Имитатор

Глава 11

Рен с ужасом оглядывал больных, коих в лекарском центре Шаду было бесчисленное множество. Мужчины, женщины, дети и старики корчились в агонии, лёжа на деревянных кушетках. Кто-то доживал последние дни, кто-то только подцепил болезнь. Были и те, кто мучился жаждой, ведь почти все колодцы и водоёмы Шаду теперь находились под запретом.

— Отнеси бочки с очищенной водой настоятелю, пусть распределит по больным, — приказал Рен подручному из числа солдат Гудреда.

Прикрываясь плотной повязкой, Рен наклонился к одному из пациентов, возле того прибиралась медсестра. На теле бедолаги проступили тёмные пятна, а в затуманенных глазах вспыхнули алыми линиями лопнувшие капилляры.

— Сколько ему осталось? — спросил Рен.

— Неделя, не больше, — отозвалась женщина.

Мужчина потемнел: именно такие пятна недавно появлялись на теле Ивеса. Сколько бы ни старались приближённые, мальчику становилось хуже. Но больше всего пугало неведение. Роман с Агнаром сразу договорились не посылать друг другу вестей, чтобы не выдать нахождение имитатора, поэтому остальным приходилось только надеяться, что группа выполнит вверенную задачу в срок.

— Господин Рен, на улице вас ждёт повозка, — сообщил телохранитель.

— Понял. Иду. Они всё занесли?

— Вода, провизия и травы на месте. Настоятель обещал разослать часть по другим центрам.

— Хорошо.

Рен вышел на свежий воздух, телохранитель последовал за ним.

— Командующий Гудред приказал не оставлять вас, — сообщил он.

— Я так и понял, — кивнул Рен, оглядывая вычурную повозку, принадлежащую представителю знати.

По данным от шпионов Романа лишь один держатель капитала Лиенмоу согласился встретиться с верным слугой молодого императора. Остальных же либо запугал Согдеван, либо идеи о распределении богатств империи и разрушении прежних традиций.

— Из-за шторки не выглядывайте, пожалуйста, — сразу попросил возничий, стоило Рену подняться в тесную кабину, — на улицах могут быть люди князя. Мой хозяин хочет избежать участи наместника Шаду.

Рен не ответил.

Повозка тронулась в направлении дальних усадеб, но свернула под Цветочный мост, где за чередой гостиниц с заколоченными окнами, открылся вид на реку. Прежде вдоль неё гуляли старые супружеские пары, слонялись разносчики газет и зазывалы, теперь же лишь птицы гостили на перилах опустевшей набережной. Обескровленная столица вымерла, оставив лишь ошмётки людских судеб, их страхов и терзаний. И ради чего? Каждый раз, когда мысли Рена возвращались к Согдевану, им овладевал гнев. Он вспоминал спокойное, благородное лицо своего отца, а потом письмо, в котором говорилось, что тело имитатора было найдено в пригороде… то есть там, где его оставил Рен.

Повозка остановилась около обычной забегаловки, такой же заброшенной, как и десятки до неё на длинной улице. Жёлтые листовки на пузатых окнах грозно объявляли лишь одну новость: «ЭПИДЕМИЯ!»

Возничий спустился с передка, огляделся и, не сказав ни слова, скрылся в проулке. Рен терпеливо ждал, понимая, так промышленник избавляет себя от головной боли и лишних глаз.

— Можете выходить, — спустя время послышалось с улицы.

Телохранитель, что безмолвно ехал напротив Рена, вышел первым. И убедившись в безопасности места, дал добро идти дальше. Снаружи находилась группа из трёх человек, одетых простолюдинами. Их главный держал наготове револьвер, но стрелять в Рена он явно не планировал, оружие предназначалось скорее для «неслучайных» свидетелей.

— Следуйте за нами.

Мужчины направились в тот же проулок, затем завернули за угол. Их главный указал на распахнутую дверь погреба. Рен выполнял указания смиренно, не переживая о предательстве, ведь в таком случае, кто-то из двойных шпионов Согдевана доложит о метаниях промышленника.

