Избранные шпионские и криминальные романы и повести. Книги 1-40

Глава 1

Я до сих пор не могу без ужаса вспоминать всё, что с нами приключилось. И мои сны такие цветные, яркие, объемные, из-за них я часто кричу по ночам. Воспоминания назойливо повторяются, и, кажется, никогда не сотрутся из моей памяти.

А начиналось все прекрасно. Наша группа друзей и знакомых, ежегодно планировала для себя экзотические туры в ранее неизвестные места, куда не отправляют обычных туристов. Где только мы не побывали за несколько лет. В Гималаях и в Антарктиде, в Южной Америке и на юге Африки. Разумеется, наши поездки тщательно готовились, мы перечисляли слишком много денег, чтобы с нами могло случиться нечто непредвиденное. В конце концов, туристическое агентство, отвечавшее за наш отдых, принадлежало одному из наших друзей, который тоже отправлялся с нами в эти путешествия, и мы совсем не хотели оказаться неудачниками, сорвавшимися со скалы или замерзшими где-нибудь среди ледяных торосов.

Мы любили экстремальный отдых, но мы не были идиотами. Это принципиальное различие между нашей и обычными группами туристов, которые на свой страх и риск отправляются куда-нибудь в горы или в тайгу, надеясь на удачу или свой опыт. Ничего подобного. В таких случаях нельзя ничего рассчитать. С вами может произойти что угодно. Даже в безмолвии полюса может появиться белый медведь, а в тайге на вас может прыгнуть уссурийский тигр, последний из оставшихся в этих местах. Поэтому мы сразу договаривались о неких общих правилах.

Экзотику мы обожаем, маршрут выбираем заранее. А потом начинается настоящая работа. По маршруту первыми идут профессионалы из нашего туристического агентства, которые все проверяют. Снаряжение, средства связи, удобства на маршруте, в общем, все, что может предусмотреть человек, каждую мелочь, которая может испортить нам отдых или просто оставить у нас неприятный осадок. За свои деньги мы требуем самого лучшего. Если мы путешествуем в Гималаях, то сразу за нами, на расстоянии одного перехода, идет группа профессиональных альпинистов, которые в любой момент могут оказаться рядом с нами и среди них есть врач, чтобы сразу оказать нам необходимую помощь. Если мы выбираем поход к Южному полюсу, то вместе с нашей экспедицией на санях движутся ещё две экспедиции, которые должны нас подстраховать. Одна впереди, прокладывая маршрут и проверяя дорогу. Другая следом за нами, подстраховывая нас от любых неожиданностей. Я уже не говорю, что на маршруте есть заготовленные палатки с провизией, рацией и запасными спальными мешками. Но эффект одиночества все равно присутствует, и в белом безмолвии мы ощущаем себя почти героями Джека Лондона.

Вы уже все поняли? Мы любим путешествовать, но безо всякого экстрима. Мы любим узнавать мир, но желательно, чтобы теплый туалет был где-то недалеко. Мы обожаем пробовать местную кухню, но при желании наши повара могут оказаться рядом с нами в любой момент. Мы чувствуем себя почти оторванными от мира путешественниками, но вертолеты, мобильные и спутниковые телефоны, рации и опытные гиды всегда рядом с нами.

В общем, мы ездим по миру для своего удовольствия и не хотим, чтобы подобные развлечения превращались в кошмар и заканчивались неприятностями. Мы, все вместе, стоим сотни миллионов долларов и не позволим какой-нибудь мухе цеце или неизвестно откуда появившейся гадюке испортить нам отдых и настроение.

Все началось в марте, когда мне позвонил Леонтий Яковлевич Дебольский с предложением об этой поездке. Мы обычно так и планировали наши поездки, за несколько месяцев до начала самого путешествия. Вот тогда мне и позвонил Леонтий Яковлевич. Да, да, тот самый «ужасный» и «великий» Дебольский, о котором в девяносто восьмом много писали. Он был не просто хорошим банкиром, он был замечательным финансистом, своего рода финансовым гением. Когда в стране чувствовалось нарастание экономических трудностей, он начал переводить свои активы в доллары. И даже когда бывший президент России дал твердые гарантии, что дефолта не будет, Дебольский поверил в своё чутье и в свой талант аналитика. И не поверил президенту. А через несколько дней случился августовский дефолт девяносто восьмого. Помните, сколько людей разорилось? Дебольский заработал на этом дефолте несколько сотен миллионов долларов. Он не сделал ничего особенного. Просто взял большие рублевые кредиты и успел перевести их в доллары. Когда за несколько дней доллар подорожал в четыре раза, выяснилось, что он должен возвращать по двадцать пять центов с каждого доллара. И даже с немыслимыми процентами, он возвращал по тридцать или тридцать пять центов с доллара, зарабатывая огромные деньги.

Его тогда называли финансовым провидцем. Позже выяснилось, что он был просто очень умелым человеком. Мы были знакомы с Дебольским уже больше десяти лет и даже дружили. Нужно сказать, что, несмотря на свой достаточно субтильный вид, узкие плечи, щуплую фигуру, невысокий рост и плохое зрение (у него было минус семь), Дебольский обожал наши путешествия и часто сам выбирал наиболее интересные маршруты. Однажды он рассказал мне, что его отец был преподавателем географии и над кроватью маленького Леонтия висела большая географическая карта, по которой он любил мысленно путешествовать.

В общем, Дебольский был нашим аналитиком, предлагавшим самые экзотические варианты путешествий. А организатором всех путешествий был Феликс Андреади. Тот самый банкир, который придумал самые известные «пирамиды» в нашей стране. Если МММ было детищем Мавроди, который в результате даже отсидел в тюрьме, то Феликс создал другую структуру – АРМ, которая не только смогла трансформироваться в крупную компанию, но и сделала своих вкладчиков богатыми людьми. Хотя, если честно, не думаю, что всех, и не думаю, что очень богатыми. Но АРМ оказалась гораздо более успешной компанией, чем МММ, хотя бы потому, что руководителей АРМ не сажали в тюрьму и не искали по всей стране.

Феликс был самым молодым из нас, ему исполнилось сорок два. Дебольский был самым старшим, ему было пятьдесят три. Мне к моменту нашего рокового путешествия уже исполнилось пятьдесят, а Ибрагиму было сорок пять. Раньше мы путешествовали вшестером, вместе с Левой Горенштейном и Славиком Толмачевым. Но на этот раз Лева улетел в Америку, где умер его дядя. Я знал Лёву много лет и понимал, что дядю своего он не может так сильно любить, чтобы уехать надолго в Нью-Йорк. Но дядя умер бездетным, и у него осталось четверо племянников, каждый из которых мог претендовать на его компанию. И хотя дядя Левы не был миллиардером, но миллионов двадцать или тридцать он имел, а Лёва не мог спокойно спать при мысли, что его кузены могут получить такое наследство. Дядя не оставил завещания, умерев от сердечного приступа, хотя я подозреваю, что какое-то завещание все-таки было. Не может осторожный и богатый еврей не оставить завещание. Тем более в такой стране, как Соединенные Штаты. Вполне вероятно, что кто-то из кузенов оказался на месте раньше и просто спрятал завещание. Лёва полетел разбираться и застрял там надолго. Поэтому в нашей поездке он не участвовал. Иногда мне даже кажется, что он сумел почувствовать какую-то опасность и решил таким образом избежать рокового путешествия.

А вот Славику Толмачёву просто не повезло. Или, наоборот, очень повезло. Он сломал себе ногу в автомобильной аварии и попал в больницу. Таким образом, нас осталось четверо.

Учитывая, что в прошлом году в Аргентину мы ездили вшестером и вся экспедиция готовилась на шестерых, то понятно, что мы начали лихорадочно соображать, кого можно с собой взять. И тут Ибрагим предложил свою знакомую.

Нужно сказать, мы не боялись присутствия женщин. В некоторых путешествиях у нас были гиды-женщины, которые рассказывали нам о местных достопримечательностях. Например, в Иордании или в Мексике. Но мы никогда не брали с собой женщин. А тут Ибрагим предложил взять Аллу Виноградову. Да, да, ту самую Аллу, которая была хозяйкой самого известного модного салона в Москве. Мы все, конечно, знали, что Алла подруга нашего Ибрагима. И в прежние годы подобного нарушения мы просто не допускали. Никто не имел права брать с собой любовниц или жен. Иначе это будет не экзотическое путешествие, а прогулка с собственным гаремом. Но на этот раз мы решили позволить Ибрагиму нарушить наше правило, рассудив, что все снаряжение заказано на шесть человек. А ведь Лёва и Славик отказались буквально в последнюю минуту. Из нас четверых двое женаты, но ни Леонтию Яковлевичу, ни Феликсу не могло прийти в голову взять с собой своих благоверных. Я был разведен уже восемь лет, Ибрагим тоже ходил в холостяках. Он был осетином по отцу и кабардинцем по матери. Ибрагим Азаматович Тохов, совладелец крупной нефтеперерабатывающей компании и один из самых известных «плейбоев» в Европе. Он стоил не меньше полмиллиарда и мог позволить себе невероятные загулы от Монако до Гонолулу.

Чтобы Алле не было скучно, решено было взять с собой ещё и Юлию Ивченко, главного редактора популярного журнала и её близкую подругу. Так, во всяком случае, мы объявили всем знакомым, оставшимся в Москве. В конце концов, две женщины всегда могут понять друг друга лучше, чем мужчины. К тому же Юлия занимается спортом, прекрасная пловчиха, мастер спорта по художественной гимнастике. И хотя ей уже исполнилось к моменту нашего путешествия тридцать пять лет, она держала себя в очень хорошей форме. Тут у меня был ещё и личный интерес. Юлия потрясающая женщина. Умная, красивая, обаятельная. Умеющая себя подать. И ещё она главный редактор одного из самых популярных журналов. Я давно мечтал познакомиться с ней поближе. А тут такая возможность. Нужно сказать, она не сразу согласилась с нами поехать. Но когда согласилась, то сообщила, что собирается опубликовать в своём журнале эксклюзивный репортаж о нашем путешествии.

Шесть человек. Мы путешествовали уже восьмой год. И каждый раз нас было именно шесть человек. Говорят, что три шестерки это число дьявола. Не знаю, не думал об этом. Мы впервые отправлялись в путешествие в несколько необычном составе. Раньше нас было шестеро мужчин. А сейчас четверо мужчин и две женщины. Может, поэтому нам так не повезло именно в этот раз. Хотя «не повезло» – это ещё очень мягко сказано. Трагические перипетии нашего путешествия многие ещё не знают. Не подозревают, что именно с нами случилось. И я впервые рассказываю здесь всю правду. Всю правду, какая она есть. И понимаю, что очень многим она покажется ужасной и даже невозможной, но всё было так, как я рассказываю. Сначала прочтите, а потом подумайте, можете ли вы мне поверить. И стал бы я придумывать подобную дикую историю?

Итак, всё началось в марте, когда мне позвонил Леонтий Яковлевич и предложил новый маршрут.

– Остров Борнео, – восторженно сказал он, – я нашел новое место для нашего очередного приключения. Говорят, там есть поразительные места. Отправляемся в конце июля, как обычно.

– Нужно позвонить Феликсу, чтобы он отправил туда своих людей, – я подумал, что Борнео может быть достаточно интересным местом. Хотя даже не представлял, где находится этот остров.

– Я уже ему позвонил, – рассмеялся Леонтий Яковлевич, – он пришел в полный восторг. Теперь нужно продумать маршрут нашего путешествия. Говорят, что там может быть замечательная охота.

Это уже было сказано специально для меня. Он знает, что я заядлый охотник и иногда покупаю лицензии на отстрел уссурийских тигров. Между прочим, на моём счету два убитых тигра. Одного я застрелил, когда он был в пятидесяти метрах от меня. В пятидесяти… Это вам не охота на оленей. Тут нужно иметь выдержку, хороший глаз, твердую руку.

– Я готов лететь туда прямо сейчас.

– Не подойдет, – возразил Леонтий Яковлевич, – там сейчас время проливных дождей. Полетим в конце июля, как положено. Будет немного жарко, но интересно.

– Договорились, – я убрал телефон и попросил своего секретаря принести мне географический атлас, найти для меня остров Борнео. Её не было минут пять. Я очень удивился. У меня исполнительный секретарь, которая всё понимает с полуслова. Она закончила МГИМО с красным дипломом. И получает у меня зарплату генерального директора какой-нибудь крупной фабрики. Это при том, что она получает за свою работу, а не за интимные услуги, которые обычно требуют недалекие руководители у своих помощниц. Мне нужен толковый работник, а хороших девочек я могу найти на стороне. Но она не появлялась целых пять минут. Я очень удивился. Затем вызвал её ещё раз.

– В чем дело, Инна? Ты не поняла, о чём я тебя попросил?

– Всё поняла. Но острова Борнео нет в справочнике. Извините, я сейчас пытаюсь найти этот остров в Интернете.

– Как это нет?

– Я не смогла его найти. И поэтому ищу через поисковую систему… Попытаюсь найти.

– Долго будешь искать? – Я почувствовал, как начинаю нервничать. А это нехорошо. Если секретарь начинает вас раздражать, от неё нужно избавляться.

– Одну секунду. Вот сейчас. Да, я всё нашла. Он называется остров Калимантан. На нем расположены территории трех государств. Бруней, часть Малайзии и часть Индонезии. Здесь есть подробная справка. Раньше он назывался остров Борнео, а сейчас Калимантан. Территория, население, фауна, флора, я вам всё распечатаю.

– Побыстрее, – я подумал, что это её первый сбой. Если она не найдет какой-нибудь остров во второй раз, я её просто уволю. И найду секретаря, которая будет знать наизусть все острова на земном шаре.

Тогда я даже не почувствовал никакой опасности. Не понял, насколько это нехороший знак. Ведь Борнео уже не было на карте мира. Вместо него появился остров Калимантан. На который мы собирались отправиться и на котором произошли такие ужасные события. Но обо всем по порядку.

Глава 2

Перечитал все написанное и подумал, что неправильно начал. Представил всех, кроме себя. Но вы уже поняли, что я и был тот самый шестой, который оказался в этой компании.

