Спустя примерно полчаса Кайл вернулся в сопровождении двух молчаливых неопределенного возраста женщин в белых хламидах. Женщины не выказали никакого удивления при виде меня, окровавленной и привязанной к стулу, словно у них тут такое было в порядке вещей и происходило по десять раз на дню (может быть, и происходило, кто их, сектантов. знает), дождались, пока Кайл при помощи ножа избавил меня от пут, взяли под руки и помогли дойти до общественной бани.
Кайл остался в предбаннике, а сестры завели меня внутрь, помогли раздеться, усадили в чугунную ванну с теплой водой и взялись за мочалки. Вода сразу же изрядно помутнела, причем в ход пошел и розовый окрас, когда они начали смывать засохшую кровь. После того, как я помыла голову — очень аккуратно, чтобы она окончательно не развалилась на куски — я снова почувствовала себя человеком. Но это только до тех пор, пока они не принесли мне зеркало.
Зомби, пролежавшие в земле несколько лет и поднятые местным шаманом, наверняка смотрелись бы свежее и бодрее, а голова моя все равно выглядела так, словно ей играли в футбол. А на изуродованную правую руку я старалась и вовсе не смотреть.
По ходу мытья я пыталась расспросить женщин хоть о чем-то, но они упорно отказывались идти на контакт, только качая в ответ головами. Забитыми и запуганными они при этом не выглядели, но и участия никакого не проявили. Все их действия были чисто механическими, словно они делали только то, что им было сказано, и ничего больше.
Может быть, именно так выглядит настоящее равнодушие.
После того, как я вытерлась насухо, они вручили мне такую же белую хламиду, как и у них, и мягкие белые кеды с резинками вместо шнурков. Мою старую одежду они, должно быть, сожгли. По крайней мере, в том месте, где я ее оставила, ее больше не было.
Сделав свое дело, женщины сдали меня на руки Кайлу и испарились.
— Выглядишь получше, сестра, — сказал Кайл.
— Спасибо, брат, — сказала я. — Кстати, прости меня за то, что я швырнула тебе в лицо баллонный ключ. Ну, и вообще за то, что плохо себя вела.
— Прощаю, сестра, — торжественно сказал он. — И ты прости меня за все.
— Конечно, — горячо пообещала я. Если уж играть в пай-девочку, то надо вжиться в роль на сто процентов. — Я же не знала, что вы на самом деле хотите мне помочь. Брат.
Может быть, я даже немного переигрывала, но он этого не заметил.
— Все нуждающиеся получают здесь помощь, — сказал он.
— А могут ли нуждающиеся получить тут завтрак? — поинтересовалась я.
— Конечно, — сказал он. — Но прежде, чем мы пройдем на кухню, надо сделать еще одно небольшое дело.
— Веди же меня, — с воодушевлением сказала я.
И он отвел меня к местному кузнецу, который сковал мои лодыжки тонкой, легкой, но довольно прочной цепочкой. Она была такой длины, что я могла совершенно спокойно ходить не слишком широкими шагами, но не могла бы бегать или засветить кому-нибудь пяткой в лоб. Процедура заняла всего несколько минут, и можно было подумать, что кузнец проделывает такое не в первый раз, но никакого визуального подтверждения этой гипотезы я не нашла. Никто из попавшихся мне на вид селян подобных украшений не носил.
— Это распоряжение Пророка, — сказал Кайл почти извиняющимся тоном. — Он считает, что пока мы еще не можем полностью тебе доверять.
— Надо, так надо, — смиренно сказала я. — Постараюсь заслужить ваше доверие как можно быстрее.
Вообще, после суток, проведенных мной в багажнике, идея кого-нибудь сокрушить казалась мне довольно привлекательной, но я все равно не понимала, на кой черт я понадобилась этому их пророку. И зачем чертов ТАКС изуродовал мне руку. И какого черта тут вообще происходит, если уж на то пошло.
Но память возвращалась, хоть и кусками. Интересно, сколько времени у меня осталось до того, как она снова обнулится?
Стоп, сказала я себе. А с чего я, собственно говоря, взяла, что она вообще обнулится? О циклах амнезии, против которых бессильна современная медицина, мне рассказали ребята из ТАКС, ну так они много чего рассказывали. И еще больше не рассказали.
