История Стилихона

ГЛАВА 1 [1]

Характер истории Римской Империи в IV столетии. — Задача исследования. — Взгляд на источники. — Пособия.

Два главным образом вопроса занимали римское государство в период Империи до IV века: «какой лучше порядок вещей: старый или новый, только что наступивший? Что возьмёт верх в борьбе, - язычество или христианство?».

Ко времени, когда Стилихон выступает на историческое поприще, оба эти вопроса были решены окончательно. Древний мир отжил; его убеждения, его верования не находили ни в ком сочувствия; уже не существовало прежних форм и быта общественного и частного; они должны были уступать своё место новым, гораздо лучшим: так идея об единодержавии, которую так ненавидел, на которую с таким ожесточением нападал древний римлянин, подавила и уничтожила собою дух Республики; в последней половине IV столетия и в голову никому не приходило восстановить древний порядок вещей.

Язычество, с таким упорством ратовавшее против христианства, должно было уступить поле битвы несравненно чистейшему учению и, несмотря на энергические меры Юлиана подавить Евангелие, должно было пасть.

Теперь выдвигаются на первый план другие отношения; другие вопросы, досель бывшие второстепенными, требуют от Рима решения, это: «отношения римлян с варварами и с Востоком»; теперь вопрос шёл о том, «кто кого одолеет - римляне германцев, или, наоборот, германцы римлян», и «останутся соединёнными Восток и Запад, или кто из них возьмёт перевес». Оба эти вопроса родились задолго до Стилихона и, когда он явился, были в полном ходу.

Стилихон неутомимо работал в решении этих вопросов в пользу Западной Империи. Прославившись при Феодосии Великом как верный и искусный полководец в войнах с варварами, Стилихон постоянно продолжает борьбу до самой несчастной кончины своей.

Рядом или, лучше сказать, в теснейшей связи с этим старанием Стилихона усмирить варварские племена, идёт его стремление — разделённую на две части римскую монархию соединить в одну и, когда это оказалось невозможным, дать решительный перевес Западной половине над Восточной, чтобы тем легче обуздывать варваров.

Для успешного действования в решении этих вопросов, Стилихон, очевидно, должен был пользоваться неограниченной властью в государстве и двигать огромными силами. Так и было. Он был полный властелин в Империи, и тысячи варваров под его начальством сражались против варваров.

Такое огромное влияние министра на ход государственных дел не могло не возбудить зависти в императоре, значение которого падало. Возникли в истории Стилихона новые отношения — отношения вождя к императору. Император, достигши совершеннолетия, старался превозмочь влияние своего министра. Так как он нашел себе сочувствие в национальной гордости римлян, не терпевшей усиления варваров в Империи, и в зависти некоторых мелочных душ, желавших низринуть министра и его приверженцев, чтобы занять их места в государстве, то открывается любопытная борьба: с одной стороны между императором и остатком римского элемента, с другой — между Стилихоном и варварами.

Таким образом, троякого рода отношения входят в историю Стилихона: отношение Империи к варварам, отношение её к Востоку и наконец, отношение полководца, командующего варварскими легионами, к императору и римскому элементу.

Проследить все эти отношения, как они развивались под влиянием Стилихона, с кратким указанием на начало и прежнее их развитие, и составляет задачу нашего труда.

Рассматривая с этой точки зрения историю Стилихона, я представлю подробности событий его деятельности и заключу свой исторический очерк краткой характеристикой этого замечательного мужа. Считаю нужным обяснить одно обстоятельство: я старался возможно отчётливо и полно обрисовать характер каждого лица, имевшего более или менее тесную связь со Стилихоном: потому что нельзя не согласиться, что известный ход событий, хотя отчасти, но условливается личностью деятеля, а с другой стороны потому, что в характере известного лица отражаются характеристические особенности времени, в которое это лицо жило, и народа, среди которого действовало.

Что касается источников, то нет ни одного писателя, который бы беспристрастно, полно, отчётливо и со знанием дела изложил историю этого замечательного времени.

