Истории приграничья

Золотая богиня

к

— Так чаво хотел-то? — ставя кружку на стол и утирая рот рукавом, спросил Дрызг. — Пошто от дела отнял?

— А ты как будто энтому шибко опечалился, ажно пивом дармовым дависся, — беззлобно ответил Вирнер, цепким взглядом окидывая просторный зал «Огонька». — Погодь немного: прочие притопают — так разом и поведаю всё…

Долго ждать не пришлось: один за другим в трактире объявлялись созванные Вирнером товарищи. Одинаково останавливались у дверей, шаря глазами по полутёмному помещению, а после подсаживались к столу в дальнем углу. Последним пришёл Эгарт — в броне и при оружии. Сняв исцарапанный конический шлем, примостил на краю стола, круглый щит прислонил к бревенчатой стене, топор положил на лавку рядом с правым бедром. Не говоря ни слова, вопросительно уставился на Вирнера.

— С дозора? — спросил тот.

Эгарт кивнул.

— Ну, братцы, — оглядев каждого, начал Вирнер, — приключилась со мной внедавне невероятная штука. Чрез то все богачами сделаемся… Но, прежде чем открою всё, поклянитеся никому не сказывать. Жистью своей и богами поклянитеся!

Услыхав подобное, мужчины за столом притихли, насторожились. Большой грузный Одо с тревогой заозирался: не внемлет ли кто из прочих посетителей «Огонька». Чернявый, до глаз заросший Габа, буровил Вирнера напряжённым взглядом. Эгарт, чуть хмурясь, оглаживал короткую бороду. Один лишь Дрызг, стукнув по столешнице опустевшей кружкой, легко проронил:

— Клянуся! Толкуй ужо, чаво хотел!

— Пускай демоны сожрут мою душу, коли проболтаюсь, — приподняв боевой топор, Эгарт прикоснулся к холодному лезвию.

За ним и Одо с Габой произнесли нужные слова, возложив пальцы на клинки поясных ножей. Удовлетворённо кивнув, Вирнер негромко заговорил:

— Пошёл я, значится, на олешков. В ту пору ногу я зашиб — памятуете, хромал? Оттого охотился не скрадом по-всегдашнему, а с засадки на дереве. Место загодя присмотрел, подготовил. Ну, дык и с ночи угнездился, шоб взаранок, когда рогачи двинут, не упустить… И вот, на зорьке слышу шум. Не олень, нет. Олень, он идёт тихо — токмо листочки под ногами пошуршивают порой, да рогами ветки зацеплять может. А тута шаг мягче, легче, но шумнее… Я лук изготовил — мало ли чего, да смотрю во все глаза. И на тебе — появилися двое. С виду, как дети: небольшие, щуплые. Морды в сутеми не разглядеть толком, но носы острые да зенки совьи, хошь не хошь, а заметишь.

— Кобольды, что ль? — навалившись грудью на край стола, не выдержал Габа. — Разе оне не выздохли все?

— Не встрявай, — добродушно одёрнул Одо. — Дай послухать.

— Тише, Габа, не вопи, — шикнул Вирнер. — Они самые. Кралися с копьями короткими в руках, вроде как дозорные. А следом… — Охотник ещё больше понизил голос, так что слушателям пришлось наклоняться к нему, чтобы разобрать слова. — Следом топали ещё карлы. Шестеро пёрли носилки. На них лежал золотой идол — с кобольда размером, а то и больше. Вроде как баба: в платье да с волосьями длинными. Сверкала, что твоё солнце! Бережно карлы её тащили — знать, богиня ихняя…

— И дале чё? — заворожённо спросил Дрызг.

— Чё, чё… Дивился я на это, себя запамятовав. Спохватился, кинулся вниз, но карлы пропали, как скрозь землю ушли. Уж я ся клял, что сразу не стрельнул!..

— И чаво нам с этого? — разочарованно протянул Дрызг. — Как нам богатеями с твоей небылицы стать?

— Умолкни и слухай! — оборвал Вирнер. — С той поры я весь лес в округе излазил. Совсем охоту забросил, токмо кобольдов выслеживал. И нашёл-таки… Жаль, не логовище, а место, где бывают частенько, рыбалят. Самих их издали видал. Ох уж украдчивые сволочи, но от меня всё одно не схорониться… Короче, братцы, изловим кобольда, да выведаем у него, где золотую богиню таят. А тама и отобьём сокровищу энту.

— Кобольды мелкие, чего сам не сделал? — Эгарт пристально смотрел на охотника.

— В одно рыло мне, пожалуй, не сдюжить, — ответил таким же взглядом Вирнер. — Твари хучь небольшие, да кто знает, как всё обернется, когда спину прикрыть некому. А впятером — самое то. И кобольдов прищучим, коль супротив нас полезут, и добычи кажному вдоволь достанется. А мож и поболе — ежли в ихней норе ещё золотишко сыщется.

Воин кивнул, соглашаясь.

— Даст Кернанн, да и выгорит, — пробормотал Одо, задумчиво теребя ворот рубахи.

— Ну, за богачество?! — с ухмылкой поднял кружку Дрызг. — А-а, демон, пустая… Эй, Мунгоуд! Пивка бы нам изнову…

В сумрачном, медленно пробуждающемся лесу пахло прелыми листьями. От старого упавшего клёна, за которым прятались Одо, Эгарт и Дрызг, тянуло сыростью и подгнившей древесиной. Верхние ветви окружающих деревьев покачивались от лёгкого ветерка, совершенно не чувствовавшегося внизу. В отдалении перекликались первые пичуги, вокруг людей противно зудели комары.

