И снова к микрофону выхожу...

ВЫБОРГСКИЙ КРЕНДЕЛЬ

У каждого журналиста есть своя любимая тема, свой герой очерка или репортажа, за судьбой которого он следит годы, а иногда и десятилетия.

У меня такая тема — выборгский крендель.

...В один из январских дней 1942 года я записал в своем блокадном дневнике: «Сегодня ел крендель, почти настоящий выборгский крендель. Когда рассказывал знакомым — не верили».

Вот как это вышло.

Делегация ленинградских хлебопеков собиралась в гости к летчикам в знаменитый летающий ночью истребительный полк противовоздушной обороны. Ехать было решено с подарком. Но чем же удивить летчиков?

— Может быть, испечем что-нибудь?

— А что? Не везти же им формовой черный хлеб?

Кто-то робко предложил:

— Хорошо бы крендель...

— Что, настоящий, выборгский? Но это же невозможно. Откуда возьмешь крупчатку, специи?.. Да и разучились вроде печь сдобу.

— А может, попробуем?

— И без крупчатки обойдемся. Летчики — свои люди, поймут: не цена подарка важна, а внимание. — Это сказал замечательный мастер тортов и пирожных, венской сдобы и баранок Павел Антонович Никитин.

Из остатков сэкономленной муки стали печь крендель.

...Вместе с хлебопеками в истребительный полк еду и я. Машина мчится по дороге, связывающей Ленинград с Ладожским озером. Навстречу идет множество приземистых машин с погашенными фарами, груженных мешками, ящиками, бочками. Это Большая земля слала помощь сыновьям и дочерям своим, попавшим в беду. А на небе то и дело вспыхивали и сразу гасли розовые дрожащие зарницы — там, позади, ближе к городу, рвались снаряды.

К летчикам прибыли уже под вечер. Проступавшие в темноте очертания дачи, у которой остановился грузовик, показались делегатам знакомыми.

— Похоже, наш бывший дом отдыха? — сказал кто-то, вглядываясь.

— Совершенно точно, — раздался с крыльца мягкий грудной басок. — Сохраняем, так сказать, в первозданности. Придет время — передадим по акту.

В руках говорившего загорелся карманный фонарик, осветивший тропу к даче. Встречавший представился:

— Командир полка майор Романов. Ждали вас утром. А сейчас большинство в воздухе. Мы ведь птицы ночные... Прошу проходить.

В комнате, которая была когда-то «уголком тихих игр», собрались летчики-истребители, свободные от дежурства. Вошел совсем еще юный лейтенант, крупнолицый, с добродушным взглядом широко раскрытых серых глаз, с копной светлых волос, спадающих на лоб, сказал просто:

— Алексей... — И чуть тише добавил: — Севастьянов.

Севастьянов? Знаменитый «ас ночного неба», как звал его весь Ленинград? Так вот он какой — молодой человек, таранивший самолет врага в ночном бою над городом...

Вошли и весь вечер сидели рядышком два украинских хлопца, два закадычных дружка — Василий Корень и Георгий Воевода, третий их земляк, Николай Щербина, сейчас над Ладогой и вот-вот должен возвратиться. Вошло еще с десяток летчиков, почти все лейтенанты, — безусая, но бывалая молодежь.

Антоныч, не выпускавший из рук заветной коробки с кренделем, приблизился к столу и с необыкновенной торжественностью на лице медленно раскрыл ее.

О, это было зрелище! Покрытый румяной корочкой, круглобокий крендель отливал глянцем, сказочно сверкал и, да простят нам высокопарное сравнение, сиял, как июльское солнце... Все смотрели на него как зачарованные, не в силах произнести ни слова. И тогда заговорил Антоныч.

— Прошу извинить, коли чем не угодил, — сказал он. — А приглянется — кушайте на здоровье! Понятное дело, крендель этот не показывает всего нашего искусства. Полагаю, наступит денек, придет победа — ох и кренделей же я вам напеку, сынки мои родные!

Честь поделить сокровище на порции была оказана «хозяйке» — Серафиме Жудовой, заведующей пекарней. Сделала она это весьма умело и справедливо, не забыв и тех, кто был в полете.

