Искра, погружайся! Под провокатором

Глава 48. Сердце матери

Прибыл в столицу примерно через полтора суток. На улице стоял невыносимый зной – был самый разгар лета, июль. Скоро должен был быть мой шестнадцатый день рождения. Я заберу маму из рук этого ублюдка, и мы впервые за всё время, отметим его вместе.

Руфус, отец моего друга Маркуса, сказал, что Рош держит маму в головном штабе Провиданс. Конечно, карта мне была не нужна, каждый человек на земле знал, где находился центральный офис адской машины. Я поднялся на Платиновое плато и поехал в «сердце мира».

Высокое белоснежное конусообразное здание, с множеством стёкол, зелени, красивыми большими фонтанами – прямо земля обетованная. А на самом деле бесовский котел. Я не стал подъезжать слишком близко, припарковал мотоцикл, и дошёл до здания пешком.

Там была просто масса сотрудников. Я активировал инвизер и тихо пошёл к входу. Внимательно осмотрел центральный проход в здание. Инфракрасный идентификатор. Чёрт. Сканирует браслеты на входе.

Я затаился…, мне нужен браслет. А браслетов вокруг меня ходило – много.

Дождался момента, когда мимо меня прошёл охранник с медным браслетом. Прости дружище, сегодня не твой день.

Я рывком прыгнул к нему, закрыл его рот, и перерезал горло, затягивая обратно в кусты. Убить это пол дела. А вот добыть браслет…, как никак – я не вандал. Другого выхода нет. Я вытащил длинный нож, и отсек ему руку, снимая с неё окровавленный медный браслет.

Засунул его в карман и пошёл к входу. Инфракрасный идентификатор пропустил меня, приняв за солдата.

Руфус скидывал Патрику карту, где держат маму. Я, конечно, не смог её выкрасть, и по тому выучил всю наизусть, вплоть до названий каждого крыла.

Мама находилась в подземной части Провиданс, там, где занимались настоящей инициацией – вживлением биометрик в шею.

Я смотрел на толпы родителей в очередях, с маленькими грудными малышами. Отдельная очередь для Платины и отдельная – для Меди. Все они толпились у входа с огромной надписью – «Центр мира – в порядке – сила». На приемной стояла девушка, в идеально скроенном белом костюме, и по одному забирала младенца, и относила внутрь. С другой стороны младенцев выносили – и отдавали довольным и счастливым родителям. Сегодня у них будет большое застолье – будут отмечать «инициацию» своего чада. Торжественно, с кучей гостей, подарками… наивные идиоты.

Я подошёл к лифту, ведущему в нужный мне отсек цоколя. Дождался, пока кто–нибудь из персонала поедет вниз. Подошла молодая женщина, вызвала лифт, который не понадобилось дожидаться и, зашла внутрь. Я последовал за ней. Благо – лифт был крайне просторным, она меня не заметила. Мы спустились в самый низ, и я вышел.

Внизу всё так же было – светло, белоснежно. Я представлял себе этот этаж серым и зловещим. Побежал в поисках нужного мне отсека. Второй. Её не увезли далеко. Проскочил через его двери, и начал прокрадываться, минуя персонал. Увидел заветную металлическую дверь, с стеклянным окном.

С замиранием сердца подошёл к нему, но… мамы там не увидел. Комната была пуста.

Где она? Я стал ходить, заглядывая в другие отсеки, вновь, каждый раз возвращаясь обратно. В меня прокралась тревога…, что Рош что–то сделал с Настасьей,… но через пару минут я увидел ее. В этот момент, как будто заново начал дышать. Маму вели к её камере.

Я тихо пошёл следом за ними. Они открыли металлическую дверь, проталкивая её внутрь.

Она остановилась, оборачиваясь на них:

– Не смейте меня трогать! Я сама в состоянии войти!

Они кивнули, и, отойдя в сторону, пропустили её, а я прошмыгнул следом за ней.

Двери за нашими спинами закрылись. Я дождался, пока они все уйдут, посмотрел по углам, увидев, что здесь полно камер.

– Мам… – прошептал я.

Мама вскрикнула, хватаясь за сердце.

– Кто здесь?!

– Тшш…, не кричи, мам, это я. – я не стал снимать инвизор, что бы не светиться на камерах.

– Клауд?! – шёпотом сказала она, расширив глаза.

– Да мам. Я пришёл за тобой.

– Ты глупый мальчик! Зачем ты пришёл? – на её глазах выступили слёзы, а губы задрожали. Я ненавидел, когда мама плакала, ненавидел всеми фибрами души.

