Интервью с авторами АТ 2018

Интервью 33 Вячеслав Паутов

У каждого пишущего есть свой девиз, который читателями и коллегами-авторами может рассматриваться как его credo… У меня он вот такой:

«Все мы — рыцари в призрачных латах. Ежедневно сражаться идём. В бой за Мир, сумасбродством объятый. В бой за разум его, опалённый безумия огнём».

Предпочитаю литературный псевдоним Norgeborg, что значит Северная (можно и норвежская) Твердыня (Крепость), который я воспринимаю, как крепость характера и убеждений выходцев из северной Столицы нашей Родины, а так же, как дань увлечению скандинавскими сагами. Владею скандинавскими языками (кроме финского), работаю преимущественно со шведским.

Много читаю литературы научно-исторического, исторического, историко-приключенческого плана. Излюбленный период истории — средневековая Скандинавия эпохи викингов. Собран большой информационный материал, отражающий данную эпоху в истории Норвегии, Швеции, Дании. Знаю, об этом периоде Средневековья написано очень много литературы разного плана и направлений, в том числе и художественной, мне же хочется привнести и свою толику впечатлений, своё видение конкретных ситуаций и исторических лиц.

Моменты становления-развития средневековой Скандинавии и Руси, того же исторического периода, крепко связаны между собой: говоря об одной стране, не даю себе забывать и другую; стараюсь ненавязчиво показывать эту связь, но не огрубляю явное и не зацикливаюсь на нём… Потому часть моих рассказов из цикла «Победители и побеждённые» посвящены Отечеству. Не считаю пафос «литературным извращением», часто он захватывает меня и ведёт по повествованию, являясь источником литературного вдохновения… Но, наверное, не смогу внятно ответить, почему, именно, История питает его… Видимо для меня и сила, и яркость, а так же убедительная реальность человеческих образов сокрыта именно там.

На жизнь смотрю глазами интроверта: не люблю говорить о личном (особенно о переживаниях, трагедиях, неприятностях и т. д.) или делиться им. Возможно, литература и является тем инструментом, что позволяет достичь душевного комфорта, а, может, — и возможность поведать о сокровенном, о том чего не вижу и не чувствую в современниках.

Писательство-авторство не является для меня ни профессией, ни хобби… Это, скорее, — состояние души и потребность сгладить острые углы действительности подобным образом, возможность рассказать о том, что наболело или восхитило, или оттолкнуло в конкретных ситуациях от конкретных людей, или привело к другим, ставшим теперь ближе и доступнее.

Здравствуй, Вячеслав! Рада побеседовать с тобой.

Здравствуйте! Взаимно…

Кто или что подтолкнуло тебя начать писать?

Первый опыт — детско-подростковый: писал стихи к праздникам, тематические рассказы, очень любил школьные сочинения (всегда выбирал свободную тему), потом пошли короткие пьесы-миниатюры для СТЭМ — Студенческого Театра Эстрадных Миниатюр (имею диплом режиссёра, но это было давно, потому всерьёз его и не воспринимаю — чего только со студентами не бывает, но постановку «До третьих петухов» по Шукшину запомнил на всю последующую жизнь). Само пребывание в образах театральных героев помогло в будущем конструировать литературных персонажей. Основными отправными толчками для сегодняшнего творчества явились два временных периода: изучение скандинавских языков и истории, а так же компьютерная он-лайн игра BattleKnight (банально!?). В российском клане VIKING был Скальдом, да ещё много кем на датском сервере (там были и шведские кланы). Однажды случился литературный конкурс (стихи, рассказы произвольного жанра и формата), на котором я к своему полному удивлению победил с темой викингов, но отнёсся к победе скептически. Сокланы же вопросили: «А слабо о нас книгу написать?». Оказалось не слабо, а игру я забросил, вот так вышло. А потом пошли литсайты, где меня многому научили, на многое открыли глаза: терпеливые и талантливые люди занимались моим литературным просвещением, и я благодарен им.

С чего начинал: с прозы или поэзии?

Если можно сказать точнее, то всё происходило параллельно. Я не считаю себя поэтом, а стихи свои называю «литературными эмоциями» или ещё — «дневником», который пополняется поэтическими впечатлениями по мере работы с прозой: это и эпиграфы, и стихотворные иллюстрации, и ролевые монологи, и мои впечатления от написанного или прочитанного.

