История Стилихона

ГЛАВА 2

Молодость Стилихона. — Стилихон при Ктесифонском Дворе. — Борьба Империи с готами. — Краткий очерк отношений Империи к германцам. — Битва при Адрианополе и подвиг Стилихона в ней. — Феодосий Великий и его меры против готов. — Стилихон — начальник партизанов. — Его брак. — Действия его на Дунае. — Поход против Евгения. — Отношения Феодосия к Западу. — Битва с Евгением, — Награда Стилихону. — Характер деятельности его при Феодосии.

Отец Стилихона был происхождением вандал и занимал в Восточной Империи в царствование Валента одну из важнейших воинских, должностей [2] Он был суров и строг с подчинёнными, и любовь его, казалось, сосредоточивалась на единственном его сыне: он ничего не щадил, чтобы воспитать Стилихона по обычаям римлян, и сам завимался развитием его телесных сил. По мере того, как Стилихон подрастал, отец всё более и более убеждался, что сын его пойдет далеко, и он не мог нарадоваться, когда тот наконец стал юношей. Это было со стороны отживающего старика не увлечение его родительского сердца; нет, было бы совершенно справедливо думать так о Стилихоне и со стороны всякого, руководимого одним беспристрастно-холодным рассуждением. С прекрасной наружностью соединена изворотливость и гибкость ума, пылкое воображение, столь свойственное варварским народам. Стилихон ещё в самой ранней молодости привлек к себе внимание и уважение многих. Он был так хорош, что народ сбегался смотреть на него: он был умён и ловок, речь его отличалась такой силой и остроумием, что его мнение о том или другом предмете, о том или другом случае, бывало законом для молодёжи. Впрочем, он не находил удовольствия в буйных ночных пирах, в которых проводили время богатые молодые люди того времени; не по сердцу пришлись ему и те беззаботные кружки молодых людей, которые собирались в Афинах слушать уроки софистов и риторов, среди которых и он, следуя обычаю века, жил несколько времени; не лежала у него душа и к диалектическим и софистическим тонкостям, которыми тогдашние учёные образовывали юношество и которыми завершалось высшее образование молодого человека; к неистовым рукоплесканиям, которые весьма часто оглашали аудитории и прерывали речь наставников; к заманчивой борьбе партий, на которые разделились кружки тогдашних студентов и из которых каждая, избрав себе профессора, старалась превзойти остальные численностью, влиянием, удальством; наконец к обедам, которые давал профессор своим студентам, доставлявшим ему гонорарий, и на которых учёные прения сменялись часто разгульными песнями. У Стилихона и в эту пору его жизни натура была настолько крепка, чтобы не увлечься этим обольстительным потоком, уже в эту пору жизни ум его был настолько положителен, чтобы увидеть всю тщету этой жизни; способности его развились так скоро и были так хороши, что ему нужно было не много времени и труда, чтобы усвоить всю сухость и бесплодность тогдашней учёности; а между тем он чувствовал потребность в деятельности, к тому же был честолюбив: ему хотелось как-нибудь выдвинуться из толпы. Не мудрено, что сын знатного генерала и обладающий такими качествами вскоре появился при Дворе Валента; там он был замечен императором, который, вероятно в награду за какой-нибудь подвиг, вскоре возложил на него важное поручение: несмотря на свою молодость, Стилихон был отправлен послом к персам для заключения с ними союза. Это было вскоре после того, как кончилась неудачная для римлян война с персидским царем Сапором за замещение армянского престола.

Прекрасный, статный молодой римский легат, прибыв в Ктесифон, очаровал своим умом важных персидских вельмож. Народ изумлялся той необыкновенной физической силе и ловкости, которые он показывал на охоте вместе с придворными за дикими зверями; а мужественная красота его заставляла биться сильнее обыкновенного сердце не одной персианки [3]. Сделав столь выгодное для себя впечатление на персов, Стилихон умел склонить в пользу Константинопольского Двора многих вельмож; посольство его увенчалось желанным успехом: так как при Ктесифонском Дворе тяготились войною и желали спокойствия, то мир был заключён скоро. Этот мир тем скорее должен был возвысить Стилихона, чем был необходимее для Империи в это время: потому что вскоре римляне должны были вступить в борьбу с гораздо сильнейшим врогом, чем персы, — с готами.

