Идеже хощет Бог. Жизнь и чудеса старца Порфирия

НОЧНОЙ ВИЗИТ

Многие, знавшие отца Порфирия, были убеждены в том, что я — его любимое духовное чадо. И действительно, нас с Батюшкой связывало многолетнее знакомство. Мы с ним встречались несчетное количество раз и подолгу беседовали, и так было на протяжении многих лет.

Однако у меня свой взгляд на этот вопрос. Я знаю, что Батюшка меня очень любил, но ничуть не сильнее, чем я его. Я согласен с тем, что он был ко мне очень внимателен и я пользовался его особым ко мне расположением, но я категорически отрицаю, что был его любимчиком. Скорее, я был самым трудновоспитуемым его чадом. Эксплуатируя его любовь, я злоупотреблял его добротой и очень потребительски к ней относился. Да простит он меня за это!

Кроме того, Батюшка не разделял своих чад на любимчиков и не любимчиков: он всех одинаково любил!

Другое дело, что мы все без исключения — и я первый — пытались заполучить… место Иоанна! Какого Иоанна? Да того ученика Иисуса, Иоанна Богослова, которого "Он любил"!

И, разумеется, одно дело — мечтать или горячо желать чего-то, а другое — то, что нам реально удается и что мы в конце концов получаем.

Таким образом, все мои помыслы и мечты были направлены на то, чтобы занять "место Иоанна" возле отца Порфирия. И так продолжалось ровно до того момента, когда блаженный Старец выпрыгнул из окна своей кельи в скиту, для того чтобы сказать мне то самое ужасное и незабываемое: "Уходи! И больше не возвращайся! Я тебя не люблю!".

После этого многое изменилось — ведь известно: кто был первым, будет последним, а последний — первым! Счастливым стал кто-то другой.

С того самого момента борьба за "первое место", как бы мы сказали, сменилась борьбой за сохранение звания духовного чада отца Порфирия. Ведь он ясно тогда сказал: "Убирайся и больше не приходи". То есть прогоняет не временно, но навсегда! Он как бы говорит: "Я не желаю тебя больше видеть!". И объясняет почему. Потому что не любит! Очень жесткая постановка вопроса. Поэтому и принять ее было чрезвычайно трудно, ибо приказ исходил не от кого-нибудь, а от отца Порфирия, от святого человека!

Будь это мой родственник или друг, я бы легче ему противостоял или же дал соответствующий отпор, так как я с детства научился угощать каждого из той же чаши, из которой угощают меня[39]! Но как защищаться здесь и что при этом делать? Положение мое было не из легких.

Я решил испить эту горькую чашу до дна и потому отвечал молчанием, но оно, однако, говорило о многом. Очень о многом! И лучше всяких слов!

Итак, в тот злополучный день, погрузившись в молчание, переполненный чувствами печали, боли и гнева, я выехал поздно вечером из скита и вернулся в Афины. Как я тогда добрался до дома и в котором часу, лучше не спрашивать…

Фактически с того дня мои "дипломатические отношения" с Батюшкой прервались! Никакого контакта. Ни по телефону, ни в обычной общей с ним молитве! "Сущий албанец", как привык называть меня Батюшка, хотя и не верил в это.

С того дня я сам вынужден был действовать, вступив в борьбу за преодоление свалившихся на меня трудностей, связанных с моим переводом по службе. Поэтому я немедленно воспользовался положенным мне отпуском, чтобы попытаться разрешить их так, как мне это представлялось.

Но, увы, вдали от Бога и, конечно же, без молитв и предстательства Батюшки перед Господом решение не находилось. Так проходили дни и ночи, и все оставалось по-прежнему. Зато препятствий было предостаточно! Казалось, все двери для меня закрылись! В результате этих нервных потрясений у меня началась бессонница. К счастью, все тяготы мы делили вместе с женой, но с каждым днем положение наше только осложнялось.