А может быть, никаких циклов и нет. А может быть, это они их каким-то образом вызывали. От людей, которые раз за разом ломали мне правую руку, можно было ожидать чего угодно.
Так что вполне может быть, что у меня в запасе куда больше пары дней.
И тут до меня дошло.
Они привезли меня в свою общину. В общину, о которой знало ТАКС, не только имевшее зуб на Джеремайю Питерса, но и желающее добраться до меня. Наверняка после бойни в отеле они смогли сложить два и два, и теперь…
Они уже где-то здесь.
Я посмотрела на все эти жилые и хозяйственные постройки, на занятых своими повседневными делами обычных, пусть и с частично промытыми мозгами, людей. Крайне не хотелось бы, чтобы здесь случилась такая же кровавая бойня, как в «Континентале».
Наверное, мне стоило бы предупредить об этом Питерса, но, с другой стороны, если он не совсем идиот, то должен был предвидеть такое развитие событий. Кроме того, у меня возникла дилемма.
Я понятия не имела, какой именно стороне конфликта я желаю победы. Наверное, было бы неплохо, если бы они схлестнулись и взаимно уничтожили друг друга, но идеальные сценарии крайне редко воплощаются в жизнь.
В моей — так вообще никогда.
Кайл мягко взял меня под локоть, и мы двинули в сторону кухни.
— Те сестры в бане были совсем неразговорчивы, — заметила я.
— Это неудивительно, — сказал Кайл. — Белые одежды в нашей общине носят те, что дал обет молчания.
— Понятно, — сказала я. — Но ведь я тоже в белом, а никаких обетов не давала…
— Полагаю, Пророк распорядился одеть тебя так, чтобы к тебе не лезли с лишними вопросами, сестра.
Что ж, весьма предусмотрительно с его стороны.
— Кузнец поэтому ни о чем меня не спрашивал?
— Кузнецу сказали, что это вериги, сестра, — сказал Кайл. — У нас в общине их носят немногие, последователей такого аскетизма всего несколько человек, но они есть.
Спасибо, что хоть без пушечного ядра обошлось.
Мы доковыляли до столовой. Время завтрака уже давно прошло (полагаю, где-то через полчаса после рассвета), и Кайл исчез в недрах кухни в поисках дежурных поваров. Вскоре он вернулся, неся мне тарелку с яичницей, несколько ломтей свежего хлеба и стакан белой жидкости, подозрительно похожей на молоко.
— А кофе вы здесь не пьете, брат?
— Сейчас сделаю, сестра, — сказал он и снова исчез.
Я подумала, что Кайл, в общем-то, неплохой чувак. Наверное. Он мне даже начинал нравится, и если дело когда-нибудь дойдет до драки, я постараюсь убить его быстро и безболезненно.
Вообще, это была довольно пугающая мысль. Я подумала об убийстве человека так обыденно, хотя и не помнила, что убивала кого-то до заварушки в отеле. Но там была самооборона, там не считается, а…
Мы сидели на крыше городского здания, и в руках у меня был «баррет м82», из которого я только что застрелила человека.
— Ты молодец, — сказал Кларк.
— Я знаю.
— Ты все сделала правильно.
— Я знаю.
— У тебя был выбор, и ты выбрала наилучший вариант.
— Да я в порядке, Джон, отвали.
— Неизвестно, сколько людей он мог бы ранить или убить, если бы пошел на прорыв.
Потом Кларк принялся разбирать винтовку (а это была его личная винтовка) и упаковывать ее в чехол. Я села на парапет, спиной к улице, и стала рассматривать свои руки.
Они не дрожали.
Я застрелила кого-то, будучи на службе. И это явно был не первый раз.
Я убивала людей и раньше. Наверное, все они были плохими парнями и этого заслуживали, но факт оставался фактом.
Я — убийца.
Интересно, а какие-нибудь приятные фрагменты мне память подкидывать собирается? Или в моей жизни вообще ничего хорошего не было, поэтому я и предпочла о ней забыть?
Тем временем Кайл принес мне стакан коричневой бурды. Кофе был довольно дрянной и без сахара, но посылать его на кухню в третий раз я уже постеснялась.