А не хотелось, используя свой опыт, написать книгу об актерах или театре, поменяв свой жанр? Или только саги о викингах?

Я пишу не совсем о викингах (точнее не только о них), а о людях эпохи викингов. Ведь не все скандинавы становились викингами. Очень люблю скандинавскую природу, потому отдаю ей должное на страницах своих саг: языческая природа — яркий, и в тоже время, — самостоятельный образ, хотя и остаётся неотъемлемой частью жизни людей той поры. Стеклянный Тир дал мне возможность отойти от излюбленной темы, так возникли «Победители и побеждённые», работа же над этим сборником рассказов доставляла и доставляет мне удовольствие. Это новый для меня формат, другой уровеньи иной подход. Вроде бы малые формы (пиши и пиши — только начать и закончить), но душевных затрат, времени, старания, концентрации они требуют не меньше больших. Казалось, что никогда не смогу «начать и закончить» в объёме 30 000-40 000 зн, однако и это оказалось возможным.

Да, вы высказали очень интересную мысль. Надо подумать о возможностях её реализации.

В этом жанре, часто хвалят книги Александра Мазина и Марии Семеновой? А как ты относишься к их творчеству? Кто для тебя идеал в этом жанре?

Нисколько не хвастаю, но давно знаком с Марией Семеновой — ещё в начале 2000-х нас познакомил один известный питерский журналист. Да, меня всегда интересовало и интересует её творчество, в большей мере, конечно, исторические очерки и комментарии, её энциклопедия «Мы — славяне!», но не в меньшей, чем сами «Викинги». А Мазин? Он-то и был причиной того самого посыла, который я вложил в своё «Солнце…»: мне не понравился уровень трактовки Александром образа Хальвдана Чёрного (1,5 главы описаний о жирном пьянице, самодуре, ненавидящем людей) — узко, похабно, установочно… Понятно, для Мазина он — фигура проходная (получалась, именно фигура, а не образ). Разве мог подобный человек объединить Норвегию? Я помню как Александра критиковали за слишком вольное обращение со «средневековым скандинавским реализмом» (это так и было), закончилось тем, чтопоследние его романы в той серии были сопровождены такими подробными, доходчивыми и яркими историческими комментариями, что я просто диву давался… И буквально попал в плен его подхода к подобным моментах: меня самого теперь критикуют, но за излишнее «комментаторство». И последнее, я не рассматриваю творчество А. Мазина, как «книжки про викингов», «варягов» или «попаданческий боевик», потому что, если вчитаться, а затем, вдуматься, то там не столько о них, сколько о самой эпохе, людях, таких, какими они были на самом деле (по мнениюавтора), людях, для который ничто человеческое не чуждо: без всякой романтики, но бок о бок с суровой прозой жизни, где герой не всегда «герой — всегда и во всём герой», а прежде всего — «герой-всегда живой человек». Третьим откровением для меня стал И. Бояшов с его романом «Конунг», там обожаемый мною Рюрик (в смысле образ) отчаливает на Русь с норвежского берега, там всё дышит классицизмом саги, но ненавязчивый и приятный вкус фэнтези остаётся.

Закончу этот диалог следующим тезисом: по духу, стилистике, образности и следованию некоторым классическим канонам (использование более 3-х основополагающих) произведения этих авторов могут считаться последователями жанра «северной саги», которую можно назвать самой древней формой современного фэнтези.

