ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ

О том, как Токтамыш-хан с позором прогнал Нурадына.


Токтамыш, властелин держав,

Об Идегее весть услыхав,

Так сказал в один из дней:

«Мой смертельный враг Идегей

Убежал от меня, говорят.

Девять знатных моих мужей,

Устрашась, вернулись назад.

В Самарканде сидит Тимир-Шах.

Он мне враг, и я ему враг.

Пусть, отца безродного сын,

Самарканда он властелин,

Пусть он глава двенадцати стран,—

Он для меня не шах и не хан.

Пусть он мнит, что он велик,—

Свой с печатью алой ярлык

Никогда ему не отдам,

Я не подчиняюсь врагам.

Есть у меня Джанбай-мудрец —

Тот, кем гордится мой дворец.

Есть у меня богатырь-смельчак —

Сын Мютана бий Кыпчак.

Есть у меня престол золотой,

Я владею несметной ордой.

Если Шах-Тимир на меня

Снова поведёт свою рать,—

Есть моя мощь, чтоб его покарать!


Мне враги Идегей и Тимир,—

Ни одного из них не боюсь.

Если вступили они в союз,—

Ровней не станут мне вдвоём:

Дом Чингиза — мой древний дом,

От Чингиза веду я свой род.

Если вдвоём пойдут в поход,—

Оба не станут единой страной,

Не сравняются оба со мной,

Оба моих коварных врага!

Идегей — Тимира слуга:

Как перебежчика позабыть?

Здесь у него остался сын,

Отрок по имени Нурадын,—

С этим отроком как поступить?»


А между тем в краю родном

Нурадын мужал с каждым днём.

Отроки, чей предок Чингиз,

Лучшего друга узнали в нём.

Видя, что ростом он высок,

Что, как муж, он в плечах широк,

Джанике, от злости бледна,

И от зависти зелена,

Хану-мужу сказала так:


«Идегей пустился в бега,

Он теперь Тимира слуга.

Здесь его находится сын,

Со знатными водится Нурадын,

Низкий, не почитает тебя,

Ровней ханам считает себя.

На непорочных твоих дочерей,

На Ханеке и Кюнеке,

Зарится он в гордыне своей.

Хвастовство его слышу я,—

Говорит: „Токтамышу я

Отомщу, потому что убил

Деда старого моего,

Свергну я с престола его,

За отца моего отомщу,

Месть мою в войну превращу“».


Токтамыш, повелитель вельмож,

Нурадына позвать приказал,

И пришедшему он сказал:

«Отпрыск бия на бия похож,

Отпрыск хана на хана похож,

Кречетом будет, как и отец,

Кречета незрелый птенец.

Не подчинившись воле моей,

К Шаху-Тимиру бежал Идегей.

Здесь у него остался сын,—

Будет ли он на отца похож,

На Идегея похож Нурадын?»


Так ответствовал Нурадын:

«Хан-господин, эй, хан-господин,

Эй, послушай ты меня!

Жерёбенок похож на коня.

Малый холмик на гору похож.

Отпрыск бия на бия похож.

Кречетом станет птенец в гнезде,

А пока наш хан — Токтамыш,

Будет его народ в беде,

Будет в рабстве жить человек.

Будут похожи на чью судьбу

Судьбы вдов, сирот и калек?

Речь с правителей я начну:

Развалили они страну.

Страна нища, страна слаба,—

На чью похожа её судьба?


На чужбине теперь мой отец,—

На чужом скакуне беглец.

Кобылицу чужую доит,

И чужой у него верблюд,

И чужой вокруг него люд,

От тебя мой отец ушёл,

Места в стране своей не нашёл,

Оборвал родовую нить,

Был он вынужден так поступить,—

На чью похожа его судьба?


Хан-господин, зорче взгляни:

Горький пот потечёт со лба —

Солью станет, дойдя до ступни.

Холод слова до сердца дойдёт,—

Превратится тотчас же в лёд.

Ветер на дерево дохнёт,—

Он макушку его повернёт.

Слово человека согнёт,—

Голову его повернёт.

Так повелось с давнишних пор:

Хвастуну-бедняку — позор,

Хвастуну-богачу — почёт.

Бий кручину раба не поймёт,

Бия кручину хан не поймет.

Хан судьбу бедняка не поймёт,

Недруг тайну врага не поймёт.

Знатный безродного не поймёт,

Сытый голодного не поймёт,

Здоровый больного не поймёт,

Речистый немого не поймёт,

Друга друг не поймёт никогда,

Если речь его другу чужда.

Ценность злата ценитель поймёт,

Ценность мужа властитель поймёт.

То, что знает мудрый старик,

То и познавший дороги постиг!»


И пока говорил Нурадын,

Токтамыш, страны властелин,

То садился, то вставал.

Он Джанбая к себе позвал.

