— Что ты здесь делаешь? И почему у тебя в сапогах цветы?
Гриффин вошел в мой кабинет с сапогами, у каждого из которых сверху торчала герань. Он оглядел мой стол, ища свободное место, чтобы поставить их. Такового не нашлось.
— Здесь было чисто, — пробормотала я, убирая папки и бумаги. Беспорядок, с которым я боролась, вернулся. История моей жизни.
В тот момент, когда я думала, что держу что-то под контролем, оно ускользало ко мне.
Прямо как с Гриффином.
Последние два дня я потратила на то, чтобы смириться с окончанием наших отношений. Все было нормально. Даже хорошо. Правильное решение. Пришло время оставить Гриффина в прошлом и сосредоточиться на работе.
Именно по этой причине я была в Куинси, верно? Я должна была проводить вечера на улице и в эпицентре событий, а не запираться в своей спальне с великолепным мужчиной, который знал, как доводить до оргазма. Я отложила недели, проведенные с ним, на полку в своем сознании, где они будут пылиться в течение следующего десятилетия.
Но потом он вошел в дверь моего кабинета с цветами, и я вдруг захотела большего.
Больше ночей. Больше недель.
Больше.
Он поставил ботинки на стол, затем сел на свободный стул, опершись локтями на колени. Голубые глаза, выглядывающие из-под кепки, не имели своего обычного блеска. Он выглядел изможденным, словно весь мир покоился на его широких плечах.
Этот визит был не ради меня, не так ли? Это не было извинением, и чем бы ни были эти цветы, они не были подарком, чтобы заставить его вернуться в мою постель.
Я ждала, давая ему время. Люди обычно говорят больше всего, когда ты даешь им минуту, чтобы отдышаться.
— Мой дядя. Бриггс.
— Тот, что был в «У Вилли» с деменцией.
Он кивнул.
— У него дома были эти ботинки. Сказал, что нашел их в походе вокруг хребта Индиго.
Мое тело напряглось.
— Когда?
— Он не был уверен. Я не стал настаивать. Он нашел их и превратил в цветочные горшки.
Уникальная идея, за исключением того, что он, вероятно, стер все улики, которые я могла бы найти. Это были женские сапоги, затейливая розовая и коралловая строчка на коже представляла собой узор из ромашек и завитушек.
— Я сделал все возможное, чтобы не прикасаться к ним, — сказал Грифф.
Я взяла со стола свой телефон и сделала несколько быстрых снимков со всех сторон, затем оставила Гриффина на его месте, а сама пошла в буфет.
— Аллен.
Он поднял глаза от своего стола, и я помахала ему рукой, чтобы он вошел в кабинет.
— Что случилось, Шеф? — Он наклонил голову к Гриффину. — Гриф.
— Эти ботинки были найдены на хребте Индиго, — сказала я. — Без цветов. Не мог бы ты убрать цветы, а потом занести их в каталог улик? Мы захотим проверить отпечатки и посмотреть, что мы найдем. Но я предполагаю, что это сапоги Лили Грин.
— Понял. Хотите, я узнаю у ее матери, узнает ли она их?
— Пожалуйста.
Аллен вышел из кабинета и вернулся с двумя пакетами для улик. Я помогла ему положить в каждый по ботинку, затем закрыла за ним дверь, когда он уходил.
— Я навещу твоего дядю, — сказала я Гриффину, возвращаясь в свое кресло.
— Я так и думал. — Гриффин встал и подошел к книжной полке в углу.
Я ненавидела, как приятно было его видеть. Его выцветшие джинсы драпировались на крепких бедрах. Они прилегали к изгибам его задницы. Футболка, которую он надел сегодня, была пыльной, как будто он все утро работал.
Его запах мыла и пота наполнял комнату. Вчера я постирала свои простыни, вычеркнув его из своей постели. Сейчас я пожалела об этом решении, потому что этот запах был пьянящим.
Он взял фотографию в рамке со средней полки.
— Кто это?
— Коул.
— Коул. — Его глаза сузились. — Еще один бывший?
— Наставник. Мы работали вместе в Бозмене. И он был моим сенсеем.