Хлеб был свежий и довольно вкусный, а яичницу вообще трудно испортить (хотя и не невозможно), но при виде еды я вдруг поняла, что у меня совершенно нет аппетита. Я выпила полстакана бурды, поковырялась вилкой в тарелке и известила Кайла об окончании трапезы.
— Куда теперь?
— Я отведу тебя в гостевой дом, сестра. Тебе нужно немного отдохнуть.
— Это точно.
Гостевой дом оказался здоровенным двухэтажным строением, на обширном крыльце которого дежурили двое мордоворотов с ружьями. Кайл вежливо с ними поздоровался, а я промолчала, придерживаясь легенды.
Вот интересный факт, кстати.
Джеремайя Питерс заявил, что никогда не сталкивается ложью, в смысле, что ему никогда не врут. А сам он совсем не чурался говорить своим… э… последователям неправду. Он обрядил меня в белое, хотя на самом деле я никакого обета не давала. Он рассказал кузнецу про вериги, хотя я не соблюдала аскезу.
Это ли не двойные стандарты? Конечно, это было довольно невинная ложь, но факт оставался фактом.
Он — лжец.
Комната, в которую привел меня Кайл, была обставлена более, чем просто скромно. Кровать, шкаф, в который мне все равно нечего было повесить, стул и небольшой столик у окна. На столике стоял графин с водой и два стакана.
— Отдыхай, сестра, — сказал Кайл. — Пророк призовет тебя, когда придет время.
— Угу.
Я думала, уходя, он запрет дверь на ключ, но он не стал. Я выглянула в коридор, там никого не было. В принципе, я могла бы уйти отсюда прямо сейчас, но куда и зачем? Просто бродить по территории? Они ведь наверняка охраняют внешний периметр, и покинуть общину без разрешения пророка мне все равно никто не даст. А он вряд ли разрешит, ведь, что бы ему от меня ни требовалось, мы с ним еще явно не закончили.
Кровать оказалась узкой и жесткой, но после суток в багажнике и ночи на холодном полу сарая, это все равно было блаженством.
Я поправила подушку и попыталась упорядочить текущие вопросы по их значимости.
Амнезия. Цикл или не цикл? Обнулится моя память или нет? Пожалуй, достоверный ответ может дать только практика, а значит, опять эта чертова неопределенность.
ТАКС или Питерс? И те скоты, и этот не то, чтобы добрый молодец, так чью же сторону мне лучше занять, когда они схлестнутся? Разумнее всего, конечно, было бы воспользоваться этим моментом и потихоньку отползти в сторону, но тут следует быть реалистом. Черта с два мне кто-то даст отползти.
И еще рука… Пока был гипс, вместе с ним была и надежда, что все обойдется, что все заживет и будет, как раньше. Теперь этой надежды не осталось. Бесполезный и не особенно эстетичный кусок мяса, которым я ниже локтя и пошевелить-то толком не могу. А ведь это моя рука. Я привыкла к этой руке. Мне нравилась эта рука.
И нет никакой надежды даже на местного главного целителя и чудотворца, потому что на меня его магия не действует.
От обиды за то, что я стала инвалидом в свои шестнадцать… тридцать лет, на глаза навернулись слезы.
Около полудня за окном включился громкоговоритель, и Джеремайя Питерс разродился очередной своей проповедью, в которой обещал всем покой, счастье, здоровье и кучу приятностей, которые принесет вера. Жаль, что и эта магия на меня не действовала.
Ни счастья, ни покоя я в себе не находила. Да и со здоровьем тоже определенные проблемы наблюдались.
Мне захотелось пить. Привычным движением я скинула ногу на пол, совершенно забыв про «вериги», и чуть не навернулась с кровати. Память тут же услужливо подсунула мне очередной флешбек.
Странная комната с черными стенами и красным потолком. Я одета в что-то черное, блестящее и обтягивающее, и на мне куча цепей. Даже больше, чем сейчас. Я на задании ТАКС, я жду помощи, но помощь так и не приходит. Вместо нее появляется мой похититель и начинает нести какую-то чушь про то, как он будет меня воспитывать и наказывать.
Черт побери, а было в моей жизни хоть что-то нормальное? Может быть, Питерс был прав еще во время нашей первой встречи, может быть, амнезия это не проклятье, а дар? Зачем я вообще пытаюсь что-то вспомнить, если после таких воспоминаний мне хочется то ли помыться, то ли повеситься на ближайшем дереве?