Да, эти авторы являются моими кумирами. Но, идеалом я всё же вижу Сигрид Унсет, ту женщину-автора, которая вознесла осовремененную, высокохудожественную скандинавскую сагу на Нобелевский уровень. Славянское и скандинавское фэнтези неразлучны (всегда идут рядом, рука об руку). И вот здесь очень заметной фигурой (личное мнение) является Ольга Григорьева («Берсерк», «Набег», «Стая»), а облик Хальвдана Чёрного, нарисованный ею, — личность, целостный образ, настоящий вождь (верю, её Хальвдан способен объединить будущую Норвегию), но и человек со своей жизненной трагедией, а её Рюрик — Русь… У Сигрид есть последователи, подтверждающие, что жанр скандинавской саги не мёртв: Тим Северин с его трилогией «Викинг», Сивер Кристен А. «Сага о Гудрид», Ф. Г. Бенгтссон «Рыжий Орм» («Драконы моря»), ну и конечно же Томас Бернхард с его романом-сагой «Стужа». Последний даёт не только литературно-художественную информацию о временном промежутке и богатую образную палитру персонажей (во множестве исторических), но и полное прочувствование «замерзания души» отдельного средневекового исландца, чьим, образом воплощенным в текст, я был просто ошарашен, а дочитав до самого финала, ощутил, что «замерзаю» сам… И это там я почерпнул для себя понимание истинного смысла пафосных слов «месть», «возмездие», «ненависть», «воздаяние». Нет, в этом романе-саге вы не встретите «картонных викингов» и он — не боевик (обложка настраивает на подобный лад), а так же, скорее всего, для многих он будет тяжеловат. Потому что «Стужа» именно для тех, кто хоть единожды задумывался о мятежности собственного духа, для тех, кто не ищет упрощенческой простоты и тривиальности текстов…

Писать исторические книги очень сложно, нужно знать не только историю, но и прекрасно разбираться в мелочах: костюмах, оружии, быте, взаимоотношениях того времени. Как ты с этим справляешься?

Сейчас вы подняли очень важный пласт, определяющий качество литературного творчества, ту основу, без которой ХудЛит не бывает. Упомянутые вами «мелочи», являются не только канонами реализма (исторического в том числе), но и более широким явлением, составляющим неотъемлемую часть образной системы литературных героев (образов) — многокомпонентной системы, реализующей литературный образ целиком и являющейся его «копилкой», если так можно выразиться…

В рамках данного интервью позволю себе остановиться на трёх составляющих компонентах литературного образа, завязанных, именно, на упомянутых «мелочах» (жаль, что для некоторых они мелочами и останутся). К тому же я давно хотел поговорить об этом, но всё возможности не выпадало…

Визуальная составляющая: внешний облик, портрет, внешняя зарисовка образа, лицо как отражение характера. Вот тут-то и можно будет представить читателю как герои-образы выглядят «вживую», приступить не к лицедейству, а к «лицеделанию». Но «живое» лицо, лицо способное менять своё выражение на протяжении всей главы и из части в часть — зеркало характера героя, реакция на происходящее, отражение сильных эмоций (если не мимикой, то глазами: бесчувственные люди выдумка и заблуждение), реакция на климат и погоду (живому свойственно чувствовать жару и холод, бесчувственны только механизмы). И здесь открывается масса художественных возможностей для творческого автора: рисуйте лица, волосы-причёски, брови-губы, носы-подбородки, а особенно — глаза… Иногда это может не получиться в рамках одной главы, а статики быть не должно, зачастую динамичный облик собирается из «осколков», распределённых по нескольким главам или частям. Милое (или немилое) получилось личико, полное страсти или ненависти, мудрости или глупости, любви или предательства. Теперь следующим штрихом приступаем к одежде. Нужно ли это, важно ли это? Да, безусловно, ибо любая одежда является отражением натуры хозяина и эпохальной моды. Тут главное не переборщить — всё должно быть естественно и гармонично. Она, эта внешняя оболочка человека, — ещё одна капля в «копилку образа», ещё одна индивидуальная деталь: все, даже при одинаковом достатке, одеваются по-разному, а одежда иной раз говорит о человеке больше, чем он сам мог бы рассказать. Надо отдать дань и наличию (или отсутствию?) украшений. Последние тоже имеют свой «образный язык», откровенно говоря о своём владельце (владелице).

Интерьерно-бытовая составляющая образа, бытовые подробности жизни, влияние атмосферы быта на формирование характера персонажа, его внутренние и внешние реакции. Не секрет, чтобыт определяет характер героя, демонстрирует соприкосновение его образа с соответствующим «жизненным пространством». А король, он ведь и в рубище, и нищей обстановке остаётся королём. Под изменением бытовых условий персонаж или меняется, или нет, и это ещё одна из характеристик в «копилку образа». В более расширенном понятии это может выглядеть как описание влияния среды. Живой человек, а тем более образ, который вы стремите к реальности, всегда реагирует на изменение внешней среды. В более узком понимании интерьерная характеристика пребывания героя необходима для более реального восприятия его мыслей, действий, решений, времени, в котором он живёт или (и) умирает, действует или (и) бездействует.