В затхлой комнатёнке ютился лишь один стол с парой стульев и растёкшейся свечой в металлической чашке. В углу, спиной ко входу, стоял невысокий мужчина в чёрном мужском платье.

— Господин Шиети, — кивнул Рен и указал личному охраннику взглядом на выход.

— Помощник Рен. Рад встрече.

— Давайте без лишних любезностей. Мы оба знаем, для каких целей нужен этот союз. Вы боитесь самодурства князя, а мы хотим избавиться от него самого, поставив во главе государства сына императора.

— Если он выживет, конечно.

— Над этим мы работаем.

— В противном случае, все наши с вами разговоры будут бесполезны.

— Конкретно вам сейчас переживать не о чем. Эта встреча останется между вами и наследником.

Мужчина обернулся, показав глубокий шрам от лба до подбородка. Внешний вид союзника не шокировал Рена, ведь он знал, как именно Шиети его получил.

— Присаживайтесь, — промышленник указал на один из стульев, занимая место напротив. — Итак, вам нужна поддержка семей.

— А вам защита от Согдевана.

— Верно.

— Мне одно интересно. Почему только вы так боитесь князя, что готовы сотрудничать с нами?

— Остальные видят в императоре крах прежнего режима. Боятся, что у них отнимут всё.

— А вы?

— Мне боятся нечего. Я вырос в деревне на окраине, голодал, но и тогда жил счастливее, чем сейчас.

— Это как?

Шиети почесал затылок и обречённо опустил взгляд.

— Я был готов к труду и богатству, но не был готов к такому количеству интриг. Высший свет Шаду буквально тонет в склоках. Тут за лишнюю марку готовы продать жену, дочь и собаку в придачу. Я же потратил годы жизни на тяжёлый труд. Да, кое-где пришлось приплатить, кое-кого подмазать, но я трудился в цехе вместе со всеми, ел вместе со всеми, болел вместе со всеми. Если вы опросите моих работников, едва ли найдётся хотя бы пятёрка недовольных: на моих заводах хорошие условия труда. К слову, на улице стоят именно рабочие с моего завода. Мы не боимся изменений, если в торговых лавках останется еда, а нам будет что носить. Я не держусь за собственные богатства, а вот жизнь мне дорога. Согдеван уничтожит Лиенмоу, это я точно знаю. Он продаст её Далу по кирпичикам. Мои заводы ничего не стоят, если продукцией никто не пользуется, а с ублюдками из Далу я сотрудничать не хочу.

— Убеждаете меня, что в вас осталось благородство?

— Мне плевать, что вы обо мне думаете. Я должен уберечь свою семью. Если вы обещаете им защиту, я встану на вашу сторону.

— Этого мало, господин Шиети.

— Не понял, — нахмурился мужчина.

— А если вдруг Согдеван пообещает вам то же самое? Что тогда? Вы мгновенно к нему переметнётесь? Да, он сделал неверный шаг — захотел напугать союзников, а не поощрить, — но что, если он исправится, а наши дела будут плохи?

Шиети поджал губы в задумчивости.

— Вы знаете, чего мы хотим, господин Шиети? — продолжил Рен.

— Конечно.

— И что вы думаете по этому поводу? Вы считаете, это достойная цель?

— Наверно, да. Если бы в юности меня защищала родная страна, если бы она поддерживала родителей работяг, я бы не убил здоровье на прежних заводах и не получил бы этот отвратительный шрам. Да, сейчас у меня появились деньги, но они ничего не будут значить, если землями Лиенмоу завладеет Далу. Для далуанцев понятия честь и достоинство лишь пустой звук, я называю их нацией торгашей. И если хорошо подумать, то что́ они сделают с коренными жителями Лиенмоу? Едва ли будут считаться с нами. Скорее загонят на крохотный клочок земли, как они сделали это с известными нам «каннибалами хребта».

— Вы верно рассуждаете, Шиети. Так вы уверены, что хотите союзничать с нами только из-за страха? Может вы, всё же, разделяете наши идеалы и устремления. Быть соратником лучше, чем временным союзником. Да, ваши заводы, впоследствии, могут отойти Лиенмоу, но никто не заставит вас отказаться от них целиком и полностью. Вы лучше всех знаете производство, ведь выступали не только в роли руководителя, но и в роли чернорабочего. Нам нет смысла заменять вас. Император обещает достойную жизнь, поверьте мне.

