Из воспоминаний

Рой Медведев Дональд Маклэйн, каким я его знал

11 марта 1983 года в советской газете «Известия» был опубликован короткий некролог, в котором говорилось: «После продолжительной болезни на семидесятом году жизни скончался Дональд Дональдович Маклэйн – член КПСС, видный ученый-международник, доктор исторических наук, ведущий исследователь Института мировой экономики и международных отношений АН СССР».

Мало кто в нашей стране обратил внимание на это сообщение, имя Доналда Маклэйна не было известно в СССР. Однако смерть Маклэйна вызвала многочисленные комментарии за границей и обширные статьи во многих газетах, особенно в Англии и США. И в этом нет ничего странного, ибо шотландец Д. Маклэйн, родившийся в богатой аристократической семье, получивший блестящее образование в Кембридже и занимавший ответственные посты в английском министерстве иностранных дел, был советским разведчиком, который с конца тридцатых годов и до конца 1950 или 1951 года передавал в СССР важнейшую информацию.

Когда речь идет о такой области, как разведка, не существует общих моральных критериев. Для Англии Маклэйн был не только шпионом, но и предателем, предателем своей страны и своего класса. Некоторые из статей о его кончине так и были озаглавлены: «Смерть предателя». Но для Советского Союза он был одним из наиболее эффективных разведчиков за всю историю советской разведки. Неудивительно поэтому, что «Известия» писали о Маклэйне как о «человеке высоких моральных качеств, который всю свою сознательную жизнь посвятил служению высоким идеалам социального прогресса и гуманизма, мира и международного сотрудничества».

Я не знал Дональда Маклэйна ни как английского аристократа и высокопоставленного чиновника, ни как разведчика, ни как сотрудника Института мировой экономики. Я знал Маклэйна по небольшому кружку московской интеллигенции, в который входили в середине шестидесятых годов самые разные люди, где Дональд Маклэйн, или, как тогда его называли, Марк Петрович Фрезер, был всегда желанным гостем. У Маклэйна было немного друзей в Москве, но те, кто его знал лучше других, относились к нему с неизменным уважением, считая его искренним человеком, судьба которого сложилась необычно и трагически.

В шестидесятые годы в Москве имелось немало домов, где часто собирались люди, объединенные общими, но еще не дифференцированными оппозиционными настроениями. Здесь обсуждались политические и литературные новости, о которых нельзя было прочесть в газетах. Здесь устраивались вечера, чтобы послушать песни А. Галича и других бардов или стихи молодых и пока еще малоизвестных поэтов. В этих своеобразных салонах можно было встретить А. Солженицына, Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Ю. Любимова, Е. С. Гинзбург, Петра Якира, Эрнста Неизвестного, А. Некрича. На одном из таких вечеров я познакомился и с Дональдом Маклэйном. Помню, что все пришли тогда слушать стихи Натальи Горбаневской. Сейчас она не только известная поэтесса, но и видный деятель новой русской эмиграции.

Более близкому знакомству с Маклэйном я обязан, однако, публицисту С. Н. Ростовскому. В те годы я работал над книгой о Сталине, которой дал название «К суду истории». К1966 году это была уже большая рукопись, которую я давал читать отдельным ученым, писателям, старым большевикам, чтобы выслушать их замечания и советы, а нередко получить важные свидетельства и документы. Одним из таких первых читателей и был С. Н. Ростовский, писавший также под псевдонимом А. Леонидов, но более известный как Эрнст Генри. Это был человек с необычной биографией. В шестнадцать лет он стал международным курьером Коминтерна. Он вступил в Германскую компартию и вел в Германии как легальную, так и нелегальную работу. Стал рано печататься под разными псевдонимами. После прихода Гитлера к власти перебрался в Лондон и работал в советском посольстве. Здесь под псевдонимом Эрнст Генри он опубликовал книгу «Гитлер над Европой», которая только в Англии выдержала за три года пять изданий. Имела успех и его книга «Гитлер против России», которую он издал в 1936 году Даже немецкая разведка не знала подлинное имя и положение автора этих книг.

