто ответила Анаис и прерывисто задышала, ожидая ответа.

Роггвер только кивнул, чем на мгновение огорчил влюбленную девушку. Он переминался с ноги на ногу, смотря вниз, создавая неловкое молчание между ними двумя. Затем он решительно и быстро подошел к Анаис, чего она совсем не ожидала, нагнулся и крепко-крепко ее обнял…

…и крепко-крепко ее обнял. Анаис разомкнула объятия. На нее смотрели добрые темно-карие папины глаза, блестящие от слез. Она так долго его не видела и сейчас вместо того, чтобы посмотреть отцу в глаза в ответ, Анаис уставилась на вышитый на мундире красный флаг с черной нелепой птицей, который она так неистово ненавидела, ведь именно из-за него она долго не видит своего любимого батюшку. В руках Анаис держала небесно-голубое шелковое платьице. Она была безмерно счастлива этому дару. Анаис еще раз крепко-крепко обняла его…

…они разомкнули объятия. Анаис тепло посмотрела на Роггвера и прерывисто задышала. Тот тоже одарил ее доброй, душевной улыбкой и произнес:

— Спасибо тебе за все, Аня!

— За что же? — вымученно спросила девушка. — Я ведь ее подвела.

— Нет, Аня! — твердо настаивал на своем Роггвер. — Я никогда в своей жизни так и не смог дать ей того, что ты легко и бескорыстно дала ей за зиму!

— Чего же? — недоумевала Анаис.

— Ты дала ей возможность полноценно чувствовать себя матерью. Ты побыла для нее дочерью. А я так и не смог быть для нее сыном. Я виноват перед ней. А ты поддерживала в ней жизнь, как могла.

Роггвер снова тепло обнял Анаис, и она погладила его по голове, перебирая густые и длинные волосы.