Шиети многозначительно усмехнулся.

— Похоже, вы действительно верите в эту идею. Она будто стала вам родной. Разве ваш отец не жил в роскоши? Впрочем, вместе с вами.

— Так и есть. Но он за неё никогда не держался. Это были подарки от старого государя. Тот считал, что лишние золотые часы удержат верность имитатора.

— И Джулий, конечно, же, верно служил не из-за этого?

— Не поверите, но нет. Он увидел своё предназначение в служении трону Лиенмоу. Лишь под старость лет он стал задумываться о колоссальных изменениях в общественном и политическом устройстве. Дело в том, что люди, живущие в достатке, редко задумываются о судьбах простых земляков. Более того, они порой ошибочно полагают, что бедняки заслужили подобной участи, совсем не беря во внимание то, что сама система просто не позволила низшим слоям развиваться иначе. В общем, господин Шиети, это длинный и довольно интересный разговор. Но мой вопрос остался без ответа. Вы готовы стать нашим соратником?

— Вы дадите мне несколько дней, чтобы осмыслить всё… это?

— Разумеется. Вместо ответа мы ждём вашу семью в поместье Цай, что расположена близ старого дворца. Люди Гудреда защищают тамошние границы. Император не приглашает вас в личные покои только из-за болезни.

— Понимаю. Благородно с его стороны.

— Это не все его достоинства, господин Шиети.

Рен поднялся с чувством выполненного долга, но у входа промышленник его остановил.

— В знак моего уважения к вам, господин Рен, и к императору, хочу сообщить ещё кое-что.

— Говорите.

— Когда Согдеван нас собирал у себя и когда он обличил наместника, наказав по всей строгости, он планировал агитацию против императорского двора, посредством раздачи зерна бедным слоям. Помимо этого, владельцу Торговой палаты и главе ревизоров-перебежчиков он приказал разузнать о состоянии императора и распустить слух о его кончине. Так же они планировали вылазку в старый дворец, чтобы отравить советника Романа. Позже мне удалось узнать, что всех главных лекарей столицы казнили за пределами центральных земель вместе с семьями.

Рен вспыхнул от негодования.

— Есть ли у вас доказательства?

— К сожалению, лишь мои слова. Но я могу попросить верных мне людей отыскать нечто подобное.

— Нет. Это слишком рискованно. Вы поставите под угрозу не только свою семью, но и семьи ваших рабочих.

— Не переживайте об этом. У меня есть шурин, увязший в грязных делах. По нему давно плачет тюрьма, и я вытягивал его из передряг множество раз — он должен мне. Я зашлю его. Даже если с ним что-то станется, горевать никто не станет.

— Жестоко.

— Я бы так не говорил, если бы не знал, что этот чёрт выкрутиться из любой ситуации.

— Даже не знаю. Делайте так, как считаете нужным, но сильно не рискуйте, мы попытаемся отыскать иные способы обличения князя.

Рен попрощался с Шиети и вернулся к повозке. Промышленник, сам того не подозревая, уже перешёл на сторону императора, ему осталось только осознать эту мысль и сделать правильный выбор.

***

— Что там творится, старик? — поинтересовался мальчишка каменщик, сгребая с пола кельму и кирку-молоток.

Вместе с пожилым напарником, он занимался укладкой стены вокруг поместья очередного богатея, каких в окрестностях Шаду жило довольно много. Сейчас громада пустовала: напуганные постояльцы поспешили покинуть дом после начала эпидемии. Тем не менее, обновить стену они всё же пожелали.

Внимание мальчишки привлёк шум с соседней улицы.

— Так это, зерно раздают, — не отрываясь от работы, ответил старик.

— Какое ещё зерно? То самое, что чуть раньше собирал с сельских наместник?

— Наверно, — развёл руками напарник, — мне откуда знать.

— Но что они кричат? Не могу расслышать.

— Ну, иди, погляди, раз интересно.