Роман Робертович Лампадов. Моё имя хорошо известно в России. В середине девяностых почти все газеты написали об «афере Лампадова». Это когда я вместе с известным банком закупил крупную партию сахара. На рынке её можно было взять по сто пятьдесят долларов. Мы продали государству по двести пятьдесят, сделав неплохой навар и не позволив чиновникам покупать сахар у других поставщиков. Конечно, мы платили чиновникам полагающиеся, отчисления или, как сейчас говорят, положенный процент отката, и поэтому они были заинтересованы покупать сахар именно у нас. В конце концов, они покупали не для себя и тратили не свои деньги, а государственные. Против меня и моих компаньонов возбудили уголовное дело, нас даже пытались посадить в тюрьму, но прокуроры тоже любили получать положенные проценты. И, получив соответствующую мзду, они быстро закрыли дело. Тем более что мои компаньоны вложили тогда огромные деньги в избрание прежнего президента, а такие вещи не забываются.

Через десять лет про меня снова написали все газеты, когда я связался с издательским бизнесом, решив профинансировать две полунезависимые газеты. Меня чуть не посадили в тюрьму, достав налоговыми и прокурорскими проверками. Но я человек понимающий. Все продал, хотя и с большими убытками, сумев выйти из этого сложного положения. Плевал я на журналистов и на обе газеты, если в Кремле считают, что эти газеты должны изменить тональность своих выступлений. Я продал газеты проверенным сторонникам правительства и парламентского большинства, решив, что они сумеют обеспечить «генеральную линию партии» в своих изданиях. И всё. Сразу все проверки прекратились. Мой отец – Роберт Лампадов был одним из руководителей Союзвнешторга, и я перенял у него умение договариваться с людьми, мгновенно оценивать ситуацию, просчитывать варианты и знать цену каждому товару и каждому человеку.

Леонтий Яковлевич позвонил мне в начале марта. Уже через несколько дней Феликс послал двоих сотрудников своего туристического агентства на этот Борнео-Калимантан. Они вернулись через месяц. Привезли целую кучу фотографий, описание подробных маршрутов, оговорили отели и возможное передвижение нашей группы. Нужно сказать, что когда мне прислали материалы их поездки, я пришел в полный восторг. Слоны, носороги, крупные обезьяны – гориллы и орангутанги, медведи, даже летучие собаки. Я никогда не слышал, что бывают плотоядные летучие собаки. До этого я слышал, что существуют только летучие мыши. Такое ощущение, что это был настоящий заповедник для таких заядлых путешественников, как мы. И плюс больше шестисот видов птиц, среди которых были птицы-носороги и огромное количество самых экзотических попугаев. В общем, не остров, а зоопарк под открытым небом. И прибавьте сюда ещё сказочный Бруней, о котором мы много слышали, и успешно развивающуюся в последние десятилетия Малайзию, часть которой занимала всю северную сторону острова. Большая часть Калимантана – примерно пять седьмых острова – это территория Индонезии, по которой мы и должны были совершить путешествие. В общем, мы были в полном восторге. Особенно радовались мы со Славиком Толмачевым. Ведь мы оба были охотниками. Можете себе представить, какие чувства мы испытывали, узнав о столь разнообразной фауне острова.

Теперь в дело вступил руководитель службы безопасности Феликса Андреади Григорий Георгиевич Равлюк, бывший полковник Министерства внутренних дел, бывший начальник отдела в МУРе, работавший с нашим приятелем уже десять лет. Равлюк разрабатывал маршрут и отвечал за нашу безопасность. Он полетел на Калимантан в конце апреля. Ещё через три недели он вернулся. Конечно, носороги и слоны – это очень здорово, но мы летим туда получать удовольствие, а не попадать под ноги взбесившемуся носорогу или в лапы свихнувшегося медведя-людоеда. Именно поэтому Равлюк летит туда с двумя опытными охотниками, которые обязаны пройти по маршруту и выбрать наиболее безопасную тропу. Они и прошли по предполагаемому маршруту, который занимает четыре дня. Это самая интересная и экзотическая часть нашего путешествия, когда на маршруте мы должны ночевать в палатках. Две палатки будут нести специальные носильщики, как и остальной груз. Нашим проводником должен стать местный житель, который прекрасно знает весь маршрут.

Впереди будет идти группа самого Равлюка, который будет проверять нашу тропу. В его группу входят несколько опытных охотников. Вместе с нами будут идти четверо носильщиков и двое проводников-охотников, которые будут охранять нас по очереди ночью. Кроме того, Равлюк приготовит вертолет, который будет находиться в прибрежных городах и в селениях, все время на расстоянии нескольких десятков километров от нас. В нем будут дежурить врач и медсестра с двумя пилотами, которые могут вытащить нас в любой момент. Если учесть, что я сам охотник, а Ибрагим, как и всякий кавказский мужчина, очень неплохо справляется с оружием, то не думаю, что нам может что-либо угрожать. Я даже не думаю, что понадобится помощь Равлюка и его людей. Или нашего вертолета. У нас будут двое местных охотников и мы с Ибрагимом. Учитывая, что мы будем вооружены мощными двенадцатизарядными карабинами и винтовками, я не думаю, что в мире существует какое-либо животное, которое могло бы дойти до нас под прицелами наших тяжелых карабинов. Любое животное, даже слона, мы свалим тремя или четырьмя выстрелами. Один выстрел может уложить кабана или медведя, даже носорога, если попасть ему в глаз или в сердце. А если нет, то два выстрела точно уложат любое крупное животное.

В общем, вы понимаете, что мы предусмотрели почти всё, что можно было предусмотреть. Когда я сейчас вспоминаю о наших приготовлениях, то горько усмехаюсь. Кто мог даже подумать, что всё произойдет совсем иначе и мы попадет в такую сложную ситуацию? Кто мог подумать, что все наши приготовления будут ненужным балаганом, который так трагически закончится. Но тогда нам казалось, что мы предусмотрели всё или почти всё, что можно было предусмотреть. Разумеется, мы улетали не на четыре дня. Сначала мы должны были полететь в Дубай, оттуда в столицу Малайзии – Куала-Лумпур, а уже затем в Бруней. Один день мы должны были провести в Арабских Эмиратах, два дня в Малайзии и два дня в Брунее, а уже затем мы собирались перелететь на другую сторону острова, в город Самаринду, откуда должен был начаться наш маршрут через лесистую часть острова. Всё путешествие должно было занять две недели, ведь мы собирались на обратном пути ещё заехать в Таиланд, и уже оттуда прилететь прямым рейсом в Москву.

Равлюк разослал всем подробное описание маршрута и список необходимого снаряжения, которое он собирался закупить. Нужно сказать, что подобная поездка дело совсем не дешевое. Каждый из нас выделял на это двухнедельное путешествие около двухсот пятидесяти тысяч долларов. И на полтора миллиона долларов Равлюк не только закупал снаряжение, фрахтовал вертолеты и врачей, нанимал охотников, но и покупал нам авиационные билеты и бронировал места в отелях. Но это был минимум, который он мог для нас сделать. Остальные пожелания были по заказам самих участников группы. Вы можете не жить в отеле, который вам закажут в Куала-Лумпуре или в Дубае. Вы можете снять себе дворец или заказать частный самолет. И пусть некрасиво так выделяться из группы, но это ваше личное право. Хотя никто из нас подобных выкрутасов не делал. Мы были одной командой, и во время путешествия можно довольствоваться обычным сюитом в пятизвездочном отеле за полторы тысячи долларов в сутки. Это не королевская роскошь, но приемлемое жильё для таких бизнесменов, как мы.

Среди нас шестерых лишь Толмачев был государственным чиновником, заместителем министра финансов. И поэтому только у него могли возникнуть проблемы с отпуском. Но он заранее оговаривал свой отпуск, и мы надеялись, что его министр не станет возражать против поездки Толмачева в августе. Остальные были готовы лететь в любой момент.

Мы предвкушали нашу поездку все лето. Славик Толмачев пообещал убить носорога. Он так хотел с нами полететь. Но за несколько дней до нашей поездки, когда уже все было готово, какой-то идиот врезался в автомобиль Толмачева. Некоторые считали, что виноват был водитель Славика, ведь он ехал почти по встречной полосе. Но водитель Славика не обычный автомобильный хулиган, он возит заместителя министра финансов страны и имеет право немного нарушать правила дорожного движения. Этот кретин, который в них врезался, двигался со скоростью сто километров в час в центре города. Пусть даже по трассе. Его, конечно, сделали виноватым, хотя по просьбе Славика не стали сажать в тюрьму. Я бы очень удивился, если бы в нашей стране виноватым оказался водитель заместителя министра, а не обычный инженер, который работал на какой-то галантерейной фабрике.

Толмачев попал в больницу с переломанной ногой. И сразу стало понятно, что он не сможет с нами полететь.

До назначенного срока оставалось четыре дня. Ничего изменить уже было нельзя. Палатки, продовольствие, оружие, снаряжение – всё доставлено на место. Все нужные люди уже подписали с нами договора и ждали нас на острове. Равлюк уже вылетел в Дубай, чтобы нас встретить. В этот момент мы собрались впятером. Нужно было решать, как нам быть. Найти за четыре дня чужого человека, который согласится отправиться с нами на Калимантан, да ещё и заплатит за это четверть миллиона долларов. Вы знаете многих таких людей в мире? Можно найти сколько угодно людей, у которых есть лишние миллионы, даже десятки миллионов. Можно найти многих людей, готовых заплатить за хорошую вечеринку с девочками не только двести пятьдесят тысяч, но и гораздо больше. Но как убедить их отдать деньги за поездку на Калимантан? Эти люди привыкли к роскоши и комфорту. Для них даже обычный номер в пятизвездочном отеле будет недостаточно хорош. А ночевать в палатке они не будут даже бесплатно. Даже если мы им заплатим. Для этого нужно быть немного романтиками. Или немного чокнутыми, как мы все.

И тогда Ибрагим неожиданно предложил нам своё решение. Вместо Славика он берет с собой Аллу. Она человек смелый, готова к подобному путешествию, обещает выдержать этот переход по острову, не ныть и не жаловаться. В конце концов, у нас всегда будет рядом вертолет, который сможет увезти её в город. И самое важное – Ибрагим готов был возвратить деньги Славика, оплатив поездку Аллы.

Вот тогда мы решили согласиться. Но на следующий день рано утром мне позвонил Лева и убитым голосом сообщил, что тоже не сможет полететь с нами. Я опешил. Неужели он тоже попал в автомобильную катастрофу? Нет, ответил Лёва, у него в Нью-Йорке умер дядя.

– Соболезную, – я даже хохотнул, – очень жаль. Но неужели из-за этого ты не сможешь полететь с нами?

– Не смогу, – очень серьезно ответил Лёва, – я должен лететь туда прямо сегодня. Похороны назначены на четыре часа дня. Возможно, я успею. Ты же знаешь, что у евреев не принято оставлять покойников до завтрашнего дня. А он умер сегодня ночью.

– Похорони своего дядю и завтра возвращайся в Москву. Или прилетай через три дня сразу в Куала-Лумпур, – предложил я ему, – ничего не случится. Мы будет тебя ждать…

– Ты меня не понял, – возразил Лёва, – я говорю уже из аэропорта. Я вылетаю прямо сейчас. Мне звонил его адвокат. Дело в том, что у моего дяди несколько племянников. Обычная еврейская семья с многочисленным потомством. И теперь кроме меня ещё три моих кузена претендуют на его наследство. Адвокат говорит, что завещания не было. Дяде было только шестьдесят пять, и он умер во сне как праведник. В нашей семье все умирают после восьмидесяти, и дядя, очевидно, не думал умереть в таком сравнительно молодом возрасте. Четыре претендента, и все евреи, – пожаловался Лева, – я слишком хорошо знаю своих родственников. Если я опоздаю на похороны или не останусь в Нью-Йорке, все наследство моего дяди будет распределено между остальными тремя племянниками.

– Ты и так богатый человек.

– У него осталось миллионов двадцать или тридцать, – быстро сообщил Лёва. – Как ты считаешь, я похож на идиота? Даже если все наследство разделят на четыре части, то и тогда мне достанется миллионов пять или семь с половиной. За такие деньги я могу отказаться от нашей совместной поездки.

– Жадина, – пробормотал я, – какой ты жадина. Что же нам делать? Где мы найдем тебе замену? Ведь осталось только три дня. Мы никого не найдем. Хорошо, что Ибрагим согласился заплатить за Славика. Но кто заплатит за тебя? Ты же понимаешь, что так нельзя поступать. Деньги просто пропадут.

– Ну и черт с ними, – беззаботно ответил Лёва, – я могу получить в сто раз больше. Как ты думаешь, мне действительно стоит остаться?

– Я ничего не думаю. Кого мы возьмем вместо тебя?

– Кого угодно. Можете взять ещё одну женщину. Чтобы Алле не было скучно. Так будет даже веселее. Найдите кого-нибудь и возьмите. Я думаю, что бесплатно согласится поехать масса народу. Кого-нибудь найдете.

– Ты ещё никому не звонил? – У меня сразу появился подходящий кандидат.

– Пока нет.

– Тогда договоримся так. Я плачу тебе пятьдесят тысяч долларов и забираю твоё место.

– Как это пятьдесят? Дай хотя бы двести.

– Вот так всегда. Только что готов был отдать своё место бесплатно, а сейчас просишь двести.

– Я не готов был отдать своё место. Я говорил, что двести пятьдесят тысяч гораздо меньше, чем двадцать пять миллионов. Но и двести пятьдесят тысяч тоже большие деньги.

– Семьдесят пять, – разозлился я, – и ни одним долларов больше. Ты все равно улетаешь. Нельзя быть собакой на сене.

– Сто пятьдесят, – согласился Лева, – и учти, что наша дружба обходится мне в сто тысяч долларов. У меня ещё не было таких дорогих друзей.

– Чтобы ты сдох, – громко сказал я, – сто тысяч.

– Не смей так говорить. Мне ещё лететь через океан. Ладно, черт с тобой. Все равно никто не даст больше. Давай половину денег, и мы договорились.

– Сто двадцать пять?

– Да. Только сто двадцать пять.

– У меня ещё не было таких дорогих знакомых, – передразнил я Лёву, – которые бы стоили мне целых сто двадцать пять тысяч долларов.

Он понял разницу между «другом» и «знакомым». И беззлобно рассмеялся.

– Если получу наследство, я привезу тебе сувенир из Америки, – пообещал он, – какой-нибудь брелок или статуэтку.

– Нет. Давай иначе. Если получишь все наследство, то я не плачу тебе деньги. А я поставлю за тебя свечу в храме.

– Лучше помолись в синагоге. Не забывай, что мой дядя был евреем.

– Если забудешь о своём взносе, то я готов стать евреем. Даже соглашусь на обрезание.

– За сто двадцать пять тысяч? За такие деньги и я соглашусь на вторичное обрезание. Значит, договорились – ровно половина?

