Игры маньяков (СИ)

Глава 29

В каждой из четырех машин наблюдения находились водитель и оператор с инфракрасной видеокамерой, все местные, которых привел Азат. Местные сотрудники были необходимы. В слежке за фигурантом главное-предугадывать движения, а предугадывание требует глубокого знания географии и дорог.

Никольский сидел в пятой машине, бежевом фургоне, на заднем сиденье, а два техника следили за тремя типами экранов картографических компьютеров и четырьмя телевизионными экранами, снимавшими камеры с каждой машины.

Сергей никогда даже не встречался с парнями Азата, с которыми работал, но водитель и два техника в его собственном фургоне были постоянными клиентами, которых он использовал для подобных операций, доставляя их из разных мест.

С того момента, как Бориса подобрали за воротами его загородного дома, Никольский наблюдал за мониторами в фургоне, которые регистрировали обратную связь от «жучков», которых Борис нес на себе для распространения. Зеленые точки регистрируемых сигналов, это были «жучки», надетые на людей, желтые точки регистрировали «жучки» на транспортных средствах.

Используя сложную технику ретрансляции «жучков», команда преследователей могла поддерживать визуальный контакт с машиной, везшей Бориса, даже когда он был доставлен в обширный зеленый пояс лесопосадок, расположенного в зоне реки Исток. Именно на изолированной городской грунтовой дороге Сергей наблюдал за мониторами, как Бориса перевели в другую машину, которая покинула единственную асфальтированную дорогу местности и направилась в густые сосновые заросли.

Но именно в районе частных домов преследователи пометили и собственный фургон слежки. Они высадили стрелка в лесу, когда фургон въехал в петлю тупичка, которая вывела бы его на трассу тем же путем, что и въехал. Из своего укрытия стрелок выстрелил в правое заднее колесо фургона шариком краски, наполненным черной краской, которая вспыхнула на радарах команды Никольского яркой малиновой точкой.

За те два часа, что Борис находился в руках людей Манасяна, команды Никольского не прекращали двигаться, оставляя машины и усаживаясь в другие, чтобы не попасться на глаза наблюдателям Манасяна. Это была сложная операция, и к тому времени, когда Борис высадился у жилого комплекса с видом на озеро, люди Никольского уже имели представление о численности тактической группы Манасяна. Многие машины и люди были помечены Борисом, и их положение можно было постоянно контролировать.

Было два сорок утра, когда Борис повел «Ровер» по подъездной аллее, мимо того места, где у него отобрали «Ровер», и направился к кованым железным воротам. Он нажал кнопку пульта под приборной доской, ворота распахнулись, и он въехал внутрь.

Внезапно перед его фарами, на самом краю их досягаемости, появился человек и остановился посреди дороги. Сердце Смирина забилось так сильно, что у него перехватило дыхание. Нет, он больше не хотел этого. А потом: что-то случилось? Неужели они каким-то образом проникли внутрь? Фигура становилась все ярче и ярче, пока он не понял, что это Сергей Никольский.

Борис остановился, Никольский обошел машину, открыл пассажирскую дверцу и забрался внутрь.

— Черт! — он сказал, когда увидел лицо Смирина в свете приборной доски. — Что случилось?

— Я разозлил Рубена, и его человек ударил меня прикладом пистолета. Я истекал кровью, как свинья, но я в порядке, если не считать адской головной боли.

Никольский уже все понял.

— После того как вы приведете себя в порядок, мне нужно с вами поговорить. Мне нужно услышать подробности.

Раиса поборола все свои инстинкты, чтобы взорваться, и вместо этого помогла ему промыть рану. Хотя она быстро поняла, что рана несерьезная, она упрямо настаивала, чтобы ему наложили швы. Но когда Борис наотрез отказался ехать в отделение неотложной помощи, она обработала рану антисертиком и наложиды повязку. После того, как он переоделся в чистое, они позвонили Никольскому, который отправился в гостевой дом, чтобы поговорить с Хазановым и его мобильными командами по радио и защищенным телефонам.

Они сидели на кухне, Борис, Раиса и Сергей, перед ними на черном гранитном столе были разбросаны бумаги, радиопередатчики и телефоны. Раиса приготовила крепкий турецкий кофе, чтобы они не теряли бдительности.

Супруга, как обнаружил Борис, на самом деле слушала все это в гостевом домике вместе с Хазановым — опыт, который, по ее словам, показался ей захватывающим и ужасающим, но в конечном счете обнадеживающим. Сдержанный самоконтроль, с которым Никольский и его команда провели эти два часа, стал для нее уроком новой реальности. Каким — то образом — иррационально, признала она, — это заставило ее почувствовать, что, возможно, есть какой-то способ пройти через все это благополучно.