Я налила воды и уставилась на стакан. Там мог быть яд. Снотворное. Возможно, какой-нибудь галлюциноген. Они — сектанты, от них можно ожидать любой гадости, и я буду последней дурой, если стану это пить.
Я выпила воду. Будь, что будет.
За окном дети играли в футбол и бадминтон. Дети выглядели вполне довольными и одеты были совсем не по-сектантски, а как… как обычно. Похоже, их не заставляют работать в полях от рассвета до заката, поливать рис или собирать сахарный тростник.
А когда меня уже позовут на человеческие жертвоприношения посмотреть?
Я вернулась в кровать.
Спать, равно как и общаться с затаившимся где-то в глубине разума Пеннивайзом, мне не хотелось. Несмотря на моральное опустошение и упадок сил, очень хотелось кого-нибудь сокрушить. Агента Смита, например, вместе со всеми его коллегами и лошадьми, на которых они все приехали.
Кайла с Доном и их чертовым пророком, в рот ему кило печенья. Бальтазара Финча, который больше выпендривался, чем делал, и несмотря на все его уверения, в «Континентале» меня все-таки побеспокоили.
Итак, я уже установила, что авария… или какое-то другое событие, которое лишило меня памяти, произошло не тогда, когда мне было шестнадцать лет, а значительно позже. И значит, у меня была взрослая жизнь.
Память, взмолилась я, покажи мне что-нибудь нормальное из моей взрослой жизни. Что-нибудь приятное. Ведь там должно было быть хоть что-то хорошее. Любовь, отношения…
Память услужливо нарисовала передо мной гостиничный номер. Я моюсь в душе, все такая довольная и удовлетворенная, и тут что-то привлекает мое внимание. Что-то вне душа. Скорее всего, какой-то звук.
Я выхожу и вижу Реджи, шатающегося, истекающего кровью и валящегося на дешевый гостиничный ковер. А в следующий момент я вижу его уже в больнице, смертельно бледного, неподвижного, окутанного проводами…
Спасибо, память. Видимо, это и был ответ на мой запрос об отношениях.
Но Реджи, по крайней мере, жив.
И продолжает искать встречи.
Пожалуй, когда он появится в следующий раз, следует таки пойти с ним и выслушать все, что он может рассказать. Если прошлая попытка не отбила у него всякое желание продолжать.
Я попыталась вспомнить, кто он такой и как мы с ним познакомились. Во время нашей прошлой встречи он нес какую-то чушь про экспертизу и мертвых вампиров, но никакого внутреннего отклика его слова у меня до сих пор не вызывали. Я словно наткнулась на стену, за которую не могла заглянуть. Я понимала, что у нас что-то было. Я помнила тот момент, когда его чуть не убили, и у меня было ощущение, что это случилось из-за меня. Но ничего более конкретного в голову не приходило.
Но это в любом случае уже прогресс, хоть и небольшой. Если память будет возвращаться такими же темпами и дальше, через пару лет я смогу вспомнить все до мелочей. Сложить чертов паззл моей жизни.
Осталось только придумать, как мне прожить следующую пару лет.
Наверное, проще всего будет остаться здесь, в общине Питерса. Пусть его магия на меня не действует, пусть он до конца мне не доверяет, пусть тут полно мордоворотов вроде Кайла и Дона, и наверняка есть еще какие-нибудь подводные камни, но здесь есть еда и никто не просит меня убивать людей. По крайней мере, пока.
Может быть, они дадут мне какую-нибудь работу в поле или на ферме, чтобы я не ела свой хлеб даром, в состоянии покоя моя память восстановится хотя бы до тех пределов, в которых я буду понимать, что происходит, и тогда уже я смогу принять взвешенное и обдуманное решение, как мне поступать дальше, и даже если вскроются какие-нибудь неприятные факты про окружение Пророка, я наверняка смогу прожить и с ними. Какие-то время.
У этого плана было только одно «но».
ТАКС мне столько времени не даст.
Не знаю, что они придумают на этот раз, но, когда речь заходит об очередной гадости, ребята там способные. И ожидать от них можно чего угодно.
И они уже где-то рядом.