На фотографии мы с Коулом стояли вместе, каждый в белой форме, в додзё в городе, где я занималась карате. Когда меня повысили до детектива в Бозмене, Коул предложил мне изучать боевые искусства. Не только как способ поддерживать форму, но и как способ защитить себя.
— У тебя черный пояс.
— Да, — сказала я.
— А это твои родители, — указал он на фотографию на соседней полке.
Это был не вопрос, а утверждение, как будто он видел их фотографию раньше.
Мама и папа стояли рядом со мной в тот день, когда я окончила полицейскую академию. На мне была черная форма и фуражка. Улыбки на всех трех наших лицах были ослепительными.
— Твой отец похож на Кови, — сказал он. — Я видел его раньше в городе. А ты похожа на свою маму.
Он не мог знать, какой это был комплимент. Моя мама была самой красивой женщиной, которую я видела в своей жизни, как снаружи, так и внутри.
На некоторое время после их смерти я убрала их фотографии. Было слишком тяжело видеть их застывшими во времени, смеющимися, улыбающимися и счастливыми. Я входила в свою спальню, видела их фото на полке и плакала. Но потом начинались кошмары, и я ставила фотографии обратно, потому что, хотя мне было больно видеть их, скучать по ним, я бы приняла их застывшие улыбки в миллион раз лучше, чем их смерть.
Гриффин перешел к последней фотографии на полке, на которой мы с папой рыбачили, когда я была подростком.
— У тебя было больше веснушек.
— Лето на солнце. Это было до того, как я каждый день пользовалась солнцезащитным кремом.
Он хмыкнул, затем вернулся на свое место, снова наклонившись вперед. Его глаза оставались приклеенными к краю моего стола, и я снова ждала, пока он будет готов.
— Ты все еще думаешь, что смерть Лили могла быть не самоубийством?
— Я не знаю, — призналась я.
По мере того, как шли дни, тревожное чувство не исчезало, но логическая часть моего разума начала кричать. Не было никаких доказательств, указывающих на что-либо, кроме самоубийства. В какой-то момент мне придется забыть об этом.
Может быть, ботинки помогут.
А может, и нет.
Гриффин поднял голову, и в его глазах было отчаяние. Как будто ему нужно было, чтобы я дала ему другой ответ.
— До сих пор картина не складывается воедино, — сказала я. — Каждый раз, когда я говорю с кем-то, кто знал ее, они потрясены. Друзья. Семья. Никто и понятия не имел, что у неё могли быть какие-то проблемы.
— Да, я примерно то же самое слышу.
— Это не значит, что она не скрывала этого. Психическое здоровье обычно является хорошо скрываемым секретом. Но я бы ожидала найти хоть одного человека, которому она доверилась. — Либо такого человека не было. Или я еще не нашла его.
Если он или она существовали, я подозревала, что это был тот, кто был с Лили до ее смерти.
Возможно, эти сапоги дадут ключ к разгадке, если только они принадлежали ей, и если отпечатки пальцев не стерлись, пока они превращались в садовый декор.
— Спасибо, что принес сапоги.
— Не буду тебе мешать. — Он встал и сделал шаг к двери.
— Грифф, — позвала я, ожидая, пока он повернется. Затем я расправила плечи и выпрямила спину.
Я ненавидела вопрос, который собиралась задать.
— Ты спишь с другой женщиной?
— Что прости? — У него отвисла челюсть.
— С той женщиной в среду. Эмили. — Репортерша. — Вы спите?
Он сжал руки в кулаки на бедрах.
— Мы использовали средства защиты, но они не надежны. Я принимаю противозачаточные средства, но я бы хотела знать, чтобы при необходимости провериться.
Гриффин поднял брови, а затем двумя длинными, топающими шагами приблизился к столу и положил на него руки, наклонившись так низко, что ярость в его взгляде ударила меня, как тепловой удар.
— Я не трахаю двух женщин одновременно.
Воздух вырвался из моих легких. Господи. Спасибо.
Прекращение этих отношений было к лучшему, но это решение не очень отразилось на моих эмоциях. Каждый раз, когда я представляла себе Гриффина и белокурую Эмили, ревность глодала меня часами.
— Я не такой человек, — сказал он сквозь стиснутые зубы.
— Хорошо.