— Товарищи! — восторженно произнес один из лейтенантов. — Он же просто тает во рту...

А другой добавил:

— Душа вложена в кренделек.

На столе появилась гигантская миска с квашеной капустой, и для ленинградцев, забывших, как выглядят овощи, это было не меньшим сюрпризом, чем выборгский крендель для летчиков.

В разгаре трапезы командира полка вызвали на аэродром. Но майор вскоре вернулся вместе с худощавым черноволосым летчиком, не успевшим даже переодеться, — он был в меховой тужурке и в унтах.

— Щербина к пирогу не опоздает! — пошутил кто-то за столом.

— И имеет на него полное право, — сказал Романов. — Сбил над озером «хейнкеля».

Антоныч посадил юношу с собой, обнял его за плечи и долго не снимал руки.

Так впервые родился выборгский крендель, который впоследствии стал традиционным. Так впервые была подготовлена радиопередача о выборгском кренделе.

И слушателям, и вам, товарищи читатели, конечно, понятно, что крендель был только поводом, что повод этот мы использовали для того, чтобы рассказать о дружбе фронтовиков и ленинградцев, о героических делах защитников ленинградского неба.

Каждый день Всесоюзное и Ленинградское радио передавали о том, как воюют летчики-истребители. Мы говорили о пионере ночных боев Василии Мациевиче. Радио продолжало знакомить ленинградцев с победными боями их любимца Севастьянова. Мы все время рассказывали о дружбе гвардейца Сергея Литаврина со сварщиком Металлического завода Арсением Коршуновым и гвардейца Ильи Шишканя со слесарем Иваном Григорьевым.

И конечно, мы не забывали о выборгском кренделе, который стал как бы вещественным выражением задушевной дружбы летчиков и ленинградцев.

Спустя несколько лет после нашей победы захотелось снова вернуться к этому эпизоду времен вражеской блокады Ленинграда.

Ну, прежде всего, что это за крендель такой — выборгский? Почему он так называется? В блокаду недосуг было рыться в справочниках или энциклопедиях...

Вот какую историю мы узнали из «Ведомостей Санкт-Петербургской полиции» № 201 за 1871 год.

...Однажды Петр Великий, будучи в Выборге, отведал местные крендели, и так они ему понравились, что велел он доставлять эти вкусные изделия в Петербург. Выборгские крендели стали лучшим угощением на петровских ассамблеях. Вскоре пекари-финны открыли в Петербурге несколько пекарен и монопольно продавали выборгские крендели покупателям побогаче, более ста лет всячески скрывая от русских и немецких пекарей секрет их изготовления.

Но вот в начале тридцатых годов XIX века пекарь-ярославец Иван Иванов, содержавший маленький пирожковый куренек, решил во что бы то ни стало узнать секрет выборгской сдобы. Пытался было выведать что-либо у петербургских мастеров-финнов. Но куда там — молчат. Тогда Иванов снарядил своего молодого сына Александра в Выборг — пусть купит кренделей побольше, чтобы знать, «не вредны ли они русской публике», а если случай к тому подвернется — и выведает нужные рецепты.

Вскоре молодой Иванов не только узнал все тайны приготовления выборгских кренделей, но и начал печь их не хуже местных коренных пекарей. Возвратился он в Петербург, и куренек у Симеоновского моста быстро приобрел известность во всем городе.

Ивановские выборгские крендели стали выпускать и другие русские мастера. Мука на них шла самая лучшая, так называемая конфетная, и, кроме того, толченый рафинад (лучше тростниковый, а не свекловичный, уменьшающий припек), топленое русское масло, изюм, коринка, кардамон, мускатный орех, яйца, сливки, цукат...

Вот что такое настоящий выборгский крендель, спечь который для друзей-летчиков мечтал в блокаду булочных дел чудодей, мастер пирожных и тортов, сдобы и баранок Павел Антонович Никитин...

И нам захотелось разыскать хотя бы некоторых участников первой встречи летчиков и пекарей, их однополчан и сослуживцев.

