Идегей

ПЕСНЬ ПЯТАЯ

О том, как Идегей убежал к Аксак-Тимиру.

Так Субра стихами сказал…

Повторяя последний стих,

То затихал, то вздыхал

Сбор старейшин седых.

В смятенье пришёл Токтамыш,

Он слова не мог сказать,

Вставал, садился опять…

Люди, что были хороши,

Приняли в тайники души

Слова, что старец произнёс,

Плакали, не скрывая слёз.

Те, что дурной имели нрав,

Старца слова душой не приняв,

Говорили, над старцем смеясь:

«Одряхлел, поглупел старик…

Чушь болтает его язык!»

Тут воскликнул Кин-Джанбай:

«Оказывается, таков

Таинственный Идегей!

Среди множества наших сынов —

Единственный Идегей!

Да будет он вечно здоров —

Воинственный Идегей!

Испытал Идегея хан:

Высок Идегея сан!

Сановники, бии, мурзы!

Мёд прозрачней слезы

Идегею нальём поскорей.

Когда среди нас Идегей

Оказался мужем таким,—

Окажем ему почёт,

Пусть в чаши мёд потечёт:

Досыта напоим!»

Тут зашумел ханский сбор.

Молчавшая до сих пор,

На хана взглянула Джанике

И хану шепнула Джанике:

«Если Идегей не погиб,

Если сын Кутлукыи живёт,

Пусть ему гибелью будет мёд.

За отцом последует он!

Одну чашу с мёдом подай,

Одну чашу с ядом подай,

И пускай отведает он!

Бии твои держат ножи.

Крепче ножи держать прикажи,

Чтобы не выпали из рук,

Чтобы не притупились вдруг!»

Но стоял, средь ближайших слуг,

Тангысын, напрягая слух.

Он подслушал ханши слова.

Глаз прищурив едва-едва,

Тангысын Ангысыну мигнул.

Ангысын головою кивнул,

И кончив на том разговор,

Незаметно вышел во двор.

Чтобы дело пошло верней,

Перерезал он стремена

На приколе стоявших коней.

И чубарого скакуна,

На котором скакал Идегей,

На дорогу вывел потом,

И дворец обогнув на нём,

У наружных сошёл дверей.

Идегею дал он понять:

«Если вздумаешь пировать —

Первым иди, первым уйди.

Ночь у тебя впереди.

На дорогу я вывел коня.

Твой отец бы понял меня!

Ночь пройдёт, чтобы день открыл

Из ястребиных, чёрных крыл

Тебе приготовленный пух.

Таков мой голос, таков мой слух.

Ещё я скажу слова:

У биев остры рукава,

А ты — единственный сын.

Имя моё — Ангысын.

Остальное сам разумей»[40].

Понял его Идегей.

Посмотрел на знатных мужей.

Увидал в концах рукавов

Блеск обнажённых ножей.

Кин-Джанбай выходит вперёд.

Отравленный жёлтый мёд

Преподносит и говорит:

«Ханский отведай саркыт»[41].

И когда он чашу поднёс,

Отрава, что в ней была,

Идегею ударила в нос.

Воскликнул муж Идегей:

«Ай, ай, мне больно до слёз!

Ты окровавил мой нос!»

Зажимая пальцами нос,

Шагнул он через порог,

А там он увидеть мог

Пятнисто-чубарого коня,

Из рода Тулпарова коня,

По имени Тим Чуар.

Не тратил времени Идегей.

Коснулся стремени Идегей.

Нагнувшись, поднял колчан с земли,

И вот уже конь скрылся вдали.

Обернулись, — а всадника нет,

Скакуна теряется след.

Случившееся понял Субра,

Прорицанье своё изрёк,

В песенное слово облёк:

«Вы теперь не ждите добра.

Если шагнул он через порог,

За Идиль убежит он, кажется!

Если от вас убежать он смог,

До Шах-Тимира, чтобы помог,

Скакуна устремит он, кажется!

Если переплывёт через Идиль,

Если вдали поднимет он пыль,

В Самарканд поспешит он, кажется!

Если до Шаха-Тимира дойдёт,

Шаха-Тимира сюда приведёт,

Хан-Сарай разгромит он, кажется!»

