Игрушечный мир. Отдохнем по-взрослому

Глава 28. Скоростной спуск

За последующие сорок минут я продвинулся километра на три. Шел хотя и осторожно, но ходко. А потом начались проблемы. В виде вставшего на пути ледопада. Этакая мешанина трещин-разломов вперемешку с сераками, кальгоспорами и прочими, хм, торосами. Честно говоря, до сих пор точно не знаю, как они правильно называются. Но независимо от названия петлять между ними – врагу не пожелаешь! Впрочем, на первый взгляд, вся эта хрень казалась вполне проходимой. Однако, как вскоре выяснилось, ошибся я. Очень сильно ошибся. На первые двести метров ледяных скал ушло почти полчаса. А затем пришлось возвращаться назад – слишком уж длинная и широкая трещина поперек «тропы» пролегла, да еще и с отрицательным уклоном. Задница, короче – драгоценное время утекало сквозь пальцы, а как его обмануть, я не представлял. Впрочем, поразмыслив минуту-другую, решил всё же попытать счастья на новом участке, то бишь попробовать пройти левее и, если повезет, обогнуть к чертовой матери всю эту ледовую мешанину.

Увы, не повезло. Ледопад всё не кончался и не кончался. В итоге захотелось попросту выругаться самыми грязными словами и, плюнув на всё, подать-таки сигнал о помощи.

С искушением я боролся целых тридцать секунд. Тридцать долгих секунд. И справился, в конечном счете, убрав передатчик и достав бинокль с антибликовым покрытием. После чего забрался на один из столбов и внимательно осмотрел окрестности…

«Мать! Мать! Мать!» – нашлось, кажется, решение всех проблем. По крайней мере, именно так мне почудилось в тот момент, когда в окулярах оптического прибора мелькнул не видимый ранее язык ледника, спускающийся почти к самой реке – желанной цели моего «путешествия». И это был не просто язык. Больше всего он напоминал окаймленное снежными валами русло ручья, стекающего в предгорья. Начинающегося из какого-то разлома на ближнем краю ледопада всего-то в трех сотнях метров от моего нынешнего месторасположения. «Ну что, рискнем? Рискнем. Попытка не пытка».

Потратив еще полчаса, я добрался наконец до истока. «Ручей» представлял собой гладкую ледяную ложбину, по дну которой и впрямь струилась вода. Эта своеобразная «водная горка» тянулась вниз километра на три-четыре, изгибаясь время от времени и оканчиваясь крутым виражом, уходящим куда-то за приречный лесочек. Теперь следовало просто решить, как воспользоваться неожиданным природным подарком. То ли аккуратно спуститься вдоль кромки, пешим, так сказать, ходом, то ли…

М-да, видимо, в каждом нормальном мужике лет до сорока, а то и больше, живет мальчишка. Всегда готовый к авантюрам в духе «а слабó мне… спрыгнуть с сарая, нырнуть в омут, с горки скатиться».

Короче говоря, как раз последнее мне в ту минуту и возжелалось. Мухой с горки слететь. Прямо аж засвербило в известном месте – вынь да положь, хочу и всё тут. И, главное, времени при этом экономилась куча. А что там внизу? Да какая, блин, разница. Долечу – узнаю. Такая вот, понимаешь, психология. Практическая.

В общем, скинул я со спины ранец с термоаккумуляторами («никуда он отсюда не денется, потом найду, а пока в снегу заныкаю»), в несколько стандартных движений разобрал винтовку, вставив стволы и прицельно-затворную группу в левый набедренный футляр, а приклад с основным магазином – в правый. Закрепил оружейный энергоблок на привычном месте, в герметичном контейнере на животе, а затем… Затем перехватил поудобнее ледоруб, взяв его «на изготовку», и, мысленно перекрестившись, бодро шагнул в наклонный желоб с весело журчащей водичкой. Впрочем, промокнуть я не боялся. Покрытие у брони гидрофобное, так что внешней сырости опасаться не стоило. Больше шансов, что изнутри обмочусь. Нежданно, ха-ха.

И, кстати, еще одно действие я совершил перед тем, как вступить в свой, так сказать, «последний и решительный». Будто бы что-то торкнуло в мозгу, про талисман, мол, не забудь – пригодится. И потому уже на самой кромке я приостановился на миг, вытащил из разгрузки камушек, тот самый, из отцовской коллекции, сунул его в перчатку и в кулаке зажал. Крепко. А уж потом шагнул. Точнее, сиганул ногами вперед. С сакральным криком. «Поехали!»