– А если получишь целиком все наследство? – я решил сыграть до последнего.

– Тогда забуду об этих деньгах, – согласился Лёва, – но это невозможно. Один шанс из ста.

– Рискну. Я все равно ничего не теряю. Если получишь наследство целиком, то я ничего тебе не должен. Мы только отметим твоё возвращение и получение наследства. Если нет, плачу половину.

– Все равно у тебя нет шансов, – пробормотал Лева. – Остальные племянники тоже хотят получить свою долю наследства. Хотя сейчас об этом говорить ещё рано. Уже объявили посадку. Будь здоров, передай всем привет.

– Счастливого пути. Будь здоров.

Я положил трубку и подумал, что я знаю, кого именно нам следует с собой взять. Но для этого нужно сначала позвонить Ибрагиму, чтобы он мог меня поддержать.

Глава 3

Сто двадцать пять тысяч долларов – большие деньги. Даже для меня, человека не бедного и не такого жадного, как Лёва Горенштейн. Но отдавать их первому встречному мне совсем не хотелось. Я не филантроп и не меценат, у меня был свой определенный расчет. Дело в том, что Алла Виноградова была близкой подругой Юлии Ивченко. Да, да, той самой Юлии, которая возглавляет модный журнал и является неотъемлемой частью московской тусовки. Я сразу подумал, что это почти идеальный способ познакомиться с ней поближе, предложив ей эту поездку.

Конечно, если просто заплатить за неё и предложить с нами поехать, она откажется и оскорбится. Всё-таки для такой состоятельной и успешной женщины выступать в роли эскорт-девицы или обычной приживалки достаточно унизительно. Нужно было предложить ей конкретный проект. Учитывая, что мы уже согласились взять её подругу, такой вариант совместного путешествия с Аллой мог устроить и Юлию. К тому же я узнал, что она наконец разошлась со своим другом, с которым встречалась последние несколько лет. Друг был известным бизнесменом и не менее известным мафиози. Да, да, подобный симбиоз ещё встречается среди московского бомонда. Гога Тбилисский, уголовный авторитет, имевший две судимости. Говорили, что он даже коронованный «вор в законе». А заодно и бизнесмен, имевший сеть автомобильных магазинов в Москве и по всей России. Злые языки уверяли, что среди продаваемых им автомобилей ровно четверть угнанные машины с перебитыми номерами. Но доказать это было практически невозможно. У Гоги были прекрасные связи и в правоохранительных органах, и среди высокопоставленных чиновников.

Он был щедрым человеком. Говорили ещё, что журнал Юлии, имевший большие долги, выкупил Гога и подарил своей пассии. И вообще, он не жалел денег на такую «игрушку», которая была рядом с ним. Разумеется, я не мог ничего предпринять, не рискуя получить пулю в затылок. Отбивать такую роскошную женщину у бандита было небезопасно. И глупо. Но она всегда мне очень нравилась. Наш Ибрагим был знаком с Гогой, а их женщины дружили. Именно поэтому я позвонил Ибрагиму и рассказал ему, что Лёва улетел в Америку и предложил мне выкупить его взнос, что я и сделал.

– Мы никого не найдем за оставшиеся дни, – сразу сказал Ибрагим, – я предложил Алле с нами поехать, только потому, что она сама об этом просила. Ей хотелось побывать вместе с нами. Но кого мы возьмем шестым? Мы не найдет такого человека. Даже если ты захочешь за него заплатить и он согласится с нами поехать. Он просто не вернет тебе денег.

– Я тоже так считаю. Может, лучше вложить эти деньги в какой-нибудь проект? Например, устроить рекламу наших компаний и рассказать о нашем путешествии в каком-нибудь известном журнале.

– Они потребуют в несколько раз больше денег, – возразил практичный Ибрагим, – и зачем нам реклама? Мы путешествуем для своего удовольствия, а не для того, чтобы про нас писали.

– Сейчас двадцать первый век, – терпеливо напомнил я ему, – и реклама – двигатель торговли. Я подумал о подруге твоей Аллы. Может, им вдвоём будет интересно.

– О ком ты говоришь? – он не мог сразу сообразить.

– Юлия Ивченко, главный редактор журнала «Ближний круг». Это один из самых популярных журналов в Москве. Мы можем предложить ей отправиться с нами. И тогда она с удовольствием даст в своём журнале материалы о нашем путешествии. Кроме того, она подруга твоей Аллы, и им вдвоём будет не так скучно и неуютно среди мужчин.

– Ты гениальный человек, – явно обрадовался Ибрагим, – мне бы подобное в голову не пришло. Тем более сейчас, когда Юлии нужно немного отвлечься. Ты, наверно, слышал, что у неё возникли некоторые разногласия с её прежним другом. Говорят, Гога слишком часто показывал свой характер, а это не нравилось Юлии. В общем, они поссорились. Я думаю, она с радостью поедет вместе с нами. Какой ты молодец, придумал такой план. Я прямо сейчас позвоню Алле. Пусть она сама поговорит с Юлией.

– Только не говорите, что я заплачу за её поездку. Она гордая женщина, может не согласиться.

– Ни в коем случае. Я даже Алле ничего не скажу.

Он положил трубку, а я улыбнулся. Мой план сработал. Конечно, он все расскажет. Но самое главное, чтобы Юлия согласилась. Хотя я почти не сомневался, что она согласится. После ссоры со своим другом она обязана проявить себя как независимая и самостоятельная женщина. Что может быть лучше подобного путешествия? С одной стороны, она отправляется на Калимантан со своей близкой подругой, с другой стороны, там будут четыре самых известных бизнесмена, о компаниях которых она неоднократно давала информацию в своём журнале. В общем, я был убежден, что она сразу согласится. Но через два часа позвонил Ибрагим и мрачно сообщил, что Юлия отказалась. Можете представить моё состояние, ведь я был почти уверен, что мой план сработает. Теперь я выглядел полным дураком. Нужно было срочно искать человека на замену Лёве. И мне было жалко моих денег. Не мог же я взять с собой какую-нибудь смазливую девочку. За такие деньги я мог бы взять и десятерых. Обычно я рассчитываю всё правильно, умею предусматривать любые мелочи. А здесь у меня случился такой обидный прокол. Весь следующий день у меня была депрессия. Мне было неприятно, что я оказался таким болваном. А вечером позвонил Ибрагим и сообщил, что Юлия согласна с нами лететь.

Мы должны были вылетать в воскресенье утром. Я позвонил Лёве в Америку на его мобильный, и он сообщил мне, что борьба за наследство идет нешуточная. Но мне было уже всё равно. Я своего добился, и теперь можно будет познакомиться с Юлией гораздо ближе, не опасаясь, что нам могут помешать. В конце концов, я был единственный холостой мужчина в этой компании. Ибрагим летел со своей пассией, Леонтий Яковлевич никогда серьезно не интересовался женщинами. Его вполне устраивала собственная супруга, с который он прожил больше тридцати лет. Она напоминала мне небольшой идеальный бочонок с атрофированными конечностями. Но Дебольского такая жена, похоже, устраивала. Его интересовали в жизни только деньги. Всё остальное он считал не столь важным.

У Феликса супруга Альбина была топ-моделью. Красавица с идеальными чертами лица. Неглупая хищница, с удовольствием тратившая деньги своего мужа. Говорили, что она любила заниматься сексом сразу с несколькими мужчинами. И я знал, что это не только слухи. Но и сам Феликс тоже не был аскетом. И, конечно, мог оказаться весьма серьезным конкурентом. Только Юлия знала, что он женат, и, по-моему, терпеть не могла его жену. До меня доходили подобные слухи. В Москве красивые женщины не очень ладят друг с другом. А красивые женщины, которые бывают на общих вечеринках и тусовках, не переваривают друг друга.

Учитывая, что супруга Феликса была чуть выше ростом, гораздо привлекательнее и моложе, становится понятно, что Юлии её любить было не за что. На страницах журнала Юлии супруга Феликса никогда не появлялась. Даже случайно она не могла попасть в кадр, хотя фотографии её мужа там регулярно печатались. Однако мне больше нравилась Юлия. У неё были несколько асимметричные черты лица, но она сумела сохранить к тридцати пяти годам очень неплохую фигуру. Во всяком случае, она носила брючные костюмы, и было заметно, как она следит за своим весом. О её увлечении фитнесом знала вся столица. У неё была достаточно большая грудь, хорошая осанка, чудесные светло-зеленые глаза, чувственные губы. Среди украинок часто встречаются подобные красавицы. И я всегда обращал внимание на её фотографии в глянцевых журналах.

И вот такое невероятное совпадение, которое я во многом подготовил. О моих отношениях с женщинами следует сказать особо. Если бы не эта трагедия на Калимантане, о которой я собираюсь вам рассказать, я бы никогда не стал говорить о том, как я себя на самом деле чувствую. Но после всего случившегося скрывать какие-то незначительные детали мне кажется таким глупым и мелким.

Я развелся с женой восемь лет назад. Мы прожили вместе больше двенадцати лет, и у нас родилась дочь, которой сейчас уже семнадцать. Но с женой у меня всегда были легкие трения, а когда я стал достаточно богатым, выяснилось, что мы по-разному смотрим на жизнь и на мои деньги. Она считала, что деньги нужны для удовольствия. Проводить месяцы на Сейшелах или Канарах, покупать дорогую одежду, украшения, сумки и ничего не делать. А я считал, что деньги – это всего лишь инструмент для работы настоящего бизнесмена. Странно, что когда у меня было не так много денег, мы жили достаточно дружно. И в нашей двухкомнатной квартире почти никогда не ссорились. Она тогда всё понимала. Видела, как нам трудно, сознавала, что у нас нет лишних денег. А когда я стал зарабатывать по-настоящему большие деньги, она словно с цепи сорвалась. Мы стали ссориться сразу после того, как переехали в нашу новую шестикомнатную квартиру.

Вот поэтому и говорят, что нужно проверять жену и бедностью, и богатством. Моя неплохо выдерживала бедность, но не смогла вынести богатства. Её требования становились все более нелепыми и безапелляционными. Очевидно, она считала, что таким образом компенсирует те годы, когда мы жили относительно скромно. Мы с ней официально развелись, и я плачу ей по пятьдесят тысяч долларов каждый месяц. По-моему, более чем достаточно, учитывая, что она осталась жить в нашей большой квартире и арендует на лето дачу всего за пять тысяч в месяц. И ещё она платит за обучение нашей дочери в престижной школе. Плюс оплата водителю, садовнику, кухарке. Моя бывшая жена очень неплохо устроилась, но ради дочери я плачу ей такие алименты. А моя любимая дочь звонит по поручению своей матери только тогда, когда им нужны деньги. Денег им все время не хватает. Они даже не догадываются, что когда девочке исполнится восемнадцать лет, я могу официально прекратить выплату всяких алиментов. Вот тогда я посмотрю, откуда моя бывшая жена будет брать деньги на садовника и водителя?

С тех пор я живу один. Раньше иногда у меня бывали знакомые женщины, иногда вызывал разных девочек по телефону. Но в последние годы почувствовал, что они все меня раздражают. Однажды, когда я сидел за столом, у меня неожиданно заболел живот. Даже не живот, а под животом. Не знаю, как это место называется. На следующий день поехал к врачу. И он меня огорчил. Пояснил, что у меня начинается простатит. В сорок шесть лет. Ужасно обидно. Врач посоветовал вести регулярную половую жизнь, попутно заметив, что у всех холостяков и вдовцов бывают такие проблемы. Я тогда посчитал и выяснил, что у меня больше пяти месяцев не было женщины. И даже не хотелось.

Вечером этого дня я позвонил своей знакомой, с который мы иногда встречались. Уже лет десять. И всегда всё было в порядке. А в этот раз она пришла, и я ничего не смог сделать. Мне кажется, я сильно нервничал, помнил о своем зарождавшемся простатите, хотел соответствовать, и ничего не получилось. Она меня успокаивала, но я понимал, что так не должно быть. Поэтому на следующий день я снова поехал к врачу. В конце концов, я очень успешный бизнесмен и достаточно молодой мужчина. Почему у меня должны быть подобные проблемы?

Он тогда выписал мне новый препарат. Левитру. Никогда не слышали? Значит, вы ещё не знаете, какой эффект можно от неё получить. Это вам не другие препараты, от которых болит голова или стреляет в спине. Настоящее и эффективное средство для бизнесменов и мужчин, которые не хотят позориться. Я принял препарат и вызвал девочку. Честное слово, такого секса у меня не было лет пятнадцать. Она даже испугалась. Я заплатил ей в два раза больше и отпустил. Теперь я знал, что мне нужно делать.

Через месяц я повторил эксперимент. Левитра действовала просто великолепно. Уже через десять или двадцать минут наступает действие препарата. При этом вы можете начинать, не дожидаясь этого времени. Вы можете даже позволить себе немного вина, что вообще здорово. Расслабляйтесь и получайте удовольствие. А самое главное, что я не доверяю скороспелым новинкам разных полуподпольных и кустарных компаний. Этот препарат производит какая-то известная германская фирма.

У меня улучшился сон, прекратились боли, заметно поднялось самочувствие. И самое важное, я перестал бояться. Даже не обязательно принимать левитру. Если в процессе общения вы чувствуете, что ведете себя не совсем адекватно обстоятельствам, то всегда можете успеть принять этот чудесный препарат. И я стал обращать внимание на красивых женщин. Честно признаюсь, что даже соблазнил одну из дамочек, мужа которой я неплохо знаю. Но, по-моему, она не очень сопротивлялась. А потом я запал на Юлию, увидев её фотографии в фитнес-центре. Такие красивые ноги и руки, такое спортивное тело. И умные глаза. Когда я узнал, что она подруга Гоги, чуть не взвыл от огорчения.

Связываться с мафиози из-за женщины было глупо. Но когда узнал, что они разошлись, понял, что у меня появился свой шанс. Я даже думал поехать на какую-нибудь вечеринку и познакомиться с ней поближе. Но так нельзя. На этих тусовках столько богатых и изнывающих от скуки бездельников, которые с удовольствием с ней переспят. А ей это не нужно. Она не пойдет с каждым. Во-первых, она достаточно богатая и независимая женщина, а во-вторых, у неё должна быть своя высокая планка. Гога был, конечно, бандит, но он был красивый и очень богатый бандит.

И такая поездка была как нельзя кстати. Совместить приятное с полезным. В общем, я подумал, что взять её с собой будет самым верным решением. Как раз в путешествии и познакомимся. Но нужно сразу брать быка за рога, иначе остальные путешественники тоже захотят с ней пообщаться.