И Токтамыш понял тогда,

Какая грозит ему беда,

И позвал он девять мужей,

Приказал им сесть на коней,

Поскакать во весь опор.

Вышли девять биев во двор.

Что же предстало их глазам?

Сёдла валяются тут и там,

Перерезаны стремена.

Как взобраться на скакуна?

Не видят батыры пути:

С какой стороны подойти?

Не знает один, где стать ногой,

На землю сваливается другой,—

И вернулись батыры назад.

Хан Токтамыш, тоской объят,

С горечью сказал певцу:

«Власти я понял истинный вкус.

Принадлежит мне скакун Ак-Буз.

Кто за узду потянет его,

Тот и владельцем станет его,

Тому — его грива, выходит так!

Строили на века мне дворец,

Из благородного камня дворец,

Чтобы пред ним трепетали сердца.

Но основание дворца —

Бессильная ива, выходит так.

Кому понравится Ханеке,

Или красавица Кюжеке,

Или моя жена Джанике, —

С тем ложиться должна Джанике.

Она ведь красива, выходит так!»

Успокоил его Субра:

«Не уедет он далеко.

Ехать одному нелегко.

Даже недели не пробежит.

Дальше Идиля не убежит.

Девять мужей за ним отправь,

Хитрым хитрости прибавь,

Хитрость, великий хан, примени,

Идегея к себе замани,

Идегея ты обезглавь!

Если за Идиль он уйдёт,

Шаха-Тимира он приведёт,

И твою сокрушит он власть.

А разве, хан, на тебя напасть

Эти двое не захотят?

Ай, подумай, не захотят?»

Обуял Токтамыша гнев.

От гнева оледенев,

Крикнул он: «Кин-Джанбай,

Старший в Совете муж,

Хитрость свою обнаружь!

Не ты ли от хана скрыл,

Кто такой Кубугыл?

Не ты ли, двуликий человек,

Устроил ему побег:

Когда ему яду поднёс,

Щелчок ты дал ему в нос,

Намёк ты дал ему, пёс!

Теперь полети на коне

Приведи Идегея ко мне»

Он сказал девяти мужам:

«Эй, девять мужей, девять мужей!

Сядьте вместе с ним на коней!

Идегея перехитрив,

Заманите вы его,

И казните вы его!»

Вот уже слышен ропот мужей:

«Непогрешим один Аллах!»

Вот уже тише топот коней,

Вот уже пыль светлее в степях.

Переправившись через Идиль,

Лёг Идегей на мягкой земле.

Голова его — на седле,

А тело — под ивой густой.

Утомлённые быстрой ездой

Джантимира пять сыновей

Идегею на помощь пришли,

Под котлом огонь развели,

И на отдых они прилегли.

Девять мужей заметили дым.

Поодаль остановясь,

Подъехать близко боясь,

Не смеют речь завести.

Сидит, как сидел, Идегей,

Не боится один девяти.

Приблизился Кин-Джанбай,

К строке приставил строку.

Молвил стихами так,

Крикнул на всём скаку

Через Идиль-реку:

«Вернись, Идегей, вернись!

Поверь ты мне, старику:

Вернись, Идегей, вернись,

Через Идиль-реку!

Жил некогда хан Тунику.

Когда сирота-батыр

Забрал у него престол,

Свой род Кулатай-везир

По дурному пути не повёл,

Вернул престол Тунику.

У него, Идегей, учись.

Вернись, Идегей, вернись,

Переправься через реку!»

Идегей в ответ возразил:

«Чёрная змея, Кин-Джанбай!

Умным, глупец, себя не считай!

Был велик Тунику-хан,

Славой был тридцати стран,

Но степной сирота-батыр,—

Поразил Тимертау мир:

Поднял рабов, поднял сирот,

Поднял он свой татский род,

Разрушил славу Тунику».

Крикнул Джанбай через реку:

«Эй, Идегей, Идегей!

Не основательны мысли твои.

Силы спокойно исчисли свои.

Хану такому, как Токтамыш,

Кто сумеет противостоять?

Где твоя мощь? Где твоя рать?

Вспомни, чем кончил твой отец.

Ждёт и тебя такой конец.

Вернись, Идегей, вернись!

Тебя Токтамыш зовёт.

Твой дом — славный татский род.

Татского рода главой

Тебя назначает хан.

Тебя возвышает хан!