Мальчишка сунул инструменты в заплечный рюкзак и медленно побрёл в сторону толпы. Вызванный ажиотаж поразил его и даже смутил: люди враскорячку ползали в грязи, собирая рассыпавшееся зерно. Они залезали друг на друга, ругались, царапались, кусались. Озверевшие от голода и жажды, позабывшие о болезни, они буквально кидались на раздающих. В мольбах проступали гневные нотки. Толпа душила тех, кто пытался уйти. Кого-то грабили сразу, стоило им отойти от повозки и завернуть в переулок. И все эти вопли, падения и давка — испугали мальчишку. Увернувшись от очередного бедолаги, который старался убежать с горстью зерна подальше, каменщик услышал голос согдеванского слуги:

— Князь Согдеван просит извинить императора за нерасторопность. Неопытный молодой наследник совсем позабыл о тяготах населения. Князь жалует вам зерно из личных запасов, дабы поддержать в эти тяжёлые времена. Мальчик совсем плох и, неровен час, отдаст душу Вселенной. Будьте к нему снисходительны. Однако ж князь вас не оставит. Поверьте. Не оставит.

Мальчишка не думал, что в глазах этих людей могла теплиться хоть какая-то мысль, поэтому даже не придал значения гнилой агитации. Его семья не верила старому императору, не верила молодому, а князю Согдевану и подавно. Благо, им было чем отобедать и отужинать: брат матери воровал еду из разрушенного корпуса ревизоров.

Полный жалости и отвращения каменщик вернулся к старику.

— Ну что, поглядел?

— Ага.

— Понравилось?

— Нет.

Старик усмехнулся и водрузил новый камень на стену.

— Благо, до нас ещё не добрались.

— Что нас ждёт, старик?

— Да кто ж знает. Пока еда на столе есть — и ладно.

— Ну, а когда она закончится?

— Тогда помрём.

— Вот так? Просто?

— А в смерти ничего сложного нет. В жизни — да. А смерти бояться не нужно.

Мальчишка, раздосадованный увиденным и ответом напарника, сполз по каменной кладке, обессиленно опустив голову.

— Я боюсь, старик.

— Смерти боишься?

— Нет, беспомощности. Я вот тут стою с тобой, кладу стену… а вдруг завтра стены не нужно будет класть? Что тогда? Куда бежать, куда деваться? Боюсь, старик, того, что не знаю, как поступить. Видел бы ты их лица… они, должно быть, не ели неделю.

— Я тоже как-то не ел неделю, — предался воспоминаниям старик. — Помню, как выполз во двор своей крохотной лачуги и увидал тощую соседскую кошку. Она пряталась в кустах жимолости, которую, к слову, я к тому моменту уже объел. И вот, мучимый внутренним раздражением и болями, я представил, как ем эту кошку и, знаешь, так спокойно стало на душе. Я бы поймал её, если бы сил было побольше. Она, в отличие от меня, могла добраться к объедкам богатеев.

И снова животный страх пронзил мальчишку. Больше всего пугало спокойствие, с которым старик говорил о голоде. Должно быть, он сталкивался с подобным много раз.

— И как же ты выжил тогда?

— Да вот как те, жрал зерно с земли, когда его вывезли из дворца. Старый император не бедствовал, только всё жадничал.

— Новый такой же будет?

— Не знаю. Но у того дворца были мои знакомые. Они сказали, что он пуст: ни еды, ни драгоценностей. При этом в лекарских центрах дают горячее, купленное за счёт золота из императорских чертогов. Может, мальчишка и другой породы, но какая разница, если он скоро помрёт.

***

К вечеру на улицах Синего города похолодало. Со склонов северных гор потянуло свежестью. Она пролетала над головами прохожих, бередя волосы и срывая синие флаги с благородных домов. И не было для ветра разницы, касается он ветхих жилищ или же тех, что строились из крепкого камня с дорогой отделкой. Неизменный, сильный и безразличный к тяготам мирской жизни, ветер гнал тучи в далёкие земли.

Кир и Мария возвращались в таверну, когда в верхней части города, над украшенным цветастыми тканями мостом вспыхнули красочные огни. Кир широко раскрыл глаза и в восторге разинул рот: подобного видеть ему не доводилось.

