Искра, погружайся! Под провокатором

Глава 73. Марионетка

КЛАУД ДЮБОН

До суда над Джошуа остались считаные часы. Я чувствовал напряжение прямо в воздухе, обстановка накалялась. Жители нашего Муравейника жаждали хлеба и зрелищ, каждый из них с удовольствием распял бы Джошуа собственноручно. Да, я ненавидел Джошуа за то, что он сделал, но почему н душе так скребли кошки? Наверное, совесть шептала мне, что младший генерал не виноват в том, что с ним произошло. Он потерял при вторжении своего родного человека, по его вине погибли сотни. Он нуждается в искуплении, в исповеди, а для этого, он должен пройти через боль, которую сотворил своими же руками. Как же мне поступить?

В тяжелых раздумьях я вошел в кабинет Четырнадцатой.

– Асдис, где Джошуа? – сходу спросил я.

Дочь марла Ингара не спешила с ответом. Когда она посмотрела на меня, вид ее был серьезным, брови задумчиво сведены на переносице. От привычного ребячества не осталось и следа.

– Внизу, в боксе, где еще… – грубо ответила она.

Не понимая причины ее недовольства, я продолжил свой допрос:

– Ты узнала что ни будь? Как проходит процесс его выздоровления?

– Никак.

Я встрепыхнулся.

– Что ты имеешь ввиду? Ты же сказала, что препарат, который находился в крови Мел, смог его вылечить. Поэтому ты без настроения?

– Эта задача не решаема! Не решаема понимаешь?! Максимум, чего я добилась, это привести его на некоторое время в чувства. Я не исключала возможность того, что это полноценно излечит его, но у меня не вышло! Все же, вирус проникает в клетки навсегда…, как оказалось.

– Значит…, ему не помочь?

– Нет. Пока я делаю ему капельницы с препаратом из сыворотки, он будет в сознании, но ее уже осталось совсем мало, препарата в крови Мел было совсем немного, он полностью вышел из ее организма за 51 час. Так что, я посчитала нужным потратить ее на тех двух ребят, которым хотя бы можно помочь. Смысл тратить ее на Джошуа, если это временная мера?

– Так двум другим удалось помочь?

– Им да, потому что вирус находился в латентной форме, не начал проникать в организм.

– Ну, хоть так. Сегодня над Джошуа будет суд. Когда ты в последний раз проводила ему курс терапии?

– Позавчера… Он пока что более-менее стабилен, но сильный стресс сразу спровоцирует негативный прогресс его «болячки».

– Понял, – сказал я, намереваясь уйти. – В таком случае, я хотел бы попросить тебя…, сделать ему последнюю капельницу сегодня. Его право быть в полном сознании на суде. Он был хорошим человеком, до тех пор, пока это несчастье не свалилось на его голову. И это моя дань уважения прежнему Джошуа.

– Сентиментальные глупости, расточительство ценного препарата! Я могла бы его оставить для изучения, ты хоть знаешь, какую пользу он может принести науке?

– Не во всем надо видеть расчет, Асдис. Иногда надо просто оставаться человеком.

Четырнадцатая недовольно фыркнула. В комнате повисла непроницаемая тишина. Взгляд девушки прожигал меня насквозь, но моя воля была непоколебима.

– Ладно! Ладно… лааадно, – без умолку бубнила она, встала и подошла к витрине с кучей разных колбочек. Открыла морозильный отсек и вытащила оттуда пластиковую загерметизированную колбу.

Я грустно улыбнулся и протянул руку.

Асидис вскинула к моему лицу руку и начала махать указательным пальцем перед лицом.

– Не торопись, искорка. Тут осталось совсем мало! Я должна долечить двух других ребят! Все что останется, дам тебе. Капельница не понадобится, поставишь ему перед судом инъекцию, на день ему хватит.

– Спасибо, – тихо произнес я.

Я развернулся, чтобы выйти. Почти закрыв за собой дверь, услышал:

– Хороший ты человек, Дюбон…

***

Я направился на самый нижний этаж исследовательского центра. Кивнув двум постовым, прошел внутрь бокса.

Джошуа, сидел, уставившись в одну точку. Когда он услышал мои шаги, то как-то чересчур вяло, повернул голову.

– Воспрянем, генерал, – голос звучал слабо.

Я не произнес ему ответное приветствие. Он потерял право военного благословления. По его взгляду я понял, что он и сам осознавал это. Пока еще…осознавал. Он лишь задумчиво кивнул и вновь уставился в одну точку.

Я подошел к нему. Когда оголил запястье, он не сопротивлялся. Уж как ставить инъекции, я знал лучше любого. Когда с делом было покончено, отошел на дистанцию, облокотился о стену и, скрестив руки на груди, стал ждать.

