Истории приграничья

III

Заря растеклась по небосводу оранжевым огнём. И сразу полетели стрелы кочевников, раздалось пение ведьмы, по шатким, сделанным на скорую руку лестницам поползли живые и мёртвые воины…

Отбив очередную атаку, обессилевшие после бессонной ночи эмайнцы дремали прямо на стене.

Нак-Эндарс, щурясь, оглядывал дымы костров у леса, силясь определить количество врагов. Рядом молчаливо стоял Ук-Мак.

— Господин Нак-Эндарс, — к ним тихо приблизился ратник, только что поднявшийся по лестнице, — дозвольте сказать?

Командир жестом разрешил воину говорить.

— Лекарь просит передать, что трое раненых померли. И господин Марн-Авилли меж ними.

— После последнего боя убитые есть?

— Да, господин, двое.

— Отрубить головы. Всем мёртвым.

— Осквернить своих, господин? — вырвалось у ратника.

Проигнорировав допущенную вольность, Нак-Эндарс, не поворачиваясь, молвил:

— А ты хочешь, чтобы наших товарищей захватила ведьма? Чтобы лишились они заслуженного покоя и подняли мечи на живых?

— Нет, но… не гневайтесь, но не по-людски это, господин Нак-Эндарс, своим-то головы сечь… Иное дело, когда встанут…

— Поздно будет, — отрезал командир. — Даже коли я паду — и меня обезглавить до́лжно: без промедления и сомнений. Смирись, воин, нет для нас нынче ни привилегий, ни обычаев. Лишь обязанность сражаться… Господин Ук-Мак, прошу, проследите, чтобы выполнили приказ.

— Да, — коротко ответил Дерел.

Плотно сжав губы, он шагнул к лестнице.

В течение дня кочевники атаковали лишь дважды. Оба раза в бой шли только мертвецы. Живые воины поддерживали штурмующих частой, меткой стрельбой, мешавшей пограничникам достойно встречать нежить. И хотя никто из защитников форта не погиб, забот у лекаря прибавилось.

— Лишь Мишиморн может умереть, — докладывал целитель Нак-Эндарсу. — Ещё двое в ближайшие дни — не бойцы. Прочие к вечеру вернутся на стену.

— Следи за умирающими в оба глаза, — сурово распорядился командир Радовника. — Как кто перестанет дышать — голову долой.

— Помню и исполню в точности, — голос лекаря звучал безрадостно, но был твёрд.

— Ступай.

Нак-Эндарс и сам повернулся и широкими шагами направился к лестнице на стену. Оказавшись наверху, из-под руки оглядел даль.

— Не видать подмоги?

— Не было никого, — отозвался дозорный.

— И не будет, — раздался мрачный голос Эгер-Огга.

Рыцарь сидел у заборола, положив на колени обнажённый меч. Со скрежетом водя по клинку точилом, старался загладить зазубрины.

— Объяснитесь, господин Эгер-Огг!

Рудге безнадёжно взглянул на командира. Обычно тщательно выбритое лицо рыцаря покрывала белёсая щетина, подчёркивавшая запавшие от усталости щёки.

— Во время последнего приступа я отправил уважаемого Анс-Морна на Небесную равнину… если в его мёртвом теле ещё был дух. Сам не видел, но предполагаю, что среди штурмовавших форт кочевников находились и оба его спутника.

Уголки губ Нак-Эндарса опустились, глаза потухли.

— Уверены ли вы, что он то был? — глухо спросил командир.

— Готов прозакладывать душу, — Эгер-Огг отвёл взгляд и вновь принялся точить меч. — Видел его ближе, чем вас сейчас… Никто нам не поможет. Мы все останемся здесь.

Улге Нак-Эндарс некоторое время пристально глядел на него. После перевёл взгляд на небо. Оно уже начало темнеть, но далеко-далеко в вышине, облака, похожие на высыпавшиеся из перины растрёпанные пушистые перья, всё ещё светились пронзительной белизной.

— Вот какова участь наша, — тихо пробормотал старый воин. — Суровы боги. Но быть по сему!

Узнав о том, что надежды на спасение нет, Им-Трайнис и Ук-Мак переглянулись.

— Нужно было мне отправиться за подмогой, — сказал Дерел.

— Наверное, — согласился друг. — Пойдём, что ли, поедим напоследок?