Многие писали о нём, но ни один писатель не имеет всех этих качеств: поэтому здесь будет не излишне, если я установлю свой взгляд на источники, из которых почерпал сведения для своего труда.

Источниками для меня служили творения Клавдиана, историки византийские и некоторые духовные писатели.

Клавдиан занимал значительную должность при Дворе Гонория, и своим возвышением обязан был Стилихону, покровительством которого пользовался до конца его жизни и, кажется, с ним вместе погиб. Понятно, что беспристрастия нельзя искать в его творениях, тем более, что речи свои он читал большей частью в присутствии Стилихона. Впрочем, мы не можем безусловно принять только взгляд его на события: потому что большая часть их представлена в неверном свете, а в том или другом, смотря по цели сочинения; в действительности же событий, по моему мнению, нельзя сомневаться, потому что странно было бы предположить, чтобы Клавдиан пред лицом собрания стал говорить о таких событиях, которых вовсе не случалось; напротив, он пользуется фактом для подтверждения той или другой мысли, и сообщает его, как нечто всем известное, а потому не вдаётся в подробности его. От такого пользования фактами произошло то, что у Клавдиана немного можно найти мест, где он последовательно и полно излагает происшествия; по большей части они разбросаны по разным его сочинениям, и только, при помощи других источников и долгого соображения, можно определить время, когда то или другое событие случилось, и причины, которые произвели его. Немалое затруднение к отысканию истины в творениях этого писателя представляют поэтическая форма его сочинений, которая в иных местах чрезвычайно искусственна, и самые названия предметов, заимствованные из мифологического и древнейшего мира. Несмотря, однако ж, на все эти недостатки, Клавдиан служил мне главным источником до 404 года, — далее которого у него нет сведений, — особенно в том случае, когда дело касалось отношений Западной Империи и Стилихона к Константинопольскому Двору; почти каждое творение Клавдиана исторического содержания касается этого пункта, а иные даже главной идеей своей имеют эти отношения: здесь хотя отрывочно и в иных местах преувеличенно, но вполне представлена политика обоих Дворов. Я мог смотреть, и кажется справедливо, на мысли Клавдиана о политических делах, как на мысли самого Стилихона, под влиянием которого он действовал. Клавдиан был для Стилихона органом выражения его политических идей.

Историки византийские не представляют большого знания дела, иногда даже делают важные пропуски, но зато отличаются беспристрастием и простотой изложения. Таковы сочинения Евнапия, который довел Историю до времени ссылки Св. Иоанна Златоуста, и Олимпиодора, который начал свой рассказ с 407 года, сказав наперед о прежней деятельности Стилихона. Они важны в том отношении, что были современники Стилихона и, по положению своему в обществе, могли знать многое. Впрочем, сочинениями их я пользовался в извлечениях, сделанных в позднейшее время и собранных в Corpus Scriptorum Historiae Bysantinae. Этими писателями пользовался Зосим при составленив своей статьи о царствовании Аркадия и Гонория, которая служила для меня главным источником в изложении отношений Стилихона к Императору.

В некоторых случаях я обращался к духовным писателям Орозию, Иордану и др. Эти писатели, как видно, по-своему понимали Стилихона и положение Империи в его время и, очевидно, были предубеждены против него. Они были чтителями римского могущества и славы, и не хотели думать, чтобы в варваре было что-нибудь доброе. Они принадлежали к тому остатку римлян, которые, не имея сил преодолеть варваров в Италии, взваливали на них различные пороки и преступлевия,

При таких разнородных и разногласящих источниках, и не имея ни одного писателя, на которого можно было бы опереться без опасения повредить истине, я не мог при изложении событий близко держаться источников, но должен был выбирать из всех только то, что согласно с духом происшествий и истиной. Отсюда видна неизбежность множества цитат, чтобы читатель мог тотчас поверить моя положения, основанные на источниках.