Ханеке — его старшая дочь.

Кюнеке — его младшая дочь.

Обеих возьми, как одну,

С Токтамышем ты породнись.

Вернись, Идегей, вернись!»

Подал свой голос Идегей:

«С куцым умишком Кин-Джанбай!

Умным, глупец, себя не считай!

Эй, ослоухий, не продолжай!

Дальше на брюхе не подползай!

Сорви ты личину с лица.

Я помню кончину отца.

Но славный мой татский род

Девушку мне подберёт,

Что будет моей женой.

Но славный мой татский род

Счастье своё отберёт,

И будет моей страной».

Подал свой голос бий Кин-Джанбай:

«То, что скажу сейчас, узнай.

Месяц, рождаясь, тускло горит.

В пламени битвы гибнет джигит.

Тот не мужчина, кто с битвы бежит:

Он презираем народом своим.

Начал ты бой джигитом лихим,

Зачем же ты бросаешь бой

Зайцем, что беркутом гоним?

Оставив Идиль за собой,

Зачем, как трус, убежал?»

Идегей ему возражал:

«Месяц, рождаясь, тускло горит.

Жаждет битвы смелый джигит.

Если мужество есть в твоей груди,—

Через реку переходи,

Перейдя, излови меня,

Пленником назови меня!»

Подал свой голос Кин-Джанбай:

«С мощной страной вступил ты в бой.

Стань же, как батыр, впереди,

Через реку переходи.

Что ж ты поодаль стоишь?

Что же ты удаль таишь?»

Подал свой голос Идегей:

«Стал я на единственный путь,

И меня с него не свернуть.

Не дам из рук выпасть копью.

Не сниму кольчугу свою.

Войско я соберу в стране —

Встретится с ханским войском в бою.

И когда я пересеку

С грозным войском Идиль-реку,—

Увидит народ, увидит мир:

Кто заяц и кто батыр».

У Кин-Джанбая лицо темно.

Пышной шубы ворсится сукно.

По-иному решил говорить.

Крикнул он вдруг: «Идегей, вернись!

Лучший мой друг, Идегей, вернись!

Хан-владыка тебя зовёт.

С ханом-владыкой примирись,

Эй, вернись, Идегей, вернись!

Эй, вернись, по речной воде,

Поклонись, Идегей, орде,

Великовершинной орде!

Морду коня поверни вспять,

Дом родной найди опять.

Из рук Токтамыша испей,

Мёдом хмельным насладись.

Из рук его дочерей

Отведай густой кумыс.

Вернись, Идегей, вернись!

Коня тебе жалует хан,

Коня дарит Токтамыш,

С губами, как мягкий сафьян,

С ушами, как срезанный камыш,

С копытами, как тустаган[42],

С клыками, растущими, как чеснок,

С четвёркой крылатых ног,

С чёлкой девичьей, густой,

С крепкой уздой золотой!

Парносердый конь молодой

Во время бега ведёт

Следам своим твёрдый счёт,

Уши, как шило, спешит поднять.

Ветру его не догнать.

Он бежит, сокращая путь.

Жиром покрыта львиная грудь.

Тигриный хребет у него,

Соперников нет у него,

Золото — лука седла,

Золото — его удила.

Садись на него, садись,

Вернись, Идегей, вернись!

Хан взывает с болью к тебе.

Даст он шубу соболью тебе.

Золотой воротник на ней,

Рукава — подола длинней,

Из золота — рукава.

Чтобы взглянуть на неё,

Золотом платят сперва.

Надень, Идегей, надень!

Чтоб скакал ты вокруг озёр,

Чтоб следил за добычей взор,

Ястреба хан для взмёта даёт,

Сизого для охоты даёт.

Он верёвочкой прикреплён,

Колокольчика тонок звон.

Взметай, Идегей, взметай!

Чтобы врагов истреблять,

Саблей будешь ты награждён,

Золотая на ней рукоять…

Носи, Идегей, носи!

Будет кольчуга тебе дана,—

Равных ей не видывал свет.

Каждому звену цена —

Тысяча золотых монет:

Надень, Идегей, надень!

Там, где Идиль, там, где Яик,

Тридцать и девять было владык,—

Лишь один Токтамыш велик!

Сколько хочешь возьми кобылиц —

Кобылицы есть у него!