— От же погибель какая, — в очередной раз шлёпнув себя по физиономии, раздражённо проговорил Дрызг. — В край заели… И долго нама куковать здеся?

— Притихни, — вглядываясь в чащу, бросил Эгарт.

— А чаво такого? — махнул рукой Дрызг. — Карлам нас не услыхать. Энто Вирнеру с Габой нужно таиться, покуда к мелочи подкрадуются. А како поднимут кобольдов, да нас погонют — тута уж до пёсьей задницы, шумно здеся аль нет!

Встав с колен, он до хруста в костях потянулся, а после плюхнулся задом на жухлую листву. Привалился к обомшелому стволу, не замечая, как рубаха на спине помалу начала пропитываться влагой, озверело почесал шею:

— От же гнусь… Слышь, Одо, како золотишком разживешьси, чаво делать бушь?

— Ан не знаю, — вяло пожал плечами Одо. — Не кумекал ещё об том. Корову мож куплю…

— А я лавку заведу, — бодро сообщил Дрызг.

— Ой, да нужна в Фумине лавка твоя!

— А я не здеся торговлишку поведу. В графских-то землях. А то и дальше…

— И чего продавать-то собрался?

— Туды шкурки. А чё? Зверья тута обильно, а в городах шкурки завсегда в цене. А в обратку сукна заморские… Слышь, Эгарт, а ты на шо долю свою пустишь?

— Притихни, — предостерегающе повторил воин.

Вдалеке прозвучал перелив рожка. При первых звуках Эгарт котом перескочил через лежащее дерево: — Началося! По местам!

Дрызг и Одо споро разбежались в стороны от него. Тенями скользя от дерева к дереву, мужчины двинули туда, где вновь запел рожок и раздался приглушённый вскрик: «Ату его!»

Вскоре впереди послышался шорох кустов и навстречу троице метнулся тёмный приземистый силуэт. Одо, оказавшийся ближе всех, наклонившись, неуклюже дёрнул руками, пытаясь схватить бегущего человечка. Промахнувшись, развернулся на месте, намереваясь кинуться вдогон. Подоспевший Дрызг оказался расторопней. Выскочив наперерез кобольду, он, недолго думая, шарахнул беглеца ногой. Человечек откатился в сторону. Тут же на него напрыгнул Эгарт: подмяв, несколько раз врезал кулаком в кольчужной рукавице. Несмотря на удары, кобольд, шипя, продолжал неистово извиваться, стараясь вырваться на свободу.

— Вяжите тварину! — скомандовал Эгарт подоспевшим товарищам.

Но те и сами уже кинулись скручивать человечку руки и ноги прочными бечёвками.

К тому моменту, когда к троице присоединились Вирнер с Габой, связанного кобольда уже примотали к шершавому стволу дуба. Дрызг и Одо с любопытством разглядывали пленника.

— Ну и глазища! — дивился Одо. — Чисто филин!

— Страхолюда какая, — вторил Дрызг. — Такую чуду впотьмах нежданно завидишь — обдрищешься!

Эгарт, сдвинув брови и уперев руки в бока, сверлил кобольда тяжёлым взглядом. Заслышав шаги, повернул голову в сторону загонщиков.

— Споймали? — радостно осведомился Вирнер.

Эгарт кивнул и вновь уставился на лесного обитателя.

Габа, присев на корточки, обшарил грязную кожаную куртку кобольда. Обнаружив лишь пару рыболовных крючков, вонзённых в толстый шов возле ворота, да маленький, точно детский нож на поясе, разочарованно сплюнул:

— Ни полушки медной — не то шо золота…

— А ты мыслил, он богиню с собой таскает? Шоб рыбалить пособляла? — с насмешкой кинул Вирнер. — Да мабудь он в своей деревне распоследняя голь — нама на то чхать. Лишь бы логовище тайное указал. А мы уж свово не упустим…

— Габа, спроворь костерок, — распорядился Эгарт. — А вы двое, — обратился он к Одо с Дрызгом, — по сторонам запоглядывайте: мало ли чего.

Вынув из ножен широкий кинжал, воин шагнул к кобольду.

— Ты, нелюдь, лучше сам собой толкуй. И́наче…

— Пойдём, шо ли, — Одо тронул за плечо Дрызга.

Дрызг, с интересом следивший за происходящим, недовольно стряхнул его руку и вызывающе кинул Эгарту:

— Я те не служивый в рати!

— Котомку трепотливую затянь потужее, да делай, шо велено, — вместо Эгарта сердито ответил Вирнер.

Несколько ударов сердца мужчины меряли друг друга взглядами. После Дрызг цыкнул и развернувшись, направился прочь.

— Чего тако взвился? — догнал его Одо. — Мы ж тута все заодно…

— А чаво он командувает? Ишь, выискалси… рыкцарь прям. Он мужик яко мы, а ижно разговор подхватить брезгует. Вот чаво стоило сказать, куды золото денет?