Дебольского я не опасался, он не был настоящим соперником, а вот Феликс и Ибрагим вполне могли побороться за моё место у её сердца. Поэтому я сразу заказал огромный букет из тридцати пяти чайных роз, который обошелся мне в несколько сот долларов. Букет должны были доставить к самолету. Мы вылетали в Дубай в воскресенье утром на зафрахтованном самолете. Снаряжение и грузы уже были доставлены в Индонезию.

Я не забыл взять в своём личном чемоданчике левитру, чтобы не опозориться в решающий момент. И презервативы. Только не считайте меня циником или пошляком. Я просто подумал, что женщина, которая была близка с Гогой, могла и не знать, с кем этот тип проводил время. Я представляю, как вы сейчас морщитесь. Вы правильно рассуждаете: если я так опасался, то вообще не нужно было с ней встречаться. Но мужчины существа немного животные. Рассудок говорит одно, а ваши гормоны внушают вам совсем другое. И в данном случае мой рассудок немного помог моим гормонам найти верное решение.

В воскресенье утром водитель повез меня в аэропорт. Там уже ждала другая машина с огромным букетом цветов. Я вылез из своего «Мерседеса», взял букет и пошел в VIP-зал, где уже собирались участники нашего путешествия. Настроение у меня было прекрасное. Я ведь не подозревал, что не все из нас вернутся в Москву и что с нами случится на этом острове.

Глава 4

Самолет был небольшой, но очень удобный. Две стюардессы сразу предложили нам на выбор соки, шампанское, французское белое вино или коньяк. Большой салон был отделан светлой кожей, и небольшой кабинет для переговоров находился в другом конце лайнера. Для взлета мы все собрались в большом салоне. Так получилось, что Дебольский уселся впереди. Ибрагим сел рядом с Аллой во втором ряду, а я соответственно устроился около Юлии в третьем. Я вручил ей огромный букет цветов, и она немного удивленно взглянула на меня.

– Спасибо, – кивнула она, положив букет рядом с собой, – не ожидала. Это вы внесли за меня такую сумму?

– Пустяки, – я сразу догадался, что о деньгах ей сказала Алла. Это было приятно, пусть знает, кто именно пригласил её в это путешествие. К тому же ни Ибрагим, ни Алла не знали, что я платил только половину. Приятно экономить даже на женщине, которая тебе так нравится.

Юлия была в белой юбке и в голубой блузке. У неё на руках были часы, которые могли стоить тысяч двадцать или двадцать пять. Я невольно нахмурился, увидев эти часы. Нужно быть кретином, чтобы не догадаться, чей это подарок. Подобные «сувениры» могут дарить своим женщинам только такие бандиты и транжиры, как Гога Тбилисский.

Стюаюрдесса подошла к нам и наклонилась к Юлии.

– Если разрешите, я поставлю букет в вазу, – улыбнулась она моей спутнице.

– У вас есть даже вазы? – Юлия улыбнулась, ей было приятно оказаться на борту такого самолета.

– Конечно, – стюардесса забрала букет.

Последним в салон самолета ворвался Феликс. Он вечно опаздывает и никогда никуда не приходит вовремя. Повертев головой, он растерянно поздоровался со всеми. Поцеловал руку Юлии.

– Я очень рад, что ты летишь с нами, – сказал он моей соседке.

– И я рада, что ты тоже здесь, – ответила Юлия.

У меня начало портиться настроение. Они были близкими друзьями, или он был её «другом», до того как она выбрала Гогу?

Не секрет, что Феликсу нравились очень красивые женщины, и он мог тратить на них огромные деньги. Но, кивнув мне, он прошел дальше и уселся рядом с Дебольским. Они о чем-то начали оживленно переговариваться. Всякий раз, когда они беседуют, я понимаю, что за каждым их словом стоят деньги. Хотя Леонтий Яковлевич, по-моему, больше доверяет не Феликсу, а Лёве Горенштейну. Но это уже его личный выбор. Нет, я тоже деловой человек, поймите меня верно, но эти трое умеют делать деньги из воздуха.

Самолет быстро взлетел, взяв курс на юг. Стюардессы сообщили нам, что вскоре принесут завтрак. Или обед по нашему желанию. В обычных самолетах сейчас курить запрещено, но на этом борту мы могли делать всё, что хотели. Ибрагим достал сигареты. Дебольский чуть поморщился, но ничего не сказал. Юлия тоже достала свою пачку сигарет. Ибрагим решил не испытывать терпение Леонтия Яковлевича, который не выносил дыма. Поэтому он поднялся и перешел в кабинет, находившийся в хвосте самолета. Юлия и Алла отправились следом. Я впервые в жизни пожалел, что не курю.

Из кабинета доносился их смех. Я поднялся и прошел к мужчинам. Феликс давно бросил курить, ещё лет десять назад, Дебольский никогда не курил. Я тоже счастливо избежал этой заразы. И теперь вынужден прислушиваться к смеху и разговору двух женщин, находившихся в кабинете.

– Странная у нас компания, – словно прочитав мои мысли, сказал Леонтий Яковлевич, – две курящие женщины на трех некурящих мужчин.

– Сейчас эмансипация и равноправие, – рассмеялся Феликс. У него такая буйная растительность, что я невольно ему завидую. У меня не такие густые волосы, хотя не лысый, как Ибрагим, и не прикрываю с двух сторон волосами лысину, как Леонтий Яковлевич.

– Зато у нас Ибрагим дымит как паровоз, – продолжал Дебольский, – даже в самолете не может потерпеть.

– Обратно будет лететь из Таиланда на их «Боинге», – напомнил я своим спутникам, – а там не разрешают курить даже в первом классе. Придется ему помучиться.

– Ничего, здоровее будет, – улыбнулся Дебольский. – И вообще, ему нужно предложить завязывать с никотином. Серьезные бизнесмены уже давно следят за своим здоровьем и не позволяют себе таких глупостей.

– Он кавказский мужчина, а у них все долгожители, – заметил Феликс. – Я где-то читал, что чем южнее находится страна, тем больше в ней курильщиков.

– Это зависит не от климата, а от уровня образования и цивилизации, – строго заметил Дебольский. – Знаете, где больше всего курильщиков? Почти сто процентов мужчин. В секторе Газа у палестинцев. Почти все мужчины курят дешевые сигареты. А рядом живут израильтяне, где процент курильщиков в несколько раз меньше. Вот так.

– Только не говорите это в присутствии Ибрагима, – усмехнулся Феликс, – он сразу скажет, что вы не любите мусульман и всегда выступаете за евреев.

– А он не мусульманин, – вмешался я, – Ибрагим осетин по отцу, а значит, православный. Хотя по матери он может быть и мусульманин. Там на Кавказе все так запутано, что ничего не поймешь.

– И не нужно ничего понимать, – отмахнулся Феликс. – Ибрагим вполне устраивает меня как деловой партнер и наш товарищ. Кто он по национальности, к какой вере принадлежит и кем были его бабушка или мама, меня мало интересует. У меня, например, греческие корни, но я никогда не считал себя греком. А Ибрагим часто обижается, когда начинают говорить о «лицах кавказской национальности». Он считает, что мы должны разделять, где осетины, где чеченцы, где грузины, а где азербайджанцы. А почему я их должен разделять? В Индии, например, столько разных народов. Мы даже не знаем название многих из них. Для нас они все индусы.

– Но кавказцев мы должны отличать, – я выступаю на правах эксперта, так как моя мама родом из Пятигорска. И среди её соседей было много армянских и лезгинских семей. – Помните бесланскую трагедию? Тогда пострадали осетины. А среди нападавших были ингуши и чеченцы. Просто сверху дали указание не муссировать эту тему в СМИ. И правильно сделали. Чтобы не стравливать лишний раз народы, которые и без того не очень доверяли друг другу. У осетин и ингушей старые земельные разногласия. И теперь представьте, как обижается осетин, когда его называют чеченцем или ингушом. А возьмите армян и азербайджанцев. Они тоже обижаются, когда мы в Москве их путаем. Для нас они все на одно лицо, все чернозадые и чужие.

– Ну, хватит, – поморщился Леонтий Яковлевич, – вы оба очень неполиткорректные люди. Ни ты, Феликс, ни ты, Роман. Так нельзя. Когда дело касается бизнеса, мы забываем, кому и зачем продаем. И у кого покупаем. Главное, чтобы у него были деньги либо с изображением американских президентов, либо цветные картинки европейской цивилизации. Мы даже готовы принимать наши рубли, которые уже давно не «деревянные». На этом уровне национализма не бывает. Деньги уравнивают всех, делая нас настоящими интернационалистами. А вот когда мы общаемся с другим уровнем людей, идем на базар, берем на работу новых сотрудников, ищем прислугу, вот тогда мы и вспоминаем обо всех этих фобиях. Хотя сейчас фобии стали другими. Я слышал, что многие ищут себе охранников из мусульман, а домработниц из Филиппин или Китая.

– Да, – кивнул Феликс, – у нас тоже домработница филиппинка. Это сейчас модно. Исполнительная, чистоплотная, внимательная, аккуратная. И очень тихая, её почти не слышно. Идеальный работник. А насчет мусульман… Знаете, почему их сейчас берут в охранники? Среди них много по-настоящему верующих. Если он поклянется на Коране, что будет верно служить, то можете не сомневаться, он скорее отдаст жизнь, чем вас предаст. А среди остальных могут попасться и предатели. Верующих почти не осталось.

– Можно подумать, что среди верующих не бывает предателей, – меня раздражает смех, который все время доносится с другого конца лайнера. Но я пытаюсь скрыть своё раздражение.

– Сейчас предательство поощряется, – напомнил Леонтий Яковлевич.

Дебольский не намного старше нас. Но как-то так получилось, что мы все обращаемся к нему на «вы», тогда как он говорит нам «ты». Может, потому, что он гораздо опытнее нас. Когда он стоял у истоков цехового движения в нашей стране, мы были ещё неопытными мальчишками. В семидесятые годы, когда Леонтий Яковлевич работал курьером между Ташкентом и Ригой, некоторые из нас ещё учились в школе. Потом Дебольский стал одним из известных цеховиков и всегда счастливо избегал милицейских и прокурорских проверок. Его даже считали «счастливчиком». В конце восьмидесятых он был руководителем крупного кооператива, тогда как Феликс был ещё аспирантом в своем институте, я сидел младшим научным сотрудником у себя в лаборатории, а Ибрагим был комсомольским функционером в Дагестане. Кажется, третьим секретарем райкома комсомола. Уже через несколько лет все поменялось, наша большая страна распалась, и мы все трое ушли в бизнес.

Леонтий Яковлевич услышал смех и повернул голову. Потом строго посмотрел на меня.

– Две женщины – это уже очень много. Я не совсем понимал мотивы Ибрагима и согласился только потому, что мы никого бы не нашли за такой короткий срок. Но ты меня по-настоящему удивил. Мы знакомы столько лет, и я никогда не думал, что ты такой донжуан. Зачем ты согласился заплатить за неё такую сумму? Или вы уже раньше встречались?

Феликс хихикнул и отвел глаза. Неужели он раньше с ней встречался? Я нахмурился.

– Нет, – мрачно ответил я, – мы не встречались. Но Лёва позвонил мне и сообщил, что улетает на похороны своего дяди. Он сразу объяснил, что вынужден будет задержаться…

– Знаю, – кивнул Дебольский, – они не могут поделить наследство. Слишком много наследников.

– Поэтому я и подумал, что нужно кого-то взять, иначе его место просто пропадет. Вы же знаете, что мы близкие друзья. Но кого бы я смог уговорить за такое короткое время? Я позвонил Ибрагиму посоветоваться, и он мне подсказал кандидатуру Юлии Ивченко, подруги его Аллы. Мы сразу решили, что двум женщинам будет легче, чем одной. К тому же её журнал сейчас самый популярный в Москве, да и по всей стране. Выходит, мы сделали неплохое вложение в наши компании. Бесплатная реклама на всю Россию. Она наверняка напишет о нашем путешествии.

– Может, и напишет, – согласился Леонтий Яковлевич, – но все равно ты что-то недоговариваешь. Скажи честно – она тебе нравится?

– Как женщина? Или как главный редактор? – я тянул время.

– Нет, как знакомая Гоги, – вставил Феликс, нехорошо улыбаясь, – ты же знаешь, что она встречалась с ним несколько лет.

– Какого Гоги? – спросил Дебольский. – Неужели вы говорите о том, о ком я подумал? И ты мог предложить взять с собой такую женщину? Зачем тебе такие неприятности, Роман, к чему?

– Насколько я знаю, они уже расстались, – ответил я, – и какое мне дело до её бывших знакомых.

Леонтий Яковлевич посмотрел на Феликса, словно для того, чтобы тот подтвердил мои слова. Феликс кивнул. Дебольский вздохнул и снова взглянул на меня.

– Значит, в данный момент она свободна. И ты решил воспользоваться ситуацией. Кстати, ты не ответил на вопрос. Она тебе нравится? Только не рассказывай сказки, как тебе нравится читать её редакционные статьи. Все равно не поверю.

– Наверно, да, – я пожал плечами, – она достаточно стильная. И я подумал, что не будет ничего страшного, если мы предложим ей это путешествие. Она занималась спортом, плаванием, художественной гимнастикой. Достаточно подвижная, сильная, выносливая. И если им будет трудно, мы всегда может вызвать вертолет и отправить их в отель…

– Наверно, ты прав, – согласился наконец Дебольский, – возможно, она действительно даст какой-нибудь интересный репортаж. А если ты ещё и сумеешь пробудить в ней какую-нибудь симпатию, то это будет совсем неплохо.

– Если только Феликс не помешает, – наконец вставил я.

– Ни в коем случае, – поднял свои пухлые ручки Феликс, – я пас. Можешь делать все, что угодно. Это твоё право. Ты заплатил деньги, это твоя партия.

– Спасибо. В таком случае я иду к ним, иначе Ибрагим скоро отобьет у меня и эту женщину.

Я направился туда, откуда доносился смех. Ибрагим и обе женщины достали уже по второй сигарете. У меня такое ощущение, что женщины сейчас курят больше мужчин. Таким глупым образом самоутверждаясь. Я вошел в небольшой кабинет. Ибрагим обернулся к нам.

– Наконец появился наш благодетель, – громко провозгласил он, – как здорово, что у нас будет такая веселая и дружная компания.

– Я вас ещё не поблагодарила, – сказала Юлия, потушив сигарету в массивной пепельнице, – спасибо, что вспомнили обо мне.

