Чингиз Абдуллаев Рогоносец

Добро и зло – две реки, которые так хорошо смешали свои воды, что невозможно их разделить.

Пьер Буаст

Лучше краска на лице, чем пятно на сердце.

Мигель Сервантес

Я так устал. Мне стало все равно.

Ко мне всего на три часа из суток

Приходит сон, томителен и чуток.

И в сон желанье смерти вселено.

Мне книгу зла читать невмоготу,

а книга блага вся перелисталась.

О матерь Смерть, сними с меня усталость,

покрой рядном худую наготу.

Борис Чичибабин

Вместо вступления

Вас никогда не предавали? Очень сложно поверить. Каждый человек рано или поздно сталкивается с этим отвратительным явлением. Очевидно, оно так же присуще людям, как любовь, страсть, зависть. Все это началось миллионы лет назад, когда кто-то решил урвать себе больший кусок мяса, толкнув своего отца или брата, сына или друга. Только ради того, чтобы получить больший кусок мяса. А потом предательство стало нормой. Предавали своих друзей, предавали своих вождей, предавали свои страны. Конечно, предавали и любимых женщин, охотно отдавая их более сильному мужчине в обмен на какие-то возможные блага. Предавали своих мужей, иногда ради страсти, иногда ради собственной выгоды, иногда ради своих детей, в общем, поводов всегда было достаточно. И каждый человек рано или поздно сталкивался с этим пороком. Причем его не только предавали. Обстоятельства жизни складывались так, что и сам человек вынужден был часто предавать, чтобы выжить в этом мире среди человекоподобных существ. Возможно, предательство своих принципов или своих убеждений было самым тяжким видом этого греха. Хорошо живется тем, у кого вообще нет подобных принципов.

О предательстве написаны тысячи книг – романов и психологических исследований, но в нашем мире этот порок так же непобедим, как и все остальные человеческие пороки, появившиеся на земле сразу с рождением мыслящего человека. Ведь, по большому счету, Адам и Ева начали с предательства своего Создателя, когда, поддавшись на уговоры Сатаны, соблазнились яблоком греха.

Только не нужно доказывать, что вы никогда не сталкивались с предательством и вас никогда не предавали. Все равно не поверю. Точно так же, как не поверю в вашу безусловную порядочность. Любой психолог скажет, что мы умудряемся лгать по несколько раз в день. Причем необязательно по серьезному поводу, скорее по пустякам, просто в силу собственных привычек. И с предательством сталкивались даже пророки – и Моисей, и Мухаммед – с недоверием и предательством. А самый показательный пример великого предателя – это история Иуды, который предал своего учителя. Если предают даже Бога, что может сделать обычный человек? Обидеться, оскорбиться, обмануться в своих лучших чувствах? Наверное, нужно быть готовым к тому, что тебя могут предать. И самый лучший друг, который в душе ненавидит тебя… И самый лучший начальник, который так опасается твоих талантов… И самый лучший сотрудник, который мечтает занять твое место, самый надежный компаньон, которому в тягость делить с тобой деньги… Даже собственная жена, у которой может быть масса причин для измены… Могут предать даже собственные дети, самые близкие родные, самые верные друзья. И вообще предают только свои.

После подобного спича читатели могут решить, что все следующие страницы будут посвящены супруге главного героя, которая ему изменила. И книга в очередной раз расскажет о таком обыденном явлении. Обычная схема обманутого мужа. Или дурак Отелло, который своей ревностью губит собственную жизнь, или простак Оргон, у которого подлец Тартюф готов увести жену из собственного дома, а заодно отобрать и все имущество вместе с дочерью.

На самом деле все гораздо сложнее и очень запутанно. Хотя не стоит забегать вперед. Нужно изложить все по порядку. Это история необычного предательства в двадцать первом веке, которая поражает своим цинизмом. Хотя в наше циничное время уже ничто не может удивлять. Не должно удивлять. Но по-прежнему удивляет. Все-таки старик Кант был прав. Звездное небо над нами и нравственный императив внутри нас. Вот два самых удивительных явления в истории человеческой цивилизации. Конечно, когда они есть. Звездное небо над нами сохраняется почти неизменным в течение миллионов лет. А нравственный императив внутри нас меняется не только от эпохи к эпохе, но и сообразно обстоятельствам. У очень многих людей он либо вообще отсутствует, либо присутствует в зачаточном состоянии. Или подобный императив вырабатывается у каждого свой, и тогда каждый сам определяет степень своего нравственного совершенства или глубину морального падения. Итак, начинаю. Меня зовут Нафис Давлетгаров…

Глава 1

Она снова позвонила и в очередной раз испортила мне настроение. Это так похоже на Тамару, которая словно задалась целью практически регулярно, один раз в месяц, звонить ко мне и доставать меня столь диким способом. А ведь мы уже не совсем молодые люди. Иногда вспоминаю, что эта сварливая и вечно недовольная женщина – моя сверстница. Мы оба родились в один год, только я раньше ее на восемь месяцев. Я родился в начале февраля, а она в начале октября семьдесят первого года прошлого века. Себя я еще считаю достаточно молодым человеком, мне только сорок два года. А она в свои сорок два уже кажется совсем потухшей – женщиной, которую ничего в жизни не интересует, кроме сварливой беседы со мной и вечного недовольства. Мы знакомы уже так много лет, что она должна бы наконец угомониться, но она все еще пытается свести со мной свои счеты. Нашей дочери уже девятнадцать лет, она студентка архитектурного института, и я могу вообще не интересоваться жизнью моей бывшей супруги и своей дочери, учитывая, что все алименты исправно выплатил. Сколько нервов и крови испортила мне моя бывшая супруга из-за этих алиментов, сколько раз она пыталась поймать меня на неточностях, словно я не хотел тратить деньги на свою дочку. Ах, как она меня доставала все эти годы! Но теперь все закончилось. Хотя Тамара все еще по привычке звонит и пытается найти очередной повод для скандала.

Дочь Лида, конечно, не звонит. Мать все эти годы так успешно внушала ей, что ее отец настоящее чудовище, подлец и вообще человек, загубивший ее жизнь. Интересно, что деньги, и очень немаленькие деньги, она принимала от этого чудовища. И ее совсем не смущал мой моральный облик. А вот встречаться нам с дочерью не разрешала. Да и дочка особенно не стремилась со мной видеться. Признаюсь, что я тоже не испытывал особого желания встречаться с дочерью. Видимо, голос крови совсем не давал о себе знать. Или ненависть к ее матери автоматически переросла в неприязнь к девочке. Говорят, что мужчины часто так поступают, отказываясь видеть детей, если расходятся с их матерями. При этом женщины-одиночки очень усердно внушают ненависть к отцам, к бывшим своим мужьям.

Со временем это обоюдное нежелание с обеих сторон превратилось в некую абсолютную норму и мы почти перестали общаться.

С Тамарой мы поженились в странное время, восемнадцатого августа девяносто первого года. Что было на следующий день, помнит весь мир. Вот такое поразительное совпадение. Сейчас понимаю, что напрасно мы так торопились. Нам было только по двадцать лет. Можно было немного подождать. Но родители спешили. Очевидно, и ее отец, и мой понимали, что крах может наступить в любой момент. Все тогда жили в ожидании этого крушения, которое едва не наступило в августе. Робкая попытка незадачливых чиновников сохранить и спасти свою страну не удалась. Это были бесцветные, лишенные самостоятельности чиновники. Среди них не нашлось ни одного лидера, который мог бы взять ответственность на себя. Их робкая попытка не удалась.

Оставшиеся несколько месяцев прошли в мучительных поисках, пока трое лидеров славянских республик не собрались в Беловежской Пуще и не прекратили существование, возможно, самой великой страны в истории человеческой цивилизации. Во всяком случае, именно в этой стране произошла первая успешная социалистическая революция, начался невиданный эксперимент по строительству нового общества. Именно граждане этой страны первыми запустили спутник, смогли отправить своего посланца в космос, отстояли не только свою страну, но и спасли весь мир от фашизма. Однако трое собравшихся руководителей просто разодрали эту страну на куски, воспользовавшись слабостью верховной власти. И почти триста миллионов человек в одночасье оказались чужими друг другу…

В январе девяносто четвертого у нас родилась дочь, которую назвали Лидой. Но до этого было еще столько событий…

А в девяносто шестом мы разошлись, не прожив вместе и шести лет. Лиде тогда было только два с половиной годика. И моя супруга сразу подала в суд на алименты. И еще вылила на меня столько грязи, что моя мать слегла с сердечным приступом. Отца к тому времени уже не было в живых. И все эти годы Тамара с завидным упорством и регулярностью пыталась достать и добить меня, не стесняясь распространять обо мне чудовищные слухи и измышления.

Хотя почему измышления? Я человек, которого называют бисексуалом. Это я понял давно, еще когда был совсем молодым человеком. Мне нравятся красивые женщины. И красивые мужчины. Да, возможно, это покажется кому-то страшным извращением, чудовищным нарушением общепринятой морали. Но я такой, какой есть. И не собираюсь притворяться или что-то придумывать в угоду другим людям. Мне казалось, что я имею право жить так, как мне нравится. Но оказалось, что это не совсем так.

Конечно, Тамара все узнала и поняла почти сразу, еще в первые годы нашего совместного существования. Может, поэтому она и не хотела рожать в первые годы нашего брака. А после рождения дочери почти демонстративно закрыла передо мной спальную комнату, хотя я и не рвался туда. Следующие два года мы с трудом переносили присутствие друг друга. И наконец решили развестись, чтобы прекратить это мучительное сосуществование.

В первые годы я жил один, пока у меня не появился Мартин Рауд. Он эстонец, но в отличие от анекдотически заторможенных прибалтов довольно подвижен, сообразителен, энергичен. Может, сказывается, что отец у него эстонец, а мать русская, и поэтому он не совсем похож на тех парней, которые приезжают в Москву из Таллина и про которых ходит столько анекдотов. Мартин появился в моем кабинете еще восемь лет назад, пришел сразу после окончания университета. Мне рекомендовал его Сергей Герасимович Ляпунов, который работал у нас первым вице-президентом компании. Я ведь тоже вице-президент компании, только по юридическим вопросам и сотрудничеству с правоохранительными органами. В основном это, конечно, налоговые и таможенные органы, с которыми мы плотно работаем. Наша компания аффилирована с самим «Газпромом», и поэтому бонусы вице-президентов довольно часто представляют семизначные цифры по итогам года.

Восемь лет назад я был еще руководителем юридического департамента в нашей компании. Мне было тридцать четыре года, Мартину исполнилось двадцать два. Он был красивым молодым человеком с очень приятным лицом и хорошими манерами. Уже позже узнал, что его отец – профессор Тартусского университета, а мать – доцент кафедры мировой литературы сначала в Таллинском университете, а затем в Москве. Мальчик из очень интеллигентной семьи. Родители развелись, когда ему было пять лет, и его вырастила мама. Мартин, белокурый парень с голубыми глазами, красив… Я предложил ему работу в нашем департаменте.

Мартин согласился. Мне казалось правильным, что такой перспективный молодой человек будет работать у меня. Через несколько месяцев узнал, что он проживает с матерью и у него нет девушки, с которой бы он встречался. Я почти незаметно начал ему покровительствовать, помогал составлять договора, проверял его отчеты, сверял его аналитические обзоры с другими, предоставляя ему даже закрытую информацию.

Вы уже догадались, что он мне был не просто симпатичен. Я действительно испытывал теплые чувства к этому молодому человеку. Примерно через два года у него тяжело заболела мать. Ей требовались дорогие лекарства и дорогой курс химиотерапии. Было понятно, что такую сумму парню просто не удастся собрать. Мне удалось договориться с банком о предоставлении ему почти беспроцентной ссуды. Затем обратился к попечительскому совету нашей компании и выбил для матери Мартина еще двадцать тысяч долларов в качестве помощи. Все эти меры позволили продлить ее жизнь еще на полтора года. Но онкология – такая проклятая болезнь, что никто и никогда не может дать гарантию вашего выздоровления. Даже при обнаружении этой болезни на самой ранней стадии.

Одним словом, ей ничего не помогло. Женщине еще не было и пятидесяти лет, когда она умерла. Мартин был безутешен. Он плакал, как ребенок. Нужно было видеть его залитое слезами лицо, его неподдельное горе… Я как мог пытался его успокоить. По истечении сорока дней начал осторожно приглашать его на совместные ланчи. Пока однажды не пригласил к себе домой. В первый вечер мы сидели, пили вино и говорили о пустяках. Во второй вечер мы вместе ужинали в дорогом ресторане. А еще через неделю я снова пригласил его к себе, и мы достаточно много выпили. Мартин не умел пить, сказывался возраст. К этому времени ему было около двадцати шести лет, а мне уже исполнилось тридцать восемь.

Я тогда понимал, что молодой человек еще не совсем испорчен светской жизнью и не имеет должного опыта в общении с женщинами и мужчинами. В тот вечер мы не просто много выпили, но еще и позволили себе обниматься и даже целоваться. Хотя все было достаточно прилично, я не хотел торопить события. К этому времени у нас в отделе появилась достаточно смазливая молодая девица по имени Злата, которая положила глаз на белокурого красавца Мартина. Она носила вызывающие мини-юбки, делала глазки Мартину, который смущался и краснел в ее присутствии. Злата не скрывала своего желания затащить молодого человека в кровать. Ей было уже двадцать девять, и она, очевидно, решила, что пора замуж, а Мартин вполне подходил.

Но это не входило в мои планы. И я сделал все, чтобы девушка вылетела из нашего департамента. Формально она даже пошла на повышение, перейдя в юридический департамент самого «Газпрома». Но ей не очень хотелось туда переходить, а я настоял на переводе. К этому времени я получил должность вице-президента нашей компании и мог решать, кого именно следует оставлять в подконтрольных мне структурах. И конечно, почти сразу выдвинул Мартина на должность заместителя начальника отдела. Мальчик к этому времени уже успокоился, вырос, стал ироничным, веселым и открытым молодым человеком.

И я снова пригласил его к себе домой. На этот раз мы пили не так много. Но я поцеловал его первым. В губы. Он не отпрянул, не испугался, даже не удивился. И ответил поцелуем на поцелуй. Дальше все было гораздо легче. И он остался в моей квартире. Утром выглядел немного смущенным, но достаточно счастливым. Мы договорились увидеться через три дня, я должен был улетать в срочную командировку. Признаюсь, что все три дня с нетерпением ждал возвращения домой.

Вернувшись в свой кабинет, сразу вызвал к себе Мартина. Он явился ко мне с документами. Выглядел подтянутым, серьезным, сосредоточенным. Ни намека на наши отношения. Все было только в рамках должностных обязанностей. Это мне понравилось еще больше. Ведь обычно молодые особы, превратившиеся в фаворитов своих боссов, позволяют себе демонстрировать эту близость, вызывая понятное отторжение у остальных сотрудников и сотрудниц в любой компании. Но Мартин был достаточно умным и тактичным человеком – сказывалось домашнее воспитание.

Я подождал еще несколько дней, а затем снова пригласил его к себе на ужин. Кажется, Мартин совсем не удивился. И охотно принял мое приглашение. Мы поужинали в одном из открывшихся итальянских ресторанов. И когда пили кофе, я предложил ему поехать ко мне. При этом внимательно следил за его выражением лица. Если бы там мелькнуло колебание или отвращение, я бы сразу отозвал свое предложение, но он только кивнул головой в знак согласия и коротко поблагодарил меня за ужин. Через час мы были у меня дома, и все прошло как обычно. Тактично, интеллигентно, без ненужного напряжения и суеты. После этого мы встречались еще несколько раз. Наши встречи стали достаточно регулярными. И еще через несколько месяцев я неожиданно даже для самого себя предложил Мартину перебраться ко мне. К этому времени мы достаточно близко сошлись, и я вполне оценил его мягкую манеру общения, его интеллигентность, открытость, дружелюбие, сдержанный юмор, даже его чистоплотность, которая меня всегда радовала. Многие мужчины в этом плане неряшливы, обычно разбрасывают свои вещи где попало… Мартин был очень чистоплотным и аккуратным человеком. Он обычно с вечера готовил свою одежду, чистил обувь, гладил рубашки и костюмы. Одним словом, это был не только добрый друг, но и хороший сосед, с которым приятно сосуществовать в одной квартире. Хотя квартира у меня была достаточно большой, четырехкомнатной, и обычно мы ночевали каждый в своей спальне, когда он приезжал ко мне домой. Не скажу, что он полностью переехал ко мне. Это было бы неправильно и могло вызвать определенные разговоры. Мы встречались два или три раза в неделю. Я отвел ему одну из комнат, чтобы он не чувствовал себя слишком скованно. И мы по очереди бывали друг у друга в гостях, всегда возвращаясь в свои спальные комнаты. Этим, как мне казалось, сохраняли свежесть чувств и давали друг другу относительную свободу в своих отношениях. Кроме того, у обоих были частые командировки на Дальний Восток, где мы в последнее время плотно работали.

Я хорошо запомнил этот роковой день. Вечером Мартин должен был заехать к себе домой и забрать свой новый пуловер, который купил в Италии, где был в недавней командировке. Он уехал сразу после работы на «Фольксвагене», который я подарил ему в прошлом году, пообещав приехать через час, чтобы мы вместе поужинали. А я вернулся домой, и звонок Тамары в очередной раз испортил мне настроение. Прекрасно понимая, что уже не будет никаких денежных поступлений, я не обязан содержать взрослую дочь, она позвонила и высказала все, что у нее накопилось. Сначала она пыталась требовать еще денег, якобы на учебу дочери за границей. Я холодно посоветовал Тамаре взять деньги у своего отца, который мог бы спонсировать внучку. В ответ выслушал массу оскорблений и ругательств. Теперь, после того как Лиде исполнилось восемнадцать, моя бывшая жена не получает от меня ни копейки. В конце концов, я не совсем понимаю, что такое «голос крови». Если моя дочь меня не видела за последние годы ни разу и даже не изъявляет желания встретиться с отцом, хотя бы для того, чтобы узнать, кто именно переводит ей такие большие суммы, позволяющие одеваться в лучших магазинах Москвы, а ее матери ездить на дорогой иномарке. Решением суда с меня принудительно высчитывали четверть зарплаты, что вместе с премиями доходило до двадцати тысяч долларов. Это я не считаю свои бонусы. И четверть суммы отходила эти двум женщинам. Я чувствовал, что начинаю ненавидеть обеих. Не из-за денег, совсем нет. В конце концов, я получал большие бонусы, из которых не обязан был платить им. Да и другие доходы у меня тоже были, включая акции «Газпрома». Я просто злился из-за того, что, получая столько лет такие большие деньги, они ни разу меня не поблагодарили, ни разу не поздравили в день рождения и даже не хотели со мной встретиться. Разумеется, я считал месяцы до совершеннолетия моей дочери, чтобы наконец вздохнуть свободно, освободившись от финансовых обязательств… И вот свершилось – моя дочь совершеннолетняя…

Теперь Тамара бушевала, высказывая мне свои претензии. В прежние времена я отключал телефон, а сейчас слушал даже с некоторым мазохистским удовольствием. Пусть бесится. И чем больше слушал, тем больше она распалялась, обвиняя меня во всех страшных грехах, в том числе и в сожительстве с мужчинами. Это меня тоже веселило, ведь она прекрасно знала про мою бисексуальность и я никогда особенно не скрывал своих желаний. Тем более что изменял ей не только с мужчинами, но и с женщинами. Последние несколько лет нашего совместного проживания мы только формально числились мужем и женой.

Но самое интересное, что она неожиданно начала ругать и Мартина. Это меня насторожило. Мы не стеснялись, конечно, наших отношений, но и не особенно их афишировали. Все-таки Москва – столица православного государства, в котором подобные отношения все еще вызывают резкое неприятие. Россию и ее правителей критикуют за подобную политику во всех международных инстанциях. А тем более в моем положении, ведь я был обрезанный мусульманин, а это по канонам мусульманской религии тоже большой грех. Хотя иметь четырех жен и массу наложниц совсем не является грехом. Но лучше проявлять скромность и не особенно выставлять напоказ свои отношения. Помните, как разгромно проиграла на выборах партия немецких либералов Геншера. Это была одна из старейших партий Германии, привычно входивших в правящие коалиции, сначала с социал-демократами, а затем много лет с христианскими демократами. Но их лидер, ставший министром иностранных дел, публично заявил о своей сексуальной ориентации и не скрывал, что живет со своим другом. Конечно, это его личное дело, но тогда не нужно занимать пост министра иностранных дел. На выборах его партия не смогла преодолеть пятипроцентный барьер, нашлось много граждан, которым не понравились подобные откровения их вице-канцлера. В любой стране основная масса голосующих – это консервативно настроенные люди, которые дисциплинированно ходят на выборы и среди которых всегда много не принимающих подобные нетрадиционные отношения.

Одним словом, мы не выставляли напоказ наши отношения с Мартином. Я даже никогда не позволял ему садиться в мою служебную машину, чтобы водитель ни о чем не догадался. Хотя, думается, он догадывался. Раньше был дядя Леша, старше меня на двадцать лет, но я сменил его на молодого и сообразительного Сережу, который устраивал меня гораздо больше.

Тамара продолжала бушевать. Говоря о Мартине, она кричала, что я совращаю молодых людей, и мне придется ответить за склонность к педофилии. Я улыбался, не перебивая ее. Она начала кричать, что обратится к президенту компании и расскажет, что я принудил молодого человека к сожительству. «Тебя посадят за педофилию», – орала Тамара. Это меня окончательно развеселило, ведь Мартину далеко за восемнадцать. Двенадцать лет разницы, что ж… Она не знает, что еще в прошлом году мы выезжали с президентом нашей компании в Берлин, где нам для отдыха прислали двух молодых особ модельной внешности, с которыми мы очень неплохо провели время. Но я никогда не скрывал своей бисексуальности, и он знал об этом. Поэтому я только рассмеялся. И посоветовал Тамаре обратиться к доктору… Она бросила трубку, поняв, что навсегда лишилась источника доходов. «Золотая курица», которая несла ей золотые яйца столько лет, улетела, и теперь надо примириться с этим обстоятельством.

Я положил трубку и громко расхохотался. У меня было в тот вечер прекрасное настроение. Потом я сидел за компьютером, просматривая документы. Через час начал волноваться, через два стал звонить Мартину. Его телефон был отключен, чего раньше никогда не случалось. Еще через час я не выдержал и, спустившись в гараж, находившийся под домом, сел в свой внедорожник «БМВ» и поехал домой к Мартину. Дверь была закрыта, и мне никто не отвечал. Только тогда вспомнил, что не взял с собой его вторые ключи, которые всегда лежали у меня в ящике письменного стола. Вернулся к себе, забрал ключи и снова приехал к Мартину. Он жил достаточно далеко от меня, на Хорошевском шоссе, и я едва не попал в аварию, когда однажды попытался обогнать «Ситроен», не дававший мне дорогу. За рулем, конечно, сидела женщина, недоуменно взглянувшая на мое рассерженное лицо. Она даже не поняла, почему я злился.

Поднявшись на восьмой этаж, открыл дверь и вошел в двухкомнатную квартиру Мартина. С первого взгляда понял, что здесь произошло нечто непредвиденное. Вещи были разбросаны по всей квартире, а на полу кухни свежие пятна крови. Я тяжело опустился на стул, размышляя, как быть. Нужно звонить в полицию. Ведь Мартин не мог исчезнуть, не сказав мне ни слова. В этом я был убежден.

Глава 2

Можно представить внимание читателей к подобной теме. Сразу живой интерес и поиск любимой «клубнички». Очередной рассказ о том, как жена наставила рога своему незадачливому мужу, если роман называется «Рогоносец». Всегда забавно и очень смешно… И радостно, что это приключилось с кем-то…

Но от подобной участи почти никто не застрахован. В этом конкретном случае речь идет о процессах гораздо более сложных и не всегда понятных и принимаемых обычными людьми.

Нафис Давлетгаров родился в семьдесят первом году в Казани, а через девять лет его семья переехала в Москву. Отец главного героя был одним из руководителей профсоюзного движения в автономной республике, и его перевели в Москву на должность одного из секретарей ВЦСПС. Тогда это была очень большая должность. И, конечно, сразу все переменилось.

Отцу Нафиса Закиру Давлетгарову исполнилось в восемьдесят первом году только сорок пять лет. Наверное, он сам не ожидал подобного взлета. Но так «легли карты» и определилась судьба. Умер один из секретарей ВЦСПС, который был родом из Казахстана. Нужен был на его место мусульманин, нацмен, работавший в профсоюзном движении достаточно давно. Это была своеобразная национальная политика большого государства. Повсюду должны работать представители разных народов и этносов. Перебрали многих, как и полагалось в подобных случаях, выдвигая их из резерва. Были реальные кандидатуры из Киргизии и Азербайджана. Но первый не прошел из-за своей анкеты: брат его жены имел судимость, о чем стало известно в вышестоящих органах. Для Киргизии он вполне подходил, а для деятеля всесоюзного масштаба не годился. Оставался претендент из Баку. У него все было в порядке, хорошая анкета, трое детей, прекрасный послужной список. Все было готово к утверждению почти идеального кандидата. Но он был моложе Закира Давлетгарова на четыре года и допустил существенную ошибку. Узнав о том, что его выдвигают на всесоюзную должность, не сумел скрыть возможный факт своего назначения – сразу пошли анонимки… Вспомнили все. И его отца, который, оказывается, имел партийные взыскания… И его двоюродного брата – цеховика, который материально поддерживал своего высокопоставленного родственника. В общем, анонимками завалили не только ВЦСПС, но и ЦК КПСС. ВЦСПС – так назывался Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов, а ЦК КПСС был соответственно Центральным комитетом Коммунистической партии Советского Союза.

В Казани семья Давлетгаровых занимала хорошую пятикомнатную квартиру… В Москве им сразу выделили еще большую пятикомнатную квартиру на улице Грановского. Говорили, что раньше там жил какой-то маршал, супруга которого сама попросила выделить ей две квартиры в разных районах города. У нее были напряженные отношения с детьми маршала от первого брака…

Но за два месяца до этого решено было рассмотреть кандидатуру Закира Давлетгарова, который тоже подходил по всем параметрам. После того как отпали азербайджанец и киргиз, решено было взять татарского профсоюзного деятеля. Супруга Закира Давлетгарова была украинкой, звали ее Натальей Григорьевной. Трое детей… Муж прекрасно говорил по-русски, учился в Москве, окончив с отличием исторический факультет МГУ, а через несколько лет еще и высшие профсоюзные курсы. Был кандидатом наук, депутатом автономной республики. В общем, подходил по всем статьям. И поэтому, когда отпали кандидатуры от Киргизии и Азербайджана, решено было утвердить претендента от Татарской автономной республики. Тогда республика еще не была Татарстаном, как ее потом стали называть.

Со своей супругой Закир Давлетгаров познакомился в Москве, когда она была студенткой Московского авиационного института. Наталья с отличием окончила школу в Харькове и поступила в такой престижный институт, получив пятерку на первом вступительном экзамене. В те времена подобные метаморфозы еще были возможны. Они познакомились, когда Наталья Суховецкая училась на третьем курсе, а ее будущий муж на пятом – уже оканчивал исторический факультет университета. Потом он уехал по распределению в Казань, а она осталась учиться в Москве. Через два года Наталья Суховецкая получила распределение куда-то на Дальний Восток, там в эти годы создавалось новое проектное бюро, связанное с авиацией. Но как раз в это время в Москву приехал Закир Давлетгаров, с которым она переписывалась все эти годы. Он почти сразу сделал ей предложение. У нее был достаточно простой выбор. Либо улететь на Дальний Восток, либо выходить замуж и переезжать в Казань, где для нее тоже была работа. Она выбрала второй вариант. Он был высокого роста, красивый, с пышной копной черных волосы, мужественным обликом, рельефным, словно вылепленным лицом, живыми блестящими глазами, носил черную щеточку щегольских усов, делавших его похожим на актера. Достаточно сказать, что все ее подруги в душе очень завидовали Наташе, сумевшей отхватить такого красивого парня.

Ему было двадцать четыре, ей двадцать два года. Это было в шестидесятом году. Говорят, что шестидесятые годы вообще были лучшими годами в истории исчезнувшей большой страны. Появилось целое поколение новых писателей, художников, актеров, режиссеров, композиторов. Даже появился термин – «шестидесятники». Подобного поколения больше не будет в истории. Наверное, их отцы «двадцатитысячники» были такими же – неисправимыми романтиками и героями. Но почти все они погибли в сороковые годы. Страшная статистика утверждает, что только трое из ста человек, родившихся в двадцать третьем или двадцать четвертом годах, дожили до сорок шестого. Это было поколение мальчиков, которые в восемнадцать лет уходили на фронт, чтобы своими телами преградить путь врагу и вырвать победу в самой страшной войне в истории человечества.

Через два года, в шестьдесят втором, у Давлетгаровых родилась старшая дочь Дания. Еще через два года вторая дочь – Валида. Очевидно, молодые супруги решили на этом остановиться. В те годы было принято иметь не больше двоих детей. Но через шесть лет молодая женщина почувствовала, что ждет очередного ребенка. Увлеклись… а может, отец действительно хотел мальчика, как обычно все отцы в любой татарской, да и не только татарской семье. В феврале семьдесят первого года на свет появился еще ребенок, когда его старшей сестре Дании было уже десять, а другой сестре, Валиде – восемь. Мальчика назвали Нафисом, что по-татарски означает красивый. Говорили, что он действительно был симпатичным мальчиком в детстве. И конечно, сразу попал в руки своей украинской бабушки, которая переехала в Казань еще задолго до его рождения, в руки своей мамы и двух старших сестер. Таким образом, мальчик рос в окружении любящих женщин, что сказалось и на его воспитании, и на его дальнейшей судьбе.

С самого рождения мальчика баловали и любили. Сестры играли с ним, как с большой живой куклой, которую им подарили родители. Отец все время на работе, ездил по районам республики. Мать тоже работала. И он был отдан под присмотр бабушки и двух сестер. Им нравилось играть с ним. Мальчика учили говорить, ходить, двигаться. Нафис был красивым и смышленым ребенком, а под таким надзором старших сестер – еще и любознательным и умным мальчиком. В детском саду выделялся среди своих сверстников, причем среди его друзей в основном были девочки, с которыми он почти всегда легче находил общий язык – сказывалось его домашнее воспитание. Уже с четырех лет сестры наряжали его в свои девичьи платья и заставляли петь с ними, играть в куклы и даже пытались заплетать ему косички.

Солдатиков у него в детстве почти не было. Родители даже не замечали, что игрушки в доме были в основном предназначены для девочек. Они считали нормальным, когда младший ребенок играл игрушками старших, забывая о том, что старшие были девочками, а младший родился мальчиком.

Ему было только пять лет, когда однажды Нафис случайно вошел в ванную и увидел купающуюся Валиду. Ей было уже тринадцать лет, и она завизжала так громко, что мальчик даже испугался. Появившаяся мать дала ему подзатыльник и выгнала из ванной. Нафис целый день думал о том, почему Валида совсем не похожа на него. А потом долго рассматривал себя в зеркале, не понимая, куда Валида могла спрятать этот отросток, который имелся у него. Подобный вопрос мучил мальчика несколько дней. Он даже хотел подсмотреть, когда купалась другая сестра, но побоялся войти в ванную. Дания была уже взрослой, и его могли серьезно наказать за подобное вторжение в ванную, хотя двери в нее в доме никогда не закрывались. В ванной работала старая газовая колонка, и отец запрещал закрывать двери всем купающимся в ней домочадцам, опасаясь возможного угарного газа. Но Нафису важно было понять, чем именно девочки отличаются от него. Он продумал над этим вопросом несколько дней, не решаясь ни с кем посоветоваться, пока не предложил соседской девочке Аслии, с которой ходил в одну группу в детском саду, поиграть в докторов и больницу. Девочка сразу согласилась. Легла на кровать и стянула с себя трусики, чтобы он сделал ей укол маминой щеткой. Нафис долго смотрел на ее розовую попку, которая была такой же, как у него, и была немного похожа на кукольные попки. И вместо того, чтобы сделать укол, он неожиданно попросил ее перевернуться на спину. Аслия засмеялась и сказала, что в живот уколы не делают. Но послушно повернулась на спину. И он увидел… Нет, он ничего не увидел. Опять вместо отростка, который был у него, здесь было пустое место. Ему стало страшно. И вместо того, чтобы сделать укол, он убежал в другую комнату, где забился в угол и неожиданно заплакал. Аслия надела трусики, побежала за ним и долго утешала, не понимая, почему он плачет.

А через два месяца в доме Давлетгаровых собрались люди. Все приходили с подарками, целовали мальчика и, улыбаясь, что-то желали его родителям. Мать смущенно улыбалась, отец как-то непонятно хмурился, что-то бормотал. Нафис запомнил этот день на всю жизнь. Он слышал, что отец дважды недовольно произнес в разговорах с соседями, что все это пережитки прошлого и непонятно, почему нужно мучить ребенка. Мальчик не совсем понимал, о чем он говорит, пока в комнату не вошел какой-то мужчина со сросшимися бровями и в темном пиджаке. Позже Нафис узнает, что это был лезгин, который работал в совхозе и считался лучшим специалистом по обрезаниям мальчиков. Во времена советской власти обрезание считалось почти пережитком прошлого, и партийные евреи с мусульманами делали обрезание тайком, ведь подобный ритуал считался почти религиозным. Это уже потом, в девяностые годы, все стали понимать необходимость подобной операции, а в Америке обрезание начали делать поголовно всем родившимся мальчикам, независимо от вероисповедания. Врачи легко определили – обрезание спасает мальчиков не только от фимоза, но и любых онкологических заболеваний половых органов…

Лезгин посмотрел на Нафиса, улыбнулся и, внезапно сдернув трусы, быстро взмахнул ножом. Сначала мальчик ничего не почувствовал. Больно стало потом. Он закричал от страха и неожиданности. Затем лезгин посыпал его поврежденный отросток каким-то красноватым порошком. Нафис громко плакал, и отец пытался успокоить сына. У него был даже немного виноватый вид. А все продолжали поздравлять родителей мальчика с этим событием.

Чуть позже Нафис успокоился и заснул. Проснувшись утром, он подумал, что ему просто отсекли его отросток, который так пугал его и делал непохожим на сестер. Но, посмотрев на себя, с ужасом обнаружил оставшийся отросток, посыпанной красноватым порошком. И понял, что пришедший незнакомец отрезал далеко не все, и он по-прежнему отличается от девочек. Через несколько дней у него появилась черная корочка. По совету лезгина, который еще один раз навестил их семью, он начал принимать теплые ванночки, куда добавляли легкий раствор марганцовки. И теперь уже старшие сестры с любопытством смотрели на своего брата, когда он шествовал в старой юбке старшей сестры, которую ему несколько дней надевала мать. Через месяц у Нафиса уже все было в порядке. Но теперь он уже точно знал, чем именно мальчики отличаются от девочек.

В семь лет Нафис пошел в школу и оказался в одном классе с Аслией, которую посадили за одну парту с ним. Они с ней действительно дружили. Ее отец был главным инженером большого комбината. Родители ходили друг к другу в гости. У Аслии был младший брат, моложе ее на пять лет. Школа находилась в двух кварталах от их дома, и в первом классе детей обычно отводила туда средняя сестра Валида, которая училась уже в восьмом классе. Старшая сестра Дания поступила в институт, когда Нафис и Аслия окончили первый класс. Она выбрала медицинский, решив стать врачом. Дания училась хорошо, но все знали, что она дочь одного из руководителей профсоюзов республики. И конечно, поступление Дании курировал сам министр здравоохранения. Закир Давлетгаров никогда не стал бы звонить или просить кого-то за свою дочь. Но этого и не нужно было делать. Все и так знали, чья дочь Дания Давлетгарова. На пятерки сдала все приемные экзамены. Золотую медаль в школе она не получила, у нее были две четверки, по алгебре и геометрии. Математику не любила и могла получить даже тройку по алгебре, но подобного развития событий не допустил бы директор школы. Зато химию Дания знала превосходно. К тому же по просьбе матери с ней еще и дополнительно занимался преподаватель химии. Денег он не брал, но благодаря папиным связям ему установили дома телефон. И он был очень благодарен. Закир Давлетгаров раньше работал в обкоме партии завотделом, до того как его выдвинули секретарем профсоюзной организации республики. Хотя некоторые считали подобное выдвижение не совсем повышением. Однако руководителем профсоюзов республики был старый большевик с довоенным стажем, и все знали, что он скоро должен уйти на пенсию. Поэтому молодого Давлетгарова рассматривали как реального кандидата на его место. Закир получил блестящую характеристику от своего непосредственного руководителя.

Тот понимал, как опасно иметь рядом молодого и перспективного заместителя, который работал раньше заведующим отделом обкома партии и реально считался кандидатом на его место. Именно поэтому он послал самые лучшие рекомендации на Давлетгарова в Москву, сделав все от него зависящее, чтобы его там утвердили. Он боялся, что его могут заменить на более молодого руководителя. И больше всех остальных старался, чтобы Давлетгарова перевели в Москву, избавляясь от возможного конкурента. В это сложно поверить, но этот руководитель просидел на своей должности до семидесяти восьми лет. Вот почему полезно избавляться от молодых и амбициозных заместителей.

Валида отводила детей в школу, а обратно они возвращались уже с бабушкой Аслии, которая заходила за ними после занятий. Так продолжалось до четвертого класса. Когда встал вопрос о переезде в Москву, больше всех радовалась Валида. Она оканчивала школу и собиралась поступать в театральное училище, считала, что может стать актрисой – участвовала во всех школьных спектаклях и выделялась среди остальных. Меньше всех этому событию была рада Дания. Она переходила на третий курс, и у нее появился молодой человек, с которым она начала встречаться. Мать предложила ей выбор. Либо остаться в Казани под присмотром бабушки, либо переехать с семьей в Москву. Дания выбрала Казань и осталась в старом доме вместе с бабушкой, а остальные члены семьи соответственно вчетвером переехали в столицу. Именно поэтому им разрешили оставить большую квартиру в Казани и выделили новую в Москве. Хотя после переезда в Москву все четверо поняли, что значит по-настоящему большая квартира. В Казани их квартира из пяти комнат со всеми службами и кухней насчитывала только девяносто четыре метра. И такая квартира считалась абсолютной роскошью. А в Москве им выделили пятикомнатную квартиру с двумя ванными комнатами и туалетами общей площадью сто восемьдесят метров. Мать не переставала удивляться роскоши, в которой жили правители большой страны. Семью прикрепили к правительственной поликлинике, которая находилась рядом с их домом, и к правительственному магазину. Теперь они могли заказывать продукты на дом. Их приносили в специальных пакетах. А еще самому Давлетгарову сразу выделили служебную «Чайку» с водителем, чем привели в полный восторг обоих детей. Валида отправилась сдавать экзамены на этой «Чайке» и провалилась уже на собеседовании. Потом она долго плакала, запершись в одной из комнат. А мать долго уговаривала отца позвонить кому-то из своих знакомых, пока он не согласился и не позвонил в Казань заведующему отделом культуры обкома. Тот соответственно перезванивал в Москву своему большому начальнику. И в результате в это театральное училище позвонили из отдела культуры ЦК КПСС. Валиду приняли на курс режиссера Самойлова без экзаменов и собеседования, в порядке исключения. Отец был очень недоволен, но Валида просто светилась, и мать успокоилась. Нафиса перевели в московскую школу, где учились многие дети из «элитного» дома.