Прошло минут двадцать, прежде чем Джошуа заговорил.

– Дадите сигарету, генерал?

Тоскливо подумав о том, что в Гипфеле приходится курить синтетику, я полез в карман, и протянул Джошуа пачку.

Он невероятно медлительно вытянул сигарету, я прикурил ему. Когда пламя начало распаляться, он затянулся, откашлялся и отбросил голову на белую стену.

– После диверсии в Кузню, я иногда чувствовал, что со мной что-то не так.

Одно ясно наверняка – препарат начал действовать.

– Что ты имеешь ввиду? – сказал я, тоже закурил и, щурясь от дыма, посмотрел на Джошуа.

– Это сейчас я понимаю, что это. Тогда мне казалось это чем-то… необъяснимым. Мне снились кошмары, каждую ночь. Такие жуткие, будто я убегаю от тьмы, она как нечто живое, нечто физическое преследовала меня. Я списывал все на усталость, даже подумывал попроситься в отпуск на недельку-вторую, – он горько хмыкнул, и, сделав крепкую затяжку, закрыл глаза и продолжил. – Потом ночные кошмары перешли на явь. Мне казалось, что мелькали тени, силуэты людей, я наведался в наш лазарет, те отправили меня к психотерапевту. Тот сказал, что я получил сильный стресс во время последнего задания, прописал сильные успокоительные. Вроде полегчало. Но у меня начались провалы в памяти. Я мог спросить что-то и через минуту повторить вопрос. А тени…, тени стали мелькать еще отчетливее, более осязаемо. В голове постоянно стали крутиться цифры…, одни и те же цифры… одни и те же… – он замолчал. – Тени превратились в лица. И среди них я иногда видел лицо… Мелани.

Я вздрогнул.

– Оно было расплывчатым, нечетким. Я тогда не был с ней знаком. Но когда я увидел лицо из кошмаров вживую…, я понял, что это она. И во мне проснулась неимоверная тяга к ней. Я хотел узнать ее поближе… может это был и не я сам. Знаешь, как страшно…, как неописуемо страшно знать…, что… в твоей голове есть что-то чужое, инородное. И это что-то… подкидывает тебе идеи и мысли, навязчивые идеи и ты не можешь их отличить от своих. Мне сказали, что я сливал информацию…, но я не помню как делал это, клянусь! Я помню Мелани…, помню ее как ту, к которой испытывал неимоверную тягу, симпатию, и как ту, что я жаждал узнать. Узнать о ней все. И я не знаю…, что из этого было настоящим, подлинным. – он заплакал. – Я ненавижу себя за то…, что сделал…, ненавижу…– сдавленно, сипло произнес он.

Я долго молчал, и наконец, собравшись с мыслями, произнес.

– Я всегда за то, чтобы поступали справедливо. Я могу попросить Асдис, чтобы она выступала в твою защиту, показала то, что ты действовал под влиянием генного, доселе неизвестного оружия конфедерации, но..., Джошуа…, как бы там ни было… ты не поправишься уже никогда. То, что сидит в тебе неизлечимо. И оно опять начнет прогрессировать, когда именно – не знаю, через час через месяц…, понятия не имею, но исход будет один.

Он невесело хмыкнул.

– Клауд, неужели ты думаешь…, неужели действительно веришь, что я хочу… жить после того, что сделал? – я замер. Его чувства были мне знакомы. Я сам проходил через это, и именно поэтому ноги привели меня сюда. В этом и была причина, невесело признался сам себе я.– На моих руках столько крови… Реки! Этими руками я убил свою родную младшую сестренку… ,а еще чью то мать, брата, сына, дочь. Это руки убийцы. И я… не хочу жить с этим грузом. Чхать я хотел на то, что там будет с этой заразой, что я прихватил. Я говорю сейчас своим сознанием, ясным и открытым…, я не хочу жить. Даже если было бы мне спасение, я бы его не принял. Как мне жить среди людей, которые ненавидят меня? Среди семей, в которые принес горе? Как мне смотреть им в глаза? Лучше пусть эта тьма вновь поглотит меня. Не могу. Не хочу… и… я прошу тебя… оказать мне услугу. Если ты, как человек, как соратник, как брат по оружию, плечом к плечу не раз стоявший со мной, понимаешь, что я не хотел того, что сотворил…, то ты сделаешь все, что бы… Верховный джудах вынес вердикт «виновен». Я молю тебя оказать мне такую честь. Будь милосерден ко мне, прошу. Сжалься…

Он обхватил себя руками и вновь горестно заплакал.

– Я окажу тебе такую честь, и обещаю, что тебя казнят как военного, а не преступника, – отчеканил я, простоял молча еще пару мгновений, наблюдая за трясущимися плечами солдата и вышел прочь.