Сидя за столом в башне, Ук-Мак крепко сжимал кружку с водой, которую ни разу не пригубил. Его загорелый лоб прорезали морщины, карие глаза невидяще глядели в бревенчатую стену.

Бел флегматично жевал кусок жареного мяса, с хрустом закусывая луковицей.

— Нужно прикончить ведьму, — сказал вдруг Дерел.

— Мысли и слова твои мудры, как всегда, — откликнулся друг. — Вот только нет возможности добиться желаемого. Иначе мы бы не готовились к худшему, а пили бы вино на победном пиру… Пожалуй, возьму на стену бутылку мильзенского. Хуже-то не будет…

— Главная трудность — выбраться из форта, — продолжал пограничник.

— И мяса тоже возьму, — кивнул Им-Трайнис. — К чему вино без доброй закуски?

— Ежели живому со стены не спуститься, так, чтобы его не заметили, может, мёртвому удастся?

— Наверняка, — с готовностью кивнул приятель. — Мертвецов они ценят, из них получаются хорошие слуги ведьмы.

— Надо чтобы враги думали, что лазутчик мёртв… Если прикинуться убитым и упасть со стены…

— То прикидываться тебе не придётся, ибо сломаешь шею, — закончил Им-Трайнис. — А после встанешь, отряхнёшься и полезешь обратно, чтобы прикончить парочку-другую товарищей.

— Должен же быть способ… — Дерел покачал головой и умолк в разочаровании.

В комнату вошёл Эгер-Огг. Не снимая пояса с мечом, уселся на один из свободных стульев. Несколько ударов сердца глядел на Бела, затем с гримасой сказал:

— Завидую я вашему аппетиту, господин Им-Трайнис. Мне вот кусок в горло не идёт.

— Тогда выпейте, — невозмутимо посоветовал Бел.

В холодных глазах Эгер-Огга сверкнул огонь. Но тут же пропал, зато по губам скользнула тень улыбки.

— Быть может, это и неплохая идея, господин Им-Трайнис.

— Я дурного не посоветую, — всё так же спокойно и доброжелательно заявил гигант. — И сам сделаю то же самое.

— Вы чудесный товарищ для последнего дня, — на этот раз Эгер-Огг улыбнулся по-настоящему. — Жаль, что прежде нам не доводилось много общаться.

— А если надеть несколько гамбезонов и броню? — внезапно сказал Ук-Мак.

— О чём ты, Дер? — ошарашенно воззрился на него Эгер-Огг.

— Размышляет, как соскочить со стены и не убиться, — ответил за товарища Бел.

Брови Эгер-Огга удивлённо взметнулись, но почти сразу вернулись на место.

— Тогда поддоспешники тебе не помогут. Лучше залезь в ящик или бочку: даже если не уцелеешь, хотя бы пару степных ублюдков пришибёшь.

Ук-Мак открыл рот, чтобы сказать какую-то колкость, да так и замер. Не дождавшись ответа, Эгер-Огг повернулся к Белу:

— Что вы говорили о выпивке, господин Им-Трайнис?

— Бочка! — воскликнул Дерел вскакивая. — Где командир?!

— На стене, — сообщил Эгер-Огг.

— Спасибо, Рудге, — проходя мимо рыцаря, Ук-Мак от души хлопнул его по плечу. — Благодаря тебе, может, и выйдет.

— По-моему, он повредился разумом, — проводив Дерела взглядом, промолвил Эгер-Огг.

— Это вряд ли, — возразил Им-Трайнис. — Скорее, придумает что-нибудь от отчаяния. Такое и раньше бывало. Скажем, когда служили мы в наёмном отряде у барона Лин-Виалдо. Однажды предали нас, окружили и загнали в лесное болото. Кое-кто потонул, остальные готовились к смерти. Тогда Дерел сделал штуки на ноги, похожие на небольшие плетёные щиты. Сказал, что на таких топь одолеем.

Иные воины решили прорываться с боем, другие послушали Ук-Мака. Побросали мы тогда доспехи, оставив лишь мечи. И в одном исподнем, на этих щитах пошли по трясине. Нелегко было: и обувка чудна́я носками за мокрый мох цеплялась, и падали мы не раз, и замёрзли так, что кости заледенели. Но ушли живые. А те, кто остался — полегли до единого.

