Борис почти слышал, как думает Манасян. Фары «Линкольна» освещали широкую дорогу, пока они пробирались через Октябрьский район к курортной зоне. Справа в жилых микрорайонах виднелись огни домов. Слева далеко виднелась река, а за ней-огни частных домов и санаториев в широкой долине, где жил Борис, и Раиса с тревогой ждала его.
Следуя указаниям Манасяна, они вывернули на Тракторную и миновав лесничество, поехали по Реактивной, свернув затем в Боковой переулок. Темные улицы изгибались сами по себе и были заполнены домами, расположенными близко друг к другу и укрытыми в густом лесу. Манасян водил Бориса взад и вперед по улицам, пока он и телохранитель обменивались отрывистыми фразами по-армянски. Казалось, они прикидывали, можно ли остановиться у одного из домов, мимо которого, как понял Борис, они проезжали уже несколько раз. Мельком взглянув между домами, он увидел, что эти дома совсем рядом с рекой.
Неужели здесь остановился Израильянц?
— Вы знаете что-нибудь о том, как они собирались бороться с Рубеном? — Спросил Манасян. — Не лги мне.
— Понятия не имею.
— Черт!
Пауза.
— Притормози.
Борис остановился. Они смотрели на новый дом слева, где озеро сужалось.
— Израильянц там, — сказал Манасян. — Я оставил там ноутбук. С таким же успехом я мог бы умереть, если бы мне пришлось уехать без него. — Он на мгновение задумался. — Они собираются убить его.
— Да.
— И что потом?
— Понятия не имею.
— Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, — бормотал Манасян.
— Послушай, — сказал Борис, — я знаю, что… ну, этот парень, Ермаков, его люди, ну, ты понимаешь, не оставляют следов… что что-то когда-то произошло. Если Рубена убьют, сомневаюсь, что они сделают это там, если смогут помочь. Они захотят оставить дом чистым, без каких-либо признаков того, что что-то пошло не так.
Тишина.
— Еще раз, как зовут этого парня? — задумался Манасян.
— Марат.
Манасян ничего не сказал, но думал об этом. Он что-то сказал телохранителю по-армянски. Они оживленно жестикулировали. Снова тишина.
— Посмотрим, — сказал Манасян, а затем обратился к Борису: — вот сюда заезжай.
Борис снизил скорость, они проехали по улице и свернули на подъездную дорожку. Подъездная дорожка к гаражу была защищена от улицы высокой живой изгородью, и когда они завернули за угол, то увидели на подъездной дорожке черный «Паджеро».
Манасян выругался.
— Стой!
Они с телохранителем еще немного поговорили по-армянски, теперь уже шепотом, что было совершенно нелогично.
— Заезжай и паркуйся, — сказал Манасян.
Борис остановился рядом с другим джипом и выключил мотор.
— Убирайся, — сказал Манасян.
Они оставили двери приоткрытыми, и телохранитель направился к крыльцу, держа пистолет наготове. Они миновали живую изгородь из кустарника высотой по колено, и Борис оказался между ними.
Внезапно телохранитель громко зашипел. Он снова посмотрел на Манасяна.
— Труп, — прошептал он и указал на шезлонг, на котором неловко развалился мужчина, откинув голову на спинку. — Акоп, — сказал он.
Борис снова почувствовал странное, нереальное гудение. Он не мог поверить, что делает это. Интересно, о чем думают Никольский и остальные, наблюдая за его «жучком» — сенсором в доме Израильянца здесь? Они посылали помощь? Неужели все-таки будет перестрелка, несмотря на все старания не создавать шума?
Телохранитель взялся за ручку входной двери и медленно повернул ее. Он толкнул осторожно. Дверь открылась, и он вошел вслед за ней, как будто был ее частью. Манасян подтолкнул Бориса пистолетом. Телохранитель взглянул на бледный мерцающий свет, исходивший из комнаты, примыкавшей к главному коридору. Телевидение. Много света, большой экран. Как только Манасян вышел за дверь, телохранитель снова остановился. Он повернулся, посмотрел мимо Бориса на Карена и указал на пол коридора. Еще один мертвец. Все трое инстинктивно ждали, прислушиваясь.
