Идегей

ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

О том, как причитал хан Токтамыш, убежав из Сарая, и о том, как Идегей прибыл в разрушенный Булгар.

«Эй, джигиты! Когда убит

Именитый бий Урман;

И когда из года в год

Наш нугайский нищает род;

И когда батыр Шахназар,

В битве изранен, вернулся с трудом;

И когда пылает кругом

Светопреставленья пожар;

И когда близкокровный наш

Остаётся Алашем Алаш;

И безродный правит, как хан;

И застилает глаза туман;

И когда двугорбый верблюд

Падает, спотыкаясь, на лёд,

И верблюжонок вслед не идёт;

И когда, пустившись в полёт,

Сокола преследует гусь;

Хан, обессилев, кричит: „Боюсь!“;

И когда, внушая страх,

Бий — в погоне, а хан — в бегах;

И когда Идегей-мурза

Двинулся на Сарай, как гроза»,—

Токтамыш, посрамлённый в бою,

Жалуясь на судьбину свою,

Причитает: «О мой народ,

Мой народ, о, что тебя ждёт!

Снова движется вражья рать,

Чтоб тебя у меня отобрать.

Не дождусь я светлого дня,—

Сохранись и после меня!

Род мой нугайский, будь сплочён.

Я с тобою опять разлучён,—

Сохранись и после меня!

Стяг Чингиза, чёрный, как ночь,

Тот, который поднять невмочь

Даже дюжине богатырей,—

Сохранись и после меня!

Мощную мою орду

Дал я разбить себе на беду,

Бочку утратил, в которой мёд,—

Мёда лишившийся мой народ,

Сохранись и после меня!

Свой булат обливавший водой,

О Джанбай, расстаюсь я с тобой.

Я покинул престол золотой,

Я с моей расстался страной.

С Джанике, молодой женой,

С красивощёкой Ханеке

И с черноокой Кюнеке,—

Пусть расцветают после меня!

Триста бесценных копий стальных,—

(Лебедь не мог пролететь мимо них,

Ветка меня задеть не могла),—

Стража, что меня берегла.

Одногорбый верблюд Каранар,—

Сердца защита, хотя и стар,

Быстротой затмевавший коня,—

С вами прощаюсь с этого дня,

В здравье пребудьте после меня!

Дом, где скончался Урман-бий,

Где нищает нугайский род,

Где истекает кровью в степи

Шахназар, батыров оплот,

Где орда моя стала ядром,—

Мне завещанный предками Дом,

Где железом крепких колец

Охранялся мой ханский дворец,—

В здравье пребудь и после меня!

Мать-река, полноводный Идиль,

Полнокровный родной народ,

Дом, в котором дети росли,

Никаких не знали забот,

Ваши богатства я не сберёг.

Вам защитою стать не смог,—

В здравье пребудьте после меня!

На земле, где много щедрот,

Поселил я родной народ,

Ханский дворец в стране я воздвиг,

Летом в юрте я жить привык,

Я на золоте крупных монет

Имя чеканил своё и печать.

Думал — конца моей власти нет,

Буду престолом всегда обладать,

Но я страну свою дал отобрать,—

Пусть благоденствует после меня!

Дом, где с беркутом на руке

Я охотился в час заревой,

Где покрыта земля муравой,

Лебеди в Идиле-реке,

Дом, где с голову скакуна

Золото в моём сундуке,

Где Идиля-реки глубина,

Где джайляу[80] видны вдалеке,

Дом, в который вошла как жена

Дорогая моя Джанике,

Дом, где сроду не бедствовал я,

Где жену приветствовал я,

Перед возлюбленной склонясь,

Где белейшим из покрывал

Я любимую укрывал,—

Были бусы её красны,

Пудра — неслыханной белизны,—

Дом, где вкушал я покой и мир,

Где нугайский род вековал,

Где я справлял свадебный пир,

Где я весело пировал,

Где рекою лилось вино,

Дом, где я в мешке разорвал

Целомудрия полотно[81],

Дом, где я начал свои труды,

Дом, где родился Кадырберды —

Дитятко, сын мой, моя броня,—

Я не спас мой Дом от беды,

Пусть он здравствует после меня!