По утрам к зданию школу подъезжали черные «Волги» и несколько длинных «Чаек». Был даже один большой «ЗИЛ», который принадлежал внучке кандидата в члены Политбюро. И Нафис пошел в эту школу. Ему было уже девять с половиной лет. Именно в этой школе и начались драматические события, которые так повлияли на его судьбу.

Глава 3

Я сидел на стуле минут пятнадцать или двадцать, размышляя о том, куда мог исчезнуть Мартин. Его телефон по-прежнему был выключен. Конечно, нужно звонить в полицию. Но я понимал, что начнутся неприятные разговоры, расспросы, опросы. Придется подробно рассказывать о наших отношениях, давать показания, вывернуть жизнь наизнанку и сделать ее всеобщим достоянием. Я подумал, что не совсем готов к подобным испытаниям. Только недавно «Коммерсант» назвал меня одним из самых успешных молодых людей, сделавших карьеру уже в новом веке. И теперь газеты и журналы с удовольствием набросятся на мою историю, рассказывая о том, как пропал сожитель вице-президента компании. Нет, я не готов к откровенности. А с другой стороны – нужно было что-то делать. Мартин жил один, в Москве у него ни друзей, ни родственников. Подозреваю, что его самым близким другом был именно я. И именно поэтому обязан предпринять меры по его поиску. Мне очень не понравились пятна крови на полу в кухне. Откуда они здесь появились и что именно здесь произошло?

Подумав еще немного, достал телефон и набрал номер Эдуарда Георгиевича Мегрелидзе. Это был руководитель частной охранной фирмы, которая работала с нами. Мегрелидзе был бывшим старшим следователем по особо важным делам, проработавшим в структурах милиции больше двадцати пяти лет. К пятидесяти годам он вышел на пенсию и с помощью своих грузинских друзей открыл частную охранную фирму, которая работала с нашей компанией. Охраняли наших топ-менеджеров в различных поездках и обеспечивали охрану нашего здания. Его фирма выполняла еще и различные деликатные поручения, собирая для нас информацию о нужных людях, иногда даже организовывая наблюдение или прослушивание наших возможных компаньонов или конкурентов. Одним словом, это был человек, к которому можно было обратиться за помощью именно в подобных случаях. Кроме того, он по работе часто общался с Мартином, которому я и поручал подобные деликатные проблемы. Поэтому и решил обратиться именно к Мегрелидзе.

– Слушаю тебя, – сказал он с характерным грузинским акцентом. Он старше меня на одиннадцать лет, но мы уже давно перешли с ним на «ты».

– Эдик, у нас появилась проблема…

– Что случилось?

– Пропал Мартин.

– Как это пропал? – не понял Эдуард. – Позвони на мобильный или домой. Может, он где-то задержался?

– Мы договаривались с ним вместе поужинать, – пояснил я своему собеседнику, – он должен был приехать ко мне еще два часа назад.

Мегрелидзе знал о наших близких отношениях с Мартином. Мы иногда позволяли себе ужинать даже втроем. Обсуждали деликатные поручения, о которых я мог говорить с Эдуардом только в присутствии Мартина. В подобных случаях лучше не доверять посторонним.

– Где ты сейчас находишься? – сразу понял бывший следователь.

– У него дома. Я приехал к нему домой.

– Напрасно, – осуждающе произнес Мегрелидзе. – Если с Мартином что-то произошло, то в квартиру скоро приедут следователи. Может, он попал в аварию?

– Типун тебе на язык, – нахмурился я, – что ты такое говоришь? У него на кухне свежие пятна крови, и вся квартира перевернута, как будто здесь что-то искали.

– Это еще хуже, – рассудительно произнес Эдуард. – Закрой дверь и никого не впускай. Там замок у него надежный?

– Да, сейфовая дверь. Еще несколько лет назад поставили.

– Очень хорошо. Закрой дверь, я сейчас приеду. Продиктуй мне его адрес. Только никому не открывай. Ты меня понял, Нафис? Никому не открывай.

– Понял, понял. Конечно, понял. Я сам переживаю. Не понимаю, что с ним могло случиться. Врагов у него нет. На работе все в порядке. Как ты думаешь?

– Я пока ничего не думаю, – ответил Мегрелидзе, – мне нужно приехать и разобраться на месте. Ты никуда не уходи и не выходи. Я приеду через полчаса. Только, ради бога, ничего не трогай, чтобы не осталось твоих отпечатков пальцев. Хотя ты наверняка уже там наследил.

– А что мне было делать? Я приехал и долго к нему звонил. Ни мобильный, ни городской не отвечали. А вторые ключи лежали у меня дома. В голову лезли всякие глупые мысли. Может, он случайно поскользнулся и упал в ванной или на кухне. Может, вообще почувствовал себя плохо.

– Он жаловался на сердце?

– Нет, никогда. Ты же его хорошо знаешь. Ему только тридцать недавно исполнилось. Какие болезни сердца? Он был очень здоровый человек. Черт возьми! Почему я говорю «был». Он действительно здоровый молодой человек, в этом можешь не сомневаться.

– Не нервничай, – посоветовал Эдуард, – я уже выхожу из дома. Сиди спокойно и никому не звони.

– Может, нужно заявить в полицию? – несмело предложил я.

– И что ты им скажешь? – спросил Мегрелидзе. – Что пропал твой друг? А ты случайно оказался в его квартире? В таком случае тебя сразу спросят – откуда у тебя ключи. И какова степень ваших отношений. Ты готов к подобным расспросам?

– Нет, конечно. Но все равно нужно что-то делать.

– Именно поэтому я сейчас спускаюсь по лестнице, чтобы забрать свою машину и приехать к тебе. Ты успокойся и не нервничай. Мы вместе что-нибудь придумаем. Может, он просто куда-то поехал, а в его мобильном телефоне закончилась зарядка.

– Хорошо бы, – пробормотал я. – Но мне не нравится этот беспорядок в его квартире и пятна, похожие на кровь.

– Это еще неизвестно. Может, он пролил томатный сок, – попытался поддержать меня Эдуард. – Поэтому ты выбрось из головы плохие мысли и дождись меня. Только никому не звони и не выходи из квартиры. Это может быть опасно.

– Все понятно, – уныло пробормотал я, тяжело вздохнув.

Посидев еще немного на стуле, поднялся и вернулся в комнаты. Здесь что-то искали. Интересно, что именно могли искать у Мартина? Он не бедный человек, все-таки столько лет проработал в нашей компании. Но и не особенно богатый. Все его ценные вещи я знаю точно, так как сам дарил ему эти подарки. Его часы «Фридерик Констант», его машина «Фольксваген Пассат», его запонки от «Дюпона» с бриллиантами, даже его новый ноутбук от компании «Сони». Все – мои подарки. И новый телевизор, который стоит в углу, тоже купил ему я. В таком случае, что такого важного и нужного могли искать в его доме незнакомцы? И каким образом они попали в эту квартиру, у которой такая надежная дверь и три замка? Ведь я сам открывал замки, прежде чем войти в квартиру. От таких мыслей раскалывалась голова.

Вспомнил про звонок Тамары, с которого все и началось. Это женщина меня все-таки достала. Интересно, откуда она узнала о Мартине? Кто именно мог ей об этом рассказать? У меня в голове зрели какие-то фантастические, фантасмагорические версии. Ведь брат Тамары работал в каком-то управлении безопасности. Может, она с его помощью организовала похищение моего друга, чтобы потом обвинить меня в этом исчезновении… И снова потребовать денег. Чушь какая… Но откуда она узнала о Мартине? Нужно будет потом позвонить ей и выяснить. Это тоже достаточно важно. Значит, у меня на работе есть какая-то гадкая «крыса», которая сливает информацию посторонним людям. Нужно будет внимательно разобраться. Подошел к серванту, достал носовой платок и открыл сервант. Здесь в коробочке он хранил запонки, которые я подарил ему на тридцатилетие. Коробочки не было. Интересно. Неужели обычное ограбление? А куда они дели его труп? Господи, какие страшные мысли приходят в голову! Даже думать о подобном не хочется. Нет, он был достаточно крепкий парень, чтобы так просто сдаться. И его не смогли бы вытащить отсюда даже двое мужчин. А внизу во дворе всегда полно людей. И эти любопытные бабки сидят на скамейках. Нужно будет попросить Эдика прислать своих ребят и опросить всех соседей. Кто-то наверняка видел, что именно здесь произошло. И с кем мог уйти Мартин. Или уехать.

Черт возьми. Почему я сразу не вспомнил о его машине. Ведь он ездит на своем автомобиле. Нужно просто проверить, где именно находится его машина и не попадала ли она сегодня в аварию. Достал телефон, набрал номер Эдуарда.

– Это снова я, – начал свой разговор с Мегрелидзе. – Ты знаешь, о чем я подумал. Во дворе нет его машины. У тебя же есть связи… Может, позвонишь в ГИБДД и выяснишь… Они наверняка знают. Может, он просто попал в аварию и его увезли в больницу?

– Возможно, – согласился Эдик, – только ты сам никуда не звони. Я сейчас позвоню в информационный центр и там все выясню. Это достаточно легко. Не беспокойся. Если машина попала в аварию, то у них есть сведения на этот автомобиль. Все аварии с человеческими жертвами сразу фиксируются.

– От этого мне не легче, – в сердцах произнес я. И снова перезвонил Мартину. Телефон был отключен. Я написал сообщение с призывом срочно откликнуться и послал на его номер. Молчание. Вернулся на кухню и устроился на стуле, дожидаясь приезда Мегрелидзе. Через минуту, уже не выдержав, позвонил своему секретарю.

– Таня, здравствуй, – быстро начал я, – сегодня все было в порядке? Никаких особых происшествий?

– Добрый вечер, – несколько удивленно произнесла молодая женщина. – Я ушла в половине седьмого. Все было в порядке, Нафис Закирович. Только уборщица у нас упала на лестнице и сломала руку сегодня днем. Мы вызвали «Скорую». Я забыла вам об этом рассказать.

– Да, конечно. Это самое важное, что случилось в нашем офисе за весь день, – недовольно пробормотал я. – Больше никто и ничего не сломал?

– Нет, – рассмеялась Таня, – а почему вы интересуетесь?

– У меня плохое предчувствие. Я ведь поехал на встречу в пять часов. Ты не знаешь, когда уехал Мартин?

Татьяна замерла на секунду. Только на одну секунду. Но мне этого было достаточно. Она не любила моего молодого друга. Татьяне около тридцати, и она одна воспитывает сына после развода с мужем. Сыну уже восемь лет. Наверное, молодая и достаточно симпатичная женщина часто ревновала Мартина ко мне, так как понимала, что могла бы занимать его место и пользоваться моим расположением. В этом случае она носила бы совсем другие наряды и приезжала на работу в том самом «Фольксвагене», на котором ездил Мартин. Конечно, Таня знала или догадывалась о наших отношениях. Поэтому секундная пауза была более чем выразительной.

– Не знаю, – отрывисто произнесла Таня, – он мне не сообщал. Но в половине седьмого, когда я уходила, его машины уже не было на стоянке.

– Почему ты уверена? – спросил я. – Наша стоянка находится во внутреннем дворе, а ты обычно идешь к станции метро совсем в другую сторону. Или ты специально заходишь на стоянку, проверяя, какие машины остались, перед тем как уйти?

– Нет, – снова рассмеялась Татьяна, – я не хожу к станции метро. Меня иногда подвозит Вазген Тигранович. Вы разве не знаете?

Свято место пусто не бывает. Вазген Тигранович Екимян – наш главный экономист. И достаточно молодой вдовец, ему около сорока пяти. Солидный, усатый, с брюшком… И такой человек мог понравиться Татьяне. Он старше нее почти вдвое. С другой стороны, очень хорошо зарабатывает и два года назад потерял в автомобильной аварии супругу. Осталось двое детей-подростков. Конечно, ему нужна женщина, а Татьяне нужен надежный тыл. Все правильно. Все так и бывает. Хотя неприятно слышать, что твоего собственного секретаря возит домой другой мужчина. Но здесь виноват ты сам. Если не уделяю достаточного внимания этой молодой женщине, то, разумеется, она готова принимать подобные знаки внимания от другого мужчины, который кажется ей в таком случае более надежным.

– Я не знал про Вазгена Тиграновича, – пробормотал я Татьяне, – что он отвозит тебя домой.

– Не всегда, – поправилась Таня. – Только по пятницам, как сегодня, когда он едет на дачу. Я живу как раз по пути. Мы обычно заезжаем за его мальчиками, а потом он оставляет меня у дома.

– Сколько лет его мальчикам?

– По девять. Он поздно женился. Они близнецы, – почему-то решила сообщить мне Татьяна.

– А твоему сколько?

– Уже восемь, – с гордостью сообщила она.

– Ты их познакомила?

– Зачем? – удивленно спросила она. – Зачем я должна их знакомить?

– Они почти ровесники. Им было бы интересно.

– Не думаю, – ответила Татьяна, – во всяком случае, ничего подобного Вазген Тигранович не предлагал.

– Понятно, понятно. Значит, машины Мартина в половине седьмого на стоянке уже не было?

– Нет, не было.

– Хорошо. Спасибо. А как там наша уборщица, жива?

– Да. Я потом узнавала. У нее, оказывается, не перелом, а сильный ушиб. Но сначала мы все думали, что она сломала руку.

– Это очень прискорбно, – пробормотал я, отключаясь.

В этот момент в дверь позвонили. Я подошел и посмотрел в глазок. Это был Эдик в своей черной куртке и в кепке. Гладко выбритое лицо, тонкие губы, черные брови, словно он их красит. Хотя это была единственная растительность у него на лице. Я открыл дверь и, посторонившись, пропустил его в квартиру.

– Вот здесь он жил, – сообщил я приехавшему Эдику.

Тот понимающе кивнул и прошел в комнаты. Несколько минут осматривал все вокруг, затем прошел на кухню. Увидел засохшие пятна и, наклонившись, начал внимательно их рассматривать. Затем поднял голову.

– По-моему, это кровь, – почти убежденно произнес Мегрелидзе, – во всяком случае, очень похоже. Нужно будет провести тщательную экспертизу. Какая у него была группа крови, ты случайно не знаешь?

– Конечно, знаю. Вторая положительная.

– Так-так… – Эдик рассматривал пятно с таким видом, словно мог определить группу крови по этим следам.

– Тоже мне, Шерлок Холмс, – недовольно пробормотал я. – Нужно было вызвать полицию…

– Пока не нужно, – возразил Мегрелидзе, возвращаясь в гостиную. Он постоял на пороге, еще раз осматривая все вокруг. – Здесь были чужие, – убежденно произнес Эдик, – это сразу чувствуется. И здесь явно что-то искали. У него были какие-то ценности или важные документы?

– Какие ценности? Только запонки, которые ему подарили на юбилей. Ничего особенного. Телевизор не вынесли, ноутбук не забрали. Нет, ничего ценного…

– И тем не менее кто-то залез к нему в квартиру, – напомнил Эдуард, – и после этого Мартин исчез.

Мы вернулись на кухню. Я сел на свое место. Эдик продолжал стоять.

– Что делать? – спросил я у него.

– Я уже позвонил своим знакомым в ГИБДД, – сообщил Мегрелидзе, – сейчас мне перезвонят. И заодно уточним по всем моргам и больницам, куда он мог попасть.

Я невольно вздрогнул. Только этого не хватало! Бедный Мартин, что с ним могло случиться? Может, он торопился ко мне и действительно попал в аварию. Какое несчастье! Бедный мальчик! И в этот момент позвонил городской телефон. Звонок был резким и неожиданным. Эдуард взглянул на меня. Телефон продолжал звонить. Он показал мне на телефон, чтобы я ответил. Мне пришлось снова доставать носовой платок и поднимать трубку.

– Алло, – сказал я, – говорите. – Вас слушают.

На другом конце повесили трубку. Эдуард достал свой аппарат и набрал какой-то номер. Затем спросил у невидимого собеседника:

– Есть какая-нибудь информация по нашему вопросу? Да, я понимаю. Спасибо.

Он убрал телефон в карман. Посмотрел на меня.

– Ничего, – сообщил Эдуард, – никаких аварий с участием «Фольксвагена» сегодня в городе не зафиксировано.

– Это еще хуже, – устало пробормотал я, – такая зловещая неопределенность.

И в этот момент снова позвонил городской телефон.

Глава 4

Нафис Давлетгаров пошел в четвертый класс уже в московскую школу. Сначала ему сложно было привыкать к новым товарищам. В казанской школе все были соседи и друзья, он сидел за одной партой с Аслией, и все было понятно и просто. Учителя знали его родителей и старших сестер, а директор школы была даже дальней родственницей матери его отца. Но в Москве все было иначе. Его посадили рядом с мальчиком, который недовольно покосился на своего нового соседа и сразу его невзлюбил. Дети в отличие от взрослых почти сразу чувствуют истинное отношение к себе со стороны сверстников. Может, потому, что они еще не сумели пройти в полной мере школу лицемерия, когда, ненавидя человека, улыбаешься ему при встрече, когда, презирая коллегу, расточаешь комплименты в его адрес.

Немного позже Нафис узнал, что Славик, так звали его одноклассника, оказавшегося с ним за одной партой, был обижен на новичка именно потому, что тот оказался рядом с ним. Раньше там сидела девочка, которую пересадили за первую парту. Ее звали Марта, и она носила очки, поэтому классный руководитель решила пересадить ее к доске поближе. Нафис достаточно быстро узнал, что Марта дружила со Славиком с первого класса. И тот считал нового одноклассника виновником разлуки.

Конечно, не все сразу устроилось. Мальчикам трудно бывает вжиться в чужую среду. Одноклассники встретили новичка достаточно настороженно. Нафису дважды пришлось драться, едва он попал в этот класс. Сначала со Славиком, которого он сумел побить, а потом и с Робертом, который побил его. Роберт был самым сильным мальчиком в классе и занимался плаваньем. Казалось, что с обоими одноклассниками у новичка будут плохие отношения, но после подобных стычек отношения пришли в норму, и ребята даже стали друзьями.

Только через много лет Нафис поймет, что тот, кто тебя побил, никогда не будет так ненавидеть поверженного соперника, как тот, которого побил ты.

В общем, притирание проходило достаточно сложно. Хотя учился он неплохо. Не на круглые пятерки, в первое время было достаточно сложно привыкать к строгим требованиям московских педагогов – в Казани все было гораздо легче. Но четверки и пятерки у мальчика появлялись достаточно регулярно. Сказывался и строгий контроль его матери, которая проверяла знания и дневники сына. А заодно пыталась контролировать и Валиду, которая поступила в театральное училище. У нее появились новые друзья. Молодые ребята и девушки иногда заходили к ним домой, поражаясь огромными размерами их квартиры. Товарищами Валиды были в основном провинциальные студенты, которые поступали в театральное училище со всего бывшего Союза.

Это время через несколько лет назовут застойным. На самом деле это были последние годы относительно спокойной жизни. Уже на следующий год, в ноябре восемьдесят второго, умер генсек Брежнев, правивший страной восемнадцать лет, и начались перемены. Они начали нарастать, чтобы вылиться потом в крушение великой страны и потрясения, от которых общество и государство еще долго не могли оправиться.

Семья Давлетгаровых жила так же скромно, как и многие высшие чиновники того времени. В хороших пластиковых пакетах им приносили домой заказы из правительственного магазина. Почему-то на сметане и твороге стояли завтрашние даты, и мать всегда шутила, что они едят еще не приготовленную – завтрашнюю сметану. Отец недовольно хмурился, но старался не комментировать подобные замечания. Цены в этом магазине были не просто низкими, они были смехотворными по понятиям даже начала восьмидесятых. И это в то время, когда во многих областях и республиках уже вводили талоны на мясо и масло.

Семью прикрепили к специальной секции в универмаге, где они могли приобретать дефицитные зарубежные товары – от парфюмерии до одежды. И еще было закрытое ателье, где подобные небожители могли заказывать и выбирать нужную одежду и обувь. Причем для всей семьи. Нужно отметить, что Закир Давлетгаров и его супруга были людьми достаточно скромными и не избалованными различными подношениями, хотя дорогие подарки им, конечно, делали и в Казани, и в Москве. Это был своеобразный ритуал того времени.

Обитатели дома на Грановского даже в страшных снах не могли подумать о размерах хищений, о смутном времени, когда дорвавшиеся до руководящих постов младшие научные сотрудники, фарцовщики, валютчики и бывшие торговцы цветами неожиданно станут миллиардерами. Единственное, в чем не отказывал себе Давлетгаров-старший, – это иностранные сигареты, которые он беспрерывно курил. Иногда до двух пачек в день.

В следующем году вся семья поехала на каникулы в Казань, где их встретила очень повзрослевшая и похорошевшая Дания. Ей было уже двадцать лет. И у нее появился молодой человек, который все время дежурил у их дома. Все закончилось тем, что Дания представила его своим родителям. Молодой человек учился вместе с Данией в медицинском институте и был сыном известного казанского хирурга – главного врача больницы. Родители одобрили этот выбор старшей дочери, разрешив им встречаться.

Нафису исполнилось уже одиннадцать лет, и он чувствовал какие-то непонятные позывы, словно толчки изнутри. Его начали интересовать отношения Дании с ее парнем и появившиеся ухажеры Валиды, которые иногда приходили к ним домой. К этому времени он уже знал, откуда и каким образом рождаются дети. Хотя, узнав об этом в первый раз от Роберта, он просто не поверил. И, прибежав домой, с ужасом рассказал все своей матери. Ему казалось, что он просто обязан с кем-то поделиться. Она хмурилась, качала головой, понимая, что сын становится взрослым. В конце восемьдесят второго умер Леонид Брежнев. Казалось, что рухнула целая эпоха. Дети еще этого не понимали, но взрослые действительно переживали. Они помнили Сталина, который был объявлен тираном при Хрущеве. Самого Хрущева объявят волюнтаристом при Брежневе. К чести Андропова, он не стал клеймить своего умершего предшественника, попытавшись провести хотя бы минимальные реформы. Но судьбой ему был отпущен только очень небольшой срок, за который он ничего не успел сделать. Когда умер Андропов, взрослые тоже переживали. Когда умер Черненко, просто опускали взгляд… Всем надоела эта «пятилетка» похорон.

С приходом Андропова все стало гораздо строже. Говорили, что начались проверки даже в кинотеатрах и парикмахерских, где выясняли, почему клиенты находятся в рабочее время в этих заведениях. В восемьдесят четвертом Нафису было уже тринадцать лет, когда Дания, оканчивающая медицинский, позвонила из Казани и сообщила, что молодой человек, с которым она встречалась, сделал ей предложение. Мать сразу вылетела в Казань, чтобы быть рядом с дочерью. Эту новость обсуждали в семье. Отец и Валида говорили вполголоса, чтобы не разбудить Нафиса. Он не спал и все слышал. Мальчик всю ночь думал о том, что Дания теперь будет жить с мужем. И каким образом они смогут сделать своих детей. Ему было страшно об этом думать. Ведь к этому времени он уже точно знал, откуда берутся дети. Ночью, во сне, были какие-то неясные образы, кошмары, которые мучили мальчика все последнее время. Словно пробуждающаяся неведомая сила непонятным образом давила на его сознание. И однажды произошло то, что рано или поздно происходит с каждым мальчиком. Он даже не совсем понял, как именно это случилось. Но несколько ночей подряд Нафис пачкал простыню и одеяло какой-то липкой жидкостью, выходившей из него, когда он засыпал. Ему было стыдно и неудобно. Больше всего он боялся, что об этом узнает отец или Валида, хотя у него была своя отдельная комната. Непонятные пятна стали появлялись у него на трусах, которые он регулярно менял по утрам. А через несколько дней, лежа в своей постели, когда никого не было дома, он дотронулся до напрягшегося отростка, который неожиданно обрел такую плотность. И тогда произошел непонятный взрыв. Словно его толкнули изнутри. На руках у него оказалась какая-то мутноватая жидкость. И он действительно перепугался. Просто испугался, не понимая, что именно с ним происходит. Было страшно, но приятно. Потом он отправился в ванную и долго стоял под душем. В школе его, конечно, просветили, подробно рассказав о том, что именно с ним случилось.

Им было стыдно признаваться друг другу, но почти каждый из них занимался рукоблудием, собственно, как и все остальные мальчики. Нафис и его одноклассники не могли знать, что через подобные «опыты» проходят практически все подростки. Сдержаться, проявлять выдержку, уберечься от подобного практически невозможно – настолько мощная сила выталкивает из вас эту энергию.

В четырнадцать лет Нафис узнал многое. У Роберта отец работал заместителем министра внешней торговли, и когда родители отсутствовали, сын приглашал товарищей смотреть видеофильмы… Иногда их даже пугала подобная откровенность, когда они видели не только интимные сцены, но и поражающие воображение извращения, о которых они даже не могли подумать.

К этому времени появились первые прыщи на лице, и Нафис начал засматриваться на девочек. Ему вообще всегда легче было с ними, чем с мальчиками, сказывалась его жизнь в окружении женщин – бабушек, матери, двух старших сестер. Но никаких встреч с противоположным полом в тринадцать-четырнадцать лет у него, разумеется, не было. А потом произошла встреча со старшим братом Роберта. Его звали Витольд. Такое непонятное имя, хотя Нафис знал, что их мать была родом из Литвы. И Витольдом мальчика назвали в честь ее дедушки. Витольду было уже двадцать два года, а его младшему брату и Нафису только по четырнадцать.

Роберт в очередной раз пригласил мальчиков к себе домой. В этот раз он решил пригласить и девочек. Совместный просмотр по-своему возбуждал всех участников подобного зрелища. Витольд, столкнувшийся с ними при выходе из квартиры, только рассмеялся и, кивнув всем на прощание, пошел к кабине лифта. Он был художником, уже закончившим к этому времени свое образование.

Когда он входил в кабину лифта, то обернулся и посмотрел на Нафиса, улыбнулся еще раз. Почему-то это не понравилось его младшему брату, и он, больно толкнув своего товарища, зло прошептал, чтобы тот скорее заходил в квартиру. Витольд носил длинные волосы и обтягивающие джинсы. Со стороны его можно было принять даже за молодую женщину.

Через две недели, когда Роберт снова пригласил мальчишек, Витольд неожиданно появился в квартире. И снова улыбнулся всем, подмигнув Нафису. А еще через несколько дней неожиданно сам позвонил подростку и сообщил, что им привезли новый фильм и он приглашает Нафиса домой. При этом он попросил ничего не говорить своему младшему брату. Нафис долго думал, но решил ничего не говорить Роберту. Он помнил, как тот больно толкнул его, когда старший брат улыбнулся гостям.

Витольд принял его в квартире и поставил видеокассету. На этот раз события в ней превосходили всякое воображение подростка: двое мужчин самозабвенно предавались ласкам, показанным во всех подробностях. Нафис сидел на диване ошеломленный. Появился Витольд, который был в халате, надетым на голое тело. Во время просмотра он сидел рядом с гостем, поглаживая его колено, а когда фильм почти закончился, он наклонился и поцеловал мальчика в ухо. Нафис испуганно отпрянул и быстро поднялся, пояснив, что его уже ждут. Витольд, улыбнувшись, пообещал еще одну кассету, если Нафис придет в субботу, когда родители и Роберт уедут на дачу. Нафис пообещал, твердо решив больше здесь не появляться. Он был испуган поведением старшего брата своего одноклассника.

Но когда Витольд позвонил в субботу после занятий, Нафис пошел на встречу, уже понимая, что Витольд имеет на него какие-то свои интересы. Подросток боялся признаться даже самому себе, что ему нравился этот взрослый парень, его поглаживания, запах его парфюма, улыбка, общение с ним. Он чувствовал себя почти взрослым, ведь такой человек, как Витольд, общался с ним почти на равных.

В этот раз все было также достаточно откровенно и ужасно. Мальчик чувствовал, как сильно бьется у него сердце, когда на экране разворачивались сексуальные оргии. Сидевший рядом Витольд, который снова был в халате, продолжал поглаживать колени мальчика, постепенно поднимаясь наверх. И щекотал его своим дыханием, целуя ему уши.

В какой-то момент он увлекся, и рука оказалась в неподобающем месте. Но он действовал так нежно и мягко, что Нафис не хотел даже вырываться. Он продолжал смотреть фильм, пока Витольд не расстегнул ему брюки. Нафис замер, он не знал, что теперь будет, когда Витольд наклонился к нему. Дальше было очередное потрясение. Это было невероятно приятно и невероятно страшно. Он даже застонал от боли, удовольствия и ужаса. Нафису было хорошо и стыдно одновременно. Он все-таки ушел из этого дома через полчаса, снова поклявшись никогда здесь не появляться.

И снова нарушил свою клятву уже через неделю, когда Витольд позвонил в очередной раз. Вспоминая свое поведение через несколько лет, Нафис признавался сам себе, что прекрасно понимал происходящее. Но ему нравилось смотреть эти фильмы, было приятно общаться с Витольдом, и его самолюбию льстило общение со взрослым парнем. Когда он появился в этом доме в очередной раз, Витольд, уже не стесняясь, снял халат, предложив вместе лечь в кровать. Нафис некоторое время колебался, но удовольствие, которое ему доставлял Витольд, пересилило страх. Он заставил себя раздеться и улечься в кровать рядом с этим молодым человеком. В первые двадцать минут ему было даже приятно. Витольд гладил и целовал мальчика. А затем…

Нет, это было не очень больно. Но достаточно неприятно, так как Нафис пытался вырваться, сопротивлялся. Но он не смог ничего сделать. Витольд был гораздо сильнее и старше его. И моральное падение, о котором так любят говорить строгие блюстители нравов, произошло. Хотя если вспомнить, Древнюю Грецию, то там считалось в порядке вещей подобное образование, и педагоги даже поощряли связи между мальчиками. Примеры Александра Македонского и Юлия Цезаря, никогда не скрывавших подобных связей, достаточно показательны. Гомосексуальное обучение было естественным и не считалось чем-то предосудительным. Но больше в этом доме Нафис не появлялся, хотя Витольд еще дважды ему звонил.

В восемьдесят седьмом году, когда Нафису было шестнадцать лет, Роберт и Слава предложили отправиться к женщинам. Роберт уже был с ними в связи два раза и хвастался, что знает о женщинах все. Разумеется, другие мальчики тоже лгали, рассказывая друг другу невероятные истории, хотя ни один из них не был никогда с женщиной. Они даже не представляли, как это бывает. Роберт привел их в какую-то квартиру, где мальчиков ждала женщина лет сорока пяти. Позже они узнали, что это была бывшая актриса цирка, подрабатывающая подобным образом. Роберт храбро пошел первым, двое других терпеливо ждали в соседней комнате. В общем, все было как и бывает обычно в подобных случаях, когда первый сексуальный контакт происходит с женщиной легкого поведения. Через несколько минут, когда из спальной начали доноситься стоны Роберта, Слава просто испугался и сбежал. Как потом выяснилось, Роберт нарочно стонал, чтобы показать, насколько велико его удовольствие. Он видел подобное поведение в одном из тех фильмов, которые прятал от него старший брат. Нафис терпеливо ждал. После общения с Витольдом он твердо решил, что просто обязан встретиться с женщиной и понять разницу.

Роберт вышел из спальни и кивком головы пригласил Нафиса войти в комнату.

Женщина лежала, прикрывшись простыней. Увидев мальчика, сразу поняла, что это будет его первый сексуальный контакт. И поэтому улыбнулась, подозвав его к себе. Он разделся…

Воспоминание о первом сексуальном контакте преследовало его достаточно долго. Было очень неприятно и даже противно. Никакого удовольствия он не получил. Ничего, кроме отвращения к этому бесформенному куску мяса и к этой опытной женщине, которая и не собиралась ему особенно помогать. Она только лениво посоветовала воспользоваться презервативом, который мальчик долго не мог надеть. А когда надел, то почувствовал себя так, словно был в резиновых сапогах. Может, поэтому он и не ощутил никакого удовлетворения, не получил никакого удовольствия.

Нафис поклялся никогда больше не встречаться с женщинами и вообще не жениться. Спустя несколько дней узнал, что Славик все-таки вернулся в тот дом сразу после их ухода и тоже получил свое первое «посвящение». Ведь Роберт оплатил услуги всех троих. Причем Славе тоже не особенно понравилось в этой спальне. После подобного «свидания» Нафис несколько месяцев не мог даже подумать о встречах с женщинами. С Витольдом было гораздо интереснее и приятнее. И только в следующем году, когда юноши уже оканчивали школу, они оказались в одном из тех модных кафе, которые открылись в середине восьмидесятых, где Нафис познакомился с Соней. Ей было двадцать четыре, ему только семнадцать. Конечно, ее интересовали только деньги, причем желательно в иностранной валюте. Впервые в жизни Нафис взял без разрешения из сейфа отца пятьдесят долларов. Отец хранил в сейфе свои командировочные, среди которых были и долларовые купюры. Он довольно часто выезжал в командировки по служебным делам за границу. Нафис отнес деньги Соне. Второе свидание получилось гораздо интереснее и приятнее. Может, потому, что Соня была старше его. А может, к тому времени он просто повзрослел. Но ему так понравилась эта встреча, что еще через неделю он снова забрал очередные пятьдесят долларов и отправился к Соне. Это свидание оказалось еще более приятным. Теперь он уже не терялся. А она, в свою очередь, поняв, что у этого мальчика есть возможности оплачивать ее услуги в иностранной валюте, проявила к нему повышенный интерес. Пятьдесят долларов в конце восьмидесятых были очень большими деньгами.

В восемьдесят восьмом Дания родила мальчика, которого назвали Галибом. Нафис окончил школу. Окончил ее совсем неплохо – получил только четыре четверки. Отец предложил ему поступать в Московский государственный университет на юридический факультет. К этому времени во главе страны и партии стоял другой выпускник МГУ – Михаил Сергеевич Горбачев, который лично знал Закира Давлетгарова еще по студенческим годам. И Нафис послушно отнес документы в этот университет.

На вступительных экзаменах он получил две пятерки и две четверки. Ректору, конечно, позвонили и сообщили, кто именно будет поступать. И разумеется, экзаменаторы относились ко нему с гораздо большей симпатией и снисхождением. Это был последний год, когда должность отца чего-то стоила. Уже со следующего года подобных отпрысков знаменитых фамилий начали с удовольствием резать на экзаменах, иногда даже нарочно заваливая подобных «мажоров», как их называли в Москве. Как бы там ни было, но в семнадцать лет Нафис стал студентом одного из лучших вузов не только Москвы, но и всей большой страны. Хотя в стране уже проходили не очень позитивные перемены.

Уже на первом курсе он познакомился с Жанной с четвертого курса. Она приехала из Латвии. Возможно, на нее произвела впечатление отцовская «Чайка», на которой Нафис однажды с шиком приехал за ней. Хотя отец категорически возражал против подобных заимствований его служебного автомобиля. К этому времени уже началась критика «зарвавшихся чиновников и партократов». Все время говорили об их привилегиях. И Нафис договаривался с водителем, чтобы тот ничего не сообщал отцу.

Еще в восемьдесят втором отцу выделили довольно просторную двухэтажную дачу, куда он обычно выезжал вместе с семьей. Но после рождения внука супруга ушла с работы из авиационного конструкторского бюро, где достаточно успешно работала и даже получила вместе с группой своих коллег Государственную премию. Она теперь разрывалась на два города, чаще оставаясь в Казани. А отец не любил ездить на дачу без жены. Что касается Валиды, то она вообще переехала жить в однокомнатную кооперативную квартиру, которую купили родители, и теперь принимала там своих друзей и приятелей. С восемьдесят пятого года она работала в Театре имени Маяковского. И даже успела сняться в двух кинофильмах, правда, очень неудачных. Но в конце восьмидесятых вообще было мало хороших фильмов.

Именно поэтому Нафис чаще всего ездил на дачу один, хотя так и не смог уговорить отца купить ему машину. Но его друзья готовы были с удовольствием отвозить друга на дачу, если Жанна приглашала с собой кого-то из своих подруг, благо дача была многокомнатной и двухэтажной. Так получилось и на этот раз. У Славика был автомобиль «Жигули», который принадлежал его отцу. Тот из-за инфаркта на время отказался от машины, передав ее сыну. Жанна пригласила свою подругу, и они вчетвером отправились на дачу. Сторож, охранявший дачу, был отпущен домой… Выпили достаточно много, а потом разошлись по комнатам. У Жанны были небольшие груди, коротко остриженные волосы. Нафис вспомнил Витольда, про которого говорили, что он сам напоминал женщину. Жанну тоже можно было принять за подростка-мальчика. Правда, она была раскованной и уже имевшей достаточно большой опыт. А Нафис первый раз в жизни встречался с женщиной, которой не платил деньги за ее услуги. Все прошло очень неплохо. Они почти не спали в эту ночь и тянулись друг к другу снова и снова. Три или четыре раза в эту ночь ему удалось проявить себя с лучшей стороны. Утром за завтраком Слава торжественно пообещал всегда отвозить ребят на эту дачу, когда они захотят. Подруга Жанны, Люся, понравилась ему так сильно, что в следующие несколько лет он встречался только с ней. У них в эту ночь тоже все было в порядке. Они позавтракали и отправились обратно в Москву. После этой ночи Нафис еще несколько раз встречался с Жанной. К лету восемьдесят девятого у него появилась новая знакомая – Тамара, которая училась в Московском институте международных отношений. Ее отец был послом в одной из небольших европейских стран. И Тамара жила вместе с бабушкой и дедушкой, пока родители работали за рубежом. Они познакомились у соседей, когда Валиду и ее брата пригласили туда на очередное семейное торжество. Соседом в доме на Грановского был заместитель министра иностранных дел, с которым дружил отец Тамары. Девушка сразу понравилась Нафису, а он понравился ей. К тому же выяснилось, что у Тамары мать тоже украинка, как у Нафиса. Они встречались все лето, пока он не решился пригласить ее на дачу. В первый раз она отказалась, во второй раз приехала и после выпитого кофе сразу решила уехать. А в третий раз наконец осталась на даче, сообщив бабушке, что собирается ночевать у подруги. И у них все получилось просто замечательно. Это было лето восемьдесят девятого, когда Нафис и Тамара перешли на второй курс. Мир, казалось, принадлежал им. Но теперь начались политические игры, которые сказались и на их судьбах, и на судьбах их родителей. Все началось в мае восемьдесят девятого, когда на всю страну и весь мир начались трансляции заседаний Съезда народных депутатов. С этого момента все изменилось. И не всегда в лучшую сторону.

Глава 5

Раздался телефонный звонок, и мы оба посмотрели на аппарат. Было достаточно поздно, кто может звонить… Я взглянул на Мегрелидзе и снова снял трубку:

– Слушаю вас.

– Здравствуйте, – сказала неизвестная женщина после некоторого колебания, – вы можете позвать к телефону Мартина?

– Он сейчас занят, – ответил я, тоже немного замешкавшись. Эдуард утвердительно кивнул…

– Все равно позовите, – потребовала неизвестная женщина.

– Не могу, – ответил я, уже обретая некоторое равновесие, – он сейчас в ванной комнате, купается. Кто это говорит?

– Его знакомая. А с кем я разговариваю?

Час от часу не легче! Какая знакомая может быть у Мартина? Мне казалось, что я знаю о нем практически все.

