Борис стоял на веранде, словно только что вышел из дома и забыл, зачем пришел. Он смотрел на безмолвный фонтан во дворе и слушал, как машины отъезжают от дома. Он услышал, как хлопнули дверцы машины, и услышал, как отъехали машины, их моторы затихли, пока они спускались с холма в ночь.
Он повернулся и посмотрел на собак. Ужас. Он должен подумать. У него должна быть ясная голова. Он должен был продумать все до логических выводов.
Подойдя к первой собаке, он опустился на колени и просунул под нее руки. Труп был еще теплым, вялым и пропитанным кровью. Борис старался не смотреть на ее голову. Когда он поднял ее, то почувствовал странную плотность смерти, странную вещь, которую он знал раньше у животных, как они казались намного тяжелее после смерти.
Он понес собаку через двор, в аллею, в темноту, где широкая тропинка вела вниз, в сад. В дальнем конце сада, где единственным источником света был отраженный свет городских огней, сиявших над грядой холмов, он опустил собаку на ровный участок густой, покрытой хвоей травы. Потом вернулся за второй собакой.
Киркой и лопатой, которые он взял на месте работ неподалеку от водохранилища, он начал копать суглинок. Ему потребовалось около часа, чтобы сделать яму достаточно глубокой, чтобы отбить желание лисиц и прочей живности выкопать их, а затем он положил собак одну на другую и засыпал яму.
Когда он закончил, то был весь мокрый от пота, его одежда была испорчена, испачкана грязью и собачьей кровью, которые смешались в печальную корку. Он вернул кирку и лопату на место водохранилища, потом вернулся к дому, взял шланг и смыл с веранды лужи черной крови.
Он пересек двор и подошел к огороженному забором бассейну. За бильярдной располагались душевая, раздевалки и большая кладовая, где хранились столы, стулья и другие принадлежности, необходимые для развлечений.
Выйдя из раздевалки, он снял одежду и заляпанные грязью кроссовки и бросил их в мусорные баки. Голый, он подошел к бассейну и нырнул. Он проплыл четыре круга медленно, взад и вперед попрохладным дорожкам, пытаясь очистить голову.
Выйдя из бассейна, он подошел к шезлонгу и сел. Он попытался разобраться. На мгновение его мысли просто не могли собраться. Он вообще ничего не мог придумать. Он просто хотел позвонить Раисе, услышать ее голос. Но об этом не могло быть и речи. Он не доверял себе, чтобы скрывать свои эмоции, и заставить ее что-то заподозрить — возможно, даже напугать — не имея какого-то плана, было просто безответственно.
Если он поверит угрозам этого человека, то ему некуда идти. Никакие возможности. Но Борис находил это немыслимым. Всегда есть варианты.
Как этот парень узнает, что он с кем-то связался? Очевидно, у него была целая команда. Насколько профессиональными они были? В доме наверняка были поставлены «жучки». Телефоны, вероятно, прослушивались. За ним тоже будут следить?
Однако о том, чтобы ничего не делать, не могло быть и речи. Артур сказал: «Даже если вы свяжетесь с правоохранительными органами и сумеете на время скрыть это от меня…» так что, возможно, его наблюдение не было столь безошибочным, как он хотел бы, чтобы думал Борис. Конечно, он хотел бы, чтобы Борис поверил, что он, Артур, полностью завладел им, что Борис даже не может изменить частоту пульса, пока Артур об этом не узнает. Неужели Борис просто повернется и поверит в это? Это азартная игра, сказал Артур.
Борис приподнялся на стуле при воспоминании об этом замечании. Азартная игра. Ну, там, где есть риск, есть и шанс.
Он встал, лихорадочно соображая. Никакой полиции. Никакого ФСБ. Никаких правоохранительных органов. Но Борис помнил одного человека. Четыре года назад двое сотрудников «Агрохима» была похищены в Ставропольском крае. Это переросло в ситуацию противостояния заложников (оказалось, что поставщики не расплатились за товар), которая длилась пару дней. Среди различных консультантов правоохранительных органов, привлеченных во время операции, был человек по имени Георгий Нечаев. Борису никогда не было ясно, кто ввел его в эту ситуацию и перед кем он отчитывался, но он всегда был на грани. Никогда не был полностью вовлечен, никогда ни на что не имел полномочий. И все же Борис заметил, что люди советуются с ним, даже агенты ФСБ, но всегда тихо, в стороне.
