В таком жалком состоянин находилась Империя в начале 395 года, когда император Феодосий лежал на одре болезни, быстро идя к могиле. У него оставались два сына: 18-и летний Аркадий и Гонорий 11-и лет. Оба сына императора и от природы не имели хороших способностей, а данное им воспитание нисколько не содействовало к исправлению врождённых недостатков. Феодосий понимал, что его дети будут плохими правителями. Сознание неспособности детей управлять целой Империей, и издавна утвердившаяся мысль, что только тогда будет поддерживаться благосостояние Империи, когда власть разделится между несколькими лицами, заставили умирающего разделить монархию между обоими сыновьями, Аркадий получил себе в удел Восток, а Гонорий должен был управлять Западом; до совершеннолетия же его правление должно было находиться в руках Стилихона. Зосим [17], Клавдиан [18], Олимпиодор [19] говорят, что Стилихон получил опеку над обоими сыновьями и власть в обеих частях Империи; но, без сомнения, это неверно: потому что странно предположить, чтобы Император отдал под опеку и совершеннолетнего своего сына, и в этом случае свидетельства Евнапия [20], Орозия [21] и Иордана [22], утверждающих противное, т. е. что Стилихон сделан опекуном одного Гонория, кажутся нам гораздо основательнейшими. Впрочем, из всех этих разногласящих показаний основательно можно вывести следующее: за несколько недель до своей смерти, Феодосий призывает к себе Стилихона; « Вот, - говорит он, — я умираю и оставляю двух сыновей, из которых один слишком молод, а другой слаб и телом и духом; пекись о воспитании Гонория и правь во время его малолетства Западом; но не упускай из внимания и Востока и, если его постигнет какая-нибудь опасность, иди на помощь к Аркадию» [23]. Этот наш вывод из свидетельств всех писателей вообще и Клавдиана в особенности вполне имеет историческую достоверность: потому что, разделяя Империю на две части, Феодосий вовсе не оставлял мысли, что Восток и Запад должны составлять одно политическое целое, и эта мысль продолжала действовать долго ещё в Средние века [24]. Разделение, сделанное Феодосием, было ни что иное, как следствие давно утвердившегося ходом событий обычая, и как мера (о чём мы уже упомянули) к лучшему управлению Империей.
Стилихон, однако ж, думал об этом совершенно иначе. Он не принимал в расчёт хода событий в Империи, следствием которого, как мы увидим в следующей главе, необходимо должно быть, рано или поздно, это разделение и полагал, что монархия римская только тогда может держаться против варваров, когда различные её части будут находиться под властью одного, когда этот один будет двигать всею массой сил её [25]. Исходя из этой мысли и, без сомнения, много побуждаемый к тому честолюбием, Стилихон тотчас же после смерти императора (17 января) вознамерился захватить власть в обеих Империях, чтобы тем успешнее действовать на варваров и продолжать в отношении к ним начатое Феодосием, т. е. слитие их в один народ с римлянами. Для успешного достижения этой цели он считал необходимым наперёд привлечь на свой сторону обе армии, и Западную и Восточную, стоявшие тогда в Италии, и вдохнуть в обитателей государства мысль о славе Рима и об исключительном праве его на господство над всеми землями, входящими в состав Империи. С этой целью Стилихон отправился в Италию вскоре после того, как получил наставление от умиравшего Феодосия, каким образом управлять государством, и дав ему клятву в вечной и неизменной верности его фамилии. Он так умно распорядился, что когда пришла туда весть о смерти императора, обе армии были на его стороне и казались преданными ему всей душой, на Восток же были отосланы только инвалиды и ни к чему не способные солдаты. Немедленно после того Стилихон отправился в Рим — этот вечный город, уже низшедший было на степень провинциальнего города: потому что императоры со времени Диоклетиана и особенно Константина Великого имели пребывание большей частью в других городах, особенно в Милане. Рим, по мысли Стилихона, сделан был снова резиденцией императора и средоточным пунктом Империи, снова получил прежний блеск и старинное значение консульства, Сенат и другие древнейшие учреждения [26], которые пали было совершенно, продолжая существовать только по имени. Если не по сущности дела, то по крайней мере по наружности всё это должно было более-менее сильно действовать на современников и показать, что время падения Рима ещё не пришло, что он ещё хочет управлять делами мира, и что Восток ещё должен покорствовать перед Западом.
