Идеже хощет Бог. Жизнь и чудеса старца Порфирия

БАТЮШКА "НАБЛЮДАЕТ" ЗА НАШИМИ МОЛИТВАМИ

В письме-завещании, которое отец Порфирий оставил своим духовным чадам, он дважды обращается к теме молитвы. Он пишет: "Я очень много молился, когда мне было двенадцать — пятнадцать лет, — и далее, обращаясь ко всем нам, увещевает нас: — Прошу всех, кто меня знал, молиться обо мне, ибо и я, когда был в силах, смиренно возносил молитвы о вас к Богу… и своим духовным чадам я всегда желал, чтобы они любили Бога, Который есть все…".

Эти строки свидетельствуют о том, что Батюшка молился, и, конечно, очень много молился! И молился он не только за себя, но главным образом за других, особенно за своих духовных чад, дабы они сподобились войти в нерукотворный Храм Божий!

То, что Батюшка очень много молился, я могу утверждать с полной уверенностью, так как долгое время провел рядом с ним, многое видел и знаю. Сама его жизнь была непрестанной молитвой! Он молился в церкви, молился в дороге, молился дома — всюду и всегда.

Отец Порфирий был прежде всего делателем непрестанной молитвы. И главное, его молитвы всегда были о других и почти никогда о себе. Если он что-то просил у Господа, то просил для чад своих духовных, молился обо всем мире. "И в особенности, — говорил Батюшка, — я молился о тех, кто просил меня молиться о них".

Для себя же самого он просил только одного — спасения души. Ничего другого! Даже когда он тяжко страдал от многочисленных болезней, которые годами его мучили, он никогда не нарушал этого правила. Никогда, ни разу он не попросил Бога исцелить его, потому что, по его убеждению, "болезнь есть Божие посещение!". И горе тому, кого она не посетит! Такой человек уже здесь, на земле, погиб, потому что здоровому, так же как и богатому, далеко до Царствия Небесного. И богатый, и здоровый имеют равные возможности быть не принятыми в райские обители, оказаться вне чертога брачного.

- Молитесь обо мне, — говорил он нам, — потому что я — великий грешник и не могу сам поднять все бремя моих беззаконий и тяжких недугов. Просите Бога, чтобы Он смилостивился надо мной и поддержал меня.

Однажды, войдя к отцу Порфирию, я увидел, как тяжко он страдает: он был не в состоянии ни поздороваться со мной, ни вытереть пот, от сильной боли градом катившийся с его святого чела. Тогда я сказал ему:

- Вы, Батюшка, совершили столько чудес! Вы излечили столько неизлечимых недугов, как мне известно, даже рак! Вы имеете такое великое дерзновение перед Богом, что сомневаюсь, чтобы кто-либо другой на земле имел такое же дерзновение. Почему же вы не используете его и не попросите у Бога, чтобы Он избавил вас от этих мучений?

- Этого, чадо мое, я никогда не сделаю!

- Но почему? Вы же не просите о чем-то плохом?

- Потому что я не хочу принуждать Бога!

Ответ отца Порфирия меня удивил и совершенно обезоружил. Я молча продолжал сидеть около него, чтобы как-то его поддержать в эти трудные минуты. Наблюдая за ним, я видел, как спокойно и терпеливо отец Порфирий переносил свою болезнь.

За все время этого тяжелейшего для него испытания я не услышал из его уст ни слова ропота, протеста или просьбы, ничего такого, что имело бы отношение к болезни и выражало бы его недовольство столь суровым обращением с ним со стороны Господа Иисуса. Наоборот, несчетное количество раз этот святой человек, насколько улавливал мой слух, повторял лишь два дорогих ему слова: "Иисусе мой! Иисусе мой! Иисусе мой!".

Сладость, печаль и боль, соединившиеся в этих двух словах, разрывали мое сердце! Казалось, что в эти тягостные часы Батюшка прилагал все усилия, дабы убедить Господа не избавлять его от болей и болезней, но только дать ему силы их перенести, укрепить его. И в конце концов это ему удавалось, как удавалось всякий раз, когда он оказывался в трудных ситуациях.