Позже Борис узнал, что он бывший офицер военной контрразведки, ныне в отставке. Консультант. Он оставил Смирину свою карточку, избегая смотреть ему в глаза, вспомнил Борис. Смирин направился к дому.
Надев халат, он минут двадцать рылся в своем кабинете, пока не нашел старую карточку под грудой других бумаг в глубине ящика.
Даже при всех современных технологиях звонок со спонтанно выбранного таксофона оставался безопасным. Даже если у людей Артура был жетон наблюдения на марсоходе и они знали, что он звонил, они не знали, кому он звонил и по какому поводу. Однако, покопавшись в интернете, он узнал, что таксофонов в городе после массового демонтажа осталось всего десять штук.
Артур не уточнил, как именно, но он должен был понимать, что Борису придется договариваться с разными людьми, чтобы собрать деньги, которые требовал Артур. Борис мог позвонить своим помощникам, ассистентам, своему бухгалтеру, своему адвокату. Конечно, эти разговоры могли быть частными и не считаться нарушением запретов Артура на общение. Понял ли Борис из наставлений Артура, что у него больше никогда не будет личной беседы? Это просто казалось нереальным. Стоило рискнуть, чтобы выяснить, насколько крепко этот парень его держит.
Он выхватил карточку из ящика, накинул какую-то одежду, запер дом-чувствуя себя глупо, учитывая то, что только что произошло, — вышел и сел в «Рейнджровер».
Ему потребовалось некоторое время, чтобы спуститься по извилистым узким дорогам к одинокому таксофону на уединенном перекрестке в раойне Химмаша. До сих пор он не видел, чтобы кто-нибудь следовал за ним, хотя и знал, что его навыки конспирации не слишком велики.
Других машин там не было. Он позвонил из автомата на улице. Он получил запись автоответчика, которая дала ему еще один номер, который он и набрал.
Взволнованный, он сидел в «Рейнджровере» с опущенным окном, чтобы слышать телефонный звонок, и смотрел на яркий интерьер закрытого магазина. На улице не было припарковано ни одной машины, кроме его. Когда зазвонил телефон, он мгновенно выскочил из «ровера» и снял трубку после третьего звонка.
— Ну?
— Да, это Борис Смирин. Мы познакомились около четырех лет назад. Это было похищение.
— Да, я помню.
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Какова ситуация?
— Вымогательство. Угрозы убийством, если я позвоню в правоохранительные органы. Этот телефонный звонок-большой риск.
— Как были сделаны угрозы? Письмо?
— Около часа назад ко мне домой заявились трое вооруженных бандитов. Застрелили моих собак прямо у меня на глазах и предъявили ультиматумы.
— Дай мне адрес, где ты сейчас находишься.
— Мне кажется, за мной следят.
— До тех пор, пока тебя не пометят лично, все будет в порядке.
Борис дал ему адрес.
Он оставил «Ровер» у магазина и поехал с Георгием Нечаевым по извилистым лесистым дорогам холмов, в то время как Нечаев делал необходимые маневры, чтобы убедиться, что за ними не следят. Борис сам удивился, что не может говорить. Нечаев не настаивал, и некоторое время они ехали молча. Молчаливое замешательство Бориса смутило его, но он ничего не мог с этим поделать. Наконец, он смог контролировать свой голос, и начал рассказывать Нечаеву все, хронологически, так подробно, как только мог вспомнить.
К тому времени, как он закончил, они добрались до заброшенной стройплощадки одного из многочисленных строящихся коттеджей в лесной зоне. Они вылезли из машины Нечаева и подошли к каменному фундаменту дома, где только начинался каркас. Они сидели на плитах, окруженные запахами дерева, бетона и свежевырытой земли.
Теперь это был Нечаев, кто молчал. Борис ждал, его сердце колотилось так, словно он пытался убежать от того, что, он был уверен, будет мрачной оценкой контрразведчиком его дилеммы.