В то самое время, как сам Стилихон таким образом на Западе начинал свою самостоятельную деятельность, на Востоке он имел помощников, которые должны были действовать согласно с его намерениями. В этом отношении особенно для него полезной является супруга его Серена. Эта женщина была верной и постоянной спутницей как домашней, так и политической жизни своего супруга; поэтому я считаю необходимым сделать здесь отступление и сказать о прежней судьбе её [27]. Серена родилась в Испанин; лишившись отца ещё в детстве, она была принята Феодосием вместе со своей сестрой Фермандией и воспитана им, как собственная его дочь. Когда Феодосий получил Восточный престол, то взял и Серену ко Двору. Там она пользовалась неограниченной любовью и доверенностью своего великого дяди. В часы печали и внутреннего душевнего волнения, нередко выпадавшие в жизни Великого Феодосия, когда не смели приблизиться к нему ни жена, ни дети, одна Серена входила к нему, сохраняя величавое спокойствие на прекрасном лице, и своей речью, полной жизни, какой-то особенной прелести и любви к своему благодетелю, умела восстановить мир и тишину в его душе. Чтение Гомера и Вергилия, и вообще образование в школе Феодосия, который часто поверял ей свои тайны и рассуждал с ней о политических делах, развив в ней положительное и серьёзное направление, ставили её далеко выше её возраста и пола и возбуждали в современниках справедливое удивление её как душевным, там и телесным качествам. Соединяя с умом здравым, точным редкую в то время чистоту нравов, она мало принимала участия в удольствиях и увеселениях Двора.
Здесь она впервые увидела Стилихона и в нём нашла составленный ей идеал мужчины и полюбила его не пылкой, исступленной любовью испанки, но спокойной и вместе с тем неизменной привязанностью, которая свойственна только положительно-энергической думе. Сделавшись его женой, Серена главной целью своей жизни поставила себе благо своего супруга и сосредоточила все свои заботы на своём семействе, Редкая жена была так привязана к интересам своего мужа и при этом редкая так хорошо понимала их, как Серена. Обладая умом дальновидным, она в отсутствие Стилихона с необыкновенной неутомимостью и постоянством следила за ходом дел в Империи; разгадывала, к чему клонились интриги придворных и замыслы врагов Стилихона и обо всём доводила до его сведения.
Отъезжая в Италию, Стилихон поручил ей строго наблюдать за всеми делами при Дворе и за различными смутами, необходимо следующими за кончиною Государя.
Она должна была главным образом овладеть особой Гонория [28] и не допускать ни чьего на него влияния, после чего немедленно должна была отправиться на Запад и ехать в Рим.
Серена привезла Сталихону с Востока не слишком благоприятные для его планов вести: то, что по смерти Феодосия произошло в Константинополе, решительно противодействовало его замыслам относительно Востока, и ничего не обещало ему, кроме трудной борьбы. Впрочем, имея в своем распоряжении обе армин, Стилихон не страшился этой борьбы и, без сомнения, тотчас же стал бы приводить в исполнение свой план, если бы важные дела на Западе не требовали там его присутствия и решительных с его стороны мер. Стилихону прежде, чем он мог сделать что-нибудь из Восточного своего проекта, предстояло выдержать борьбу внутри Империи Западной и с некоторыми германскими племенами, жившими по Рейну. Тем большая опасность угрожала влиянию Стилихона, что враги как внешние, так и внутренние подняли свои головы в одно время [29]. Итальянская аристократия, не имевшая никакой силы при Феодосии и не могшая, как мы видели, воспрепятствовать повсюдному разлитию варварского элемента, со смертью императора пробудилась и задумала показать свою силу. Хотя распоряжения Стилихона и льстили римской гордости, но римляне досадовали, что виновник этих распоряжений варвар, а с другой стороны видели, что им от этих изменений нисколько не лучше: потому что они были только на словах, а нисколько не на деле, и власть осталась в руках варвара.