Стань владыкой одной из столиц,—

И столицы есть у него!

Падишахствуй и пей кумыс,

Но вернись, Идегей, вернись!

Сладкогласную Ханеке

И прекрасную Кюнеке,

В жёны тебе даст властелин.

Радуясь той и другой жене,

На правое колено сажай,

Похлопывай по спине,

Страстно целуй, нежно ласкай,

Рука в руке, под сенью плодов,

Беседуйте в прохладе садов,

Люби, Идегей, люби!

Сказал обиду свою Токтамыш,

А ты обиду свою таишь.

К нам, Идегей, приди да скажи:

В чём же твоя обида, скажи?

С ханом помирись, Идегей,

Эй, вернись, вернись, Идегей!»

К берегу подошёл Идегей:

«Я не вернусь, Джанбай, не вернусь,

Я не вернусь по речной воде,

Не поклонюсь я Белой Орде.

Великовершинная Орда

Не увидит меня и тогда,

Когда меня будет гнать беда!

Не вернусь к твоему хану я,

Мёд его пить не стану я!

Дочери у хана цветут,

Нежно, благоуханно цветут,

Многим они по душе пришлись,

Но не нужен мне их кумыс,—

Пусть лучше губы засохнут мои!

Если коня пожалует хан,

С губами, как мягкий сафьян,

С копытами, как тустаган,

С клыками растущими, как чеснок,

С четвёркой крылатых ног,

Что ветра быстрей в пути,

Золото — лука седла,

Золото — его удила,

Я не возьму у него коня,

Даже если пешком идти,

Не станет сил у меня!

Даст мне шубу соболью хан;

Золотой воротник на ней,

Золотые рукава

Чёрного подола длинней,—

Я не надену шубу врага,

Даже когда на затылке моём

Вырастут внезапно рога!

Ястреба хан для взмёта даст

Сизого для охоты даст;

Он верёвочкой прикреплён,

Колокольчика тонок звон —

Не буду скакать я вкруг озёр,

Не буду метать я до тех пор,

Пока не вступлю на родной порог,

Освободив седло от торок.

Саблю мне пожалует хан:

Золотая на ней рукоять,—

Даже когда согнётся мой стан,

Саблю не стану я надевать!

Будет мне кольчуга дана,

Равных ей не видывал свет,—

Каждому звену цена —

Тысяча золотых монет,—

Не надену её никогда!

Выделит мне кобылицу хан,—

Если бы губы мои запеклись,

Пить я не стал бы её кумыс!

Выделит мне столицу хан,—

В ней падишахом не буду я:

Сам столицу добуду я!

Если хан мне даст жену —

Сладкогласную Ханеке

Или прекрасную Кюнеке,

Если обеих даст, как одну,—

Справа не буду сажать от себя!

Звонко смеясь, подругу любя,

Рука в руке, под сенью плодов,

Беседовать в прохладе садов

Не стану я, не стану я!

К твоему несравненному хану я

Не поверну своего коня!

Пусть он в обиде на меня,

А моей обиды слова

Скажет моя стрела сперва.

Не скажет стрела — не скажут уста,

Я в этом тебе клянусь.

Мужчиной сел я на коня.

Как женщина — не вернусь!

Поплыть хочу — река моя где?

Пойти захочу — земля моя где?

Взлететь захочу — а крылья где?

Пристанище от насилья где?

Захочу улыбнуться — грустно мне!

Захочу повернуться — тесно мне!

Идиль у меня позади,

А цель у меня впереди,

Я ушёл, не сверну с пути.

К Тимиру хочу я прийти.

Если Тимир вручит мне рать,

Чтобы я мог во главе её стать,

Если снабдит обильно меня,

Вооружит он сильно меня,—

Я тогда приравняю Идиль

К развороченному песку.

Переправлюсь через реку.

Отомщу я своим врагам:

Токтамыша я покорю,

Брошу его к своим ногам».

Подал свой голос Кин-Джанбай:

«Эй, вернись, Идегей, вернись,

Айтулы свою приласкай!

Дочь Ал-Гумера она,

А лицо Айтулы — луна[43].

Затоскует, пожелтеет она,

Одиноко постареет она,

Завянет она от горьких слёз!

Пока не ударил мороз,

Вернись, молодой джигит,

Узнай, что она говорит».