– Не за что, – я улыбнулся.

– Вы не курите? – спросила она.

– Нет, – немного виновато признался я, – не курю.

Стюардесса принесла тарелку с небольшими канапе. В основном там были кусочки хлеба и соленые печенья с черной и красной икрой. Такой буржуазный шик. В салоне нам уже накрывали столики. У Ибрагима позвонил телефон. В этих самолетах разрешается не выключать мобильные телефоны. Только просят не разговаривать во время взлета и посадки. Он повернулся и вышел, чтобы поговорить. Я остался с двумя дамами. У Аллы гораздо более округлые формы и расплывшаяся фигура, чем у её подруги, хотя Алла должна быть моложе на несколько лет. Но, очевидно, Ибрагиму нравятся женщины именно такого типа – с большой грудью, мясистой «филейной частью», мощными бедрами. У каждого свой вкус.

– Вы раньше летали в Индонезию? – спросила меня Алла.

– Нет. Этот маршрут выбрал для нас Леонтий Яковлевич. Он всегда находит новые места, где мы ещё не были.

– Вы уже не в первый раз отправляетесь все вместе. Ибрагим говорил, что вы много раз выезжали всей группой. Раньше бывали сложности на ваших маршрутах?

– Конечно, бывали. Мы стараемся побывать в самых недоступных местах, – я не понял её вопроса и хотел увлечь её романтикой наших туристических маршрутов, – До этого мы путешествовали в Аргентине. Успели даже побывать в Антарктиде. В общем, стараемся увидеть наш мир.

– Мы сможем выдержать эти переходы? – озабоченно уточнила Алла. – Учтите, что, в отличие от моей подруги, я никогда не занималась спортом. Если не считать занятий фитнесом. Я боюсь, что не смогу выдержать. Все эти походы с рюкзаками и песни у пионерских костров не для меня. Ибрагим обещал, что все будет гораздо легче, но сейчас я понимаю, что могу не выдержать.

Какой я дурак. Вместо того чтобы успокоить женщин, я рассказываю им какие-то глупости.

– Вы меня не поняли. Мы стараемся все предусмотреть. Ведь мы путешествуем для удовольствия, а не для того, чтобы умирать от жажды или срываться с горных склонов. У нас все предусмотрено. Спать вы будете в больших кроватях пятизвездочных отелей. А наше путешествие по острову займет только четыре дня. Там будут комфортабельные палатки, своя охрана, свои врачи, свои проводники, спальные мешки с подогревом. Запас еды на десять дней. И даже запасной вертолет, который всегда сможет нас забрать. Мы летим получать удовольствие, а не мучиться на маршруте.

– Там есть комары? – не унималась Алла.

– Если даже и есть, то у нас будет защита от комаров.

– А уколы нам делать не нужно? Я слышала, что когда летишь в тропические страны, нужно делать специальные уколы.

– Пока не нужно. Не волнуйтесь, Алла, у нас все будет нормально. – Я не стал ей говорить, что в Малайзии нам, возможно, сделают какие-то уколы. Зачем заранее пугать женщину. Надеюсь, у неё нет какой-нибудь аллергии на такие уколы. Иначе мы просто не сможем взять её с собой.

Юлия, очевидно, почувствовав моё настроение, улыбнулась. У неё такие красивые ровные зубы. И такие чувственные губы. Сейчас лучше не вспоминать Гогу, иначе портится настроение.

– Это будет гораздо интереснее, чем я предполагала, – призналась Юлия. – Такая экзотика в наши дни очень впечатляет. Между прочим, я взяла свой фотоаппарат и собираюсь сделать снимки уже в салоне самолета. Наш лайнер сам по себе произведение искусства, и я бы хотела побывать в кабине летчиков.

– Это не ко мне. Разрешение нужно будет получить у командира корабля. Только обещайте, что вы ничего не будете там трогать.

– Не буду. Хотя ужасно хочется, – она подмигнула мне. Я подумал, что она готова к нашему флирту. И улыбнулся ей в ответ.

– Я сам поговорю с нашим капитаном, – пообещал я, – но не забудьте про ваше обещание. А сейчас идемте завтракать.

– Ничего не ела со вчерашнего дня, – призналась Юлия. – Я взяла с собой только один чемодан. Боюсь, что мне могут понадобиться некоторые вещи. У нас будет время, чтобы проехаться по магазинам?

– Сколько угодно. Но дело в том, что вам даже не обязательно ходить в магазины. В нашем отеле будет работать Интернет, – пояснил я своей спутнице.

– При чем тут Интернет? – не поняла Юлия. Даже она, состоятельная женщина, главный редактор одного из самых модных журналов страны, человек просвещенный и компетентный. Но чтобы понять то, о чем я говорю, нужно быть не просто миллионером, а мультимиллионером. Человеком настолько состоятельным и известным, чтобы не ходить по магазинам. Это уже вчерашний день. Теперь вы «ходите по магазинам», сидя у себя дома. Или в номере своего отеля.

– Вы выбираете магазин, в который хотите отправиться, и включаете Интернет. Появляется гид, который обязан отвечать на все ваши вопросы и водить вас по магазину, – пояснил я Юлии, – это новая услуга, её ввели только недавно. В основном для арабских женщин, которые в силу религиозных ограничений не могут посещать известные европейские или американские бутики. Вместо них появляется оператор с камерой и сотрудник магазина, своеобразный гид, которая ведете вас по всему бутику. А вы можете выбирать. Если вы передадите координаты своей фигуры в магазин, или позвоните заранее, к вам придет их стилист, который возьмет все ваши параметры. Тогда магазин заблаговременно находит «манекен» с вашими параметрами. И этот «манекен» будет надевать на себя любую одежду, которую вы выбираете. А вы смотрите, как сидит ваше платье. Причем «манекен» может быть заменен живой женщиной, которая будет ходить или сидеть, а может быть обычный манекен. Это уже на ваше усмотрение. Некоторым не нравится, когда их будущую одежду примеряет кто-то посторонний.

Она облизнула губы кончиком языка.

– И сколько стоит подобная услуга?

– Недорого. От трех до пяти тысяч долларов. Но зато у вас есть право выбора. И вы все видите, а они нет. Можете капризничать сколько угодно, примерять любые платья, перелопатить весь гардероб. В реальной жизни женщины иногда стесняются вести себя подобным образом, а по Интернету можно делать всё, что угодно.

– Я слышала, что такие услуги оказывали только супругам арабских шейхов, – призналась Юлия.

– В таком случае можете считать, что вас окружат роскошью, достойной арабских шейхов, – пошутил я.

– Как здорово, – вмешалась Алла, – но все равно интересно самим поездить, всё посмотреть.

– Это ваше право, – согласился я. – Пойдемте в салон.

Они прошли в салон. Ибрагим наконец убрал свой мобильный телефон и подошел ко мне.

– Между прочим, я сказал, что ты холостой, – тихо прошептал мне Ибрагим, – это повышает твои шансы. Я думаю, она будет к тебе благосклонна.

– Иди к черту, – посоветовал я ему.

– Вот так всегда, – проворчал он, – хочешь помочь другу, а он ничего не понимает. И учти, что нам с Аллой заказан один большой номер. Может, лучше сразу заказать такой номер и вам?

Он подмигнул мне и расхохотался. А я отправился в кабину пилотов, чтобы получить разрешение на съёмки для Юлии. Разрешение я получил, и она сделала там несколько потрясающих снимков. У неё был настоящий талант фотографа. Даже Леонтий Яковлевич одобрительно кивнул, увидев на экране фотоаппарата, как она сняла синее небо и линию горизонта за окном лайнера.

Когда мы приземлились в Эмиратах, был уже полдень.

Можете себе представить, какая была жара, если в тени было под пятьдесят градусов. Пока мы спускались по небольшой лестнице и садились в кондиционированные машины, горячее солнце едва не обожгло нас. Но три больших автомобиля, развернувшись, поехали в отель, и я подумал, что наши приключения начались. Самое интересное, что Феликс принял правила игры и безропотно уселся в первую машину вместе с Дебольским. Обычно он ездил со мной, а Лёва устраивался с Леонтием Яковлевичем. Но на этот раз всё получилось немного иначе, и я оказался в одном автомобиле с Юлией. Разумеется, не случайно, и мы всю дорогу мило проговорили.

Глава 5

Нам были заказаны номера в самом лучшем отеле Эмиратов. Хотя его считают самым лучшим отелем в мире. «Бурд-аль-Араб» – отель, в котором слышна только русская и арабская речь. Здесь останавливаются новые миллиардеры из России и стран СНГ и арабские шейхи. Для европейцев, азиатов и американцев этот отель слишком роскошный и вызывающе дорогой. Вы можете представить себе огромный парус высотой более чем в триста метров? Он на шестьдесят метров выше Эйфелевой башни. Насколько я знаю, фундамент здания углублен в морское дно на сорок метров.

Нет, это не скрытая реклама отеля, если вы подумали об этом. Какая может быть скрытая реклама для лучшего в мире отеля? Это просто дань моего восхищения мастерством архитекторов, проектировщиков и дизайнеров подобного уникального здания. Внизу находится подводный рыбный ресторан «Аль-Махара», куда спускаются на лифте, сделанном в виде подводной лодки «Наутилус». В двадцативосьмиэтажном здании больше двухсот двухуровневых номеров. Мы обычно заказываем для себя панорамные люксы. Можно, конечно, заказать «президентские» или «королевские» люксы, площадь которых занимает по восемьсот и семьсот метров. Но это уже для богатых наследников, которые вообще не понимают, откуда берутся деньги и как их нужно тратить. Кстати, таких наследников в отеле всегда бывает полным-полно. И не только из России. Я встречал в отеле молодых оболтусов из Казахстана, Азербайджана, Украины. В общем, везде, где есть большие состояния, появляются наследники, которые охотно проматывают деньги своих родителей.

Меня поражает, как арабам удались такие потрясающие достижения. И самое поразительное, что основа их богатства не нефть и газ. Вы можете мне не поверить, если я скажу, что сегодня только десять процентов ВВП в Дубае даёт нефть и нефтепродукты. Все остальное – торговля и туризм. В конце шестидесятых в бедном маленьком арабском княжестве находят нефть и только в восемьдесят втором году газ. В это просто невозможно поверить. Но их шейх Рашид, который был регентом и правителем почти полвека, решает направить все доходы на развитие туризма и торговли. И за четверть века Дубай превращается в мировой центр. Уже в девяносто восьмом здесь открывают первый терминал международного аэропорта, а после завершения строительства все три терминала уже принимают до шестидесяти миллионов пассажиров в год.

И все это за какие-то двадцать пять лет. Остаётся снять шляпу перед финансовым и организаторским гением этого шейха, который сумел так преобразить свою страну. А сейчас в Дубае даже создали искусственные пальмовые острова, на которых строят самые дорогие в мире коттеджи. И от желающих приобрести эти коттеджи нет отбоя. Если учесть, что с конца марта и до конца октября здесь просто нельзя находиться под солнцем, а во все остальные «зимние» месяцы самая прохладная погода бывает около двадцати пяти градусов, то остаётся только удивляться, почему бизнесмены со всего мира так охотно сюда ездят.

Я попал на один этаж с Леонтием Яковлевичем, но пока нам оформляли номера, я попросил Равлюка перевести меня на другой этаж, рядом с номером Юлии. А на моё место записать Феликса. Равлюк все сделал, как полагается. И мы поднялись на восемнадцатый этаж вдвоем с Юлией. В этом отеле на каждом этаже своя служба приёма и у каждого номера свой дворецкий. Нас сопровождали два важных «мажордома», которые довели нас сначала до номера, где должна была остановиться Юлия. Когда нам открыли дверь в её апартаменты, она не смогла сдержать восторженного крика. Любой человек, который впервые попадает сюда, испытывает чувство восторга.

– Я не знаю, как вас благодарить, – сказала она, повернувшись ко мне, – вы сделали мне такой роскошный подарок.

– Пустяки, – пробормотал я, – мне приятно, что вам понравилось.

Оба дворецких стояли в коридоре. Но тут некстати появился молодой человек, который принёс её чемодан. Чемодан был дорогой. Она была достаточно состоятельной женщиной, чтобы позволить себе купить чемодан от Луи Виттона. Никогда не покупал себе таких чемоданов. Не потому, что я скупой. Но эти чемоданы пропадают на рейсах различных авиакомпаний с поразительной регулярностью. Их воруют потому, что они стоят несколько тысяч долларов.

Она почувствовала, что я не хочу уходить. А я подумал, то с удовольствием остался бы с ней прямо сейчас. Но за дверью нас терпеливо ждали двое дворецких, и мне необходимо было разыгрывать джентльмена до конца.

– Отдохните, – предложил я ей, – мы встречаемся вечером внизу, в ресторане. Если вам понадобится что-то купить, у вас есть Интернет и…

– Я помню, – улыбнулась она, – но эта услуга для меня слишком экзотична. Я люблю сама всё пощупать. И мы договорились с Аллой съездить в торговые центры.

– Лимузины будут вас ждать, – я поцеловал ей руку и вышел из номера.

У себя в номере я разделся, принял душ и позвонил Равлюку.

– Григорий Георгиевич, у меня к вам большая просьба, – с раздражением сказал я этому солдафону, – сделайте так, чтобы в Куала-Лумпуре у нас были смежные номера. Рядом. С госпожой Ивченко. Мы поняли друг друга?

– Я всё сделаю, – ответил Равлюк. – Мы вылетаем завтра рано утром. У вас есть ещё какие-нибудь пожелания?

– Пока нет. Хотя подождите, что у нас там на острове? Вы обещали, что у нас будет охота.

– Обязательно будет, – ответил Равлюк, – с вами пойдут два опытных охотника. Нам разрешили охоту на носорогов.

– Превосходно, – я положил трубку. Там я смогу показать себя в полном блеске и продемонстрировать Юлии своё умение охотника. Это даже немного возбуждает. Вид крови и убитого животного. И какого животного. Я никогда до этого не охотился на носорогов.

Они уехали в город. Ибрагим позвонил мне и предложил встретиться где-нибудь через полчаса. Я согласился, и через полчаса мы уже пили арабский кофе в кафе «Джуна» и пробовали очень неплохой коньяк.

– Ты собираешься за ней приударить? – спросил Ибрагим.

– У тебя есть какие-то конкретные возражения?

– Нет. Но я хочу тебя предупредить. Она была долгое время с Гогой. А ты знаешь, какая у него репутация.