– Это его друг, – сдержанно ответил я, – но вы не представились.

– Мое имя не имеет никакого значения, – парировала она, – мне срочно нужен Мартин. Передайте ему трубку.

– Не могу. Ему не нравится, когда кто-то входит в ванную. Можете сказать мне все, что хотите ему передать.

– Передайте, что ему звонили, – почти ультимативно потребовала она, – пусть он мне срочно перезвонит. Он знает, кому звонить.

– Может, вы хотя бы скажете, куда звонить?

– Он сам догадается, – незнакомка отключилась.

– Какая-то шизофреничка, – недовольно произнес я, положив телефонную трубку на аппарат, – не хочет даже называться. Нервная особа, которая требует срочно найти Мартина. Нужно проверить, откуда звонила эта ненормальная.

– Проверим, – пообещал Эдуард, – ты, самое главное, не волнуйся. Нужно спокойно во всем разобраться.

– В чем разбираться?! – взорвался я, уже не сдерживаясь. – Пропал мой друг, который должен был мне перезвонить. Нет ни его самого, ни его автомобиля. Он не отвечает на звонки, его мобильный выключен, в его квартире все перевернуто вверх дном, а на кухне пятна крови на полу. Как я еще должен реагировать? Может, ты мне подскажешь?

– Прежде всего не психовать, – посоветовал Эдуард, – и быстро отсюда уехать. Я сам позвоню в полицию и расскажу им, что у меня были его ключи. Хотя нет, так не получится. Ты ходил по квартире, и везде есть твои отпечатки пальцев. Правильно?

– Не везде. Я не идиот. Когда смотрел в его серванте, то достал носовой платок. А почему ты спрашиваешь?

– Будем вызывать полицию, – решил Мегрелидзе. – Если все так плохо, то нужно будет их предупредить. Пусть приедут и поработают на месте. И тогда тебе необязательно прятаться. Только с одним условием. Сообщим им, что приехали сюда вместе, иначе у них будет слишком много ненужных вопросов к тебе. А я все-таки бывший следователь.

– Звони, – кивнул я ему, – пусть срочно приезжают. И нужно найти его автомобиль. Это ведь не часы и не браслет, чтобы его могли спрятать и унести в кармане. Его машина была оборудована специальным противоугонным сигналом, по которому можно обнаружить «Фольксваген».

– Мы все сообщим полиции, а я позвоню еще и в следственный комитет. Хотя сразу возбуждать уголовное дело никто не будет. Еще не доказано, что он исчез в результате чего-то противозаконного. Может, он просто порезал палец на кухне и поехал куда-нибудь с друзьями за город, а на его телефоне просто закончилась зарядка.

– Ты уже во второй или в третий раз говоришь одно и то же, – напомнил я ему. – Только учти, что у него не было близких друзей, кроме меня. И ни на какие дачи за город он без меня не ездил.

Эдик один из немногих людей, знающих о наших отношениях с Мартином. Он достал телефон и набрал номер полиции. Затем достаточно долго кому-то объяснял, что именно здесь произошло. Я сидел на стуле и терпеливо ждал, пока он закончит говорить. Думал про даму, которой Мартин должен срочно перезвонить.

Мне всегда казалось, что я знаю об этом молодом человеке практически все. Его мысли, его планы, его друзей, даже его расходы. И этот непонятный звонок какой-то экзальтированной дуры. Неприятно думать, что он мог встречаться с какой-то дамочкой. Настолько противно, что меня даже передернуло от отвращения. Хотя я сам далеко не ангел и позволял себе увлекаться, в том числе и женщинами.

Еще размышлял над своими чувствами. Нет, я не могу сказать, что являюсь чистым адептом только мужской любви и дружбы. Все-таки у меня было в жизни достаточно много женщин. Был женат, и у меня есть уже взрослая дочь. Но встречи с женщинами не шли ни в какое сравнение с мужской дружбой.

Встречи с женщинами были всего лишь экзотическим отдыхом, который я иногда себе позволял, чтобы поддерживать свое реноме. Хотя среди женщин встречались и такие, которые мне действительно нравились. Но это всего лишь обычное развлечение. В этих встречах все понятно. Я агрессивная сторона, а женщина сторона пассивная. Какие бы позы ни принимали, нам не изменить этого непреложного закона, на том простом основании, что первый – мужчина, а вторая – женщина.

А вот встречи двух мужчин – это совсем другое дело. Здесь идет постоянное соперничество, острое чувство сопереживания и страсти одновременно. Когда ты и агрессивная и пассивная сторона одновременно. И в любую секунду все может измениться. Когда вы равны, одинаково опасны и одинаково желанны. Может, поэтому любой из нас, испытавший близость с мужчиной, уже не может променять его на стандартные встречи с женщинами, когда все пресно и совсем не интересно. Но куда пропал Мартин? Что с ним могло произойти и кто эта идиотка, которая так настойчиво его искала?

Эдик закончил говорить и убрал телефон в карман.

– Сейчас они приедут, – сообщил он мне, – будут здесь минут через двадцать. Пусть проведут тщательный осмотр, может, в квартире есть и другие отпечатки пальцев, кроме наших с тобой. У него могли быть какие-нибудь финансовые проблемы?

– Какие проблемы? – поднял я голову. – Я его полностью обеспечивал. Ему достаточно было только попросить. Ты ведь все знаешь. Я все ему покупал. Все, что он хотел. Или почти все.

Я вспомнил, что Мартин одно время хотел машину «Мадзератти», но я отговорил его от этой безумной идеи. Любой посторонний сразу бы догадался, что у Мартина есть влиятельный и богатый друг, который делает ему подобные подарки. И тогда очень сложно было бы избежать ненужных слухов. Я сумел его уговорить и приобрести хорошую, но не настолько вызывающую машину. Кажется, он меня тогда понял.

– Нет. Никаких проблем, – убежденно произнес я. – В казино он не играл, никаких больших трат у него не было. И учти, что он получал у нас очень приличную зарплату плюс премиальные. Проклятье, я опять говорю о нем в прошлом времени. Это какое-то наваждение.

– Не нужно думать о плохом, – предложил Эдуард. – Будем его искать. У него могли быть враги или проблемы?

– Никаких…

Кому и зачем понадобилось убивать или похищать Мартина? У него не могло быть никаких врагов или недругов. Все его проблемы на работе я прекрасно знал. Да у него и не было никаких проблем, если появлялись вопросы, то я их сам достаточно быстро решал. Все-таки я непосредственно курировал именно юридическую службу нашей компании и знал абсолютно обо всем, чем именно занимался Мартин. Тогда получается, что я настоящий осел и ничего не знал о его личной жизни, даже несмотря на то, что он достаточно часто ночевал в моем доме и вообще в последние годы общался со мной ежедневно, даже по выходным дням. Кто была эта женщина, которая позвонила ему и так настойчиво хотела с ним поговорить? Конечно, полиция легко установит, кто именно звонил, но мне самому непонятно, кто это может быть. Откуда у него такая знакомая?

Знакомая. Я вспомнил, как сегодня звонила моя бывшая супруга, для того чтобы в очередной раз со мной поругаться. И говорила она… о Мартине. Точно. Она вспомнила его. Господи, в голову лезут разные нехорошие и дикие предположения. А если моя супруга и ее братец организовали похищение и убийство моего друга только для того, чтобы навредить мне! Из ненависти или мести. Нет, это слишком дикое предположение! При чем тут Мартин, если моей дочери исполнилось восемнадцать и я могу не платить им деньги на абсолютно законных основаниях. Тогда непонятно – почему именно сегодня моя бывшая супруга вспомнила о Мартине. Откуда она могла узнать о его существовании… И почему назвала его имя? Нужно было сразу спросить у нее – откуда она знает про Мартина? Может, позвонить прямо сейчас? Нет, неудобно звонить при Эдуарде. Он решит, что я окончательно сошел с ума. Звоню своей бывшей жене, чтобы узнать, куда она спрятала Мартина. Настоящий сумасшедший дом. Так нельзя. А как можно? Как найти своего молодого друга, который еще даже не успел нормально пожить. Ему только исполнилось тридцать лет. И получается, что именно я виноват в его смерти… проклятье, почему я все время думаю о его смерти? Я виноват в его исчезновении. Эдуард опять с кем-то разговаривает, переспрашивает. Затем снова убирает телефон в карман. Обращается ко мне.

– Я попросил проверить морги, – сообщил Мегрелидзе, – ничего нет. Все поступившие сегодня опознаны и идентифицированы.

– Ты меня успокаиваешь? Пусть найдут его машину.

– Уже позвонил. Будет лучше, если ты все-таки успокоишься и мы подождем приезда полиции. Они сами все быстро выяснят. У них гораздо больше возможностей, чем у меня.

Он не успел договорить, когда в дверь позвонили. Все-таки они приехали достаточно быстро – уже через четырнадцать минут. Эдик пошел открывать дверь. В квартиру вошли сразу трое. Двое мужчин и одна женщина. Одному из мужчин было лет сорок пять, другой был моложе лет на десять. Женщине тоже было не больше тридцати пяти. Я думал, что старший в группе – это тот, которому было уже сорок пять. Но он оказался всего лишь экспертом. На кухню прошла женщина, которая обратилась ко мне. Она была старшей группы. Совсем молодая особа, с собранными волосами и почти бесцветными глазами. Скуластое лицо, тонкие злые губы. Я так и не понял, какого цвета у нее глаза, когда она представилась.

– Майор Герасимова. Вера Максимовна. Это наш эксперт Волобуев, а это сотрудник уголовного розыска капитан Михаил Горобец. Вы родственник хозяина квартиры?

– Его друг. Меня зовут Нафис Давлетгаров, – я тяжело поднялся со стула.

– Что у вас произошло? – осведомилась она.

– Исчез хозяин квартиры, – пояснил вмешавшийся Эдуард. – Я звонил вашему полковнику…

– Это мы знаем, – перебила его Герасимова, – именно поэтому мы и приехали в таком составе. Насколько я поняла, вы бывший сослуживец нашего полковника. Эдуард Георгиевич Мегрелидзе. Все правильно, я не ошиблась?

– Правильно, – кивнул Эдик, улыбнувшись. Ему явно понравилось, что она помнит его имя. Очевидно, полковник был его хорошим знакомым. И именно ему он позвонил, вызвав группу оперативников. Нужно было еще предупредить полковника, чтобы его люди были немного любезнее и учтивее. Хотя чего я хочу от сотрудников уголовного розыска. Хорошо еще, что они так быстро приехали.

– Перейдем в гостиную, – предложила Герасимова – на кухне тесно.

Пришлось подняться и пройти в гостиную, где мы расположились за столом и на диване. Молодой сотрудник уголовного розыска остался стоять у входа в комнату, а эксперт тяжело опустился на диван.

– В нашей обычной практике нужно подождать три дня, прежде чем мы приступаем к поискам исчезнувшего человека, – напомнила майор, – вы ведь бывший сотрудник органов, господин Мегрелидзе, и должны знать это правило.

– Знаю. Но мой друг считает, что все не так просто, – пояснил Эдуард, – они должны были сегодня увидеться, однако исчезнувший хозяин квартиры не приехал на встречу и даже не перезвонил.

– И как вы оказались в чужой квартире? – уточнила Герасимова.

– У нас были ключи, – ответил Эдик, – мы звонили ему весь вечер, а потом решили сюда приехать. И подождать его здесь.

– Вы не находите странным, что у вас есть ключи от чужой квартиры? – спросила майор.

Я уже ненавидел эту худую стерву с ее бесцветным взглядом и дурацкими вопросами. Хотя Эдуард предупреждал меня, что все будет именно так.

– Не нахожу, – ответил я ей. – Дело в том, что мы коллеги, вместе работаем в одной компании много лет. Я вице-президент компании, а он заместитель начальника юридического управления. И он всегда оставлял свои ключи у меня, когда куда-то уезжал или отлучался.

– Почему вы думаете, что с ним что-то произошло? – спросила Герасимова.

– На кухне на полу есть пятна, похожие на кровь, – пояснил я этой амбициозной кретинке.

Она посмотрела на эксперта, тот поднялся и вышел из гостиной на кухню.

– Вы видите, что здесь побывали чужие, – Эдик показал на беспорядок, царивший в квартире. Он достал свой телефон и посмотрел на него. Затем добавил: – Мы считаем, что нужно как можно скорее приступить к поискам господина Рауда.

– Он мог уехать куда угодно, – недовольно сказала Герасимова. – Давайте немного подождем, а потом будем решать, что именно нам следует делать. Вы же профессионал, господин Мегрелидзе, и должны были объяснить своему другу, что официальные поиски исчезнувшего человека начинаются только через три дня после его исчезновения.

– А если человеку нужна срочная помощь? – вмешался я в этот нелепый разговор. – И не забывайте, что я его руководитель, который курирует их управление. Он должен был предупредить меня о своем отъезде.

– Сегодня вечер пятницы, – возразила майор. – Любой человек имеет право уехать на уик-энд куда угодно. Или в вашей компании заставляют людей работать и в выходные дни?

– Нет, не заставляют. Но мы с ним были близкие друзья. – Она меня очень раздражала своими разговорами и своим видом. Одетая в черную водолазку, какую-то нелепую куртку, которую не сняла, даже войдя в квартиру, и темные брюки.

– Он исчез вместе со своей машиной, – вмешался Эдуард. – Я уже звонил в госавтоинспекцию – там ищут его автомобиль, но пока безрезультатно.

– Я тоже позвоню, – решила Герасимова – И думаю, что мы сумеем найти вашего друга. Может, он сейчас сидит в каком-нибудь ресторане с девушкой, а мы только теряем время.

При этих словах мы с Эдуардом не смогли скрыть своих улыбок, переглянувшись. От нашей гостьи не укрылись эти улыбки и переглядывания.

– Он не любит женщин, – догадалась она – И поэтому вы так беспокоитесь?

Эдуард снова посмотрел на меня. На такие вопросы должен был отвечать именно я.

– Не любит, – глухо ответил я, не собираясь вдаваться в подробности.

Тоже мне, сыщик в юбке. Какое ее собачье дело, кого именно он любит. Сейчас не советские времена, когда в уголовном кодексе была эта дикая статья. Двое мужчин хотят встречаться друг с другом. Но им, оказывается, этого нельзя делать. Более того, их нужно сажать в тюрьму… Такое гуманное было советское законодательство. Нигде в мире не было подобных статей. Я еще понимаю, когда сажают за совращение несовершеннолетних, но когда двое взрослых мужчин хотят встречаться друг с другом и вмешивается государство – это уже полный беспредел. И с правовой, и с моральной точки зрения. У меня был в этом плане очень негативный опыт, который я запомнил на всю жизнь.

– Может, он поехал к новому другу и не сказал вам об этом, – очень бестактно продолжала настаивать этот майор в юбке.

Тут уж вмешивается Мегрелидзе.

– Такого не может быть, – убежденно произнес Эдик, – он бы нас обязательно предупредил.

В глазах Герасимовой мелькнуло открытое презрение. Она не могла его скрыть, глядя на меня. Я уже видел подобные взгляды в советской милиции. Хватило на всю жизнь. Смесь отвращения с презрением и пренебрежением. Один такой взгляд – и все понятно. Это баба не любила и презирала мужчин, которые встречаются друг с другом. Хотя ей нужно бы понимать, чем отличается нормальный бисексуал от обычного гомосексуалиста. Бисексуал – это просто любознательный человек, который считает приемлемыми все формы любви, не зацикливаясь только на отношениях с женщинами или мужчинами. Это люди, готовые получать удовольствие с другими людьми и не скованные шорами ненужных предубеждений. Но разве можно объяснить подобное убежденной в своей правоте Герасимовой.

– Недавно ему звонила знакомая, которая очень настойчиво искала Мартина, – сообщил я ей, чтобы сбить презрительную ухмылку.

– Значит, у него были и знакомые женщины, – ерническим тоном произнесла майор.

– Он был нормальным человеком, абсолютно нормальным. Вы меня понимаете? И у него, конечно, были знакомые женщины, – я опять говорил о нем в прошедшем времени и это бесило более всего.

– Тогда что именно вас удивляет? – холодно поинтересовалась Герасимова.

– Она не представилась. И сказала, что очень срочное дело, звонила на городской телефон. Вам достаточно позвонить и выяснить, откуда и кто звонил…

Она довольно долго смотрела на меня, словно размышляя, затем на Эдуарда. Тот снова не выдержал:

– Если нужно разрешение полковника, я готов ему позвонить, – предложил он.

– Не нужно. – Она достала свой телефон и набрала номер. Попросила проверить и срочно сообщить, кто звонил, откуда…

– Сейчас выяснят. А что сказала вам эта женщина?

– Просила срочно ей перезвонить. Но не представилась.

– Вы раньше слышали ее голос?

– По-моему, нет. Я бы его узнал. Нет. Точно нет. Но она была явно взволнована.

– А ее не удивило ваше присутствие в чужой квартире? – это уже вмешался молодой оперативник, стоявший у входа в гостиную. Его фамилия Горобец.

– Видимо, нет. Ее не очень интересовала моя личность. Ей срочно нужен был Мартин.

– Что вы ей сказали? – уточнила Герасимова.

– Что он в ванной и купается. Попросил перезвонить позже. И тогда она бросила трубку.

– Это еще не говорит о том, что с вашим другом могло что-то случиться, – заметила майор.

И в этот момент в гостиной появился эксперт:

– На кухне следы крови, – устало сообщил он. – Но нужно провести лабораторный анализ, чтобы уточнить группу крови и ДНК.

– Вот видите – там кровь на полу. И мы поэтому так волнуемся. И вызвали вас. Неужели непонятно, что он не мог просто так исчезнуть. И ваши дурацкие законы нужно менять. Искать человека с момента его исчезновения, а не через три дня, когда не останется никаких следов.

– Вы слишком категоричны, господин Давлетгаров. Не я отвечаю в нашей стране за принятые законы и правила. Позвольте нам самим решать, как правильно поступать в подобных случаях, – сказала Герасимова. – В любом случае мы примем к сведению ваше заявление и уже прямо сейчас начнем необходимые проверки.

– Какие проверки? Его нужно найти, – закричал я, теряя терпение.

И в этот момент позвонил телефон Эдуарда. Он достал аппарат и выслушал сообщение. Затем что-то переспросил. Потом еще что-то. И наконец задал третий вопрос. А потом положил телефон в карман и посмотрел на меня, а затем на нашу гостью.

– Машину нашли, – объявил он, – ее обнаружили за городом. Почти полностью сгорела. В ней обгоревший труп молодого человека. Судя по остаткам документов – водительских прав и техпаспорта, – это Мартин. Извини, Нафис, что я должен сообщать тебе такие печальные новости.

Что я пережил… Меня словно оглушили. Я открыл рот, чтобы как-то ответить, и понял, что не могу говорить. Просто не могу говорить. У меня перехватило дыхание. Мне страшно было представить эту картину. Сгоревшая машина, в которой нашли Мартина. Ничего хуже я не мог себе представить. Я словно почувствовал запах сгоревшего металла и живой плоти. Все поплыло у меня перед глазами.

– Как? – выдавил я. – Как это случилось?

Глава 6

Летом девяностого года в Москву возвратился отец Тамары, получивший назначение в Министерство иностранных дел. К этому времени Нафис и Тамара уже открыто встречались, вместе ездили в кафе и рестораны. Обе матери были в восторге от этих встреч, ведь они обе были украинки. Только отец Нафиса был татарином, а отец Тамары русским. При этом он тоже понимал, какую большую должность занимает Закир Давлетгаров, который работал секретарем ВЦСПС и жил на Грановского. Именно поэтому он также благосклонно относился к встречам его дочери с молодым человеком, который учился в МГУ. А его супруга была в полном восторге от такого союза, успев подружиться с матерью молодого человека. Неудивительно, что уже осенью девяностого года молодых людей обручили, и Тамара стала невестой Нафиса.

К этому времени и относится самое крупное потрясение, которое случилось с Нафисом в молодости. Ему было девятнадцать лет, когда он познакомился в университете с Франтишеком Веселы, который приехал в Москву по обмену. К тому времени в братских социалистических странах уже произошли перемены, коммунистические партии были отстранены от власти и степень свободы стала намного большей, чем это пока позволялось в Москве, где многие все еще верили, что можно будет отыграть все назад и восстановить прежние порядки. В октябре девяностого года Нафис сошелся с этим веселым чехом, который полностью оправдывал свою фамилию. Они познакомились в валютном баре, куда Нафис заявился со своими друзьями. Он уже не стеснялся к тому времени просить деньги у матери в иностранной валюте, которые она систематически доставала у отца из сейфа. Это было время расцвета валютных спекулянтов, когда уголовные статьи за валютные преступления еще формально действовали, но повсюду возникали все новые и новые отделения банков по обмену валют либо просто открывались обменные пункты, вообще не подчинявшиеся никаким банкам.

Франтишеку двадцать пять лет, аспирант… Его мало интересовала наука и химия, по которой он специализировался. Нравились новые бары и молодые люди, которые не скрывали своей ориентации. Веселы снимал двухкомнатную квартиру на улице Воровского, в самом центре Москвы. К нему часто заходили молодые люди – студенты и аспиранты, знакомые Франтишека. Причем он не скрывал своей сексуальной ориентации и предпочитал общаться больше с молодыми студентами, чем со студентками.

Он сразу понравился Нафису. Открытый, дружелюбный, хорошо говоривший по-русски, общительный, коммуникабельный, начитанный. Денег у него было не так много, но он успешно фарцевал и неплохо зарабатывал на перепродажах западных товаров, которые привозил в Москву из Германии и Австрии. На этой почве Нафис и Франтишек сошлись еще ближе. У Нафиса не было особых проблем с деньгами. Отец не только получал хорошую зарплату, но им почти еженедельно пересылали различные посылки из Казани. Земляки и родственники помнили, что в Москве есть человек, занимающий большой пост, который может при необходимости помочь своими связями и друзьями.

Нафис дважды заходил к Франтишеку за новыми джинсами и фирменной курткой. В третий раз они собрались дома у нового чешского друга, чтобы посмотреть футбол. После просмотра все разошлись по домам, а Нафис решил задержаться. Он даже не совсем понял, как это случилось. Просто Франтишек неожиданно наклонился и поцеловал его в губы. А потом начал медленно раздевать, явно наслаждаясь самим процессом. Нафис вспомнил тогда о Витольде и решил, что в этом нет ничего опасного. Тем более что воспоминания были достаточно приятными. Он задержался в этот день в доме своего нового друга почти до полуночи. Выходя от него, столкнулся на лестничной клетке с суровой женщиной лет семидесяти, которая скорбно посмотрела на него и покачала головой. Нафис не мог знать, что эта старая большевичка раньше была руководителем комитета партийного контроля в этом районе и категорически не одобряла горбачевские реформы. Более того, она считала, что подобные реформы ведут к ослаблению партии, развалу государства и падению нравственности. От ее наблюдательного взгляда не укрылись молодые люди своеобразной внешности, которые посещали квартиру этого иностранца.

Через неделю Нафис снова появился в этой квартире. И на этот раз Франтишек уже не колебался и не стеснялся. Все получилось достаточно просто и интересно. Они договорились о следующей встрече. Еще через три дня Нафис снова поднимался в квартиру своего нового друга. И встретил на лестничной клетке соседку, которая в ответ на его вежливое приветствие только молча поджала губы. Нафис не мог даже предположить, что именно сделает эта старая ревнительница моральных норм. Она вызвала милицию, указав, что в этой квартире иностранцы занимаются неподобающими действиями. Милиция приехала достаточно быстро.

Они начали громко стучать в дверь, когда оба молодых человека были еще в кровати. Пришлось быстро одеваться под звуки и крики стучавших сотрудников милиции. Затем Франтишек наконец открыл дверь, и в квартиру ворвался целый отряд. Здесь были сотрудники уголовного розыска, управдом, участковый, двое понятых и даже фотограф. Одним словом, очень солидная компания по изобличению извращенцев, какими были в их глазах этот иностранец и московский студент, сын высокопоставленных родителей, зажравшийся на привилегиях.

Нафис, впервые столкнувшийся с сотрудниками милиции, не понимал, почему они ведут себя так грубо, больно толкают его в спину, а когда он попытался возражать, один из сотрудников милиции просто ударил его в солнечное сплетение, процедив ругательство в адрес подлых педерастов. Они забрали документы обоих и повезли их в милицию. По дороге Нафису не разрешали разговаривать с чехом, а когда он попытался что-то сказать, его больно ударили дубинкой по плечу.

Конечно, обоих молодых людей доставили в отделение милиции и развели по разным кабинетам, составили протокол. Оба молодых человека категорически отрицали свою вину, возмущались самим фактом своего задержания.

Нафис хорошо запомнил, как его ввели в небольшую комнату, где, кроме стола и двух стульев, ничего не было. Сидевший за столом широкоплечий капитан с презрением и отвращением посмотрел на вошедшего, даже не предложив ему садиться.

– Вы Нафис Закирович Давлетгаров, студент третьего курса юридического факультета МГУ, – уточнил капитан.

– Да, – кивнул Нафис. – Вы можете объяснить, на каком основании меня арестовали?

– Не арестовали, а задержали, – пояснил капитан. У него были густые усы, несколько вытянутое лицо и копна каштановых волос, не тронутых сединой. На вид ему было немного больше тридцати лет.

– На основании факта мужеложества, который вы отрицаете, – отчеканил капитан. – И скажите спасибо, что вас допрашивают в милиции, а не в КГБ, ведь вы связались с иностранцем, что вообще предосудительно. И учтите, что господин Веселы уже дает показания, сообщив о вашей интимной связи. А это пять лет тюрьмы, молодой человек. Если не хуже. У вас в кармане нашли валюту, а это уже валютные преступления.

– Валюту меняют на каждом углу, – возразил Нафис.

– Это не ваше дело. Законы никто не отменял.

– Можно я присяду? – спросил Нафис.

– Садись, – разрешил капитан, просматривая документы. – Значит, ты Нафис Закирович Давлетгаров.

– Можете обращаться ко мне на «вы», – попросил Нафис.

– Может, тебе еще малину подать с шампанским? – разозлился капитан.

– Малину не подают с шампанским. Лучше клубнику.

– Ты мне умника не строй, – капитан положил документы на стол. – Чем занимаешься? Фарцуешь, зарабатываешь своей задницей?

– Не смейте меня оскорблять. Я буду жаловаться!

– Можешь жаловаться. Вас взяли с поличным, когда ты со своим другом заперся в этой квартире. Постель еще теплая была, мне уже все рассказали.

– Это глупости, которые вам говорили. И я не фарцовщик, а студент юридического факультета Московского государственного университета, – гордо произнес Нафис.

– Коллеги, значит, – криво усмехнулся капитан, – мы с тобой будущие коллеги. Что же ты, коллега, свою задницу иностранцам подставляешь? Или он тебе деньги платит за это?

– Я больше не хочу с вами разговаривать. Требую предоставить мне адвоката.

– Это ты в других местах будешь требовать. А здесь молчать будешь в тряпочку. Сейчас я тебя на экспертизу отправлю, чтобы проверить, какой ты мужик. Настоящий или только фасадный. А потом отправлю в наш КПЗ. Там знаешь, как встречают таких? Хлебом-солью. Ты даже на полке спать не имеешь права. Только под полкой. И дотрагиваться нельзя до общей посуды. Иначе сразу порежут. Жизнь у тебя будет в колонии веселая. Тебя как «девочку» могут иметь все заключенные, а ты не имеешь права отказываться.

– Перестаньте говорить мне такие гадости, – поморщился Нафис. – Я буду на вас жаловаться. И требую адвоката. Я не совершал ничего предосудительного.

– Не хочешь говорить правду? – спросил капитан. – Ну, дело твое.

– Не хочу. Мне не в чем сознаваться.

– Это глупо, – пояснил капитан. – За твоим другом сейчас приедет консульский сотрудник посольства, и мы будем вынуждены его отпустить. А тебя, родного, посадят. И не на три дня, которые положены по закону, а на достаточно большой срок. Статью за мужеложество никто не отменял. У тебя, Давлетгаров, могут быть очень большие проблемы. Для начала исключат из университета за неподобающее комсомольцу и советскому студенту поведение. И если не посадят, то сразу призовут в армию и пошлют в «горячую точку»… Это в том случае, если отмазаться сумеешь. Хотя это будет дорого стоить.

– Что? – спросил Нафис. Он впервые в жизни сталкивался с таким откровенным вымогательством.

– Доллары у тебя нашли, – доверительно сообщил капитан, – и ты любовью с иностранцами занимался. Джинсы на тебе дорогие, наверное, стоят целое состояние, часы хорошие, обувь, куртка. В общем, я уже понял, что человек ты далеко не бедный. Конечно, фарцуешь, иначе откуда такие шмотки. Давай по-хорошему. Мне тоже тебя губить не охота. Живи как тебе нравится.

– Что вы хотите? – все еще не понимал Нафис.

– Можем договориться, – предложил капитан, – две тысячи долларов, и ты возвращаешься в свой университет учиться на юриста. Может, еще когда-нибудь моим начальником станешь, – криво усмехнулся капитан.

– Почему я должен платить? – изумленно спросил Нафис.

– Ты дурак? – разозлился капитан. – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Сейчас ребят позову, и ты все мне подпишешь. Даже сознаешься, что ты иностранный шпион и передавал этому чеху секретные сведения. А если будешь артачиться, пойдешь в наш КПЗ! Тебе окажут особую честь и обяжут «оказывать услуги» всем желающим. Ты никогда не сидел в заведениях подобного рода? Это будет ад, и каждая минута покажется тебе вечностью.

– Зачем вы меня пугаете?

– Я тебя не пугаю. Просто мне жалко тебя. Да что с тобой разговаривать… Может, закончим?

– У нас ничего не было, – упрямо повторил Нафис. – Вы не имеете права!

– Жаль, – сказал капитан. – Все равно ты расскажешь нам правду уже завтра. А сегодня ты еще, герой, посидишь в КПЗ и подумаешь над моим предложением. К завтрашнему утру станешь сговорчивее.

– Не стану, – твердо сказал Нафис. – А у вас будут большие неприятности, капитан. Вот это я вам обещаю!

– Ты еще меня и пугаешь, сопляк? – развеселился капитан. – Давай продолжай! Надеешься, что из-за иностранца тебя не тронут?

– Нет, не надеюсь. Только вы забыли посмотреть мой адрес, – сказал Нафис. – Нужно более внимательно читать документы, капитан.

– Какой адрес? Живешь на Грановского, здесь все указано. Ну и что?

– Значит, вы еще ничего не поняли, – с удовольствием произнес Нафис. – Тогда идите к своему начальнику и спросите, какой дом находится на Грановского и кто именно там живет. Чтобы вам было понятнее, скажу, что вчера у наших соседей в гостях был ваш министр внутренних дел. Теперь понятно или нужно объяснять?

– Ты меня на испуг не бери, – не очень решительно сказал капитан. – Видели мы таких… Сейчас другое время.

– Во все времена нельзя вымогать взятки у задержанных, – продолжал наступать Нафис. – Интересно, как отреагирует ваше начальство на мое заявление о том, что вы вымогали у меня две тысячи долларов.

Капитан снова посмотрел на его паспорт. Потом пожал плечами.

– Ты кто такой? Нафис Закирович Давлетгаров. Такой фамилии в нашем министерстве я не помню. И среди руководства страны тоже такой фамилии нет. Ты давай кончай заливать…

– Позвоните и узнайте, кто живет на Грановского, – продолжал настаивать Нафис. Он понимал, что должен выйти отсюда без звонка отцу, чтобы в доме никто не узнал об этом неприятном происшествии.

Капитан посмотрел на сидевшего перед ним человека. Немного подумал и поднял трубку.

– Саенко, здравствуй, – сказал он, – говорит Трегубов. Спасибо, все нормально. Ты мне скажи, Саенко, что у нас за такой дом на Грановского. Говорят, какой-то особенный дом.

– Правильно говорят, – сразу ответил Саенко, – его называют «домом маршалов». Там в основном маршалы живут или их семьи. И еще разные большие шишки – члены Политбюро, министры, в общем, дом особо охраняемый. Если тебе нужно кого-то допросить или свидетель оттуда, то лучше не связывайся. Все равно в дом не пустят. Там своя охрана дежурит, из сотрудников госбезопасности. Лучше пойди и доложи начальству.

Нужно было видеть, как менялось лицо капитана Трегубова. От удивления до растерянности, от гнева до испуга.

– Это ты точно знаешь? – тихо переспросил он. – Может, проверишь…

– Не нужно ничего проверять. Это я точно знаю. Там такие люди живут…

– Спасибо, – капитан растерянно положил трубку. Посмотрел на сидевшего перед ним молодого человека.

– Кем работает ваш отец? – спросил он уже другим тоном и переходя на «вы».

– Какая разница? – усмехнулся Нафис. Он наслаждался видом капитана, который в одно мгновение лишился своей уверенности.

– Большая, – сказал со значением капитан. – Ладно, Давлетгаров, сейчас все выясним. Посиди пока тут. Подожди.

Он быстро поднялся и вышел из кабинета, оставив Нафиса одного. Тот пожал плечами, продолжая оставаться на стуле. Затем поднялся, подошел к телефону, набрал домашний номер. Ответила мать:

– Где ты пропадаешь, Нафис? Мы уже волнуемся.

– У меня неприятности, – сказал он. – Ничего страшного, но мелкие неприятности. Я был в гостях у моего знакомого Франтишека Веселы, у которого ребята обычно покупают разные вещи. Я тоже покупал у него джинсы и куртку. Вот милиция всех и забрала…

– Как это забрала? – испугалась мать. – Где ты сейчас находишься?

– В милиции. Ты только отцу не говори. Лучше позвони его помощнику Рауфу, он все сам сделает. Пусть позвонит куда-нибудь в министерство или на Петровку, чтобы меня отпустили. Запиши: капитан Трегубов, – он назвал отделение милиции и быстро положил трубку. Затем вернулся на место.

Капитан в это время зашел к своему непосредственному руководителю – подполковнику Кошелю. Коротко рассказал ему о задержании молодого человека, взятого с поличным.

– Сейчас эти статьи уже готовятся отменить, – недовольно заметил подполковник. – У нас теперь свобода. За валюту не сажают, а педерастов даже поощряют. Теперь все можно. Эти статьи наш Верховный Совет скоро отменит. Поэтому дай ему хорошего пинка и выгони. Пусть спит с кем ему нравится.

– Я так и хотел сделать, – признался Трегубов, – но он сказал, что живет в доме на Грановского. Какой-то особенный дом. Саенко сообщил мне, что там живут маршалы и министры. И я подумал, что мне лучше с вами посоветоваться.

– Чего это ты решил со мной советоваться? – нахмурился подполковник. – Его били?

– Нет. Даже пальцем не трогали. Там ведь второй задержанный – иностранец. А вы сами знаете, что с ними лучше не связываться.

– Ты у нас хитрован, Трегубов. Ты бы просто так ко мне не пришел за советом. Я ведь тебя знаю. Что случилось? Только честно. Я ведь все равно узнаю и потом с тебя спрошу.

– Все нормально. Мы с ним разговаривали, но он никак не хотел сознаваться. Этот парень – студент юридического. Учится в МГУ. Законы знает. Я хотел его отпустить.

– Бесплатно? – иронически уточнил подполковник.

– Объяснил ему, что будут расходы…

– Сколько ты у него попросил? – все понял подполковник.

– Две тысячи долларов, – вздохнул Трегубов. – Я не знал, кто он такой.

– Ну и дурак, – покачал головой Кошель. – Нужно было пять попросить. Если он живет на Грановского, то значит, сынок очень высокопоставленного деятеля. А сейчас у нас гласность и демократия. Он бы тебе и пять дал, чтобы замять это дело. Ему тоже не хочется, чтобы о его связях другие узнали. Нужно было сказать, что ты собираешься звонить в эту молодежную программу. Как она называется? Еще молодые ребята ее ведут. Вспомнил. «Взгляд». Он бы вообще с ума сошел от страха. Ладно, пойдем к нему. Выручу тебя в очередной раз. Ты где его оставил?

– В своем кабинете.

– Как это в своем кабинете? Кого-нибудь приставил?

– Нет. Там в коридоре ребята. Он никуда не уйдет.

– Идиот! – вскочил со своего места подполковник. – Он же позвонить может. И сюда сразу кто-нибудь из его знакомых или родственников приедет. И тогда плакали деньги. Эх, капитан, сколько вас еще учить нужно! Его нужно было прессовать, пока он не согласится признание подписать. А потом под это признание взять деньги. Не меньше пяти тысяч долларов. Он бы точно заплатил. Кстати, как его зовут?

– Нафис Закирович Давлетгаров, – ответил Трегубов.

– Нет таких в руководстве страны, – задумался подполковник, – может, он чей-то племянник?

– По документам живет на Грановского.

– Сейчас проверим, – Кошель поднял трубку и, назвав адрес квартиры Нафиса на Грановского, попросил уточнить, кто именно там прописан. Через минуту уже знал, что квартира была выделена секретарю ВЦСПС Закиру Давлетгарову.

– Идем и дожмем парня, – решил подполковник, – профсоюзы нам не указ. Какой ты еще неподготовленный! Сразу испугался… Ничего он тебе не сделает. А будет спорить, мы его посадим. Пусть папаша побегает, чтобы его спасти. Сейчас другие времена. Пошли вместе.

И они отправились в кабинет Трегубова.

Глава 7

Меня словно оглушили. Перед глазами круги. Бедный мальчик! Ему только тридцать лет. Кому понадобилось так жестоко и страшно с ним расправиться? И за что? В нашей компании он не занимался такими вопросами, которые могли привести к столь жестокому убийству. По жизни он был милым, деликатным, мягким, великодушным человеком. И такое жестокое убийство! Кажется, я застонал.

Герасимова смотрела на меня по-прежнему с презрением и отвращением. Мужчины, которые любят других мужчин, вызывали у нее понятное отторжение. Только она не понимала, что если погибает твой близкий друг, независимо от степени интимного общения, то тебе бывает больно в любом случае. Молодой оперативник вышел на кухню и принес мне стакан воды. Я залпом выпил.

– Где его нашли? – спросила Герасимова, обращаясь к Эдуарду.

Он сообщил. Я никогда не слышал про это место. Как он мог там оказаться? И почему его убили, что он сделал? Кто это мог сделать?

– Там уже работает полиция? – уточнила майор.

– Да, – кивнул Мегрелидзе. – Звонил ваш полковник. Сообщил, что нашли тело господина Рауда. Он наверняка сейчас и вам позвонит.

Эдуард еще не закончил своей фразы, когда позвонил телефон Герасимовой. Она достала аппарат.

– Это не полковник, – сказала она, посмотрев на дисплей и отвечая на звонок.

– Слушаю вас… Да, я поняла. Хорошо. Все понятно, – она положила телефон на столик и взглянула на нас.

– Звонила дама с Курского вокзала. Из телефона-автомата.

– Черт возьми, – вырвалось у меня. – Не понимаю, что происходит. Как такое могло случиться?

