(Этот очерк написан автором совместно с А. Старковым)
20 января 1929 года в «Правде» была впервые опубликована статья Владимира Ильича Ленина «Как организовать соревнование?».
Ее прочли в тот день миллионы советских людей.
Прочитал эту статью и бригадир обрубщиков ленинградского завода «Красный выборжец» Михаил Путин. Он вдумывался в простые, ясные ленинские слова, и ему казалось, что это с ним, рядовым коммунистом Путиным, говорит по душам великий Ильич.
«Впервые после столетий труда на чужих, подневольной работы на эксплуататоров является возможность работы на себя...»
Разве не о нем, сыне стрелочника и прачки, написано это?! Не его ли девятилетним мальчуганом отдали в контору на побегушки?.. Не он ли в поисках заработка переменил десяток профессий — был и сторожем, и грузчиком, и кочегаром, и даже цирковым борцом, постоянно ютился в ночлежках и лишь после революции почувствовал себя человеком, хозяином собственной судьбы? Для него завод, на котором он работает, стал своим заводом. Он уже не раз задавал себе вопросы: как бороться с прогульщиками, покончить с браком, снизить себестоимость изделий? И вот Владимир Ильич как бы отвечает ему: «Наша задача теперь, когда социалистическое правительство у власти, — организовать соревнование».
Соревнование!
Путин принес в цех «Правду», развернул ее на верстаке и прочитал статью Ленина друзьям по бригаде. Прочитал и замолчал: интересно, что они скажут. А те тоже молчат: ждут, что предложит бригадир.
Борис Круглов, самый молодой из них, комсомолец, не выдержал и сказал:
— По глазам твоим вижу, Елисеич, чего-то задумал. Излагай свои мысли.
— Мысль одна — соревноваться. Это не я предлагаю. Это товарищ Ленин советует.
— Как это понять — соревноваться? — спросил Мокин, тихий и рассудительный малый. — Договор, что ли, какой заключить?
— Договор, — подтвердил Путин.
Вот он лежит перед ними, этот тетрадочный в клетку листок:
«...Вызываем на социалистическое соревнование... Добровольно снижаем на 10% расценки... Примем все меры для повышения производительности труда на 10%».
Лежит листок, которому уготовано место под стеклом в Музее Революции.
Пока же листок начинает свое движение по трубному цеху, из в рук в руки, из бригады Путина в бригады Дубинина, Комарского, Фокина. «Принимаем вызов...», «Обязуемся...», «Добавляем свои пункты...» Из других цехов откликнулись литейщики, плавильщики, прокатчики, ремонтники.
И заговорил весь завод. Заговорил так, что его голос через «Правду» услышала вся страна: «Красновыборжцы вызывают на соревнование!» Первой отозвалась бумажная фабрика «Каменка». За ней московский «Серп и молот», кольчугинский завод, костромской «Металлист». Прислали свои обязательства воронежские колхозники. В Твери собрались представители девяти крупнейших текстильных фабрик страны и подписали договор от имени 58 тысяч рабочих и работниц.
И когда раздался призыв XVI партийной конференции, соревнование приняло подлинно всенародный характер.
Год 1949-й. Весна. На «Красный выборжец» приехал начальник одного из ленинградских строительных управлений Михаил Елисеевич Путин: он часто бывает здесь по делам службы, а иной раз и просто так заедет, старых друзей навестить. Сегодня он не один. С ним — полковник авиации, человек несколько полноватый, но, несмотря на это, очень подвижной.
Они идут в партком, и там Путин обращается к парторгу:
— Знакомьтесь. Борис Дмитриевич Круглов. Потомственный обрубщик, ныне авиатор...
— Знаю, знаю, — говорит секретарь парткома, — хотя я тут работник и новый, но наслышан.
— ...И хочется товарищу полковнику, — продолжает Путин, — взглянуть на родные, так сказать, пенаты.
— Пожалуйста. Полагаю, что специальных провожатых вам не потребуется?
— Я тоже так думаю, — говорит Путин. — Где сами разберемся, а где друзья помогут.
Круглов спешит, конечно, в трубный, но Михаил Елисеевич тянет его сперва в клуб.
— Может быть, — предлагает Борис Дмитриевич, — зайдем в клуб попозже, на обратном пути?
— Есть смысл побывать там именно сейчас, до цеха, — настаивает Путин.
Клуб, недавно построенный, поистине великолепен. Это гордость завода.
— Сколько света! — восклицает Круглов. — Какое чудесное фойе! А ты чего молчишь? Не нравится?
