Игры маньяков (СИ)

Глава 56

— Жестко, — сказал Нечаев.

Никольский чувствовал на себе его взгляд. Они сидели в фургоне вплотную друг к другу, их глаза бегали по экранам.

— Это был дерзкий вызов, — сказал Нечаев.

— Ты имеешь в виду бессердечие, не так ли? — спросил Никольский, не глядя на Нечаева. — Можно сказать, бессердечность.

— Нет, я имею в виду смелость. Если ты ошибаешься… тогда это было бессердечно. Ты почти получил все, что хотел, Сергей. Больше чем ты ожидал, ты мог бы получить. Ты мог бы забыть об этом.

— Возможно, я бы так и сделал, если бы он не вернулся за ноутбуком. Но если он рисковал жизнью ради этого, то я тоже хочу это.

— Даже если это будет стоить Смирину жизни?

— Смирин — это одна жизнь. Никто не знает, сколько жизней может спасти этот ноутбук.

— Что если он не сможет? Что, если он не сможет спасти даже одного?

— Ты ведешь себя так, будто Смирин уже мертв. Слушай, если Манасян поверит, что Смирин проглотил «жучка», то он оставит Смирина с машиной, потому что он должен обезопасить себя. Если он это сделает, я хочу, чтобы Смирин смог добраться до него.

— Здесь чертовски много факторов.

Никольский ничего не ответил, Не обращая внимания на Нечаева и не сводя глаз с мониторов.

— А если Манасян не купится на эту историю? — настаивал Нечаев.

Никольский повернулся к нему.

— Подумай об этом, Жора. Мы уничтожили весь этот замысел. Черт, я и сам с трудом в это верю. Это должно было напугать его до чертиков. Я должен догадаться, что в этот момент Карен Манасян полностью сосредоточен на спасении своей шкуры.

— А если он не купится на ложь о проглоченном «жучке»?

— Тогда он возьмет с собой Смирина. И даже если он это сделает, он должен будет думать, в глубине души, что, возможно, он ошибся. Что, возможно, я смотрю на этот монитор и вижу, как «жучок» Смирина уходит с Манасяном, а не остается с «Линкольном», как мы договаривались. Он вспомнит, что я сказал, что если он сделает что-то помимо того, о чем мы договорились, то он покойник. В ту секунду, когда он отклонится от нашего соглашения — если он это сделает — он будет потеть кровью. Люди, которые потеют кровью, совершают ошибки. — Он посмотрел на монитор. — Смирин все еще с ним.

— Да, давно, — ответил техник. — Больше километра.

Фургон тоже тронулся, примерно в километре позади Ярослава.

Никольский не сводил глаз с экранов радаров. До сих пор все работало гораздо лучше, чем он мог ожидать, но теперь у него не было лишних людей, и то, что случилось дальше, было в значительной степени не в его руках. Все, что он мог сделать, это слушать, как это происходит.

— Есть другой способ взглянуть на его мысли, — сказал Никольский. — Он прекрасно знает, что его безопасность связана с Смириным. Он может цепляться за него, как утопающий за соломинку. Есть такая возможность. Если так пойдет и если он бросит пистолет по какой-то причине, или потеряет его, или забудет в панике, Ярослав сразу же пойдет к нему, и мы в заднице.

— Смирин облажался, — поправил его Нечаев.

— Они свернули на юг, — сказал техник.

— Возьмите карты Октябрьского района города, — сказал Никольский.

— Если Манасян продолжит свой путь, — Никольский наклонился и указал на карту на самом большом из четырех экранов, — ему придется сделать выбор между двумя вариантамии. Он сейчас выедет на ЕКАД и продолжит путь на юг, что приведет его на Челябинский тракт и дальше на шоссе «Урал»; дальше у него нет особых вариантов до самого Челябинска.

Никольский уставился на карту. Манасян приступил к осуществлению своего плана побега. Чтобы это сработало, он должен был каким-то образом исчезнуть с экранов радаров. Он должен был исчезнуть.

Руки Бориса дрожали на руле от прилива адреналина, который не прекращался. Они ехали на юг по ЕКАД, где город сливался с лесом, а ползущий транспорт по трассе, и огни машин, подобно искрящейся плесени, распространялись по хмурому ландшафту. Когда они миновали петлю, Манасян велел ему прибавить скорость и двигаться строго на юг.

Манасян молчал, и Бориса особенно нервировало то, что он не ослабил хватку пистолета, который продолжал ввинчивать в основание черепа Бориса. Он действительно ощущал округлость ствола, и тот казался ему гробом.

Когда они через некоторое время повернули направо, Манасян приказал ему выехать на улицу Димитрова. Оттуда они направились в более традиционные жилые кварталы, в районе улицы Щербакова, где частные дома перемежались с заводами и складами.

— Останови здесь, — сказал Манасян, и Борис въехал в застраивающийся район, где частные дома соседствовали с новостройками. Здесь были круглосуточный магазин, круглосуточный комплекс по ремонту авто, круглосуточная аптека, круглосуточное кафе и несколько небольших предприятий, общая парковка которых была ярко освещена высокими галогеновыми уличными фонарями.

— Припаркуйся здесь, — приказал Манасян, направляя Бориса к одной из самых больших автостоянок в районе. Он вышел и открыл дверь Бориса.

— Пошли, — сказал он, но когда Борис повернулся, чтобы выйти, Манасян сунул руку внутрь и приставил дуло пистолета к кадыку Бориса. Он ничего не сказал, но надавил так сильно, что Борис почувствовал, как хрящи его трахеи перекатываются под сталью. Затем Манасян для пущей убедительности резко ткнул пистолетом, отчего на глазах Бориса выступили слезы.

— Возьми ключи и передай их мне, — сказал Манасян.

Борис послушался, и тогда Манасян отступил назад и позволил ему выйти.

Стоя рядом с «Линкольном», он наблюдал, как Манасян вытаскивает из-за пояса рубашку, чтобы прикрыть пистолет с глушителем и «жучком», который он засунул за пояс брюк. Борис съежился, надеясь, что при этом он не соскребет родинку.

Манасян обнял Бориса и положил левую руку ему на плечо. — Я знаю, что ты хочешь сохранить свои почки, — сказал он. — Пойдем.

Но Борис замер.

— Подожди. Мы так не договаривались. Они убьют тебя, если я не останусь у «Линкольна».

— Сначала они должны найти нас.

— Послушай, — сказал Смирин, — я… я буду с тобой честен. Мне жарко. Я проглотил «жучка». Они каждую секунду знают, где я. Когда они увидят мой сигнал, отходящий из машины, тебе крышка.

— Тогда какого черта ты мне это рассказываешь?

— Потому что я не идиот. Я не хочу быть убитым в перестрелке, и я говорю тебе, если я оставлю этот джип, они придут за тобой.

Они стояли лицом к лицу, и от Манасяна пахло затхлым одеколоном и потом. Оба они имели дело со страхом и тайной вероятностью. Борис тоже чувствовал дыхание Манасяна и подумал, что оно пахнет отчаянием.