Герой Советского Союза Василий Мациевич, другие гвардейцы пришли на хлебозавод «Красный пекарь» посмотреть, как работают хлебопеки. Перед Новым, 1946 годом пекари приехали на аэродром поздравить летчиков, и, конечно, не с пустыми руками.

Летчики бывали в Ленинграде, они видели, как люди залечивают раны родного города, как восстанавливают кварталы, над которыми они вели воздушные бои. Вечным памятником погибшим гвардейцам стали ленинградские улицы-новостройки, названные именами летчиков Севастьянова, Савушкина. Не раз на этих улицах побывал я с микрофоном.

В 1958 году, весной, хлебопеки надумали снова встретиться со своими старыми друзьями.

И вот с Героем Советского Союза майором Щербиной мы едем в гости к Антонычу. Старика решили не предупреждать, нагрянуть неожиданно.

Сидим в кабинете директора хлебозавода «Красный пекарь». Он звонит в цех и просит прийти бригадира Никитина. Ждем. Летчику не терпится, он выходит из кабинета и сталкивается в дверях с Антонычем.

Так и застыли они оба на пороге и, как обычно в таких случаях, не знают, с чего начать.

— Ты бы о друзьях сказал, — говорит старик. — Романов-то где теперь? Небось дивизией командует?

— Нет Романова, — склоняет голову Щербина, — сбили Бориса Николаевича над Гатчиной. И Леши Севастьянова нет. Помнишь его? И Вася Корень погиб.

Они стояли друг против друга, и чудилось обоим, что тут же, рядом с ними, майор Романов с его мягким грудным баском, коренастый, улыбчивый Севастьянов, стремительный, порывистый Корень.

Вспомнили о Мациевиче и Жидове, ставших Героями.

— Что же это мы с места не двигаемся? — спохватывается Антоныч. — Идем, хозяйство свое покажу.

И он ведет летчика с этажа на этаж. Мимо огромных чанов, в которых растет и дышит тесто. Мимо сверкающих белизной автоматов, этих умниц, которые сами и месят, и режут, и отвешивают тесто. Мимо длинных столов, за которыми сидят молодые работницы, — по быстрым, неуловимым движениям их рук можно безошибочно определить, чью школу они прошли — никитинскую. Мимо гигантских, пышущих жаром электрических печей.

Он ведет летчика вдоль несметного числа полок, на которых чего только нет: батоны сахарные и простые, халы, плетенки, подковки, калачи, кольца, плюшки, пряники медовые и мятные, торты, пирожные и, конечно же, выборгские крендели настоящей, сдобной выпечки. Сотня с лишним названий!

— Вот это и есть, — говорит старый пекарь, вспоминая сказанное им на аэродроме, — наше искусство во всей своей силе. Богато?

— Богато, очень богато, — произносит Щербина.

Традиция сохранилась. То летчики гостят у хлебопеков, то пекари навещают гвардейцев.

...И вот снова хлебопеки собираются в путь, снова печется выборгский крендель. Павел Антонович Никитин уже не работает на заводе — ушел на пенсию. Но ради такого приятного, прямо скажем, торжественного случая пригласили знаменитого мастера в цех. Пришел он с большой охотой, радостный, и вот снова колдует — сначала у теста, потом у печи.

Настало время, о котором мечтал старик и в крохотной блокадной пекарне на Невском, и на фронтовом аэродроме.

— Теперь совсем другое дело, — говорит старейшина хлебопеков, — все у меня есть для настоящего кренделя: и мука отменная, и масло, орехи, цукаты, специи разные. Теперь такой крендель испечем — ни в сказке сказать, ни пером описать, не сравнить с блокадным...

Не сравнить с блокадными и самолеты, которые увидели делегаты хлебозавода на аэродроме у своих давнишних друзей. На летное поле они пришли сразу, как только прибыли в часть, и договорились, когда и как вручить летчикам «хлеб-соль».

Трудно было услышать, о чем говорят гости: рев реактивных машин заглушал голоса, но по глазам, по выражению сначала удивленных, потом восторженных лиц и без слов можно было понять: обрадовали гвардейцы гостей. Самолеты в воздухе, самолеты на земле — сколько их! А какие красивые, какая маневренность, скорость, стремительность взлета... Фразу сказал, а самолета уже и не видно — ушел ввысь.