— Насколько трудно будет сделать то, что он хочет, — перевезти деньги? — наконец произнес Нечаев.
— Зависит от того, сколько он попросит в первую очередь. У меня есть, не знаю, хороший кусок на рынках, который я могу сбросить немедленно. Я потерплю поражение, но я могу это сделать. Кроме того, мне придется продать часть компании. Это будет выглядеть странно для… черт, для всех. Я создал «Агрохим» на осторожной, консервативной деловой практике. У меня такая репутация. Пару лет назад я стал работать с китайцами — дешевое сырье, дешевая рабочая сила. С самого начала пошла хорошая прибыль. Но в довершение всего полгода назад мы взяли большие кредиты на программу расширения-программу, которую планировали и предлагали мне все руководители подразделений. Теперь вы можете себе представить, как это будет выглядеть, если я начну переводить активы, чтобы начать вкладывать миллионы долларов в непонятные инвестиции? Это не сработает.
— Но у вас пока нет никаких конкретных инструкций, — сказал Нечаев. — Вы не знаете, что требуется немедленно.
— Нет.
Нечаев говорил мало, и это заставляло Бориса нервничать, наполняя его ужасом.
В отраженном свете городских огней Смирин увидел достаточно, чтобы вспомнить Нечаева четырехлетней давности. Среднего роста, с редеющими волосами и лицом без линии подбородка. Его плечи были округлыми, слегка сутулыми.
Нечаев покачал головой.
— Я не виню вас за то, что вы не обратились в ФСБ. Но по большому счету чем скорее они будут вовлечены, тем лучше.
Нечаев сидел, скрестив руки на груди и положив ладони на край плиты, и смотрел на Бориса.
— Почему? Потому что это бизнес, и эти люди не психи. Во всяком случае, не в том смысле, о котором я говорю. Эта история с собаками была обещанием, а не угрозой. Вы можете ожидать, что эти люди сделают именно то, что они говорят, что они собираются сделать.
— Значит, это все? — Борис не верил своим ушам. — И это все? Я должен выложить шестьдесят миллионов?
— Нет, я этого не говорил.
— Тогда что, черт возьми, мне делать?
Нечаев ничего не сказал. Он думал, и тот факт, что он не просто пусто отвечал, а не выкладывал свои планы, не давал Борису покоя, пугал его до крайности. Смирин вытер пот со лба. Это было не то, чего он хотел. Он хотел, чтобы Нечаев успокоил его, дал ответы. Он чувствовал, как сжимается его грудь; он чувствовал, что время уходит; он чувствовал отчаяние.
— Я тебе не нужен, — сказал Нечаев.
— Не может быть.
— Вовсе нет. Откуда бы ни приехал этот парень-из Чечни, Грузии, Турции-он из другого мира. Поверь, эти люди дышат другим воздухом. Слушай, только за эти полгода в странах Азии почти миллиард долларов было выплачено в качестве выкупа за похищение. Это крупный бизнес. И эта проблема не становится менее серьезной с годами.
Нечаев задумчиво покачал головой.
— То, что я здесь вижу, это какая-то гибридная операция. Я не знаю. Я никогда не слышал, чтобы такое происходило последние годы у нас. Я никогда не слышал, чтобы требовали столько денег. Я никогда не слышал, чтобы они хотели сохранить перевод денег легальным.
Голос его звучал ровно. Его это не волновало, он просто излагал факты.
— Убийство членов семьи, родственников, переговорные рычаги — это обычное дело в Колумбии, Индии, Филиппинах, Мексике, в тех местах, да. Но здесь, в России? Очень странно. Я не знаю, о чем они думают. В это трудно поверить.
Борису показалось, что он услышал проблеск надежды.
— Значит, ты считаешь, что это он блефует? Он хочет взять меня на пушку? Если я раскошелюсь, ему повезет? Если я этого не сделаю, он просто исчезнет?
— Нет. — Нечаев повернулся к нему. — Я не это имел в виду. Ты должен поверить этому парню. — Он покачал головой. — За последние несколько лет все ускорилось. Обстановка в стране неспокойная — терроризм, международная организованная преступность. Наступает передел сфер влияния, все становится более экстремально. Этот человек может быть опасен.