Если читатель внимательно читал эту книгу, то, вероятно, помнит о том примере послушания, о котором отец Порфирий мне рассказал, желая дать понять, что существует крайнее послушание. Но я все-таки сомневался в реальности этого происшествия.
Напомню вам об одном ворчливом старике аскете, который жил на Святой Горе и у которого ни один из послушников не мог продержаться более двух-трех дней. Когда же отец Порфирий пытался послужить ему, старый монах отправил его обратно, указав при этом на окно. И Батюшка, не теряя времени, выпрыгнул через окно!
В этот рассказ — да простит мне блаженный Старец! — я никогда не мог поверить. Не потому, что сомневался в его искренности — я далек от такого рода подозрений, — просто я не мог себе представить, чтобы Батюшка выпрыгнул в окно, проявляя крайнее послушание выжившему из ума старцу, который измучил всех его предшественников.
Мне это казалось чем-то абсолютно бессмысленным и в то же время недопустимым! Но Господь, так же любивший Батюшку, как и он возлюбил Его, не хотел, чтобы этот батюшкин поступок, совершенный им по послушанию, оставался тайным.
Много лет спустя, а именно в 1978 году, я сподобился увидеть, как Батюшка точно так же выпрыгнул из окна, с одной лишь разницей, что этот случай произошел не на Святой Горе, а в Афинах. И сделал он это не для того странного аскета-святогорца, но ради меня, маловера! Именно ради меня!
Хорошо помню: это был воскресный день 1978 года. Я поехал вместе с семьей навестить Батюшку и провести, как обычно, вместе с ним весь день. Когда мы приехали, там было столько народу, что мы едва могли подойти к нему и получить благословение. Я, правда, успел сказать, что мне очень нужно его видеть, крайне нужно! То же самое сказал и Батюшка, ибо он тоже хотел со мной поговорить.
Значит, надо было подождать, пока разойдется народ, и я хоть раз в жизни должен был проявить послушание. Однако народ все прибывал и прибывал. Между тем приближалось время обеда. После обеда Батюшке необходимо было отдохнуть по совету лечащих врачей, так как совсем недавно он перенес первый инфаркт.
И в самом деле, отец Порфирий распорядился, чтобы все, кто приехал в скит, подошли к нему под благословение, затем пообедал и прилег отдохнуть, а одна из сестер заперла его в келье, которая тогда находилась на первом этаже. Ключ она унесла с собой, так как нередко Батюшку беспокоили даже в часы его короткого отдыха.
Жена с нашим десятимесячным ребенком отправилась погулять в лес, а я закрылся в своей машине, которую припарковал около кельи Батюшки под громадной сосной, чтобы получше укрыться в ее тени, так как солнце сильно припекало. Там я ждал, когда проснется Батюшка, чтобы его сразу встретить и успеть поговорить по поводу беспокоившей меня проблемы.
А проблема состояла в том, что моя служебная карьера требовала перехода на работу в область. При этом руководство не желало принимать в расчет ни мое семейное положение, ни сложности со здоровьем. Как известно, любое перемещение по службе создает проблемы даже там, где их нет. А уж если они есть, то начинают разрастаться, что и имело место в моем случае.
Итак, я сидел в машине и напряженно ждал, когда же проснется Батюшка. Мысленно я уже невольно осуждал… отца Порфирия за то, что он так долго не просыпается и этим продлевает мои мучения.
Вдруг вижу: отодвигается занавеска на окне в келье Батюшки, распахивается створка окна, оттуда выпрыгивает отец Порфирий и быстрыми шагами направляется ко мне. Видно было, что он очень сердит. Я оцепенел. Подойдя к моей машине, Батюшка начал с силой стучать в окно и громовым голосом требовать, чтобы я вышел.