— Ни хрена не хорошо. Ты не должна была задавать мне этот вопрос.
— Ну, ты выглядел довольно уютно в «Кофе у Иденов».
— Я трогал её?
— Эм… — Она прикасалась к нему. Но он ведь не трогал ее, не так ли?
— Нет, блять, не трогал. Я её целовал?
Я тяжело сглотнула.
— Нет.
Он был зол. Действительно зол. Мне нравилось, что он был зол. Его характер был под вопросом, а хорошие мужчины не остановятся ни перед чем, чтобы все исправить.
— Нет, потому что я не играю с женщинами. Понятно?
— Предельно.
— Хорошо. — Он оттолкнулся от стола и устремился из кабинета. Его шаги по коридору стучали так же сильно, как биение моего сердца.
Только когда я услышала, как открылась и закрылась входная дверь, я выдохнула. А затем улыбнулась.
С репортершей ничего не было. Я вздохнула, расслабляясь в кресло. Дни, которые я провела, злясь на Гриффа, были напрасны. Возможно, мне следовало довериться ему.
Это Скайлер виноват в том, что я сделала такой вывод. Предательство человека, который обещал любить меня, быть моим спутником, другом, оставило свой след.
Гриффин не был Скайлером. Их нельзя сравнивать.
Гриффин был честным и правдивым. И он знал толк в моем клиторе.
Улыбка все еще была на моих губах, когда я нажимала на мышку своего компьютера и возвращалась к работе. Может быть, завтра я снова увижу поверхность своего стола.
И может быть, когда я в следующий раз увижу Гриффина в городе, мне не захочется ударить его камнем.
Пробка в моей винной бутылке выскочила в тот же момент, когда кто-то постучал в мою дверь. Не костяшками пальцев. А полноценным молотком.
Только один человек в этом городе стучал в мою красную дверь.
Я налила в бокал вино и взяла его с собой, когда пошла отвечать.
— У меня есть дверной звонок.
Хмурый взгляд Гриффина был неподвижен. Очевидно, день и вечер не сделали его менее злым, чем он был в участке.
— А что насчет тебя?
— Что насчет меня?
Я сделала глоток своего каберне, позволяя сухому, крепкому вкусу распуститься на моем языке, пока он хмурился.
— Ты трахаешься с кем-нибудь еще?
Я чуть не подавилась своим напитком.
— Нет.
— Хорошо. — Его крупное тело оттеснило меня с дороги, когда он вошел внутрь.
Я закрыла дверь и последовала за ним, когда он вошел в гостиную и огляделся.
— Ты распаковала вещи.
— По большей части.
— А где твоя мебель?
— В резервном заказе. — Так же, как и моя кровать.
Всё, что я заказывала, было отложено, так что у меня были только диван и тумбочка. Книги, которые были в коробках, сложены у стены. Телевизор стоял на полу и ждал своей подставки. Безделушки и произведения искусства, которые я собирала годами, были развернуты и отложены в сторону, готовые занять место на книжной полке, которую доставили вчера.
Кроме кровати, единственным предметом мебели, который прибыл, был мой письменный стол. Я собрала его вчера вечером, проснувшись в два часа ночи. Затем я провела ранние утренние часы, обустраивая свой домашний офис.
Гриффин осмотрел все, затем подошел к дивану и сел.
— Хочешь бокал вина?
— Конечно.
Я протянула ему свой, наблюдая, как он подносит бокал к губам. Затем пошла на кухню и налила себе еще один.
Когда я вернулась в гостиную, он уже снял свою бейсбольную кепку и перебирал пальцами темные пряди волос.
— Эмили видела мой пикап, припаркованный снаружи.
— Что это значит?
Я устроилась рядом с ним на диване, подогнув под себя ноги. После работы я надела леггинсы и футболку, намереваясь пробежаться. Вместо этого я выбрала бутылку вина.
— Мы познакомились около года назад, — сказал он. — Она хотела большего. Я не хотел. Это была моя ошибка, но это случилось. Она знала результат. Это было на один раз. Сказала, что ее все устраивает. Оказалось…
— Это не так.
— У Эмили большая аудитория. Ее семья не очень любит твоего дедушку.
