МЕЛАНИЯ РОШ
– Ох, как хорошо, я уже считаю часы до твоего дня рождения, неужели «завтра», наконец, наступит, я уже думала, не дождусь, – сказала Фрида, чавкая своим жирным бифштексом и запивая всё это дело газировкой.
Я поморщила в отвращении нос и без особого желания откусила кусок огурца. У Фриды в последние дни открылся неимоверный аппетит, хотя, насколько я успела узнать за пару недель в заточении её особняка, у неё повышенный холестерин, и есть то, что она лопает в последнее время с утра до ночи – ей нельзя. Сейчас она объедалась так, будто это последний день в её жизни.
Напротив неё сидели внучки. Цофия, пылая глазами, смотрела на Фриду, просто источая флюиды ненависти. Я с жалостью посмотрела на обритую девочку, волосы у неё немножко отросли, и теперь на месте зияющей лысины был короткий ёжик темных волос.
– Надо было с самого начала побрить тебя на лысо, – старуха замельтешила перед лицом девочки куском мяса, наткнутого на вилку, а затем благополучно отправила его следом за предыдущей порцией, в рот, который даже при процессе жевания оставался открытым. Громко чавкая, она вновь заговорила, – Теперь я хоть могу отличить этого противного крысеныша. Поганая девка.
Мне кажется, я услышала, как скрипнули зубы в плотно стиснутой челюсти Цофии. Взгляд ее пылал убийственным огнем, ноздри были раздуты…. Это не ускользнуло и от взгляда Фриды, на что она довольно улыбнулась и, промокнув блестящий от масла рот салфеткой, встала со стола.
– Заканчивайте ужинать и бегом в комнаты! Если узнаю, что вы легли спать не вовремя, побрею налысо всех!! А ты, Мелания, перед днём рождения – должна хорошо выспаться, давай душка, иди к себе, – наконец она, отодвинув стул, встала, оправляя свой несуразный белый халат, в котором была похожа на дирижабль, и невыносимо медлительной походкой двинулась к выходу. Когда дверь за ее спиной закрылась, Цофия с грохотом вскочила со своего места.
– Мерзкая-примерзкая старая карга, – прошипела Цофия, в сердцах швырнула приборы, которые со звоном ударились о фарфоровую тарелку. – Ненавижу её. Ненавижу! Всё никак не помрёт. Да кому ты такая нужна!
– Тихо Цофия, – прошипела Ревекка. – вдруг она услышит…
– Мне всё равно! – она стояла, сжимая и разжимая кулаки, сверля взглядом закрытое дверное полотно, за которым скрылась Фрида.
– Прости Цофия, это всё я виновата, – сказала Наоми. – Я не хотела, чтобы с тобой это случилось. Если бы я только могла сказать ей, что это сделала я…
Цофия обернулась на сестру, и сказала:
– Дура что ли, хорошо, что ты не выдала себя. Если бы не… – затем она закрыла рот и, бегло посмотрев в мою сторону, просто отрицательно покачала головой.
Я прищурилась.
– У тебя какие-то проблемы, Цофия? – в моем тоне не было и намека на вежливость.
– Что ты, Мелани. Какие у меня могут быть проблемы, – голос Цофии был фальшиво-приторным. – Подумаешь, ведь я всего лишь похожа на сиротского мальчишку.
– Зато теперь будешь знать, что некоторые действия могут нести за собой неприятные последствия.
– Это все из-за тебя! – прошипела девочка.
Такой наглости я, признаюсь, не ожидала. Но если раньше, мне и было интересно, что за заговоры творятся в этом доме, касаемо бабушки её внучек, и видимо, ещё и меня, то сейчас было просто плевать. Промокнув рот салфеткой, я встала, пожала плечами и направилась в свою комнату
– Нет, ну вы посмотрите. И ты ничего не скажешь?! Просто уйдешь?! – тон девочки сквозил нескрываемым отчаянием.
Я обернулась, слащаво улыбнулась и, помахав рукой, со словами: «милый причесон, Цофия, тебе идет» скрылась в том же направлении, что и Фрида.
Истеричный вопль Цофии, раздавшийся в этот момент за моей спиной, который, к слову, я с превеликим удовольствием приглушила закрыв дверь, был самым приятным явлением, которое со мной произошло за время пребывания в гостях у госпожи Раббинович.