Работая в Англии, Эрнст Генри не знал Дональда Маклэйна и, видимо, даже не подозревал о существовании столь крупного советского разведчика в английском МИДе. Они познакомились только в СССР в середине пятидесятыхх годов, когда и Генри, и Маклэйн стали сотрудничать в организованном тогда журнале «Международная жизнь». Широкая известность пришла к Эрнсту Генри только в 1965 году когда он написал яркий памфлет против Сталина, где говорил главным образом о внешней политике Сталина. С хорошим знанием дела Генри доказывал, что именно ошибочная политика Сталина и Коминтерна в отношении немецкой социал-демократии помогла Гитлеру прийти к власти в Германии и развязать Вторую мировую войну. Через год Эрнст Генри написал «Открытое письмо ХХIII съезду КПСС» с протестом против попыток реабилитировать Сталина. Под этим письмом поставили подписи около сорока крупнейших советских ученых, писателей, деятелей искусства. Из этого письма мы узнали о существовании А. Д. Сахарова. Тогда он был еще засекреченным ученым, но после встречи с Генри не только подписал письмо к съезду партии, но и убедил подписать его некоторых наиболее выдающихся ученых. Эрнст Генри дал мне немало полезных советов и материалов для книги о Сталине. Однажды он попросил меня дать рукопись о Сталине своему другу Марку Фрезеру – Дональду Маклэйну От Генри я узнал тогда и часть необычной биографии этого человека.

Чтобы понять поведение Д. Маклэйна, надо вспомнить обстановку в Европе и во всем мире в середине тридцатых годов. В эти годы даже в Кембриджском университете, доступном лишь для немногих избранных, бурлили политические страсти. Британия была тогда громадной империей, под властью англичан находилось множество колоний, о независимости которых правящий класс еще не думал. Не была забыта Первая мировая война, а также тяжелая экономическая депрессия и кризис 1929–1933 годов. Общественное сознание Западной Европы также переживало кризис. Многие видели выход в правом радикализме и фашизме. Но немало людей, включая видных представителей интеллигенции и даже аристократии, с надеждой изучали работы Маркса и Ленина. Им казалось, что именно Советская Россия, оправлявшаяся посла жестокой гражданской войны, является «лучом света в темном царстве».

Для Дональда Маклэйна перелом в сознании наступил после начала гражданской войны в Испании. В аристократическом Кембридже было тогда несколько левых организаций и даже ячейка коммунистической партии. Молодой Дональд выразил желание вступить в Коммунистическую партию Великобритании. Его просили подождать. Через некоторое время с ним встретился «некто» из Коминтерна. «Вы сможете принести больше пользы коммунистическому движению и Советскому Союзу, – сказал “некто” Дональду, – если не вступите в партию, а будете служить нам тайно. Вам лучше продолжать делать карьеру именно так, как это принято в вашем кругу». Дональд согласился с этими доводами. В своем обществе он был «инакомыслящим», «диссидентом», даже «отщепенцем», если применять советскую терминологию. Однако английское общество весьма терпимо к инакомыслию. Но теперь Дональд стал шпионом, советским разведчиком, а этого английское общество, как, впрочем, и всякое другое, простить не могло. Правда, он не был подкуплен. Все, что он делал, он делал по убеждению. За работу в разведке он не получил никогда ни одной копейки и ни одного цента. Но это не могло служить оправданием для английского суда.

Вначале карьера Дональда складывалась более чем успешно. Он открыто отошел от коммунистов, «образумился» и стал работать в Министерстве иностранных дел. В годы Второй мировой войны он входил в Англо-американский атомный комитет, и благодаря ему и Киму Филби в СССР знали если не о технических деталях, то о сроках и темпах создания Западом атомного оружия. Именно поэтому, вероятно, сообщение президента США Трумэна о существовании у Америки атомной бомбы не произвело на Сталина во время Потсдамской конференции никакого впечатления, что так удивило Трумэна.

Разумеется, мне было интересно познакомиться с таким человеком и выслушать его мнение о моей рукописи. Вскоре я отвез ее на квартиру Дональда Маклэйна. По советским стандартам это была большая и хорошая квартира недалеко от Киевского вокзала. Через месяц я снова был у него. Моя работа понравилась Дональду и мы довольно долго беседовали. Конечно, Маклэйн узнал из прочитанной им рукописи немало таких фактов, о которых он раньше не имел представления. Но главное состояло в концепции книги. Я критиковал Сталина и анализировал его преступления, но не отрицал ценности социализма и коммунистического движения в целом. Это отвечало взглядам самого Маклэйна.

Когда он, предупрежденный Кимом Филби о грозящей ему опасности, бежал в СССР в 1961 году то убедился, конечно, что реальный советский социализм это совсем не то, что представлялось ему когда-то, в середине тридцатых годов. Маклэйн вначале жил в городе Куйбышеве. Это были последние годы страшной сталинской тирании. За заслуги перед СССР Маклэйн был награжден орденом Красного Знамени. Однако было вполне возможно, если бы советские карательные органы получили приказ о расстреле потерпевшего неудачу разведчика. Еще в тридцатые годы по приказу Сталина были вызваны в Москву и физически уничтожены десятки советских разведчиков, работников Коминтерна и дипломатов. В меньших масштабах эти расправы продолжались и позже. Совсем незадолго перед появлением Маклэйна в СССР был вызван в Москву и арестован Эрнст Генри – С. Н. Ростовский (я не знаю, под каким именем он работал в Германии и в Лондоне). Но, все более и более разочаровываясь в облике советского социализма, Маклэйн не хотел порывать с идеями социализма и коммунизма вообще. Он не хотел принимать идеи и ценности капитализма. Он не жалел о прошлом и не раскаивался в том, что работал на советскую разведку.