Попросил: «Дай мне совет.

Был у меня Кутлукыя,—

Отрубил ему голову я.

Идегею не отрубил,—

Недальновидным тогда я был,—

Взял я на голову беду.

Вышло так: Идегеем был

Тот, кого я звал: Кубугыл.

Ныне погоню отправлю я,

Беглеца обезглавлю я,—

На голову получил врага.

Жизнь живущему дорога,

Мёртвому страшен Страшный Суд.

Здесь у меня Идегея сын,—

Страшен мне молодой Нурадын.

Посмотри-ка на мой народ:

Сирота, калека, бедняк,

Раб, который бессилен и наг,—

Ненависть в каждом из них живёт.

На Нурадына я покушусь,—

Этой ненависти страшусь.

Ярый мой враг— Тимир-Шах;

Не этот мой враг внушает мне страх.

С ним Идегей вступил в союз; —

Этого Идегея боюсь!

Если я сына его не убью,

Страх обессилит душу мою».


Молвил советник Джанбай в ответ:

«Славный хан, прими мой совет.

Коль Нурадына ты умертвишь,

С местью придёт к тебе Идегей.

Коль Нурадына ты пощадишь,

Смута начнётся в стране твоей.

Нурадына не обезглавь,

Но и в стране его не оставь,

У себя его не держи,

„Поезжай к отцу, — прикажи,—

Доберись к нему жив-здоров“.

Сразу же после этих слов

На стригунка его посади,

В степь-пустыню его проводи:

Не умрёт, — будет жизнь дана,

А умрёт, — не твоя вина».


Так советник Джанбай сказал,

И двенадцать биев своих

Грозный хан Токтамыш призвал:

«Ставший моих писцов главой,

Дел моих знатоком, Байназар!

Родич и сокольничий мой,

С золотым кушаком Кушназар!

Отрока Нурадына сейчас

С головы оденьте до ног.

Ты, беспечный крепыш Алман-бий,

Ты, держащий бердыш Дюрмен-бий,

Дайте копьё, кольчугу, клинок

Отроку Нурадыну сейчас.

С книгой моей описной Карим-бий,

Ведающий казной Умар-бий,

Отроку Нурадыну сейчас

Дайте сбрую, — таков приказ.

Верный мой юрт-бий Янгура,

Честный мой иль-бий Илтирас,

Отроку Нурадыну сейчас

Дайте аргамака-коня,

Но такого, однако, коня,

Чтоб можно было на нём бежать,

Чтоб можно было его догнать».


Услыхав Токтамыша слова,

Байназар, дивана глава,

Ханский сокольничий Кушназар

Принесли Нурадыну в дар

Шубу с рваным воротником,

Без наушников рваный треух.

Нурадыну со злобным смешком

Беспечный крепыш Алман-бий,

Держащий бердыш Дюрмен-бий

Саблю принесли без ножон,

Был топор, топорища лишён.

С книгою описной Карим-бий,

Ведающий казной Умар-бий

Из пеньки подпругу, а плеть —

Из верёвок, что начали тлеть,

Да из лыка седло без стремян,—

Как приказал Токтамыш-хан,

Нурадыну в дар принесли.

Бий Янгура, бий Илтирас

Так исполнили ханский приказ.

Оба направились к табуну,

Жалкую лошадёнку одну

Увидали, вспугнув коней.

Как стебелёк, шея у ней,

Вздулся живот, на тыкву похож,

Грива облеплена репьём,

Жёсткие космы стоят торчком,

Ноги — врозь, копыта — врозь.

Двое биев двинулись вкось,

Окружённые табуном,

Недоуздок из лыка вдвоём

Накинули на лончака,

Янгура, держа в поводу,

Илтирас, толкая слегка,

К Токтамышу его привели.


Так сказал страны властелин:

«Гай, Нурадын, гай, Нурадын,

Да пребудет с тобою Творец!

Не хотел Идегей, твой отец,

Подчиниться воле моей,

Головы своей не склонил,

Убежал от меня Идегей,

Но я жизнь ему сохранил.

Шубу дал, чтоб её надел,

Дал коня, чтоб в другой предел

Ускакал, расстался с ордой.

Сам ты молод, твой конь — худой,

Если ты по безводным степям,

Нурадын, доберёшься к отцу,

То от нас передай салям».


Как садился отрок в седло,

Ханских слуг орава, крича,

«Гай!» и слева, и справа крича,

Жеребёнка толкала зло.

Нурадын покинул Сарай,

По степному поехал песку.

Он ударил по тебеньку,

Мягкой плетью огрел седок

Жеребёнка лоснящийся бок,

Не жалел жеребёнок сил,

И такое ретивый покрыл

Расстояние за три дня,

Что Нурадын оценил коня,—

Понял: жеребёнок свой род

От могучих чубарых ведёт!

Загрузка...