— Видишь ли, неудобно хвалить работу строителей управления, которым руковожу, лучше погляди-ка наверх.
— О, как это я сразу не заметил...
Наверху, над витриной с портретами ударников, висит картина, названная художником «Первый договор». Картина не может не взволновать этих двух пожилых, бывалых людей. Они видят себя молодыми, в синих спецовках, в замасленных, сдвинутых на затылок кепках, видят своих товарищей по бригаде.
— А не кажется ли тебе, Елисеич, что мы с тобой чуточку изменились?
— Самую малость.
— Кто это слева? Похож на Пашу Мокина.
— Он и есть. Погиб Паша на войне.
И снова смотрят они на картину, потом друг на друга и опять на картину. Стоят, молчат, вспоминают...
Нет, не жалеет Круглов, что побывал здесь.
— Ну, а теперь в трубный.
Там, в трубном, уже знают, что Путин ходит по заводу с каким-то полковником. В конторке цехового механика Николая Матвеевича Дубинина собираются ветераны. И конечно же, тут старики Комарский и Фокин, два закадычных приятеля, два бывших бригадира, которые вместе с Дубининым двадцать лет назад первыми поддержали путинский почин. Фокин сейчас старший мастер, Комарский — техник; оба давно на пенсии, но завода не покидают.
Появляется Путин.
— Елисеичу привет, — произносит Дубинин и, увидев входящего вслед за Путиным полковника, поднимается ему навстречу, сразу узнает и широко разводит руками: — Раздобрел, брат, раздобрел.
— Батюшки мои, — оглядывается Круглов, — да никак тут все четыре прежних бригадира: Фокин, Комарский, Дубинин, Путин. Четыре бригадира на одного рядового обрубщика. Что ж, готов выполнить любое ваше задание, уважаемые начальники.
— Между прочим, должен огорчить гостя, — говорит Дубинин. — Обрубщикам у нас делать нечего. Технология нынче не та.
Когда Круглов шел в трубный, он, естественно, предполагал, что цех изменился за эти годы. Но не думал, что в таких масштабах. По существу, прежними сохранились лишь стены да несколько волочильных станов. Утомительный процесс волочения труб почти полностью заменен прессовкой, сократившей весь цикл производства примерно в шесть раз...
Михаилу Елисеевичу все это не в новинку. Но и ему кажется, что за тот месяц, пока он не был в цехе, здесь многое переменилось. Чья-то рука прошлась по машинам и везде оставила след. Вот ведь он отлично помнит, что у того электрического молота работало трое, — сейчас справляется один. А эти ножницы, автоматически отрезающие лишний кусок прутка? Их не было тогда так же, как отсутствовали и ролики для правки труб.
Путин слышит, как Дубинин, давая объяснения Круглову, все время упоминает о какой-то бригаде, которая и там что-то переделала, и здесь кое-что изменила и которой, насколько можно было судить по скупым репликам механика, до всего есть дело.
Что же это за удивительная бригада?
Официально ее именуют комплексной. В ней объединились люди разных профессий: механик Николай Дубинин и его брат Григорий — знаменитый ленинградский разметчик, читающий лекции с институтских кафедр, конструкторы Доброскок, Ландихов и Светличный, токарь Поляшов, специальность которого, собственно, трудно определить, потому что он с одинаковым блеском работает на любом механическом станке, слесарь Бужинский, инструментальный мастер Банковский, кандидат технических наук Жолобов...
— Это какой Жолобов? — спрашивает Круглов. — Не Виктор ли, нормировщик? Тот самый? Помню, мы с ним вместе уходили на учебу.
Итак, собрались девять человек — рабочие, инженеры, ученый. Сошлись как равные для того, чтобы, соединив свои знания и опыт, вместе искать новые пути в технике.
Сколько творческих задумок у этих беспокойных искателей! Одни замыслы уже претворены в жизнь, другие реализуются, третьи существуют пока в черновых записях, в карандашных набросках и подвергаются горячему обсуждению... С каждым часом крепнет чудесное содружество людей труда и науки.
И разве не ощущается в этом факте дыхание нашего завтра, дыхание коммунизма!
— Слушай, Елисеич, — сказал вдруг Круглов, когда они заканчивали осмотр трубного цеха. — Ты помнишь плавильную печь номер девяносто три? По-моему, ее бригада одной из первых заключила с нами договор. Неплохо бы взглянуть на старушку.
— Ты, дорогой мой, безнадежно отстал. Нет той печки. Сломана за непригодностью. Нынче плавят медь совсем иным способом. И знаменита теперь другая печь — лягинская.