С тех пор мы встречались с Маклэйном несколько раз. Он предлагал мне помощь при переводах некоторых английских текстов, показывал книги из своей библиотеки, обещал помогать в изучении английского языка. Ему хотелось прочесть и некоторое другие рукописи, которые в то время ходили по рукам в Москве – это было время расцвета Самиздата. Маклэйн никогда не рассказывал ни о деталях, ни о технике своей работы разведчика. Только иногда он говорил о некоторых исторических событиях, в которых, как я мог понять, ему пришлось участвовать, – разумеется, специфическим образом.

Известно, что летом 1950 года вооруженные силы Северной Кореи, начав наступление на юг, быстро разбили войска Южной Кореи и заняли около 90 % южнокорейской территории, зажав войска Ли Сынмана в районе Пусана. Неожиданно по приказу президента Трумэна в районе Инчхона в глубоком тылу действующих армий высадился пятидесятитысячный американский десант. Уже через день с пусанского плацдарма перешла в наступление 8-я американская армия. Войска Ким Ир-Сена оказались отрезанными от севера Кореи и разбиты, а американо-корейские части вместе с подразделениями некоторых других стран-союзников США двинулись на север к корейско-китайской границе. Казалось, что дни Корейской Народно-демократической республики сочтены. Сталин настаивал на вмешательстве Китая. Но Мао Цзедун колебался.

Он опасался, что США перенесут войну на китайскую территорию, начнут бомбить китайские города и даже, может быть, сбросят на китайские войска и промышленные центры атомные бомбы.

В это время премьер-министр Англии К. Эттли находился в США с официальным государственным визитом. Рядом с ним был и Дональд Маклэйн, который в это время руководил американским отделом МИДа Великобритании. Ему доверяли, и ни у Эттли, ни у американских коллег не было секретов от Маклэйна. Ему удалось получить копию директивы президента генералу Макартуру: «Ни при каких условиях не переносить войну на территорию Китая» и не применять атомного оружия. Эти сведения были немедленно переданы Сталину, а от него к Мао. Колебания китайцев кончились, и 25 октября крупные силы «китайских народных добровольцев» перешли границу Кореи и атаковали американские и южнокорейские войска. Эта война закончилась лишь через три года установлением линии перемирия по 38-й параллели.

Насколько мне известно, Д. Маклэйн не искал встреч с диссидентами, ограничиваясь лишь чтением различных документов Самиздата. Однако он принимал участие в денежных сборах для помощи пострадавшим. В 1970 году были арестованы две молодые девушки. Это были школьницы десятого класса, которые пыталась распространять самодельно изготовленные листовки. Одна из девушек – Ирина Каплун – была вскоре освобождена, другая – Ольга Иоффе – оказалась в психиатрической больнице. Маклэйн знал семью этой девушки. Он не посылал телеграмм Брежневу. Летом 1970 года проводились выборы в Верховный Совет СССР. Маклэйн, как и всякий гражданин СССР, пошел на избирательный участок. Взяв избирательный бюллетень, он зашел в кабину для голосования и написал на бюллетене: «Пока такие девушки, как Ольга Иоффе, будут находиться в психиатрической больнице, я не могу принимать участие в голосовании».

Маклэйн был очень рад, когда его книга «Внешняя политика Англии после Суэцкого кризиса» была издана в Лондоне под его собственным именем. Он объявил своим друзьям и знакомым, что он теперь не Марк Петрович Фрезер, а Дональд Маклэйн. Года через два эта книга была издана и в СССР на русском языке. Автор подарил мне ее с теплой надписью.

Если Маклэйн и не раскаивался в своем прошлом, то он несомненно испытывал ностальгию. Ему нравилось все английское. Он берег старые английские вещи. Он получал иногда валютные переводы из Англии и помогал родственникам – семьям мужа дочери и жены старшего сына. Но просил их покупать в магазинах «Березка» только английские товары.

Я встречался два раза с женой Маклэйна Мелиндой. Мы беседовали о разных делах. Она передала мне однажды большой импортный радиоприемник – подарок моего американского издателя, готовившего книгу о Сталине. Но, конечно, я не был посвящен в детали их семейного разлада. Жена Дональда жила отдельно от него, также в большой и хорошей квартире. Мало знал я и детей Дональда. Становясь студентами, его сыновья вносили новый дух в жизнь Маклэйна. В дом к нему приходила оппозиционно настроенная молодежь. Но это было уже другое поколение, и у него были другие взгляды и ценности.