Это было не первое вторжение в области Римской Империи со стороны германцев [4]. Борение Рима с ними началось уже давно; начало его не предвещало германцам той великой будущности и высокой роли, которые, по воле Провидения, достались им впоследствии. Сначала, когда германцы разделялись на множество мелких племён и поколений, вторжения их из дремучих лесов прирейнских в области Империи не сопровождались важными результатами ни для них самих, ни для римлян. Поднимая в первый раз руку на германцев, Рим видел в них только новых людей, не узнавал приближения новых времён и с ними нового порядка вещей. Римский народ так долго жил своею собственной, самостоятельной жизнью, у него было так много веры в свое величие, что не мог он тотчас же почувствовать всю великость опасности, приходившей извне, не мог тогда же привести в своё сознание мысль, что не вечно даже и его всемирное владычество.

Так было до Рождества Христова. После битвы в Тевтобургском лесу (при Августе) германцы стали смелее, и набеги их чаще и опустошительнее. Рим стал придумывать средства к их усмирению. Тиберий был первый, который, после опытов нескольких лет, усомнился в прочности римских завоеваний в Германии. События не замедлили оправдать мысль Тиберия. Каждое вновь возрастающее поколение приносило с собою меньше веры в силу римского оружия, больше страха пред именем германцев. Траян, несколько лет с честью стороживший Империю от нападений северных варваров, принес с собой на престол убеждение - провести постоянную границу между римлянами и германцами. Вследствие его мер и политики римского правительства divide et impera , германцы столько же раз должны были смиряться, сколько возмущались и, следовательно, не имели большого влияния на Империю. С третьего же столетия по Р. Х., когда германский мир вдруг принимает другой вид; когда древние имена описанных Тацитом народов исчезают, а на место их образуются под новыми именами большие массы; когда на севере Германии утвердились саксы, а по юго-востоку разлились готы; когда, вследствие нашествия этих народов, возникли франки и аллеманны, и когда к тому же возродилась персидская нация, с этого времени от Евфрата до устья Рейна воинственные народы в виде большой дуги обложили Римскую Империю и, как бы по данному знаку обнажив мечи, вдруг устремились на неё. Что ни придумывало римское правительство к отражению варваров, огромными массами вторгавшихся в Империю, всё было напрасно. В начале второй половины IV века германцы стали уже твёрдою ногою в Римском Мире; это лучше всего видно из того, что множество римских военных и гражданских чиновников были германского происхождения; но ни нравы, ни образование их не могли ещё иметь господствующего влияния на римскую жизнь; напротив, теперь, когда вдруг целые войска их с жёнами и детьми вторгались в Империю, отношение изменилось и мир, сделавшися теперь повсюду христианским, быстро переходил в характер варварства. Посему нет ничего удивительного, что отец Стилихона и он сам достигли значительных должностей в государстве.

Эти нашествия варваров на Римскую Империю должны были ещё более увеличиться, когда из Азии двинулись гунны и произвели неустройства между готами.

Готская нация разделялась тогда на две различные и политически отдельные части. Поселившиеся со времени Аврелиана в Дакии на Дунае назывались вестготами и были управляемы родоначальниками, носившими название судей. Готы же, поселившиеся в нынешней России, к которым также принадлежали германские племена ругийцы, гепиды, герулы и вандалы, назывались остготами и находились в то время под правлением царя Германриха. Его царство простиралось от берегов Балтийского моря до Дона и по своей обширности и могуществу было славнейшим после римского и персидского. Но оно не выдержало напора гуннов и вследствие этого, остготское дворянство оставило страну; также и вестготы уклонились от борьбы с гуннами и обратились к императору с просьбой о дозволении поселиться на римской земле. Просьба их была исполнена; но вскоре между ними и римскими чиновниками открылись несогласия, а потом дело дошло и до войны.