Особенно довольны П. А. Никитин и 3. Д. Барденова — она тоже впервые была в части еще в сорок втором году. Им наиболее заметны перемены: тогда наши «чайки» нередко не могли догнать новейших фашистских истребителей.

Летчики хитро улыбаются: «Нас не догонишь: не машины — молнии». С пристрастием расспрашивают делегаты гвардейцев. Кто-то из девушек залез на крыло истребителя, а Борису Колесникову даже разрешили сесть на место летчика.

— Может, взлетишь? — шутят приятели.

Все интересует ленинградцев: как останавливают самолет на земле и сколько керосина он «съедает», можно ли спрыгнуть с парашютом без катапульты и как ведется воздушный бой на сверхзвуковых скоростях...

Ленинградцы вспоминают старых друзей — Севастьянова и Мациевича, Щербину и Оскаленко, знаменитых ленинградских истребителей-ночников, которые мужественно и умело сражались за ленинградское небо. В Ленинской комнате рабочие хлебозавода знакомятся с историей части, с боевыми эпизодами.

Но вот все направляются в клуб: в столовой за самоваром на этот раз всех не посадишь, — это ведь не январь сорок второго года, не фронтовой аэродром...

— Справедлива русская пословица: друзья познаются в беде, — говорит офицер Ковалев, обращаясь к присутствующим. — Летчики нашей части и ленинградские рабочие подружились в очень трудное время. Они делились последним куском хлеба, поддерживали друг друга, ободряли. Летчики по праву считали ленинградцев своей надежной наземной опорой. Эта дружба помогала побеждать врага.

Говорили о том, как Алексей Севастьянов, совершив ночной таран, спустился на парашюте прямо на заводской двор, как Михаил Евтеев после победного боя пробирался через занятые врагом районы на свой аэродром, как умел Василий Мациевич в любую, самую черную ночь находить в ленинградском небе вражеские самолеты...

Но вот наступает торжественная, необычайно трогательная минута. Снова пекари вручают истребителям гвардейской части выборгский крендель. П. А. Никитин не может сказать ни слова, он только крепко-крепко жмет руку то одному летчику, то другому. Да и гвардейцы, взволнованные происходящим, немногословны. Офицер Ковалев поднимает на руках блюдо с кренделем, затем передает подарок другим летчикам, его бережно несут дальше. Ах, какой чудесный крендель — красивый, пышный, румяный!

Все встают. Зал, аплодируя старейшему ленинградскому пекарю Никитину и его товарищам по заводу, отдает дань уважения героическому труду ленинградских рабочих в дни войны и в дни мира, приветствует своих давнишних друзей и однополчан.

Когда все встали, показалось мне, что авиаторы — молодые и старые закаленные бойцы — и хлебопеки — ветераны и молодежь, только наслышанная о событиях сорок второго года, — чтили в эту минуту память Алексея Севастьянова, получившего тогда первый кусок серого блокадного кренделя, и других героев-гвардейцев, отдавших жизнь за родной Ленинград.

Нет, не случайна эта добрая, сердечная дружба, рожденная и закаленная в дни великой битвы за город Ленина. И выражением ее является скромный подарок — выборгский крендель, который от души преподносят хлебопеки своим боевым товарищам — летчикам-истребителям.

Весь вечер продолжался совместный концерт рабочих и авиаторов. Когда выступали солисты и коллективы летчиков, конферансье был лейтенант Титов...

Передача об этой встрече прошла по Всесоюзному радио, она так и называлась — «Выборгский крендель».

...А теперь, как говорят кинематографисты, «наплывом» 6 августа 1961 года! Юрий Левитан читает сообщение о запуске космического корабля «Восток-2». Названо имя героя-космонавта майора Германа Степановича Титова. Надо сразу рассказать радиослушателям, как восторженно воспринята весть о новой победе науки и техники в Ленинграде.

И конечно, в эти минуты у нас не было возможности искать общих знакомых или выяснять, не знаем ли случайно самого Германа Степановича Титова!