Не приду я с ближних могил

В Дом, который меня хранил.

Не увижу издалека

Дом, где была моя жизнь сладка,

Но скажу я, сойдя с коня:

„Пусть он здравствует после меня!“

Не загорал на солнце мой лик,

Ноги мои не касались земли,

И когда меня враг настиг,

Горести-беды в мой Дом пришли,

Вспомнил, что сына, — таков мой удел,—

Лаской Кадырберды не согрел,—

Пусть он славится после меня!»

Так причитал хан Токтамыш.

Взял он сто батыров с собой,

Поскакал степною тропой.

Справа — Джанбай, хитёр, величав.

Однодневный путь проскакав,

Так Джанбаю сказал Токтамыш:

«Если уж в путь пустился я,

Если с Сараем простился я,

Если быстрый скакун подо мной —

В битвах испытанный вороной,

Если преследует Идегей

И меня, и богатырей,

Постараюсь я побыстрей

Долгий месячный путь одолеть.

Есть страна и крепость Булгар,—

Там и надобно мне сидеть.

Если же мира-покоя впредь

И в Булгаре не обрету,—

Я утрою свою быстроту,

В дебри лесные помчу коня.

Там по дну оврага бежит,

Волны вздымая, река Ашыт[82].

В чаще лесной, черна, глубока,

Гулко течёт Казань-река[83],

А над нею — каменный град,

Много в Казани высоких врат,

И Казань я силой займу.

Если мира-покоя и там

Сердцу не будет моему,—

Переплыву я реку Чулман.

Перевалю чрез гору Джуке[84].

А за этой горой вдалеке

Ик[85] течёт в затишье лесном.

Поднимусь до истока верхом,—

Вновь окажусь я в степном краю,

Там сохраню я душу свою».

И когда в глубине степной

Бегством спасался Токтамыш,

Идегей овладел страной.

В стольный Сарай Идегей вступил.

Сотни башен взметнулись там,

Восемьдесят улиц там,

Там стоит Золотой Дворец,

Лёг на жёлтый мрамор багрец.

Белая рать стоит кругом,

Белая дверь блестит серебром.

Дверь булатным открыв остриём,

Избивая тех, кто стерёг,

Он вступил в Золотой Чертог.

Попросил Тимира: «Сарай

И его дворец охраняй.

Я же, — так судил мне Бог,—

Следом за Токтамышем пущусь,

Догоню и на всём скаку

Голову у него отсеку.

Так успокою душу страны,

Мир и покой и бойцам нужны».

С шахом простился Идегей,

Взял с собою ратных людей,

Нурадына взял он с собой,

Прямо в древний город Булгар

Поскакал военной тропой.

Вот Булгар перед ним встаёт,—

Он Булгара не узнаёт:

В честь победы не видит ворот;

Из Корана священный стих

Золотом вытеснен был на них.

Там, где стоял минарет двойной,—

Пыль под разрушенною стеной.

Тлеют уголья, всюду зола:

Жизнь как будто здесь не была.

В этой дикой, внезапной глуши

Ни единой не видно души.

Был недавно Булгар таков,—

Шестьдесят мечетей сошлись:

Верх — блистание жемчугов,

Камень породы редкостной — низ

Будто из-под железных бровей

Минареты раскрыли глаза.

Вот подъехал к ним Идегей.

Уничтожила их гроза!

Превратились в груду камней,

Над камнями вздымался дым.

Идегей увидал: под ним

Будай-бий в печали сидел,

Был не старым, а поседел.

Вопросил его Идегей:

«Почему ты сидишь в пыли?

Волосы почему твои

Стали степной полыни белей?