Как-то раз, в одну из таких бессонных ночей, когда стрелки часов показывали далеко за три, жена, совершенно измучившись, наконец заснула. Заметив, что она спит, я внутренне высказал в ее адрес те слова, которые когда-то сказал Иисус Своим спящим ученикам на горе Елеонской, вернувшись после молитвы. Он просил их бодрствовать вместе с Ним!.. Но, с другой стороны, сколько же она могла терпеть? Она столько выстрадала вместе со мной! Как сказал Господь, дух бодр, плоть же немощна[40].

Это последнее разочарование убедило меня наконец, что наступило время… возвращения "блудного сына". Иначе говоря, я должен вернуться к своему духовному отцу, к отцу Порфирию!

Но как вернуться чаду к отцу, который его прогнал самым жестоким образом и к тому же не желал его возвращения, заявив, что он его не любит? Однако другого выхода не было. Поэтому, уповая на батюшкино великодушие, которым я столько пользовался, я решил "рискнуть" вернуться к нему, надеясь, что и Господь Бог не оставит меня на пути моего подлинного покаяния.

Я начал с того, что стал призывать на помощь отца Порфирия, как он меня учил когда-то, в самом начале нашего знакомства. И — о чудо! — известие было принято! И ответ был незамедлительным! Мгновенным! Еще прежде чем я успел высказать свою просьбу, он поспешил ее исполнить! Он пришел ко мне немедленно, на деле проявив свою любовь, несмотря на то что сам в тот злосчастный день отрицал ее.

Он начал гладить мои руки и голову. Движения его рук спускались ото лба вниз, к основанию черепа. Они были такими безыскусными и мягкими, что напоминали ласку маленького ребенка, доставляя мне несказанную радость, упоение и счастье! В абсолютной тишине ночи я ощущал шелест моих волос, ниспадающих после батюшкиного поглаживания.

Я был совершенно неподвижен, боясь потерять эту тихую радость, это божественное объятие. Так продолжалось некоторое время. Придя в себя, я испугался. Внезапно меня охватил страх, и в тот же момент поглаживание прекратилось. В поисках объяснения происшедшего я было обратился к жене, но она спала глубоким сном, и, несмотря на все усилия, разбудить ее мне не удалось. Между тем напавший на меня страх перешел в панику!

Вообразите себя на моем месте и представьте, что две невидимые руки ласкают вашу голову в ночной тишине, и вы поймете, каково было мне тогда.

Вдруг перед моим мысленным взором возник образ отца Порфирия — точно такой, каким я его видел в последний раз. И как ни странно, я внезапно успокоился. Все исчезло в мгновение ока! Страх сменился тишиной, покоем и радостью!

Остаток этой святой ночи, когда Батюшка посетил мой дом, я провел радостный и успокоенный. А ведь это я задумал прийти к нему, но, как говорится, "если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету"… Наконец я окончательно пришел в себя, осознав, как глубоко был не прав по отношению к Батюшке, осуждая его в мыслях и в тот злополучный день, и во все последующие дни.

Где-то в глубине души я понимал, что не мог Батюшка вот так, в одну минуту, вычеркнуть меня из своего сердца, да еще по той причине, что я его "беспокоил" не словом или делом, но просто мыслью! Это было бы в высшей степени несправедливо! Если Иисус не отринул Своего ученика Петра, который трижды от Него отрекся в одну ночь, так мог ли Батюшка отказаться от меня только потому, что я его мысленно "побеспокоил"?

Господь не только не отринул Петра, но и поспешил к нему на помощь, когда тот находился в отчаянии после своего отречения. Скажите ученикам и Петру[41],- были его слова.

Так и Батюшка своим ночным визитом хотел уберечь меня от отчаяния и сомнения в том, смогу ли я оставаться его духовным чадом. Верю, уповаю и надеюсь, что он меня простил, несмотря на то что я столько огорчал его, сам того не желая.