Личное пространство героя, предметы окружающие его, как отражение влияние\я «личного окружения» на образ персонажа. Описывая эти необходимые информативные дополнения, мы ещё раз акцентируем внимание на образе самого героя, какой он — таковыми будут и вещи, окружающие его. И тут опять может быть двоякая ситуация: они или соответствуют самому герою или совсем нет. Главное в предметах — их реальность и необходимость. Представим себе викинга: оружие и доспехи должны соответствовать эпохе, а перстень или браслет может сказать читателю о нём больше, чем его имя, ведь вещи всегда характеризуют своего хозяина.

С одной стороны вы, как автор, повествуете о вашем герое, с другой — его вещи. Гипотетически мы живём не в мире вещей, но они всегда были и будут «нашим миром», «миром нашего владетельного пространства». Иногда можно и промолчать в авторском описательном тексте, а дать «слово» вещам персонажа.

Нет, боже упаси, подобными утверждениями я не открываю Америку. Коллеги-авторы прекрасно знают о существовании образной системе и её моделировании в литературных произведениях. Просто ещё раз хочу показать, что в ХудЛит мелочей нет.

И последнее… Погружение автора (да и читателя не в меньшей мере) в исторический реализм всегда было и остаётся сложной задачей. Вывод здесь один: в этом случае нельзя Историю делать фоном, потому, что онавсегда была и будет «временем и местом действия» героев автора, местом образного приложения его персонажей. А чтобы быть поближе к этой самой реальности, нужно интересоваться разделами «История быта», «История костюма», «История кухни», «История искусства», «История архитектуры», «История религии» и т. п…

У тебя как у автора есть книги, которыми гордишься? А работы, которыми недоволен?

Я все свои работы люблю как собственных детей. И недоволен лишь тем, что два романа не могу закончить до сих пор… Но это скорее недовольство собой, чем «детьми».

Часто ли ты описываешь в книгах реальных людей, и как они к этому относятся?

Да, зачастую я так и поступаю: мои герои — образы, написанные под воздействием впечатлений о реальных людях. Другое дело, что прототипы об этом не знают.

Как относятся друзья и близкие к твоему творчеству?

Можешь ли ты отказаться от книги, если она им не по нраву? К чьей критике ты прислушиваешься?

У меня очень мало друзей, с которыми хочется поделиться своим творчеством в надежде на понимание или вразумительный отклик (словесный, о душе я даже и не помышляю). А лучший друг (знакомы с раннего студенчества, да ещё и в студенческом театре вместе подвизались), пеняет мне на отказ от занятий профессиональной наукой (когда-то вместе начинали это дело, но я вскорости с головой ушёл в практику и посвятил себя именно ей), по его мнению, в угоду «бесперспективной беллетристике». Человек настолько занят своим научным проектом, что вне его жизни не видит, она для него, похоже, вообще не существует. А книг он не читает вовсе: к ХудЛит мой лучший друг относится пренебрежительно, если не сказать брезгливо… О каком понимании здесь может идти речь? Я даже и доказывать ничего не стал… Свои работывоспринимаю глубоко личностными моментами, а личным, да ещё и глубоко интимным всегда сложно делиться. Потомуот своих книг и невозможно отказаться. Прислушиваюсь я, прежде всего, к критике коллег по литсайтам (больше, к сожалению, меня никто и не критикует) — там совсем другая, «не домашняя атмосфера», другой уровень восприятия: имеется обратная связь, есть желание прикоснуться к чужому творчеству (особенно в рамках предпочитаемого жанра), а общность интересов и лояльное отношение делают общение более продуктивным, чем любые хвалебные или досужие рассуждения на кухне.

А родные тоже критикуют? Кстати, а как ты пришел на литсайты? Какие у них минусы и плюсы на твой взгляд? Что бы ты хотел изменить или добавить на АТ?

Родные и близкие не критикуют — они предпочитают другие жанры и другие книги, потому в семейном кругу у меня нет поддержки. Не думаю, что мой путь на литсайты был каким-то особенным, отличающимся от поисков других коллег-авторов. Самым лучшим становится тот, на котором дольше всего задерживаешься, тот, что более предназначен для продуктивной работы в разных жанрах и с разными авторами, оставаясь удобным технически и прогрессивным в отношении творчества. Такой находкой и стал для меня АТ. Нет, я ничего бы не хотел здесь менять или добавлять, по крайней мере, в ближайшее время.