— Знамо, куда — на брательника хворого, — рассудительно проговорил Одо. — Ты ж Вирнеров сродственник, с нами в войске не служил, потому не знашь… Брательник Эгартов, — Равар — в десятке нашенском был. Мы када Хенсер воевали, между прочим брали один городок. Тако Равара в бою со стены столкнули. Повредился он: ноги не ходють, руки едва движутся. С той поры Эгарт за ним, как мамка ходит. Всё мыслил его в столицу, к кудесникам лекарным отвезть, да дело дорогое, не по ратникову кошелю. Эгарт ажно из сапог выскакивает, ради любой оказии деньгу зашибить. А тут случай невероподобный выпал, дык он в его и вцепился волком…

— От оно как, — протянул Дрызг. И вновь заерепенился: — Да всё одно — неча мне наказывать!..

— Ты не серчай на его, — подкидывая тонкие веточки в разгорающийся огонь, сказал Вирнер. — Дрызг хучь шебутной, но сметливый. Абы кого я бы не зазвал.

— Да Ильэлл с ним, — отмахнулся Эгарт. Его внимание почти полностью захватил привязанный к дереву бледный человечек. Приблизив лезвие кинжала к руке с шершавой сероватой кожей, спросил: — Где золотой идол? Где таите его, кобольды?

Не дождавшись не то что слова — даже взгляда, воин медленно надрезал кисть кобольда между большим и указательным пальцем. Приоткрыв рот с мелкими острыми зубами, нелюдь зашипел от боли. Подняв к его глазам клинок, испачканный темно-алым, Эгарт вновь с нажимом поинтересовался:

— Где ваша деревня? Куда богиню золотую снесли?

Жёлтые глазищи уставились на сбегающие по металлу капли крови. После обратились на ратника. Узкие бледные губы кобольда шевельнулись, и люди услышали нечто вроде: «Фррт манхшт берлнгт кобхольд».

— Ясно говори! — прикрикнул Эгарт, шлёпнув карлика ладонью по лицу.

Ударил, по своей мерке, едва-едва, — для острастки. Но даже от такого уродливая голова кобольда резко мотнулась вбок.

— Не зашиби карлу до поры! — забеспокоился Вирнер.

— Не боись, — Эгарт выжидающе смотрел на часто дышащего пленника. Хмурясь, обронил: — По-простому не хошь… Лады…

Вытянув руку, воин подержал клинок над огнем. Затем быстро приложил к щеке кобольда. Зашипело, в воздухе поплыла вонь прижжённого мяса. Карлик завизжал.

— Где богиню держите? — ровно повторил Эгарт.

— Чавой-то оне тянуть, — сказал Дрызг, поглядывая в сторону, откуда доносились вопли и стоны кобольда.

— Мабудь карла неговорливый попался, — рассудительно заметил Одо. Прислонившись к дереву, он без остановки обшаривал взглядом лес вокруг. — Это зря, токмо мучится попусту. Одно — расскажет…

— Гля! — прервал рассуждения товарища Дрызг. — Никак Габа нас кличет!

Действительно: повернувшись к ним, черноволосый бородач призывно махал рукой.

Оказавшись возле костра, Дрызг с приоткрытым ртом уставился на обвисшего на верёвках пленника. Покрытый ожогами и порезами, тот тонко поскуливал, словно раненая собака. Жёлтые глаза потускнели и безучастно глядели в землю.

— Вызнали? — Вопросительно посмотрел на Эгарта Одо. — Вызнали, где золото?

Эгарт отрицательно мотнул головой. Поднявшись, приблизился к Вирнеру, что-то зашептал на ухо. Криво усмехнувшись, охотник кивнул.

Ратник повернулся к Дрызгу:

— Хорош пялиться! Валяй, хворосту собери — хоть какой-то прок от тебя, вахлака, будет.

Дрызг аж задохнулся от такого. Позабыв о кобольде, выпучился на Эгарта. Медленно краснея, заорал, сжав кулаки:

— Не указ ты мне, ржавобокий! Хошь сухолома — подь, да саморучно сбери! Я те ни в вои, ни в холопья не определялси!

— Грызло прикрой, покуда зубья на месте, — пренебрежительно кинул Эгарт, отворачиваясь.

— Ах ты ж паскудник! Да я ж тя!.. — с перекошенным лицом Дрызг рванулся к демонстративно игнорирующему его воину.

Его перехватил Одо, сначала клещом вцепившийся в рубаху, а после облапивший беснующегося мужика, словно медведь.

— А ну, пущай мя тотчас! — неистовствовал Дрызг. — Иначе и тя зашибу!

Одо что-то говорил, но рассерженный родственник охотника ничего не желал слышать.

Эгарт, не обращая внимания на происходящее позади, легонько полоснул мочку уха кобольда.

— Не желашь говорить, тварина?! — воскликнул воин. — Тогда подыхай!

Словно бы в ярости ратник вонзил кинжал в бедро пленника — да так, что остриё, пробив тощую плоть, ужалило древесную кору. Но сидевший поблизости Габа приметил, что глаза Эгарта в тот миг оставались такими же холодными, как и раньше.

Пронзительный вой кобольда смешался с воплями Дрызга и уговорами Одо. Эгарт громко ругался, а над деревьями с криками вились потревоженные птицы. И никто, включая внимательно озиравшегося Габу, не заметил, как охотник беззвучно исчез в кустах.

Через несколько десятков ударов сердца Эгарт вдруг встал и спокойно сказал Дрызгу:

— Всё, притихни.

Дрызг ещё больше вскипел, но натолкнувшись на странно дружелюбный взгляд ратника, озадаченно умолк.

— Дело пустое, ничего нам не вызнать, — чрезмерно громко объявил Эгарт. — Вертаемся в Фумин.