– Мама, я не мог оставить тебя. Не переживай. Я спасу тебя! Как они зайдут снова, убью их и мы выйдем отсюда!

– Нет, Клауд. Я не знаю, как ты забрался сюда, но как они зайдут, ты выйдешь отсюда так же, как пришел.

– Я сказал, нет!

Мама поджала губы, и вновь начала плакать. Я прикинул, где слепая зона у камер, встал в тот угол, и достал провокатор. Заполнил шприц и стал ждать.

Как только услышу, что шаги приближаются сюда, введу лекарство.

Всё пошло именно так, как я просчитал.

Незамедлительно ввёл провокатор. Напрягся, ожидая, что лекарство будет ещё хуже блокаторов, но ошибся. Оно было безболезненным, наоборот – это была эйфория.

Мой слух моментально стал ультра–острым, как и зрение. Я чувствовал, как мои мышцы наливались силой…, как эмоции начали разрастаться по мне.

Повернул голову именно тогда, когда дверь открылась и маме принесли еду. Я вскочил, вытаскивая два ножа из ножен, и двумя меткими бросками попал каждому из двоих в глаз и в межбровье. Они умерли моментально.

Посмотрел на маму, которая зажала рот рукой.

Я сорвал с себя инвизор, подбежал, обнимая её, схватил за руку и потащил за собой.

– Клауд, сыночек, пожалуйста, милый, тебя убьют!

– Мама. Всё будет хорошо! Твоя камера почти ближе всех к лифту.

Вдруг послышался вой сирены. Свет моментально погас, переключаясь на красный. Я ощерился, быстрее потянув маму за собой.

Мы оказались в коридоре, через который я пришёл. Нам на встречу выбежали солдаты. Один из них крикнул:

– Не стрелять! Заденете госпожу Анастасию! Мальчишку обезвредить!

Зато мне стрелять можно, я вытащил пистолеты, начав стрелять по противникам, глупо, неэкономно растрачивая обоймы. Это я уже потом понял.

Убил троих, вытащил нож, прыгнул, оттолкнувшись от стены, сделал кувырок, и с лёту приземлился на плечи одного из солдат, моментально вонзив рубящим движением нож ему в темя.

– Что это за чертёнок?! – завопил кто-то из толпы.

Я выбросил пустую обойму, вытащил из кармана новую, подкинул ее и ,прямо в воздухе, заменил её, моментально опорожнив, расстреляв еще четверых.

Оскалился. В этот раз получилось лучше. Чувствовал каждый их шаг, каждый вздох, каждый стук сердца, и это распаляло моего зверя.

Как тигр, бросился с ножами на следующего, потом на следующего, и ещё на одного. Крови было немерено – фонтаны. Я скалился, засчитывая каждого – на свой счет, как победу. Мой зверь наслаждался, ликовал, разрывая их на куски. Я не считал, прикидывал, что убил уже около двадцати. Конечно, на моей стороне было то, что они не стреляли по мне. Их задача была меня поймать и обезвредить, но азарта это не умоляло. Они смотрели на меня со страхом, трусы.

Неистовствовал, до тех пор, пока сзади меня не послышался голос. Я застыл, оборачиваясь.

– Наигрался?

Расширил глаза, уставившись на маму, которую держал, сведя руки за спиной и приставив к виску – дуло пистолета, Рош.

– Брось свои игрушки.

Я моментально вскинул руки, выбрасывая на пол оружие. Мне ударили по спине прикладом, заставляя встать на колени и сложить руки за головой.

Посмотрел на маму, которая заливалась слезами, качая головой.

– Прекрасно. Просто прекрасно…, – сказал выродок. Я знал, кем он был, хоть и видел его впервые вживую. Он сжал лицо моей мамы, надавливая, заставляя смотреть на меня. – Посмотри на это чудовище, Анастасия. Посмотри на это…, это даже животным не назвать.

Мои глаза сейчас светились, мне говорили, что должно быть так, я был с ног до головы в крови, быстро дышал.

Я оскалился.

Рош сморщил свой нос, сплёвывая.

– Аж смотреть тошно. Как ты могла сохранить ему жизнь?! Почему ты выкрала его, спрятала?! Почему не оставила в Кузне… там, где ему и место, – он посмотрел ей в лицо. – Вот это… – он указал на меня. – Стоило того? Это же чудовище, ему не место среди людей! Когда мне сказали, что ЭТО живо…, я не поверил. Не мог поверить, что моя жена обманывает меня под моим носом столько лет!

– Он наш сын, Ник… – она начала горько плакать. Он со всей силы ударил её по лицу.