— Он мне рассказал. — Из-за какой-то драмы в маленьком городке много лет назад. — Это было довольно очевидно из ее статьи обо мне.
— Если она говорит о нас, другие люди тоже будут говорить.
— А. И ты не хочешь, чтобы люди знали.
Потрясающе. Как будто мое эго не получило достаточно ударов с тех пор, как я переехала сюда. Сначала от станции. Теперь от Гриффина.
— Дело не в этом, Уинн.
— Всё в порядке.
Всё было не в порядке. Ни капельки. Я сделала долгий, необходимый глоток вина, жалея, что все-таки не пошла на пробежку и не пропустила весь этот разговор.
— Эй. — Грифф протянул руку и отнял бокал от моего рта. — Мне плевать, если люди говорят обо мне. Черт, они уже говорят. Но я не хочу, чтобы они говорили о тебе. Я не хочу, чтобы они говорили, что ты крутишь роман со мной и не концентрируешься на своей работе. Или что наши отношения были причиной, по которой мой отец настоял на том, чтобы нанять тебя. Я хочу, чтобы люди видели в тебе начальника полиции. Способного копа. А ней женщину, согревающую мою постель.
— О. — Моё сердце заколотилось так сильно, что стало больно. Я и не подозревала, что он заботится о моей репутации. Обо мне, аутсайдере. — Я никогда не спала в твоей постели.
— Нет, не спала. Но это не имеет значения. Люди будут говорить. Они придумают свою собственную правду.
Это была жизнь в маленьком городке, которую отец всегда ругал. Это была причина, по которой он переехал из Куинси после окончания школы.
Люди создавали свое собственное мнение, основываясь на фактах или вымысле. Они будут верить Эмили Нельсен, просто потому что сплетни Эмили Нельсен были самыми занимательными. Я ничего не могла сделать, чтобы остановить это, а жить в страхе перед вереницей слухов не входило в мой пятилетний план.
— Мне все равно. — Я пожала плечами. — Кроме того, я полагаю, она уже раскрыла свой рот.
— Определенно.
— Тогда дело сделано. — Я подняла бокал, чтобы отпить еще, но прежде, чем он достиг моих губ, Гриффин снова взял его, на этот раз полностью забрав из моей руки.
Он поставил мой бокал вместе со своим на пол, затем обхватил мое запястье и поднял меня с дивана.
— Что ты делаешь?
Его руки обвились вокруг моей спины, притягивая меня к своей груди.
— Если люди собираются говорить о том, что мы занимаемся сексом, мы вполне можем заняться им.
Я улыбнулась, и когда он прильнул своими губами к моим, я приняла его в свой рот, застонав от его вкуса. О, как я скучала по нему. Больше, чем хотела признать.
Цепляясь за его широкие плечи, я обхватила ногами его бедра, когда он поднял меня с пола.
Со спутанными языками он провел нас в мою спальню, сделав паузу, когда переступил порог, чтобы отстраниться.
— Это не та же самая комната.
Я разжала ноги, пальцы коснулись пола. Чемоданы, прислоненные к стенам, исчезли. Они были аккуратно уложены в моем шкафу вместе с одеждой, которая в них лежала, либо висела на вешалках, либо была сложена на полке, либо брошена в корзину для белья.
— Я распаковала вещи.
— Во всем доме?
— Да.
Он изучал меня, как будто знал, что в моем ответе есть что-то еще. Мне потребовалось усилие, чтобы не съежиться под его пристальным взглядом. Но сегодня было не время обсуждать причины, по которым я не спала.
Я подняла руку к его твердой груди и провела ею по гладкой хлопковой футболке.
Грифф поймал ее своей широкой ладонью.
— Скучала по мне?
— А ты?
— Да.
Его свободная рука переместилась на мою грудь, провела по выпуклости, а затем перешла на шею. У него были такие большие руки и длинные пальцы, что его прикосновения начались у моего горла и обвились вокруг моего затылка.
Один рывок — и я снова оказалась прижата к нему, его рот сомкнулся над моим, влажный и горячий.
Я потянулась к его джинсам, высунув свою руку из-под его, чтобы расстегнуть пуговицу и молнию. Затем я опустила руку к его члену, обнаружив его твердым и толстым под тканью трусов.