— Дык как так? — возмутился Дрызг. — Мы ж…

— Слухай, что старшой молвил, — внезапно поддержал бывшего сослуживца Одо.

Дрызг в поисках подмоги глянул на Габу, но тот уже затаптывал остатки костерка.

— Вы чаво такой везухи чураетесь? Богачество, оно ж тута, токмо ухвать яго! Да я сам карлу выспрошу!

Точно не слыша, Эгарт рубанул верёвки, удерживавшие кобольда. После, оставляя кровоточащие порезы, рассёк путы на руках и ногах. Разогнувшись, напоследок пнул распластанного на листьях человечка.

— Уходим. — И первым зашагал по направлению к далёкому посёлку.

Габа, не оглядываясь, двинул за ним. Одо потянул Дрызга за рукав:

— Не барагозь. Эгарт непрост — не зря у нас десятским был. Шо-то замыслил, демон меня разорви. Мож, иного карлу споймать излаживается?

Хлопая глазами, Дрызг призадумался. Обернувшись, остановил взгляд на вяло копошащемся кобольде. Наконец, морща лоб, поплёлся за остальными.

Когда создаваемый людьми шум окончательно затих, к постанывающему израненному кобольду подбежали трое сородичей. Молча подхватили на руки и торопливо понесли прочь.

Где-то в четырёх с половиной сотнях шагов от места пытки кобольды остановились. Один, выпустив раненого, присел в зарослях папоротника. Ухватившись за торчащий из бурой листвы сучок, рывком открыл замаскированный квадратный люк. И тут же, насквозь пронзённый стрелой, свалился в чёрный зев лаза. Кобольды, продолжавшие удерживать раненого, даже не успели осознать случившееся: почти одновременно их поразили другие стрелы. Один человечек рухнул навзничь с пробитой головой. Второй упал, цепляясь за торчащее из живота оперённое древко; забил ногами, разбрасывая листву, но вскоре затих. Воцарилась обычная лесная тишь.

Выждав немного, меж деревьями показался Вирнер. Бесшумно ступая, ухитряясь не потревожить ни один лист, охотник осторожно приблизился к кобольдам. Удерживая лук с наложенной стрелой, огляделся. Полуприкрыв глаза, прислушался. Не уловив ничего подозрительного, обнажил нож и добил бывшего пленника. После поднёс к губам рожок.

— …Шоб они все на мя отвлеклися? Започем знашь, шо хто-нить глядел? — пытал Эгарта Дрызг.

— Крики его далёко разносились. Не могли другие кобольды такое пропустить. Хоть один соглядатай, да засел где, — терпеливо разъяснял ратник, катая по ладони сорванный жёлудь. — До́лжно было глаза ему от Вирнера отвесть.

— А чаво мне зараз думку свою не казал? Я ж тя едва не зашиб!

Прищурившись, Эгарт оглядел Дрызга, но смолчал. За него, ухмыляясь, ответил Габа:

— Знай ты всё наперёд, зело бы так не ерепенился!

Одо засмеялся.

— Тьфу на вас! — обиделся Дрызг.

Где-то вдалеке хрипло загудел рожок.

— Сигнал! — встрепенулся Эгарт. Забытый жёлудь полетел на землю. — Ходу!

Заслышав шаги, охотник вскинул лук. Но тут же опустил, увидев товарищей.

— Годно сработано, — похвалил Эгарт, скользнув взглядом по мертвецам. Став на край ведущей в подземелье дыры, чуть улыбнулся: — Вот оно!

Пока Габа обыскивал убитых кобольдов, Одо склонился над открытым ходом.

— Это ж надо! Прям под ногами такое таится! Я-то мыслил, кобольды вовсе перевелись, а оне в подьземье шастают! А вход-то как укрыли! От же искусники…

Встав на четвереньки, опустил длинную ручищу в дыру и за шиворот вытащил мёртвого карлика. Бросил Габе:

— На вот, тешься.

— Отлупись! — кинул в ответ тот, но не преминул обшарить новый труп.

Одо вновь занялся лазом.

— Не видать ни зги. Фонарь потребен, — произнёс он, свесив вниз голову.

— Ща сделаем, — отозвался Эгарт, извлекая из торбы свечной фонарь — деревянный коробок с прозрачными слюдяными окошками и округлой скобой сверху.

— Оп-па! — радостно воскликнул Габа, сорвав с шеи кобольда шнурок с жёлтой металлической бусиной. Сунув в рот, прикусил шарик, рассмотрел придирчиво. Расплылся в довольной улыбке: — Оно, родимое!

— Неужто — золото? — возбуждённо подскочил Дрызг.

Габа весело подмигнул.

— Дык чаво мы тута лытаем? Айда за бабой золотой! — Дрызг аж затрясся от нетерпения. — Ну как карлы подхватятся да перепрячут?!

— Не елгози, — Одо, спустившись в яму, на четвереньках наполовину заполз в идущий под уклон ход, отчего его голос звучал приглушённо. — Сперва осмотримся… Ах, мать твою!

Неуклюже пятясь, он вылез из кобольдовой норы.

— Что?.. — напряжённо спросил Эгарт.

Остальные встревоженно глядели на товарища, левой рукой сжимавшего правое запятье.

— Али накололся, али цапнула тварь какая, — после темноты подземелья даже в лесной тени Одо щурился, пытаясь рассмотреть ранку.