– Я не знаю, – ответила она. – Примите мои соболезнования. Это действительно тяжело, получать такие известия…

– Откуда вы знаете, что тяжело, что легко, – снова сорвался я. Но уже не кричал. А говорил шепотом: – Что вообще вы понимаете в человеческом горе! Вам плевать на живых людей. Нужна только галочка в отчете и…

Она поднялась и вышла из комнаты. Я услышал, как она чиркает зажигалкой, потянуло сигаретным дымом. Какая наглость! Мартин никогда не курил, как и я. Мы терпеть не могли сигаретного дыма и тем более стойкий запах сигарет, который остается в комнате после любого курильщика. А она пошла курить, даже не спросив разрешения.

– Не нужно так говорить, – мягко вмешался эксперт. – У нее два года назад убили мужа. Он был подполковником и работал в управлении по борьбе с наркотиками, – сообщил Волобуев. – Тело сожгли вместе с машиной. Просто хочу, чтобы вы знали…

Горобец повернулся и поспешил на кухню. Наверное, успокаивать своего начальника. Я прикусил губу. Черт возьми, откуда я мог знать, что и она живой человек? Мы всегда считаем, что полицейские, следователи, прокуроры, судьи достаточно надежно ограждены от подобных потрясений. А ведь они все живые люди и тоже теряют своих близких, подвергаются опасности и ежедневно рискуют в борьбе с криминалом. Я ведь юрист и должен это понимать лучше других. Поэтому поднялся и пошел на кухню. Горобец стоял рядом с курившей Герасимовой и молчал. В такие моменты лучше просто стоять рядом и молчать. Я сделал жест рукой, попросив его выйти. Он посмотрел на меня уже с откровенным презрением и вышел. Я сел напротив майора.

– Извините меня, Вера, – пробормотал я, обращаясь к ней. – Мне не стоило срываться. Вы должны меня понять. Мы были с ним больше чем друзья…

– Я это поняла… – Она с силой затушила сигарету о тарелку, стоявшую на столе. Я подсознательно подумал, что это не понравится Мартину. Все еще думал о нем, как о живом.

– Он был мне очень дорог, – выдавил я из себя. – Так…

– Знаю, – согласилась она, – больно и горько. Вы, очевидно, пришли с извинениями потому, что вам что-то рассказал Волобуев?

– Да, он сказал о вашем муже.

– Напрасно, – мрачно ответила она, доставая вторую сигарету. – Я бы ему не позволила. Это у меня такой срыв дурацкий. Как раз сегодня день нашей свадьбы. Пятнадцать лет. Значит, мы с ним прожили только тринадцать.

– Я не знал…

– Не нужно больше извиняться, – попросила она. – Это была его работа.

Позвонил ее телефон. Она подняла голову, собираясь встать, когда на кухню вошел Горобец, протягивая ей аппарат. Она благодарно кивнула и, посмотрев на дисплей, быстро произнесла:

– Слушаю вас, товарищ полковник.

Поразительно, но в армии и в полиции так и не прижилось слово «господин». Может, и правильно. Слово «товарищ» гораздо лучше звучит.

Он долго говорил, и она молча слушала. Не перебивая. Только курила, не выпуская изо рта сигарету. Комната наполнилась дымом.

– Я все поняла, – наконец сказала майор. – Сейчас выезжаем на место. Да, конечно, все проверим. Нет, здесь ничего нет. Почти ничего. В квартире, возможно, побывали чужие, все шкафы раскрыты и многие вещи выброшены на пол. На кухне обнаружены пятна крови. Будем проверять, кому именно они могли принадлежать. Да, Волобуев со мной. Нет, квартиру мы пока не проверяли. Здесь двое мужчин, друзей хозяина квартиры. И наверняка повсюду есть их отпечатки пальцев. Да, я понимаю. Но мы вернемся сюда и все внимательно осмотрим. Конечно. Мы прямо сейчас выезжаем.

Она убрала телефон и взглянула на меня.

– Мы едем на место происшествия, – сообщила она. – Нужно, чтобы здесь никого не было. Через два часа приедет другая группа, чтобы все проверить на месте, в том числе и отпечатки пальцев. Ваши отпечатки и отпечатки господина Мегрелидзе нам тоже понадобятся.

– Можно я поеду с вами? – неожиданно спросил я.

– Вы выдержите? – спросила майор. – Это всегда очень страшное зрелище.

– Мне это необходимо, – выдавил я.

– Хорошо, – легко согласилась она. – Тогда вместе и поедем.

Больше не было произнесено ни слова. Мы вернулись в гостиную.

– Я еду с ними, – сообщил Эдуарду. Он сразу замахал руками.

– Ни в коем случае! Тебе не нужно туда ездить – это ужасное зрелище! Ты просто не сможешь такое пережить… Не нужно ездить. Я знаю, что говорю.

– Поеду, пойми, я должен сам все увидеть. И убедиться в том, что это Мартин.

– Хорошо, тогда поедем в моей машине, сразу за сотрудниками полиции. Тебе лучше сейчас не садиться за руль. Позвони своему водителю, пусть приедет и заберет твою машину.

Мы так и сделали. Закрыли дверь и отдали ключи майору Герасимовой. А потом поехали следом за ними. Всю дорогу я молчал, а тактичный Эдуард даже не пытался успокаивать. Мне казалось, что я смогу вынести это ужасное зрелище. Но когда мы подъехали ближе и я действительно почувствовал этот проклятый запах и осознал, что это запах сгоревшего металла и живого теплого тела, каким был Мартин, едва не потерял сознание. Сидел в машине, закрыв все двери, но проклятый запах проникал и сюда. Я буквально заставил себя выйти из машины, но подойти ближе уже просто не мог. Какая тяжелая работа у этих следователей и сотрудников полиции… Нужно заниматься разборками подобных преступлений!

Мегрелидзе подошел близко и даже присел на корточки, словно что-то искал. Так же вела себя и майор Герасимова. Она тоже молча подошла и наблюдала, как эксперты осматривают тело погибшего и его машину.

Конечно, это был автомобиль Мартина. На задней стороне даже сохранился номер его машины. Он никогда и никому не отдавал ключи от «Фольксвагена». И сгорел вместе с ним. Только мне было непонятно, как он здесь оказался. И вообще непонятно, каким образом он мог умереть, почему сгорела его машина. Я стоял у дерева, когда обгоревшее тело начали вытаскивать из машины, вернее, вытаскивали то, что осталось от Мартина… И здесь я не выдержал. Все эти запахи, переживания, тряска в автомобиле. Меня начало выворачивать. Я отвернулся. Было стыдно и неприятно. Меня буквально трясло. Достал носовой платок и вытер лицо, пытаясь подняться, когда ко мне подошла майор Герасимова.

– Мы предупреждали вас, – тактично заметила она.

– Я должен был сюда приехать, все увидеть своими глазами. Бедный мальчик! Неужели он сгорел живьем?

– Нет, – ответила Герасимова, – он был уже мертв, когда его сожгли вместе с машиной.

– Значит, его убили? – ошеломленно пробормотал я. – Значит, все-таки убийство.

– Видимо, да. Но мы проведем патологоанатомическую экспертизу. Тогда будем знать абсолютно точно. Но даже по предварительному осмотру понятно, что он был мертв, когда горела машина. Можете в этом не сомневаться.

– Кто это мог сделать? – тихо спросил я.

– Вы меня об этом спрашиваете? – даже немного удивилась Герасимова. – Пока не могу ответить на этот вопрос. Будем проводить расследование. Сейчас сюда едет следователь. Захотят побеседовать с вами, это обязательно. Вы в состоянии дождаться следователя?

– Да, конечно. А когда нам могут выдать тело? Чтобы мы его похоронили?

– Через несколько дней. – Кажется, она мне сочувствовала. Я понял, почему у нее бесцветные глаза. Она просто выплакала их цвет. После смерти мужа… – Нам нужно провести весь комплекс экспертиз и выяснить, как он погиб. А потом попытаться найти того, кто мог это сделать.

– Долго будете искать?

– Не знаю.

– Можно я задам один личный вопрос? – попросил я.

– Хотите узнать, как долго искали убийц моего мужа? – Все-таки она была умной женщиной, эта Вера Герасимова. Майора просто так не дают. Даже в нашей полиции – коррумпированной и обесчещенной столькими реформами. Чтобы получить такое звание, нужно пропахать лет пятнадцать.

– Да, – кивнул я. – Сколько их искали?

– Ищут до сих пор, – глухо пробормотала она, – но это не тот случай. Тело мужа мне выдали через две недели. И я думаю, что его убийц никогда не найдут.

– Почему? Плохие следователи? Не умеют работать? Или не хотят?

– Нет. Все гораздо проще. Он был подполковником, руководителем специальной группы. Все преступники прекрасно понимают, что такие убийства не прощаются. Никогда и никому. Поэтому я почти убеждена, что его убийцы уже давно не гуляют по этому свету. Оставлять в живых таких важных свидетелей никто не решится. Их давно уже убрали. А заодно убрали даже тех, кто передавал им приказы. Обрубают всю цепочку. И возможно, правда всплывет лет через десять или пятнадцать, если когда-нибудь всплывет. У нас такая работа, – добавила она, вздохнув.

Я молчал, понимая, как ей тяжело.

– У вас другой случай, – сказала Герасимова. – Ваш друг не был ни офицером правоохранительных органов, ни следователем. И, насколько я поняла, не замешан в криминальных историях. Хотя если его убили, то это уже криминальная история. Поэтому полагаю, что в вашем случае убийцу или убийц будет найти гораздо легче. И быстрее. Но тело вам выдадут недели через две. Где вы хотите его похоронить? Судя по фамилии и имени, он был эстонцем? Отправите на родину?

– У него там никого не осталось. Мать была русской, похоронена в Москве на Головинском кладбище. Похороним рядом с ней, – пояснил я.

К нам подъехала машина, из которой вышел мужчина невысокого роста. Он сразу пошел к сгоревшей машине, задавая вопросы следовавшему за ним местному участковому.

– Извините, – Герасимова отошла от меня, подходя к следователю. Он недовольно посмотрел на подошедшую женщину, которая была выше его на голову. Очевидно, ему не нравился не только рост женщины. Они начали негромко разговаривать. Ко мне подошел Мегрелидзе.

– Как ты себя чувствуешь? – уточнил Эдик.

– Плохо, – выдавил я, – оказывается, его убили, а потом сожгли.

– Кто тебе сказал?

– Герасимова. Она уверена, что здесь сжигали уже мертвое тело. Только непонятно, кто и почему…

– Приехал следователь, – сообщил Эдик, показывая на коротышку. – Теперь возбудят уголовное дело и начнут искать убийц Мартина.

– Ты думаешь, что найдут?

– Обязательно найдут, – убежденно произнес Эдуард. – Главное, чтобы ты не переживал. На тебе лица нет.

– Я не думал, что буду хоронить Мартина, – признался я ему. – Он ведь был младше меня…

– Лучше не терзай себя, – посоветовал Мегрелидзе. – Поговори со следователем, и я увезу тебя домой. Нужно отдохнуть и выспаться. Ты позвонил водителю, чтобы он забрал твою машину от дома Мартина?

– Нет, забыл.

– Тогда позвони прямо сейчас, – предложил Эдик.

Я достал телефон, позвонив своему водителю Семену, попросив забрать мою машину. Когда закончил, меня позвали к следователю. Тот начал задавать какие-то дурацкие и дежурные вопросы. Потом поинтересовался о характере наших отношений. Неужели он думает, что если мы дружили, то я обязательно должен быть похож на тех женоподобных мужчин, которые увлекаются «мужской дружбой». Я сдерживался, но отвечал достаточно дерзко и независимо. Просто был не в состоянии разговаривать с ним после всего происшедшего. Кажется, он не совсем понимал мои чувства. Мы холодно расстались, и он пообещал вызвать меня для более обстоятельного допроса. Может, еще и подозревал меня, считал главным подозреваемым. От этого коротышки можно ожидать чего угодно.

Герасимова подошла и еще раз выразила соболезнование. Протянула руку. Рукопожатие было крепким, почти мужским. Я уселся в машину Эдика, и мы поехали назад. По дороге снова молчали. Говорить было не о чем. Все было так глупо, страшно, непредсказуемо, больно и запутанно. Как его могли убить, почему машина оказалась в таком заброшенном месте, что здесь действительно произошло? От таких вопросов раскалывалась голова. Мы приехали, и я, попрощавшись с Эдуардом, поднялся к себе домой. Он пообещал завтра приехать в офис. Дома почувствовал внутреннюю пустоту. У меня опять перехватило дыхание. Я пошел в комнату, в которой обычно оставался Мартин. Там были некоторые его вещи. Они все еще пахли Мартином. На тумбочке стоял флакон с его любимым парфюмом. В шкафу висели его майки, рубашки. Это было просто невыносимо. Я вышел из комнаты, закрыв дверь. Может, нужно их уничтожить, чтобы меня не подозревали в убийстве Мартина. Но я не смогу. Я знаю, что не смогу притронуться к его вещам еще достаточно долго. Даже под угрозой собственного ареста.

Пройдя в кабинет, уселся за стол. Долго думал, обхватив голову руками. И потом неожиданно вспомнил про звонок Тамары. Сколько сейчас? Уже половина первого ночи. Тамара обычно засыпала достаточно поздно, сказывался ее богемный образ жизни. Она ведь почти никогда не работала. Везде немного и нигде конкретно. Конечно, она могла себе это позволить. На деньги своего отца, брата и мужа. С меня ежемесячно вычитали четверть зарплаты. А в последние годы это была очень приличная сумма, на которую две молодые женщины вполне безбедно могли существовать.

Я поднял телефон и набрал номер Тамары. Хорошо, что он зафиксировался у меня на мобильном телефоне, иначе я бы его никогда не вспомнил. Она почти сразу ответила, словно ждала именно моего звонка:

– Слушаю тебя.

– Здравствуй.

– Что случилось? Ты заболел? За последние годы ты звонил только для того, чтобы сообщить о перечислении денег… – издевательски произнесла Тамара.

– Хватит, – поморщился я, – пора успокоиться. Прошло столько лет.

– Ты сломал мою жизнь, оставил девочку без отца и хочешь, чтобы я упокоилась? – сразу начала заводиться Тамара.

– Если будешь говорить в таком тоне, положу трубку, – предупредил я свою бывшую супругу.

– Говори, что тебе нужно? Зачем ты так поздно позвонил?

– Подумал, что нам нужно поговорить о нашей дочери. Она ведь уже взрослая.

– Наконец ты вспомнил. Сегодня утром ты не хотел меня слушать…

– Нужно будет встретиться и поговорить, – предложил я Тамаре, чего не делал уже много лет.

– Значит, у тебя проснулась совесть, – никак не могла успокоиться эта ненормальная женщина. В ее возрасте пора бы угомониться. Надеюсь, что у нее нет еще климакса. В сорок два… это достаточно рано.

– Мы должны обязательно увидеться, – предложил я, пытаясь сдерживаться, что всегда было для меня достаточно сложно. – Хочу сказать, что я совсем не такой, каким ты меня себе представляешь, постарел, стал мудрее. Я радовался успехам нашей дочери и незаметно наблюдал за ней.

– Твое наблюдение было слишком незаметным, – снова завелась Тамара. – И ты перечислял деньги только с зарплаты, даже не думая отдавать алименты со своих баснословных гонораров.

Оказывается, что ее волновали мои гонорары. Ей было мало тех денег, которые я ежемесячно им переводил. А самое неприятное, что она знает о моих гонорарах. Наверняка наводила справки, ей объяснили, что бонусы и гонорары не подлежат дополнительному обложению…

– Я перечислял вам достаточно денег, – возразил я Тамаре. – Но сейчас дело не в этом. Мне неприятно, что наша дочь может думать обо мне разные гадости. Ты должна понимать, что ей нельзя говорить о друзьях отца, с которыми он якобы является любовниками.

– Ах вот что тебя волнует. Да, я понимаю. Но ты сам виноват. Начал увлекаться мальчиками еще до нашей свадьбы. И все время продолжал свои постыдные связи. А теперь, когда она стала взрослой, начал стесняться. Или ты уже порвал со своим молодым другом Мартином?

Я был уверен, что она сама назовет его имя. Тамара так сильно меня ненавидела и была настолько увлечена своей ненавистью, что даже не поняла, зачем именно я позвонил.

– Мартин уже давно у нас не работает, – решил спровоцировать ее на откровенность.

– Как это не работает? – сразу возразила она. – Еще как работает! Вот так ты и врешь всю жизнь. Просто он наверняка бросил тебя и теперь живет со своим другом-немцем. Поэтому ты и злишься. Или ты уже успел его уволить?

– Какой немец? – Кажется, я попал в ловушку, выдав свои чувства. О каком немце она говорит?

– Как будто ты не знаешь! – зло сказала Тамара. – Это тот самый немец, который работает у вас уже шесть месяцев…

Я думал, что в этот день уже не будет никаких неожиданностей. После всего, что я увидел. Но… Оказывается, у Мартина был друг. Смазливый немец, который работает у нас уже полгода. Как я мог о нем забыть! Не почувствовать опасность. И откуда Тамара могла об этом узнать?

– Кто тебе рассказал о немце? – Я выдал свой интерес, но это было уже неважно.

– Мой брат. Он ведь тоже работает с иностранцами. О связи твоего бывшего друга с этим немцем знает вся Москва. Нашел с кем связываться. Этот немец заразит твоего друга СПИДом, а от него эта болезнь может перейти и к тебе. Все вы одинаковые, ненормальные мужелюбы. И вообще ты напрасно думаешь, что никто не знает о твоих порочных наклонностях, о которых говорит…

Я отключился. Узнал все, что мне нужно, и отключился. Немец Иоган Вебер, который прибыл к нам полгода назад. Я еще тогда обратил внимание на его женоподобный вид, характерную походку. Слишком все просто и ясно. Такие типы обычно делают все, чтобы привлечь внимание к себе. В них нет ничего мужского. Это обычные пассивные типы, которым нравятся мужчины. Некоторые заканчивают тем, что просто делают себе операции, превращаясь в трансвеститов. Неужели Мартина мог заинтересовать этот женоподобный тип? От обиды и злости у меня даже появились слезы. Какой тяжелый день! Еще час назад я не мог даже подумать, что могу так возненавидеть Мартина. А если она лжет? Завтра нужно будет все проверить.

Глава 8

Нафис сидел на стуле, когда в кабинет вошли мужчина в штатском и капитан Трегубов. Капитан пропустил первым этого незнакомца, и Нафис понял, что сюда пришел какой-то высокий милицейский чин. Он даже обрадовался. Значит, сработала его уловка и капитан просто испугался его высокопоставленного отца, решив позвать своего начальника. Нафис поднялся со стула.

– Сиди, сиди, – махнул рукой мужчина в штатском, проходя за стол и усаживаясь на место Трегубова. Капитан деликатно уселся в стороне, на другом стуле.

– Давай знакомиться, меня зовут подполковник Кошель. И я руководитель этого отдела. Специально пришел… Не каждый день к нам попадают студенты юрфака МГУ, которых ловят с голыми задницами с иностранцами.

– Это ложь, – возмутился Нафис, – я был одетым. И ваши сотрудники не имели права…

– Ты мне о правах не рассказывай, – ласково посоветовал подполковник. – Я законы знаю, уже четверть века в милиции. Вас поймали вместе, когда вы занимались непотребством. И еще деньги у тебя были в кармане, валюта иностранная. Все это очень плохо, Давлетгаров. Я правильно выговариваю твою фамилию?

– Правильно, – кивнул Нафис. Он снова начал волноваться.

– Не нужно нас всех считать дураками. Мы все понимаем. Сейчас подпишешь протокол. А потом можешь возвращаться домой, тебя скоро родители начнут искать.

– Какой протокол?

– Это формальности. Подпишешь, что действительно находился в квартире иностранца, который был твоим близким другом.

– Что значит «близким другом»? Он был моим знакомым.

– Напишем знакомым, – примирительно произнес подполковник. – Ну, и потом расскажешь, откуда у тебя валюта и какие именно отношения тебя связывали с этим чехом.

– Я уже говорил. Ничего не стану подписывать. Вы не имеете права…

– Еще как имеем, – добродушно усмехнулся Кошель. – Ты сам подумай. Кто ты такой? Извращенец, которому не место в рядах нашей советской молодежи. Тебя гарантированно исключат из комсомола и университета, как только мы сообщим им о твоем нехорошем поведении. Это для начала. Потом у отца начнутся неприятности. Непонятно, как он воспитывает своего сына, который так гадко себя ведет и позорит его седины. Или его лысину, я точно не знаю…

– Не смейте ничего говорить про моего отца, – вспыхнул Нафис.

– А я ничего и не сказал. Просто уточнил, он поседел или полысел. В его возрасте такое случается. Но наверняка ему будет стыдно. Партия и страна доверили руководить профсоюзами огромной державы, а он не может уследить за собственным сыном. Нехорошо. Он наверняка потеряет свое высокое положение.

Нафис опустил голову, уже не пытаясь спорить. Подполковник удовлетворенно переглянулся с капитаном. Трегубов улыбнулся.

– Не думай, что мы дилетанты, – сообщил подполковник, – прекрасно знаем и про твоего отца, и про вашу семью. Поэтому нам так больно и горько, что ты его позоришь. Но мы очень хотим тебе помочь. Зачем ломать жизнь и карьеру молодому человеку… И тем более – твоему отцу. Он ведь тоже сразу вылетит с работы.

Нафис уже понимал, что его угроза не прошла. Они знали про его семью, знали, кем работает отец. Но это их не пугало. Теперь следовало что-то предпринять. Он поднял голову.

– Что я должен делать?

– Сначала написать признание под диктовку капитана Трегубова, – сказал Кошель, – чтобы мы могли тебе помочь. Потом напишешь объяснение, откуда у тебя валюта. И мы тебя сразу отпустим.

– Что будет с Франтишеком?

– Ничего. Он иностранец, ему ничего особенного не грозит. Там уже нет ни социализма, ни коммунизма. Его просто выдворят на родину, – улыбнулся Кошель. – Не нужно думать, что мы готовим тебе какую-то провокацию. Мы просто хотим помочь хорошему парню, будущему юристу. Не хотим позорить твоего отца.

– И поэтому я должен признаться, что занимался сексом с мужчиной? – не поверил Нафис.

– Ты должен признаться, что имел какие-то интимные отношения с этим чехом, – возразил подполковник, – это необязательно заниматься сексом. Может, вы просто нежно обнимались и рассказывали друг другу сказки. Нас это не касается. Мне нужно закрыть твое дело. А как его закрыть, если ты ничего не хочешь писать?

– Я готов написать, что я невиновен, – упрямо сказал Нафис.

– Ты не хочешь, чтобы мы тебе помогли, – покачал головой подполковник, – и не хочешь помочь себе сам. Ладно, поступай как считаешь нужным. Мы передадим твое дело в суд, и ты гарантированно получишь свою «трешку». Сейчас времена гуманные, раньше могли дать и больше. Попадешь в колонию. Тебе нужен такой вариант?

Подполковник чувствовал себя абсолютно уверенно. Он не знал, что сидевший перед ним молодой человек уже успел позвонить домой. Поэтому пытался дожать парня изо всех сил. Но Нафис понял игру офицера и поэтому сопротивлялся как мог. Ему важно было немного потянуть время. Он был уверен, что мать уже позвонила помощнику отца и тот принимает необходимые меры по его освобождению.

– Вы говорите, что хотите мне помочь, а сами требуете от меня признания в том, чего я не совершал, – недовольно произнес он.

– Нам нужно закрыть твое дело, – почти ласково пояснил подполковник, – чтобы тебя не очень строго наказали. Напишешь, что раскаялся, попал под дурное влияние иностранца, поддался на его уговоры. В общем, ты невинная жертва, которую обманули. Так мы и напишем. Расскажем все прокурору, он человек мудрый, все поймет. Может, отделаешься условным сроком. Сейчас вообще готовятся отменить эту статью.

– А если не отменят, то я получу свою «трешку» или «пятерку»? – иронично спросил Нафис. – Вы, наверное, считаете меня наивным?

Подполковник посмотрел на Трегубова. Покачал головой.

– Значит, по-хорошему ты не понял, – укоризненно сказал он. Попробуем иначе… Отправим тебя в наш КПЗ, где тебя радостно примут…

– Это мы уже проходили, – перебил его Нафис, – примерно полчаса назад. Товарищ капитан подробно рассказал мне, что именно будут со мной делать, как меня будут унижать и какие ужасы ждут меня потом в колонии. Только вы все равно ничего не докажете. Я был в квартире у иностранца, с которым дружу. Вот и все. Это не является предосудительным и тем более незаконным. Насчет валюты в моем кармане я могу написать объяснение. Взял у отца, который получает командировочные именно в валюте и часто выезжает за рубеж. Вот и все.

– Ты смотри, какой умный, – восхитился Кошель. – Ладно, умник! Давай заканчивать. Никто тебя сажать не собирается. И вообще нам не нужна твоя жертва. Учись в университете, занимайся любимыми делами, спи с иностранцами и вообще делай все, что хочешь. Давай разойдемся по-хорошему. Мы ничего о тебе не знаем, ты никогда у нас не был. И все довольны. В том числе твои родители, твой папа из профсоюза, твоя комсомольская организация и твой университет. Платишь нам пять тысяч и проваливаешь домой. Думаю, что для такого крутого парня, как ты, пять тысяч – не такие большие деньги.

– Пять тысяч рублей? – невинным голосом спросил Нафис, хотя прекрасно понял, о чем идет речь.

– А ты еще и хам, – сказал Кошель, – ничего не хочешь понимать. Ну и черт с тобой. Давай, Трегубов, все оформляй. Пусть наш друг посидит пару деньков в КПЗ и подумает о своей судьбе. Говорят, что тюрьма хорошо прочищает мозги.

– Сделаем, – кивнул капитан, поднимаясь со стула.

– Вот и все, – улыбаясь, произнес подполковник. – Каждый сам выбирает свою судьбу.

Он тоже поднялся со стула.

– Пять тысяч долларов очень большая сумма, – сказал, облизнув губы, Нафис. – Полчаса назад ваш капитан просил у меня две.

– Правильно. Он на две и наработал. А я его начальник. Значит, три ты должен заплатить мне. Раз сразу не согласился отдать деньги, будешь платить еще больше. Это как урок на будущее. А если дело пойдет выше, то уже пятью тысячами твой папашка не отделается. Придется платить еще больше…

Он не успел договорить. Дверь резко открылась. И в комнату без разрешения вошел мужчина небольшого роста, почти седой, с круглым, подвижным лицом и щеточкой усов. Это был Рауф, помощник Закира Давлетгарова, о котором говорил Нафис своей матери. Рауф был не просто помощником. Он был своеобразным доверенным лицом семьи, ему поручались все дела, от важных до самых незначительных. И он прекрасно с ними справлялся. Рауфу было около пятидесяти лет, очень маленького роста, всего лишь на несколько сантиметров выше полутора метров. И недостаток своего роста он компенсировал амбициозностью и энергичным напором.

Кошель нахмурился. Он сразу понял, что этот незнакомец вошел в кабинет капитана не просто так. Рауф посмотрел на поднявшего Нафиса, деловито кивнул ему и обернулся к подполковнику, сразу вычислив главного офицера.

– Что здесь происходит? – быстро спросил он.

– Кто вы такой? – недовольно спросил подполковник. – Кто разрешил сюда врываться?

– Я помощник секретаря ВЦСПС Закира Давлетгарова, – гордо пояснил Рауф. – И я приехал сюда за его сыном, которого незаконно задержали и держат в вашем отделении уже третий час без явных причин.

– Причины более чем веские, – возразил мрачный Кошель. – Их арестовали в квартире, где они встречались с иностранцем. Сейчас мы пытаемся уговорить этого молодого человека дать показания. Покиньте помещение, у вас нет права находиться в этом кабинете. Можете подать ваше прошение, и мы решим, когда у вас будет свидание с подозреваемым.

– С кем имею честь? – встрепенулся Рауф.

– Подполковник Кошель, – ответил офицер. – Выйдите отсюда и подождите в коридоре!

– В коридоре ждет адвокат, который приехал сюда со мной, – пояснил Рауф. – Но я уверен, что адвокат нам не понадобится. Для этого вам нужно вернуться в свой кабинет и узнать, что вас разыскивает заместитель министра внутренних дел. Если не хотите поверить мне на слово, тогда вернитесь в свой кабинет. Он как раз сейчас вас разыскивает.

– Хватит, – поморщился Кошель, – не говорите глупостей. Здесь милиция, а не цирк. Никакой заместитель министра мне никогда звонить не будет. Тем более из-за этого молодого человека, который так испорчен своими порочными наклонностями.

Дверь открылась, и на пороге появился лейтенант, который доложил, что подполковника срочно зовут к телефону. Подполковник недовольно покачал головой и, не сказав больше ни слова, быстро вышел из кабинета. Рауф взглянул на капитана Трегубова.

– Думаю, что все понятно. Я успел позвонить помощнику министра внутренних дел, а тот порекомендовал перезвонить заместителю министра. Что я и сделал. Вы должны понимать, что сейчас с Кошеля снимают штаны. В переносном смысле, конечно.

– Это еще неизвестно, – капитан облизал сухие губы. Он был все-таки встревожен.

– Как ты себя чувствуешь? – обратился к Нафису помощник его отца.

– Спасибо, неплохо, – кивнул тот, снова усаживаясь на стул. Рауф прошел к столу и уселся на место хозяина кабинета.

– Что у тебя случилось? – спросил он, словно Трегубова не было в кабинете.

– Я был в гостях у моего друга, чеха. И меня арестовали вместе с ним, обвинив, что мы были любовниками. И еще записали, что у меня была валюта.

– Валюта у него от отца, – быстро пояснил Рауф, уже обращаясь к капитану, – что касается его любовника-мужчины, тем более иностранца, то это вообще полная глупость. У парня есть невеста, и они собираются пожениться. О каких любовниках-мужчинах вы говорите? Или вам надоели собственные погоны?

– У нас был сигнал, – попытался оправдаться Трегубов.

– Какой сигнал? Неужели вы не видите, что это молодой человек из приличной семьи. Посмотрите на выражение его лица, на его одежду, на его часы. Или вы действительно считаете, что он похож на ваших обычных клиентов? Вы же капитан милиции, должны были сразу все понять.

– Их взяли, когда они были вместе, – все еще пытался что-то объяснить капитан. Он уже понял, что этот маленький мужчина не врал и мог действительно позвонить кому-то из начальства. Поэтому даже не возмущался, когда этот гость уселся на его место, оставив самого капитана сидеть на стуле в углу.

– У вас все так, – отмахнулся Рауф. – Правильно критикуют. Все эти безобразия в нашей милиции. Они у тебя деньги не вымогали? – спросил он, обращаясь к Нафису.

– Вымогали, – ответил тот. – Капитан просил две тысячи долларов, а его начальник – пять.

– Нехорошо, – покачал головой Рауф, – просто неприлично. Требовать такие суммы. Вы зарвались, ребята. Так нельзя. Я думаю, нужно позвонить прокурору города, чтобы он занялся офицерами в вашем отделении.

В кабинет вошел мрачный Кошель. Рауф даже не поднялся при его появлении. Нафис тоже остался сидеть. Подполковник прошел к столу и обратился к нему с короткой речью:

– Вы свободны, Давлетгаров. Извините за нашу ошибку.

– Вот это правильно, – удовлетворенно произнес Рауф. – Хотя все равно нужно будет рассказать заместителю министра, какой у вас большой разброс в ценах. Капитан просит две тысячи, а вы хотели пять. Не по чину берете, подполковник.

Кошель нахмурился, но не посмел ничего сказать. Рауф поднялся.

– Надеюсь, мы больше не нужны, – сказал он. – Где документы и деньги студента Давлетгарова.

Трегубов вопросительно взглянул на подполковника. Тот согласно кивнул.

– Можешь выдать, – разрешил Кошель.

Капитан прошел к своему сейфу, достал документы и деньги, возвращая их Нафису.

– До свидания, – сказал Рауф, направляясь к выходу. В коридоре действительно сидел адвокат.

– Можете ехать домой, – разрешил Рауф, – мы обо всем договорились.

Рядом со зданием милиции стояла черная «Волга», на которой он приехал. Усадив Нафиса в машину, уселся рядом с водителем, и автомобиль уехал.

Трегубов увидел в окно, как они уезжают, и обратился к подполковнику:

– Зачем мы их отпустили?

– А ты хотел лишиться всех своих четырех звездочек? – спросил подполковник. – Мне мои две очень дороги. Я еще третью хочу получить.

– Вам действительно позвонил заместитель министра? – понял Трегубов.

– Не сам. Его помощник. И сказал мне все, что он думает. Оказывается, в нашей стране быть одним из руководителей профсоюзов тоже выгодно. А учитывая, что у нас ничего нет на этот парня, я сразу согласился его отпустить. Тем более что его друг-иностранец тоже ничего не сказал. Жалко, но в таких случаях лучше погоны на плечах, чем увольнение на пенсию.

Трегубов согласно кивнул. Он не мог предположить, что через несколько лет еще раз встретится с Нафисом, совсем при других обстоятельствах. А подполковника Кошеля все равно выгнали из органов уже через полтора года. Сначала он работал в каком-то охранном бюро, затем стал заместителем директора в строительной компании. Вместе с директором был обвинен в хищении крупной суммы денег. Директора убили компаньоны, а Кошель в девяносто девятом получил двенадцать лет. Отсидел восемь, вышел на свободу и через год умер на улице от сердечного приступа. Говорят, что на его похороны не пришел никто из его бывших коллег.

Нафис приехал домой. Отец был уже в курсе его задержания. Его пощадили, не став рассказывать об истинной причине задержания сына. Сказали, что взяли иностранца, у которого Нафис покупал вещи. Отец сидел в своем кабинете, когда туда вошел Нафис. Поднялся, подошел к сыну.

– Я не думал, что ты можешь быть таким болваном, – гневно произнес он и вышел из кабинета. Больше на эту тему они не говорили. Никто в семье не вспоминал о постыдном случае и никто не узнал истинной причины задержания Нафиса. Даже его невеста Тамара.

Глава 9

Утром я проснулся с тяжелой головой и воспоминаниями о вчерашнем дне. Сначала исчезновение Мартина, затем эта страшная находка – обгоревший труп моего молодого друга. И не менее ужасное сообщение моей бывшей супруги о том, что Мартин встречался с этим проклятым немцем. От одной мысли меня бросало в жар. Наверное, во всех случаях, когда вам изменяет любимый человек, – это ужасно. В отношениях с женщиной все понятно. Мужчины отчасти собственники и когда узнают об изменах своих женщин, они чувствуют себя обворованными, словно у них украли их любимую игрушку. Уже не говоря о бесчестье, когда ваша женщина предпочитает другого мужчину. В отношениях мужчины и женщины все достаточно обыденно. Женщины не прощают вам измены за то, что вы предпочли им другую, а мужчинам кажется, что только они обладают правом на это тело и душу…

А вот когда встречаются двое мужчин и происходит измена – все гораздо хуже. Ведь они не просто встречаются, когда один обладает другим. Это дружба в высшем проявлении подобного слова, это союз двух начал, которые сознательно пошли на такие отношения. И предательство в этом случае воспринимается особенно остро. Когда я узнал о возможных встречах Мартина с немцем, у меня потемнело в глазах от гнева. Я не мог простить даже умершего друга за подобное предательство. И горел желанием выяснить, что именно было у Мартина с этим немцем, которого я теперь ненавидел еще сильнее. Если выяснится, что они действительно встречались, то я готов даже расторгнуть контракт с немецкой фирмой, чтобы выгнать этого Вебера обратно в его Ганновер. Неужели Мартин мог изменить мне с этим женоподобным существом? Не хочу в это верить.

Но сегодня суббота и никого не будет на работе. Может, просто позвонить Веберу и спросить его об отношениях с Мартином? Нет, так делать нельзя. Он вполне способен соврать. Тогда каким образом я смогу узнать правду? Мартина уже нет в живых, а этот Вебер придет на работу только в понедельник. Лучше бы я вчера ночью не звонил Тамаре, чтобы узнать такую неприятную новость. Что мне делать? Как именно все уточнить? Вспомнил про Эдика Мегрелидзе. В этой ситуации может помочь только он. Эдуард знал о наших отношениях и поймет, что именно я испытываю, когда мне говорят об измене моего друга. Только десять утра. Думаю, что уже можно звонить. Я набрал номер Эдуарда.

– Доброе утро. Извини, что беспокою.

– Здравствуй, – буркнул Эдик. – Надеюсь, что ничего еще не случилось?

– Случилось. Мне нужно, чтобы ты срочно приехал…

– Когда?

– Прямо сейчас!

– Опять кого-то убили? – неудачно пошутил Эдик.

– Почти.

– И кого на этот раз?

– Меня, – ответил я почти искренне.

– Кончай валять дурака, – посоветовал Эдик. – Я приеду к тебе через полчаса.

– Только не опаздывай, – попросил я его.

Немного подумав, позвонил Тане. Секретарши и водители обычно знают гораздо больше своих начальников. В «Газпроме» есть вице-президент, водитель которого обычно знает обо всех назначениях в стране раньше любого министра, любого журналиста. У него есть еще три брата, которые работают в администрации президента, в кабинете министров и в Государственной думе. Невозможно поверить в подобное распределение, но все обстоит именно так, как я говорю. И в результате он бывает информирован гораздо лучше, чем все остальные.

Татьяна сразу ответила. Она была явно удивлена моим субботним звонком. Я обычно не беспокою своих сотрудников в выходные дни…

– Слушаю вас, Нафис Закирович, – привычно сказала она.

– Доброе утро, Таня. – Я чувствовал себя не совсем уверенно. Смешно спрашивать об изменах своего друга у собственного секретаря. Но в этот момент у меня не было иного выхода. Нужно, как обычно, начать издалека, чтобы не выдавать своего возможного интереса.

– Как у тебя дела? – поинтересовался я.

– Спасибо, все нормально, – удивленно ответила Таня. – А у вас все в порядке?

– Не совсем, – ответил я. – У нас неприятности. Исчез Мартин.

– Как это исчез? Сейчас позвоню ему…

– Со вчерашнего дня не отвечает. Я уже думаю обратиться в полицию, чтобы они его нашли.

– Не нужно сразу в полицию. – У нее реакция нормального человека в нашей стране, который так не любит связываться с полицией. Это в Америке или в Германии их вызывают по поводу и без повода. У нас подобное не практикуется.

– Я тоже так думаю. – Она не знает о случившемся, а я не собираюсь ей об этом говорить. Мне нужна ее помощь, а не ее сочувствие.

– Чем я могу вам помочь? Если хотите, я поеду к нему домой и проверю, что там случилось. Сына я могу оставить с соседкой, она сейчас дома.

Таня отличается своей добросовестностью. Но я не дам ей поехать туда, где сейчас работают следователь и эксперты.

– Не нужно беспокоиться. Я сам все выясню. Только хотел уточнить про нашего гостя, который работает с нами уже несколько месяцев.

– Про Вебера? – сразу догадалась смышленая Татьяна.

– Да, про него. Говорят, что он в последнее время подружился с Мартином достаточно близко. Ты об этом не слышала?

Она тяжело вздохнула, и я понял, насколько глупо и несерьезно себя веду. Она ведь наверняка знает о наших отношениях с Мартином. А я звоню и спрашиваю: есть ли любовник у моего любовника? Если грубо, то со стороны это выглядит именно так. Таня все еще молчала.

– Ты не хочешь мне ничего говорить? – Я сделал ошибку, задавая второй вопрос подряд. Умные боссы так себя не ведут. Они задают вопрос и терпеливо ждут, когда им на него ответят. А уже потом задают второй вопрос. Чтобы получить не только информацию, но и представление о степени осведомленности своего сотрудника.