Через десять-пятнадцать минут после первого сообщения у нас, в корпункте Всесоюзного радио, зазвонил телефон. Звонил старый друг радиожурналистов Герой Советского Союза Василий Антонович Мациевич.

— Ребята! Титов-то — наш!

Ясно. Наш — значит, ленинградский.

— Откуда он, Василий Антонович, из какой части?

— Да наш, понимаешь, наш однополчанин... И ты его знаешь...

Со скоростью 120 километров в час мчимся к летчикам.

Первым, кого мы увидели в части, был офицер Ковалев. Он улыбается, ему все ясно: значит, мы уже энаем, что Титов — ленинградец, однополчанин.

Приглашать никого не пришлось. Друзья Германа Степановича, его товарищи, узнав, что на аэродроме микрофон Всесоюзного радио, сразу собрались, чтобы поделиться своей радостью, рассказать о друге. У микрофона выступали и командиры Титова, и сосед по квартире, офицер, который вместе с ним кончал летное училище, и друг, который был на свадьбе Германа с Тамарой. Как много интересного мы узнали, как жаль, что надо быстрее уезжать, что нельзя терять минут: впереди Ленинград, монтаж пленки, провода. Как жаль, что всегда не хватает времени!

Исписана одна бобина, другая, третья, летчики всё подходят, вспоминают новые и новые подробности, эпизоды, случаи. Все это создает образ отличного воздушного бойца, зрелого мастера, веселого человека, спортсмена и доброго товарища. Нет конца нашим вопросам.

Мой спутник спрашивает:

— А какую песню больше всего любит Герман?

Так в передаче появляется первое исполнение заявки космонавта № 2.

В 18 часов 6 августа пересылаем пленку в Москву. У нас отличное настроение, приятно, что Титов — ленинградец, что он наш знакомый, что удалось первым среди «штатских» газетчиков попасть в часть Титова и рассказать слушателям о космонавте подробно.

И все-таки нет покоя журналистской душе. Надо искать дальше. Надо дать слово друзьям Германа Титова — хлебопекам, надо послушать старую передачу — может, она что-нибудь дополнит к уже сложившемуся у нас облику и характеру летчика.

Я ставлю на магнитофон пленку, взятую из шкафа, — звучат знакомые эпизоды, запись на аэродроме, мои комментарии, беседа с молодыми летчиками, и вдруг слышу слова, от которых мое сердце забилось учащенно:

«Как говорят у нас в Сибири, я — чалдон, коренной сибиряк. С Алтайских гор спустился, правда, ненамного спустился. Родина моя — Алтай, очень хорошее, между прочим, место. Если будет возможность, обязательно побывайте там в горах...»

Я остановил мотор, пустил эту фразу снова. Ну, конечно, сомнений быть не может! Это он — молодой летчик, лейтенант Титов, ныне космонавт-2. Какая редкая удача — у нас в передаче голос Титова!

Снова включаю магнитофон и слушаю дальше:

«Кончил училище и вот сюда приехал. Чувствую себя, надо сказать, просто хорошо. Здесь затруднений никаких не встречаю, подготовка у нас была настоящая. И здесь летчики очень опытные, и нам они помогли в освоении новой техники, очень помогли. Я бы сказал, у нас все хорошо летают».

Я спрашиваю Титова, как он осваивал новую боевую технику, — ведь машины, на которых приходится летать теперь, скоростные, высотные. Титов отвечает:

«Основные трудности мы встречали при посадке. Это самый ответственный момент, уже известный всем из летной практики. А в остальном работаем без препятствий. Может быть, в дальнейшем будут трудности, связанные с высотными полетами. Ну, а пока мы еще ничего не чувствуем. Отличные самолеты, отличные.

Нас знакомили с историей части, и мы гордимся, что нам выпала такая большая честь — служить в ней».

...Все, к сожалению, все. Запись на этом кончается. Как я ругал себя, что при монтаже резко сократил эту беседу, что не сохранил записи концерта художественной самодеятельности. И все-таки мы очень радовались, что сможем передать по радио голос Г. С. Титова не только из космической дали, но и с Земли, запись, сделанную тогда, когда летчика Титова знали лишь его однополчане.