Бывало ли, что ты описывал в книге реальную ситуацию? Когда пишешь книгу, чувствуешь ли себя в шкуре главного героя? Откуда берутся образы антигероев?

Хотя пишу о прошлом, но часто использую современные жизненные ситуации (реабилитация духа кузнеца Уле Халльбьёрнссона, хирургическая деятельность Ормульфа Тощего, образы священнослужителей и антигероя, средневекового маньяка в «Тень креста» взяты из истории конкретных, реальных людей), они близки и свежи в памяти. И не только людей, но и… образы животных (любимые собаки шагнули вместе со мной и в «Солнце…», и в «Победители и побеждённые»… Да, реалистичная образность требует глубокого личного «погружения» (особенно это востребовано на театральной сцене): чем оно полнее, тем выше доверие читателя… Антигерои существуют везде, даже теперь, даже рядом. Потому их образы изначально на виду и на слуху. А литературное Зло, оно должно впечатлять и быть достойным противовесом положительным началам, поборникам Добра. В чём я вижу проблему антиподов положительных персонажей? Очень часто встречаю в современной литературе диссонанс образа антигероя, некую «картонность». «Картонные» злодеи нереальны, прежде всего, своей предсказуемостью и шаблонностью: они, может быть, внешне и убедительны, но их образы во многом страдают упрощенчеством, а поступки, планы и перспектива не впечатляют. В этом случае тоже необходимо «погружение» и добровольная примерка «шкуры антигероя» на себя. Мне это стоит больших душевных затрат и не всегда получается достоверно. Для меня писать «плохих» (но не стереотипных, а глубоких и убедительных) сложнее, чем «хороших».

Даешь ли ты оправдание их поступкам в книге?

Для меня это самое сложный момент — убедительность позиции антигероев. И поневоле окунаешься в психологию литературных образов, создаёшь «поведенческую базу плохиша», где его убеждённость в своей правоте (и эта правота вполне им обоснована, реальна всознании, закреплена соответствующей практикой) исключительности и праве на собственную позицию в обществе являются основными психологическими посылами и определяют модель поведения… Да, побудительные мотивы Зла могут быть низменными, но воспринимаются их носителем как целая и целостная система.

Какая часть текста дается тебе тяжелее всего: описание, диалоги или еще что-нибудь?

Самой напряжённой моментом работы становится композиция: много времени уходит на создание «скелета» будущего произведения, а затем и литературного плана написания. Когда это готово (выстрадано, вымучено, воспроизведено в единый проект…) можно спокойно писать главы в рамках уже определённых частей. Потому и все части-главы имеют названия, для меня (надеюсь, и для читателя) это отправные точки повествования. Таким образом, удаётся самому вести читателя по тексту, не дать заплутать в череде цифр, обозначающих главы неизвестных ему частей (особенно, когда их, этих самых частей, нет вообще).

Как ты относишься к скачиванию книг на сайте? Находил ли ты свои книги у пиратов?

Я согласен с тем, что скачивание книг на АТ должно быть свободным, но контролируемым самим автором: для друзей, для подписчиков или вовсе «ни для кого»… Ситуация, когда автор сам выставляет «границы защищённости»…. А вот тут и возникает «феномен не одобренной автором сторонней популяризации»: его книги появляются пиратским способом на всех ресурсах, доступных рядовому читателю. Для новичка это может быть и неожиданный «гуд» — скачок рекламы его произведений в Интернете, а для автора, имеющего крепкую литературную базу-основу, — простое, незамысловатое воровство. Для меня стало шоком, когда мои работы вдруг засветились на пиратских сайтах. Сыграла злую шутку простейшая однофамильность — в результате, мои рассказы появились на соответствующих ресурсах, как начальные части новых романов и повестей (да, Василий Паутов пишет серьёзную историческую прозу, но я — то ведь не Василий, но однако же — В.).

И что меня удивило, «покража» коснулась лишь рассказов (очевидно, потому, что они — законченные произведения), но законченную повесть и ознакомительные фрагменты романов оказались невостребованными пиратами… А какие там были аннотации — единый шаблон для всех спёртых произведений. Но… автор, неинтересный пиратам, может ли быть интересен среднестатистическому кругу читателей? И вот здесь стоит сделать личные выводы.