Разбив римлян наголову при Марцианополе, готы начали опустошать Фракию. С ними соединились другие варвары, с давних времён поселившиеся здесь, или принятые в римскую военную службу; также гунны и аланы перешли через Дунай, никем тогда не охраняемый, и пристали к готам, чтобы делить с ними добычу и опасности войны; фракийские рудокопы также возмутились и показали неприятелям горные проходы. В продолжение всего 377 года действия против готов были безуспешны: они перешли чрез Гемус и опустошали открытую страну до самой Фессалии. Надлежало страшиться за существование государства, если скоро не будет положено конца распространению их опустошений.

В таком положении находились дела, когда Стилихон, в начале 378 года, возвратился из Ктесифона. Император Валент очень был рад успешному окончанию посольства и в награду за это дал Стилихону начальство над несколькими легионами. Присоединив к главному своему войску все легионы, которые прежде находились в Азии, теперь уже, вследствие мира, безопасной со стороны персов, Валент двинулся против неприятелей, между тем как его племянник Грациан шёл к нему на помощь с силами Запада. Но, увлечённый нетерпением, Валент вознамерился решить дело до прибытия Грациана, и 9 августа 378 года, при Адрианополе, напал на варваров. Здесь готы храбро встретили римлян и, пользуясь превосходством своих сил, нанесли им такое страшное поражение, что Аммиан сравнивает его с Каннским: две трети войска и большая часть генералов остались на месте, император погиб. Когда все в римском войске или падали или в безпорядке бежали, Стилихон единственно личной храбростью успел сомкнуть обредевшие колонны своей дивизии, с блестящим успехом отбивался от напиравших на него врагов и благоразумным отступлением спас себя и остаток своих солдат.

После этой битвы победители - готы так усилились в Империи, что она была на один шаг от падения. Император Грациан, соединивший теперь Восток с Западом, чувствовал, что не сумеет управиться с варварами и видел, что только человек с необыкновенными способностями будет в состоянии сколько-нибудь поправить дело, и потому в 379 году вызвал ко Двору Феодосия, который был известен как отличный генерал, а по смерти своего отца жил частным человеком в Испании, занимаясь управлением своего наследственного имения. Император дал ему титул Августа и послал его на Восток, с тем, чтобы очистить его сперва от варваров. Для скорейшего и успешнейшего достижения этой цели Феодосий счёл за лучшее вести войну оборонительную, или, лучше сказать, партизанскую, т. е. нападать на неприятеля там, где он вовсе не ожидал, наносить ему вред в небольших схватках и, разбивая его таким образом по частям, в то же время поселять между самими варварами раздор.

План этот как нельзя лучше сообразовался со стеснённым положением Империи и с характером самих варваров, обыкновенно при всяком нападении действовавших всеми своими силами, и есть несомненный признак гения Феодосия.

Но, очевидно, такой многосложный образ действий требовал для Феодосия помощников, которые, в совершенстве понимая его виды, в то же время имели бы способность осуществить их и на деле. Стилихон, хорошо знакомый с нравами и военными приёмами варваров, наводнивших Империю, бывший ещё в полной силе и в первом цвете лет, выступивший в свет с горячею любовью к деятельности, успевший своим посольством составить себе репутацию искусного дипломата и, что важнее в тогдашних обстоятельствах, отличившийся в несчастной Адрианопольской битве, - Стилихон при своем честолюбии не мог оставаться в то время в неизвестности. Феодосий, явившись на Восток, на первого его обратил своё внимание, и когда ближе сошелся с этим молодым генералом, душевно полюбил его. Начальствуя сам над главной армией, Феодосий вверял Стилихону небольшие отряды для нападения врасплох на варварские полки [5], Стилихон оправдал мнение о себе Императора; не изнеженный, подобно вельможам своего времени, он явил неутомимую деятельность в отправлении возложенного на него поручения; большую часть времени проводил в лагерях [6], разделял с солдатами все трудности и опасности походной жизни [7], упражнял их военными эксерцициями. Действуя то мерами строгости, то снисхождения, а больше своим примером, он скоро вводил в вверяемых ему когортах дисциплину, и при этом умел поставить себя к солдатам в такое отношение, что они любили его.