Первые двадцать секунд спуск проходил в штатном режиме. Я чуть подтормаживал штычком и корректировал направление движения рантами тяжелых ботинок. А потом стало весело. Желоб пошел круче, скорость возросла, и меня тут же начало подбрасывать как валютную пару на нисходящем тренде. Откинувшись назад, навалился что было сил на древко ледоруба. «Ага, как же! Хрен вам, Андрей Батькович, а не распасы со сносом!» И вообще, не желаете ли сразу сорок вистов в горку. Это ведь вам не в Парамоновском овраге на мягком снежку тренироваться! Штычок по льду, конечно, царапал, только не тормозил ни черта! Складывалось ощущение, что наоборот, разгонял, исполняя обязанности коньков. Ощущениям я воли не давал и продолжал жать на тяпку, понимая, что на самом деле хоть и немного, но ускорение уменьшаю. Вот только даже если и падало ускорение – скорость-то все равно росла. Росла, росла и выросла, что та репка, большая-пребольшая! Свистел ветер в ушах, летели брызги, подпрыгивала на ухабах задница. Моя собственная, напросившаяся на приключения.

Еще через пару минут воды в ложбине заметно прибавилось – видимо, откуда-то сбоку притоки в общее русло вливались, формируя полноценный ручей. Постепенно конечно, но – тем не менее. Мелькнула шальная мысль, что стоило всё же по берегу путь проложить, как поступил бы любой нормальный человек. И желобок там неплохой имелся, и сырости поменьше, а фирна, так совсем наоборот, побольше и существенно. А что не близко к цели конечной выводил, так и хрен бы с ним, с журавушкой в небе – синица надежнее. Впрочем, мысль мелькнула и тут же пропала. Бог, как говорится, не выдаст, свинья не съест. Прорвемся.

Однако ошибся я. Опять ошибся. Фатально.

Очередной поворот едва не стал и последним – еще немного, и вынесло бы меня с дистанции. И, возможно, сей факт даже на пользу б пошел – зарубился бы спокойно на фирне, как и положено порядочному альпеншутеру. Но я с упрямством, достойным истинного раздолбая, резко наклонил тело вправо, заодно разгружая древко, да еще оттолкнулся штычком от боковой стенки, через которую чуть было не перелетел. Впрочем, чуть-чуть – не считается. Ручеек, больше напоминающий уже приличную речку, принял меня назад как родного и понес дальше. Ледоруб теперь цеплялся за дно лишь изредка. А водный поток всё убыстрялся и убыстрялся. Я, соответственно, вместе с ним. И поначалу типичное, а потом как бы и не совсем, глиссирование очень быстро сменилось почти баллистическим спуском. На финишном отрезке которого мое бренное тело представляло собой нечто среднее между мешком с костями (пока целыми, но это пока) и неуправляемой ракетой класса «Ледник – Река», прижимаемое центробежной силой в несколько «же» к скользкому бортику «водно-бобслейной» трассы.

Вместе с ручьем мы уверенно обогнули лесок, и слегка расфокусированному взгляду бойца открылся совершенно обалденный вид. Настолько, что даже временное уменьшение уклона не обрадовало. Потому что дальше ледник обрывался. Совсем. В пропасть. Какой глубины – неизвестно, но и того, что удалось разглядеть, хватало с гарантией, чтобы задуматься о белых тапочках. Метров за сто до края ледяной желоб резко уходил вниз, словно бы предлагая (очень так ненавязчиво)«герою-бобслеисту» испытать на собственной шкуре все прелести крутого пикирования, плавно переходящего в совсем уж неуправляемый штопор. «Ага. Последнее желание приговоренного». В общем, чтобы не оказаться одним из главных претендентов на «премию Дарвина», мне следовало поторопиться. И озаботиться, наконец, спасением своей драгоценной тушки.

Резво перевернулся на брюхо, одновременно вгоняя клюв ледоруба в донную подложку и наваливаясь на древко всем телом. Удалось это на удивление легко – вода и лед весьма поспособствовали. Вот только лед, пусть даже и согретый водичкой, – не фирн. И вместо того, чтобы надежно заякорить меня в месте удара или, на худой конец, со скрежещущим звуком пробороздить дно, резко замедлив движение (в идеале – до полной остановки), клюв глухо стукнул, вошел в гладкую поверхность на пару сантиметров, и в следующее мгновение ледоруб вывернулся сначала из зацепа, а потом и у меня из внезапно ослабших пальцев.

Слава богу, что он хоть совсем не потерялся – удержался на темляке. Впрочем, это всё равно не спасало – подтянуть к себе «клювасто-штычкового друга», чтобы еще немного поупражняться в самозадержании, я уже не успевал. Так что в «последний путь» мы отправились в связке: я впереди – как буксир, мордой вниз, ногами к судьбе, ледоруб сзади – изображая не то якорь, не то будущий памятник на могиле.

В общем, с обрыва наша «сладкая парочка» соскользнула ракетным поездом, отстрелившим все свои разгонные блоки и вышедшим наконец на пассивный участок траектории. Вот только, увы, не достигли мы первой космической, да и орбита оказалась не слишком высокой. И потому надеяться мне теперь оставалось только на… чудо. «Ну да, надежда умирает последней».