– Именно поэтому я так долго ждал, – признался я, – но, насколько мне удалось узнать, она уже несколько месяцев как порвала с ним.

– Это не имеет значения, – мрачно заметил Ибрагим, – на Кавказе не любят, когда кто-то ухаживает за их женщинами, даже за бывшими.

– Пережитки прошлого. Архаичное наследие диких предков, – возразил я.

– У нас такие порядки, – упрямо повторил Ибрагим, – а Гога человек традиций и чести. Будь осторожен. Ему может не понравиться наше совместное путешествие.

– Но это идиотизм, – начал я заводиться, – они уже несколько месяцев как расстались. Она не его собственность, а он не арабский шейх, в гареме которого она должна все время сидеть. В чём дело? Она даже не была его женой. Они были просто друзья и сейчас разошлись. Почему я не могу ухаживать за понравившейся мне женщиной?

– У тебя мать из Пятигорска, – напомнил Ибрагим, – значит, она тоже с Кавказа. И ты должен знать, что существуют некие негласные правила чести, которые важны для любого кавказского мужчины. Если она была с ним, значит, она отчасти принадлежит ему. И это навсегда.

– Он самец, который метит свою территорию? Как лев, у которого есть свои львицы? – Я отодвинул чашечку с кофе. – Только учти, что природа не терпит пустоты. Рано или поздно дряхлеющего льва меняют на более молодого.

– Тогда им приходится драться, – согласился Ибрагим, – и тот, кто побеждает, остается. А проигравший уходит. Ты уверен, что способен драться с Гогой?

– Я вызову его на дуэль, – пробормотал я, – и застрелю. Ты ведь знаешь, как я стреляю.

– Боюсь, что он не придет на дуэль. А выставит вместо себя других стрелков и с другим оружием. У них могут быть глушители. И они будут стрелять в спину.

– А как же кавказский кодекс чести?

– Не в этом случае. Ты покушаешься на его женщину. И он имеет право на кровь. И на месть. Любым способом.

Я хотел пошутить. Но, взглянув на Ибрагима, вдруг замер. У него было такое серьезное лицо. И такой свирепый взгляд. Может, у него тоже есть виды на эту женщину? Не может быть. Ему всегда нравились дамы типа Аллы. Он бы мне обязательно сказал. Но почему тогда он так нервничает? Только из-за меня? Никогда не поверю. Тогда почему он так волнуется?

– Может, нам завтра утром отправить её обратно в Москву? – спросил я его. – И пусть пропадают мои деньги. В конце концов, жизнь дороже несчастных ста двадцати пяти тысяч.

– Двухсот пятидесяти, – напомнил Ибрагим.

Я так разнервничался, что забыл о сумме, которую должен им всем называть.

– Если я позвоню Лёве, может, он согласится вернуть половину, – сразу попытался я выкрутиться.

– Может и вернет. Но отправлять ей сейчас нельзя. Она обидится. И Гога тоже может оскорбиться.

– Послушай, Ибрагим, зачем ты меня достаешь? Ухаживать за ней нельзя, встречаться с ней нельзя. Отправлять обратно нельзя, можешь обидеть этого кавказского монстра. Может, хватит условностей? Он обычный человек, хотя и бандит. Ему нравилась красивая женщина, и он с ней встречался. Но они давно разошлись. И я имею право на такие же встречи. Я никого не обманываю, не совращаю. Я холостой мужчина и имею право встречаться с кем хочу. Почему моё поведение должно оскорбить Гогу? Они давно разошлись.

– Ты ничего не понял.

– И не хочу понимать. У меня есть свои понятия чести и свои люди, которые умеют стрелять. Если Гога захочет войну, то он получит войну. И не нужно меня пугать.

Я поднялся, чтобы уйти. Ибрагим успел схватить меня за руку.

– Не обижайся, – сказал он, – мы с тобой друзья. И я все равно буду на твоей стороне. Я только хотел тебя предупредить.

– Спасибо. Буду иметь в виду, – я пошел к лифту, чтобы подняться в свой номер.

Откуда мне было знать, что именно имел в виду Ибрагим. Я вообще не понял, почему он затеял этот странный разговор. Мы так часто слушаем и не слышим своих собеседников, так часто не понимаем друг друга.

Алла и Юлия вернулись в отель через четыре часа. Они накупили уйму вещей и были безумно счастливы. Вечером в рыбном ресторане обе дамы блистали в новых нарядах. Феликс даже прошептал мне, что начинает сожалеть о своём обещании не ухаживать за Юлией. Я танцевал с ней почти весь вечер. А потом всё получилось как-то само собой. Мы поднялись на свой этаж, и я отправился её провожать. У дверей своего номера она повернулась.

– Вы не хотите ко мне зайти? – спросила она.

– Хочу, – пробормотал я.

Мы вошли в её номер, и я её поцеловал. Так, словно мы заранее договорились об этом поцелуе. И потом мы стали раздеваться. Вот тогда я с ужасом вспомнил, что левитра осталась в моём номере. Так нельзя. В первую ночь я просто обязан соответствовать. Но как выйти из её номера, чтобы она не обиделась?

Почему я не взял с собой эту левитру? Как можно было так глупо попасться. От досады я чуть не взвыл. Она первой стянула с себя платье. У неё была великолепная фигура. Я почувствовал желание. Может, все получится и без левитры. Но рисковать не хотелось. Если всё не получится в первый раз, то осадок останется на всю жизнь.

– Извини, – пробормотал я, – извини меня. Но в моём номере остался другой мобильный телефон. Мне нужно принести его сюда. Я жду звонка из Москвы.

– Что случилось?

– Моя сестра, – вздохнул я, – у неё сегодня тяжелая операция. И мне должны позвонить. И этот аппарат должен быть со мной. Можно я отлучусь на секунду и принесу свой телефон?

– Конечно, – улыбнулась она, – ничего страшного. Я буду ждать.

Я выскочил за дверь как ошпаренный. У меня нет никакой сестры. У меня есть два старших брата, один из которых живет в Новосибирске, а другой в Санкт-Петербурге. Но знать такие подробности Юлии совсем не обязательно. Я бросился в свой номер, нашел левитру. Запил её водой. Взглянул на часы. К тому времени, когда я вернусь к ней, разденусь, начну любовную прелюдию… в общем, пройдет минут десять-пятнадцать. И я как раз войду в нужную «пиковую» форму.

Я выбежал в коридор. И столкнулся с Феликсом, который радостно меня обнял.

– Ты совсем ненормальный, – весело заявил он, – я думал, что ты сейчас в номере Юлии. Почему ты здесь? Она тебя выставила? Я так и подумал. Ты слишком нерешительный для такой сильной женщины. Нельзя долго сомневаться. Нужно было позвонить Равлюку и сказать, чтобы вам приготовили один номер на двоих. Иначе ты будешь выглядеть полным идиотом. Он мне сказал, что поменял наши номера по твоей просьбе. Что ты сам захотел попасть с ней на один этаж. Но тогда почему ты не идешь к ней?

Господи, я готов был убить его за многословие.

– Твой Равлюк настоящий г. нюк, – заорал я на Феликса, отталкивая его от себя, – я его убью, чтобы не болтал лишнего. Уходи отсюда.

– Нет, давай пойдем вместе, – Феликс был пьян, но не настолько, чтобы потерять контроль над собой. То есть он был в том состоянии, когда готов был решать любые проблемы, даже мирового характера. И он решил помочь мне.

– Ты не знаешь, как обращаться с такими сильными женщинами, – зашептал он мне на ухо. Если бы он знал всю правду обо мне, он бы никогда в жизни не говорил такого. Если бы имел хотя бы приблизительное представление, о чем я сейчас думаю. Но он держал меня за плечо и продолжал что-то говорить. А минуты бежали так быстро.

– Иди к черту, – сказал я ему, подталкивая к лифту, – уходи отсюда. Ты живешь на другом этаже.

– Но я только хотел…

– Потом расскажешь, – я вызвал кабину лифта и втолкнул его в неё.

Потом повернулся и побежал к номеру Юлии. Я осторожно постучал, не решаясь даже позвонить. Прислушался. Она подошла и открыла. На ней был белый халат. Я улыбнулся, вошел в номер, захлопнул за собой дверь и начал её целовать. Под халатом ничего не было. Я начал раздеваться. Мы направились в спальню, поднимаясь на верхний уровень. Я успел стащить пиджак, рубашку, брюки, когда кто-то позвонил в дверь… Я чуть не взвыл от возмущения. В отелях такого класса никто не имеет право появляться без разрешения. Ну почему наша первая ночь должна превратиться в балаган дешевой комедии?

В дверь опять позвонили. Она виновато пожала плечами, закинула халат и пошла встречать незваного гостя. Я остался в спальне. И услышал, как она открывает дверь. И сразу донесся пьяный голос Феликса, который опять вернулся на наш этаж.

– Ты долго не открывала, – громко сказал он, – я так и думал. Наверно, встретила здесь кого-нибудь из своих старых знакомых.

– Я устала, Феликс, и хочу спать, – сказала ему Юлия.

Нужно будет уточнить, почему они на «ты» и как давно знакомы. У меня не было времени расспросить его или её.

– Как ты могла устать? – удивился Феликс. – У нас был такой чудный полет. И такой роскошный ужин. Почему ты устала? Тебе здесь не нравится?

– Очень нравится. Иди спать, Феликс. У меня болит голова.

– Ты знаешь, почему ты здесь оказалась. Наш друг просто в тебя влюбился. Он потерял из-за тебя голову…

– Мне неинтересно тебя слушать. Уходи…

– Нет, ты послушай. Наш Рома Лампадов решил взять тебя, когда узнал, что один из наших друзей не сможет полететь. И оплатил твоё путешествие. Представляешь, как он в тебя влюбился, если выложил за тебя двести пятьдесят тысяч долларов…

– Мне это неинтересно слушать. – Ей, очевидно, было неприятно, что каждый из членов нашей группы напоминал ей об этой оплате, как будто требуя готовности вернуть долг натурой.

– А ты послушай. Он у нас такой рохля. Ничего не может и не умеет. Боится женщин, шарахается от них…

Хорошо, что он не мог видеть моего лица. У меня была такая страшная кривая гримаса, что он бы испугался. Пусть говорит… Откуда ему знать всю правду. Пусть позорит меня, мерзавец. Теперь я буду знать, как он действительно ко мне относится. Считает меня недотепой и размазней. Как жаль, что я ничего не могу сказать ему в ответ. Самое обидное, что в этот момент уже началось действие левитры, и я испытывал дикое желание.

– Он поэтому и не придет к тебе, – продолжал Феликс, – ты лучше сама зайди к нему. Может, он будет более смелым. И не нужно пугаться. Ты ведь у нас женщина без комплексов.

– Перестань, – она, очевидно, ударила его по руке. Я уже собирался выйти и спуститься к этому типу, чтобы выбросить его из номера. Сколько можно ждать? К тому же я с ужасом чувствовал действие левитры. Спальня была на втором уровне, а вход в номер на первом.

– Уходи, – снова сказала Юлия, – мне надоело слушать твои пьяные бредни. Сначала проспись, а потом приходи. И хватит давать мне советы. Как-нибудь обойдусь без них.

– Я хотел только помочь. Он хороший парень и, между прочим, холостой. Говорят, что жена его бросила потому, что он был не совсем способен на активную половую жизнь. Он неплохой финансист, но в сексе пустышка. Ты меня понимаешь?

– Ты спрашивал у его бывшей жены? Или подглядывал за ним в дверную скважину? – презрительно спросила Юлия. Вот почему она мне так нравится. Как она его отшила.

– Нет. Его лечащий врач говорил, что у него есть определенные проблемы. Поэтому я думаю, он сидит у себя в номере и боится даже показаться у тебя. Такой антигерой.

Хорошо, что я это услышал. Завтра позвоню своему лечащему врачу и сообщу, что больше не нуждаюсь в услугах этого болтуна. Он потеряет такие деньги, что всю жизнь будет сожалеть о своём длинном языке. Левитра действовала на меня так, что я начинаю нервничать. Если она не выгонит его немедленно, я сначала изнасилую его, а потом её. Честное слово, мне было уже не по себе.

– Мне неинтересно слушать твои сплетни, – заявила Юлия, – уходи отсюда. Я сама разберусь, кто из вас настоящий герой.

– Спокойной ночи. Жаль, что с таким роскошным телом остаешься одна. Даже обидно… – сказал на прощание Феликс. – Если хочешь, могу остаться…

– Не хочу, – через несколько мгновений она захлопнула дверь.

Хорошо, что я успел принять левитру. После таких откровений я мог остаться импотентом на всю жизнь. И у меня бы ничего не получилось. Не только с Юлией, но и с любой другой женщиной. Когда Феликс наконец ушел, она поднялась в спальню. Нужно отдать ей должное. В эту ночь она была больше заботливой супругой, чем страстной любовницей. Но, возможно, в эту ночь я нуждался как раз в такой поддержке. Всё прошло как нельзя лучше. Левитра не подвела, хотя я чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Под утро мы заснули. Нас разбудили уже в половине седьмого и сообщили, что нам принесут завтрак. В семь пятнадцать мы должны были выезжать из отеля.

А теперь я скажу самое важное, что я вынес из событий этой ночи. Если хотите встречаться с женщиной, то выбирайте даму, которой уже за тридцать. С восемнадцатилетней у вас ничего не получится. И с левитрой, и без неё. Это просто секс без души и без тела. Как самоудовлетворение. Нужно, чтобы женщина понимала ваше состояние и чувствовала ваши желания. А может, я говорю так только потому, что запомнил эту ночь на всю жизнь. Хотя не могу сказать, что Юлия меня как-то поразила. Она вела себя нормально. Как опытная, сдержанная и знающая себе цену женщина. И она мне очень понравилась. Надеюсь, я ей тоже понравился. Хотя спросить об этом я тогда не решился. А потом было слишком поздно.

Глава 6

Мы вылетели утром в половине девятого. В салоне первого класса кроме нас шестерых было ещё двое азиатов, которые устроились на первом сиденье и о чем-то все время тихо переговаривались. Даже не знаю, кто они были. Малайзийцы, филиппинцы, тайцы, вьетнамцы? Понятия не имею. Они говорили так тихо.

Зато мы ввалились в лайнер с шумом и криками. Равлюк и двое его помощников летели в бизнес-классе, который находился этажом ниже. В семьсот сорок седьмых «Боингах» первый класс традиционно находился на верхнем этаже, куда нужно было подниматься по отдельной лестнице.