Следуя плану войны, предначертанному Феодосием, Стилихон со своими летучими легионами не давал покоя готам, бил их при каждом удобном случае и когда видел, что силы неприятеля далеко превосходят его, поспешно и без урона отступал; главное, что он имел в виду в этой войне, — чтобы нападать на неприятеля врасплох, развлекать его силы и тем доставлять случай императору успешнее действовать с главной армиєй.

Успехи его были блистательны; он отбивал у готов провиант, умел отрезать друг от друга отдельные варварские корпуса и из неоднократных боевых схваток, неизбежных при таком образе ведения войны, всегда выходил победителем [8].

Готы скоро почувствовали следствия мудрых распоряжений Феодосия. По прошествии четырёх лет после Адрианопольской битвы, вожди их (по смерти Фритигерна у готов не было одного, всеми призванного главы) увидели невозможность долее бороться с римлянами, и один за другим спешили заключать с Феодосием отдельные договоры, так что в 383 году готы во всех местах были приведены к покорности и к мирному заселению назначенных им областей.

Вестготам отведены были места во Фракии, а остготам во Фригии и Лидии. Как ни много трудился сам Феодосий, чтобы получить этот желанный результат, но он сознавал, что Стилихон был для него во время этой войны правой рукой. В награду за его подвиги, Феодосий отдали ему в замужество родную свою племянницу Серену, дочь брата своего Гонория. Этот брак еще более приблизил Стилихона к Феодосию и не мог не проложить ему дороги к самым высшим чинам и должностям государственным, а вместе с тем, при таком деятельном и твердом императоре, каков был Феодосий, налагал на него обязанность постоянно и верно служить в пользу интересов своего державного покровителя и родственника.

Услуги Стилихона понадобились скоро. Хотя готы были усмирены и война с ними окончилась, но были другие варварские народы, которые постоянно тревожили римские владения то в том, то в другом месте, и совершенное усмирение которых возможно было только под условием совершенного их истребления. Конечно, этого выполнить было нельзя, если бы даже и захотел Феодосий, при том расслаблении, в каком находилась тогда Империя, и при том потоке варваров, который с всесокрушающей силой устремлялся на неё; но тем не менее Феодосий не мог оставаться равнодушным к их набегам на Империю. Сам лично он не мог предпринять против них экспедиции: потому что, с одной стороны, важные дела призывали его на Запад, а с другой потому, что всё его внимание устремлено было на главных варваров - готов, которые своим поселением в Империи образовали первое германское военное государство. Он надеялся, что готы в следующем же поколении изменят свой характера и сольются с римлянами в одну нацию по духу и образованию, и , без сомнения, для осуществления этой надежды он должен был постоянно находиться внутри Империи или по крайней мере недалеко от пределов её и бдительно наблюдать за ними, предотвращая между ними всякое волнение.

В этом случае, Феодосий имел настоятельную нужду в человеке, искусном в деле борьбы с варварами и преданном ему.

Кто же мог быть таким, кроме Стилихона? Стилихон был в душе солдат; он без сожаления оставлял удовольствия Двора, при котором, как супруг молодой родственницы императора, занимал самое видное место, и улетал на поле брани. Он особенно быть полезен Феодосию в том отношении, что не требовал от него много войска, а обыкновенно, получив от императора весколько взводов римских создат, пополнял этот небольшой отряд целыми когортами варваров, им самим набранных, и находил средства содержать их без особенных издержек для государственной казны [9]; впрочем, главным правилом Стилихона было иметь при себе небольшое войско, но зато из отборных молодцов, преданных ему и готовых идти с ним, куда он ни захочет. Такин образом с немногочисленной армией он расположился по берегам Дуная, где главным образом происходили неустройства, и начал громить нестройные толпы варваров; где ни показывались их дружины, он быстрым натиском или рассеивал их или поставлял в такое положение, что им оставалось или погибнуть или положить оружие. Стилихон стал грозой для варваров и они присмирели [10]. Он пробыл там до 393 года, когда события, потрясшие Запад Империи и заставившие Феодосия принять в них участие, призвали туда и его.