Что пожелаешь начинающему писателю и просто авторам АТ?

Терпения и толерантности к критике, а так же и умения делать конструктивные выводы из неё… За всё моё пребывание на АТ, этот портал сегодня качественно изменился: появилась масса конкурсов и литературных состязаний (может быть и личное мнение, но такого «напора» нет ни на одном из литсайтов, которыми я продолжаю пользоваться). И это — реальная возможность увидеть оценку своего творческого труда параллельно с созданием и приобретением собственной ЦА.

И в конце блицопрос.

Что для тебя табу в твоих книгах?

Национализм (как превознесение одного народа над другим, которое оправдывает кровопролитие и геноцид)и грубые плотские утехи. По сагистическим канонам изложение интимной близости весьма специфично и ограничено самими канонами.

Отношения между мужчиной и женщиной обозначаются штрихами, намётками. Нет ни эротики, ни физических подробностей, всё происходит при божественной поддержке и одобрении свыше, а тайна интимности пусть остаётся тайной, существующей только для двоих.

Ну, вот засело это в моей голове и я до сих пор не могу пересечь эту черту. Ограниченность? Да… но не ограниченность духа и возможностей самовыражения.

Любимые классические исторические романы.

Ого… Их настолько много, что мысли разбегаются: вся моя юность связана с этим жанром, особенно русским историческим романом… Точнее будет ответить на этот вопрос советом — с чего начинать знакомство с данным жанром, ориентируясь на отечественных мэтров: В. Ян, В. Седугин, А. Прозоров, Ю. Вронский, Б. Васильев,В. Лунин, Н. Павлищева, М. Рапов, М. Каратаев, а из последних бестселлеров хочу отметить трилогию В. Поротникова «Утонуть в крови». Стоит также упомянуть Б.Акунина и Н. Свечина, которые являются представителями другого жанра (а вот тут как сказать, на любителя), но их произведения пронизаны русской Историей, дышат описываемой эпохой — полны неподдельного историзма, даже на уровнелюбых подробностей… Знакомство же с зарубежным историческим романом следует начинать (личное мнение) с М. Дрюона, Э. Чедвик, М. Стюарт, К.Д. Сэнсома, Б. Корнуэлла…

Любимые экранизации исторических романов.

О-у! Их достаточно много: «Проклятые короли (сериал)» «Унесенные ветром», «Граф Монте-Кристо», «Человек в железной маске», «Чтец», «Девушка с жемчужной сережкой», «Еще одна из рода Болейн», «Отверженные», «Север и Юг», «Чужестранка», «Крэмфорд», «Джейн Эйр»…

Самая яркая историческая личность.

Не могу зацикливаться на однозначности, потому назову несколько исторических личностей, тех, что произвели на меня неизгладимое впечатление. Надеюсь, что они запомнились и другим коллегам-авторам. Вот они, потрясатели моего разума: Хальвдан Чёрный, Харальд Прекрасноволосый, Рюрик (жаль, ещё не дошёл до его воплощения в очередную «северную сагу», а мысли — то и концепция уже есть — они просятся на бумагу), Олег Рязанский (вообще громада, самый интересный образ в истории монголо-татарского ига на Руси и самый реальный «противовес» Москве), Евпатий Коловрат (эта полулегендарная личность вызвала у меня массу эмоций и впечатлений — не смог их заглушить или пройти мимо), Марк Красс, Александр Невский, король Норвегии Хокон VII (Кристиан Фредерик Карл Георг Вальдемар Аксель), который в 1940 г. сказал фашистам «нет», на предложение покориться Германии, монарх взял на себя ответственность за ответ всей Норвегии, Леонардо да Винчи и Тициан, маршал Жуков и Неизвестный Солдат…

Любимая цитата исторического деятеля.

«У истинного таланта каждое лицо — тип, и каждый тип для читателя есть знакомый незнакомец».

В. Г. Белинский.

Большое спасибо за интересное интервью! Желаю успехов в творчестве.

Спасибо вам за возможность этого интервью.

Страница автора https://author.today/u/vanhan

Книги автора https://author.today/u/vanhan/works