— Давай подойдём поближе, — попросил он Марию, которая к тому моменту уже стянула с себя шляпку и очки.

Девушка снисходительно улыбнулась и кивнула. Пробравшись через толпу зевак, Кир остановился у перилл подъёмной клетки, недалеко от железнодорожного перехода. Разноцветные всполохи занимали всё небо, словно распустившиеся под солнцем бутоны ярких цветов. Кир и не заметил, как от прихватившего сердце восторга схватил Марию за руку. Та не сопротивлялась, а только расплылась в довольной улыбке, на мгновение сбросив маску суровости и контроля.

На одном из соседних мостов, пуская пар из ушей, плясало механическое чудо, каких Киру видеть не доводилось. Под яркими вспышками неживое существо исполняло невероятные кульбиты.

Синий город мог удивить и даже восхитить масштабом. На первый взгляд казалось, что здесь возможно всё и сразу. Но даже радуясь необычным вещицам, ярким вспышкам в небе и разодетым в шикарные платья женщинам, Кир вспоминал липкий туман нижних кварталов и мольбы матерей о спасении их детей.

— Мария?

Кир и Мария на мгновение замерли, украдкой взглянули друг на друга, а затем медленно обернулись. Марии понадобилась лишь секунда, чтобы узнать родственницу. Нахлынувшая волна смешанных эмоций не ускользнули от внимательного взгляда имитатора.

— Глазам не верю, — протянула незнакомка тонким голоском. — Не ожидала увидеть тебя на родине, да ещё и с кавалером. Хотя это, должно быть, друг дяди. Вы ведь не её кавалер, верно?

Кир молча перебегал глазами от приунывшей Марии к новой знакомой, а потом опустил взгляд на сжатую в ладони руку спутницы. Вместо того чтобы отпустить её и заявить о непричастности, он сильнее сжал тонкую кисть и притянул Марию к себе.

— Кто это бесцеремонная дама, дорогая? — обратился он к Марии голосом далуанского командира.

Поначалу растерявшись, девушка стыдливо убрала выбившуюся прядь волос. Затем, набрав в грудь побольше воздуха, взяла себя в руки и со снисходительной улыбкой произнесла:

— Моя двоюродная сестра, дочь тётки. Анастасия, знакомься, мой муж, капитан Ши Александер.

Новая знакомая, явно разочарованная открывшейся правдой, кисло улыбнулась, едва поклонившись.

— Хм, не ожидала. Мать говорила, что ты покинула город и теперь бродишь по землям Далу с разбойниками.

— Нет, я лишь вышла замуж. Здесь мы проездом, уже сегодня отбываем.

— Что ж, жаль, — явно слукавила Анастасия. — А так бы зашла к матери…

— Не хочу тревожить её. Мы должны спешить. Была рада встрече.

Кир тут же развернулся и побрёл прочь, увлекая за собой Марию. Когда они ушли достаточно далеко, Мария остановилась в небольшом цветнике, чтобы перевести дух.

— Неприятная у тебя сестрица, — заметил Кир, пытаясь распознать чувства девушки.

— Так и есть, Кир. И… знаешь… спасибо.

— Пустяки.

— Нет, правда.

— Поделишься?

Мария поправила платье, хотя необходимости в этом не было, затем посмотрела прямо на Кира.

— В семье я белая ворона, Кир. Моя мама считалась первой красавицей в районе жилых кварталов, её сёстры и племянницы тоже пользовались успехом, что в обществе Далу считается хорошим знаком. Женщины здесь не стараются познать мир или разнообразить собственное существование, для них предел мечтаний — это удачное замужество. А что делать, если ты не хороша собой, если нет у тебя ни харизмы, ни изюминки? Тогда ты обречена на одиночество, о чём мне не забывали напоминать. Ничего скорбного в этой истории нет, но в собственной семье я не чувствовала себя комфортно. Отец переживал, что замуж я не выйду и останусь сидеть на его шее. Даже за обучение в обычной школе не хотел платить. А ещё я «много болтала» о том, о чём не принято говорить в культурном обществе и как-то позволила себе заявить, что обычный рыбак или плотник ничем не хуже служки управляющего. Наместнику это не понравилось…

— Поэтому они отправили тебя к дяде в деревню?