Эгер-Огг несколько ударов сердца размышлял над услышанным. После сказал:

— Коли чрез него явят боги чудо и уцелеем мы, клянусь Ильэллом, в тот же день оставлю службу. Уеду туда, где ни неведомых тварей, ни бродячих дикарей, ни демонской волшбы.

— Но прежде выпьем вина и напоим мечи кровью! — с подъёмом заявил Бел.

— Я же говорю: отличный вы товарищ для последнего дня, — криво улыбнулся Эгер-Огг. — Где там ваше вино?

Кочевники напали прежде, чем Ук-Мак сумел отыскать командира. Под унылый ведьминский напев на стены упрямо лезли мертвецы с немигающими тусклыми глазами, и живые воины, издававшие воинственные кличи. Наткнувшись на копья и мечи защитников, они падали, затем вставали и вновь взбирались по лестницам. Кое-кому удавалось перебраться через острия ограды и тогда на стене разгорался бой. Эмайнцы старались побыстрее убить прорвавшихся, а те с безрассудной отвагой или безумием давили на пограничников, давая шанс подняться другим штурмующим.

Отбив первый за ночь приступ, и потеряв ещё двоих, ратники сидели в тягостном молчании. Бывалые солдаты видели, как тают их силы и немногие надеялись узреть зарю. С опаской вслушивались они в звуки ночи, ожидая, когда же вновь послышится голос ведьмы.

Вместе со своими бойцами Нак-Эндарс готовился к новой схватке. Шагая по боевому ходу, он подбадривал людей, говорил о силе и стойкости эмайнцев, разжигал ярость, напоминая об убитых товарищах. Дерел перехватил его, когда командир почти замкнул круг. Выслушивая идею Ук-Мака, Нак-Эндарс стоял, насупившись, исподлобья глядя в темноту за стеной. Затем с десяток ударов сердца молчал.

— Не верю, что выручит нас сия выходка, — вымолвил он, наконец. — Дозволяю лишь потому, что вижу в том единственный шанс отомстить проклятой колдунье за гибель эмайнских мужей. И потому, — его голос зазвучал совсем тихо, чтобы не услыхал никто поблизости, — что каждый рыцарь волен выбирать свой конец.

Ук-Мак не стал спорить. Поклонившись, поспешно отправился искать Бела.

Им-Трайнис в компании Эгер-Огга выпивал на северной части стены. Рыцари передавали друг другу глиняную бутылку с отбитым горлышком, изредка перекидываясь короткими фразами.

— Бел… и Рудге, мне требуется ваша помощь.

— Мы можем допить? — деловито осведомился Им-Трайнис.

— Нет времени.

Не задавая вопросов, Бел поставил бутылку под ноги:

— Командуй.

Пока Им-Трайнис помогал другу устроиться в бочке, заботливо обкладывая облачённого в кожаный доспех кочевников Дерела гамбезонами и сеном, Эгер-Огг руководил ратниками, поднимавшими на стены пустые и полные бочонки. Воины втащили почти все, когда над спящей землёй опять поплыла песнь ведьмы.

— Пора, — сказал Им-Трайнис. Кинув на голову Ук-Маку ещё один гамбезон, он поставил деревянный диск-крышку и закрепил несколькими могучими ударами кулака. — Да поможет тебе Ильэлл.

Рывком оторвав от земли тяжёлый груз, рыцарь взвалил его на плечо и двинулся к стене, наверху которой уже раздавался звон клинков.

Хотя бочка упала не отвесно, а сперва скользнула по лестнице, сшибая взбиравшихся кочевников, затем грузно рухнула на их тела, Ук-Маку показалось, что из него вышибли дух. В голове гудело, по левой руке растекалась ноющая боль. Не издав ни звука, рыцарь, скрючившись, лежал, прислушиваясь к шуму вокруг.

При падении бочка затрещала, но не развалилась. Выпало лишь днище: вылетевшие наружу пук сена и старый поддоспешник открыли ноги рыцаря. В темноте никто этого не увидел и Дерел молил богов, чтобы жадные до добычи кочевники не заинтересовались содержимым бочки.

Но атакующим было не до того. Со стены, калеча и убивая, сорвалось несколько бочонков — и ни к одному никто не подошёл. У мёртвых воинов имелась лишь одна цель, а живых захватило безумие битвы. А потом всех отвлекли открывающиеся ворота. Это Нак-Эндарс вывел остатки гарнизона в последний бой.