Габа с Дрызгом подхватили его подмышки и помогли выбраться наверх. Эгарт бросил взгляд на начавшую опухать руку. Приметив две красные точки, сжал губы. Подхватив уже зажжённый фонарь, нырнул в лаз.

— Шо-то худо мне, — пробормотал Одо, которого усадили под деревом. Его кожа побледнела, на лбу выступил пот. — Воздуху недостаёт…

Рядом появился Эгарт. Одо с видимым трудом задрал голову и сразу всё понял по мрачному лицу ратника .

— Желтомордник, — в подтверждение слов воин продемонстрировал дохлую змею. — На бечеве привязана была, точно псина сторожевая.

Одо судорожно вздохнул.

— Эгарт… братцы… супружнице долю мою… хоть часть малую… богами заклинаю… на сносях она…

Эгарт присел, положил руку на плечо Одо.

— Ильэллом клянусь, исполна всё получит. Не тревожься, друже.

Едва слышно засипев, Одо поник головой — точно уснул. Заглянув ему в лицо, Эгарт бережно закрыл глаза товарища.

Дрызг зло ударил ногой мёртвого кобольда:

— От же паскуды мелкие!

— Охолони, — Эгарт встал. — Сбереги кураж для живых.

— Дурное начало, — пробормотал Габа, отводя взгляд от неподвижного Одо.

— А ты мыслил, карлы сами тебе сокровищу притащут? — жёстко укорил Вирнер. — Золотишко завсегда обручь с кровью ходит.

— Айда уже! — вмешался Дрызг, едва не приплясывавший от лихорадочного возбуждения. — Буде лясы точить!

Эгарт, снявший кольчугу и теперь распускавший завязки гамбезона, повернулся к нему.

— Приуготовляйся… Вирнер, тесно там. Лук без проку будет.

— Мне и ножа достанет, — свирепо ощерился охотник.

Поглядев на Эгарта, Габа также принялся стягивать доспех.

— Кольчужку взад потом накинь, прям на рубаху, — посоветовал ратник. — Размахнуться в подземье негде, а от пореза железо сохранит.

Габа кивнул.

Приготовившись, охотники за золотом подошли к лазу. Эгарт и Габа держали фонари и широкие обоюдоострые солдатские кинжалы. Вирнер вооружился длинным охотничьим ножом. Дрызг, рисуясь, ловко поигрывал чужестранным клинком — узким, с хищным изгибом.

— Помогай нам Ильэлл, — сказал Эгарт и первым спустился в яму.

Чем глубже фуминцы забирались под землю, тем труднее становилось дышать. Спёртого, пахнущего пересушенным грунтом и ещё чем-то незнакомым, воздуха словно не хватало. Вдобавок на людей ощутимо давили темнота и теснота лаза.

Двигаться приходилось на четвереньках: распрямиться не позволял низкий полукруглый потолок. Эгарт полз первым: не спеша, внимательно оглядывая тоннель в поисках опасности. Время от времени ход резко поворачивал и тогда воин вовсе останавливался. Медленно и осторожно заглядывал за угол, тщательно изучал каждую пядь чёрных шершавых стен и пола. И только убедившись, что всё в порядке, следовал дальше. Каждый раз Вирнер и Габа терпеливо ждали. И лишь Дрызг, находившийся в самом хвосте, сдавленно ругался.

— Ну, чаво там сызнова? Ну, чаво?! — заворчал он, когда все опять затормозили.

— Эгарт молвит — расходится нора надвое, — сообщил Габа, получив информацию от Вирнера. — Куды дальше ползть — токмо демонам ведомо.

Дрызг и без того скверно чувствовал себя из-за темноты и недостатка свободного места, а упоминание демонов и вовсе вывело его из душевного равновесия. Он принялся в голос честить и Эгарта, и остальных товарищей, и даже богов. Замолчал лишь после того, как Габа слегка лягнул его, попав по щеке и лбу:

— Заткнися! Эгарт говорит, что с Вирнером полезет в нору по правую руку, мы с тобой — по левую.

— Да ты мне по харе попал ножищей своей! — негодовал Дрызг. — Вот како выползем на свет человечий, бока те понамну!

Габа ухмыльнулся:

— Не отставай тама! У тебя фонарю-то нету…

Первое помещение, встретившееся Вирнеру с Эгартом, оказалось немного выше тоннеля и позволило людям встать на ноги — пусть и согнувшись. Округлая, точно звериное логово, подземная камера была заполнена гниющими кучами мелко нарезанных веток и листьев, на которых росли белёсые грибы. Под ногами влажно чавкало, во все стороны разбегались блестящие чёрные многоножки.

Поначалу люди подумали, что оказались в тупике. Но после охотник приметил тёмный провал лаза, полускрытый за грудами назмища. Эгарт поднял фонарь повыше, рассматривая дыру в стене. В тусклом свете блеснули и сразу исчезли круглые жёлтые глаза. Вирнер стремительно шлёпнул себя по плечу, пытаясь снять отсутствующий лук. Выругался, вспомнив, что привычное оружие осталось наверху, подле тела Одо.

— Таперича они точно знают о нас, — констатировал ратник.

Топча и рассыпая грибницы, напрямик прошёл к лазу. Заглянул, подсвечивая, и решительно заполз внутрь.

— Заблукали мы в энтом гузне, — уныло объявил Дрызг, когда им с Габой пришлось выбираться из очередного никуда не ведущего хода.