- Ты чего заперся внутри, словно после родов, и не даешь мне поспать? Ты для того сюда приехал, чтобы запереться внутри машины? Сходи-ка прогуляйся в лесу да подыши свежим воздухом, чтобы легкие твои очистились и кровь прилила к мозгам. Пользуйся тем, что ты сейчас далеко от Афин, с их удушливым грязным воздухом, который настолько вреден человеческому организму, что больницы переполнены раковыми, сердечными и психическими больными! Походи по лесу да посмотри, как мудро создал Господь этот мир! Пойди, подивись величию природы, взгляни на холмы, поляны, лесные ущелья, горы и оцени их совершенство и мудрость их Творца. Разве ни о чем не говорит тебе гармония, разлитая в природе?!
Я вот старик, больной, однако два-три часа в день хожу, причем быстро. Вот вчера ходил больше трех часов по лесу, меня уже искать собирались. Сегодня, конечно, болят ноги, потому что я был нездоров и не выходил несколько дней, однако я не сдаюсь, потому что знаю, что ходьба полезна для моего сердца, и ты должен знать, что ходьба — лучшее упражнение для сердца. Более того, при ходьбе улучшается работа не только сердца, но и всего человеческого организма, и нервная система приходит в равновесие. А ты тут сидишь столько времени, запершись в машине, и плачешься на свою судьбу, беспокоишь меня, не даешь мне поспать.
- Когда я вас беспокоил, Батюшка? Столько часов сидя в машине, я даже рта не раскрывал! Зачем вы все это мне говорите и огорчаете меня? Разве не довольно с меня других расстройств?
- Не знаю, о чем ты говоришь! Я знаю одно, что ты столько времени меня беспокоишь. Ты постоянно твердишь: "Когда же он проснется? Он все еще спит?". Какой сон? Разве ты дал мне поспать хоть минутку? Ты меня замучил. И не говори, что я тебя расстроил. Господь меня просветил прийти к тебе и сказать об этом, а поскольку дверь моей кельи была заперта, я был вынужден выпрыгнуть в окно, чтобы прийти к тебе. У меня не хватило терпения дождаться, когда откроют дверь, потому что я должен был сию же минуту все тебе сказать! Вот Господь меня и просветил! Ты меня очень расстроил! Поэтому я больше тебя не люблю! Уходи и не возвращайся!
Языком, как известно, можно убить человека, а в устах святого Батюшки такие слова звучали просто убийственно. И это те уста, которые всегда произносили слова сострадания и жалости всем, кто в них нуждался!
Дело приняло серьезный оборот: отец Порфирий не мог остановиться и продолжал сыпать свои безжалостные "обвинения" в мой адрес еще очень долго. Меня спасало то, что, пережив шок от его последней фразы, я пришел в такое замешательство, что уже не понимал его слов. Он все говорил и говорил, а я все слушал. Диалога, в сущности, не было.
Совершенно не помню, в чем он меня обвинял. Помню только, что был он очень жёсток по отношению ко мне, он просто кипел от возмущения! Однако уважение и любовь к Батюшке запечатали мои уста, и я терпел, не сказав ни слова в свою защиту.
И еще помню, что, проходя вместе со мной по саду скита, который не был еще приведен в порядок, он с силой выдирал встречавшиеся сорняки, несмотря на заграждения, которые недавно были поставлены, желая таким образом показать мне, что работа и движение не только не вредят, но даже необходимы для поддержания здоровья.
И каждую мою попытку воспрепятствовать ему в этой "работе" он резко обрывал, говоря: "Когда имеешь Бога, то ничего не страшно!". И еще: "Тот, кто боится упасть, всегда плетется в хвосте!".
Уже солнце клонилось к закату, а отец Порфирий все продолжал читать мне нотации на ходу, пока мы не дошли до огромной сгоревшей сосны. Кто-то срубил часть дерева, а остальное оставил до следующего дня. Рядом лежал и топор. Как только Батюшка увидел топор, он взял его в руки и начал рубить это огромное дерево.
Тут уж я не выдержал! Я вырвал топор из его рук и закричал:
- Что вы делаете? Вы хотите покончить жизнь самоубийством?