Сергей был сосредоточен на разборе полетов и желал услышать все детали, вплоть до малейших, у Бориса с того момента, как его забрали из джипа, до того момента, когда он вернулся в него. Он расспрашивал Смирина о том, что слышал, о движениях, которые слышал, о том, что чувствовал. А как насчет акцентов? А как насчет личностей? Он спросил, сколько человек мог сосчитать Борис, а затем перевел разговор на то, что они видели на своих мониторах. Он спросил Бориса, что он думает о том или ином предмете, а затем изложил ему свою точку зрения на те же самые догадки.

Борис снова пересказал свой разговор с Израильянцем, и Сергей спросил его о манерах Рубена, о том, как он говорил, о выражении его лица, о том, как он смотрел. Как он подбирал слова?

Наконец в разговоре наступила пауза. Никольский проверил сообщения на телефоне, молча глядя на экран. Борис взглянул на Раису, безуспешно пытаясь скрыть тревогу. Раиса заметила выражение его лица и нахмурилась.

Никольский очистил экран, поднял глаза и остановился.

— Ладно, — сказал он, — давай поговорим об этом. Что бы это ни было. Нет времени на тонкости. У меня нет времени расшифровывать сигналы. Выведите его на открытое место.

Борис заерзал на стуле.

— Весь вечер, — сказал он, потирая лицо руками и вздрагивая, когда коснулся пореза, о котором забыл. — Он проводит чертовски сложную операцию, не так ли?

— Он всегда так делает. Ты не можешь позволить себе много ошибок с этим парнем.

— Буду честен, — сказал Борис. — Это не похоже, чтобы вы получили то, чего планировали получить сегодня.

Никольский не сводил глаз с Бориса, но выражение его лица оставалось непроницаемым.

— Мне кажется, что недостатки, о которых ты говорил ранее, складываются в чертовски большую помеху. Слишком большую для тебя.

— Я уже говорил тебе, что наши шансы невелики, — сказал Никольский. — Так что это не должно быть сюрпризом. И если ты судишь о битве по тому, что видишь на поле боя, ты совершаешь ошибку.

— Что я вижу, — сказал Борис, — так это человека с хорошо отлаженной машиной, которой управляют дисциплинированные и жестокие люди. Я вижу, что он пришел подготовленным к победе, и привел людей, которые сделают все, чтобы он победил.

— Это то, что ты видел, — сказал Никольский.

— Да.

— Ну, в нашем деле то, что ты видишь, не является хорошим мерилом реальности. Весь план действий — с обеих сторон — рассчитан на то, чтобы остаться незамеченными. Тебе нужно беспокоиться о том, чего ты не видишь.

— Звучит неплохо, Сергей, но я не могу принимать решения, основываясь на том, чего не вижу.

— Имей в виду, — сказал Никольский. — что те люди, которые везли тебя сегодня, были здесь месяц или больше, и за это время ты ничего не видел, ничего не знал. Они приходили в ваш дом много раз, ставили «жучки», знакомились с вашей системой безопасности, вынюхивали вас, а вы не имели ни малейшего представления об этом. Пока сам Рубен не рассказал тебе, что он сделал. И не забывай: то, что ты видел сегодня ночью, ты видел только благодаря тому, что сделали мы — мои люди и ты. Мы обнаружили его, а он даже не знал, что происходит. Как бы он ни был силен, мы смогли это сделать. Прямо сейчас мы обрабатываем эту информацию в наших компьютерах, и после того, как я добавлю то, что узнал от тебя за последний час или около того, у нас будет довольно объективная картина относительно количества людей, с которыми мы столкнулись.

Никольский сделал глоток кофе и посмотрел на Раису, прежде чем снова заговорить.

— Ты не сделал ничего плохого, Борис. Не начинай сомневаться в себе сейчас. Нам, черт возьми, не нужна тактика Наполеона. За короткое время мы прошли долгий путь в понимании того, как обращаться с израильянцами будущего. То, что ты видишь-это острые углы. Но есть в нашей работе много, что ты вообще не увидишь. Мы не хотим зрелища. Мы хотим невидимости… и тишины.

Он помолчал.

— И еще одно: помнишь наш разговор в Челябинске? Как только мы примем решение, пути назад не будет, если мы хотим победить. Теперь мы спим со змеем, Борис. Единственный способ пережить это время — быть очень тихими и неподвижными, пока он не умрет. Если мы разбудим его, он убьет нас.