— Ратники! — гаркнул он, сев на коня. — Нас осталось слишком мало и стен нам не удержать. Если спрячемся в башне — враги сожгут нас, будто поленья в печи. Так выйдем же в поле, чтобы умереть на просторе. А перед смертью заберём с собой как можно больше дикарей! Покажем им силу нашего оружия! Пусть их вдовы со слезами вспоминают эту ночь, а дети дрожат при звуках эмайнского боевого клича! Эмайн!

— Эмайн! — поддержали бойцы.

Копыта десятка лошадей застучали по опустившемуся мосту, завыл рог. Улге Нак-Эндарс скакал впереди, выставив копьё. Рот командира Радовника кривила злая усмешка: атака обречённых должна была стянуть все силы кочевников и позволить Ук-Маку отомстить за погибший форт.

Ожидания Нак-Эндарса оправдались. Растревоженным пчелиным роем нежить покинула лестницы и стену и бросились на вырвавшихся конников. Следом потянулись живые варвары.

Услышав, что шум битвы резко переместился, Дерел, извиваясь, вылез из бочки. Подхватил обломок лестницы, выбрался из рва. Недоумённо поглядев туда, где мелькали огни, слышались крики, звон клинков и конское ржание, рыцарь припустил в сторону лагеря кочевников. Поначалу он бежал, пригнувшись, настороженно ловя каждый звук. Но убедившись в том, что вокруг нет врагов, помчался, не скрываясь и не заботясь о шуме.

К его удивлению, лагерь оказался практически пустым. Оставшись без присмотра, одни костры начали угасать, другие разгорелись сильнее необходимого, разбрасывая по сторонам искры. Где-то в зарослях всхрапывали привязанные лошади. И лишь трое воинов, напряженно всматриваясь туда, откуда доносились звуки сражения, стояли у шатра, в котором пела колдунья.

Услыхав шаги рыцаря, один из охранников повернул голову. Увидев в дрожащих отсветах костра фигуру в знакомых доспехах, воин что-то спросил на своём языке. Опустив голову, Ук-Мак неопределённо махнул больной рукой. Быстро приблизившись, стремительными взмахами меча в мгновение ока обезглавил двоих. Третий кочевник закричал и тут же умолк, захлебнувшись кровью: рыцарский клинок с идеальной точностью пронзил горло, ткнувшись остриём в позвоночную кость. Упав, труп сразу начал подниматься, попав под влияние колдовской песни. Дерел с каменным выражением лица отрубил нежити голову в момент, когда мёртвое тело встало на четвереньки.

Ук-Мак повернулся к шатру — и в тот же миг его сшибло с ног. Покатившемуся кубарем воину почудилось, будто на него прыгнул какой-то зверь. Но, вскочив на ноги, Дерел увидел человека. Тот стоял спиной к костру, поэтому рыцарь различал лишь чёрный силуэт, обрамленный по контуру мягким оранжевым сиянием. Напавший был худ и высок. Чуть пригнувшись, растопырив руки со скрюченными пальцами, кочевник напоминал изготовившегося к броску хищника.

Дерел быстро шагнул к выроненному при падении мечу, тускло поблескивавшему в траве. Соперник оказался проворнее: одним нечеловечески длинным прыжком преодолел разделявшее их с рыцарем расстояние и вновь сбил Ук-Мака на землю. Ловко кувыркнувшись, кочевник тут же вскочил и бросился на только начавшего подниматься рыцаря. Опрокинул Дерела на спину и, точно волк, потянулся зубами к горлу. Поражаясь невероятной силе врага, Ук-Мак обеими руками упёрся в его нижнюю челюсть, запутавшись пальцами в длинной бороде.

Теперь свет находившего в отдалении костра освещал лицо нападавшего и рыцарь узнал старика, сопровождавшего ведьму. И если тогда тот выглядел разгневанным, то сейчас стал буквально олицетворением бешенства. Выпученные в ярости глаза горели отражённым светом, ноздри раздувались, меж оскаленных длинных зубов сочилась пена, капая на Ук-Мака.

Рыцарь дёргался и извивался, пытаясь сбросить противника. Безрезультатно: в поджаром теле скрывалась необъяснимая мощь. Тогда Ук-Мак, скользнув ладонью правой руки по заросшему морщинистому лицу, переместил пальцы к глазам старика. Кочевник моментально выпустил воина и откатился в сторону. Дерел, не выпуская его из вида, поднялся.