Как только я обхватила рукой его бархатистый член и погладила его, Гриффин рывком подхватил меня под бедра и швырнул на кровать
Он опустился на меня сверху, придавливая своим весом, а его рот оставил след горячих поцелуев на моей челюсти. Затем он потянул и стянул мои леггинсы, обнажая меня.
— Сними свой топ, — приказал он, вставая, и потянулся рукой за голову, чтобы взять в горсть рубашку и стянуть ее.
Тело Гриффина было шедевром грубых линий и мужской силы. Волосы на широкой груди. Жилистые предплечья, более загорелые, чем его пресс. Это был мужчина, который работал над тем, чтобы его тело было сильным. Он не верил в эпиляцию или аэрозольный загар.
— Уинн. Снимай топ. Сейчас же.
— Ты так любишь командовать. — Мне нравилась его властная сторона. Я стянула с себя топ, пока он раздевался.
Его ботинки упали на ковер с двумя отчетливыми стуками, а затем он стянул джинсы со своих крупных ног. Он уставился на меня, а я смотрела на него, впитывая каждый сантиметр.
— Ты спросила меня, был ли я с кем-нибудь, — сказал он. — Нет. Я проверялся несколько месяцев назад.
У меня пересохло во рту, когда он сжал в кулаке свой член, сильно сжав его.
— Я принимаю таблетки.
— Я хочу трахнуть тебя без презерватива, Уинслоу. Но только если ты не против.
Уинслоу. Имя, которое мне никогда нравилось. Это было мужское имя, но в его глубоком голосе оно звучало так гладко и мягко. Если он продолжит называть меня Уинслоу, мне будет трудно его отпустить.
— Я не против.
Слова едва успели вырваться из моего рта, как он набросился на меня, вдавливая глубже в кровать. Его рот прильнул к соску, и я закрыла глаза, запустив пальцы в темные пряди его волос.
Он мучил меня языком, посасывая мою грудь, облизывая кожу, пока у меня не участилось сердцебиение.
— Ещё, — хныкала я.
Он просунул руку между нами и провел грубыми пальцами по моему животу. Основание его ладони прижалось к моему клитору, а два длинных пальца гладили мои влажные складочки, лаская меня, пока я не задрожала.
— Грифф.
Он прикусил мочку моего уха.
— Ты хочешь кончить от моих пальцев или от моего члена?
— От твоего члена.
Его рука между нами исчезла, а потом он был внутри, входя в меня одним быстрым, умелым движением бедер.
Я вскрикнула, растянувшись вокруг него, мои ногти впились в натянутую кожу его лопаток.
— О, Боже.
— Черт, как же хорошо.
— Двигайся, Грифф. Мне нужно больше.
Он повиновался, вытащил член, чтобы снова войти в меня. Без презерватива между нами, я чувствовала каждый. Отдельный. Сантиметр. Он сближал нас снова и снова, пока мои конечности не задрожали, спина не выгнулась дугой, а тело не поддалось самому сильному оргазму в моей жизни.
В моих глазах вспыхнули звезды. Мои ногти впились в его плечи. Дрожь сотрясала мое тело, я сжималась вокруг Гриффина, не в силах дышать. Не в силах думать. Не в силах делать ничего, кроме как чувствовать.
— Блять, Уинн, — прорычал он, прижимаясь к моей коже, его движения не замедлялись. Он растягивал мой оргазм, импульс за импульсом, пока я наконец не обмякла. И тогда он отпустил меня, чтобы излить в меня свой собственный, кончая с ревом, который эхом разнесся по всему дому.
Он рухнул на меня сверху, придавив меня своим весом. Я обхватила его руками, прижавшись к нему на мгновение, прежде чем он перевернул нас, сохраняя связь, когда мы поменяли положение, и я оказалась на его груди. Его руки не отпускали меня.
Наши сердца стучали вместе, каждое в своем ритме.
— Так ахуительно, — сказал он, задыхаясь. — Каждый чертов раз. Это должно меня пугать.
— Меня тоже.
Но если это и было так, этого было недостаточно, чтобы заставить его уйти. К тому времени, когда за окнами опустилась темнота, он основательно вымотал меня.
И впервые за несколько дней я проспала всю ночь.