Ничего. По-видимому, телевизор был выключен.
Напряженное ожидание. Из дальнего конца гостиной потекла вода. Кухня. Звук воды в раковине создавал некий белый шум для человека, стоявшего там, поэтому телохранитель сделал быстрое движение, чтобы пройти через проход в гостиную, мимо тела в коридоре, и к следующему коридорчику, который шел в заднюю часть гостиной, ближе к кухне.
Подмышки Бориса блестели от пота, и внезапно он почувствовал запах фекалий. Какие еще фекалии? Он посмотрел на Манасяна, который смотрел на своего телохранителя, как на канарейку в угольной шахте. Телохранитель махнул рукой: один человек.
С этими словами Манасян подтолкнул Бориса к первому проходу в тот самый момент, когда телохранитель шагнул в другой. В этот момент и Борис, и Карен посмотрели на телохранителя, ожидая очередного сигнала, но тот стоял неподвижно, лихорадочно озираясь по сторонам. Когда он повернулся, махнув рукой Манасяна, Карен потерял своего человека.
В этот момент его охватил страх, и Борис понял, что сейчас умрет. Единственным звуком был глухой хлопок, пуля ударила телохранителя в лоб и выбила ему затылок, звук был странно мягким и непропорциональным по сравнению с тем, как его голову резко отбросило назад с такой скоростью, что он потерял равновесие. И поскольку его голова, казалось, откинулась под углом, было трудно сказать, с какой стороны раздался выстрел.
Борис похолодел. Необъяснимая физика того, что он только что видел, добавляла странности тому факту, что он вообще был там.
Затем из-за дивана поднялась фигура, похожая на демона, обнаженная, с грязно-коричневым и фекально-зеленым телом, что создавало ошеломляющая путаницу с реальностью, с растрепанными волосами. Борис толком не понимал, на что смотрит, и не понимал, что такое сжатие времени, но прежде чем они с Манасяном успели среагировать, мужчина приставил маленький пистолет ко лбу Манасяна, забрал у него оружие и швырнул на пол.
— Кто вы? — он спросил Бориса. Знакомый кавказский акцент. Его глаза были спокойными, но измученными, с красными ободками. Белки были очень белыми.
Борис не мог говорить. Теперь он почувствовал запах краски. И еще кое-что. Гость был весь в крови, и запах ее был густым и сладким. Борис не мог поверить своим глазам. Это существо не было большим, но интенсивность его присутствия была ослепительной.
— Кто вы? — он спросил Манасяна. Он протянул левую руку и обхватил затылок Карена, так что его правая рука могла прижать дуло его странного пистолета ко лбу Манасяна с болезненной силой.
— Карен Манасян.
— Мы должны быть здесь одни, — сказал демон. — Почему ты здесь?
— Я пришел за ноутбуком, — честно признался Манасян, и это прозвучало по-детски нелепо.
— Это все, чего ты хочешь?
— Да.
— Где он?
Манасян осторожно поднял руку и указал на обеденный стол в нескольких футах от Бориса.
— Достань его, — сказал демон Борису. — Да. Иди и возьми.
Смирин подошел к столу и закрыл ноутбук. Он был подключен. Отключая его, он посмотрел вниз и увидел фотографии, разбросанные по столу. Они были разного размера, некоторые черно-белые, некоторые цветные, некоторые пожелтевшие и обмякшие от времени. Образы были ужасны: части тел детей десяти-одиннадцати лет и женщины в различных сочетаниях, создававшие самые безумные композиции. Синяки и кровоподтеки были отчетливо видны на телах детей, которые еще не начали приобретать контуры зрелости.
