Карен Манасян достал свой мобильник и нажал кнопку.
— Подгони машину, — сказал он, не сводя глаз со Смирина.
В одно мгновение Борис почувствовал, как все вокруг изменилось. Его собственная глупость спровоцировала что-то здесь, и у него было тошнотворное чувство, что он повернул за очень серьезный угол.
Внимательно смотря на него, Манасян сказал:
— Ты пойдешь со мной сейчас. В этот момент кто-то наставляет на вас пистолет, так что, пожалуйста, сотрудничайте. Не проблема. Пойдем.
Вариантов у Бориса было немного. По крайней мере, Никольский вбил ему в голову, что устраивать сцену-это плохо. Сцена имела последствия, она могла иметь последствия. Они не хотели последствий. Поступать так, как хотел Манасян, казалось благоразумным. Если, конечно, не слишком поздно проявить благоразумие.
С уверенным и небрежным видом Манасян провел Бориса через двор в приемную, расположенную сразу за баром. Там их ждал низкий, но широкий в плечах армянин.
— Левон не отвечает, — сказал мужчина. — Что происходит?
— Не знаю, — ответил Манасян.
У Бориса зазвонил телефон.
Карен резко повернул голову и взял Бориса за руку.
— Ответь, — сказал он. — И будь очень осторожен.
Когда Борис снял трубку, Манасян и его человек повели его в мужской туалет.
— Да, — ответил Борис.
— Произошел сбой, — сказал Виктор.
— Да, я понимаю.
Они были уже в мужском туалете, и охранник Манасяна уперся ногой в дверь, когда тот выхватил телефон у Бориса.
— Кто это? — он сорвался.
На том конце наступила пауза.
— Это Виктор. — наконец раздался ответ.
— Мой водитель не отвечает на звонки, Виктор, — сказал Манасян.
— Кто это?
— Карен Манасян.
Пауза.
— Не понимаю, о чем вы говорите… о каком водителе?
— Слушай меня. Смирин стоит прямо здесь, со мной, и я приставил пистолет к его животу, и он останется со мной, пока мы что-нибудь не придумаем. Теперь ты понимаешь, о чем я говорю?
Молчание было ему ответом.
— Я могу думать быстрее, — сказал Манасян, — и тебе не понравится то, что я думаю. Сейчас. Где мой водитель?
— Его удалили.
— Удалили… — Манасян чувствовал, как он закипает. — Слушай меня, ты, урод, — он весь напрягся, — скажи своим людям, что мы уходим. Я хочу, чтобы мою машину подогнали к входной двери. Когда водитель выйдет, попросите его оставить переднюю дверь открытой, а затем откройте заднюю дверь. Тогда скажи ему, чтобы он убирался с дороги. И запомни: я не хочу, чтобы кто-то следовал за мной. Полагаю, у тебя жучок на машине, хорошо. Но я не хочу видеть никакого наблюдения.
Не дожидаясь ответа, он выключил телефон и сунул его в карман.
— Ты слышал, что сейчас произойдет, — сказал Карен. — держись ко мне поближе. Будь осторожен, или я разнесу твою печень по всему этому месту.
Манасян вспотел. Он был напуган, но он был из тех людей, для которых личная опасность была сильным стимулом к концентрации. Это его не испугало. Он сосредоточился.
— Когда мы выйдем, — сказал Манасян телохранителю, — ты сядешь на переднее пассажирское сиденье. Смирин, садись за руль. Я буду сзади, на заднем сиденье.
Борис уставился на него. Это звучало как надвигающаяся катастрофа.
— Эй! — Рявкнул Манасян, приставляя пистолет к ребрам Бориса. — Ты понял?
— Да, хорошо, я понял. Я понял.
Они вышли из туалета и направились по короткому коридору к главному входу. Люди толпились вокруг, уходили, приходили, ждали друзей. Все трое направились к входной двери. Двор был на две ступеньки ниже. Борис видел арочный вход, ведущий со двора на стоянку.
Непринужденная обстановка, царившая в фойе, казалась Борису до смешного невинной, невероятно богатой своей банальностью и бездумной непринужденностью.
Затем «Линкольн» появился в арке ворот, и он почувствовал удар Манасяна в почки, и они двинулись. Большинство столиков в переднем дворе были заняты, люди ждали столиков внутри, тихо переговариваясь за выпивкой.