Переживания прошлых лет не прошли бесследно. Еще в Англии, а позднее во время работы в Египте Маклэйн пристрастился к спиртному. Это пристрастие развилось в настоящий алкоголизм, от которого его несколько раз лечили, но безуспешно. Как я предполагаю, это и было причиной разлада с женой. Маклэйн прервал отношения с Кимом Филби, главным образом по личным причинам. Потом он порвал отношения с Эрнстом Генри. Он объяснял мотивы этого разрыва тем, что Эрнст Генри отказался от всякой оппозиции и снова стал верно служить режиму и даже, как считал Маклэйн, возобновил какие-то связи с КГБ.

Имел ли сам Маклэйн связи с КГБ? Его ближайшие друзья были уверены, что эти связи сохранялись лишь по хозяйственно-бытовой линии. В прошлом Маклэйн имел, видимо, даже какой-то чин в органах разведки, может быть, полковника. Но он был уже полковник в отставке и не хотел вести никакой работы по прежней «специальности». Еще в 1952 году Маклэйн получил должность советника советского Министерства иностранных дел. Но это была синекура, у него не было конкретных обязанностей. Позднее он стал работать в Институте мировой экономики и международных отношений и защитил здесь докторскую диссертацию. Однако только благодаря помощи КГБ и Дональд, и Мелинда могли получить хорошие квартиры в Москве. Без поручительства КГБ он не смог бы совершать туристические путешествия по странам социалистического блока.

Мне он несколько раз рассказывал, как можно «раскрыть» осведомителя или установить, следит ли за тобой тайная полиция и каким образом. Он даже проиллюстрировал на примере одной женщины, по каким признакам он может точно сказать, что она является осведомительницей КГБ. Маклэйн не мог, конечно, стать советским диссидентом, но он не хотел делать в СССР какой-либо тайной карьеры. Он предпочитал быть скромным научным работником. Еще в пятидесятые годы у Маклэйна было много знакомых, главным образом среди актива журнала «Международная жизнь». В центре этого кружка стоял Григорий Беспалов, который занимал в прошлом высокие посты и теперь помогал устроиться в московской жизни многим людям, в том числе и некоторым работникам Коминтерна, вернувшимся после заключения из сталинских лагерей. Маклэйн был в этой среде своим человеком, и ему полностью доверяли.

В шестидесятые годы круг его знакомых значительно сократился. С одними людьми он прерывал отношения, другие уходили в лучший мир. В семидесятые годы число знакомых Маклэйна еще более сократилось. У него была дача в дачном поселке МИДа недалеко от Москвы. С весны и до поздней осени он проводил здесь время, обрабатывая небольшой собственный сад, цветник и огород – любимое занятие англичан. Часто здесь гостила дочь Дональда, ее тоже звали Мелинда. Особенно любил Дональд маленькую внучку, которая оставалась на даче иногда на все лето.

Постепенно, однако, семья Дональда Маклэйна стала распадаться. Сначала уехал в Англию его старший сын Ферчи, получивший в СССР специальность математика. Позднее он приезжал один или два раза, чтобы навестить отца. Уехала к матери жена Дональда. В США вместе со вторым мужем уехала дочь Дональда, и он особенно сильно переживал расставание с внучкой. Последним уехал младший сын, который также стал математиком, – Дональд-младший. Маклэйн остался в полном одиночестве. Когда он узнал о своей тяжелой болезни, то замкнулся в себе и практически перестал встречаться даже с самыми близкими друзьями. В течение нескольких последних лет я не видел его и не беседовал с ним, а о его смерти узнал только из газеты «Известия».

Маклэйн прожил в СССР немногим более тридцати лет, и это был как раз тот срок, который он должен был бы провести в одиночном заключении в какой-нибудь английской тюрьме. Он был одержим в молодости идеями социальной справедливости и не изменил им и в более позднее время, но судьба приготовила ему слишком тяжелые испытания, далеко не все из которых ему удалось выдержать. Но в этом была скорее его беда, чем вина, ибо он жил в слишком сложное время и оказался в чрезвычайно сложных условиях. Вероятно, разные люди могут извлечь из его трагического опыта разные уроки. В своей квартире над дверью Дональд Маклэйн повесил большой плакат, который он сам нарисовал. Крупными буквами здесь было написано: «Оппортунистам, нечестным людям и антисемитам в этой квартире делать нечего». Странная надпись для человека, который был одним из крупнейших советских разведчиков и имел немалый чин в нашей разведке как агент КГБ. Но вполне естественная надпись для того человека, которого мы знали просто как Дональда Маклэйна, советского гражданина шотландского происхождения.