Вообще отец Порфирий встречал все трудности, предаваясь усиленным молитвам. То же он советовал и нам, своим духовным чадам. Обмануть его было невозможно. Он сразу же все понимал. Батюшка имел дар Божий не только на расстоянии "следить" за нашими молитвами, но и знал, о чем мы молились! Словом, мы находились под полным его контролем.

Сколько раз он рассказывал мне, о чем я молился накануне, оставляя меня в безмолвном удивлении. Сколько раз он одергивал меня, когда я не следовал его указаниям, что бывало нередко: "Я тебе говорил: не принуждай Господа своими молитвами. Ты еще будешь указывать Богу?! Разве Он не знает, что нужно делать, а что нет?!".

Или же: "Не занимай Бога мелочами — пусть идут своим чередом. Пусть будет так, как хочет Он, а не как хотим мы".

Однажды он опять сказал:

- С чем это ты обращался к Богу вчера вечером? Разве я тебе не говорил — предоставь Богу делать Свое дело? Неужели ты думаешь, что Он не знает твоих проблем? Или ты знаешь их лучше, чем Он? А может быть, ты думаешь, что лучше Бога знаешь, что полезней для твоей души?

Таким образом, каждый из нас находился под контролем Батюшки даже во время молитвы. Поэтому, чтобы избежать частых замечаний, я однажды попросил его объяснить мне, как правильно молиться, и, если это возможно, рассказать, как молится он сам. Ответ был незамедлительным и исчерпывающим.

- Может, ты молитву считаешь едой, которую предлагают по твоему заказу? Или лекарством, которое выдается по рецепту? Я тебе говорил, что просить следует только об одном — о спасении души. Просить наследования вечного Царствия Небесного. Вот о чем можно просить! Все же остальное предоставь на суд Божий. Еще раз напомню тебе евангельские слова: просите прежде Царствия Божия, все остальное приложится вам[45]. Разве этого тебе недостаточно? Если тебя это не удовлетворяет, ограничься умной молитвой.

Для меня молитва "Господи Иисусе Христе, помилуй мя" вполне достаточна и исчерпывающа. И конечно же, она значит больше, чем все остальные молитвы. Надобно лишь произносить ее с глубокой верой и преданностью воле Божией, как бы перед тобой был Сам распятый Иисус.

И еще. Когда ты творишь эту молитву, ум свой обрати сюда, ко мне. Я же восприму твою мысль и буду молиться вместе с тобой за тебя. Это самое лучшее. И именно так я советую тебе делать.

- Да, Батюшка, но вы не говорите, что правильно.

- Я-то говорю, что правильно. Это ты понимаешь неправильно. И знаешь почему? Потому что ты отделяешь себя от других. Вот это как раз и неправильно. Так же, как мы любим самих себя, мы должны любить ближнего. Я люблю всех, весь мир, как самого себя. Поэтому я не вижу причины, почему бы мне не произносить: "Господи Иисусе Христе, помилуй нас", а не "помилуй меня". Потому что и я, и весь мир суть едины. Вот и ты произноси: "помилуй нас".

- Но ведь дело не только в этом. Не хватает чего-то…

- Чего же тебе не хватает такого, о чем тебе известно, а мне нет?

- Мне не хватает слов "Сыне Божий".

- Почему? Разве тебе известны многие сыновья, которые есть у Бога? Ведь это подразумевается. Один Сын у Бога, Единородный, Иисус Христос. Так же как един Отец и един Дух Святый. Едина Святая Троица! Где ты нашел "сыновей"?

- Да, Батюшка, един Сын Божий, это факт. Но в заповедях блаженств говорится: Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся[46]…

- "Нарекутся", говорит, то есть будут называться. Это не значит, что они станут сынами Божиими. Держись подальше от таких мыслей. Ты молись так, как я тебе говорю. А я, как всегда, буду следить за твоими молитвами и участвовать в них.

О, если бы и теперь он молился вместе с нами там, где он находится, — на небесах!