Некоторые тоннели выводили в крохотные пустые пещерообразные комнатки — в них можно было хотя бы развернуться. А иные внезапно обрывались — словно тем, кто их прокладывал, надоело рыть твёрдый грунт. В таких случаях Дрызгу с Габой ничего не оставалось, как медленно пятиться, надеясь, что никто не подстерегает сзади.

Добравшись до очередного разветвления, спутники заспорили о том, где уже были, а где нет.

Дрызг, смущённый мрачным лабиринтом, из-за темноты казавшимся бесконечным, настойчиво доказывал, что они проверили всё, и пора бы уже искать товарищей. А то и вовсе выбираться наружу.

Габа, поначалу пытавшийся уговорить компаньона продолжить разведку, вскоре потерял терпение: духота, усталость, постоянная настороженность повлияли и на него. К тому же, бывшего солдата удручало отсутствие даже следов золота. Выйдя из себя, Габа страшно обругал Дрызга, а под конец посоветовал катиться куда подальше.

В итоге оба фуминца, продолжая браниться, разошлись по разным ходам. Не имевший фонаря Дрызг вскоре пожалел о своей горячности, но было поздно — сердитое ворчание Габы уже затихло.

— Габа! — позвал Дрызг, таращась во мрак широко распахнутыми глазами. — Габа!

Хрипловатые крики звучали глухо, искажались и быстро затухали в извилистом туннеле.

— Ну и хрен с тобой, — пробормотал Дрызг, не дождавшись ответа.

Усевшись, он попытался припомнить пройденный путь, но лишь сильнее запутался.

— Хрен с тобой, — повторил Дрызг и просто пополз по коридору.

Через некоторое время он начал различать слабо светящиеся линии, покрывавшие стены и потолок тоннеля, подобно беспорядочно переплетающимся нитям. Их призрачного сияния не хватало для того, чтобы разогнать тьму, но Дрызгу полегчало от одного намёка на свет. Поколупав пальцем до твёрдости утрамбованную стенку, он сумел оторвать что-то тоненькое и прохладное, напоминающее на ощупь корешок. Несколько ударов сердца Дрызг размышлял. А после принялся активно ковырять стены ножом, старательно выдирая загадочные волокна.

Вскоре он уже знал, что светятся лишь корни на поверхности. Стоило чуть углубиться — и свечение пропадало. Дрызга подобное открытие не расхолодило. Он терпеливо скоблил поверхности до тех пор, пока не сумел скатать из фосфоресцирующих нитей шарик размером с кулак. Такое количество корней уже позволяло слегка осветить путь.

— Хрен с тобой, Габа! — в очередной раз торжествующе произнёс Дрызг и, повеселев, двинулся дальше.

Карлики атаковали Эгарта с Вирнером в очередной камере с грибами. К этому моменту фуминцы миновали уже несколько подобных рукотворных пещерок и, не встретив ничего опасного, немного расслабились.

Главной опасностью стала не столько внезапность нападения, сколько темнота. Света восковой свечи, лившегося из четырёх окошек фонаря, не хватало, чтобы как следует разглядеть противников. Вдобавок, держащий светильник Эгарт, постоянно двигался, порой заслоняя свет своим телом. В помещении воцарился хаос из мечущихся теней, блеска клинков и жёлтых глаз, человеческих криков и пронзительного визга кобольдов.

Несмотря на размеры, подземные жители оказались неожиданно сильными. Ни один из них не сумел бы противостоять взрослому мужчине. Но, наваливаясь кучей, кобольды представляли серьёзную угрозу. Орудуя короткими ножами, карлики пытались изрезать высоким соперникам ноги, и кидались на людей даже не бесстрашно, а безрассудно. Фуминцы безжалостно пинали их, отшвыривая прочь; наотмашь рубили и протыкали кинжалами.

Защищённый кольчугой и рукавицами, Эгарт почти не пострадал. Вирнеру повезло меньше: предплечье правой руки кровоточило от множества неглубоких ран, левая нога подламывалась из-за ножа вонзившегося сзади, чуть выше коленного сгиба. Видя, что товарищ слабеет и вот-вот упадёт, Эгарт легонько подтолкнул его к лазу:

— Уходи, я сдержу их!

С боевым кличем он насел на кобольдов, стараясь оттеснить от охотника. Увидев, что Вирнер исчез в дыре, ратник попятился и закрыл отверстие собой. Оставшиеся в живых карлики ещё несколько мгновений отчаянно нападали на него, а затем сбежали так же внезапно, как появились.

Прислонившись к стене, Эгарт утёр пот.

— Драпанули, суки, — тяжело дыша, сказал он Вирнеру.

Не услыхав ответа, опустился на четвереньки и нырнул в лаз.

Совсем немного продвинувшись по тоннелю, Эгарт увидел ноги охотника. Протянув руку, подёргал за щиколотку:

— Вирнер?

Заподозрив неладное, прополз дальше, вклиниваясь между стеной и телом товарища. Когда его голова оказалась на уровне пояса Вирнера, воин разглядел тонкий — в два пальца шириной — кол, вонзившийся охотнику в левый бок. Другая часть деревяшки исчезала в неровном отверстии в стенке. В бешенстве ударив туда кинжалом, Эгарт легко выкрошил основательный кусок тонкой перемычки, отделявшей тоннель от другого, более тесного хода.