Это было возмущение Арбогаста [11]. Отношения Феодосия к Западу начались вскоре по заключению договора с готами.

В 383 г. британские легионы провозгласили Максима, военного сподвижника и соотечественника Феодосия, императором и немного спустя он утвердился в Галлии. Грациан, император в этой части Империи, был вероломно оставлен всеми, и во время своего бегства в Галлию к своему брату Валентиниану был убит солдатами Максима, посланными за ним в погоню. Феодосий, озабоченный делами на Востоке, согласился на признание Максима в сане императора в Галльской префектуре; но тот не удовольствовался этими владениями и, пользуясь враждой Юстины (она держалась арианизма), правившей Италией и Африкой, вместо малолетного своего сына Валентиниана, с епископом Амвросием и вооружавшей тем против себя православных, вознамерился лишить юного императора принадлежащей ему части, и в 387 году перешел Альпы. Феодосий явился защитником Валентиниана и с войском, составленным из готов, гуннов и алан, двинулся к Аквилее, где была главная квартира Максима. Война кончилась скоро. Максим не был приготовлен к обороне и, когда его приверженцы увидели свою опасность, то почли за лучшее заслужить милость Феодосия и выдали своего императора. Солдаты, мстя за смерть Грациана, умертвили его. Чтобы предотвратить возмущения, Феодосий остался на Западе и управлял им до 391 года, когда он возвратился на Восток, оставив Валентиниану, достигшему теперь совершеннолетия, государство в хорошем устройстве. Вскоре молодой император поссорился со своим министром Арбогастом. Желая освободиться из-под его зависимости, — потому что Арбогаст захватил всю власть в свои руки, — Валентиниан хотел дать ему отставку; но тот, умертвив его, возложил корону на своего прежнего секретаря, ритора Евгения, достигшего, по его милости, чина Magistri officiorum. Феодосий не признал его императором и в 394 году вооружился. Сознавая, однако ж, трудность борьбы, — потому что и Арбогаст делал сильные приготовления, - Феодосий вызвал Стилихона с берегов Дуная и, после надлежащего приготовления, в августе явился лицом к лицу пред мятежником, занявшим с Евгением твердую позицию между Альпами и Адриатическим морем. Ни один писатель не определает степени и рода заслуги Стилихона в происшедшей здесь битве; но, без сомнения, он занимал трудный и важный пост и много содействовал победе Феодосия: потому что Феодосий, соединивший после этой победы Восток с Западом, сделал Стилихона главным конюшим и главнокомандующим конницей и пехотой (Magister utriusque militiae) и, следовательно, возвёл его в самый высший чин [12]. Вскоре Феодосий умер и Стилихон является главным деятелем в Империи.

Доселе Стилихон был только орудием Феодосия Великого для выполнения его планов; он делал всё по указанию своего императора, в точности исполняя все его предписания. Доселе он нисколько не вмешивался в интриги Двора: потому что почти всё время проводил в лагере; но тем не менее он знал всё, что делалось при Дворе, получая сведения через своих агентов и в особенности чрез свою супругу Серену, женщину энергическую и дальновидную [13]. Ему нечего было опасаться многочисленных своих врагов, которых он нажил себе быстрым своим возвышением. Расположение к нему императора и привязанность солдат служили ему верным ручательством за его спокойствие и безопасность; словом, до смерти Феодосия, Стилихон был второстепенным, в своих действиях вполне зависящим лицом; славные дела Феодосия затмевали собой подвиги других лиц; вот почему современные писатели весьма мало говорят о деятельности Стилихона при жизни этого государя. Но со смертью Феодосия характер деятельности его изменяется: он является вполне самостоятельным деятелем на политическом поприще. Чтобы понять и верно оценить его последующую деятельность, бросим кратвий взгляд на то положение, в котором находилась тогда Империя и, на основании предыдущого исследования, покажем те черты, которые характеризовали тогдашнее время.