— Что-то не знаю я такой системы.
— Если судить по учебнику, система эта самая обычная: поворотная отражательная печь на двадцать тонн. По существу же не совсем обыкновенная. Идем. На месте будет виднее.
И они направились в литейный цех, к печи, которая значится под номером только в документах, а всему заводу известна как лягинская, потому что работает на ней Александр Иванович Лягин, зачинатель скоростных плавок.
Он пришел на «Красный выборжец» безусым деревенским пареньком. Его поставили подручным как раз на «девяносто третью», о которой вспомнил Круглов. Она доживала свои последние дни: цех реконструировался. Лягин понимал, что ему не овладеть новой техникой, если он не будет учиться. И юноша поступил на курсы мастеров.
Человек тихий, внешне неприметный, он принадлежит к тем людям, подлинные качества которых раскрываются обычно в трудные минуты. Вот так однажды, когда Лягин был еще подручным, ему неожиданно пришлось заменить заболевшего бригадира. И он уверенно провел плавку, все увидели в нем зрелого плавильщика, способного самостоятельно управлять печью.
О нем стали говорить: «Работает грамотно». Это была высокая оценка, означавшая, что Лягин не по одному лишь чутью варит медь, а делает это вооруженный химическими законами.
Мечта о скоростных плавках возникла у него давно. Поначалу это были разрозненные мысли, которым предстояло превратиться в стройный, продуманный план. Этому превращению способствовали следующие обстоятельства.
Зимой к Лягину, замещавшему уехавшего в отпуск секретаря партбюро, пришел вставать на учет новый технолог. Александр Иванович пробежал глазами документы: «Сверчков Владимир Алексеевич... Год рождения — 1926... Из колхозников... Окончил Московский институт цветных металлов...» И сразу почувствовал симпатию к этому высокому, светловолосому, совсем еще молодому человеку с простым, открытым лицом.
Так началось их знакомство.
Не раз останавливался Сверчков у лягинской печи, наблюдал, как бригадир ведет плавку. Все чаще видели их вместе после работы. Наведывались они вдвоем и в заводскую лабораторию.
Знакомство вырастало в дружбу.
Мечта Лягина приближалась к осуществлению. С помощью Сверчкова она облеклась в форму графика, разработанного по минутам.
И вот 12 января 1949 года — дата отныне памятная в истории завода — Александр Иванович Лягин загрузил плавильную печь не в одно окно, как обычно, а сразу в оба. Он «дразнил» окисленный металл не одним бревном, как делалось это до сих пор, а парой бревен. Он выливал готовую медь двумя ковшами.
Время, потребное на весь цикл плавки, сократилось в два с половиной раза.
Лягин работал так и на другой день, на третий и на четвертый. Скоростные плавки стали методом его бригады. И не только его — всех бригад литейного.
Двадцатитрехлетний инженер-технолог Владимир Сверчков был назначен начальником цеха.
...Путин и Круглов застали Лягина в красном уголке. Он только что закончил смену и теперь со своей бригадой обсуждал пункты социалистического договора. Михаил Елисеевич посмотрел на друга, и тот сразу вспомнил: вот точно так же двадцать лет назад и они сидели за столом...
— Решили вызвать уральцев, — сказал Лягин. — Замахнулись широко. Двадцать месячных норм за год. Экономия — сто тонн мазута. И самое главное, чтобы наше литье не нуждалось в проверке. Трудновато? Нелегко! К тому же вот Яков Петрович — он показал на плавильщика Захарова — уходит бригадиром на соседнюю печь. Правда, ему есть замена — Ваня Бабочкин. Будет мне правой рукой вместо Петровича. Между прочим, с огнем дело имеет давненько. Раньше с пожарными тушил пламя, а нынче пламя раздувает...
Тихо говорит Лягин, медленно, но ощущается в этом человеке большая внутренняя сила.
Путин спрашивает его:
— Ну как, Александр Иванович, живется на новом месте? Нет ли претензий к нам, строителям?
— Спасибо, Михаил Елисеевич. Квартира у меня хорошая. Дом выстроен на славу...
Из литейного — в прокатный, из прокатного — в ленточный...
В прокатном навестили старика Пасерова, хозяина уникального стана. Все так же стоит он у штурвала, и все так же стальная громада не смеет ослушаться старика, покорно повинуясь ему. А вот помощники у него сменились. Прежние давно уже в бригадирах. Стан Пасерова именуют молодежным. Это верно не только потому, что Гавриил Федорович окружил себя комсомольцами, он и сам трудится по-молодому.