Убедившись, что карлик, устроивший засаду, не стал дожидаться расплаты, Эгарт, пачкаясь кровью, вынул кол из тела. Двигаясь задом, за ноги вытащил мёртвого компаньона обратно в камеру с грибами. Уложил у стены. Замер подле, склонив голову. Кивнул, точно прощаясь, и, подхватив фонарь за кольцо, вернулся в тоннель.

Теперь ратник полз медленнее, чем раньше. Придирчиво разглядывая каждую неровность, самые подозрительные места прощупывал клинком. И молил Ильэлла, чтобы кобольд, убивший Вирнера, решил подкараулить и его.

Свечка в который раз затрещала и искажённый слюдой огонёк, пригаснув, заметался. Габа с тревогой поглядел на фонарь — не ровён час погаснет. Огниво, конечно, при нём, но покуда на ощупь откроешь короб да запалишь фитиль, придётся сидеть в темноте. А там и враг подкрасться может…

От этой мысли Габа нервно передёрнул плечами. Был он не робкого десятка, в бою за чужими спинами никогда не прятался. Но тут, в подземье, вязкая тишина и мрак буквально разъедали душу. Когда поблизости находились товарищи, это почти не чувствовалось. Но в одиночестве они давили, заставляя бывшего воина то и дело останавливаться, вслушиваясь в подземное безмолвие. До одури хотелось оглянуться, но теснота прохода не позволяла сделать этого. И Габа, сдавленно ругаясь, полз вперёд.

— И дёрнул демон тебя, Вирнер, прихватить драного елдыгу Дрызга! Кабы не он…

Замолчав на полуслове, Габа снова прислушался, ловя воздух открытым ртом. Ему казалось, будто он слышит шорох осыпающейся земли. Вот сейчас свод просядет и его придавит толща лесного грунта. И будет он лежать в темноте, задыхаясь, не в силах даже пошевелиться…

— Ильэлл! Храни мя, могутный господин всего ратного люда! Не дай пропасть в энтой норе! — взмолился Габа.

Тяжело дыша, чувствуя, как часто колотится сердце, вновь двинулся по земляному тоннелю.

Целую жизнь спустя, Габа выбрался в узкий коридор — ещё более тесный, нежели проходы, по которым он ползал ранее. Зато потолок здесь внезапно поднимался — так, что можно было выпрямиться в полный рост.

Встав, Габа вдруг понял, как неудобно было елозить на четвереньках. Встряхнувшись, он даже слегка улыбнулся.

Довольное выражение держалось на его лице, когда левая нога, шаге на шестом, пробила тонкую земляную корку и провалилась вниз. В дыре что-то звонко клацнуло и Габа, навалившись на стену, истошно заорал от лютой боли. Фонарь с кинжалом полетели на пол, свеча мигнула и погасла. Не чувствуя резкого дымного запаха, испускаемого фитилём, Габа вопил во мраке, точно неупокоенный дух.

Постепенно стенания стихли. Боль всё так же терзала перебитую чем-то ногу, волнами поднимаясь выше. Но её пересилил страх медленной смерти в темноте. До скрежета сжав зубы, Габа наполовину сел, наполовину рухнул. Дыхание перехватило и он не смог даже закричать. Отдышавшись, фуминец трясущейся рукой нашарил фонарь. Не замечая льющихся по щекам слёз, хлюпая носом, со второй попытки зажёг свечу. С замершим сердцем заглянул в дыру.

От увиденного стало совсем худо: чуть ниже колена ногу зажали массивные железные челюсти медвежьего капкана. Затянутые ржавчиной острые зубья, прорвав штанину, глубоко вонзились в плоть. При этом конечность, скрытая напитанной кровью шерстяной материей, выглядела так, словно внутри не было ничего твёрдого.

Не сумев пошевелить стопой, Габа, сдавленно постанывая, осторожно ощупал повреждённое место. Как он и опасался, кость оказалась раздробленной.

Обливаясь потом, чувствуя одновременно жар и озноб, Габа часто дышал открытым ртом. Бывший ратник лихорадочно размышлял, как вырваться из ловушки. Звать на помощь — бесполезно. Ежели кто из своих мог услышать, уже бы пришёл на крики. Раскрыть медвежий капкан и так не просто, а в сужающейся кверху яме совсем невозможно. Вынуть его оттуда тоже…

Поминая богов, мешая молитвы с бранью, Габа обвязал ногу над коленом бечевой. Подсунул под неё деревянные ножны кинжала и принялся крутить, затягивая верёвку сильнее. Подобрав кинжал, на несколько ударов сердца замер. Затем, склонившись, с безумным рыком принялся пилить острым лезвием влажную ткань и мясо…

Освободившись, Габа в полубеспамятстве перебрался через яму. Полежав, приподнялся и упрямо пополз по коридору, прощупывая землю перед собой клинком. Почти добравшись до места, где узкий высокий проход вновь превращался в лаз, натолкнулся на жилу, тугой тетивой натянутую поперёк пути. Сначала Габа хотел перерезать её, но после передумал: мало ли как ловушка сработает.

Хватаясь за стены, поднялся. Постоял, собираясь с силами. Толкнувшись одной ногой, перескочил через препятствие. И ту же ударил другую жилу, натянутую на уровне груди. Разбрасывая жёсткую земляную крошку, из замаскированной ниши на потолке по дуге вылетел подвешенный на верёвке обрезок бревна, толщиной почти с человека. На обращённой к Габе стороне торчали остро заточенные четырёхгранные колья.