Что с Булгаром твоим стряслось?»

Так ответствовал Будай-бий:

«Видишь ты цвет моих волос?

Серым он стал, как знойная степь.

Сын Чингиза Джучи был смел,—

Разорить мой Булгар не сумел.

Внук Чингиза Байду пришёл,

Нанести он решил удар,

Но священный город Булгар

Покорил, а не разорил.

Отпрыск Талха-Забира пришёл,

Лунных Врат коснулся стопой,

И Врата сравнял он с землёй.

Потому-то моя голова

Стала бела, как в степи трава.

В знойной, выгоревшей степи.

Что же сделать мог Будай-бий,

Если пошёл и ты войной,

А с тобой и наставник твой,

Чей отец — Бабá Туклас.

Ты, Идегей, — свет моих глаз,

Почему же в богатый Сарай,

Почему же к вратам дворца,

Ты привёл Тимира-Хромца,

Чтобы он разрушил наш край?

Не захотел, не смог уберечь

Деньги чеканящий град Атряч[86].

С прахом сравнял вражеский меч

Деньги чеканящий град Булгар.

Здесь Токтамыш прошёл в ночи,

Розовые развалил кирпичи

Там, где лили на целый свет

Золото и серебро монет.

Там, где травы были густы,

Растоптал Токтамыш цветы,

Вторгся в страну, ему вослед,

Князь-урус[87], рыжий, как лис,

С бородою обросшим ртом.

Разорил он, разграбил наш дом,

Наш священный город Булгар,

И ему подчинённый Сивар[88],

И высоковратный Казан,

Джуке-Тау над гладью речной

И Сабы в глубине лесной,

И земель Ашлы закрома,—

Он спалил, сломал все дома.

Отбирал он кожу, сафьян,

Загребал лопатами хан

Множество монет золотых.

Разгромил во владеньях моих

Он четырнадцать городов,

Превратил их в пепел и дым.

Как же после беды такой

Мне, Будай-бию, не стать седым?»

Будай-бий, охвачен тоской,

Голову обхватил, замолчал.

Идегей ему отвечал:

«Не кручинься ты, Будай-бий,

Ты увидишь ещё, потерпи,—

Токтамыша, чьей волей злой

Стал священный Булгар золой,—

Вместе с войском его истреблю,

Кровью бороду хану залью,

Обезглавлю его потом.

С бородою обросшим ртом,

Князя, что ворвался в наш дом

И четырнадцать городов

Истребил огнём и мечом,

И лопатами загребал

Множество золотых монет,_

Я заставлю держать ответ:

Злато вернуть заставлю я,

И врага обезглавлю я.

А когда страну укреплю,

Все твои восстановлю

Я четырнадцать городов.

Так и будет, мой бий Будай,

Не кручинься и не страдай!»

За Токтамышем вслед Идегей,

Чтобы настичь его поскорей,

В лес углубился, где бежит,

Воды сгущая, река Ашыт,

Воды катит Казань-река

В чаще, трудной для седока,

Над рекою — каменный град,

Много в Казани высоких врат,

Но Казань разрушена дотла,

Только щебень кругом и зола,

Только пепел и пыль руин!

Идегей, а с ним Нурадын,

К Сабакулю[89], где розов рассвет,

Двинулись Токтамышу вослед,

Но до рассветов было ль двоим,

Скачущим за врагом своим!

Где Токтамыш? Где рыжий князь?

В тёмной чащобе остановясь,

Идегей сказал: Нурадын,

Эй, Нурадын, послушай, мой сын!

Если Тимир, страны властелин

Пребывает в Сарае моём,

Возвращусь-ка и я в свой дом.

Благодарный, восславлю Хромца

И домой отправлю Хромца

Эй,Нурадын, послушай меня,

За Джуке-Тау помчи коня,

Гору минуешь, а за горой

Ик течёт в чащобе глухой.