– Я не знаю, что сказать, – признается Таня. – Не готова к вашим вопросам.

– Что здесь непонятного? – спрашиваю я ее уже гораздо грубее, понимая, что и так сделал целую кучу ошибок. – Я хочу знать, они были в последнее время близки? Ты ведь все знаешь? Я не спрашиваю у тебя – они спали вместе или нет. Мне только хочется знать, были ли у этого немца контакты с нашим Мартином. Речь идет о наших договорах с немцами, а совсем не о том, о чем ты подумала.

– Они часто работали вместе, и господин Вебер спускался к Мартину, – наконец сообщила мне Татьяна.

– Ясно. До свидания. – Я бросил телефон на диван, едва не промахнувшись. Он бы наверняка разбился.

Итак, Мартин изменял нашей дружбе с этим приехавшим немцем. В это невозможно поверить. Мартин мне всегда говорил, что ему не нравятся женоподобные мужчины. И почему именно с ним? Кажется, от возмущения и нетерпения я готов еще раз бросить свой телефон в другую сторону. Но почему именно с этим Вебером? Может, он вообще болен СПИДом… А я как дурак лез в кровать к Мартину. Может, я тоже уже давно заражен этой гадостью и мне вообще осталось жить несколько лет. Еще неизвестно, что там было с Мартином на самом деле. Может, он узнал, что заболел, и решил покончить с собой. Ведь наверняка он заразил и меня. Даже страшно подумать. Мне только сорок два года, и я всегда считал, что у Мартина никого нет, кроме меня. Нет, я сам был далеко не ангелом. И встречался с женщинами. Но я всегда предохранялся. Я не позволил бы себе заразить своего партнера.

Нужно срочно поехать в поликлинику и сдать кровь на анализ. Прямо сейчас. Одеться и поехать. Говорят, что на ранних стадиях некоторые болезни еще можно лечить. Хотя СПИД, кажется, вообще не лечится. Не знаю, не следил за этими публикациями. Я начал одеваться. Позвонил водителю, чтобы он срочно приехал. В таком состоянии не смогу вести машину. Даже не побрился, чего никогда не позволял себе раньше.

Уже выходил из дома, когда едва не столкнулся с приехавшим Эдуардом.

– Куда ты торопишься? – удивился он.

– Еду в поликлинику, – быстро пояснил я ему. – Садись, поедем вместе. Черт возьми, я вызвал своего водителя. Так. Сделаем иначе. Он поедет за нами, а я поеду в твоей машине и по дороге мы поговорим.

– Хорошо, – согласился Эдуард.

Мы прошли к его автомобилю. Своему водителю я приказал ехать за нами. Эдик сел за руль, и мы тронулась.

– Зачем тебе поликлиника? Сердце болит? Или плохо себя почувствовал? – спросил он.

– Мне со вчерашнего дня плохо, а сейчас еще хуже, – честно признался я.

– Что-то еще случилось? – понял Эдик.

– Оказывается, Мартин встречался с Вебером, – глухо пояснил я ему.

– С каким Вебером? – не понял Эдуард.

– С нашим немцем, который работает у нас по контракту. Такой белокурый женоподобный гомик, – зло произнес я.

– И он встречался с Мартином? – не поверил Эдик, даже притормозив машину. – Что ты такое говоришь? Этого не могло быть!

– Они встречались, – кивнул я. – Мне вчера сказала об этом моя бывшая супруга, а сегодня подтвердила мой секретарь.

– Это все глупости, – убежденно произнес Мегрелидзе. – И ты столько времени знал Мартина. Он тебя просто обожал. Не может быть, чтобы он с кем-то встречался. Не нужно даже о таком думать. Это оскорбляет память Мартина. Он тебя так любил…

– Поэтому мне так плохо, – огрызнулся я, – и поэтому я еду в поликлинику, чтобы провериться на СПИД. Если выяснится, что я болен, то будет понятно, кто именно мог меня заразить.

Он снова притормозил, на этот раз выруливая на обочину. Изумленно посмотрел на меня.

– Мы едем в поликлинику, чтобы ты проверился на СПИД? Ты совсем сошел с ума? Подозреваешь Мартина в измене, считаешь, что он мог нарочно заразить тебя такой страшной болезнью?

– Не нарочно. Случайно. Я все равно должен провериться. Мартину я тоже доверял. А этому немцу не могу и не хочу верить.

– Кто тебе сказал, что он тебе изменял? – закричал Мегрелидзе.

– Все. Об этом уже все говорят, – я тоже начал кричать. – Не останавливай машину. Поехали быстрее в поликлинику. Мне нужно все самому узнать.

– Упрямый осел! – пробормотал Эдуард. – Поехали. Только я могу тебе заранее сказать, что все это глупости и Мартин был очень привязан к тебе.

Я промолчал. Мы приехали, и я прошел в лабораторию. Там сидела молодая женщина лет тридцати. В белой шапочке и белом халате.

– Мне нужно сдать кровь и сделать срочный анализ, – попросил я.

– Какой анализ? – поинтересовалась она.

– На СПИД, – мрачно ответил я.

– У вас есть подозрение?

– Вы можете сделать срочный анализ?

– Садитесь, – показала она, – мы проведем срочный анализ, но по коммерческим расценкам.

– Да хоть по-марсианским, – буркнул я, подставляя руку. Нашла чем пугать человека, у которого может быть СПИД.

– Напрасно все это, – убежденно произнес Эдуард. – Ничего у тебя нет.

– Сейчас посмотрим, – пробормотал я, когда игла вонзилась мне в вену.

Потом мы сидели в коридоре и ждали приговора врачей.

– Я этого немца сам загрызу, если выяснится, что он заразил Мартина…

– Это уже мания, какой СПИД? С чего ты вообще это придумал. И почему Мартин должен был встречаться с немцем? Это уже настоящее сумасшествие, – сказал Эдуард. – Сейчас выйдут и скажут, что у тебя ничего нет. И ты напрасно так переживаешь. И тем более напрасно так плохо думаешь о Мартине.

– Посмотрим, – угрюмо пробормотал я. – В любом случае выгоню немца, чтобы не пугал своим видом наших мужчин.

В этот момент из лаборатории вышла другая молодая женщина. Она держала в руках листок бумаги с результатами анализа. Она строго посмотрела на нас.

– Кто из вас Нафис Давлетгаров? – поинтересовалась она.

– Это я, – мне пришлось поднять правую руку, хотя в коридоре никого, кроме нас, не было.

– У меня не очень приятные новости, – сказала она, и я посмотрел на Эдуарда.

Он даже побледнел от напряжения и прошептал:

– Этого просто не может быть.

– Говорите, – потребовал я.

– Мы сделали полный анализ крови, – сообщила врач. – У вас уровень холестерина немного превосходит норму.

– И все?

– Нет, не все. Я же сказала, что у меня плохие новости. У вас уровень сахара в крови сильно завышен. Можно сказать, что это диабет второго типа. Вы меня понимаете?

– Я сдавал анализ не на сахар, – разозлился я. – Меня интересовали другие болезни.

– С остальным все в порядке, – сообщила она, – реакция на СПИД отрицательная, на сифилис тоже. Герпеса нет. Но уровень сахара достаточно высокий, и вам нужно срочно перейти на диету. Возможно, придется делать больше физических упражнений. Хотя вы достаточно молодой и подтянутый человек. Может, у вас были в последние дни какие-нибудь потрясения или нервные срывы, переживания?

– Были, – я снова взглянул на уже успокоившегося Эдуарда, который теперь улыбался.

– Вы должны обратить серьезное внимание на свое питание, отказаться от углеводов, сладкого и особенно от пива…

– Ненавижу пиво, – признался я ей радостно, поднимаясь со стула. Конечно, диабет второго типа это плохо, но все равно гораздо лучше, чем СПИД или сифилис. – Спасибо. Большое спасибо, – радостно произнес я, чуть не обняв эту женщину. – Во-первых, всегда приятно узнать, что ты еще живой и у тебя нет смертельных болезней. Во-вторых, радостно узнать, что твой друг тебя не обманывал. И наконец, в-третьих, просто жить, дышать воздухом, наслаждаться солнечным теплом…

Мы с Эдуардом вышли из поликлиники, и настроение у меня явно улучшилось. Хотя в этой жизни ничего не бывает надолго. Мы только уселись в машину, когда позвонила майор Герасимова. На часах было двадцать минут второго.

– Господин Давлетгаров, – сказала она, – здравствуйте. Вы можете срочно к нам приехать? Мы получили результаты экспертизы. Все совсем не так, как нам казалось.

– В каком смысле?

– Я не хочу говорить по телефону. Когда я получила данные экспертов, то специально приехала на работу, чтобы лично ознакомиться с их выводами. Это очень важно. Вам нужно срочно приехать.

– Сейчас приеду, – вздохнул я. – В этом мире нет ничего постоянного. Как счастье, так и несчастье.

– Что вы сказали? – поинтересовалась она.

– Ничего. Это я для себя.

– Хочу сообщить вам приятную новость, – неожиданно произнесла Герасимова. – Кажется, ваш друг не совсем умер.

Мне казалось, что меня невозможно удивить, но выражение моего лица стало таким, что стоявший рядом Эдуард сразу спросил:

– Что случилось?

Глава 10

Зимой девяносто первого года, когда произошли кровавые столкновения в Литве, многим казалось, что еще возможен поворот обратно. Что еще можно восстановить прежнюю стабильность, обрести прежнее равновесие между центром и союзными республиками. Самые радикальные процессы шли в Прибалтике, которая требовала независимости. Неспокойно было на Кавказе, где две республики фактически воевали друг с другом. Ради справедливости стоит отметить, что именно в девяносто первом году Москва осознала опасность сепаратизма и перекройки границ, которая могла вызвать большую войну. В Югославии уже начались стычки и раздоры между республиками. Может, поэтому центр начал более активно поддерживать Азербайджан в его противостоянии с Арменией, пытаясь не допустить изменения границ в пользу другой республики. В соседней Грузии политика Гамсахурдиа тоже довела народ до войны. Грузины умудрились поссориться одновременно с абхазами и осетинами, с которыми также начались полувоенные действия. К тому же грузинское руководство не скрывало своих намерений о выходе из состава СССР…

На фоне подобных процессов проходили встречи двух студентов – Нафиса и Тамары. Им было уже по двадцать лет. Родители обоих решили, что свадьбу нужно играть восемнадцатого августа, в воскресный день, когда можно будет пригласить друзей и родственников, чтобы отметить это событие. И хотя дефицит продуктов и товаров уже достаточно сильно ощущался, все еще работали специальные секции в универмагах, правительственные магазины…

В ресторане «Прага» был заказан банкет на двести пятьдесят персон. При этом прежние антиалкогольные свадьбы были уже забыты и строгие запреты на алкоголь почти сняты. Поэтому на свадьбе разрешили выставить красное и белое вино. Водку на всякий случай подавали под видом минералки, чтобы не подставлять высокопоставленных чиновников, которые дружно явились на эту свадьбу. Только спустя несколько лет Нафис узнает, что на девятнадцатое августа планировалось подписание союзного договора и поэтому многие деятели союзных республик, а также министры и депутаты были уже на местах. Восемнадцатого августа девяносто первого года было последнее спокойное воскресенье большой державы. Распад начался уже на следующий день и закончился к декабрю в Беловежской Пуще, когда лидеры трех славянских республик разорвали страну. Поразительно, что даже спустя много лет после этого события люди проклинали и ненавидели этих политиков, которые позволили себе разобщить почти триста миллионов человек, связанных одной историей, политикой, экономикой. Буквально сразу потерял свой пост белорусский лидер, затем проиграл на выборах украинский лидер, ставший националистом сразу после августовских событий девяносто первого года. Когда он из ярого апологета коммунистической власти превратился в ее критика и поборника независимости. Народ не прощает подобных изменений взглядов политиков, и украинский лидер стал вторым на выдворение из своего дворца. Российскому президенту повезло гораздо больше. Фактически вся кампания девяносто шестого года была построена на обмане избирателей с привлечением западных политтехнологов. И несмотря на все ухищрения, стало ясно, что президент проигрывает выборы. После первого тура он слег с инфарктом, и никого из граждан даже не проинформировали об этом. В результате выборы на самом деле обернулись массовой фальсификацией, и лидер оппозиции даже не посмел объявить о своей фактической победе, понимая, что ему все равно не дадут этого сделать. Расстрелянный из танков парламент был еще перед глазами.

В марте состоялся референдум, где большинство населения проголосовало за сохранение единого государства. Но даже после этого никто не собирался обращать внимание на волеизъявление подавляющего большинства граждан.

И именно тогда было принято решение о свадьбе восемнадцатого августа. К этому времени было заказано роскошное свадебное платье для невесты. Отец Нафиса сумел пробить для сына трехкомнатную квартиру в районе стадиона «Динамо», а отец Тамары обставил квартиру импортной мебелью, сумев договориться с заместителем министра торговли, с которым дружил уже много лет.

В мае – июне оба студента еще сдавали экзамены, когда состоялись выборы и Ельцин был избран президентом России. Он тогда многим нравился, как истинный демократ и поборник перемен. Люди видели в нем борца с привилегиями коммунистической номенклатуры, даже не подозревая, какие преференции получают родные и близкие этого трибуна, так радикально отказывающегося от полагающихся ему привилегий. Родные и близкие Ельцина превратились в миллиардеров и мультимиллионеров, получив за бесценок заводы, фабрики, нефтяные вышки и газовые трубы.

Старшая сестра Дания родила еще одного мальчика. Вторая сестра Валида уже давно превратилась в Валю и жила со своим другом, тоже актером, не решаясь пока заводить детей. Они вместе играли в спектаклях в Театре Моссовета, куда перешли еще в прошлом году. Валида продолжала сниматься в фильмах, где по-прежнему эксплуатировали только ее внешность в эротических сценах, которые так раздражали молодую женщину. Она гордо отказывалась от слишком откровенных сцен и поэтому соответственно получала гораздо меньше ролей. Но в начале девяностых фильмы снимались только для отмывания денег, когда посредством очень слабых фильмов просто обналичивали крупные суммы.

Отец Нафиса сделал им путевки в Индию, куда они должны были поехать в свадебное путешествие. Нафис с удивлением и раздражением стал замечать в своей невесте некоторые черты, которые ему не очень нравились. Она была слишком меркантильна, расчетлива, прагматична. И с первых же свиданий дала понять ему, что ей не нравится его извращенный вкус и различные формы секса, которые можно было практиковать с женщинами и мужчинами. Она строго заметила, что не готова для различных извращений и предпочитает традиционные формы общения. Это его, конечно, раздражало, но пока они были молоды, он подавлял в себе эти чувства, полагая, что обязан жениться и вести себя как нормальный человек. Строгое советское воспитание и мусульманские нормы, оставшиеся от семьи его отца, все еще крепко жили в нем, и он считал свои связи с мужчинами предосудительными и аморальными, осуждая себя за подобные слабости.

В первый раз они поругались с Тамарой еще за месяц до свадьбы, когда она заявила, что не хочет видеть на своей свадьбе большинство его друзей из университета. Свадьбу оплачивали одновременно обе стороны, и она не разрешила ему превысить лимит гостей, пригласив туда и своих студенческих друзей. Ей было гораздо важнее, чтобы на свадьбе присутствовали сотрудники Министерства иностранных дел, друзья ее отца, их соседи по дому и высокопоставленные партийные чиновники. Несмотря на все уговоры Нафиса, она не соглашалась сокращать чиновников в угоду студентам. Его это обидело. Она тоже обиделась и ушла. На следующий день она позвонила сама и заявила, что он может приглашать кого угодно. Разумеется, он не стал приглашать лишних людей, позволив себе позвать только нескольких друзей, среди которых были его бывшие одноклассники – Роберт и Слава. Первый поступил в архитектурный институт, второй учился в Политехническом. Появившийся на свадьбе Роберт передал привет и поздравления сначала от своих родителей, а затем от старшего брата. Он не обратил внимания на вспыхнувшего от смущения Нафиса. А вот Слава пришел не один, а с Люсей, которая когда-то ездила на дачу Давлетгаровых и осталась ночевать. Нафис даже успел узнать у нее про Жанну, которая к этому времени получила высшее образование и вернулась в свою Ригу, где теперь и жила, примыкая к радикалам, требующим безусловной независимости Латвии.

Свадьба получилось веселой. Приехали родственники из Казани, Дания с мальчиками и мужем, Валида со своим другом, тетушки и дяди. Было много известных лиц, несколько депутатов, два заместителя министра, почти все руководство профсоюзов, много сотрудников МИДа. Приехал даже министр иностранных дел, которого Нафис раньше не видел. Никто еще не предполагал, что уже завтра начнется историческое событие, министр иностранных дел сдаст своего президента, фактически поддержав выступивших против Горбачева его ближайших сподвижников.

Министра посадили на самое почетное место – рядом с родителями невесты. Министр уже знал о том, что именно должно случиться завтра утром. Об этом не знал почти никто из сидевших в зале. Но все чувствовали это напряжение, словно разлитое в воздухе.

Свадьба закончилась во втором часу ночи, и молодых отвезли в их квартиру. Все желали счастья и много денег. Это был новый тренд, возникший в последние годы. Если раньше желали счастья, здоровья и много детей, то теперь в первую очередь желали много денег. Деньги становились символом ума, таланта, чести, совести, даже веры.

В первую брачную ночь они настолько устали, что просто сразу провалились в спасительный сон, едва успев разбросать свои вещи по комнатам. Часы показывали уже половину четвертого утра. Но уже в десять Тамара неожиданно растолкала своего мужа.

– Иди, посмотри, что происходит. У нас в стране военный переворот, – закричала она, показывая на телевизор, где передавали сообщения о болезни Горбачева и создании ГКЧП. А затем начали показывать балет «Лебединое озеро». Нафис мрачно смотрел на плавные движения балерин. Затем позвонил Роберту.

– Что происходит? – поинтересовался он.

– Это контрреволюция, – радостно прокричал Роберт. – Мы все, студенты, должны выйти против этих типов и сказать им, что они не имеют права решать за нас или распоряжаться нашими судьбами. Если хочешь, можешь приехать. Наша колонна будет собираться у Белого дома.

– Здорово, – обрадовался Нафис, – обязательно приеду.

Он положил трубку и увидел стоявшую за его спиной Тамару.

– Куда это ты собрался? – поинтересовалась она. – Собираешься сделать меня вдовой, еще толком не женившись? Совсем с ума сошел? Никуда ты не поедешь. Уже танки вошли в город. Кому нужны ваши ребячьи глупости. Хватит, Нафис, пора взрослеть.

– Я поеду, – упрямо и твердо заявил Нафис. – Там будет много моих знакомых и товарищей. Я не имею права сидеть дома, когда за окном происходят такие эпохальные события.

– Самое эпохальное событие в твоей жизни – это свадьба, – бесцеремонно заметила Тамара. – И теперь ты отвечаешь не только за себя, но и за меня.

– Ты ничего не понимаешь, – снова попытался урезонить молодую супругу Нафис и нарвался на ее крик.

– И не хочу ничего понимать, – закричала Тамара. – Все умные люди сейчас сидят по домам и ждут, чем это все закончится. А ты собираешься вылезать на улицу и идти на митинг, где тебя либо арестуют, либо пристрелят.

Он прекратил пререкаться, поняв, что это бесполезно. Но через два часа, когда снова позвонил Роберт, молча оделся и решил уходить. Увидев его одетого в куртку, она снова запричитала:

– Я тебя не пущу. Не смей уходить. Через три дня мы улетаем в Дели, в свадебное путешествие. Нам нужно собирать вещи, а не ходить на глупые митинги, где выкрикиваются какие-то непонятные лозунги. Ты хочешь, чтобы победили эти горлопаны? Отец давно мне говорил, что пора наводить порядок и убирать этого болтуна Горбачева. Так думают все нормальные люди. И твой отец тоже наверняка так думает. Или ты не понимаешь, что в случае победы этих демократов первыми выгонят с работы твоего и моего отца? Ты этого добиваешься? Ты поэтому бежишь на митинг?

– Дура, – разозлился Нафис. – Я иду на митинг поддержать своих товарищей. При чем тут наши родители? Они честно исполняли свой долг. Наши отцы не были обычными партократами. Твой – известный дипломат, а мой – профсоюзный деятель. Какое отношение они имеют к этой зарвавшейся партийной номенклатуре?

– Ты забыл, что твой отец работал заведующим отделом в обкоме партии. Думаешь, что ему не напомнят об этом? – ядовито поинтересовалась Тамара. – И вообще это безумие. Уходить от молодой жены в первое утро после свадебной ночи. Или я должна объяснять тебе такие элементарные вещи? Тебе не кажется, что у тебя появились обязательства передо мной?

– Можно подумать, что ты потеряла свою девственность сегодня ночью, – выпалил Нафис.

– Ты еще меня в этом и обвиняешь? – Она заплакала и побежала в другую комнату.

Он растерянно стоял, не зная, как именно ему следует поступать. Затем снял куртку, со злостью бросив ее на пол. И прошел на кухню. Через полчаса позвонила мать, встревоженная происходящими событиями. Еще через полчаса позвонил отец Нафиса, который посоветовал им сидеть дома и никуда не ходить.

Нафис молча сидел на кухне. Он достал из холодильника бутылку коньяка и выпил уже три рюмки, чего никогда раньше не позволял себе. Добившаяся своего Тамара чувствовала себя несколько виноватой. Поэтому она заваривала чай, делала кофе, подогревала еду, которую им привезли вчера со свадьбы. И пыталась с ним заговорить. Он отвечал односложно. Вечером снова позвонил Роберт. Трубку взяла Тамара. Услышав голос друга своего мужа, она холодно заявила, что его нет дома.

– Передай ему, что мы дежурим у Белого дома, с восточной стороны, – радостно прокричал Роберт, – будем стоять здесь всю ночь. Пусть приезжает и найдет нас.

– Обязательно, – ядовито пробормотала Тамара. – Если найду, я ему обязательно передам.

По телевизору уже показали пресс-конференцию руководителей ГКЧП. Вице-президент Янаев выглядел жалким и несчастным человеком. Им задавали откровенные вопросы, их откровенно презирали и не боялись. Любому наблюдательному человеку сразу становилось ясно, что дело этих заговорщиков просто обречено на неудачу. И на их фоне Ельцин, появившийся на танке, выглядел образцом мужества и отваги. После Ленина, выступавшего на броневике, Ельцин на танке становился всемирным символом демократии и свободы. Никто даже не мог предполагать, что уже через два года он прикажет стрелять по зданию, в котором будет находиться российский парламент. Ельцин отдаст приказ, который не смогли отдать бывшие функционеры и несчастные аппаратчики, уже лишенные самостоятельности и не способные к решительным, энергичным действиям. Но после расстрела парламента называть Ельцина символом демократии и свободы будет просто неудобно. А после начала чеченской войны его демократический образ еще более поблекнет.

Нафис так и не вышел из дома в тот день. Тамара, поняв, что нельзя держать мужа все время дома, следующим утром согласилась поехать к своим родителям, взяв с него слово, что он только немного пообщается со своими друзьями и к вечеру вернется домой. Он поехал к Белому дому, где стояли танки и все ждали штурма. И конечно, не вернулся домой к условленному сроку. Только позвонил и предупредил, что задерживается. Тамара, находясь у родителей, проплакала всю ночь. Утром появился Нафис, небритый, уставший, но счастливый. Он продежурил со своими товарищами всю ночь у импровизированных баррикад, словно они могли спасти их от танков, если бы те получили приказ взять штурмом Белый дом. Но приказа так и не последовало. Двадцать первого августа путч просто захлебнулся. Почти все его руководители были арестованы, Горбачев вернулся в Москву…

Еще через несколько дней состоялась коллегия Министерства иностранных дел, после которой был снят прежний министр… Как выяснилось, он поддерживал ГКЧП. Назначенный вместо него бывший комсомольский лидер, слишком долго прослуживший за рубежом, оказался просто не способен руководить таким огромным аппаратом. А российский министр иностранных дел демонстративно отказывался от наследия старого министерства – уже через несколько месяцев отец Тамары был уволен из Министерства иностранных дел.

Они совершили поездку в Индию, которая ничем примечательным не запомнилась. Тамара почти все время чувствовала себя плохо. Выяснилось, что у нее вообще аллергия на местные продукты и особенно на запах карри, которым, казалось, была пропитана вся местная еда. Через две недели они вернулись домой. На календаре – пятое сентября, и им обоим нужно было отправляться на занятия. Оба – студенты четвертых курсов. Но все поменялось за эти дни. В институтах запрещены парткомы, распустили комитеты комсомолов. Они вернулись уже в другую страну, еще не подозревая, какие потрясения их ждут в будущем.

Глава 11

Вместе с Эдуардом мы приехали в полицию, прошли в кабинет Герасимовой. Она сидела за небольшим столом и курила. Я еще вчера отметил, что она слишком много курит. Наверное, это последствия трагической гибели супруга. Представляю, как она переживала! Есть ли у них дети? Хотя какое мое дело? Молодая женщина, которая в этом возрасте теряет мужа. Сколько ей? Тридцать пять? Или тридцать шесть? Она достаточно молода, чтобы оставаться одной. Какие дурацкие мысли лезут мне в голову. Все утро я думал о Мартине. Волновался, что на Головинском кладбище, где похоронена его мать, почти нет свободных могил.

Мы тогда взяли один участок для его матери. Казалось, что еще не достигший тридцати лет молодой Мартин будет жить по меньшей мере еще полвека. Хотя теперь я понимаю, что в таких случаях нужно думать всегда заранее.

Герасимова говорила по телефону, когда мы вошли. Показала нам на стулья, продолжая говорить. Хотелось выхватить трубку и положить на рычаг, чтобы она взглянула на нас.

– Получили результаты экспертизы, – сообщила она. – Его сначала задушили, а затем сожгли.

– Может, это было самоубийство? – все еще не хотел верить я в такой страшный исход. И тогда почему она говорила, что он еще не совсем умер… Или можно воскреснуть после того, как тебя сначала задушат, а потом сожгут.

Словно прочитав мои мысли, она спросила:

– И после этого он сам облил себя бензином и сжег? Нет. Это настоящее убийство. Вот результаты экспертизы, – она показала на лежавшие перед ней листы бумаги.

Я не стал смотреть документы, только кивнул головой.

– Подождите, – пробормотал я. – Теперь вообще ничего не понятно. Он все-таки живой или…

– Может, у него все-таки были враги или недоброжелатели? – поинтересовалась она вместо ответа.

– Нет. Я же вам говорил, что у него не было врагов, – мне не хотелось говорить на эту тему. – Кого убили, скажите вы наконец.

Она пристально смотрела на меня, словно пытаясь понять, как именно я буду реагировать на ее слова.

Она перебирала бумаги. Словно решала, как именно сообщить мне эту новость. Затем сказала:

– Судя по вашему описанию, это был молодой человек приятной наружности. Вчера мы забрали фотографии из его дома.

– Правильно.

– А у погибшего почти не было зубов, – неожиданно сообщила Герасимова.

– Как это не было зубов? – Я взглянул на Эдуарда, тот тоже недоуменно пожал плечами. Какая глупость! Или не глупость? Или его пытали, перед тем как задушить? Но зачем? Почему? Какие такие секреты он мог знать? Что вообще с ним могло случиться? Сколько вопросов, и ни одного ответа.

– И еще, – сказала она, – ему было не тридцать, а все пятьдесят. В крайнем случае сорок пять. Но никак не тридцать. И рост не соответствует росту вашего друга. Разница в шесть сантиметров, мы проверили по его лечебной карте. Больная печень, изношенное сердце, одна почка практически не работала. – Она говорила, и я думал, что это чудовищный портрет неизвестного алкоголика, а не моего молодого и красивого друга. Герасимова продолжала перечислять: – И наконец, самое главное. Его группа крови. У погибшего первая отрицательная группа, а у вашего друга – вторая положительная. Это мы тоже установили…

Я хочу что-то сказать и не могу. Смотрю на нее, смотрю на сидящего рядом Эдика и не понимаю, что именно я должен сказать. Но так просто не бывает. Получается, что прямо сейчас, здесь, в этом кабинете, Мартин снова ожил.

– Значит, это не он? – наконец хрипло выдавил я.

– Конечно, – кивнула Герасимова. – Это точно не он. Слишком много отличий.

– Это я понимаю. Значит, в машине сгорел не Мартин?

– Нет. Именно поэтому я хотела, чтобы вы срочно приехали. Это был не Мартин. В машине задушили и сожгли другого человека.

– Кого?

– Мы не знаем, – ответила Герасимова, – но это другой человек.

– А где Мартин?

– Пока тоже не знаем.

– А кровь на полу в кухне? Это тоже другая кровь?

– Нет. Это была кровь вашего друга. Вторая положительная.

Я посмотрел на Эдуарда. Как я теперь должен реагировать? Радоваться, что Мартина не сожгли? Тогда откуда взялись пятна крови на кухне? И куда делся сам Мартин? И почему тогда в его машине сожгли труп другого человека?

– Что ты думаешь, Эдик? – спросил я Мегрелидзе.

– Может, вместе с Мартином был его знакомый, которого убили, – хмурится Эдуард, – а самого Мартина похитили. Тогда возможно, что он еще живой.

– Но зачем? Кто мог его похитить? Кому он нужен?

– Не знаю, – пожал плечами Эдуард.

– Вам нужно сдать отпечатки пальцев, – напомнила майор. – Сейчас придет эксперт. В квартире мы нашли много различных отпечатков пальцев. Нужно будет идентифицировать ваши отпечатки.

Я посмотрел на Эдика и первым согласно кивнул головой. Она вызвала эксперта, который довольно быстро и ловко снял наши отпечатки пальцев. Это раньше мазали черной краской и заставляли прижимать свои пальцы по очереди к белой бумаге. Сейчас все делает электроника в считаные секунды. Эксперт ушел, и мы снова остались втроем.

– Что нам нужно делать? – спросил я у майора.

– Поехать домой и успокоиться, – посоветовала она.

Я тяжело вздохнул.

– У вас есть другие предположения? – спросила Герасимова. Кажется, ей было любопытно следить за моей реакцией. Она пыталась понять, что чувствует человек в подобных случаях.

– Какие предположения? Я сам ничего не понимаю.

– Вы можете стать одним из главных подозреваемых, – пояснила она. – Ваш друг исчез, а вместо него убили и сожгли кого-то другого. Или, может быть, его знакомого, с которым ваш друг мог иметь какие-нибудь близкие связи.

Теперь понятно. Она считает меня рогоносцем. Только мне изменяла не жена, а мой друг, у которого был еще любовник. И я становлюсь главным подозреваемым, так как мой друг исчез, оставив пятна крови на кухонном полу, а его возможный любовник был убит и остался в сгоревшей машине. Все верно, только это совсем не наш случай…

– У Мартина не могло быть знакомого с пораженной печенью, без зубов, – заметил я. – Если вы считаете, что я похож на ревнивого Отелло, который убивает любовников своих друзей, то ошибаетесь.

– Я так не думаю, – возразила она, – но вашего друга пока не нашли. И мы не знаем, что с ним действительно случилось. Будем его искать, хотя понятно, что наши поиски будут идти теперь в рамках расследования уголовного дела, возбужденного по факту смерти неизвестного лица, найденного в машине вашего друга.

Все эти новости меня просто потрясли. Я не знал, что нужно или можно говорить в подобных случаях. Очевидно, Герасимова поняла мое состояние. Она открыла бутылку воды, налила в стакан и протянула его мне.

– Спасибо, – я залпом выпил воду.

– Вам лучше? – спросила она.

– А как вы думаете?

– Не знаю, – призналась она.

Это было достаточно честно. Я подумал, что она захотела бы оказаться на моем месте, чтобы вместо ее мужа убили и сожгли кого-то другого. Но ей повезло меньше, чем мне. И неожиданно для самого себя спросил:

– У вас есть дети?

Кажется, она не удивилась.

– Сыну уже четырнадцать, – сказала она, доставая очередную сигарету.

– Вы много курите, – сказал я.

– Знаю.

Мы смотрели друг другу в глаза. Я впервые подумал о том, как ей было больно. А она, наверно, впервые подумала о том, как больно было мне. И как я должен обрадоваться сообщению о том, что погиб не Мартин.

– Мы пригласим вас еще раз, – сообщила она, – и следователь тоже захочет снова с вами переговорить. Вам не следует в ближайшие несколько дней уезжать из города.

– Я и не собираюсь.

Вмешался Эдуард, который решил подсказать мне, как следует поступить.

– Может, нам еще раз осмотреть квартиру Мартина?

– Правильно, – сразу загорелся я, – будет правильно, если мы еще раз все осмотрим сами. Вы можете вернуть нам ключи от квартиры Мартина?

– Вы думаете, что можете там что-то найти? – спросила майор.

– Хочу еще раз проверить его вещи, бумаги, одежду. Может, найду там какие-нибудь доказательства. Я даже не знаю, что нужно искать. Но буду искать.

– Я распоряжусь, чтобы вам вернули ключи, – согласилась она, – но вы там уже ничего не найдете. Наша группа работала всю ночь, после того как обнаружили сгоревшую машину. А сегодня утром там побывал еще и следователь. Вы ничего там больше не обнаружите.

– Возможно, мы обратим внимание на какие-то детали, – сказал Эдуард.

– Хорошо. Сейчас позвоню, чтобы принесли ключи, – она подняла трубку телефона. – Вы можете пройти в тридцать четвертый кабинет и получить там ключи, – сказала она через минуту.

– Спасибо, – я поднялся, чтобы выйти.

– Подождите, – остановила она меня. – Будьте осторожны. Мы пока не знаем, кто и зачем решил устроить такой спектакль. И где именно находится ваш друг. Может быть, он пока жив, а может, его уже нет в живых. В любом случае будьте осторожны.

– Не беспокойтесь, – сказал Эдуард, – я послежу, чтобы его не обижали.

Мы вышли из ее кабинета. События последних дней меня просто потрясли. Сегодня был вечер субботы, и я не знал, как мне следует поступить. Где можно искать Мартина, что с ним произошло, как все это могло случиться. В тридцать четвертом кабинете нам вернули ключи от квартиры Мартина и заставили расписываться сразу в трех местах. Когда мы вышли на улицу, было уже темно.

– Поедем сразу к нему домой, – предложил Мегрелидзе, – так будет правильно. Я не отпущу тебя туда одного.

– Поедем, – согласился я, чувствуя какой-то озноб. Еще час назад был уверен, что больше никогда в жизни не увижу Мартина, а теперь не знал, как мне относиться ко всем этим известиям. Получается, что Мартин попал в жуткую криминальную историю, и я совсем не знал об этой стороне жизни моего друга. А ведь он был мне не просто другом.

Мы приехали и поднялись на этаж. Я протянул ключи Эдику, чтобы он открыл дверь. И вдруг понял, что мне будет очень тяжело войти в эту квартиру еще раз. Но Эдуард открыл дверь, и я вошел в эту квартиру. Вещи были разбросаны по полу. Очевидно, сотрудники полиции работали здесь еще более грубо, чем прежние незнакомцы. Интересно, сколько отпечатков пальцев было в этой квартире до нашего с Эдуардом появления? Наверное, завтра нам уже ничего не сообщат, ведь завтра воскресенье. Только в понедельник. Я прошел по двум комнатам. Когда-то здесь жил Мартин вместе со своей матерью. Потом он поменял мебель, я купил телевизор, сделали евроремонт, как он сейчас называется. Это была уютная квартира. Я иногда сюда приезжал. Но у нас никогда не было никаких отношений с Мартином в его квартире. Может, потому, что здесь раньше жила его мама. И подсознательно мы оба воздерживались от наших отношений в этой квартире. А сейчас она напоминала разоренное гнездо после нашествия неизвестных грабителей. Я прошел в гостиную и сел на стул. Эдик уселся рядом со мной.

– Нужно будет пригласить домработницу из моего дома и все убрать здесь, – тихо предложил я. – Они все разбросали.

– Сколько раз ты сюда приезжал?

– Не знаю. Не помню. Раз двадцать или больше. Почему ты спрашиваешь?

– Ты должен был запомнить, где и какие вещи лежали у него.

– Я не обращал внимания.

– У него были записные книжки или какие-то дневники?

– Не знаю.

– А его компьютер, – напомнил Эдуард, – он лежит у него в спальне. Ты знаешь пароль, чтобы его включить?

– Нет. Меня не интересовал пароль его компьютера. Я же тебе говорю, что вел себя глупо, ничего не замечая.

Мы прошли в спальню и обнаружили компьютер, из которого вытащили жесткий диск. Все понятно. Они тоже считали, что нужно в первую очередь проверить все его записи на компьютере, в том числе и его переписку. Вообще глупо было считать, что мы сумеем найти какие-нибудь знаки или вещи, на которые не обратили внимания опытные сотрудники уголовного розыска.

– Мы ничего не найдем… Напрасно мы сюда приехали.

– Давай проверим книги, – предложил Эдик, – у него книги стоят в книжном шкафу, в коридоре. Ты не знаешь, какие книги он особенно любил?

– Бодлера, – вспомнил я, – он его часто цитировал. А из романистов любил Мопассана. Там есть собрание сочинений Мопассана в двенадцати томах.

Эдик подошел к полке. Некоторые книги проверяли, но не все. Из шкафа доставали пять или шесть книг на выбор. Остальные книги остались в шкафу. Сначала он проверил серо-голубой и зачитанный томик Бодлера. Бедный Мартин был настоящим эстетом. Вы знаете много молодых людей, которые вообще имеют представление о том, кто такой Бодлер. Не говоря уж о Мопассане. Наше новое компьютерное поколение растет неграмотным. Зачем учить, читать, если можно узнать все из своего телефона или ноутбука. Зачем читать Бодлера или Мопассана, если можно получить короткую выжимку об их творчестве. Многие молодые люди настолько привыкли к подобной помощи, что не знают даже таблицы умножения, предпочитая умножать на карманных калькуляторах, телефонах и компьютерах.

Эдуард достал первый том Мопассана, продолжая осматривать книги. Мне грустно. Даже обидно, что человек уходит, а его вещи остаются. И живут после его смерти. Все эти книги, которые читал и любил Мартин. Мегрелидзе достал следующий том. Глупая затея. Конечно, проверяющие не могли знать, что Мартин любил Мопассана. А я об этом знаю. Эдуард достал следующий том. Внутри ничего нет…

Я подхожу к телевизору. Странно, что Мартин никогда не подключал свой телевизор к какой-либо системе, чтобы смотреть дополнительные каналы за небольшую плату. Его вполне устраивали общедоступные каналы. Он вообще мало смотрел телевизор, а больше читал книги. Подошел к серванту. Бокалы, фужеры, сервиз… Кажется он привез его из Дрездена. Саксонский фарфор. Зачем ему нужен был сервиз, ведь он не обедал дома? Зачем ему эта супница и эти глубокие тарелки? Протянул руку и осмотрел супницу. В ней ничего нет. Эдик продолжал проверять книги.

Нет, отсюда нужно уходить. Мы все равно ничего не найдем.

Не успел додумать эту мысль до конца, когда Эдуард неожиданно показал мне десятый том.

– Нашел!

Я подошел ближе. В руках у Эдуарда небольшая записка. Там только несколько фраз. Но каких фраз!