Отец Порфирий не сопротивлялся, как я того ожидал. Он сел на обрубок дерева и внимательно и с большим любопытством стал меня разглядывать, потому что, как он позже мне признался, он никак не ожидал, что я с такой легкостью смогу вырвать из его рук столь острое и опасное оружие. Конечно, он не знал, что уже в раннем детстве я много занимался рубкой леса, обеспечивая дровами всю нашу деревню.
Я начал очень быстро, еще не остыв от полученного ужасного "нагоняя", орудовать топором, пока не срубил остатки дерева и не разрубил их на части. Отец Порфирий был очень доволен результатами моей работы, в которую вылились весь мой эгоизм и самолюбие. В любом случае мне нужна была разрядка, чтобы выйти из того ужасного состояния, в котором я тогда находился.
Батюшка встал, подошел ко мне и сказал:
- Смотри-ка, у тебя, оказывается, большие способности! Только ты, к сожалению, не хочешь их использовать. Так прекрасно нарубленных дров и так хорошо уложенных я еще никогда не видел. Даже самый лучший дровосек так бы не сделал. Это как раз то, что нужно для моей печки. Да ты и в самом деле способен на все! Только не делаешь того, чего тебе не хочется. Вот почему я так плохо с тобой говорил. Я хотел, чтобы ты обрел свое прежнее состояние, освободившись от груза проблем. У меня не было другого выхода. Так меня просветил Господь! Я вижу, что ты "сложил оружие". И конечно, не вовремя! Разумеется, я тебя очень расстроил, знаю. Но я расстроился из-за тебя еще больше, и, как ты знаешь, я ведь очень болен. Чего ты хочешь от меня? Ты хочешь, чтобы я умер? Почему ты не отвечаешь? Я тебя спрашиваю! Ты хочешь, чтобы я умер?..
Я молчал.
- Уже темнеет. Прекрати работу, не то поранишь себя. Скажи правду, что ты сделал с крестом, который я тебе дал? Разве я тебе не говорил, чтобы он всегда был с тобой? Я сам его сделал. Своими руками. Дал тебе. Знаешь ли ты, что это за крест? Я так долго держал его на Святом Гробе Господнем! И столь же долго — на Честном Животворящем Кресте! Я тебе говорил, чтобы ты каждый раз, когда идешь ко мне, показывал мне его. Дай-ка я на него посмотрю.
Молча я извлек крест из кармана и показал ему. Он взял его, перекрестился, поцеловал и вернул мне.
Крест этот имеет свою историю. Когда меня перевели на работу в область, мне сообщили об этом телеграммой. В результате я вынужден был немедленно выехать, не успев сообщить об этом Батюшке (у него в то время не было телефона). Когда через месяц я вернулся в Афины, я стал искать Батюшку, но напрасно! Мне сообщили, что с ним случился инфаркт и после недолгого пребывания в больнице он поселился в доме у друзей, которые за ним ухаживают. Адрес этого дома от меня тщательно скрывали.
После того как, приложив сверхчеловеческие усилия, мне все же удалось отыскать отца Порфирия за пределами Афин, я вынужден был ему все рассказать на исповеди, которая длилась достаточно долго. Исповедовал он меня в лесу.
- Когда и кому я говорил, чтобы меня от тебя скрывали, дитя мое? Видишь ли, мои духовные чада делают все по своему усмотрению. И плохо делают, отчего страдают другие мои духовные дети. А сейчас подойди ко мне, я прочту над тобой молитву, и все будет хорошо.
Потом Батюшка сказал:
- Дай-ка мне ту вещицу, которую тебе кто-то подарил.
Я ему отдал. Он многократно начал крестить ее, шепча какую-то молитву, а потом с силой бросил в лес.
- Теперь возьми вот этот крест, и он будет тебя хранить. И смотри не потеряй его. Каждый раз, когда будешь у меня, ты мне его показывай. Ты слышишь?
И действительно, всякий раз он просил показывать ему крест! То же было и при нашей последней встрече, прежде чем Батюшка совершил свое последнее путешествие в вечность. Теперь у меня нет необходимости показывать ему крест… Он его видит оттуда сам!