— Да, точнее выгнали, запретив возвращаться в родной дом. Вывели пятно на красивом семейном полотне. Анастасия была самой гадкой из них. Она доходила до прилюдных оскорблений и неприятных розыгрышей. Жаль, что я не могла её пристрелить, как ты того оленя в лесу... Я выгляжу жалкой, да?

— Совсем нет. Ты выглядишь… живой.

Кир осторожно положил руки девушке на плечи.

— Чтобы ты знала, я никогда не считал тебя бельмом, наоборот, был рад среди суровых наёмников увидеть тонкий солнечный луч. Ты их совесть и душа, Мария. Лишь ты одна прониклась моими страхами и старалась поддержать. Людей участливей тебя я не встречал. Веришь мне?

Девичьи глаза наполнились слезами. Впервые за долгое время она показала себя Киру в полноте сложного образа. Не таясь и не лукавя, Мария дала волю чувствам. Опустив голову на грудь Кира, она горько заплакала. Тяжёлые капли внутренней грозы стекали по швам и пуговицам нового наряда, оставляя на ткани тёмные озерца печали. Кир держал её крепко, и только сейчас осознал: сердце его наполнилось новыми переживаниями. И гладя вьющиеся волосы, стройную спину и холодную от ветра щёку он понимал, что нужен ей, что место его рядом. Невзирая на статус храброй и решительной лучницы, Мария оставалась ранимой девушкой, желавшей любви, дружбы и поддержки близких. Она научилась закрываться, научилась стоять за себя, но в груди её таилось израненное сердце. Она хотела быть красивой для мамы и любимой для отца, хотела понимания сестёр и веры в человечество, но встретила лишь жестокую реальность, в которой облик дороже характера, а статус важнее правды. И именно поэтому она вступалась за Кира каждый раз, когда Ли Су язвил, именно поэтому поддерживала улыбкой и кивком. Она видела в нём себя. Растерянного, одинокого, мечтающего о простых радостях жизни. Мария — нежный, но сломленный цветок, нашедший приют в суровой семье Агнара. И Кир вдруг осознал, что будет защищать и поддерживать её до конца своих дней.

***

Снова отряд Агнара держал совет, собравшись вокруг тягучей жижи, названной трактирщиком гороховым супом с копчёностями. Подальше от дверей и щелей, где могли заседать любопытные уши, они делились тем, что удалось узнать за день.

Вернувшись из города, Кир и Мария скинули в общую казну вырученные за рецепт деньги. По подсчётам не хватало лишь пары марок, но Ли Су заверил, что для него это не проблема.

Печальными сидели лишь Агнар и Мария. И вскоре остальные узнали причину их тревоги. Агнар рассказал о шпионе, которого не ожидал увидеть так далеко от дома, Мария — о двоюродной сестре, которой лучше не показываться на глаза, так как их семья тесно связана с правящей верхушкой.

— Значит, нам с тобой, дорогая, лучше до юбилея наместника из таверны не выходить, — задумчиво протянул Агнар, потирая нахмуренный лоб. — Кир, — тут же обратился он, — завтра с Ли Су пойдёшь ты.

— В публичный дом? — криво улыбнулся Кир.

— Да.

— Мне удалось проверить четвёрку претендентов, — вклинился Ли Су. — Надсмотрщица обещала, что завтра придут другие.

— Надсмотрщица? Как тебе удалось её склонить на нашу сторону? — спросила Мария. Пока Камо разливал по мискам суп, она осторожно складывала купленную для продажи рецепта одежду.

— Я немного слукавил о тайном объединении рабочих, — ухмыльнулся мужчина. — Она поначалу сопротивлялась: умная попалась бабёнка, — но вскоре страх за место и подопечных пересилил подозрения.

— Ловко, — хмыкнул Зубери.

— Да как бы не так, — решил признаться Ли Су. — На самом деле я опростоволосился: ни копейки не взял в Дом, на чём и был пойман. Пришлось выдумывать оправдание прямо на ходу. Мне ещё повезло, что она приняла мой лиенмоуский акцент за плохую актёрскую игру.