Подготавливаясь ко сну, я сидела напротив трюмо, и расчесывала короткие волосы, которые то и дело норовились залезть мне в глаза, что жутко раздражало. Признаюсь, раздражало меня в последнее время все! В особенности этот дом и его жители. Стоило вспомнить о раздражителях, как в дверь кто-то тихонько постучал.
С недавних пор двери я закрывала на семь код-замков. Не особо торопясь, встала и направилась ко входу.
– Войдите, – нехотя сказала я, и разблокировала замок.
Из-за двери показалась лысая голова Цофии.
Я закатила глаза.
– Что тебе? – недовольно спросила я.
Она робко подошла ко мне, пряча руки за спиной.
– Я…, я пришла, что бы попросить прощения. Мне очень стыдно, что я вела себя так. Прости, просто, сами пойми, какого мне сейчас.
Мне было плевать на нее и ее прощения.
– Прощаю тебя, а теперь уходи, – я начала закрывать перед ее носом дверь, но девочка проворно просунула руку, мешая мне.
– Подожди, прошу! Я кое-что принесла для тебя.
– Мне ничего не надо! Выйди.
– Ну, пожалуйста! Хотя бы посмотри. Всего минутку.
Желая поскорее избавиться от ее общества, я проворчала:
– Что там?
– Я еще не благодарила тебя за то, что ты взяла вину на себя…, и было очень некрасиво с моей стороны грубить тебе сегодня за ужином.
Глаза девочки заслезились, и она тихонечко положила на мой столик кремовое пирожное.
Я вопросительно посмотрела сначала на угощение, потом на неё.
– Ты серьезно? Пирожное?
– Знаю, что Бабаягович не разрешает тебе есть такое, так что я решила, стащить его для тебя с кухни. Оно просто волшебное на вкус, – девочка вяло улыбнулась. – Повариха ничего не заметила.
– Спасибо Цофия за заботу…, я его съем завтра, ты можешь сейчас оставить меня одну? Уже поздно, я хочу спать.
– Ну съешь хоть кусочек, пожалуйста. Я специально для тебя старалась.
– Старалась… стащить его с кухни?
– Ну да… бабушка же строго следит за этим. Узнай она о том, что я опять ослушалась ее, то одним бритьем не ограничилась бы в этот раз.
– Цофия, я не голодна, честно. Спасибо… ты можешь…
– Пожалуйста, – девочка сложила руки в умоляющем жесте. – Просто попробуй кусочек.
– Обещаешь, если я его попробуй, то ты наконец свалишь отсюда?!
– Да, да!
Поджав губы, я небрежно ткнула пальцем в воздушную сливочную шапочку и повертев ей перед глазами, поднесла ко рту.
В этот момент дверь в мою комнату резко распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Внутрь забежала взъерошенная Наоми.
– Не ешь это!
Я застыла, с недоумением всматриваясь в испуганное до чёртиков лицо Наоми. Она подбежала, оттолкнула мою руку от лица и затем встала между мной и Цофией.
– Да вы что, рехнулись все?! – выпалила я.
Цофия недовольно посмотрела на Наоми и заорала:
– Дура тупая! Зачем ты сделала это?!
– Затем, что это неправильно!
– И что?! Алооо, у неё день рождения завтра! «Завтра», понимаешь?!
– Цофия, это не выход…
– Да что ты?! Если ты не заметила, то лысая голова у меня, а не у тебя! Я бы избавила нас от этого чудовища! И всё закончилось бы! А теперь все! Не будет больше такого шанса! День рождения завтра. – Цофия начала плакать. – Тупица ты, Наоми. Что ей день туда, день сюда, ну жалко да, зато мы бы избавились от этого монстра.
– Это ты меня монстром назвала?! И что с пирожным?! Оно что, отравлено?!
– Прости, да… Цофия насыпала туда какую-то дрянь из кладовки. Прости, Мелани, извини.
– Что?! Вы что сбрендили?! – я вскочила с кровати, отходя от них на дистанцию.
– Прости…, я же говорила, не в тебе дело! Честно, прости… ничего личного.
– В смысле ничего личного? Сначала вы отрезаете мои волосы, потом приносите мне отравленную пищу, а завтра что будет?! Задушите меня ночью?!
– А завтра, завтра уже ничего не будет! Дура! – выкрикнула Цофия.
Наоми гневно посмотрела на нее, поджав рот, взяла её за плечо, подошла, взяла пирожное и выволокла Цофию из моей спальни.
Я вскочила, закрывая за ними двери на замок, и прислоняясь к стене спиной. Сердце билось об грудную клетку, как бешеное.