В ленточном видели, как Варя Казакова управляет парой машин. Пока одна пропускает ленту, девушка оснащает вторую. Каждое движение рассчитано и продумано. Про Казакову шутливо говорят, что она оттого работает так расчетливо, что когда-то была счетоводом.
Вот и к концу путешествие по заводу. Оно завершается в маленькой чертежной посудного цеха разговором с конструктором Герой Беляевым и токарем Сережей Брындиным. Оба родились в тот год, когда Путин и его бригада бросили клич о соревновании.
Примечательна встреча представителей двух поколений. Круглов вынимает из бокового кармана шинели старенькую солдатскую фляжку и говорит:
— Верно служила. Здесь работала, сюда и возвратилась.
Беляев отвинчивает латунную пробку, перекладывает ее с ладони на ладонь.
— Крошечная штучка, а сколько берет труда. Вот мы с Сережей думаем собрать специальный автомат, чтобы штамповать пробки к флягам.
Они еще в самом начале пути, эти юноши.
...Старые друзья выходят во двор завода. Они идут мимо мраморной доски, на которой значатся имена зачинателей соревнования, мимо витрин с портретами знатных людей завода, мимо плаката с телеграммой министра о присуждении «Красному выборжцу» переходящего Красного знамени. И Путин произносит задумчиво:
— Каждый раз, как побываешь на родном заводе, словно теплый ветерок тебя обласкает...
«...И мы решили попросить вас прочитать нашим студентам лекцию о принципах стахановской разметки. В данном случае вам придется выступить в полном смысле слова как профессору, ибо мы собираемся поставить эту лекцию в учебное время, в порядке планового расписания. Только вместо профессора читать будете вы, Григорий Матвеевич. Впрочем, тут нет ничего удивительного: разве вы не профессор в своем деле?..»
Такое письмо получил в свое время Дубинин, стахановец завода «Красный выборжец».
Дубинин был хорошо известен не только в Ленинграде, но и далеко за его пределами. Он принадлежал к тем людям, которых принято называть беспокойными, потому что они все делают с душой, горячо и взволнованно. На что уж тихой была профессия у Дубинина — разметчик. Вроде закройщика из портновской мастерской. И в руках тоже мелок. Только вместо суконного отреза — стальная отливка, вместо цифр примерки — чертеж. Перенести основные размеры с чертежа на металл — вот, кажется, и вся недолга. Что тут хитрого?
Но такой человек, как Дубинин, не мог быть равнодушным, механическим исполнителем. Читая чертеж, он уже как бы видел, мысленно осязал будущую деталь, машину. Ему хотелось, чтобы она была сделана как можно лучше и быстрее. Он придумал такие способы разметки, которые не только ускоряют его труд, но и облегчают работу токаря, фрезеровщика, слесаря, обрабатывающих отливку. Он делится с конструктором некоторыми своими мыслями, и тот находит новые решения, вносит в конструкцию поправки.
И оказывалось, что у Дубинина не такая уж неприметная профессия. Даже на крупном заводе бывает не больше 15—20 разметчиков, а на среднем заводе их — 3—4. Обслуживают же они все предприятие. Сколько чертежей проходит через их руки, и какая ответственность лежит на них! Чуть ошибся — пропадет работа десятков, а быть может, и сотен людей. Но так повелось, что разметчики обычно были в тени: мало о них говорили, редко писали. И тогда они сами заявили о себе.
Начало положил Дубинин. Отправился он однажды на ленинградские заводы и пригласил к себе в гости товарищей по профессии. Первый раз к нему на квартиру пришли трое: Петр Писарев с «Ильича», Алексей Дмитриев с Металлического и Леонид Степанов с «Большевика». Разговор был простой: работаем, стараемся, нормы перевыполняем, но каждый по-своему, у каждого свои приемы, навыки, собственные «секреты». Неправильно это. Один, как котенок, тычется в потемках, ищет то, что другому давным-давно известно. Давайте дружбу держать, соревноваться. Шире развернем соревнование.
И обратились через газету ко всем разметчикам города. На этот зов откликнулись отовсюду. Из-за Нарвских ворот и Московской заставы, с Васильевского острова и с Петроградской стороны потянулись к Дубинину старые, многоопытные разметочных дел мастера и только что окончившая ремесленное училище молодежь. Стало постепенно сколачиваться и крепнуть трудовое землячество ленинградских разметчиков.