Я устроился рядом с Юлией. Когда самолет взлетел и мы набрали высоту, я подошел к Феликсу и наклонился к нему. Он ведь был моим другом, одним из самых близких друзей до вчерашнего вечера. Хотя какие у бизнесменов могут быть друзья. Если такие же бизнесмены, то это уже не друзья, а деловые партнеры, которые в любой момент могут предать или обмануть. Помните слова Маркса насчет прибыли в пятьсот процентов? Он даже не подозревал, как был прав. Ведь за такую прибыль почти любой предаст партнера.

– Как ты спал сегодня ночью? – любезно спросил я Феликса.

Слишком любезно. Даже Леонтий Яковлевич, сидевший рядом, как-то пристально взглянул на меня. Наверно, почувствовал всю патоку в моём голосе.

– Ничего, – хмуро ответил Феликс, – я утром принял таблетку от головной боли. А как ты спал?

– Нормально. Если бы ты не бегал по нашему этажу, я бы провел сегодняшнюю ночь гораздо лучше.

– Ты извини. Я вчера немного перепил. Кажется, я стучался к тебе и что-то говорил. Я даже не помню.

– Зато я помню, – спокойно ответил я. – Сначала ты поймал меня в коридоре. А потом вернулся и начал ломиться в номер к госпоже Ивченко.

– Какой ужас, – вздохнул Феликс, – надеюсь, я не сказал ей ничего обидного.

– Сказал. Очень много сказал.

– Она тебе рассказала, как я себя вел? – ужаснулся Феликс. Или он притворялся? Ведь он вчера очень даже соображал. Во всяком случае, он был не так пьян, чтобы ничего не помнить.

– Ничего она мне не сказала, – я наклонился к нему ещё ниже, – и ничего не могла рассказать. Мне это было не нужно. И знаешь почему? Я сегодня ночью был у неё и слышал все гадости, которые ты про меня говорил.

– Я говорил? – он нахмурился, и я понял, что он врет. Элементарно врет. Вчера он был совсем не таким пьяным. Сначала он проверял меня, пытаясь выяснить, пойду ли я к ней или не пойду. А потом заявился к Юлии, чтобы остаться у неё, если она пустит. Наплевав на все наши договоренности. Но она его выгнала, и теперь он вдруг понял, почему я так торопился его прогнать и почему торопилась Юлия. Он всё понял, для этого он был слишком умным и расчетливым человеком. Понял и испугался, что наговорил вчера лишнего.

– Говорил, – ласково протянул я, – и про мою слабость, и про мою возможную импотенцию. И как я не удовлетворял собственную жену…

– Честное слово я ничего не помню, – сказал он, чуть повышая голос. Леонтий Яковлевич, уже развернувший газету, посмотрел на нас. Но ничего не сказал.

– Зато я хорошо запомнил, – я по-прежнему улыбался, – и поэтому попрошу твоего Равлюка дать нам общие апартаменты. Вернее, я его уже попросил. И заодно уволю своего болтливого врача, который рассказал тебе какие-то небылицы про меня. Спроси лучше у Юлии, как я себя вел сегодня ночью. И получишь полное удовольствие. У меня все в порядке, Феликс. Честное слово. Посмотри на нашу гостью, и ты всё поймешь.

– Я ничего не понимаю, – снова жалобно произнёс Феликс. – Ты извини, если я сказал что-то лишнее. Честное слово, я не хотел тебя обидеть.

– Что у вас вчера произошло? – наконец спросил Леонтий Яковлевич, убирая газету.

– Ничего, – дружно ответили мы, – все в порядке.

– В общем, держись, Феликс, и не думай, что у меня есть проблемы. У меня всё хорошо, – я похлопал его по плечу и вернулся на место. Вид у моего спутника был достаточно жалкий. Он все время вертел головой.

– Что ты ему сказал? – спросила Юлия, когда я уселся рядом с ней.

– Все в порядке. Я объяснил ему, как нехорошо приходить ночью к посторонней женщине и говорить гадости про своего друга. Кажется, он понял.

– Ты его испугал. У него такой несчастный вид.

– Он не подумал, что я могу услышать его слова. Решил, что я отсиживаюсь в своём номере. И вообще я думаю, он пытался заменить меня в твоей постели на всю ночь. Но сначала нарвался на меня, а потом на тебя. И мы испортили ему всю обедню.

Она улыбнулась.

– Я хотел у тебя спросить, откуда вы знаете друг друга?

– У нас были общие знакомые, – ответила Юлия, – один из владельцев нашего журнала, прежних владельцев, конечно, был его близким другом. По-моему, они вкладывали деньги и в эту компанию – АРМ, которой владел Феликс. И тогда мы познакомились. Все время бывали в одной компании. Я обязана была там бывать как главный редактор.

– Вы с ним спали?

– Нет. Он мужчина не в моём вкусе. И можешь не сомневаться, если бы мы с ним спали, то я бы тебе об этом сказала. Но у нас ничего не было. Только дружеские поцелуи на совместных вечеринках. Вот и всё. Хотя, по-моему, он всегда был готов к любой встрече. Он вообще известный бабник.

– Да. Я знаю, – я откинулся в своём кресле.

Стюардессы уже разносили нам напитки. А потом начался настоящий кошмар. Во всем виноват этот Равлюк, нужно было узнать, какая погода будет на маршруте. Когда мы пересекали Аравийское море, было ещё довольно сносно, хотя нас уже тогда трясло довольно ощутимо. Затем мы пересекали Индию, и здесь трясло уже очень сильно. А над Бенгальским заливом мы попали в ураган, самый настоящий ураган. Летчики, оказывается, получили предписание посадить самолет, если будет сильный ураган, и вернуться в Индию. Им разрешили продолжать полет на своё усмотрение. И они решили его продолжать. Я вообще не понимаю такую дурацкую формулировку. Для пилотов полеты – нормальная работа, а турбулентность – лишь издержки этой работы. И многие командиры решают продолжать полет, когда пассажиры умирают от страха. Вот и теперь. Капитан решил продолжать наш рейс. И нас трясло так, как никогда в жизни.

Включилось табло, и нам предложили пристегнуться. Юлия взяла меня за руку, как будто я мог ей помочь. Я никогда не боялся летать самолетами, более того, считал их самым удобным и надежным видом транспорта, но во время этой качки я начал менять своё мнение. Два раза появилась довольно испуганная стюардесса, которая жалобно спрашивала, что нам нужно. По-моему, мы меньше боялись, чем она. Огромный самолет трясло так, словно он должен был в любую секунду развалиться на куски. Командир менял высоту, уходил в сторону, предпринимал разные маневры, но все было безрезультатно. Нас бросало из стороны в сторону. Я видел, как Алла сжалась и что-то бормотала. Леонтий Яковлевич убрал свою газету и сидел мрачный, бросая на нас хмурые взгляды, как будто кто-то из нас был виноват в этом урагане.

Феликсу стало совсем плохо, и его начало тошнить. Он поднялся и с трудом дополз до туалета. Даже Ибрагим, которого трудно было напугать, сидел злой и красный, громко бормоча какие-то ругательства. В один из моментов я не выдержал и начал отстегивать ремень.

– Что ты делаешь? – удивилась Юлия.

– Объясню капитану, чтобы поворачивал обратно. Так больше нельзя, – зло произнес я, с трудом пытаясь подняться.

– Он не послушает, – резонно возразила Юлия, – не нужно даже пытаться. Они не откроют тебе дверь и могут даже решить, что ты пытаешься захватить их самолет. Они могут подумать, что ты террорист.

К нам уже спешила стюардесса.

– Садитесь, – она пыталась выдавить улыбку, но улыбка получалась жалкой и вымученной, – вам нужно сесть и снова пристегнуться.

– Так больше нельзя, – громко сказал я по-английски, – необходимо возвращаться. Это самолет, а не качели.

Нас тряхнуло так, что стюардесса чуть не упала. Не дослушав меня, она поспешила обратно, хватаясь за кресла. Капитан обратился к пассажирам с извинениями, объяснив, что мы попали в самый центр урагана и скоро из него выйдем. Это «скоро» растянулось ещё минут на двадцать или тридцать. Даже двое флегматичных азиатов, которые находились с нами в салоне первого класса, были явно напуганы и все время что-то говорили друг другу. Но их поведение было иным, словно они беспокоились, но твердо знали, что всё будет хорошо. Так волнуются люди, когда понимают, что могут опоздать к месту встречи, и не думают об угрозе своей жизни.

– В следующий раз поплывем на корабле, – прокричал я Леонтию Яковлевичу. Тот молчал. Он тоже не выказывал особого страха. Я ещё тогда подумал, что он самый смелый человек среди нас. Самолёт ещё страшно трясло, Феликса рвало в туалете, Ибрагим ругался, женщины с трудом держались в креслах, а Леонтий Яковлевич снова вернулся к своей газете. Когда тряска немного стихла, я всё-таки поднялся и подошел к нему.

– Вы совсем не боитесь? – спросил я Дебольского.

– Боюсь, – ответил он, глядя на меня и поправляя очки, – только и страх должен быть рациональным. Я не могу выпрыгнуть из самолета или остановить ураган, а значит, нужно набраться терпения и подождать, пока наш самолет наконец выйдет из этого урагана. Хотя трясет нас достаточно неприятно, но я понимаю, что всё это рано или поздно закончится.

– Вы смелый человек, – пробормотал я.

– Я фаталист, – ответил Леонтий Яковлевич, – чему быть, того не миновать.

Меня такой ответ совсем не устроил. Я прошел в свободную кабину туалета, чтобы умыться. Посмотрел на себя, и мне не понравилось моё лицо. Эта турбулентность меня явно напугала. Я умылся, вышел и увидел, как из соседней кабины выходит измученный Феликс. Он просидел в туалете почти полчаса. Представляю, как ему было плохо. Не нужно было вчера так напиваться. Он был весь мокрый. Глядя на меня, он недовольно скривил губы, покачал головой, но ничего не сказал.

Я услышал за спиной чей-то короткий смешок. Обернулся и увидел Юлию, стоявшую у стены. Она как-то странно смотрела на меня.

– Что случилось? – спросил я её.

– Ничего, – ответила она, – я никогда раньше не попадала в подобную переделку. Я, конечно, много летаю, но так меня трясло впервые в жизни. Обратно мы тоже полетим по этому маршруту?

– Нет, – ответил я, – мы полетим через Таиланд, сразу в Москву.

– Слава богу, – пробормотала она, – иначе я бы просто сбежала.

– Даже после сегодняшней ночи? – Я подошел к ней ближе и посмотрел в глаза.

– Да, – спокойно ответила она, не отводя глаз, – можно вполне спокойно заниматься этим на европейском курорте или на Ближнем Востоке.

– В следующий раз полетим во Францию, – согласился я, придвигаясь ещё ближе и чувствуя её тело.

– Надеюсь, ты не собираешься заниматься этим прямо здесь? – спокойно спросила она. – Нас могут увидеть.

– Всегда мечтал заняться этим на такой высоте, – после пережитого волнения я чувствовал какое-то непонятное возбуждение. Сказывалось продолжающееся действие левитры? Или мне просто захотелось почувствовать, что я живой? Наверно, такие же чувства были и у Юлии. К тому же не забывайте, что она была намного младше меня, ей было около тридцати пяти. Она молча показала в сторону туалета. Ведь в первом классе туалетные комнаты достаточно вместительные.

Мне понравилась её наглость. Подсознательно мелькнула подлая мысль. Неужели и этому её научил Гога? Но я сразу отбросил эти мысли, и мы вошли в туалетную комнату. Честно признаюсь, что не был идеальным любовником. Было довольно тесно, и я вел себя достаточно скованно. Не знаю, как моя спутница, но, кажется, она поняла, что мне просто необходима подобная разрядка после всего, что я пережил.

Потом, вспоминая этот эпизод, я понял, что это было впервые в её жизни. Респектабельная женщина, главный редактор журнала, она вела себя как вырвавшаяся в свою первую поездку молодая девчонка, словно ей хотелось всё попробовать, всё испытать. Наверно, связь с Гогой её подсознательно угнетала и сковывала. А может, она всегда была такой. Сейчас уже узнать невозможно.

Потом я вернулся к себе в кресло и потребовал от стюардессы обед и хороший коньяк. Я выпил в одиночку почти полбутылки коньяка. Вернувшаяся на своё место Юлия с удивлением и нарастающим ужасом смотрела на меня. Когда через час нас снова затрясло, мне было уже не так страшно. Нам объявили, что минут через сорок мы наконец сядем в Куала-Лумпуре, но мне было уже весело.

– Нужно покупать собственный самолет и летать на нем, – в сердцах пробормотал я, когда нас снова тряхнуло.

– «Гольфстрим», – согласилась Юлия, – самый лучший самолет. В Европе говорят, что умные женщины ищут мужчину с «Гольфстримом». Это гарантия того, что он миллиардер.

– У вас было много знакомым с такими самолетами? – Я не удержался от сарказма, обращаясь к ней на «вы». Она решила принять мою подачу.

– Не было, – ответила Юлия, – мне всегда попадались какие-то третьесортные мультимиллионеры, которые никак не могли выбиться в миллиардеры. Можно я задам личный вопрос?

– Конечно, – я все время улыбался. Очевидно, она решила, что сейчас самое удобное время задать свой личный вопрос.

– Почему вы развелись с женой? – спросила она.

Я пожал плечами. Лгать не хотелось. На высоте алкоголь действует несколько иначе. После пережитого стресса и нашего забавного «приключения» в туалетной комнате мне хотелось говорить только правду. В такие минуты понимаешь, что жизнь – бесценный дар, которого ты можешь лишиться в любое мгновение.

– Она оказалась не совсем готовой к своему новому состоянию, – честно ответил я. – Когда у нас было не так много денег, мы жили достаточно дружно, а когда денег стало гораздо больше, она решила, что должна получить некую «компенсацию» за предыдущие годы. Начались претензии, стали проявляться амбиции, мы все время ссорились. Где-то я прочел, что семейная ссора – это просто усталость супругов друг от друга. Может, и так.

Она ничего не успела ответить, когда я увидел, как к нам в салон первого класса поднимается Равлюк. Собственной персоной. Я думал, он побоится к нам подниматься, ведь в его обязанности входила и безопасность нашего маршрута. Он мог бы узнать про этот надвигающийся ураган, который доставил нам столько проблем. Я взглянул на него так, словно собирался его спалить. Он мне никогда не нравился, этот бывший милиционер со своим стриженым затылком и выправкой отставного унтера. Он подошел к Феликсу и что-то ему сказал. Тот удивленно взглянул на своего начальника службы безопасности, что-то переспросил, затем нахмурился и отмахнулся, показывая в мою сторону.