«Всю сумму выплатить немедленно. Я перезвоню, и мы договоримся о времени и месте. Не забудьте, что речь идет о сумме в полмиллиона долларов. От этого зависит и ваша судьба». Подписи не было. Я посмотрел на записку. Почерк незнакомый. Судя по всему, она была написана недавно. Но откуда взялись такие дикие долги? Полмиллиона долларов. Невероятная сумма, которую требовали с Мартина. Интересно, за что? И откуда у него такие деньги?

– Кто это написал? – удивился Мегрелидзе.

– Не знаю. Первый раз в жизни вижу эту записку. У него не было долгов. Это я знаю точно, иначе он бы попросил у меня денег. Но откуда взялась невероятная сумма в полмиллиона долларов? Дай записку, я посмотрю. Это не его почерк. Кто-то ему написал. И угрожал.

– И ты не знаешь, кто бы это мог быть?

– Понятия не имею. Что нам делать с этой запиской? Отдадим ее Герасимовой?

– Ни в коем случае, – сразу возразил Эдик. – Они начнут искать автора записки, и эта информация сразу станет достоянием всех. В том числе и тех, кто писал эту записку. Они лягут на дно, и мы никогда и ничего не найдем. Нужно решать иначе.

– А ты знаешь, как их вычислить?

– Во всяком случае, у нас есть преимущество, – убежденно произнес Эдуард, – пока никто не знает, что мы смогли найти эту записку. И в этом наше преимущество.

Это явно писал мужчина. Интересно, кто это мог быть? Телефоны? Нужно проверить распечатки номеров с телефонов. И выяснить, кто мог написать записку.

– Сделаем, – заверил меня Эдуард. – Я снова позвоню своим друзьям, и мы поднимем все его разговоры за последний месяц. Можешь не беспокоиться, мы вычислим человека, который писал эту записку с требованием невероятного выкупа.

– Лишь бы он был жив, – добавил я, – меня больше всего остального волнует его жизнь. Если бы только он был жив.

– Мы сделаем все, чтобы его найти, – сказал Мегрелидзе.

Я думал, самое страшное событие – сообщение о смерти Мартина, обгоревший труп в машине, пятна крови на кухне. Даже не подозревал, что самое страшное еще впереди…

Глава 12

Конец девяносто первого и начало девяносто второго запомнились миллионам москвичей взрывом цен, длинными цепочками торгующих на улице людей и отсутствием хлеба в магазинах. В конце декабря ушел Горбачев, распался Советский Союз. Но это волновало людей гораздо меньше, чем экономические и финансовые проблемы, свалившиеся на них к началу девяностых.

Истинный рейтинг Горбачева станет понятен в девяносто шестом году, когда он примет участие в выборах и наберет ничтожные доли одного процента. Даже на фоне расстрелянного парламента, чудовищных экономических реформ, массового обнищания, появления олигархов и больного Ельцина, фактически проигравшего выборы Зюганову, Горбачев не сможет набрать и одного процента. Это будет народный приговор, который вынесут люди этому несчастному политику. Если бы голосование проходило по всему Союзу, возможно, он сумел бы набрать больше одного процента за счет республиканских элит, неожиданно оказавшихся хозяевами в своих странах и получивших возможность бесконтрольно грабить свои народы, чем почти все и воспользовались. Начало девяностых – время сумбура и неразберихи, когда по инерции люди еще считали себя гражданами одной страны, но фактически жили уже в разных государствах.

Весной девяносто второго отец Тамары устроился на работу в частную компанию, где ему был предложен пост заместителя директора по внешним связям. Кто тогда мог предположить, что занимавшаяся переработкой нефти компания станет через несколько лет одной из самых мощных в России, а оклад тестя Нафиса будет превышать зарплату президента и премьера, вместе взятых.

К этому времени начались проблемы у отца Нафиса. Ему припомнили и последовательную антиреформаторскую позицию, и его выступления против «демагога» Ельцина, и его бывшую работу в обкоме партии. К лету девяносто второго года отец Нафиса ушел в отставку. Он собирался переехать в Казань, но там тоже он никому не был нужен. Более того, набиравший силу татарский сепаратизм уже тогда был настолько явным, что Шаймиев, прибывая в Кремль на переговоры, требовал, чтобы российские представители усаживались по другую сторону стола, как в разговоре двух суверенных государств. К этому времени демагогия Ельцина «Берите столько суверенитета, сколько сможете» дала о себе знать. Автономные республики в составе России начали требовать своего особого статуса, а Чечня просто объявила о своей независимости. Если можно Эстонии, почему нельзя Татарстану или Чечне? Эти слова Ельцина будут аукаться российскому народу еще долгие десятилетия, когда будут взрываться бомбы террористов и погибать обычные люди. В Чечне, Ингушетии, Дагестане вырастет целое поколение людей, не готовых к мирной жизни. К чести Шаймиева, он буквально в последний момент осознал, к каким страшным последствиям может привести его сепаратизм. И буквально оттянул свою республику и народ от края пропасти. Но Закиру Давлетгарову все равно не было места в новом Татарстане.

В девяносто втором году ему было только пятьдесят шесть лет. Напряженно работавший всю свою жизнь на комсомольской, партийной и профсоюзной работе, он остался не у дел в самом лучшем для мужчины возрасте. Его тяготило вынужденное безделье. Работать в коммерческих частных структурах он не хотел. Один из его бывших подчиненных предложил преподавать в институте, и он с радостью согласился – все-таки он кандидат наук, окончил Московский государственный университет. Именно поэтому он с удовольствием пошел на эти встречи с молодыми. Но преподавал в общей сложности четыре дня в неделю по четыре часа и все равно тяготился свободным временем, не зная, как им распоряжаться. Он не накопил никаких особых денег, кроме большой квартиры на Грановского, которую даже не приватизировал. Государственную дачу отобрали, служебный автомобиль тоже. Теперь семья передвигалась на метро. Если для самого Закира в этом не было ничего необычного, то члены его семьи переживали подобные метаморфозы достаточно болезненно. В начале девяносто второго Валида, которой было уже под тридцать, осознав, что все ее попытки стать известной актрисой обречены, приняла предложение знакомого канадца и уехала с ним в Канаду, бросив свой театр и свое ремесло.

Разумеется, все эти потрясения сказывались и на молодых. Тамара твердо решила не рожать еще два года, пока не окончит институт. Нафис особенно не настаивал. Он уже успел осознать, что совершил, возможно, самую большую ошибку в своей жизни, когда женился на Тамаре. Дело было даже не в том, что ему не особенно нравились кульбиты с женщинами, – ему не нравилось жить именно с Тамарой. Выяснилось, что в быту сосуществовать с ней достаточно сложно. Она была не очень хорошей хозяйкой, не умела готовить и не собиралась этому учиться. А самое неприятное, что обладала скверным характером, вспыхивала по пустякам… Ради справедливости стоит отметить, что сам он довольно часто пренебрегал своими супружескими обязанностями, предпочитая читать книги или сидеть перед телевизором, пока она не заснет.

Именно в это время в его жизни снова появилась Аслия. Он оканчивал университет, понимая, что распределения не будет, решал, куда именно следует пойти, когда позвонила Аслия. Она приехала в Москву… Все прошедшие годы их семьи поддерживали отношения. Она пришла навестить его родителей, когда он поехал к ним, решив не брать с собой Тамару. Он не смог бы ответить на этот вопрос – почему именно в этот раз он не взял с собой молодую супругу. Может потому, что не хотел знакомить ее с девочкой, которая так нравилась ему в молодости. А может, боялся этой встречи с Аслией, которая могла измениться за последние несколько лет. Но ничего особенно не произошло.

Аслия оставалось такой же красивой молодой девушкой. Высокого роста, с характерным азиатским разрезом глаз, черными волосами, немного вогнутым лицом, аккуратным носиком, тонкими, правильным чертами лицами. Он помнил ее совсем ребенком и следил за тем, как она росла. Каждый раз, приезжая в Казань, умудрялся сделать так, чтобы хотя бы случайно увидеть ее.

И она сидела у них дома, беседуя с матерью. К этому времени Тамара уже успела несколько раз проявить свой характер и в отношениях со свекровью, которая старалась никогда не замечать грубостей молодой невестки, только сокрушенно вздыхая в ответ на ее дерзкие выпады. И конечно, она тоже принимала Аслию не без задней мысли, что живущий не в самом удачном браке ее сын, возможно, выберет себе другую спутницу жизни.

После выпитого кофе решил проводить Аслию до гостиницы «Москва», где она жила вместе с отцом, который приехал на два дня в командировку в столицу, благо их дом на Грановского находился совсем рядом. Они вышли из дома, молча прошагав некоторое время, пока она не спросила:

– Как ты живешь, Нафис? Как живется женатому человеку?

– Нормально, – ему меньше всего хотелось вспоминать Тамару в присутствии Аслии.

– Нормально – не значит хорошо, – тихо произнесла она.

– Что сейчас хорошо, а что плохо, никто не знает, – признался он. – Все перемешалось. И в стране, и в жизни.

– У вас нет детей?

– Нет.

– И не ждете? Уже прошло больше года после вашей свадьбы.

– Нет. Она хочет получить высшее образование. А ты знаешь, когда была наша свадьба?

– Конечно. В августе прошлого года. Мне сказала тогда об этом моя мама. Она говорила с твоей старшей сестрой, которая собиралась на свадьбу.

– Твои родители тогда нас поздравили, а ты даже не позвонила, – вспомнил он.

– Не смогла, – призналась Аслия. – Просто не смогла. Стеснялась. А может, завидовала твоей супруге, – неожиданно призналась с не свойственной ее возрасту откровенностью.

– Нашла чему завидовать, – отмахнулся он. – Могла бы и позвонить. Мне всегда приятно тебя слышать.

– А я думала, что ты меня уже забыл, – улыбнулась Аслия.

– Не забыл. Просто все так быстро и глупо получилось. Все эти события в прошлом году. Никто не знал, что будет даже на следующий день. Тогда казалось, что все распадается и летит в тартарары. Ну, и наши родители решили быстро нас поженить. Сейчас выяснилось, что они не зря спешили. Прошел год, и наши папы слетели со своих мест. Моего тестя устроили в частную компанию, а папа пошел рядовым преподавателем. Если бы мы поженились сейчас, то почти наверняка ничего бы не смогли получить. Квартиру выбивал мой отец, мебель доставал ее папа. В общем, успели вскочить на подножку последнего вагона уходящего поезда.

– Значит, ты женился из-за квартиры и мебели? – саркастически осведомилась она.

– Да, – он не поддержал шутку, – получается именно так. А ты до сих пор не вышла замуж?

– Почему до сих пор? – наигранно весело спросила Аслия. – Ты забыл, что мне только двадцать один год. Как и тебе. Если ты считаешь, что женился совсем молодым, то почему я должна торопиться?

– Ты права, – грустно согласился он. – И у тебя никого не было?

– Был один мужчина, – загадочно сказала Аслия. – Стащил с меня трусики и хотел уколоть маминой щеткой, вместо укола.

Он остановился. Она помнила. И он тоже помнил.

– Это было так давно, как будто в прошлой жизни, – сказал, улыбаясь, Нафис.

– А я все время об этом помнила, – сказала Аслия, – все эти годы. Можно считать, что ты был моим «первым мужчиной».

Нафис вспомнил Витольда. И еще историю с Франтишеком Веселы.

– Я стал совсем другим, – сказал он, помрачнев, – мы все изменились.

– А я помню нас такими, какими мы были, – она остановилась, взглянула на него. – Если я попрошу меня поцеловать, это не будет страшной изменой с твоей стороны? – спросила Аслия.

– Не будет… – Нафис наклонил голову и осторожно коснулся ее губ. Но она потянулась в ответ. Поцелуй получился совсем не дружеским. И достаточно продолжительным. Они целовались на улице, не обращая внимания на прохожих.

– Извини, – сказала она, – кажется, мы увлеклись.

– Ничего страшного, – пробормотал он, – даже приятно.

– Я не могу пригласить тебя к себе. Там у нас номер на двоих, и мы живем с отцом, – призналась Аслия, глядя ему в глаза.

– Мы можем поехать ко мне, – предложил он.

– А твоя супруга?

– Она еще у родителей. Позвонит, когда захочет вернуться. Или ее привезет брат. Но она все равно позвонит.

– Нет, – решительно произнесла Аслия, – это невозможно. Стыдно, некрасиво. Ехать к вам домой.

– Подожди, – он вспомнил, что у матери остались ключи от квартиры Валиды, которую они собирались сдавать, чтобы высылать деньги младшей дочери. – У меня есть идея, – сказал он, – сейчас все устроим. Подожди, я поймаю машину.

– Я не поеду к вам, – еще раз твердо произнесла она.

– Конечно, – успокоил он ее, останавливая машину, – сейчас вернемся к нам, и я заберу ключи от квартиры Валиды. Она уехала с мужем в Канаду, а нам оставила ключи от своей квартиры.

Аслия промолчала, и он понял, что она согласилась. Потом они заехали домой, и он долго искал ключи, пока не спросил у матери, куда она их положила. Кажется, мать догадалась, зачем ему нужны ключи, но ничего не спросила, только указала место, куда она их переложила. Затем они долго ехали в машине, молча прижимаясь друг к другу. Он чувствовал, как ее бьет легкий озноб. Затем они вошли в квартиру и снова поцеловались. Для татарской девушки приехать в чужую квартиру на встречу с женатым мужчиной означало совершить почти подвиг. Она начала медленно раздеваться. Небольшие груди, красивая стройная фигура. Она все еще дрожала, когда он дотронулся до нее. Только потом он осознал, что оказался действительно первым мужчиной в ее жизни. Ей было стыдно за эти красные пятна на чужой простыне, и она даже собиралась ее выстирать, когда он, улыбаясь, пообещал выбросить эту простыню.

А потом он невольно выдал себя, повернув ее на живот. Она застонала от боли во второй раз, когда он снова овладел ею, на этот раз более грубо, чем в первый. Он не видел изумления в ее глазах, но понял, что это ей не понравилось. Когда все закончилось, она осторожно спросила его:

– Тебе нравится и таким образом?

Он уже понял, что допустил ошибку, и заставил себя промолчать. Потом он провожал ее в гостиницу, снова поймав машину. Утром они улетели вместе с отцом в Казань. Через две недели она снова ему позвонила. И через месяц снова приехала, упросив отца опять взять ее с собой. И вторая встреча в квартире Валиды проходила по уже прежнему сценарию. И она не удивилась, когда он снова рывком повернул ее на спину, уже готовая к подобным отношениям. Тамара в подобных случаях с гневом говорила, что не занимается никакими извращениями, не понимая своего молодого мужа в постели. А он и не пытался настаивать. Может, еще и поэтому некое отчуждение между ними нарастало с каждым прожитым днем.

Аслия приезжала нерегулярно. Ей сложно было выбираться одной из Казани, а ее отец перестал ездить в командировки. И тогда Нафис стал ездить в плацкартных вагонах в Казань, чтобы встретиться с ней. В Казани они встречались в квартире ее бабушки, которая уходила, оставляя ключи своей внучке. Так продолжалось около года. Он почти не выполнял своих супружеских обязанностей и поэтому был изумлен, когда Тамара сообщила ему, что она ждет ребенка. Это известие тогда поразило Нафиса. И он не представлял, как расскажет об этом Аслие. Ведь он все время говорил ей, что они почти не живут с Тамарой. И самое обидное, что говорил правду. Он выполнял свои супружеские обязанности один раз в месяц, но именно в этот день произошло зачатие их будущей дочери.

Глава 13

Ночью опять плохо спал. Какие-то непонятные люди, горящие машины и этот проклятый запах человеческого тела, который, кажется, будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Я залил самым дорогим парфюмом руки и одежду, но все равно этот запах остается со мной. И еще я увидел живого Мартина. Господи, как все это невероятно глупо. И эта непонятная записка в книге, которую мы обнаружили. Кто ему мог такое написать? И откуда взялась сумма в полмиллиона долларов? Неужели Мартина убили из-за этих денег? Но его не убили. А там нашли неизвестного. Тогда куда делся Мартин? Может, ему удалось убить своего возможного вымогателя и он сейчас скрывается? Нужно обязательно его найти и помочь избежать наказания. Мартин был очень мягким человеком, но его могли довести до нервного срыва. И может, сейчас он скрывается и ему нужна моя помощь.

В половине десятого позвонил Мегрелидзе, который сообщил, что уже едет на работу, попытается найти автора этой записки. И просил меня ничего не предпринимать без согласования с ним. Я пообещал. Хуже всего, когда так глупо тянется время и ты не знаешь, как поступить. Сегодня воскресенье. Я чувствовал себя словно в клетке. Нужно успокоиться и попытаться понять, что именно происходит. Я посмотрел на часы. Был уже одиннадцатый час дня. Решил снова позвонить своему секретарю. Она не сразу ответила, наверное, спала.

– Слушаю…

– Здравствуй, Таня, – сразу начал я, – извини, что беспокою тебя так рано утром.

– Ничего, – было понятно, что она все-таки спала и я ее разбудил. – Вы узнали, кто убил Мартина? – Видимо, она еще не совсем проснулась, если задала мне такой вопрос. Интересно, откуда она об этом узнала, если в субботу и в воскресенье никого не бывает на работе?

– Почему убили? Откуда ты знаешь?

– Ой, извините, – она поняла, что проговорилась спросонья.

– Так откуда ты знаешь?

– Двоюродная сестра нашего Миши Головина соседка Мартина. Она рассказывала, что вчера ночью там было много полиции, – сообщила Татьяна.

Вот так всегда. Двоюродная сестра оказывается соседкой. Интересно, кто такой этот Миша Головин? Я его не помню.

– Кто такой Миша?

– Наш электрик, – пояснила Татьяна, – а его жена работает в нашем техническом отделе.

Хорошо, что слухи распространяются не сразу. О том, что Мартина, возможно, убили, она уже узнала. А о результатах экспертизы пока не знает. Ведь пока эти результаты получила только майор Герасимова.

– Я хочу уточнить у тебя насчет Вебера. – Мне не хотелось говорить с ней о Мартине. Рассказывать, что он, возможно, жив пока глупо, я могу ему навредить.

Она успела узнать о том, что Мартин, возможно, погиб, и теперь об этом наверняка знает вся наша компания, от президента до уборщицы. Вообще будьте внимательны с окружающими вас людьми, которые работают на вас. Ваши секретари, помощники, домработницы, кухарки, водители, охранники, массажисты. Они видят все, знают множество деталей, о которых вы даже не догадываетесь, и часто понимают ваши истинные намерения даже лучше вас самих. И в случае малейшего сбоя в отношениях они могут быть чрезвычайно опасны.

– У нас на работе все знают, что Вебер очень любезный человек, – Татьяна волновалась, – но они не были в очень близких отношениях с Мартином. В этом вы можете не сомневаться.

Теперь она была гораздо более откровенна, считая, что бедного Мартина уже нет в живых. Я особенно обратил внимание на слова «очень близких».

– А почему я должен сомневаться…

– Вчера вы спрашивали меня про Вебера, – напомнила она, – но я не была готова к ответу. А сейчас думаю, что вам нужно было сказать. Они были в хороших отношениях, но не встречались вне работы. Это абсолютно точно.

– Почему ты так уверена?

– Я знаю, – Татьяна уже окончательно проснулась. И мне очень не нравился ее уклончивый ответ.

– Что значит «знаю»?

– Мартин был молодым и красивым человеком и для своего возраста очень неплохо зарабатывал благодаря вашей помощи. И поэтому некоторые женщины просто вешались ему на шею. А мужчины боялись к нему подойти, прекрасно зная, что вы с ним близко дружите.

– Что ты хочешь сказать? – Мне не нравился ее затейливый тон. Что значит «женщины вешались ему на шею»? Разве он когда-нибудь любил женщин? И разве у него могли быть вообще любовницы-женщины? Или Татьяна опять что-то недоговаривает.

– Ничего. Просто я думаю, что Вебер не мог быть его самым близким другом. Это место уже было занято.

Если она говорит обо мне, то в этом нет ничего удивительного. Но Татьяна допускает ошибку. Она ведь еще не знает, что в машине было найдено чужое тело и это совсем не труп Мартина. О его смерти она уже наверняка слышала.

– Да, это место было занято, – устало ответил я.

– Нет. Я имела в виду не вас, – поправилась Татьяна. – Это место было занято Златой, нашей бывшей сотрудницей.

Вот здесь настал мой черед еще раз изумиться. Какая Злата, при чем тут она? Я должен наконец разобраться, что происходит! При чем тут Злата? Или Мартин мог интересоваться женщинами? До вчерашнего дня я был уверен, что знаю все о моем друге. А сейчас начал сомневаться.

– При чем тут Злата? Она уже давно у нас не работает.

– Но они встречались с Мартином, – сообщила Татьяна, – разве вы не знали? Он не хотел вас огорчать. Один раз я их видела вместе в кино, но он просил вам ничего не говорить. А сейчас… наверное, сейчас уже можно.

От бешенства у меня заболел затылок. Получается, что этот молодой негодяй меня обманывал с этой дрянью, которую я перевел в «Газпром» и которая умудрилась все-таки зацепить Мартина. А я был уверен, что он ее забыл. Поэтому в последние месяцы он ко мне приезжал гораздо реже. Говорил, что просто устает. Я вспомнил, как обманывал жену, когда ездил в Казань на встречи с Аслией и тоже манкировал своими супружескими обязанностями. Только я был официальным мужем Тамары, а Мартин был всего лишь моим другом. Во всяком случае, пока в России не разрешают однополых браков. И тем более если один из них мусульманин. Интересно, как будет относиться к подобным бракам мусульманское духовенство? Католическая церковь уже смирилась, даже в такой стране, как Испания, разрешены однополые браки. Насчет протестантов вообще лучше не вспоминать. Они считают, что и священниками могут быть женщины. Не говоря о том, что именно они настаивают на возможности однополых браков. А вот православная церковь подобные браки и отношения считает грехом. Страшным грехом. Как и мусульманские каноны.

Чему я удивляюсь? Если сам встречаюсь с мужчинами и женщинами, то почему Мартин не имеет права делать то же самое? Ведь я не рассказывал ему, что иногда позволяю себе увлекаться разными женщинами. Нет, не увлекаться. Это неправильное слово. Я позволял себе развлечься с разными женщинами. Так точнее. Но с мужчинами я ему никогда не изменял. Тогда получается, что все правильно. Он тоже не изменял мне с мужчинами, а только с женщиной. Но мне все равно неприятно. Я чувствую себя обманутым мужем. Или обманутой женой. Не знаю, что лучше. Но теперь понимаю, что был слепым дураком. Может, он потратил такую сумму на Злату и поэтому влез в долги? Все равно невозможно. Полмиллиона долларов. Это почти шестнадцать миллионов рублей. Нет. Он не мог незаметно от меня потратить такую огромную сумму. Тогда кто и почему ему угрожал?

– Почему ты молчала? – Это все, что я могу спросить у моего секретаря.

– Мартин просил вас не огорчать, – снова повторила Таня. Представляю, какое у нее будет лицо, когда она узнает, что он, возможно, жив.

– Если узнаешь какие-нибудь новости от троюродной сестры уборщицы или четвероюродного брата нашего вахтера, сообщи мне обязательно, – сказал я напоследок и бросил трубку.

Затем перезвонил Эдику:

– Есть что-нибудь новое?

– Пока нет. Но уже есть какие-то наметки. Кажется, я сумею найти того, кто мог написать это письмо. А у тебя есть какие-нибудь новости?

– Не очень хорошие. Оказывается, Мартин меня все время обманывал. Он встречался с одной сотрудницей.

– С какой сотрудницей? – не понял Эдуард.

– С вертихвосткой, – зло пояснил я ему. – Нужно было видеть эту дрянь. Все время вертелась вокруг Мартина. Я сделал все, чтобы убрать ее от нас. Даже перевел в «Газпром». А он все время с ней встречался…

– Глупости, – прервал меня Эдик, – ты совсем уже голову потерял. Сначала думал про этого Вебера, потом в поликлинику ездил на СПИД проверяться, теперь в эту дурацкую историю с женщиной поверил. Мартин никогда в жизни не встречался с женщинами и вообще не думал тебе изменять. Он так к тебе относился! Я об этом точно знаю. Он гордился вашей дружбой, все время говорил о тебе с таким восторгом. А ты веришь каким-то дурацким слухам…

– Это не слухи. Моя секретарь, оказывается, знала об их отношениях, но скрывала от меня. Она даже видела их однажды вместе в кино. Но Мартин просил никому не говорить.

– Не нужно верить в такую чушь, – снова сказал Мегрелидзе, – может, они случайно оказались вместе. Мартин не встречался с женщинами, это я точно знаю. Абсолютно точно. И ты был его единственным другом.

– Она их видела.

– И почему она раньше ничего не говорила? – Эдуард явно злился. – Тебе надо наконец определиться, кому ты веришь. Своему другу, который, возможно, еще жив, или всем этим дурацким слухам. Потом окажется, что все это неправда. Ты убедился, что с Вебером была глупая и ненужная проверка. Сейчас будет примерно то же самое. Ты никому больше не звони и не нервничай по пустякам. А я постараюсь все точно выяснить. Ты меня понимаешь? Никому не звони и не дергайся.

Он меня немного успокоил. Действительно, почему я должен верить в разные слухи и не доверять Мартину? С другой стороны, он молодой парень и иногда явно засматривался на женщин. Я ведь тоже замечал, как он смотрит иногда на привлекательных девушек. В конце концов, я сам бисексуален и понимаю, когда мужчинам нравятся и красивые женщины, и симпатичные мужчины. Нужно завтра утром позвонить в «Газпром» и сделать все, чтобы эту дрянь убрали и оттуда. Как я мог не заметить развития их отношений?

Чтобы немного успокоиться, налил себе кофе, и тут раздался телефонный звонок. Звонил городской телефон. Я даже вздрогнул от неожиданности. Кто это может быть? Мои знакомые обычно звонят на мобильный. Сейчас вообще редко кто звонит на городские телефоны. Только на мобильные.

Снял трубку.

– Мне нужен Нафис Давлетгаров.

Не люблю хамов. Он даже не поздоровался.

– Слушаю вас.

– Говорит знакомый Мартина, – сообщил неизвестный. – Вы знаете такого человека?

– Возможно. Что вам угодно?

– Он остался должен полмиллиона долларов, – сообщил позвонивший, – и он дал ваш телефон.

– Где он сейчас находится?

– Не знаю. Вы должны понимать, что я только посредник. Полмиллиона долларов нужно передать, чтобы у Мартина не было проблем. В противном случае у него будут большие неприятности.

– Я вас не совсем понимаю.

– Тогда вы получите его по частям, – неожиданно произнес этот мерзавец. – Сначала один палец, потом другой. И так далее. Решать – вам. Один из его знакомых уже пытался нам помешать. Вы должны знать, что именно с ним произошло в машине Мартина. Решайте быстрее. Я перезвоню вам сегодня вечером. И без глупостей.

Он отключился. Я остался стоять с трубкой в руках. Секунду, две, три, десять, двадцать. Потом медленно положил трубку. Сел на стул, размышляя о том, что именно сейчас произошло. Значит, Мартин был связан с большим криминалом. И судя по трупу, найденному в его машине, они не шутят. Интересно, кто именно пытался заступиться за Мартина или решить его проблемы? Человек лет сорока, с редкими зубами и больной печенью. Откуда такие знакомые? Но его задушили, а потом сожгли вместе с машиной. Очень серьезные люди. Кажется, я читал у Марио Пьюзо в «Крестном отце», что, отрезая голову лошади, они давали понять, насколько жестко и без жалости будут действовать. Но эти мафиози просто джентльмены по сравнению с нашей доморощенной мафией. Вседозволенность, абсолютная коррупция правоохранительных органов, всесилие бандитских кланов, массовое воровство и полный произвол. Питательная среда не только для наших бандитов, но и для других отморозков – террористов, детоубийц, диверсантов, киллеров и прочей нечисти.

Я не сомневался, что они сделают задуманное. Но пятьсот тысяч долларов – огромная и невозможная сумма. Это практически все мои сбережения. Нет, я не жалуюсь. В последние годы я неплохо зарабатывал. Но такая сумма! А с другой стороны, на весах – жизнь Мартина, если он еще жив. Его жизнь, которая еще несколько дней назад была для меня дороже всех денег на свете. А теперь, после сообщений Татьяны, я даже не знаю, как мне реагировать.

Я сидел на стуле минут сорок, пока не раздался телефонный звонок. Это был Эдуард. Он позвонил на мобильный.

– У тебя все в порядке? – спросил он.

– Нет, – признался я. – Не все. Мне нужно срочно с тобой увидеться. Бросай все дела и приезжай ко мне.

– Что случилось?

– Не телефонный разговор. Срочно приезжай…

Он молодец. Все сразу понял без лишних слов. Сказывается многолетняя работа в полиции, которая раньше называлась милицией. Ничего больше не спросил, не уточнил, он единственный человек, с которым я могу поделиться.

Эдуард приехал достаточно быстро. Я провел его на кухню и рассказал о странном звонке. Он молча выслушал, не перебивая. А затем тоже долго молчал.

– Он сказал, что они вернут Мартина по частям, если не заплачу, – повторил я и напомнил, что случилось с человеком, которого обнаружили в машине Мартина. – Теперь скажи, что делать?

– Нужно подумать, все не так просто.

– Позвонить в полицию?

– Глупо, – сказал он, – могут все сорвать. И мы действительно не увидим больше никогда живого Мартина.

– Тогда нужно найти такую сумму и выдать им, чтобы они освободили Мартина?

– У тебя есть столько наличных денег?

– Впритык. Почти все, что у меня есть. И даже немного не хватает.

– Что ты думаешь делать?

– Минуту назад я сам спросил тебя об этом.

– Доверять полиции или ФСБ в таких случаях опасно. У похитителей могут быть свои люди в правоохранительных органах. Как правило, так и бывает. Рисковать опасно и глупо. Значит, нужно придумать другой вариант.

– Отдать им деньги?

– Это тоже глупо, – нахмурился Эдуард, – они могут взять деньги и не вернуть Мартина. Только не психуй, может, его уже нет в живых. Когда тебе должен позвонить этот бандит?

– Сегодня вечером.

– Тогда предложи ему, чтобы завтра утром он прислал тебе фотографию Мартина с завтрашней газетой. Иначе никакой сделки не будет. Сначала нам нужно убедиться, что этот бандит не блефует и Мартин действительно жив. Только в этом случае мы пойдем на переговоры. Это первый и самый важный этап в наших отношениях. Убедиться, что Мартин жив.

– А потом?

– Потом будем решать ситуацию по мере ее развития. Если нужно, подключатся и мои ребята. Но сейчас потребуй доказательства у этих типов. Чтобы Мартина сфотографировали со свежей газетой. Это самое надежное.

Как мне самому не пришло это в голову. Я ведь видел подобное достаточно часто. И в жизни, и в различных фильмах. Конечно, нужны доказательства. Но меня более остального волнует один вопрос, просто не дает мне покоя. Ведь на всех моих счетах находится четыреста сорок одна тысяча долларов. А похитители хотят именно полмиллиона долларов. Интересно, откуда у них такая точная информация насчет моих счетов и почему возникла именно эта сумма? Такое странное и непонятное совпадение.

А ведь эти деньги я не украл, не присвоил, не стащил. Я зарабатывал их тяжелым трудом. Мартину отчасти повезло. Он не знает, что такое жить совсем без денег. А я знаю. Когда в девяносто третьем мы ждали ребенка, я просто с ужасом понимал, что ничего не смогу предложить. У меня вообще не было денег, я был стажером в адвокатской конторе и получал гроши. Где-то в среднем около восьмидесяти долларов. Как тогда доставала меня Тамара, упрекая в никчемности и бездарности! Мне пришлось тогда даже уехать на некоторое время в Казань, чтобы попытаться заработать немного денег. Может, основной разрыв между нами наметился именно тогда, я точно не знаю. Мартин не знал, как сложно пробиваться к большим деньгам, когда у тебя нет покровителей или могущественных друзей.

Вечером раздался телефонный звонок, и я потребовал прислать мне доказательства. Кажется, бандит даже не удивился. Словно он ждал именно такого встречного предложения. Пообещал завтра прислать фотографию. И я подумал, что мы одержали небольшую победу. Каким наивным и глупым я был тогда…

Глава 14

Летом девяносто третьего Нафис и Тамара получили дипломы о высшем образовании. Тамара сразу объявила, что ждет ребенка и не собирается работать. Нафис хотел работать, но где… У отца уже не было ни прежней должности, ни прежних друзей, которые от него отвернулись, ни прежнего влияния. Через одного из знакомых, не порвавших с ними дружеских отношений, Нафиса удалось устроить стажером в небольшую адвокатскую контору, где за символическую зарплату он должен был нарабатывать стаж. Разумеется, денег молодой семье не хватало. Просить у родителей было стыдно. Мать получала нищенскую пенсию, отец работал преподавателем в вузе, и они тоже еле-еле сводили концы с концами. Нафису было ужасно стыдно, но он не мог даже купить своей жене новое платье или какие-нибудь дорогие фрукты. Сам он никогда не просил денег у своего тестя, но тот часто помогал семье своей дочери. Нафис стал экономить на всем. И однажды понял, что дальше так продолжаться не может. В этот вечер к ним домой приехал брат Тамары, который привез апельсины, бананы, киви и другие экзотические продукты. Когда он уехал, Тамара разразилась целым потоком упреков в адрес молодого мужа, который не может обеспечивать своего будущего ребенка нормальными продуктами. Это было невыносимо. Нафис принял решение. Весь вечер он звонил в Казань бывшим знакомым отца и родственникам. Дядя мужа Дании работал руководителем крупной консалтинговой фирмы и согласился принять у себя молодого юриста за весьма приличную зарплату в шестьсот долларов. В то время это было целым состоянием. На следующий день Нафис уехал в Казань.

Спустя много лет он вспоминал эти месяцы с особой радостью. Они встречались с Аслией почти каждый день, он начал получать приличную зарплату и даже стал понемногу откладывать. К Новому году ему повысили зарплату, он получал теперь тысячу долларов. Все шло прекрасно, пока не позвонила Тамара, которая объявила, что будет рожать на следующей неделе. Он так и не решился ничего сообщить Аслие. И выехал в Москву, даже не сказав, по какому поводу. Может, поэтому он отнесся к рождению дочери достаточно спокойно. Зато все остальные были в полном восторге, особенно родители Тамары.

Ее отец прямо заявил зятю, что тот обязан подумать о возвращении в столицу и быть рядом со своей семьей. Тесть пообещал, что сумеет помочь с работой. Нафису так не хотелось быть зависимым от родственников своей жены! Он пробормотал нечто невразумительное и, не дожидаясь выхода жены из больницы, вернулся в Казань. Тамара много раз потом вспоминала об этом «хамском» поступке.

В Казане его ждали еще большие неприятности. Скрыть рождение дочери было просто невозможно. Об этом узнала Дания, а потом и все остальные друзья и знакомые, в том числе и родители Аслии. Она сама позвонила Нафису и приехала на встречу. Аслия к этому времени уже работала в мэрии Казани.

Встреча была тягостной и мучительной для обоих. Нет, она его не упрекала. Ничего не просила, не требовала, не напоминала. Просто приехала посмотреть в глаза человеку, который все последние месяцы уверял ее в своей любви, а сам успел зачать ребенка. И теперь между ними была не только истеричная Тамара, которая раздражала его все больше и больше, но и родившаяся дочка. Аслия не говорила громких слов о разрыве, не ставила ультиматумов, не просила уйти из семьи. Оба понимали, что дальнейшие отношения невозможны. И сам Нафис это тоже прекрасно понимал. Не потому, что он разлюбил Аслию или всерьез задумывался о возвращении в семью. Прежде всего он понимал состояние самой Аслии и чувствовал, что она не сможет встречаться с ним и дальше, забыв и переступив через этого ребенка. У него не возникало чувства потери. Может, потому, что наступило некое пресыщение. Но их последний разговор был достаточно спокойным и даже немного затянувшимся для них обоих. Им обоим хотелось поскорее закончить с этими отношениями. Так иногда случается в жизни, когда обе стороны хотят отдохнуть друг от друга.

Это было их последнее свидание. Аслия попрощалась с Нафисом и ушла. Ушла навсегда, чтобы никогда больше не отвечать на его телефонные звонки и не видеться с ним. Самое печальное было в том, что он и не собирался ей звонить. Или снова с ней видеться.

Буквально через две недели позвонил отец. На состоявшихся первых выборах в Государственную думу девяносто третьего года победила оппозиция. Жириновский и коммунисты. Об отце вспомнили, и ему предложили работу в качестве одного из помощников вице-спикера. Теперь у отца появилось прежнее влияние и нормальные деньги. Ему даже выделили машину. Именно поэтому он прежде всего позаботился о своем сыне, устроив его перевод в Москву в «Онэксим-банк».

Проблем с деньгами больше не было. На новом месте работы Нафис начал получать сначала полторы тысячи долларов, а затем и две с половиной. Вскоре он купил себе первую машину. Но появившиеся деньги не уменьшили его наметившийся разрыв с Тамарой, а наоборот, еще более увеличили. Теперь он мог уходить из дома, позволяя себе шумные вечеринки и встречи с бывшими друзьями. С Тамарой он почти не общался. После рождения дочери они физически перестали быть мужем и женой. Несколько раз он платил деньги проституткам, пока ради шутки однажды не вызвал вместо девушки молодого парня. И все прежние страсти снова проснулись в нем. Эта встреча доставила ему гораздо больше удовольствия. Через некоторое время он снова позвал этого парня, чтобы встретиться с ним во второй раз.

Он перешел в другой коммерческий банк, где получал уже четыре тысячи долларов. Тамара по-прежнему упрекала его, считая, что он получает гроши. Она все чаще и чаще оставалась ночевать вместе с дочерью у своих родителей. Так продолжалось около двух лет. В девяносто шестом, когда ему предложили должность руководителя начальника юридического управления, Тамара сорвалась в очередной раз. Она интуитивно чувствовала, что чем больше денег получает муж и чем быстрее движется по карьерной лестнице, тем больше они отдаляются друг от друга. Ведь при такой карьере и с такими заработками Нафис уже никак не зависел от ее отца. И чем более независимым он становился, тем больше отделялся от всей их семьи. Он не скрывал своего неприятия родственников Тамары, которые, в свою очередь, тоже недолюбливали этого «магометанина», как обычно его называл отец Тамары.

Последний скандал получился особенно злым. Нафис сломал любимую испанскую статуэтку Тамары и ушел из дома, громко хлопнув дверью. Тамара, забрав дочь, снова поехала к отцу, и тот ультимативно потребовал от дочери развестись с этим паршивцем. Мать тоже настаивала на разводе. Окончательной точкой стал разговор матери Нафиса с матерью Тамары, когда обе женщины, некогда прекрасно понимавшие друг друга и даже дружившие, неожиданно оказались глухи и слепы к аргументами друг друга. И в девяносто шестом Тамара подала на развод. И тут же оформила в суде исковое заявление с просьбой вычитывать половину зарплаты ее бывшего мужа на содержание дочери. Суд не удовлетворил подобного иска. Он принял решение ограничиться четвертью зарплаты Нафиса до достижения девочкой совершеннолетнего возраста. Теперь он обязан был перечислять двадцать пять процентов своей заработной платы на содержание дочери и своей бывшей супруги. Что он и стал регулярно делать. Только к этому времени он уже начал покупать некоторые акции, позволяя себе различные финансовые операции, которые тоже приносили доход. Этими деньгами он не собирался делиться с женой. Будучи юристом, прекрасно знал, как именно можно уходить от семейных обязательств, переводя деньги на различные счета и даже в офшоры.