Тут сказал Идегей:

«Не поверну я коня вспять,

Айтулы не буду ласкать.

Пусть одиноко стареет она,

Тоскует и желтеет она,—

Мне до этого дела нет.

Что мне сказать сумеет она?

Мне до этого дела нет!

Ты очень хитёр, однако, Джанбай,

Советник Джанбай, собака Джанбай!

Кричишь ты, подальше отойдя.

Послушай, поближе подойдя!

Отца твоего вспомнить хочу.

Был он всегда рабом богачу,

Дающему был он слугой.

А ты, Джанбай, человек такой:

Мерзкий ты человек!

Ты сын — дающему всласть,

Ты раб — имущему власть.

Ты презренной матери сын:

Кто был богат, — её господин!

Не открывай глаза: проколю.

Не говори: язык отрублю!

Головню я воткну тебе в рот!

Где твоя слава, свиньи приплод!

Над девятью — Токтамыш властелин.

Девять вас, а я один,

Девять вас, девять храбрых мужей.

Девять мужей — любо смотреть.

Но подойдёшь — о жизни забудь:

Шеи твоей коснётся плеть,

Кровью истечёт твоя грудь.

Если свой не закончу путь,

Не проеду в просторных степях,

Если меня покинет Аллах,

Тимир не станет мне помогать,

Не подчинит мне сильную рать,

Если по холмам сорока

Не поведу свои войска,

Если не прискачу на коне

К досточтимой ногайской стране,

Если свой не исполню долг,

Если не завою, как волк,

Если не изогнусь, как хорёк,

Там, где нугайской страны порог,

Зычного голоса не подам,

Если не прикажу табунам,

Чтобы слушались только меня,

Если не оседлаю коня,

Что сильнее всех остальных,

Если двух запасных гнедых,

Неосёдланных, не уведу,

Если столицу-орду,

Дверь серебряную её,

Не откроет и не проткнёт

Сабли булатной моей остриё,

Если я, разрубив их сперва,

Юрты не превращу в дрова,

Если прекрасную Ханэке

И сладкогласную Кюнеке

Не приведу я в свой покой,

Их не буду на ложе ласкать,

Если не буду я управлять

Девяностоглавой ордой,

Если не запрещу продавать

В рабство наших малых детей,

Если не стану опорой людей,

Если в пустыне, где долог зной,

На пути — в сорок дней длиной,

Вырыть колодцы не прикажу,

Если не будут построены мной

Сорок ямов на шири степной,

Если слово сдержать не смогу,

Если не отомщу врагу

И дело моё засохнет навек,—

Пусть тогда заглохнет навек

Имя, данное мне: Идегей!

Помни: я — это я.

Вот тебе речь моя:

Другу всегда огонь зажгу,

Но не зажгу огня врагу.

Трусу, противному мне,

Ездить не дам на коне.

Имени отца не узнав,

Сыну я не скажу: салям!

Не узнав, кто он сам, еды не дам.

Я — кречет из горных гнёзд.

Через горы взлечу до звёзд.

Я — дикий конь из степной глуши.

Ты не знаешь моей души:

Я отроду — вот мой закон —

Подчиняться не приучен!

Даже в путах, даже в петле,

Я свободно пройду по земле!

Я крепче дуба, выше сосны:

Мне гром и буря не страшны.

Я — не погибающая ветвь.

Я — не умирающая ветвь.

Привязали к колу скакуна,—

Норов горяч, а стать сильна,—

Этот кол я наземь свалил!

Ворот кольчуги — золотой.

Я кольчугу за ворот схватил

И порвал, и в пыль превратил!

Я для свершенья ратных дел

Непробиваемый панцирь надел.

Будут губить — не погубят меня,

Будут рубить — не порубят меня!

Вечно буду я жить.

На верблюда меня положить —

Не потянет меня верблюд.

Мой вес, попробуй, найди.

Батманы ты не клади,

Не взвесишь — напрасный труд,

Силы пустой размен!

Только один безмен

Скажет мой точный вес!

Много склонил я к земле голов,

Много я сотворил чудес,

Больше не буду тратить слов,

Где слово для похвалы возьму?

Похвалиться, как славен я?

Чингизу древнему самому,

Чингизу древнему равен я!»