Я ощерился, и попытался вырваться, но меня опять ударили прикладом.

– Даже не произноси это вслух! Это чудовище – ошибка природы! Посмотри, что выросло из него! Убийца…, сколько ему? Пятнадцать?! Посмотри, что он сделал…, разве такому существу есть место в обществе?! Что сделали бы наше общество, узнай они о нем?! Думаешь, я не хотел сына?! Нормального, здорового ребенка?! Хотел! Но ты родила мне – это! – взревел он. – У нас есть дочь, Анастасия! Я дал тебе эту девочку, что бы ты потешилась, поиграла в мать! Но тебе было мало!

– Это ты сделал его таким! И у нас нет дочери, Николас! Эта девочка… никогда не сможет заменить мне моего собственного ребёнка! – взревела мама. – У нас есть родной сын! И он может жить нормально, есть специальные препараты…

– Он монстр! Я специально дал возможность тебе увидеть это своими глазами! Теперь ты видишь?!

– Ник, он не монстр, он замечательный добрый мальчик. Если бы только его не перековали…. ты просто не знаешь его… ты бы полюбил его…

Ублюдок тяжело вздохнул.

– Анастасия. Я даю тебе последний шанс. Посмотри ещё раз на него… – мама подняла на меня взгляд, закусив нижнюю губу и зарыдав. – Сама прикажи, что бы это чудовище пристрелили, и мы с тобой обо всём забудем. Я обещаю, что даже не буду вспоминать это. Спишу всё на твоё доброе сердце, которое способно полюбить даже такое уродство. Мы просто пойдем домой, ты обнимешь маленькую Меланию, и мы забудем об этом – как о страшном сне.

Мама горько заплакала, громко, надрывисто, закрывая рот рукой. Посмотрела на меня с болью, и отрицательно покачала головой.

– Нет… – тихо сказала она.

Рош скрипнул зубами. Скрипнул громко, будто находясь в миллиметрах от меня. Затем он выдохнул, и швырнул маму в мою сторону.

– Хорошо, Анастасия. Я понял тебя. Говоришь хороший мальчик? Он может жить нормально? Прекрасно.

Мама обняла меня, целуя, пачкаясь об меня в чужой крови, и прижимая к себе.

– Поднимите их, отведите в её камеру, и заприте. Мальчишку перед этим – обыскать, изъять все острые предметы, все что есть. У него там какие-то ампулы могут быть, их тоже изъять. Оставить только одежду.

– Как прикажете сер. Потом что?

Ублюдок передёрнул плечами, сказав:

– Ничего, просто кормите.

***

Солдаты сделали всё, что им было велено. Когда дверь за нашими спинами закрылась, мама горько заплакала.

Я стоял, не оборачиваясь, не моргая, уставившись в одну точку. Моё сердце бешено стучало в груди. Я знал, что натворил. Знал, зачем нас заперли здесь. Знал. И она знала тоже. Моё сердце больно сжалось, пропуская удар – один за другим, от конечностей отлила кровь, из-за чего я озяб.

Почувствовал руки, обнимающие меня сзади, почувствовал слёзы, от которых промокла моя кофта, почувствовал, как она сжала меня в объятиях. А я стоял. Не смел повернуться. Не мог шелохнуться. Ведь я знал…, что натворил.

– Мальчик мой – хрипло сказала мама. – Сыночек. Зачем ты пришёл… – она вновь осела на колени, сползая по моему телу, вновь забываясь в рыданиях. – Он не даст тебе выжить…, мой глупый мальчик, мой бесценный сын.

Я стоял, сжимая и разжимая кулаки, расширив ноздри, ненавидя каждый сантиметр тела Роша, его лица, я навеки запомнил его запах, его голос, его шаги.

***

4 дня спустя

Я открыл глаза. Сидел в самом углу комнаты, обхватив себя руками, и немигающе смотря в одну точку. Меня уже начинали потихоньку накрывать эмоции. Я смотрел на маму, которая лежала на полу в противоположном углу.

– Ты проснулся, милый?

Я спрятал лицо между рук, опустив голову на колени.

– Да, мама.

– Поешь милый. Не мори себя голодом, – вяло сказала она.

– Нет.

– Мальчик мой, он всё равно не позволит тебе этого. Поешь, не мучай себя.

– Я не хочу есть.

Мама встала и подошла ко мне.

– Не подходи ко мне, – сказал я, отворачивая от неё лицо.

– Милый, – мама провела рукой по моей щеке, прижалась ко мне, целуя. – Всё хорошо, милый. Не переживай. Всё будет хорошо.

Я сжал губы, слёзы полились из моих глаз. Я знал, что хорошо не будет.