Двигаясь легко и стремительно, старик начал обходить его. Рыцарь, вытащив кинжал, поворачивался на месте.

При всём мастерстве фехтовальщика, Дерел с задержкой среагировал на атаку — настолько быстро двигался противник. Без особого труда избегнув запоздалого удара клинком, старик растопыренной пятернёй наотмашь ударил рыцаря. Ук-Мака отбросило назад, на жёстком нагруднике из нескольких слоёв варёной кожи остались вмятины и борозды от пальцев.

Настороженно следя за врагом, вновь принявшемся кружить вокруг него в полумраке, рыцарь встал в защитную стойку.

Он понял, с кем довелось столкнуться. Подобных воинов, обладавших огромной силой и невероятной ловкостью, дравшихся без оружия, кочевники называли верфаркасами — людьми с душой зверя. По преданиям, источником их мощи были многолетние изнурительные тренировки и волшба. Говорили, что верфаркас превосходит дюжину обычных воинов, и что ни один клинок не способен причинить вред подобному бойцу. Ук-Мак не знал, правда то или нет. Но не сомневался, что старик очень опасен.

Очередная атака не застала рыцаря врасплох. Впрочем, отразить её Дерел толком не сумел. Лишь увёл из-под удара шею, перенеся вес на правую ногу и развернув корпус. Словно выкованные из железа, пальцы кочевника вскользь проехались по нагруднику, разорвав один из удерживавших его ремней.

Следуя взглядом за вновь отскочившим назад верфаркасом, Ук-Мак подумал, что тот сражается довольно однообразно, будто огромная кошка, бьющая когтистой лапой. Вот только сила ударов была медвежьей.

Мысль о буром властителе лесов навела рыцаря на идею. Он решил использовать против старика его же силу и скорость. На медвежьей охоте не охотник пронзает зверя — тот сам насаживается на умело подставленную рогатину. Пускай и верфаркас сделает то же самое.

Когда кочевник вновь напал, Ук-Мак не пытался ни уклониться, ни ударить в ответ. Все силы рыцарь бросил лишь на то, чтобы вовремя переместить остриё кинжала туда, где, по его мнению, должен был оказаться противник.

Боль пронзила левое плечо Дерела, рука повисла, плотная ткань рукава начала набухать от крови. Но и старик, отпрыгнув назад, понес урон: замшевая рубаха почти в центре груди оказалась распорота, в прорехе виднелась окровавленная рана.

Дерел скривился: не столько от боли, сколько от досады — он намеревался попасть в сердце. Увы, верфаркас двигался быстрее и рыцарю не хватило скорости. Кинжал прорезал кожу, мышцы и даже оцарапал грудину, но рана не была смертельной.

— Киг‘йо, — в гневе выкрикнул старик.

Ук-Мак плохо знал язык кочевников. Вроде слово означало «червь», «гадюка» или что-то в этом роде. А через мгновение рыцарю стало не до чужого наречия. Разъярённый верфаркас набросился, будто десяток росомах. Стремительно налетая с разных сторон, он, глухо рыча, бил руками и ногами. От обуявшего старика боевого безумия, удары стали быстрее, потеряв в силе и точности. Но Дерелу от этого не полегчало. Как и любого рыцаря, его прежде всего учили биться с оружием в руках. И хотя Ук-Мак кое-что умел и без него, этих навыков не хватало, чтобы выстоять под напором зверя в человеческом облике. Отступая под градом ударов, рыцарь лишился кинжала. Тело покрылось синяками, ссадинами и ранами; в голове гудело, правый глаз заплыл, рот наполняла кровь. Несколько раз Дерел падал, но снова и снова упрямо поднимался. И опять отходил к последнему убитому им воину.

Поскользнувшись на залитой кровью листве возле трупа, Ук-Мак упал на колено. Это спасло рыцаря. Над ним загудел воздух, и руки верфаркаса с хлопком сошлись там, где только что была голова Дерела. Не успев осознать, что ему чуть не размозжили череп, Ук-Мак упёрся ладонью в землю, собираясь встать — и ощутил под рукой холод лезвия меча мёртвого кочевника. Без раздумий рыцарь вцепился в него, игнорируя кровь, полившуюся из разрезанной ладони. Со сдавленным стоном подхватил снизу второй рукой и, качнувшись вперёд, вогнал остриё в пах схватившего его за волосы старика. Продолжая мёртвой хваткой удерживать оружие, Дерел рывком поднялся, вспарывая живот верфаркаса. Почувствовав, что клинок уткнулся в рёбра, подался назад, высвобождая его. А затем двумя ударами отрубил врагу голову.