— Ладно-ладно, — по-отечески улыбнулся Агнар, — вышло же всё лучшим образом. Как бы мы там лазали без подозрений, не придумай ты славную легенду?

— Главное, чтобы она не начала работниц расспрашивать о тайном объединении рабочих или всё хозяйке не рассказала. Вот тогда будет потеха!

— Не будет, раз за место держится.

— Слушай, Агнар, а этот Одд тебя точно не видел?

— Не могу быть уверенным, но после Дома я петлял по городу несколько часов, потом ещё выжидал, следил за дорогой. После хватанул шляпу на рынке с первого попавшегося прилавка и пошёл уже в ней.

— У меня ещё вопрос, — сказала Мария. — А как Кир заставит наставников в лекарском центре показать ему, как лечится нужная хворь? Вдруг до этого места в обучении они только через месяц дойдут?

Агнар молча кивнул, встал с места и направился к походному рюкзаку. Из крайнего кармана показался маленький бутылёк с мутным содержимым.

— Вот это, — указал он, — есть возбудитель в питательной среде. Образец Роману прислали из лекарского центра в Шаду, надеясь, что советник отыщет способ борьбы с болезнью. Это ещё одна причина, по которой нам нужно было спешить. Тварь, сидящая внутри бутылки, проживёт ещё пару дней.

— А если мы не успеем? — усомнился Кир.

— Тогда придётся применить грубую силу, а затем бежать из города поджав хвосты, но в таком случае вернутся домой не все, так как кому-то всё же придётся отвлекать внимание на себя, пока ты не достигнешь границы.

Кир совсем не хотел, чтобы кто-то из собравшихся оставался в Далу, тем более он не хотел их смерти.

— Получается, ты хочешь, чтобы мы начали эпидемию в Синем городе?

— Не эпидемию, нам нужно заразить только одного. Когда его приволокут в центр, лекари однозначно покажут остальным способы работы с болезнью.

— Если перед нами тайный замысел князя Согдевана и императора Далу, вряд ли лекари будут показывать лечение болезни всем ученикам. Наверняка хворь является тайной, — покачала головой Мария.

Ли Су, до этого обдумывавший высказанную идею, вдруг вскинул указательный палец вверх.

— Когда мы заразим кого-то, а Кир попадёт в центр, Зубери или я пустим слушок об эпидемии. Тогда у главных лекарей просто не будет выхода, им придётся обучить большее количество людей.

Остальные согласились с планом и, наконец, принялись за ужин. Помимо работы над основным делом им ещё предстояло выступить на юбилее наместника, и сделать это нужно было хорошо, чтобы не вызвать подозрений. Поэтому об игре на инструментах союзники не забывали.

Готовясь ко сну, Кир взбивал промявшийся матрац. Он не заметил, как сзади подошла Мария и украдкой заглянула ему через плечо.

— Кир, — шепнула она, чтобы не разбудить братьев, тихо посапывающих в дальнем углу за шторкой. — Гляди, что у меня есть.

Из-за пазухи она достала продолговатый свёрток, оказавшийся совершенно новой бамбуковой флейтой.

— Нам же нужно продолжать притворство, а у тебя нет инструмента, и вот, я… Она стоила не дорого.

Кир участливо осмотрел инструмент, покрутил его в руках и благодарно кивнул.

— А я и забыл, если честно.

— Как вернётесь с Ли Су из публичного дома, потренируемся совместной игре.

Кир спрятал флейту в мешок и обернулся к Марии. Она больше не выглядела подавленной, прежняя холодность исчезла. Кир не считал себя спасителем, но Мария, видимо, осталась благодарна за понимание, которое в её адрес проявлялось не часто.

Мария прервала тягучее молчание неловким хлопком Кира по локтю, и тут же рассмеявшись из-за собственной неуклюжести, вышла за шторку. Какое-то время Кир стоял без движения, с улыбкой наблюдая за стройной тенью девушки, затем достал дневник Джулия, подвинул ближе к изголовью койки свечу и погрузился в чтение.