– Мама, не подходи ко мне, уйди.

Но она не ушла.

***

7 дней спустя

Я сидел всё в том же углу. Мои руки тряслись, зрачки были сужены. Я хотел есть, хотел сорваться к тарелке, но больно сжал себя за локти, заставляя сознание прийти в себя. Тряхнув головой, сильнее вжался в угол.

Мама сидела, скрестив пальцы.

– Сыночек.

– Да мама… – сказал я.

– Сегодня одиннадцатое.

Я фыркнул.

– Лучше бы я умер в тот день.

– Не говори такое, мой милый. Я люблю тебя, всегда буду любить. Сегодня тебе шестнадцать, – она улыбнулась, мечтательно посмотрев в потолок. – Ты же мечтал на день рождение быть рядом с мамой.

Я сдержал подступившие слёзы.

– Мечтал, но не о таком…

Дверь в нашу комнату открылась. На порог вошёл мужчина, наш надзиратель. Когда я увидел, что в его руках, ощерился, моментально вскакивая с места.

Моя мама горько заплакала, закрывая рот рукой.

Он быстро оставил то, что принес на полу, и вышел, закрывая за собой дверь.

Я с ненавистью посмотрел на… торт, лежащий на полу.

– Моё желание сбылось, сынок, – захлебываясь в слезах, сказала мама. – Каждый год, когда я заказывала на твой день рождения торт, мечтала, что когда-нибудь, мы всё таки встретим его вместе…

***

13 дней спустя

Я вжимался в угол, боясь пошевелиться. Мои глаза бегали по комнате, иногда останавливаясь на маме.

Мама обняла себя руками и вяло посмотрела на меня. Во мне скачками появлялось желание встать, и впиться в её кожу зубами, посмотреть, как много крови из неё вытечет…. Я тряхнул головой, вжался глубже в стену, в очередной раз укусил себя за плечо. Больно, впиваясь зубами глубоко, до крови.

Приди в себя. Приди в себя. Ты сильнее. Зверь слабее тебя.

– Клауд.

Я моментально замер, посмотрев на Настасью. Представляю зрелище…, зрачки узкие, по подбородку течёт моя собственная кровь.

– Сыночек, я хочу что бы ты знал…, сегодня тринадцатый день…, не знаю, сколько ещё ты будешь держаться…, но знай, что я ни секунды, не пожалела о том, что боролась за тебя, за твою жизнь. Ни секунды, и не смей, не смей винить себя ни в чём, понял? Никогда. Знай, что я бесконечно люблю тебя, всем сердцем. Ты – самое дорогое, что есть у меня. Я хочу, что бы ты выжил, и жил. Жил, не неся на себе никакого груза вины. Не сомневайся никогда в этом. Будь у меня десять жизней, я бы отдала их все до последней капли, зная, что ты будешь жить.

Я начал взахлёб рыдать.

– Прости меня, мама…, прости мамочка…, если бы я не пришёл…

– Я не виню тебя. Он бы не дал мне жить, в любом случае. Не бери этот груз на себя. Мне не за что прощать тебя, – мама встала и пошла в мою сторону.

– Мама, не подходи, пожалуйста, – я сильнее вжался в стену, больнее укусил себя за плечо. – Мама, не подходи. Отойди, прошу.

Мама подошла, крепко обняла меня, поцеловала, горько заплакав, прижала к себе.

Я впился зубами в собственное плечо, так сильно как мог. Отвернулся, зажмурился, вдыхал запах собственной крови, что бы не чувствовать её. Ни одна физическая боль не сравнится с той, что я испытывал сейчас.

***

16 дней спустя

Я жутко голоден. Не ел целую вечность. Встал. Около меня была еда, в тарелке, набросился на неё, моментально проглотив всё до последней крошки.

Услышал шорох в углу. Моментально напряг каждый мускул, слух. Повернулся. Присел. Самка. Не такая как я. Старше. Ощерился. От неё слабо, но веяло страхом. Я зарычал, медленно, пригнувшись, двигаясь в её сторону. Она отскочила вбок.

Я сильнее пригнулся. Люблю игры. Оскалился. От меня не уйти. Рывок, я настиг её. Удар – послышался хруст. Я вгрызся зубами в её шею, в нос ударил резкий запах крови. Она кричала, громко, истошно. Как и положено дичи. Ещё удар, ещё хруст. Я слышал хрипы. Вгрызся ещё раз, отрывая кусок плоти, сплёвывая. Присел рядом. Пульс есть. Удар – хруст. Пульс есть. Еще удар – пульса нет.

Убью всех.