Силы удара хватило, чтобы пробить тело насквозь — фуминца не спасла даже кольчуга. Габа тряпичной детской игрушкой повис на кольях; фонарь вновь полетел на землю и погас. Некоторое время в темноте раздавался свистящий хрип. Вскоре он затих, и безмолвие подземелья нарушали лишь едва слышные звуки капающей крови.

Лаз, в котором убили Вирнера, оказался самым длинным из всех, что в этот день довелось преодолеть Эгарту. Выбравшись из него, воин очутился в изогнутом полукольцом коридоре. Справа и слева от ратника чернели входы в тоннели: пять штук, не считая того, из которого появился он сам. На противоположной стороне коридора, примерно в центре дуги, располагался лишь один проход — непривычно большой и почти идеально круглый. И в его глубине виднелся приглушённый свет.

Подозрительно озираясь, воин направился в сторону бледных лучей. И затормозил, подавшись назад, услыхав притушенный земляными стенами вопль. Почти сразу крик сменился невнятным злым бормотанием. Отдельные слова звучали разборчиво:

— …Тварины… ужо вы… вдрызг разнесу…

Узнав голос Дрызга, Эгарт заметался между тоннелями. Определив нужный, крикнул:

— Дрызг! Чего у тебя?

— Закололи мя! Страхолюда паскудная… копьём в бочину… пыранула… Дык я яго тож… Неглубо́ко, кажись, гнида, саданул, а пребольно…

Эгарт встревожился: паузы в речи Дрызга повторялись все чаще. Воин быстро пополз по тоннелю, не думая о возможном риске.

Родич Вирнера лежал, прижав обе ладони к ребрам справа. Рядом влажно блестел окровавленный кол, такой же, каким проткнули охотника. Чуть дальше, на треть высунувшись из пролома в стене лаза, валялся кобольд с торчащей из глазницы рукоятью ножа.

Перекатившись на спину, Эгарт загнул нижнюю часть кольчуги и отхватил кинжалом подол рубахи. Свернув, затолкал под руки Дрызгу:

— Дави шибче! Щас выну тебя отседа, перевяжу.

Ухватив товарища, потянул к выходу из тоннеля. По пути то и дело окликал Дрызга, тормошил, не давал погружаться в беспамятство.

— Дрызг, а Дрызг! Габа куды подевался?

— Разделилеся мы… где-то шастает…

— Слышь, а пошто тебя Дрызгом прозвали? — спросил Эгарт, в очередной раз почувствовав, как обмякает раненый.

Тот чуть встрепенулся:

— Када хмельного перепью… ярым делаюся… Кажный раз грожусь разнести всё вдрызг… Тако и прилепилося.

Вытащив компаньона в искривлённый коридор, Эгарт подхватил его поудобнее и буквально понёс туда, откуда лилось сияние, решив, что там оказывать помощь будет сподручнее.

Короткий проход привёл фуминцев в огромный, по меркам кобольдов, круглый зал. Здесь люди могли стоять, выпрямившись в полный рост, не упираясь макушками в куполообразный свод, кое-где подпёртый деревянными столбами. Все поверхности — колонны, стены и даже потолок — плотно увивали фосфоресцирующие корни. В их тусклом свете, на возвышении в центре поблёскивал металлический идол.

— Нашли?.. Нашли сокровищу? — спросил Дрызг, углядев статую.

Он был очень бледен — и не от холодного подземного света. А когда заговорил, изо рта побежала кровь.

— Ага, нашли, — Эгарт осторожно опустил товарища на пол, выложенный речными голышами.

— Эт гоже, — едва слышно сказал Дрызг и закрыл глаза.

По его телу пробежала дрожь.

Воин выпрямился, в сердцах врезал кулаком в светящуюся стену. В месте, куда пришёлся удар, повреждённые корешки стали светить тусклее.

Эгарт обернулся, прислушался. Не услыхав ничего, кроме собственного дыхания, приблизился к идолу. Поднёс фонарь, всмотрелся — и издал непонятный звук: то ли всхлип, то ли сдавленный смешок.

— Вирнер, Вирнер… Да что же ты, дурень, из лесу свово совсем не вылезал?!

Ногой смахнув с постамента разложенные на свежем листе лопуха подношения кобольдов — стекляшки, белые речные камешки и человекообразные фигурки, связанные из прутиков, — Эгарт тяжело уселся. Стянув грязные от земли и крови рукавицы, потёр ладонями лицо.

За его спиной ровно горела отражённым светом любовно отполированная кобольдами бронзовая статуя Лернассы, богини матерей и всяческого земного изобилия. Подобные продавались на любой ярмарке и обычно приобретались для маленьких храмов и деревенских капищ. Утащили ли её кобольды из разорённого кочевниками посёлка, или нашли в разграбленном обозе — Эгарта не волновало. Он скорбел о попусту погибших товарищах, включая бедолагу Вирнера.

— Даст Ильэлл, мог быть Габа ещё жив. Глядишь, встретимся по пути…

У входа в зал послышался тихий шум и скрипучее перешёптывание. Воин вскинул голову, вгляделся в темноту. Ощерился, приметив проблеск жёлтых глаз. Поднялся, натянул рукавицы, половчее ухватил рукоять кинжала. Крикнул с издёвкой:

— Ну, давайте, карлы, воло́чтесь сюда все, скока ни есть! Не валандайтесь, черви, — мне ещё наружу долго тащиться…