Что за дом ужасов. Что за идея фикс с моим днём рождения? Что будет завтра?
Я судорожно начала ходить по комнате, надо отсюда сбежать… я метнулась к окну, там было так высоко… , да я даже если захочу не смогу выбраться через него. Что же мне делать?!
Просидев в ступоре пару минут, метнулась к шифоньеру, достала оттуда теплую накидку, и, не тратя больше и секунды, выбежала из комнаты. Быстро ступая ногами, стараясь не издавать ни звука, спустилась по лестнице. Когда в коридоре послышались шаги, спряталась за широкую колонну. Мимо меня прошла болтающая по коммуникатору горничная. Благо, она меня не заметила, и я продолжила свой побег.
Дом я успела изучить, как пять пальцев. Выход был лишь один – центральный. Охрана там была не всегда, да даже если они будут на посту, с чего бы им меня останавливать. Все-таки я тут гостья, а не заложница. Накинув капюшон, убедившись, что никто не видит, я пронырнула через проход на улицу. Было уже темно, лишь в саду мельтешили декораторы, подготавливая дом к моему дню рождения.
Прекрасно, затеряюсь среди них и выбегу за территорию. Вот только куда потом податься? Позвонить отцу? Но…, он сам отправил меня к Фриде, своими руками. То, что завтра произойдет что-то страшное, я итак уже поняла, и папа не мог об этом не знать. А кто у меня еще остается кроме…, я искоса посмотрела на браслет.
Ну уж нет, пошел ты к черту.
Я справлюсь сама. Никто мне не нужен.
Быстро засеменив по снегу, прячась то за одной садовой инсталляцией, то за другой я верно двигалась к спасительному выходу. Затаившись за крупной сосной, стала наблюдать за воротами. Они раскрывались довольно таки часто, впуская на территорию грузовые фургоны, при этом охрана делала тщательный досмотр каждого. Посмотрела на парковку, и чуть не завопила от радости. Точно такой же аэрокар уже закончил разгружать багажный отсек, и ,видимо, намеревался выехать с территории.
Быстро рванув с места, я побежала к нему, намереваясь как можно скорее забраться внутрь, пока водитель меня не увидел.
Добравшись до него, я осмотрелась и, пока водитель заводил машину, перекинула ногу, чтобы залезть внутрь.
– Мелани? – раздался знакомый женский голос позади меня.
Сердце ухнуло вниз.
Мерьям.
Медленно обернувшись, я смотрела на удивленного стилиста. Мерьям во все глаза таращилась на меня.
– Что ты делаешь здесь? – взгляд ее был растерян.
Мерьям точно поможет мне, мы с ней неплохо поладили. И, хоть она это скрывала, я знала, что Фриду она ненавидела. Полностью обернув корпус к ней, и опираясь на борта аэрокара, я умоляющим взглядом посмотрела прямо в ее глаза.
– Мерьям, прошу, помоги мне! Эти Раббиновичи чокнутые, ненормальные! Они хотят что-то сделать со мной. Ты же знаешь что-то, да?! Мерьям, помоги, умоляю, я не могу больше оставаться в этом доме.
Девушка мягко поднесла руку к уху, и бегло разглядывая меня, медленно двинулась ко мне навстречу.
– Конечно…, Мелани. Не переживай, я помогу. Все хорошо, – но что-то в ее голосе заставило меня напрячься. Она помахала рукой водителю, и двигатель аэрокара заглох. Я начала пятиться. – Не бойся, милая. Все будет хорошо. Я помогу тебе.
Не трудно было догадаться, что помогать мне она не собиралась. Помедлив еще мгновение, я развернулась и метнулась прямиком к воротам.
– Охрана! Рош сбежала, задержать девчонку! Сообщите госпоже Раббинович.
Я бежала что есть мочи, легкие горели, у меня все получится! Не оборачивайся, беги только вперед, Мел!
Грубый удар в спину. Далеко убежать не удалось. Я кубарем покатилась по снежному полу. Это была Мерьям, она догнала меня. Но, вспомнив занятия по самообороне, я ловко вывернулась из крепкой хватки, крутанула ее на полу, и оседлала сверху. Она толкнула меня ногой в живот, на что я ухватилась за ее лодыжку, и со всей дури ударила свободной рукой ей по лицу. Мерьям взвыла, делать прически это не одно и то же, что владеть техникой Ицюань, одной из любимых боевых техник генерала Радхики. Но я рано радовалась, из упавшей в снег сумочки Мерьям вывалились ее рабочие инструменты стилиста, и она недолго думая, схватила острую пилочку, и резанула ей перед моим лицом. Увернулась я от нее в последний момент, но острие, все же оцарапало мне щеку. Однако, этого хватило мне, что бы занести голову, и ударить лбом ее по лицу.