Многие знатные и богатые фамилии повели интриги, явно клонящиеся к низвержению Стилихона, или по крайней мере к ослаблению его власти; к ним присоединились и некоторые из важнейших варваров, желавших или завладеть во время малолетства государя властью вместо Стилихона, или не иметь за своими действиями на службе строгого надзора министра.
Придворные чиновники, префекты провинций и другие должностные лица, почти все хотели утвердить свое значение в государстве, и отстранив Стилихона, поживиться за счёт Империи. Они рассчитывали, что в отсутствие министра, который должен был идти против варваров, нетрудно будет захватить власть в свои руки.
Но на деле вышло, что они жестоко обманулись, и как видно, плохо знали опекуна императора. Как ни ничтожна была эта оппозиция против Стилихона в сравнении с его талантами, но она могла иметь худые последствия для него, если бы он оставил её без внимания. Стилихон очень хорошо понимал, что при ужасном эгоизме, при непомерной алчности богатства - всеобщих и господствовавших тогда пороках, при ненависти римлян к варварам, нужно быть чрезвычайно осторожным и всеми мерами скорее отделаться от врагов, он знал, что все вверенные его управлению и начальству войска, в которых он главным образом полагал и на которых основывал свое могущество, — войска, при всей привязанности своей к нему, могут склониться на сторону его врагов, если многие из сих последних не пожалеют своих огромных доходов на их угощение [30]. Действуя быстро, Стилихон в короткое время истребил внутренних своих врагов то рукой палача, то темницей, то ссылкой. Впрочем, погибли немногие главные виновники оппозиций. Стилихон не хотел проливать крови, а главное - он имел в виду лишь обессилить своих врагов, лишить их средств действовать против себя [31]; для того он лишил их имуществ, которые переходили по обыкновению в казну, находившуюся в его распоряжении, и тем усиливали его средства. Конечно, многие и не думавшие восставать против правителя пострадали [32]; но ни один человек на месте Стилихона не сделал бы лучше, коль скоро хотел утвердиться в звании Первого Министра. Как бы то ни было, только Стилихон достиг до того, что через месяца полтора все были покорными его слугами и он спокойно мог предпринять поход против возмутившихся варваров [33].
Сдерживаемые в границах покорности оружием в мерами Феодосия, варварские народы в Германии и на Рейне вообще облегавшие север Западной Империн, с известием о смерти императора вдруг взволновались. Явление, конечно, не новое для Империи; но в тогдашнем её состоянии это само по себе незначительное волнение могло иметь гибельные последствия для Рима и чрезвычайно неблагоприятные для Восточного проекта Стилихона, ибо оно могло служить сигналом к восстанию и для других варваров, в разных областях Империи обитавших и к разным границам прилегавших, и потому требовало от римского правительства решительных действий, по крайней мере Стилихон считал это делом не последней важности. Это было вскоре после смерти Феодосия, в феврале месяце.
Стилихон, невзирая на холод и непогоду, быстро двинулся к северным пределам и так перепугал варваров, не ожидавших такого быстрого движения римского полководца в землях Германии, что иные из них, не вступая в битву, убежали в горы в леса, а другие, будучи окружены им, положили оружие и смирились. С началом весны положение дел в Западной Империи было так хорошо и благоприятно для Стилихона, что они счёл это время весьма удобным к выполнению своих замыслов относительно Востока. Но как там новое явление, ещё мало замечаемое Западом, а между тем давно совершавшееся - именно сознание возможности и необходимости самостоятельного политического существования, вне зависимости от Запада, теперь пришлю к концу и совершенно уяснилось, то открывается замечательная и любопытная для истории борьба между Востоком и Западом, которая должна была решить вопрос: «останутся ли соединенными между собой Восток и Запад». Так как в этой борьбе к общему интересу примешался частный тех, которые стояли от враждебных сторон, то она принимает характер отчаянного междоусобия, допускающего все возможные средства, лишь бы только обессилить противника.