Ты взметнись над потоком речным,—

Степь да степь за истоком речным.

На своём коне Сарале

Поскачи по этой земле.

Как взмахнёт хвостом Сарала,—

Чтоб в хвосте не осталось узла,

Скакуна ты поторопи,

Токтамыша настигни в степи.

Не отходят от ханских очей

Сто дородных, сто силачей.

Ты в живых не оставь никого.

Всех ты вырежь до одного.

Если исполнишь мой наказ,

Если наступит победы час,

Ты обретёшь то, что желал.

Коль моей покорятся руке

Розовощёкая Ханеке

И черноокая Кюнеке,

Ханша высокая Джанике,

И душой воспылаешь ты

Ханеке возжелаешь ты,—

Для тебя её сохраню,

Но прикажи своему коню:

«Токтамыша ты догоняй!»

Так сказав, поскакал в Сарай,

С сыном простившись, Идегей.

Он достиг столицы своей,—

Всюду щебень смешан с золой.

Поскакал во дворец золотой,

Двери Хан-Сарая раскрыл,

Подлых проклиная, раскрыл,

Увидал: в кольчуге стальной,

Средь везиров, довольных собой,

Восседает хан Кыйгырчык.

— Где Шах-Тимир? — Идегей спросил.

Так отвечал хан Кыйгырчык:

— Шах-Тимир, владыка владык,

С попугаем вещим своим,

С драгоценным Древом златым,

С золотом, что хранилось в казне,

С троном, верхом на белом слоне,

С множеством красавиц-рабынь,

С достоянием всей страны,—

Этим богатствам нет цены,—

Тучи пыли взметнув над собой,

Ускакал степною тропой,

Удалился в свой Самарканд.

Ныне твоя страна — его.

Власть его и казна его!

Мне повелел наместником стать,

Руку его скрепила печать.

Десять тысяч мне войск подчинил.

Ныне я хочу, Идегей,

Чтобы ты предо мною склонил

Буйную голову свою.

Взысканный славой Идегей,

Орлиноглавый Идегей,

Мне отныне ты подчинись,

Ибо мой прародитель — Чингиз,

Бием будешь, прочих знатней.

Так ответствовал Идегей:

«Если с ног, сам хромоног,

Сбил страну мою Шах-Тимир,

Если этот разбойник-эмир

Дома-Идиля нарушил покой,

Если ты стал Тимиру слугой,

Если Чингиз-прародитель твой,

Если ты — в кольчуге стальной,—

Будешь хорошей дубиной моей!»

С этим приблизился Идегей,

Кыйгырчыка за ногу хвать,

Превратил её в рукоять.

Кыйгырчыковой головой,

Как дубовою булавой,

Двадцать везиров стал ударять,

Тридцать биев стал разгонять,

Ярость в сердце его вошла,

Все упали, крича: «Алла!»

Всех разметая, вышел он,

Из Хан-Сарая вышел он,

Десять тысяч войск поднялись,

Будто ветер взметнул их ввысь.

Все полки Идегей сгрудил.

Колотил он их, колотил,

Истребил дубиной живой.

С поднятой высоко головой

Идегей тревогу забил,

Чтоб услыхали и степь, и град,

Чтобы в стране загремел набат:

«Чей этот день? Столетье чьё?

Идегея столетье, моё!

Чьё это время? Время чьё?

Идегея время, моё!»

Услыхали град и страна:

Власть Токтамыша сокрушена.

Всех собрав подневольных людей,

Освободил рабов Идегей.

Юношей запретил продавать,

Золото начал он раздавать,

Чтоб возрадовались бедняки.

Весь народ приказал созвать,

Живший у Идиля-реки.

Для народа устроил всего

Пиршественное торжество.

Прежде был беспорядок, разброд.

Пребывал без совета народ.

Выбрал опытных, мудрых мужей

Учредил диван Идегей,

Поднял из руин города,

И войска укрепил он тогда.