Что-то неприятно хрустнуло. Судя по тому, что снег окрасился в алый цвет, это была кровь Мерьям. Позже я поняла, что разбила ей нос. Явно непривыкшая к боям, девушка, схватилась за лицо и стала кататься по земле.
Я вскочила, и, не теряя времени ринулась с места0. Надо утаиться где ни будь, выждать момент и выбраться наружу. Посмотрела на большую сцену, вокруг которой никого из декораторов не было. Вот и оно. Отличное место. Я побежала к ней.
И упала.
Потому, что меня опять повалили на пол. Нет, меня никто не бил. Это были охранники особняка Раббинович. Двое мужчин и женщина, схватили меня и поволокли обратно в дом.
Нет, нет, нет!!! Свобода была так близка. Нет…
– Отпустите! – вырвался из моих уст вопль отчаяния.
Но, конечно, никто меня не отпустил, и более того, даже не говорил со мной. Без лишних слов меня подняли по ненавистной лестнице, и заперли в не менее ненавистной спальне, заблокировав дверь снаружи.
Я осела на пол и обхватила себя руками. Слезы градом полились по щекам. За что…, почему это все происходит именно со мной. Вся моя одежда промокла от растаявшего снега и слез. Я ждала, что Фрида придет и устроит мне разнос, за попытку побега, но никто так и не пришел.
Надо взять себя в руки. Мне вовсе не хотелось узнать, что ждет меня завтра. Встала. От нервов, начала кусать ногти, и ходить взад-вперёд, раздумывая. Был еще один вариант, но….
Замерла, искоса поглядывая на свой наручник…, убрала руку. Нет. Страх боролся с гордостью. Стоя в нерешительности, как под гипнозом я смотрела на мигающий индикатор глушки. Другого выхода нет…
Обречённо выдохнув, я побежала к комоду и вытащила оттуда ножницы. Поддела глушку, попыталась отколупать её, но она не поддавалась. Повертела рукой, раздумывая, как ещё можно её снять. Подошла к стене, и несколько раз, с силой, ударила рукой об неё…, результата, как и ожидалось, ноль, если, конечно, не считать, что я ушибла руку. Лампочка всё так же включалась и выключалась, оповещая о своей целостности. У меня уже начиналась истерика, села на кровати, закусывая губы и обхватывая пылающее после мороза лицо – руками. Я постучала ногтем по корпусу глушки, это пластик…, а что, если….
Моментом меня осенило, вновь подбежала к туалетному столику и вытащила из шкафчика плойку для волос, включила, выставив максимальную температуру. Подождала, пока нагреется, и осторожно поднесла к браслету. Сначала ничего не происходило, но через секунд десять, пластик стал плавиться, а вместе с ним и нагревался титановый Катарский наручник, мне начало неистово печь руку, но стиснув зубы, терпела.
Боль стала невыносимой, металл нестерпимо обжигал кожу, и я, не выдержав, отдёрнула руку, вновь взяла ножницы, и стала ковырять уже изрядно подтаявшую глушку. Мягкий теплый пластик податливо отгибался под давлением ножниц. Я, наконец, добралась до микросхемы, ковыряла её кончиками ножниц до тех пор, пока индикатор не перестал мигать. Сама глушка издала какой–то трескающий, похожий на предсмертный вздох, звук.
Села на кровати, осматривая трясущуюся руку. Получилось ли у меня? Жгучие слёзы подступили к глазам, и, закусив губу, бесшумно зарыдала. Осознание, что ты одна на всём белом свете…, настолько безнадёжно одна, что надеешься на помощь человека, убившего твою мать…, выбивало из лёгких весь воздух.
Вновь взяла мамин фотоальбом. Моя мамочка – единственная, кто по–настоящему любил меня. Открыла фотографию, на которой она беременна. Я, наверное, изучила её до дыр, пытаясь разгадать терзающую меня загадку.
У меня уже откровенно начала болеть голова, и я, положив голову на подушку, прижала к себе последнее, что осталось от мамы, и, закрыв глаза, полная раздумий, в страшном безвыходном ожидании «завтра», погрузилась в беспокойный сон.