Я снова прослушиваю запись и понимаю: она знаменательна не только тем фактом, что звучит голос человека, вошедшего в историю освоения космоса, но главным образом — содержанием беседы.

Вы, конечно, обратили внимание на скромность летчика. Он говорил о своих преподавателях, которые дали ему широкую, разностороннюю подготовку, о своих товарищах по школе и части: «Все они очень хорошо летают», об отличных самолетах, которыми наша Родина обеспечила истребителей.

Нам понравилась и спокойная уверенность Титова. Правда, в одном месте он сказал: «Может быть, в дальнейшем будут трудности, связанные с высотными полетами...»

Да, не представлял себе тогда Герман Степанович, какие невероятные трудности ему придется преодолевать, и не во время высотных полетов, а совершая небывалый в истории космический рейс, который продолжался свыше суток.

Я слушал слова Титова: «Мы гордимся, что нам выпала такая большая честь — служить в этой части» — и вспоминал Сергея Литаврина, Василия Мациевича, Алексея Севастьянова — героев-фронтовиков, у которых Титов учился мужеству, стойкости, выносливости, мастерству. Сохраняется преемственность традиций. Качества, которыми обладает Герман Титов, как и любой другой советский летчик, воспитывает у советских людей Коммунистическая партия.

...Старая запись Титова. Случай? Да, счастливый случай. И в то же время в этом есть какая-то закономерность. Не случайно в 1958 году мы приехали именно в эту часть — она была знаменита на Ленинградском фронте, здесь приумножались боевые традиции героев Великой Отечественной войны. Не случайно выступал у микрофона Всесоюзного радио и лейтенант Герман Титов — командование рекомендовало нам для беседы самых лучших, отличников.

Репортаж «Рассказ о выборгском кренделе» пошел по радио в тот день, когда майора Титова встречала Москва. Прозвучали в репортаже и слова Юлии Дмитриевны Никоновой, работницы хлебозавода «Красный пекарь», которая поздравила героя-космонавта с победой, пригласила его снова побывать на хлебозаводе.

А через несколько дней в десятиэтажный дом на Пятницкой в Москве, в редакцию «Последних известий», пришла Никонова с просьбой помочь ей передать майору Титову подарок коллектива хлебозавода. Никонова открыла высокую коробку, и все увидели огромный, необычный по виду и красоте шоколадный торт. На нем были изображены земной шар и космический корабль «Восток-2», цветы. Конечно, на торте была дарственная надпись.

А если повнимательнее присмотреться к этому чудо-торту, то среди роз и гирлянд цветов можно было заметить маленький шоколадный выборгский кренделек. Знакомый космонавту и его однополчанам выборгский крендель. Он символизировал возникшую почти двадцать лет назад и крепнущую из года в год дружбу летчиков-истребителей с ленинградскими хлебопеками.

Вот и пришла пора поставить точку в истории с выборгским кренделем.

...Вернусь ли я еще к этой теме? Думаю, да. Может быть, это случится тогда, когда Титов приедет в родную гвардейскую часть или когда снова будет гостем рабочих хлебозавода. А может быть, после того, как другие летчики (я уверен в этом) гвардейской части совершат новые подвиги во славу Родины или снова взлетят в космос соотечественники космонавта-2...

1963

* * *

Продолжение репортажа пишет сама жизнь.

С тех пор десятки советских людей — летчики, инженеры, ученые, врачи — умножали победы Юрия Гагарина и Германа Титова. Космонавты выходили в открытый космос. Состоялся совместный советско-американский полет. В составе экипажей наших кораблей были граждане социалистических стран. Много-много раз в сообщениях ТАСС об успехах в освоении космоса мы слышали слова: «Впервые в мире...»

Генерал-майор Герман Степанович Титов продолжает служить в Советских Вооруженных Силах. Гвардейцы части, воспитавшие космонавта-2, по-прежнему несут вахту.

Хлебопеки по-прежнему пекут ленинградцам вкусный хлеб, по праздникам они приезжают в гости к летчикам, и, конечно, с вкусными подарками.