Никто не обратил на них внимания, когда они подошли к каменной арке, где были распахнуты кованые ворота. Человек, вышедший из «Линкольна», бросил многозначительный взгляд на Бориса, повернулся и открыл заднюю дверцу, а затем ушел. Смирин и Манасян сели в «Линкольн» и одновременно закрыли двери.
— Езжай вперед и поверни направо, — сказал Манасян, — и будь очень осторожен.
Борис свернул с проспекта Ленина на улицу Гагарина и затем выехал на улицу Малышева. Вскоре показался Егоршинский подход. Подход представлял собой разделенное шоссе и выходил на Сибирский тракт. Борис выехал на шоссе и повернул на юг.
Телохранитель не сводил глаз с наружного зеркала заднего вида, но Борис мог только догадываться, что делает за его спиной Манасян. Он слышал его дыхание, и напряжение внутри «Линкольна» было настолько сильным, что заменило кислород.
— Что ты собираешься делать? — спросил Борис, набирая скорость.
Манасян не ответил.
Борис вел машину правой рукой, а левой нащупывал родинку на сгибе локтя. Она все еще была там.
Позади него молчал Манасян, и Смирину показалось, что он сходит с ума от вычислений. Борис обдумал варианты. Манасян мог убить его. Но почему? Это принесет ему только проблемы и сделает уязвимым. Манасян мог похитить его ради выкупа, который он теперь не получит, но Борис догадывался, что Никольский никогда не позволит им покинуть Россию. Борис даже не мог придумать сценарий того, что могло произойти. Но что бы это ни было, он был уверен, что Манасян знает, что они попытаются убить его. Это должно было доминировать в его мыслях прямо сейчас и определять сферу его возможностей.
Джип пожирал километры. Борис поерзал на сиденье, думая о пистолете, направленном на него. Он подумал о человеке, который подвез джип к воротам. Что, черт возьми, он хотел этим сказать? Или его лицо просто отражало напряженность ситуации?
Ремень безопасности впивался в правое бедро, где пряжка была прикреплена к сиденью. Он даже не помнил, как надел его, и был удивлен, что надел. Он положил правую руку на правое бедро, чтобы расстегнуть ремень безопасности, и почувствовал, как что-то хрустнуло в сиденье. Он приложил тыльную сторону ладони к застежке, чтобы освободить ее от трения… и почувствовал рукоятку пистолета. Черт!
Внезапно он начал все понимать.
— Сверни на следующем съезде, — сказал Манасян, — а потом направляйся на юг.
Борис съехал с Сибирского тракта в районе кемпинга и сделал, как ему сказали. Телохранитель что-то сказал Манасяну, и Борис догадался, что Виктор и Сергей следуют указаниям Манасяна держаться на расстоянии.
— Значит, вы работаете с профессионалами? — нервно спросил Манасян.
— Да.
— Кто?
— Парень по имени Марат Ермаков.
— Они все знают?
— Все, что знаю. Очевидно, не все.
Манасян сказал что-то по-армянски телохранителю, который достал мобильный телефон и набрал номер. Он прислушался.
— Не-а, — сказал он.
Карен сказал что-то еще. Охранник снова набрал номер.
— Не-а, — повторил он.
Не дожидаясь ответа, он снова набрал номер.
— Не-а, — повторил он. — Что? — Манасян выругался. — Сколько у тебя людей? — повернулся он к Борису.
— Понятия не имею.
Он почувствовал, как Манасян ткнул ствол пистолета в основание его шеи.
— Он сказал, что мне лучше не знать, — ответил Борис. — Я просто не знаю.
Борис запаниковал из-за пистолета. Он чувствовал его на левой стороне большого пальца, но не знал, взведен он или на предохранителе. В каком виде бы парень оставил его? «Взведенным», подумал он. Предохранитель был снят и ствол взведен. Эта штука была готова к работе.
— Как давно этот Ермаков в деле?
Борис колебался. Дуло пистолета Манасяна снова уперлось ему в основание черепа. Он чувствовал, как оно извивается.
— С самого начала.
— Черт, — сказал Манасян.
В наступившей тишине Борис попытался угадать, о чем думает Карен. Очевидно, телохранитель пытался связаться с другими людьми, но безуспешно. Теперь он должен был знать, что по какой-то случайности он избежал той же участи, что и другие его команды, всего на несколько минут, и что весь его тщательно разработанный план полностью развалился. Он должен быть в таком отчаянии, в каком только может быть человек его уровня.