В начале девяносто седьмого, когда девочке исполнилось три годика, его еще пустили на ее день рождения. Но через год двери были уже закрыты. Ему разрешили только говорить с ней по телефону. Еще через год ее не позвали даже к телефону. Тамара уехала с дочерью на юг и заявила, что не хочет травмировать девочку воспоминаниями. Нафис, увлекшийся молодым человеком, с которым начал встречаться, не настаивал на встречах с дочерью.

В следующий раз он увидел девочку только в тот день, когда она пошла в школу. Дочка была удивительно похожа на свою бабушку с материнской стороны, которую Нафис всегда с трудом выносил. Может, поэтому он не рвался видеть ее каждый раз. Они сумели пережить дефолт девяносто восьмого только потому, что Нафис, не доверявший рублям, всегда переводил свои деньги в доллары. Через год умер отец. Ему было только шестьдесят три года. Обширный инфаркт не оставил ему никаких шансов. Мать переехала в Казань к старшей дочери, а квартиру оставила сыну. Еще через год он обменял эту квартиру на новую четырехкомнатную в новостройке с большой доплатой, причем в его пользу. Ему еще и заплатили сто пятьдесят тысяч долларов. Появившиеся к этому времени олигархи были в основном бывшими младшими научными сотрудниками или комсомольскими активистами, всегда мечтавшими увидеть, как живут небожители на Кутузовском проспекте или в доме на Грановского. Поэтому старые дома, в которых раньше проживали партийные и государственные бонзы, ценились особенно высоко.

Нафис переехал в новую квартиру и сделал прекрасный ремонт. У него всегда был хороший вкус. Дочери исполнилось десять лет, когда ее дедушка решил устроить грандиозный прием с воздушными шарами и фейерверком. Приглашение на это торжество получил и Нафис. Он с любопытством и некоторой грустью следил за выросшей девочкой. Когда при встрече он поцеловал ее, она, не стесняясь, вытерла лицо, словно он был заразный и слюнявый чужак, которого нельзя было подпускать к детям.

Девочка стала похожа и на бабушку, и на свою мать. Он с удивлением и грустью замечал, что в дочери практически нет ничего от него, словно она и родилась от другого человека. Тамара пришла на это торжество с каким-то молодым человеком, плюгавым и лысоватым. К этому времени Нафису и Тамаре было только по тридцать три года. И бывшая супруга с удовольствием представила ему своего нового друга, которого звали Арсением. Выяснилось, что этот друг Тамары, который доходил ей до плеча, был советником российского посольства в одной из крупных европейских стран, куда Тамара собиралась переехать на постоянное место жительства вместе с дочерью. Он только равнодушно пожал плечами…

– Нам понадобится твое разрешение на выезд за границу, – громко сказала Тамара. Она была уверена, что он откажет, и собиралась устроить скандал прямо во время торжества. Но Нафис еще раз равнодушно пожал плечами.

– Поезжайте, конечно. Я подпишу все, что нужно.

– И тебе абсолютно все равно, куда мы поедем и с кем будем жить? – разозлилась оскорбленная его равнодушием Тамара.

– Если ты считаешь, что ей там будет лучше, то, конечно, поезжай. И твой новый друг похож на солидного человека.

– Не смей иронизировать, – свирепо прошептала она. – Не смей его оскорблять.

Она уловила нотки сарказма в его голосе. Но и почувствовала, насколько ему все равно, что именно происходит с Тамарой и их дочерью.

– Я не оскорбляю. Я рад за тебя и за дочь.

– Ты всегда был равнодушным чудовищем, – прошептала она, – ты законченный эгоист! Всегда думаешь только о себе!

Он поспешно отошел от нее, чтобы не спорить. И сознательно избегал общения с ней весь оставшийся вечер. Немного позже узнал, что Тамара поехала к этому дипломату одна, решив проверить, как именно он живет, и только затем забрать с собой дочь. Дипломат ей явно не понравился. Он собирался делать карьеру через женитьбу на дочери бывшего высокопоставленного дипломата и чрезвычайного посла. К этому времени в МИДе уже руководил Лавров, один из тех, кто начинал свою карьеру дипломата еще в бытность работы отца Тамары. И который мог помочь продвинуть его нового родственника.

Тамара сразу почувствовала отношение этого карьериста и к ней, и к ее дочери. Поэтому через две недели она вернулась домой и гневно заявила отцу, что не собирается во второй раз совершать глупость.

Нафис уже перешел в фирму, работавшую с «Газпромом», когда в начале века начали расти цены на нефть, газ, золото, хлопок. И он сразу стал начальником юридического управления компании. Теперь он позволял себе не только крупные траты, но и покупку акций собственной компании, в которой служил. В две тысячи шестом году, спустя шестнадцать лет после первой встречи с капитаном Трегубовым, он снова встретился с ним уже в другом качестве. И эта встреча оказалась по-своему запоминающейся.

Глава 15

Можно представить, с каким нетерпением я ждал утренних новостей! Не знал, каким образом они доставят мне снимок Мартина, но прекрасно понимал, что наличие такой фотографии снимет все мои сомнения в его страшной смерти. Но тогда кто погиб в автомобиле Мартина…

Я поехал на работу, предупредив консьержа в нашем доме, что мне могут привезти пакет. В этом случае нужно сразу перезвонить, чтобы я прислал водителя.

На работе царило подавленное настроение. Все уже знали о страшной смерти Мартина и смотрели на меня с ужасом и сочувствием. Примерно в десять часов утра позвонил Ляпунов, позвав меня к себе. Президент нашей компании находился в Лондоне, но и он обещал перезвонить оттуда сегодня утром.

Когда я вошел в кабинет Сергея Герасимовича, он тяжело поднялся и поздоровался за мной за руку. Грузный, полный человек с уже отвисшими щеками, мохнатыми бровями и редкими седыми волосами. Сказывается возраст. Ему уже за семьдесят. Все считают, что после его ухода именно я должен занять его место. Он об этом тоже знает, но все равно относится ко мне нормально. Я ведь его не подсиживаю. Да это и невозможно. Он один из главных акционеров нашей компании. Именно поэтому чувствует себя достаточно уверенно. Дочь Ляпунова тоже работает в нашей компании.

Он долго молчит, сокрушенно качая головой. Затем проводит меня в угол, где стоят два кресла. Здесь обычно он беседует на самые доверительные темы. На столике бутылка его любимого виски, два стакана и ведерко со льдом.

– Я уже слышал, что случилось, – сказал со вздохом Ляпунов. – Бедный мальчик! Представляю, как тебе тяжело! Ты ведь всегда его опекал и заботился о нем.

Я кивнул. Не нужно пока никому говорить о том, что в сгоревшей машине был не Мартин. Это моя тайна, и я не готов ею делиться, пока не получил фотографии. Ляпунов разлил виски, поднял свой стакан.

– Давай помянем, – предложил он. – Ты хоть и мусульманин по отцу, но по маме все равно православный, значит, имеешь право поминать.

В этот момент я вспомнил, что нельзя пить за живых, как за мертвых. И поэтому на всякий случай сказал:

– Для меня он все еще живой! – И только после этого выпиваю виски. Ляпунов понимающе кивает и тоже пьет.

– Моя супруга знала его маму, – говорит Сергей Герасимович. – Чудесная была женщина. Ей не совсем повезло. Ты, наверное, знаешь их историю. Его родители развелись, когда мальчику было только пять лет. И через год его мать должна была уезжать на стажировку в немецкий университет. На два года. Она вынуждена была отправить сына к бабушке, матери его отца. А та была не совсем адекватная женщина. Он несколько раз убегал из дома. Потом его находили и возвращали. Ну а когда ему исполнилось уже восемь, мать вернулась и, оставшись в Москве, взяла его к себе.

– Он никогда не рассказывал про жизнь у бабушки, – вспомнил я. – Может, ему просто хотелось вычеркнуть этот период из своей жизни.

– Жалко парня, – продолжал Ляпунов. – Ты узнал какие-нибудь подробности? А то здесь рассказывают такие ужасы, что я не хочу даже в них верить.

– Пока информации не очень много, известно только, что за городом нашли его обгоревшую машину, а там был один пассажир. Возможно, это он, а возможно, кто-то другой. Сейчас проводят экспертизу.

– Кто еще мог сидеть в его машине, – мрачно говорит Сергей Герасимович. – Такое несчастье. У него ведь никого не было?

– В Москве не было.

– Мне говорили, что ты его все время опекаешь, – повторил Ляпунов. – Молодец! Поступал очень благородно. Я ведь никогда не верил в эти грязные сплетни, которые ходили про вашу дружбу. Людям сложно поверить в чистоту помыслов других, сказывается собственная испорченность. Я же знаю, что у тебя жена и дочь. А наш президент компании даже однажды рассказал мне, как ты вызывал женщин, когда вы были в командировке в Киеве. Ты не смущайся, я никому об этом не рассказывал. Но наш президент сразу сказал, что все эти слухи про тебя и Мартина просто чушь собачья. Он так и сказал, что ты настоящий мужик, и я этому очень рад.

Оказывается, так много людей интересовались моей личной жизнью! Представляю, что бы подумал наш президент компании, если бы я тогда отказался встречаться с этой проституткой! Хотя мне было не очень комфортно. Нет, с женщинами я мог встречаться, но не с проститутками. Они вызывали у меня чувство брезгливости, когда я представлял, как другие мужчины были до меня с этим телом, с этой женщиной.

Ляпунов снова разлил виски. Напиток хороший. Хотя я больше люблю водку. Такая не совсем мусульманская страсть к этому напитку. Водка вообще идеальный продукт. Но Ляпунов в молодости работал с иностранцами и пристрастился к виски…

– Давай за тебя, – предложил он.

Этот янтарный напиток сразу бьет в голову.

– Ты ведь уже слышал, что я собираюсь уходить в будущем году, – сообщил мне впервые Сергей Герасимович. – И я вижу на своем месте только тебя. Ты у нас давно работаешь, знаешь английский язык, у тебя хорошее образование. И никто не станет больше распространять про тебя всякие гадости о ваших связях с Мартином. Жалко парня, но хотя бы эти сплетни раз и навсегда закончатся. У нас все-таки православная страна, и первый вице-президент – содомит вызовет известное отторжение в определенных кругах. Ты меня понимаешь? Раньше я не говорил с тобой на эту тему. А сейчас самое время. После ухода Мартина.

Я киваю головой. Оказывается, моему будущему назначению могла помешать дружба с Мартином. Вот такие у нас новости. Хорошо. Если Мартин действительно жив, я должен буду подумать, куда именно его перевести. Сделать начальником нашего юридического управления уже просто неприлично. Стоп. Наш начальник управления Коржиков Александр Гаврилович. Пятьдесят два года. Бывший сотрудник Министерства юстиции. Работает у нас шесть лет. И знает или догадывается о моих связях с Мартином. Несколько раз я замечал, как ловко он пытается подставить Мартина. И несколько раз я это поправлял. Он, конечно, тоже прекрасно знает о возможном уходе Ляпунова и моем возможном перемещении на место первого вице-президента. Если он не дурак, а он далеко не дурак, то тогда ему не может нравиться подобная перспектива. Ведь в этом случае я начну активно лоббировать Мартина на его место. Я считал, что у Мартина нет врагов. Вот тебе и враг номер один, который не хочет уступать своего места. И его можно понять. Коржиков мрачный, замкнутый, нелюдимый человек. Его интересуют только документы и цифры. Живые люди ему неинтересны. Говорят, что он женат, но детей у них нет. Может, поэтому он такой мрачный? Хотя, что хорошего в детях, я до сих пор не могу понять. Я вот имею дочь, которую столько лет содержал, одевал, обувал, кормил. И она даже не хочет меня видеть. Обидно и даже оскорбительно. И вообще нет никакого зова крови. Есть только дружба и личные интересы. А родительская любовь – это всегда эгоизм взрослых, пытающихся вырастить других по своему образу и подобию.

– О чем задумался? – прервал мои размышления Ляпунов.

– Вспоминаю Мартина, жалко, что все так получилось. Я все еще хочу надеяться, что в машине был не он. Хотя понимаю, что шансов практически нет.

– А кто еще мог там быть? – Сергей Герасимович плеснул в стаканы. – Давай по третьей, и все. Выпьем за меня. Чтобы еще немного походил по этой земле. А то врачи все хотят уложить меня на шунтирование, а в моем возрасте и с моим весом это опасно. – Мы выпили. На этот раз до дна.

Я поблагодарил его и, поднявшись, пошел в свой кабинет. В приемной меня ждала Таня.

– У вас почта на столе, – сообщила она. – И еще звонили из дома. Туда привезли какой-то конверт.

– Срочно пошли туда водителя. И еще. Когда он привезет конверт, чтобы ты его не открывала. Ты меня хорошо поняла? Это личный конверт, и я не хочу, чтобы его открывали.

– Конечно, – кивнула Таня.

– Позови ко мне Сергея. – Так будет надежнее, решил я.

Через минуту мой водитель вошел в кабинет. Я строго приказал ему забрать конверт и вручить мне лично в руки.

– Никому не передавать и не открывать, – предупредил его.

Теперь минуты тянулись особенно медленно. Позвонил Эдику:

– Они прислали фотографию…

– Очень хорошо, значит, он жив.

– Не знаю. Я еще не видел этой фотографии. Мой водитель забрал конверт из дома.

– Я заеду к тебе через полчаса. Самое главное – никому ничего не рассказывай.

Он прав. Это тот случай, когда нужно молчать, чтобы никто не догадался и не узнал. Живой Мартин вызовет так много вопросов. И у следователя, и у майора Герасимовой, и у нашего руководства, и вообще у всех остальных.

Еще раз позвонил Сергею и напомнил, что мне нужен закрытый конверт. Чтобы никто его не забрал. Наконец Сергей появился в моем кабинете, и я дрожащими руками вскрыл конверт. Две фотографии. Господи, Мартин все-таки жив! Он сидит на каком-то грязном стуле с сегодняшней газетой в руках. Эти два снимка сделаны сегодня утром. Какой у Мартина ужасный вид. Волосы всклокочены, под глазом синяк. На губах ссадины. Его, видимо, били. Несчастный мальчик. У него такой вид, что у меня сжимается сердце от жалости. Я сделаю все, чтобы его спасти. Все, что в моих силах. Одну из фотографий прячу в своем сейфе. Никто не должен о ней узнать, даже Эдуард. На ней Мартин выглядит особенно жалким и каким-то обреченным. А вторую фотографию кладу в ящик своего стола. Покажу ее Мегрелидзе, и мы вместе решим, что делать дальше.

Татьяна спросила, не нужно ли мне кофе. Умирает от желания узнать, что именно мне принесли. Она вообще становится слишком навязчивой. И слишком много знает. Нужно подумать, как ее убрать. Хотя можно и не убирать. Скоро я перейду на место Ляпунова, а там у него своя секретарша. Эмма Родионовна. Ей уже за сорок. Серьезная, солидная женщина. Не болтушка и не такая любопытная, как моя Таня. А ее оставим здесь, пусть работает с новым вице-президентом. Может, даже будет с ним спать. Она не откажется… А меня от нее уже просто передергивает.

Наконец приехал Эдуард. Я протянул ему фотографию. Он долго ее рассматривал, как будто пытался что-то найти. Затем удовлетворенно кивнул и возвратил мне фотографию.

– Все правильно, теперь все правильно. Это сегодняшняя газета. Значит, он жив и с ним все в порядке, – сделал вывод Эдуард.

– Ты видел его лицо? Синяк под глазом, на губах ссадины. Его били.

– Но он живой, это самое главное. И в машине действительно погиб другой. Что теперь думаешь делать?

– Ты сам говорил, что у меня есть два выхода. Либо звонить в полицию и рисковать жизнью Мартина, либо согласиться с требованием этих ублюдков и выплатить им всю сумму, чтобы получить его живым.

– Ты хочешь заплатить такие деньги этим бандитам? – тихо задал вопрос Эдуард.

– А как мне быть? Или позвонить в полицию и рискнуть его жизнью? Сейчас, когда он во второй раз вернулся с того света. Я его уже почти похоронил. Это такое чудо, что он остался жив. Что мне делать?

– Может, ты и прав, – хмуро согласился Эдуард, – но это все равно опасно. Они могут забрать деньги и убить Мартина. Такое случается практически везде. Если среди его похитителей есть люди, которых он может узнать. Это тоже не выход.

– Тогда подскажи, что мне делать? Как быть?

– Нужно передать деньги под контролем, – предложил Эдик, еще немного подумав, – чтобы не рисковать.

– Каким образом?

– Деньги отдать только в том случае, если они гарантированно выдадут Мартина…

– Это я понимаю. Но как практически?

– Нужен посредник, – проговорил Эдик.

– Это я тоже понимаю. Тем более что позвонивший мне мерзавец представился посредником. Но я не могу доверять такому посреднику. И другим людям не могу доверить такую большую сумму. У меня просто нет таких знакомых.

– Я сам поеду на встречу, – предложил Мегрелидзе.

– Они не пойдут с тобой на контакт, у тебя на лице написано, что ты работал или работаешь в органах. Они тоже не дураки.

– Очень хорошо. Они сразу поймут, что я не дилетант. И меня просто так не обмануть. Я думаю, что чужого посылать опасно. Отнимут деньги и не вернут Мартина.

– Ты прав, теперь нужно подумать о деньгах.

– В каком смысле? – не понял Эдик.

– У меня нет таких денег…

– Как это нет? Что тогда мы обсуждаем?

– Может, положить «куклу»…

– Опасно, – говорит Эдуард, – они могут все понять и тогда гарантированно убьют Мартина. Только я не совсем понимаю – как это нет денег? Ты ведь собирался платить?

– У меня чуть больше четырехсот тысяч на всех счетах. Могу позвонить в банк, и они откроют кредит на мою карточку на сто тысяч долларов. Я никогда раньше не просил их об этом. Думаешь, не дадут? Обязательно дадут. А может, проверить, кто именно звонил мне вчера два раза?

– Это тухлый номер, – возразил Эдик, – они наверняка звонят из телефона-автомата. Здесь мы ничего не получим. Как вы договаривались о передаче денег?

– Пока не договаривались. На фотографии только цифры – тринадцать тридцать. Видимо, в это время он будет мне звонить. Нужно вернуться домой и ждать его звонка.

– У тебя есть еще больше двух часов, – напомнил Эдуард, – лучше позвони в банк. Приготовим деньги. И будем решать, как нам поступить, чтобы гарантированно вернуть Мартина.

– Может, потребовать еще, чтобы они разрешили с ним поговорить?

– Не разрешат, они побоятся, что мы сумеем вычислить их. Они ведь не знают, что ты не обращался в полицию.

– Тоже верно. – Я позвонил в банк, который нас обслуживает. Конечно, они с удовольствием готовы открыть мне кредитную линию в сто тысяч долларов. Там прекрасно знают мои доходы в год. Я никогда не брал в долг. Даже у своего тестя. Даже когда очень нуждался. А теперь готов впервые изменить своим принципам, но это ради Мартина. Только сегодня я узнал, что совсем скоро займу должность первого вице-президента компании. Значит, деньги у меня будут. И большие деньги. Все равно заработаю. И освобожу Мартина, это сейчас для меня самое важное.

– С деньгами все в порядке, – сообщил я Эдику. – Сейчас поедем в банк и получим нужную сумму. Там не будет никаких проблем.

– Тогда поехали…

С банком действительно все прошло идеально. Получил деньги и сложил их в портфель. Затем мы поехали ко мне домой. Ровно в половине второго раздался телефонный звонок. Я сразу снял трубку.

– Вы получили фотографии? – спросил незнакомец.

– Да, получил.

– Деньги передадите мне на остановке автобуса. – Он назвал номер автобуса.

Эдуард отрицательно покачал головой.

– Нет, – решительно сказал я бандиту, – так не пойдет. Мы сами выберем место для передачи денег. И вы привезете туда Мартина. Иначе никаких денег не будет. Я вам не доверяю.

– Мы никуда его не привезем, – возразил бандит.

– Тогда не будет и денег. Хотите – давайте договариваться.

– Предлагайте…

– Мой друг привезет вам деньги, а я поеду за Мартином. И только после того, как я увижу его живым, вы получите деньги. – Этот план мы согласовали с Эдуардом.

– Мы не можем так рисковать…

– А я тем более не могу и не хочу рисковать. Повторяю: я вам не доверяю. Можете взять меня в заложники вместе с Мартином. Если денег не будет, вы убьете нас обоих. А если деньги будут, то вы нас отпустите.

– Нет, давайте наоборот. Ваш друг приедет и увидит Мартина. И позвонит вам. А вы сами передадите деньги. Так будет проще.

Я смотрю на Эдуарда.

– Нам нужно переговорить.

– Хорошо. Я перезвоню через тридцать минут. – Он сразу отключился.

– Что еще случилось? – спросил Эдик.

– Они хотят сделать все наоборот. Это ты едешь на встречу с Мартином и подтверждаешь мне, что с ним все в порядке. А я везу им деньги.

– Сволочи, – выругался Мегрелидзе. – Какая им разница? Гораздо надежнее получать вас обоих, чем посылать неизвестного человека увидеть Мартина. А если я из полиции? Позвони и сообщи им, что мы категорически не согласны.

– Подожди, не горячись. Они правы. Ведь тогда получается, что мы оба будем у них в заложниках. И я, и Мартин.

– Нельзя идти им на уступки, – нервно проговорил Эдуард. – Они могут придумать еще что-нибудь. С деньгами тебе нельзя ехать на встречу. Это опасно. Они обязательно обманут. Им нельзя доверять, если они все время нас обманывают.

От волнения он даже покраснел. Я понимаю, что он профессионал и деньги лучше доверить ему.

– Они так предлагают. Ведь они не обманули нас с фотографией…

– А с деньгами обманут, – заупрямился Мегрелидзе. – Все равно нельзя им доверять. Две присланные фотографии – это еще не повод для того, чтобы им верить. Они их прислали, чтобы мы согласились выплатить деньги.

Я согласно кивнул головой. Эдуард всегда прав. С деньгами должен ехать именно он. Я поднялся со своего места, подошел к холодильнику, взял из него бутылку вина.

– Сейчас не время пить, – недовольно сказал Мегрелидзе.

– А я не для выпивки, – пояснил я ему. И с силой ударил его бутылкой по голове…

Глава 16

В начале нового века, когда ситуация в России стабилизировалась после прихода к власти Путина, который начал наводить порядок, восстанавливая целостность страны после безумного правления «царя Бориса», Нафис стал не только одним из лучших специалистов в области международного права, но и признанным авторитетом в своей компании. Достаточно быстро, несмотря на молодой возраст, ему предложили должность руководителя юридического департамента их компании. Они работали как дочерняя компания «Газпрома», а первые годы нового века были самыми прибыльными и успешными для всех, кто был связан с поставками энергоресурсов за рубеж. В эти годы цены на энергоресурсы росли невероятными темпами и вскоре достигли своего максимума в сто пятьдесят долларов за баррель.

Разумеется, росла и зарплата людей, связанных с поставками нефти и газа за рубеж, росли прибыли их компаний, росла стоимость акций. Бывший министр финансов России Кудрин спустя несколько лет заявит, что в истории его страны подобной благоприятной конъюнктуры рынка не было никогда и, возможно, еще лет пятьдесят не будет.

Понимая, как ему необходим иностранный язык, Нафис сел за учебники, нанял педагога и уже через полтора года не просто сносно говорил на английском, но и читал документы. Теперь его приглашали для консультаций и в «Газпром». Он купил себе небольшую дачу за городом, дважды менял машины. У него появились привычки обедать в дорогих ресторанах, домой к нему начала приходить домработница, которая убирала и следила за его квартирой. И, наконец, он познакомился с Мартином. Но за несколько месяцев до этого произошла еще одна встреча с бывшим капитаном Трегубовым.

Ляпунов позвонил Нафису и приказал разобраться с небольшой фирмой, находившейся в Орехово-Зуево, которая вовремя не успела поставить комплектующие изделия. Нафису не понравились уклончивые ответы директора фирмы, и он решил лично выехать на место, чтобы все проверить самому, благо доехать было несложно.

Он довольно долго искал эту фирму, претенциозно названную «Будущий век», и нашел ее на окраине города в двухэтажном старом здании, в котором раньше было общежитие местного ПТУ. Так назывались профессионально-технические училища в советское время. Не понимая, что здесь происходит, он вошел в здание и, поднявшись по грязным лестницам на второй этаж, нашел приемную директора, где сидела немолодая женщина, которая разговаривала по телефону и даже не обратила внимания на появившегося незнакомца. Он терпеливо ждал, когда она закончит.

– Что вам нужно? – недовольно спросила она через пять минут.

– Здравствуйте, – поздоровался Нафис, – у меня важное дело к вашему директору.

– Дастана Курбаналиевича нет в офисе, – равнодушно ответила женщина.

– Это я уже понял. А когда он будет?

– Не знаю. Наверное, часа через два.

– Извините меня. Я приехал из Москвы, из компании, которой вы поставляете комплектующие. И мне срочно нужно поговорить с вашим директором. Я разговаривал с ним несколько раз, до того как сюда приехать, – пояснил Нафис.

– А он знал, что вы сегодня приедете? – уточнила она.

– Не думаю.

– Тогда, может, его сегодня вообще не будет, – равнодушно произнесла секретарь. – Можете зайти завтра.

– Завтра я не могу, – сдерживая возмущение, сказал Нафис. – Позвоните ему, срочно его найдите. В противном случае я сейчас повернусь и уеду. А завтра утром мы разорвем с вами всякие контакты. И вас как минимум уволят за это с работы. Это я вам гарантирую.

– А ты мне не угрожай. Молоко на губах не обсохло, чтобы мне угрожать, – перешла на «ты» эта дама. Нафису было только тридцать четыре года, и он выглядел достаточно молодо. – Ходят тут разные личности, угрожают, а ты должна их выслушивать, – бушевала женщина.

– Вы не хотите звонить директору? – перебил ее Нафис.

Вместо ответа она подняла трубку телефона и набрала номер мобильного директора. Услышала его голос.

– Дастан Курбаналиевич, здесь появился какой-то шустрый молодой человек, который угрожает мне увольнением. Ищет вас и грозится разорвать с нами контракт. Нет, я его никогда раньше не видела.

– Кто это такой? – хрипло поинтересовался директор. – Какой молодой человек? Гони его оттуда! – Нафис слышал этот громкий голос, стоя рядом со столом.

– Так я и сделаю, – удовлетворенно произнесла женщина.

– Скажите, что приехал Нафис Давлетгаров. Он знает, кто я такой, – попросил он.

– Его зовут Нафис, как вы сказали ваша фамилия…

– Давлетгаров.

– Дивлеткараев, – переделала она его фамилию.

– Давлетгаров, – понял директор. – Идиотка. А ты говоришь – молодой человек. Дай ему срочно трубку.

– Вас, – зло произнесла она, передавая трубку гостю.

– Нафис Закирович, извините, что она вас не узнала, – забормотал директор. – Я сейчас приеду. Извините, что так получилось, но вы не предупреждали нас о своем визите. Передайте, пожалуйста, трубку Альбине, – попросил директор. – Я приеду через пять минут.

Нафис передал трубку секретарю.

– Пусть ждет в моем кабинете, – рявкнул директор, – и сделай так, чтобы он остался доволен. Принимай по высшему разряду.

Альбина положила трубку и неестественно улыбнулась. Было заметно, что улыбаться она не умеет и не любит.

– Пройдемте в кабинет, – предложила она, поднимаясь со своего места.

Кабинет оказался комнатой метров на пятьдесят, достаточно чистой и ухоженной. Кабинет директора являл собой сущее противоречие со всем зданием и царившей в ней обстановкой. Нафис удивленно огляделся. Когда они говорили по скайпу с директором фирмы, тот всегда разговаривал из этого презентабельного места. Здесь стояла солидная тяжелая мебель, дорогие кожаные кресла и диван. Если вспомнить, что за порогом находилась грязноватая приемная с немытыми стеклами и заплеванным полом с линолеумом, порванным в разных местах, то контраст был более чем разительным. А сама Альбина работала за покосившимся старым канцелярским столом, возможно, оставшимся еще со времен ПТУ.

– Налить вам чай или кофе? – поинтересовалась она.

– Нет, – возразил Нафис начинавший понимать, что именно здесь происходит. – Я лучше выйду на улицу немного подышать воздухом. И через пять минут вернусь. Душно у вас.

– Включить кондиционер? – предложила Альбина.

Он никак не мог определить, сколько ей лет. Немытые, собранные волосы. Жирное лицо, бесформенная фигура. Тридцать. Возможно, сорок. А может, и все пятьдесят.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Я сейчас вернусь.

В коридоре на втором этаже было темно и грязно. Светили тусклые лампочки. Он прошел дальше. Открыл одну из дверей. В небольшой комнате двое мужчин играли в карты. Увидев незнакомца, они, не сговариваясь, спросили почти одновременно:

– Чего тебе нужно?

– Извините, – пробормотал Нафис. – Я ошибся дверью.

В другой комнате сидевшая за столом пожилая женщина что-то считала на счетах, которых он давно не видел. На дверях была табличка: «Бахгалтерия». Нафис изумленно огляделся. Здесь, видимо, не было ремонта с того момента, когда отсюда выехали учащиеся ПТУ. На потолке висела большая лампа вместо люстры, комната была непонятного сине-бурого цвета, на окнах почти мутные от грязи старые стекла. Оконные рамы, казалось, сейчас развалятся на глазах. Женщина перестала считать и подняла голову. Ей было далеко за шестьдесят.

– Я вас слушаю, – произнесла она.

– Здесь находится бухгалтерия? – не поверил своим глазам Нафис.

– Да, именно здесь, – подтвердила она. – У вас ко мне какое-то конкретное дело?

– Да, – пробормотал Нафис, входя в комнату. – Я из головной компании. Приехал из Москвы. Мы каждый год перечисляем вам около двух миллионов долларов. А вы работаете в таких условиях.

– Нормальные условия, – ответила бухгалтер. – Раньше было гораздо хуже. Мы переехали сюда в прошлом году.

– Сколько человек у вас работает? – поинтересовался он. – В этом здании могут поместиться не так много людей.

– Четырнадцать человек, – ответила она, – но мы справляемся. У нас нет никаких проблем.

– Ну да. Все верно. Зато проблемы есть у нас. И очень большие.

– Что вы сказали? – не поняла бухгалтер.

– Ничего. А откуда вы берете комплектующие? Судя по размерам вашего здания, здесь нет склада.

– Это вы узнайте у руководства, – улыбнулась она. – Я ведь пенсионерка, пришла сюда помочь разобраться. У меня здесь племянница работала, сейчас она в декрете, вот я за нее и вышла. Вас еще что-нибудь интересует?

– А какие у вас зарплаты?

– Очень небольшие, – снова улыбнулась она. – Моя племянница получала шесть тысяч рублей. А все остальные – от четырех до десяти тысяч.

– Рублей?

– Конечно.

Фирма с оборотом в два миллиона долларов платила своим немногочисленным сотрудникам такие зарплаты! Он уже все понял. И поэтому, поблагодарив женщину, вышел из кабинета. В коридоре уже бегала Альбина, пытаясь его найти. Она сообщила директору, что гость вышел в коридор, и услышала целый ворох оскорблений в свой адрес с использованием богатой ненормативной лексики – туркмен Дастан Курбаналиевич использовал широкие возможности русского языка. Увидев Нафиса, она даже обрадовалась.

– Идемте в кабинет, – попросила она. – Директор уже подъезжает.

– Пойдемте, – согласился Нафис.

Усевшись в кабинете, позволил Альбине принести ему кофе. Он не притронулся к чашечке, пока в кабинете не появился сам директор. Это был невысокий мужчина с типично азиатским лицом, хитрыми глазами, темными, не тронутыми сединой волосами. Ему было около пятидесяти лет. Пожав руку гостю, он уселся напротив него за столом для заседаний и попросил секретаря поменять им кофе.

– Очень рад вас видеть, – говорил он, ласково улыбаясь. – Почему вы не предупредили о своем приезде? Мы бы вас встретили. Сейчас поедем в ресторан. Самый лучший ресторан в этом городке. А потом поговорим о наших делах.

Альбина принесла два кофе. Нафис все еще молчал, давая возможность выговориться директору.

– Мы уже просмотрели наш график отгрузки и закроем все поставки этого квартала, – радостно сообщил Дастан Курбаналиевич.

– А кто конкретно занимается отгрузкой? – поинтересовался Нафис.

– Мой заместитель Трегубов, – пояснил директор. – Очень исполнительный и надежный человек. Он раньше работал в милиции. На него можно положиться.

– Трегубов, – вспомнил Нафис эту фамилию. – Он раньше не работал в Москве?

– Работал, – кивнул директор, – но ушел оттуда по семейным обстоятельствам. Развелся с женой и сейчас переехал к своей новой подруге в наш город. А вы его разве знаете?

– Может, вы его позовете?

– Конечно. Он здесь. Сейчас вам все расскажет, – Дастан Курбаналиевич нажал кнопку на пульте и вызвал Альбину.

– Найди Трегубова, чтобы зашел ко мне в кабинет, – приказал он, – и принеси нам чего-нибудь покрепче.

Он, улыбаясь, снова возвратился на свое место.

– Вас, наверное, удивило наше здание и наши условия, – продолжал директор. – Но это временное убежище. Мы недавно сюда переехали. Скоро заканчивается строительство нового здания в центре городка. Большое восьмиэтажное здание, в которое мы переедем в будущем году…

– Зачем вам восьмиэтажное здание? – перебил его Нафис. – Если в вашей фирме работает только четырнадцать человек?

Директор запнулся. Замолчал. Перевел дыхание. Улыбка сползла с его лица. Он покачал головой.

– Кто-то успел доложить? – тихо уточнил он.

– Это ведь сразу заметно, – пояснил Нафис. – В вашем клоповнике не поместится больше двадцати – двадцати пяти человек.

– Но вы назвали точную цифру! – Этот тип был жуликом, но не был дураком. – Кто вам сообщил? Вы приехали нас проверять?

– Я приехал узнать, почему возникли перебои с поставками комплектующих. И наткнулся на типичную фирму «Рога и копыта», – ответил Нафис. – Все и так понятно. Вы получаете два миллиона долларов, а платите своим людям копейки. И себе выписываете не больше трехсот долларов. Интересно, куда идут остальные деньги? И откуда вы берете в таком случае комплектующие?

Директор покачал головой.

– Ай-яй-яй. Теперь все понятно. Это наш новый бухгалтер, вышла заменять свою племянницу. Старая дура все и рассказала. Нехорошо. Некрасиво шпионить за своими друзьями.

– По-моему, нехорошо нас обманывать, – возразил Нафис. – Вы поставляете комплектующие, закупая их в другом месте. У вас даже нет здесь складских помещений, а ваш кабинет нужен для антуража во время разговоров по скайпу, чтобы мы видели, в какой обстановке вы работаете. Достаточно посмотреть на ваше здание, чтобы все понять. Вы просто создали посредническую фирму и паразитируете на высоких ценах, которые сейчас есть в нашей отрасли. Разве не так?

– Сколько? – вместо ответа спросил Дастан Курбаналиевич.

– Что? – не понял Нафис.

– Сколько процентов отката вы хотите? Полтора? Два? Сколько? Вы поэтому приехали?

Нафис не успел возмутиться. Дверь открылась, и в кабинет вошла Альбина, которая принесла бутылку виски и два больших стакана со льдом. Поставила их на стол рядом с гостем. И спокойно удалилась.

– Назови цену, – повторил директор, – сколько ты хочешь за свое молчание? Назови адекватную сумму, и мы забудем о твоем приезде.

– Вы считаете, что всех можно купить?

– Абсолютно всех, – кивнул Дастан Курбаналиевич. – У каждого есть своя цена. Даже у райского яблочка была своя цена, за которую заплатили Адам и Ева изгнанием из рая. Хотя ты мусульманин и в библейские истории не посвящен.

– Я оканчивал МГУ, – возмутился Нафис.

– Я тоже, – улыбнулся директор. – Исторический факультет. И с красным дипломом, между прочим.

Он не договорил, когда дверь снова открылась, и в кабинет вошел старый знакомый Нафиса – бывший капитан Трегубов. Жизнь прошлась по нему катком. Это был сильно постаревший мужчина, с мешками под глазами, потухшими глазами, одетый в мешковатый костюм. Лицо было таким, словно его обдирали наждачной бумагой. И бывший капитан не узнал сидевшего в кабинете директора незнакомца, ведь прошло уже почти шестнадцать лет. Тогда Нафис Давлетгаров был девятнадцатилетним юношей, сейчас стал тридцатипятилетним мужчиной.

– Заходи, – разрешил директор. – Приехали тебя проверять. Хотят послушать, как ты работаешь.

Трегубов обреченно кивнул и прошел к столу.

Глава 17

Эдуард долго приходил в себя. Мне пришлось облить его водой. Рана на голове кровоточила, и я аккуратно наложил повязку. Он застонал. Сразу обнаружил, что руки у него надежно связаны и он лежит на диване в гостиной.

– Ты сошел с ума? – недовольно прохрипел Мегрелидзе. – Что ты себе позволяешь? Зачем меня ударил?

– Были основания, – я сижу напротив него и просто смотрю на этого человека, которого считал своим другом. Просто смотрю и в который раз удивляюсь человеческой низости и подлости.

– Какие основания? Развяжи мне руки! Зачем ты ударил меня по голове? – все еще не понимает Эдуард.

– Ты же профессионал, – укоризненно говорю я ему. – Сам должен догадаться, где именно ты прокололся. Ты же знаешь меня много лет. Я бы не стал бить тебя без веских оснований.

Он сразу замолкает, вспоминая, где именно мог проколоться. Наконец вспоминает. Смотрит на меня.

– Фотографии, – говорит он, – ты не рассказал мне про вторую фотографию.

– Правильно, – кивнул я. – А ты про нее знал. Хотя я спрятал ее в сейфе и никому о ней не рассказывал. Там у Мартина был особенно жалкий и несчастный вид. Мне она не понравилась, но она меня тронула. И я решил никому о ней не говорить, даже тебе.

– Вы, гомики, еще и сентиментальные, – выругался Мегрелидзе.

– Я не гомик, – терпеливо возражаю. – Ты прекрасно знаешь, что я обычный бисексуал. Не нужно дергаться, я связал тебя достаточно надежно. Значит, это ты все спланировал и осуществил с самого начала.

– Думай как хочешь, – зло говорит Эдуард, – только сначала развяжи мне руки, они затекли. Кончай играть в самодеятельность. Мартину ты так не поможешь. А у меня все суставы болят. Ты со страха меня так крепко завязал. И голова болит. Может, у меня сотрясение мозга после твоего удара бутылкой. Друг называется. Ты меня мог убить.

– У тебя сотрясение совести, Эдик, – убежденно говорю я. – Давай без глупостей. Я тебя не развяжу. Ты ведь сильнее меня. Зачем мне так глупо рисковать. Я сдам тебя майору Герасимовой, твоей бывшей коллеге.