Не давая себе ни мгновения роздыха, рыцарь, шатаясь, направился к шатру, откуда продолжала течь магическая мелодия.

Ведьма сидела на коленях, на расстеленной овечьей шкуре. Перед ней стояла небольшая жаровня, источавшая дым, пахнувший древесным углем и какими-то травами. Чуть покачиваясь из стороны в сторону, женщина пела. Она не умолкла, даже когда кожаный полог откинулся и внутрь ввалился Ук-Мак.

Неторопливо подняв меч одной рукой, Дерел ненадолго застыл, примеряясь с такой бесстрастностью, будто отрабатывал рубку на связке тростника. С шумным выдохом обрушил клинок, вкладывая в удар оставшиеся силы. В наступившей тишине поглядел на распростёртое у ног тело. Кончиком меча сбросил с лица ведьмы черно-красный покров. Потом вышел наружу, наполняя лёгкие прохладным лесным воздухом, в котором чувствовался муторный аромат крови.

Солнце раздражающе светило в глаза. Подняв правую руку, Ук-Мак прикрыл их предплечьем.

Рыцарь лежал в повозке, на нескольких заботливо расстеленных шкурах. Обе его ладони были замотаны тряпками, заскорузлыми от подсохшей крови. Левое плечо упиралось в плечо ратника, Драги. Воин то ли спал, то ли находился в беспамятстве.

Телегой, катившей по лугу, раскинувшемуся между перелесками, правил Бел. Крупный рыцарь в побитой и посечённой броне напоминал старую крепостную башню, простоявшую не одно десятилетие и пережившую множество штурмов.

— …Когда мы прорвали первые ряды, я уж решил, что и до леса доберёмся, — продолжал рассказ Им-Трайнис. — Но тут мертвяков стало больше. Они кидались под ноги лошадей, хватались за упряжь, за нас… Нак-Эндарс был впереди — первым и погиб. И многие за ним ушли… Что за свалка была! Темно, ни зги не видать, только звон оружия, да крики… Думал я, что всё, вот он, край. А потом и думать перестал — лишь махал мечом… И как завывание колдовское стихло не сразу заметил. Только после понял, что легче стало. Оказалось, немало мы кочевников до того посекли — и против нас большей частью мертвецы стояли. Как ведьмы проклятущей не стало, так и они попадали. Живые кочевники недолго держались. Как увидели, что колдовство развеялось — заорали что-то, да разбежались. У нас в ту пору лишь шестеро ещё дышали. Да и из них не все до рассвета дотянули. Уж как я обрадовался, когда тебя живого нашёл! Так что, от всего воинства Радовника только и остались мы с тобой, да Эгер-Огг. Ещё ратник Виррел — он сейчас с Рудге верхом дорогу разведывает. И Драги — единственный уцелел среди прежних покалеченных в форте.

С десяток ударов сердца Им-Трайнис молчал. Слышалось поскрипывание колёс, шорох ветра в высокой траве, стрекот кузнечиков.

— Это ж надо, из-за одной ведьмы столько мужей полегло, — наконец, заговорил Бел, сокрушённо качая головой. — А ведь сама — девчонка ещё. Зим четырнадцать, не боле…

Перед мысленным взором Ук-Мака вновь встало некрасивое бледное лицо с россыпью мелких веснушек, остекленевшими светло-карими глазами и словно в удивлении открытым ртом.

— Одни беды от этого колдовства, — закончил Им-Трайнис. Резко тряхнув вожжами, прикрикнул: — Шевелись, волчий корм!

— У тебя вина не осталось? — сипло спросил Дерел.

— Увы, нет, — мотнул головой друг. — Что со стены не скинули, бросили в Радовнике. Но ты потерпи, Фумин уж недалече. Там и лекарь найдётся, и выпивка. Пока могу дать лишь воды.

— Не хочу, — ответил Ук-Мак.

Убрав руку, он открыл глаза. Щурясь, уставился в высокую голубизну. Небо затягивало, освобождая от мыслей и боли. Время словно замедлилось до бесконечности; пустота сверху и равномерная тряска телеги убаюкивали. И постепенно рыцарь задремал, не видя снов.