Борис боролся с воспоминанием, с узнаванием. Дети… что он знает о детях? Ну да! Он вспомнил… Никольский рассказал ему чудовищную историю об Израильянце… и семье… и их отце. Александр. Оганесян.
Он оглянулся на человека, который все еще держал голову Манасяна между стволом и рукой, и тот посмотрел на Бориса. Какого черта здесь происходит?
Что-то еще привлекло внимание Бориса. На столе зазвонил мобильный. Звук был выключен, но красный огонек заикался… заикался… заикался.
— Это твой телефон?
Человек ничего не ответил.
— Звонит, — сказал Борис.
— Да, я понимаю.
У Бориса в кармане зазвонил телефон.
— Позвольте мне, — сказал Смирин. — Это мой телефон. Этот парень похитил меня…
— Нет, — сказал Манасян, закатив глаза на человека, державшего его. Потом он заговорил с ним по-армянски, и тот снова покосился на Бориса.
— Я не знаю, что он говорит, — сказал Борис, внезапно испугавшись уловки Карена, — но они с Израильянцем вымогали у меня деньги, и они убили моих друзей… Подожди… подожди. Я знаю, ты работаешь на Сергея Никольского, не так ли?
При упоминании имени Никольского он увидел в глазах демона узнавание. И в глазах Манасяна тоже было узнавание. Хотя Борис был вне поля его зрения, глаза Карена были широко раскрыты от изумления, как будто эти два слова ослепили его откровением в полутемной комнате, как пророческая надпись на стене Валтасара.
— Я нанял Сергея, чтобы он вытащил меня из этой истории с Израильянцем и Манасяном. Может, он в свою очередь тебя нанял?
Это не работало достаточно быстро, не продвигало его аргументы достаточно быстро.
— Эти фото, — быстро сказал он, — я знаю об этих фото. Сергей рассказал мне об этом несколько дней назад в Челябинске. Это семья человека, которого знает Сергей. Сергей объяснял мне, что за человек Израильянц, хотел, чтобы я знал, с кем имею дело.
Все замерло. Никакого звука. Никто не произнес ни слова. Эта информация сделала что-то с демоном, что почти высосало воздух из комнаты.
И тут Борис услышал слабый щелчок.
Маленький пистолет дал осечку.
И Манасян, и мужчина поняли, что произошло за миллисекунду до Бориса, и в мгновение ока правый кулак Манасяна нанес один, два, три удара в верхнюю часть бедра мужчины возле его обнаженного паха, затем Манасян в мощном порыве энергии отбросил его назад, и оба упали на кофейный столик и на пол. Манасян выронил маленький складной нож, схватился за пистолет и выхватил его прежде, чем гость успел опомниться, и в тот же миг Борис швырнул ноутбук через диван, ударив Манасяна в грудь и отбросив его назад. Он привалился спиной к гигантскому телевизионному экрану, но сохранил равновесие и поднял пистолет, нацеленный на Бориса, который пронесся через комнату в нескольких метрах от него.
Снова все остановилось. Все тяжело дышали, были на взводе, адреналин зашкаливал.
— Хорошо, — сказал Манасян. — возьми ноутбук. — Ему достаточно было сдвинуть пистолет на несколько сантиметров, чтобы взять на мушку обоих мужчин. — Попробуй еще раз бросить, и я убью тебя. Мне нечего терять.
И тут же голому человеку:
— Израильянц мертв?
— Почти. — тот держался за бедро, диван был весь в крови.
Манасян жестом велел Борису подойти к входной двери.
— Мы уходим, — сказал голому Карен. — Заканчивай то, зачем пришел. Не оставляй этого сукина сына в живых.
Держась за раны, мужчина смотрел, как они идут через холл к входной двери. Прежде чем Борис успел открыть дверь с пистолетом Манасяна, ткнутым ему в почки, он оглянулся. Бледный свет телевизора мерцал на окровавленном диване. Мужчина исчез.