– Кретин, – злится Мегрелидзе. – Нашел время вспоминать о моих коллегах. Тебе нужно Мартина выручать.

– И его выручим. Теперь я знаю точно, что ты замешан. О второй фотографии я тебе не говорил, а ты знал про нее. Значит, все твои попытки мне помочь с самого начала были игрой. Теперь понимаю, почему ты так нервничал, когда я проверялся в поликлинике. Ты ведь точно знал, что Мартин не встречался с Вебером. И как ты все время доказывал мне, насколько сильно он меня любит. И как хорошо ко мне всегда относился. Хотел выманить больше денег? Я обратил внимание на твое не совсем естественное для друга поведение. И как ты убеждал меня, что у Мартина ничего не может быть со Златой. И еще уверял, что он так меня любит. Хотя раньше ты его недолюбливал и вообще называл мелким типом, готовым на все ради денег и карьеры. Неужели забыл? Такое резкое изменение позиции. Почему ты внезапно его так полюбил? Но я решил не обращать внимания на подобные мелочи. Думал, ты пытаешься меня успокоить. Ты все время волновался. Узнавал насчет денег. И не хотел отдавать их никому, чтобы самому отвезти их похитителям. Хотя логичнее было бы мне поехать с деньгами, а тебе отправиться к задержанному Мартину. Но ты этого не предложил. И еще ты слишком быстро нашел эту записку в книге, когда мы были дома у Мартина. Я забыл тебя предупредить, что это раньше Мартин много читал, а в последние годы он вообще не открывал книги. Но это были детали, которые складывались в общую картину. А потом ты ошибся с фотографиями, случайно обмолвившись о второй. И тогда я все понял.

– Умник нашелся, – хрипит Эдик.

– Захотел заработать на моих чувствах к Мартину, – продолжаю я. – Давай говори, где вы его спрятали? Ты уже понял, что никаких денег не получишь. Скажи, куда вы его спрятали? А заодно расскажи, кого вы убили и сожгли, чтобы меня окончательно добить? Какого-нибудь бомжа? Или это был ваш знакомый? Хотя у Мартина не было таких знакомых.

– Зато у тебя был, – загадочно говорит Эдуард, – ты еще спасибо должен мне сказать, что мы тебя избавили от этого типа. Он тебя ненавидел так сильно, что готов был задушить своими руками.

– У меня нет таких врагов.

– Здесь ты ошибаешься. Еще как есть. Один бывший сотрудник милиции, которого ты хорошо знал.

– Какой сотрудник? – Я ничего не понимаю.

– Ты несколько раз встречался с ним в своей жизни, – поясняет Эдуард. – Вспоминай, вспоминай! Тот самый, которому ты сломал жизнь несколько лет назад и который спас тебя, когда ты был студентом.

– Капитан Трегубов, – растерянно шепчу я.

– Вот именно, – говорит Мегрелидзе. – Он ведь тебя спас в девяностом, когда тебя арестовали вместе с иностранцем за неподобающую связь. Если бы тогда капитан Трегубов исполнил свой долг и передал дело в суд, тебя бы отправили в колонию, где насиловали бы все заключенные по очереди. Там не любят осужденных по этой статье. Очень не любят. А так ты вернулся домой, окончил свой университет, удачно женился и начал делать карьеру. Чтобы через пятнадцать или шестнадцать лет снова встретиться с Трегубовым уже в Орехово-Зуеве, где он жил у своей знакомой и работал в какой-то фирме, обслуживающей вашу компанию. Ты тогда приехал к ним и добился его увольнения. А заодно и закрытия этой фирмы. Трегубов остался на улице, начал спиваться. Можешь себе представить, как он тебя ненавидел. Он тебя спас, а ты его погубил. Вот такая человеческая благодарность. И он все время приезжал в город, чтобы попасть к тебе на прием. Но его к тебе не пускали. Тогда он начал искать другие пути и вышел на меня через наших бывших знакомых. Он готов был тебя загрызть, но я его отговорил. А потом у него возникла идея убить Мартина и потребовать с тебя выкуп за его труп. Честно скажу тебе, что меня просто пугала его ненависть к тебе. Он готов был сделать все, что угодно, лишь бы испортить тебе жизнь. И не просто испортить. Он был готов и на убийство. Трегубов считал, что всеми своими успехами ты обязан ему. Если бы он тогда сломал твою жизнь, ты бы ничего не имел. Ни своего нынешнего положения, ни денег, ни связей. Он чувствовал себя обманутым жизнью.

– И ты пошел на сделку с таким человеком?

– Чтобы тебя спасти. Я не хотел, чтобы он тебя убил или задушил бы Мартина. А он готов был именно на такой вариант.

– Ты решил, что лучше взять у меня деньги?

– Я решил помочь тебе остаться в живых, – зло поясняет Мегрелидзе. – Но в какой-то момент этот Трегубов стал неуправляемым. У него вообще была проблема с алкоголем, сказывалась его разбитая жизнь. Он ведь давно нигде не работал. И я понимал, что рано или поздно он убьет либо Мартина, либо тебя. А мне не хотелось, чтобы это произошло…

– Дальше, – потребовал я, – что было дальше?

– Вместе со своим напарником повезли Мартина в парк, и там Трегубов решил убить твоего молодого друга. Его напарник оказался достаточно трезвым человеком. Он возражал против убийства, ведь они так не договаривались. Между ними произошла драка, и напарник Трегубова просто задушил этого опустившегося алкоголика. Потом, чтобы замести следы, сжег машину и находящегося в ней Трегубова. Вот, собственно, и вся история.

– Значит, сейчас Мартин находится в руках у напарника Трегубова?

– Правильно соображаешь.

– Как его зовут?

– Это уже закрытая информация, – усмехается Эдуард. – Развяжи мне руки, и поедем за Мартином. Отдадим деньги и получим твоего друга живым и невредимым. Это я тебе гарантирую.

– И ты считаешь, что после всего случившегося я могу тебе верить?

– У тебя просто нет другого выхода. Этот напарник бывший сотрудник полиции. Он тоже ждет моего подтверждения. Если его не получит вовремя, то просто пристрелит твоего друга. Тебя больше устраивает такой финал?

– Меня больше устраивает, чтобы вы оба сели в тюрьму. И ты, и этот неизвестный напарник.

– Это уже ненужная риторика, – говорит Мегрелидзе. – Давай заканчивать. Я тебе гарантирую…

И в этот момент звонит городской телефон. Мы оба вздрогнули. Прошло даже не тридцать, а все сорок минут. Видимо, этот напарник сознательно не звонил, чтобы мы могли обо всем договориться. Их ведь интересуют в первую очередь деньги, а не мои переживания. Бандит, или бывший опер, чувствовал себя полным хозяином положения. Мало того что у него в руках Мартин, он еще имеет такого сообщника, как Эдик, который сидит в моей квартире и может предупредить его обо всех моих планах. Просто идеальное преступление для шантажа и вымогательства денег. А у меня не было ни одного шанса. Если бы в последний момент Эдик не ошибся с этими двумя фотографиями.

Я смотрю на него и поднимаю трубку. Слышу тот же резкий голос, который мне так неприятен. У нормального человека просто не может быть такого металлического голоса.

– Вы решили, как вам поступить? – спрашивает позвонивший.

– Мы решили, что ты должен сдать нам Мартина и получить свои деньги, – говорю я ему, видя, как дергается Эдуард, – и еще мы решили, что твой сообщник не приедет на встречу. И тем более не заберет мои деньги. Он сейчас лежит связанный у меня на диване. Алло, ты меня слышишь?

В ответ только частое дыхание. Видимо, бандит ожидал чего угодно, но только не подобного развития событий. Я поломал их игру, и теперь мой черед диктовать свои условия.

– Какой сообщник? – наконец догадался спросить похититель. Он еще и никчемный профессионал, если сразу не отреагировал на мои слова. Хотя в этой ситуации сложно оставаться беспристрастным.

– Ты дурака не валяй, – советую я этому оборотню. – Давай по-хорошему. Ты возвращаешь Мартина, я плачу тебе деньги. Всю сумму и наличными. Давай соглашайся, иначе передумаю.

– Что вы хотите? – Наконец он начал понимать, что козыри уже не у него.

– Назначь место и время. Только без подстав. Я положу деньги в ячейку камеры хранения. И приеду за Мартином. Когда я его увижу, то назову номер ячейки и код. Можешь забрать деньги оттуда. А Мегрелидзе будет лежать у меня дома связанный. Если игра пойдет не по правилам, я сдам его в полицию. Так будет надежнее. Это будет и моя страховка. Согласен?

Некоторое колебание. Наконец этот тип соглашается.

– Согласен. Только приезжай один.

– Конечно. Пока не увижу Мартина, денег я тебе не дам.

– Это я уже понял. Ты не считай всех дураками, – говорит бандит.

Я замираю от ужаса. Такая обычная фраза и так много в себе содержит. Смотрю на связанного Мегрелидзе. Он покраснел, дергается, нервничает, понимает, что деньги может не получить. Его сообщник прикарманит всю сумму…

– Куда мне привезти деньги? – спрашиваю я своего собеседника.

Он называет какое-то место. Далеко, очень далеко. Туда добираться не меньше полутора часов. С учетом наших автомобильных пробок. И еще я должен успеть заехать на вокзал, чтобы спрятать деньги. Значит, точно часа два, не меньше. Интересно, как он собирался встретить меня на этой автобусной остановке, о которой прежде говорил, ведь она находится в десяти минутах езды от моего дома? Он бы просто не успел сюда добраться. Или у них есть еще один сообщник? Ведь позвонивший говорил мне, что он всего-навсего посредник. Два часа езды в одну сторону и два часа обратно. Я появляюсь у себя дома не раньше чем через четыре часа. И все это время Мегрелидзе придется провести на диване. Надеюсь, что он выдержит.

– Почему так далеко? – уточняю я у этого типа.

– Для надежности, – поясняет он. – Приезжайте и переговорим.

– Договорились. Я приеду ровно через два часа. Только вы меня ждите. Где именно вы будете стоять?

– Прямо у станции метро. Я сразу вас увижу.

Он не спрашивает, на чем именно я приеду. На машине или на метро. Эти типы все знают обо мне. Но они забывают, что я тоже юрист и тоже имею свои представления о степени человеческой низости. Хотя мне все еще не хочется в это верить.

– Я приеду, – говорю я ему на прощание и кладу трубку. Оборачиваюсь к Мегрелидзе. – Этот тип будет ждать меня, – поясняю я своему бывшему другу Эдику. – Нужно поехать туда с деньгами. Он обещает показать мне Мартина. Я положу деньги в ячейку на вокзале и скажу ему шифр, когда увижу Мартина.

– Может, так и лучше, – неожиданно соглашается Эдуард, и это вселяет еще большие подозрения. С сегодняшнего дня я вообще перестал верить людям.

– Лежи спокойно, – советую я своему пленнику. – Если все пройдет нормально, я вернусь и развяжу веревки. Можешь потом искать этого напарника и требовать с него свою половину. Хотя я уверен, он не захочет делиться.

Мегрелидзе что-то мычит в ответ, но это меня уже не интересует. Я забираю чемодан с деньгами. У меня не так много времени. Спускаюсь вниз. Усаживаюсь в машину и набираю знакомый номер. Потом достаточно подробно рассказываю о том, что именно произошло. И предлагаю свой план действия, хотя понимаю, насколько это опасно лично для меня. Затем выхожу из машины, перекладываю деньги в пластиковый пакет, который лежал у меня в багажнике. Все пачки туда не влезают, и я просто вытряхиваю их в багажник. Затем набиваю в «дипломат» какие-то старые газеты, которые оставались в моей машине. Татьяна обычно собирает почту и передает моему водителю. А я не успеваю читать все газеты и журналы, которые мы выписываем и которые мне просто нужно читать по работе.

Затем выхожу из машины. Поднимаюсь к себе в квартиру по лестнице. И слышу, как кто-то осторожно открывает дверь в мою квартиру. Так я и думал. В этом мире не осталось ничего святого. Так и предполагал. Неизвестный открывает дверь и входит в мою квартиру. Дверь закрывается. Я подхожу ближе. Теперь у меня не осталось никаких иллюзий. Достаю ключи и плавно, очень осторожно открываю двери, чтобы услышать возбужденные голоса двух людей, которых я когда-то считал своими самыми близкими друзьями. Один из них – Эдуард Мегрелидзе. Голос второго известен мне еще лучше. Только у него были вторые ключи от моей квартиры. Это Мартин.

Глава 18

Нафис смотрел на Трегубова, не веря своим глазам. Исчезли некогда пышные усы, лицо словно обмякло, шевелюры уже не было. Вместо нее редкие седые волосы. Нос вытянулся, глаза ввалились. Это был тот самый капитан, только сильно постаревший и побитый жизнью. А самое главное, что он совсем не был похож на заместителя директора фирмы, которая получала в год два миллиона долларов на поставках различных деталей.

– Садись, Трегубов, – разрешил Дастан Курбаналиевич. – Мы как раз о тебе говорим. Неприятности у нас появились из-за твоей службы. Говорят, что вы вовремя не отгрузили комплектующие.

– Сделаем, – хрипло говорит Трегубов, – исправимся.

– Сколько у вас людей работает в вашей службе? – поинтересовался Нафис.

– Что?

– Сколько у вас людей? – терпеливо переспросил Нафис, делая вид, что не замечает выразительных глаз директора.

– Двое, – ответил Трегубов. Директор покачал головой, он поправился: – Двадцать… – Но, видя недовольное лицо директора, снова исправился: – Двести!

– Ты совсем все перепутал, Трегубов, – отмахнулся Дастан Курбаналиевич. – Ладно, уходи. Ты нам не поможешь. И запомни, что нужно все делать вовремя, иначе вылетишь и с этой работы.

– Я все понимаю, – кивнул Трегубов.

Он поднялся, чтобы выйти.

– Подождите, – остановил его Нафис. – Вы разве меня не помните?

Трегубов снова посмотрел на директора. Было понятно, что любой вопрос вызывает у него страх, а здесь его держат только для того, чтобы он подписывал документы о несуществующих грузах. И липовые накладные. Поэтому он взглянул мутными глазами сначала на директора, который сам ничего не понимал, и затем перевел взгляд на приехавшего гостя.

– Нет, – сказал он. – Не помню.

– Я Нафис Давлетгаров, шестнадцать лет назад вы работали в милиции, когда нас задержали. Вспомните. Вместе с иностранцем. У него на квартире.

Трегубов пригляделся, взгляд стал более сосредоточенным.

– Вы тот самый молодой человек, – нерешительно произнес он.

– Да, тот самый, которого вы хотели отправить в колонию на пять лет. И еще грозились посадить меня в КПЗ к заключенным, которые должны были обращаться со мной не очень корректно. Теперь вспомнили?

– Ах, Трегубов, Трегубов, – покачал головой директор. – Сколько за тобой грехов. Только сейчас выясняется. Значит, ты и нашему другу жизнь хотел испортить. Еще когда капитаном был.

– Не испортил, – наконец вспомнил все Трегубов. – Мы его тогда отпустили. И ни копейки не взяли. Просто так отпустили домой. Даже в его университет ничего не написали.

– Значит, ты иногда был и порядочным человеком, – продолжал Дастан Курбаналиевич. – Значит, у тебя еще не все потеряно.

– Врет, – неожиданно произнес Нафис. – Он все врет. Они меня не отпускали. Требовали с меня пять тысяч долларов. Это еще в девяностом году. И все время угрожали посадить в тюрьму. Только я успел позвонить домой, и в отделение милиции приехал помощник моего отца, который успел позвонить заместителю министра внутренних дел. Вот тогда они действительно испугались. И капитан Трегубов, и его непосредственный начальник подполковник Кошель. Вот тогда они меня и отпустили.

– Если бы вас тогда посадили, – Трегубов покачал головой, – вы бы живым из колонии не вышли. Там не любят гомосексуалистов. Вас ведь забрали с вашим другом-иностранцем. И тогда вы бы здесь сейчас не сидели.

– Вам так ничего и не удалось доказать, – возразил Нафис.

– Такие вещи доказывать не нужно. Достаточно было отправить вас к врачу и все проверить. А мы отпустили вас обоих и не взяли деньги. – Видимо, это мучило его больше всего.

– Ты плохой человек, Трегубов, – сказал Дастан Курбаналиевич. – И слишком сильно любишь деньги. Так нельзя. Ты лучше пойди в свой кабинет и подумай, как тебе дальше жить. Нужно быть честным и правдивым человеком. Иди и подумай.

– Подождите, – снова остановил его Нафис. – Сколько вагонов вы послали в этом квартале?

Трегубов молчал.

– А в прошлом?

Он опять молчал, опустив голову.

– Все ясно, – негромко произнес Нафис.

– Ты еще и некомпетентный человек, – сразу вмешался директор. – Ты не можешь назвать число вагонов? Я думаю, что мы должны будем с тобой расстаться. Нам не нужен такой некомпетентный сотрудник.

Трегубов молчал.

– Иди, – закончил Дастан Курбаналиевич. – Тебя нужно переводить в боцманы или в мичманы, я даже не знаю, что правильно. Но ты точно не капитан. Иди отсюда.

Трегубов наконец вышел. Директор взглянул на гостя.

– Вот с таким контингентом нам приходится работать. Но вы не беспокойтесь. Мы все проверим и сделаем надлежащие выводы. А его уволим прямо сегодня. Зачем нам такой болван!

– У вас подставная фирма, – убежденно произнес Нафис. – Вы закупаете детали где-то на стороне, очевидно по дешевке, и просто переправляете к нам, получая свои деньги. Не знаю, кто именно работает с вами из нашей компании, но я это быстро узнаю. И мы остановим вашу деятельность. Нам такие посредники не нужны. Фактически вам и не нужно иметь много людей на вашей липовой фирме. Достаточно одного бухгалтера и одного сотрудника, который следит за прохождением грузов. И все. Очевидно, кто-то заключил с вами соглашение и все налоговые отчисления должны делать именно вы со своей фирмы, в которой работает только четырнадцать человек. Соответственно у вас очень небольшие отчисления на социалку и в пенсионный фонд. А основные деньги, два миллиона долларов, которые мы вам платим, вы прикарманиваете в виде разницы между действительной ценой где-то закупаемого товара и разницей, которую вы с нас получаете. Но больше так не будет.

– Будет, – уверенно произнес Дастан Курбаналиевич. – Ты еще очень молодой, дорогой мой друг. Сколько тебе лет? Тридцать два? Или тридцать три?

– Уже тридцать пять.

– Все равно. Такая схема всех устраивает. Каждый в этой цепочке получает свои деньги. Я получаю меньше всех – около пяти процентов. Не больше ста тысяч. А основные потоки идут совсем другим. Поэтому я со своих денег могу с тобой поделиться. Сколько ты хочешь? Только учти, что это будет одноразовая акция. В знак уважения к тебе и за твою поездку к нам. Я же не могу посадить тебя на проценты. Сам понимаешь, это очень накладно. Здесь и так кормится слишком много людей.

– Больше никто кормиться не будет, – твердо сказал Нафис. – Я все понял. Поэтому вы все время требуете, чтобы мы перечисляли деньги в офшорные зоны. Ваша фирма просто создана для подобных афер.

– Не нужно бросаться громкими словами, – попросил директор. – Сам понимаешь, что на этом сидят большие люди. Давай договоримся по-человечески. Ты берешь свои деньги и забываешь обо всем, что здесь увидел и услышал. А мы по-прежнему поставляем вам комплектующие и получаем свои деньги. Все останется по-прежнему. За нашу накладку мы накажем Трегубова. Я его прямо сегодня уволю. Тем более что у тебя с ним связаны неприятные воспоминания. А мы останемся с тобой друзьями. Согласен?

В молодости люди бывают более радикально настроены.

– Нет, – твердо сказал Нафис.

– Почему нет? – ласково осведомился Дастан Курбаналиевич. – Почему такая ненужная принципиальность? Это твои деньги? Или деньги твоего папы? Или государственные деньги? Они от частной компании, которая переводит их другой частной компании. От одной группы жуликов и мошенников другой группе. При чем тут ты или при чем тут я? Мы такие небольшие рыбки-прилипалы, которые обычно пасутся рядом с крупными хищными акулами. Аккуратно доедаем остатки. Там все миллиардеры, от них не убудет. А мы имеем свой небольшой доход. Ты скажи, сколько денег ты хочешь, и мы закроем наш разговор. Назови сумму.

– Мы больше не будем работать с вашей фирмой, – твердо сказал Нафис. – Это решено.

– Ничего не решено, – улыбнулся директор. – Дурак ты, парень. Я не хотел тебе угрожать, думал, ты наш, мусульманин, все поймешь. А ты все время вынуждаешь меня делать то, чего я не люблю и не хочу. Зачем так поступаешь? Я ведь хотел по-хорошему.

– Меня прислали сюда для проверки, – напомнил Нафис. – И я доложу обо всем сначала Ляпунову, а потом и президенту нашей компании.

– Ты думаешь, они об этом не знают, – вздохнул Дастан Курбаналиевич. – Глупый ты человек! И очень недалекий. Один раз тебя Бог спас, когда ты успел позвонить домой и тебя приехал выручать помощник твоего отца. Только сюда никто не приедет. Просто не успеет. Мы далеко от столицы находимся. А ты в автомобильную аварию попадешь… Зачем вынуждаешь меня так поступать? Это некрасиво.

– Мы не договоримся, – твердо заявил Нафис. – И не нужно меня пугать. Все равно ничего не получится.

– Жаль, очень жаль, – сказал директор. – Но ты сам подписал свой приговор. В Москву ты теперь не вернешься. Погибнешь по дороге, когда твоя машина случайно застрянет на открытом железнодорожном переезде. Сам понимаешь, что такие деньги никто без присмотра не оставит.

Он достал свой телефон. Посмотрел на сидевшего перед ним молодого человека.

– Почему ты такой упрямый? – покачал головой Дастан Курбаналиевич.

Нафис понял, что ему действительно грозит серьезная опасность. Нужно было принимать решение мгновенно, чтобы уйти живым не только из этого кабинета, но и из этого здания.

– Может, я подумаю, – предложил он.

– Подумай, конечно, – радостно произнес директор, убирая телефон в карман. – Ты ведь такое образование получил, сам должен понимать. Сейчас время плохое. Все деньги решают. А когда речь идет об очень больших деньгах, они и судьбы человеческие ломают. Ты не беспокойся, я сегодня выгоню этого Трегубова и на его место посажу более сообразительного человека. Я и держал этого бывшего опера только для того, чтобы он накладные подписывал… Только он спиваться начал, а мне такие сотрудники не нужны.

Он поднялся и, обойдя стол, подошел к Нафису.

– Люди должны помогать друг другу, – убежденно произнес Дастан Курбаналиевич. – Я ведь не просто так приехал в Москву двадцать пять лет назад. Меня сюда по разнарядке прислали. Одно место туркменам выделяли, вот меня и послали сюда из Красноводска. Ты такой город и не помнишь. Сейчас он Туркменбаши называется. И я тогда поступил на исторический факультет. И окончил его с отличием. Красный диплом получил. А меня отправили воспитателем в общежитие для трудных подростков. Мой диплом в Туркмении никому не был нужен. Пришлось второй раз брать Москву, возвращаться сюда и снова пытаться занять свое место под солнцем. А тебе было легче. Ты ведь татарин, значит, считаешься гражданином России. И дом у тебя был здесь, и гражданство. Тебе все легче давалось. Поэтому и не ценишь ни своего места, ни денег, которые тебе предлагают.

– А если все-таки откажусь? – У него появился какой-то кураж.

– Сам понимаешь, что будет. Зачем губить жизнь в таком цветущем возрасте?

Позвонил телефон, и Дастан Курбаналиевич, улыбаясь, чуть повернулся, чтобы вытащить его из внутреннего кармана. И в этот момент Нафис схватил бутылку и с силой ударил несчастного директора по голове. Бутылка не разбилась, но директор свалился как подкошенный. Нафис осторожно наклонился, прислушиваясь к стукам сердца. Сердце работало. Это его успокоило. Теперь можно было уходить. На всякий случай он забрал мобильный телефон директора.

Выходя из его кабинета, он громко сказал:

– Спасибо вам за все, Дастан Курбаналиевич. До свидания! – с таким расчетом, чтобы его услышала Альбина. Затем, выйдя в приемную, обратился к ней: – Он просил его не беспокоить.

Она понимающе кивнула. Нафис попрощался, выскочил в коридор и быстро сбежал по лестнице вниз. Уселся в свою машину, завел мотор и поехал в сторону железнодорожного переезда. Только когда машина въехала в Москву, он почувствовал себя в безопасности. Уже вечером позвонил Ляпунову и подробно рассказал ему о случившемся. Ляпунов тут же перезвонил президенту компании. Результатом этого визита Нафиса в Орехово-Зуево стали отставки сразу вице-президентов и закрытие фирмы «Будущий век». Позже он узнал, что Дастан Курбаналиевич успел сбежать за границу, прихватив с собой и чужие деньги. Такие вещи обычно не прощаются. И через несколько лет где-то в Австрии бывшего директора фирмы нашли убитым. Австрийская полиция была уверена, что в этом случае действовала так называемая «русская мафия».

Трегубов остался без работы. Он дважды пытался попасть на прием к Нафису Давлетгарову, но тот не принимал обычных посетителей, а когда ему докладывали об этом посетителе, приказывал его не принимать. Так прошло несколько лет, пока не встретились Трегубов и Мегрелидзе, у которых созрел план. Но на самом деле все получилось иначе. Сначала план созрел в голове Мартина, затем он осторожно поделился им с Эдуардом Мегрелидзе, решив взять его в качестве помощника, а тот привлек капитана Трегубова, о котором случайно узнал, когда тот напрашивался на прием к Давлетгарову. Мегрелидзе начал выдавать Трегубову небольшие суммы, решив использовать его в нужный момент. Так созрел план у этой троицы.

Глава 19

Я вхожу в квартиру и слышу голоса Мартина и Эдуарда. Второй что-то бубнит, очевидно, оправдываясь. Мартин обвиняет его в бездарности и срыве их плана.

– Он все понял еще раньше, – упрямо повторяет Эдик. – С самого начала меня подозревал. Не нужно было мне все время находиться рядом с ним, но ты настаивал. А он начал подозревать. Откуда я знал, что ты вообще не читаешь в последние годы книги. Ты сам говорил, что положишь записку в томик Мопассана. А он понял, что это просто глупая подстава. И с фотографиями все неправильно. Не нужно было посылать ему две фотографии. Достаточно было одной. А ты настоял, чтобы послали две… Он взял и спрятал вторую фотографию, а мне сказал только об одной. И когда я его случайно спросил, где вторая, он сразу все понял.

– Тебя не зря выгнали из полиции, – зло говорит Мартин. – Такому неудачнику ничего нельзя поручать. Ты все провалил. Я вообще напрасно связался с тобой.

– Это верно, – говорю я, входя в гостиную.

Нужно было видеть их лица. Мартин уже успел развязать Эдуарду руки. Тот сидел на диване, развязывая себе ноги. Мартин стоял у стола. Оба сразу обернулись. Изумленные, испуганные, ошеломленные.

– Здравствуйте, ребята. Здравствуйте, мои самые верные друзья. – Я уселся на стул, стоявший у дверей. Положил «дипломат» рядом с собой.

Эдуард покачал головой.

– Ну ты молодец, Нафис. Мы тебя явно недооценивали. Ты просто настоящий сыщик.

Мартин молчал. Только красные пятна на лбу и щеках выдавали его волнение.

– Как ты догадался? – поинтересовался Эдуард. – Опять мы где-то прокололись? Или это твоя интуиция?

– Нет. Не интуиция. У меня было на счетах около пятисот тысяч долларов, – поясняю я своему бывшему другу. – И об этом не знал никто, кроме… Похитители потребовали ровно полмиллиона, и я понял, что Мартин может быть каким-то образом с ними связан.

Мы разговариваем с Эдуардом, и я полностью игнорирую своего бывшего любовника. Как пустое место. Мало того что он изменял мне с этой Златой, так теперь предал меня. И я не хочу с ним разговаривать.

– И поэтому ты вернулся?

– Не только поэтому. Я уже понимал, что со мной разговаривает человек, который намеренно меняет свой голос через шифратор, который ему мог одолжить только ты. У тебя в конторе есть изменители голосов. Но Мартин сказал фразу, которую часто произносит. «Не считай всех дураками»… Это его любимое выражение. И я понял, кто именно мне звонит и кто хочет получить деньги. Остальное было легко. По первоначальному плану мы должны были встретиться на автобусной остановке, недалеко от нашего дома. А сейчас он предложил мне поездку практически за город, куда я должен был уехать, чтобы он успел сюда приехать и тебя освободить. Ведь вторые ключи от моей квартиры у него. Поэтому я спустился вниз, завел машину и, немного подождав, снова поднялся наверх, как раз в тот момент, когда Мартин входил в мою квартиру. Консьерж внизу знает его в лицо и поэтому спокойно пропустил. Вот и вся история…

Мартин все еще стоит у стола, покрывшись красными пятнами. Эдуард наконец развязал все веревки. Покачал головой.

– Ты просто специалист по завязыванию узлов.

– Никакого посредника у вас больше не было, – я говорю ровным, спокойным голосом, и это действует на обоих слишком сильно. Если бы я кричал или возмущался, они бы меньше боялись. Так было бы привычнее. Но вместо этого я разговариваю так, словно ничего не произошло.

– Не было, – убежденно повторяю я. – Вас было трое. Вы двое и несчастный Трегубов. Видимо, этот опустившийся человек в какой-то момент зарвался и потребовал слишком много. Или вы с самого начала решили его подставить, чтобы запугать меня окончательно и заставить заплатить деньги под угрозой убийства Мартина. Поэтому вы убили Трегубова и сожгли его труп. А потом начали меня шантажировать. Я ничего не перепутал…

– Это твой друг его убил, – усмехнулся Мегрелидзе, показывая на Мартина. – Кажется, Трегубову не нравилась сексуальная ориентация нашего молодого человека. Они повздорили, и Мартин его задушил. Я тебе говорил правду, когда рассказывал о том, как все это произошло. Только вместо напарника был Мартин.

– А кровь на полу в кухне?

– Это он нарочно выдавил несколько капель, чтобы запутать полицию, если она появится в доме, – улыбается Эдуард. – Мы не рассчитывали, что ты так быстро их вызовешь.

Мартин все еще стоит. Ничего не говорит, но стоит, опустив голову. Негодяй. И я его любил, такое чудовище!

– И все из-за денег? – спрашиваю я, продолжая обращаться к Эдуарду. – Только из-за денег… Если бы Мартин попросил, я бы отдал ему все свои деньги. Он знал, как я к нему отношусь. А вместо этого он решил меня шантажировать.

– Ты можешь отдать их прямо сейчас, и весь конфликт будет исчерпан, – цинично замечает Мегрелидзе.

– У нас не было никакого конфликта, – говорю я ему.

– Был, – не выдерживает такого напряжения Мартин. – Я тебя всегда ненавидел. У нас всегда был конфликт. Твои объятия, твой запах, твоя квартира, твои шуточки. Я тебя всегда ненавидел. И себя ненавидел еще больше. За то, что должен подставлять свою задницу… Ты пользовался своим подчиненным и считал это в порядке вещей. У меня никого не было, никакой поддержки, никакого дяди. А ты этим все время пользовался. Лез ко мне в кровать когда хотел, спал со мной и пользовался мной…

– Я тебя по-настоящему любил, – пытаюсь я возразить. – И хорошо к тебе относился.

– Плевал я на твою любовь! Из-за тебя я не мог даже нормально встречаться с женщинами. Даже со Златой, которая стала моей невестой и которая знала, как ты все время меня домогаешься.

– Значит, ты все-таки мне изменял с ней?

– Все время, – истерично и радостно кричит Мартин. – И не только с ней. Я изменял тебе и с Вебером. Мне было приятно чувствовать, что я причиняю тебе боль. Как и ты причинял мне боль все эти годы своим назойливым вниманием, своими приставаниями, своей жадностью.

– Какая жадность? – не понимаю я. – Все, что ты хотел, тебе покупали. При чем тут моя жадность?

– Вспомни, как ты покупал для меня телевизор. Я попросил домашний кинотеатр, но ты сказал, что у меня слишком маленькая квартира и купил обычный «Самсунг», – продолжал кричать Мартин.

– У тебя действительно небольшая квартира для домашнего кинотеатра, – повторяю я. – И из-за этого ты на меня обиделся?

– А машина? – вспоминал Мартин. – Себе приобрел внедорожник «БМВ», а мне только обычный «Фольксваген». Это так ты меня любил? Почему не купил два «БМВ»? Разве у тебя не было денег?

Я даже не знаю, как отвечать на подобные обвинения. Я не мог даже представить себе, что он тоже хочет такой внедорожник и завидует мне. Какой мелкий человек!

– И ты еще вспомни, как убил мою мать, – добивает меня окончательно Мартин.

– Я убил твою мать? – Мне кажется, что я сойду с ума от такого чудовищного обвинения. Как он смеет такое говорить! Я столько для нее сделал!

– Ты забыл, как я доставал ей лекарства? Как выбил для тебя кредит в двадцать тысяч долларов, почти беспроцентный? И как сам его потом погасил? – спрашиваю я у своего бывшего любовника.

– Это ты все забыл. Давал мне копейки на лекарства. И прекрасно знал, что ей это не поможет. Нужны были деньги на операцию. Большие деньги, которых у меня не было. Но тогда еще я не был твоим любовником, не ложился под тебя. И ты организовал мне помощь в двадцать тысяч, которые ничего не могли решить. Мне нужно было сто, а их у меня не было. И тогда моя мать умерла. А ты решил покрыть эти жалкие двадцать тысяч, которые не могли ее спасти.

– Но почему я тогда должен был давать тебе сто тысяч? – Я все еще не понимаю его логики.

– Конечно, не должен. Ведь тогда еще я не был твоим любовником. Но моя мать умирала, и никто ей не помог. И ты ей тоже не помог.

– Ты чудовище, Мартин, – говорю я ему. – Мало того что ты все время притворялся и изменял мне. Ты изменял себе. Это хуже всего. Если тебе было так противно, нужно было об этом сказать. Даже рискуя потерять свое место. Не ложиться в кровать с человеком, который тебе так неприятен. Ты ведь превращался в обычную проститутку. И еще хуже. Ты умудрялся мне изменять с этой пустышкой Златой, с этим болваном Вебером…

– Да, да, изменял, – закричал, теряя терпение Мартин. – Ты рогоносец! Рогоносец! Мне было приятно изменять тебе в соседнем кабинете с Вебером, когда ты проводил свои совещания у себя за длинным столом. Очень приятно.

– Хватит, – поморщился Эдуард. – Ты ведешь себя как истеричная баба. Хватит говорить гадости, мне надоело это слушать. Подлый ты тип, Мартин. Я тоже хорош… Ладно, давайте закончим. Раз все так получилось, нужно заканчивать. Отдавай деньги, Нафи, и мы отсюда уйдем. Сам понимаешь, что весь этот спектакль должен быть оплачен.

Я киваю ему головой.

– Что вы хотели со мной сделать, когда я отдам вам деньги? – спрашиваю у Эдуарда, снова не обращаясь к Мартину, который растерянно опускается на стул.

– Во всяком случае, никто не хотел тебя убивать, – усмехается Мегрелидзе. – Ты все равно свои деньги получишь. Говорят, что Ляпунов скоро уходит и ты сядешь на его место. Значит, ты не особенно пострадаешь. Считай, что развелся со своей женой и просто выплатил ей отступные.

– Моя жена – это Мартин? – спрашиваю я.

– Можно сказать и так, – соглашается Эдуард.

– И он считает меня скупым, – вспоминаю я крики Мартина. – В таком случае я ничего не отдаю своей жене. Все деньги переходят к Эдуарду. Он продумал план, и он получит эти деньги! – Я толкаю «дипломат» в сторону Мегрелидзе. Кажется, оба не ожидали такого от меня. Оба растерянно смотрят друг на друга. Эдуард тянется к «дипломату», когда со своего места срывается Мартин и выхватывает чемоданчик.

– Не отдам! – кричит он истерически. – Это мои деньги! Я их тебе не отдам!

– Верни деньги, ублюдок, – злится Эдуард, – ты слышал, что он сказал. Это мои деньги!

Он бросается на него, и они катятся по полу, вырывая друг у друга «дипломат». Мне остается только смотреть, как они избивают друг друга. Каждый пытается выхватить «дипломат» из рук соперника. Наконец Мегрелидзе сильно бьет Мартина в живот, и тот стонет, согнувшись от боли. Эдуард ползет к «дипломату» и открывает его. Смотрит содержимое. Затем начинает громко смеяться. Поворачивается ко мне.

– Красиво, – говорит он, невесело улыбаясь. – Такая хорошая проверка на жадность. А теперь давай деньги! И не нужно больше никаких проверок. Мы ведь уже убили одного. Можем убить и второго. Все равно больше пожизненного срока не дадут. Давай деньги…

– Это вы правильно сказали, – говорит Герасимова, входя в гостиную. Следом за ней входят еще несколько оперативников. Я ведь позвонил ей, как только спустился к своей машине. А входя в квартиру, намеренно оставил дверь открытой. Они слышали почти весь разговор.

Мегрелидзе смотрит на вошедших и криво улыбается.

– Это тоже красиво, – соглашается он. – И очень вовремя. Молодец, Нафис. Просто идеальная шахматная партия. Переиграл нас по всем статьям. А я думал, что ты его любишь, – он показывает на испуганного Мартина, которого поднимают с пола и надевают на него наручники. У парня такой испуганный вид, что мне становится его жалко.

– Видимо, недостаточно сильно, – говорю я ему, снова не глядя на Мартина. – Он нужен был мне только для забавы. Это не настоящая любовь.

Я знаю, что сознательно лгу, но мне сейчас даже приятно сделать ему больно. Ведь несколько минут назад я услышал столько гадостей, он причинил мне такую боль.

– Ну-ну, – говорит Эдуард. – Ваши любовные отношения мне все равно непонятны.

На него тоже надевают наручники. Обоих уводят из квартиры. Мы остаемся вдвоем с майором Герасимовой.

– Вам не кажется, что нужно быть разборчивее с друзьями? – спрашивает она, с некоторым любопытством глядя на меня.

– Кажется, – соглашаюсь я. – Кто мог подумать, что меня сдадут одновременно и мой друг, и мой бывший любовник, извините за такую подробность. Зло и добро всегда перемешиваются так, что их иногда сложно отличить.

Она пожимает плечами.

– Мы вызовем вас для дачи показаний, – говорит Герасимова. – Очевидно, ваш друг задушил Трегубова. Честно говоря, я ему не завидую. Даже если он не получит пожизненного срока. Даже десять или пятнадцать лет в тюрьме, при его сексуальной ориентации, покажутся ему настоящим адом. Хотя это тот случай, когда наказание соразмерно преступлению. До свидания, господин Давлетгаров!

Она уходит. И я остаюсь один. Все еще сидя на стуле. Думаю о куче денег, которая лежит у меня в багажнике. Я ведь могу нанять на эти деньги хорошего адвоката – Падву или Резника. Они сумеют помочь Мартину и добиться для него минимального наказания. Только не говорите, что я ненормальный. Мне просто жаль этого запутавшегося парня.

Загрузка...