Существовал здесь твердый, непреложный закон: споткнулся на чем — не стыдись, расскажи друзьям, помогут, и наоборот: применил новинку — спеши поделиться находкой. Вот, например, Макаров на Балтийском заводе придумал оригинальное приспособление для разметки сложной корабельной детали. А на другом конце города, на Петрозаводе, Якунин трудится по старинке. Макаров едет к Якунину на Охту и вручает ему свой новый инструмент: посмотри и сделай сам такой же. Это ли не черты нового, подлинно коммунистического отношения к труду?..
И душой славного содружества, которое уже протянуло свои нити к разметчикам Москвы, Свердловска, Тбилиси, Таллина, Горького, Минска, был Григорий Матвеевич Дубинин.
Его-то и пригласил Технологический институт имени Ленсовета прочитать лекцию студентам.
Итак, на кафедре — стахановец. Доцент Дешевой, ведущий курс «Разметка», занял на этот раз место рядом со студентами и приготовился слушать.
О чем говорил Дубинин? О том, как он работает. Но это не была просто иллюстрация к теоретическому материалу предыдущих лекций. Читалась серьезная, самостоятельная лекция с демонстрацией схем и эскизов, с математическими выкладками, обобщениями. Говорил человек, в совершенстве владеющий не только практикой, но и теорией своего дела. В заключение Дубинин оценил некоторые студенческие чертежи, и эти минуты не были самыми приятными для некоторых слушателей...
Так было положено начало. Стахановец, перешагнув порог институтской аудитории, стал соратником ученого, учителем студентов.
Через несколько дней в институт пришел слесарь Александр Платонов. Он читал лекцию для третьекурсников, закончивших практику на Невском машиностроительном заводе имени В. И. Ленина. Лекция была посвящена теме, недостаточно разработанной в программе, — «Метод изготовления пресс-форм для литья под давлением».
Выступления практиков внесли живительную струю во всю учебную работу. Они двинули вперед и научную мысль. Задумали издать сборник, обобщающий передовые методы труда на ленинградских заводах и фабриках. В Доме техники состоялась конференция профессоров и преподавателей института, заслушавшая доклады трех разметчиков — Дубинина, Бойцова и Степанова. Они говорили о новых приемах и методах разметки в различных отраслях производства. Демонстрировались чертежи, модели. Закрывая конференцию, профессор В. М. Андреев сказал:
— Для нас, советских людей, этот вечер не представляется удивительным. Но подумайте, друзья, может ли случиться что-нибудь подобное, ну, скажем, в Америке? Возможен ли там такой разговор по душам между ученым и рабочим, такое чудесное содружество?..
Начальник цеха вручил тогда Дубинину письмо, полученное из Министерства высшего образования СССР. Заместитель министра сообщал:
«Министерство одобряет инициативу стахановцев завода „Красный выборжец" и ученых Технологического института имени Ленсовета, направленную к более тесному сотрудничеству, взаимной помощи и обмену опытом между работниками науки и производственниками.
Опыт организации в институте докладов и лекций стахановцев о своих достижениях заслуживает внимания и широкого распространения.
Желаем успехов в вашей дальнейшей работе».
Григорий Матвеевич положил письмо в боковой карман и вернулся к разметочной плите...
1952
* * *
За минувшие годы в историю завода вписаны новые знаменательные страницы.
...Литейщику А. И. Лягину в 1957 году было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Среди производственных бригад развернулось соревнование за право завоевать призы имени Михаила Путина и Бориса Круглова. Так же, как и Григория Дубинина, их, к сожалению, уже нет в живых.
...Всем пришелся по душе почин новаторов: защита рабочих диссертаций на техническом совете предприятия. Защите предшествуют длительные и глубокие исследования, творческие поиски, которые проводятся совместно с инженерно-техническими работниками. Темы диссертаций подсказывают «узкие» места производства. В общем, все исследования направлены на повышение эффективности труда и качества продукции.
...Экономический эффект диссертаций разный: у одних его трудно выразить цифрами, у других — это десятки тысяч рублей, сотни килограммов металла, сотни тысяч киловатт-часов электроэнергии.
Но главный эффект, на мой взгляд, — глубокое удовлетворение самих рабочих сделанным, причастность диссертантов к общей борьбе за развитие научно-технического прогресса.
...В своем выступлении на пленуме Ленинградского обкома партии, состоявшемся в конце 1978 года, член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь Ленинградского обкома партии Г. В. Романов в числе других объединений назвал «Красный выборжец», где умело используют производственные резервы. Принятый коллективом объединения встречный план превысил первоначальный на 6 миллионов рублей.
...«Красный выборжец» умножил свои силы и возможности, став объединением.