Неужели опять Равлюк спрашивает, какие номера нам нужны? Я его просто удавлю.

– Извините меня, – негромко сказал Равлюк, подходя к нам, – можно вас на минуту?

– Потом, – разозлился я, глядя на это ничтожество. Он ещё смеет здесь появляться. Его дело – следить за нашими чемоданами и узнавать заранее, какая погода будет на маршруте. А он со своей задачей явно не справился. И теперь беспокоил нас в полете, посмев появиться в салоне первого класса.

– Это очень важно, – настаивал Равлюк.

Я посмотрел на него снизу вверх. Что происходит? Обычно Григорий Георгиевич хорошо понимал свои функции и никогда не позволял себе такую фамильярность. Почему он настаивает? Я решил подняться. Голова сильно кружилась. С трудом поднявшись, я прошел вместе с ним в другой конец салона.

– Вы могли бы заранее сообщить нам про этот чертов ураган, – зло пробормотал я, не дожидаясь, пока он начнет объяснять своё непонятное поведение.

– Ураган должен был прийти сюда только завтра, – возразил Равлюк, – я всё уточнял. Никто не думал, что скорость ветра изменится. Мы сейчас слушали сообщения по Си-эн-эн.

– Уже поздно слушать, – мрачно выдавил я, – нужно было раньше нас предупреждать… – я хотел добавить пару слов, но замолчал. Он ещё издевается. Но я решил сдержаться. Пусть скажет, зачем он к нам приперся.

Честное слово, я ожидал от него чего угодно, но своим сообщением он поразил меня. Я даже мог предположить, что он сообщит о пробоине в нашем самолете. Ведь нас так трясло. Но вместо этого он сказал нечто другое.

– У нас проблемы, – тихо прошептал Равлюк.

– Что? – не расслышал я его шепота. И почему он решил перейти на шепот? Нужно было сразу сообразить: он не хочет, чтобы нас слышали другие.

– Что у вас случилось? – недовольно спросил я его.

– У нас проблемы, – повторил Равлюк. – В нашем самолете летит один из ближайших сотрудников Гоги Тбилисского. Мой сотрудник его узнал.

Глава 7

Нужно представить себе выражение моего лица. Только этого мне не хватало для полного счастья. В этот момент надо было сразу принимать решение о возвращении в Москву. Авария, в которую попал Толмачев, внезапный отъезд Лёвы, эта дикая турбулентность на маршруте и наконец появление какого-то бандита из окружения Гоги. Нужно было осознать, что бог просто посылает нам сигналы, которые мы не поняли. Но известие Равлюка меня потрясло.

– Кто это такой? Почему вы решили, что это человек от Гоги?

– Один из моих людей его узнал. Когда турбулентность начала заканчиваться, он пошел в туалет и столкнулся с этим типом. Это Карен Погосов по кличке Глашатай. Мой сотрудник – бывший работник МВД и однажды сталкивался с этим Глашатаем. У него три судимости, и он всегда был на подхвате у Гоги.

– Зачем вы мне это говорите?

– Вы же знаете, кто с нами полетел, – угрюмо сказал Равлюк.

Он ещё позволяет себе обсуждать подобные вещи. Это меня окончательно вывело из себя.

– Мы сами решаем, кто должен с нами лететь, – резко отчеканил я, – в ваши обязанности не входит обсуждение кандидатур наших спутников или спутниц, которых мы считаем возможным пригласить в нашу группу. Или вы считаете иначе?

– Я не обсуждаю, – Равлюк был упрямым и не собирался сдаваться, – в мою обязанность входит ваша безопасность. И поэтому я посчитал возможным сообщить вам об этом человеке.

– Вы считаете, что нам угрожает опасность?

– Пока нет. Но он не случайно появился в нашем самолете. В этом я убежден. Гога мог послать его следить за своей … – он замялся, подыскивая слова, и наконец произнес: – …за своей бывшей знакомой.

– Предположим. Что это значит? Для чего он послал этого Глашатая?

– Следить за госпожой Ивченко, – мрачно ответил Равлюк, – это психология бандита. Он считает её своей собственностью. Раз он вложил в её журнал такие большие деньги, то считает, что имеет право на такой контроль. И я боюсь, что у вас могут возникнуть определенные проблемы, если в отеле Куала-Лумпура мы поселим вас вместе.

– Откуда вы знаете, что он вкладывал в журнал большие деньги?

– Это моя обязанность. Я должен был навести справки о человеке, который полетит вместе с нами. Вся Москва знает, что госпожа Ивченко несколько лет была близкой знакомой Гоги Тбилисского. И он выкупил её журнал, подарив ей контрольный пакет акций. Вот почему я думаю, что появление в самолете его человека не случайное совпадение.

– Это вы отвечали за безопасность нашего полета, – напомнил я своему собеседнику.

– Да, – согласился он, – я сам разрабатывал маршрут и заказывал билеты. Сегодня я попытаюсь проверить, откуда могла произойти утечка информации и как Глашатай сумел попасть на наш рейс.

– Значит, ему сообщил об этом кто-то из ваших людей, – с удовольствием подвел я итог. – Вы не очень профессиональны, Григорий Георгиевич. Вам не кажется, что это вы допустили какой-то прокол?

– Возможно, – согласился Равлюк, – но мы всё проверим. Сюда мы летели на частном самолете. Утечка могла пройти оттуда. Обычно все, кто заказывает частные самолеты, пользуются услугами двух-трех известных агентств. Они могли выследить, куда именно мы заказали самолет. А потом проверить, нет ли среди пассажиров, вылетающих на Восток, наших фамилий. Карен взял билет на тот же рейс, чтобы лететь с нами в Куала-Лумпур. Возможно, он приставлен Гогой, чтобы следить за его бывшей подругой. Извините, что я так её называю, но все знали об их отношениях…

– Короче, – перебил я его.

– Он будет следить и докладывать своему боссу обо всём.

– Что он может доложить?

– О ваших отношениях, – безжалостно ответил Равлюк. – Я же говорю вам, что он считает её почти своей собственностью. И неизвестно, как он будет реагировать на появление рядом с ней такого кавалера, как вы.

Я даже не обиделся на слово «кавалер». Понимая, что он прав. И появление этого бандита, который работал на Гогу, меня совсем не обрадовало.

– Что нам делать?

– Поселиться в отеле в разных номерах, – предложил Равлюк. – И кто-нибудь из моих людей присмотрит за Глашатаем.

Возможно, это случайность. А возможно, он не один. И нам нужно быть осторожнее.

– Правильно, – я подумал, что Равлюк не так глуп, как кажется. И попросил его: – Держите меня в курсе. А номера дайте нам рядом. Когда мы вылетаем в Бруней?

– Завтра вечером. Здесь мы пробудем почти два дня. И одну ночь.

– Ясно. Какие судимости были у Глашатая, ваш человек может вспомнить?

– Я могу позвонить в Москву, информационный центр МВД, – пояснил Равлюк, – но мы помним, что это были статьи за грабеж. Две судимости подряд. И ещё причинение тяжких телесных повреждений.

– Хулиган и бандит? – пробормотал я.

– Скорее грабитель и бандит, – уточнил Равлюк.

– Он так опасен?

– Три судимости, – напомнил Равлюк, – этот тип может выкинуть что угодно.

– Тогда держите его на поводке, – я повернулся и пошел к своему креслу.

Когда я сел, Юлия спросила меня:

– Что произошло? Мне кажется, ваш разговор был не очень приятным.

– С чего ты взяла?

– На тебе лица нет. Уходил ты в гораздо лучшем состоянии. Я имею в виду после турбулентности и нашей «встречи».

Честное слово, я немного покраснел. Эта женщина умеет быть откровенной. И поэтому я решил ничего от неё не скрывать.

– Я не хотел говорить. Но если ты настаиваешь… Ты знала, что у твоего бывшего знакомого были криминальные связи?

– У Гоги? – спокойно уточнила Юлия. – Конечно, знала. По-моему, все бандиты Москвы ходили у него в приятелях. Там иногда появлялись такие рожи, что можно было просто испугаться.

– Среди его знакомых был такой Карен по кличке Глашатай?

– Конечно. Это его «шестерка», как они называют своих подручных. По-моему, Карен выполнял для Гоги самую неприятную работу. Но подробностей я никогда не уточняла. А почему ты спрашиваешь?

– Он в самолете…

– Что? – встрепенулась Юлия.

– Он летит вместе с нами в Куала-Лумпур.

– Не может быть, – я впервые видел её в таком растерянном состоянии, – как это летит вместе с нами? С чего ты взял?

– Один из помощников Равлюка его узнал. Карен находится в этом самолете.

– Значит, он следит за мной, – твердо решила Юлия, – я так и думала. Гога не производит впечатление человека, которого легко бросить.

– А ты его бросила?

– Во всяком случае, мы расстались по моей инициативе. И теперь он решил послать этого типа. Где он находится? Я пойду и поговорю с ним. Что они себе позволяют?

Она была действительно смелой женщиной.

– Не нужно никуда ходить, – сказал я ей, – за ним будут следить, и мы сумеем уточнить, что именно им нужно.

– Я тебе скажу, что им нужно, – нервно ответила Юлия, – им нужно, чтобы я сидела дома, рвала на себе волосы от тоски и ждала своего кавказского «мачо». Только тогда они оставят меня в покое. Я ожидала подобного от Гоги. Он человек, который ни перед чем не останавливается. Ты, наверно, немного удивлялся моему поведению. Я никогда так себя не вела. Вчера ночью позволила себе так расслабиться. Впервые в жизни. И сегодня в самолете. Мне просто хотелось делать всё, о чем я раньше мечтала. Не чувствуя незримое присутствие моего бывшего «рыцаря». А он, оказывается, решил устроить за мной охоту. Ничего, вернемся в Москву, я ему всё выскажу. А может, это вообще не Карен, нужно ещё проверить. Я спущусь вниз и посмотрю, – она даже попыталась подняться.

– Не стоит. Среди помощников Равлюка почти все – его бывшие коллеги. Они даже знают, что у этого Карена было три судимости. И среди таких типов ты вынуждена была находиться.

Это начал сказываться выпитый коньяк и моё раздражение после сообщения Равлюка. Забавное путешествие превращалось в опасную авантюру. И зачем мне нужно было связываться с таким мафиози, как Гога? Даже ради нескольких встреч с Юлией. Она, конечно, мне очень нравилась, но ради подобного увлечения стоило ли рисковать жизнью? И поэтому я раздраженно сказал про Карена. Но она не осталась в долгу.

– Насколько я слышала, ты тоже не ангел, – немного обиженно заявила Юлия, – я читала, что у тебя тоже были сложности с законом.

Напрасно она это сказала. В тот момент я понял, что между нами никогда и ничего не будет. Даже если все оставшееся время мы проведем в объятиях друг друга. Брать в жены или в постоянные спутницы женщину, которая может в лицо сказать вам всё, что она думает, значит постоянно жить в неприятном ожидании ссор. Но я сам был отчасти не прав. И пока она не моя жена, а всего лишь спутница в этом путешествии, я могу позволить себе быть благородным.

– В девяностые годы они были у всех, кто хотел заработать, – примирительно сказал я, – но меня не обвиняли в грабежах и насилии. В общем, не нужно никуда спускаться. Это как раз тот тип, о котором мы говорим.

Она сразу поняла, что погорячилась. Гога мог отреагировать совсем иначе. Она легко дотронулась до моей руки.

– Извини, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть. Только этот Карен никогда не был из моего окружения. Он был всего лишь одним из тех, кто прислуживал моему знакомому. Это разные вещи. В круг моих знакомых входили совсем другие люди.

Я не ответил. Пусть думает, что я обиделся. И спорить мне тоже не хотелось. Если из-за этой поездки у меня будут неприятности, то зачем мне такие приключения? Чтобы за сто двадцать пять тысяч долларов найти женщину, из-за которой мне будут досаждать бандиты?

Наш самолет начал плавную посадку. В столице Малайзии было тоже достаточно жарко, но меня все это уже не интересовало. Мне больше не хотелось ни о чем думать. Я молчал всю дорогу, пока мы ехали в отель, и видел, какие взгляды бросала на меня моя спутница. Но мне ужасно хотелось спать, сказывалось напряжение последних часов и выпитый коньяк. Должен сказать, что в Азии есть несколько городов, которые с полным основанием можно назвать мегаполисами будущего. Таков восхитительный Шанхай, таков невероятный Сингапур, таков насыщенный Гонконг и, конечно, таковым можно считать великолепный Куала-Лумпур. Нужно побывать в этом городе, чтобы увидеть его башни, небоскребы, площади и улицы. Нас повезли в один из лучших отелей в стране – «Шератон Империал», находящийся на улице Султана Исмаила, в самом центре города. Такое ощущение, что вы попадаете во дворец малайзийского султана, где уже в холле вас встречает роскошная обстановка с мраморными полами и стенами, обитыми красным темным деревом. Единственное неудобство – это расстояние между аэропортом и отелем, больше семидесяти пяти километров, что довольно долго даже для поездки в наших роскошных лимузинах.

Нам были заказаны клубные номера. Всем шестерым. И я сразу поднялся в свой номер. Единственное, на что меня хватило – это раздеться и сразу заснуть. Мобильный телефон остался у меня в кармане брюк, а телефон, стоявший на тумбочке рядом с кроватью, я просто отключил, выдернув шнур из розетки. И хотя я потом слышал, как несколько раз звонил этот телефон, ведь параллельные аппараты были и на письменном столе, и в туалете, но я уже спал. И у меня не было желания поднимать трубку.

Вечером мы должны были встретиться за ужином. И ещё я знал, что за час до ужина нас должен навестить местный врач, который сделает всем путешественникам уколы. Об этом мы заранее договорились. И поэтому в столице Малайзии мы должны были провести почти два дня, чтобы завтра днем врач мог нас ещё раз осмотреть и убедиться, что мы можем продолжать наше путешествие. Но я не стал заранее предупреждать госпожу Ивченко. Пусть визит врача будет для неё своеобразным сюрпризом. Я проснулся в шестом часу. Сильно болела голова. Это меня даже удивило. Ведь коньяк был очень хорошим. В первом классе не дают плохой коньяк. Но голова все равно болела. Я подумал, что нужно попросить какое-нибудь лекарство, аспирин. Поднялся и прошел в ванную комнату. Принял душ. Опять позвонил телефон. Я взял трубку. Это была Юлия.

– Я звонила весь день, но ты, очевидно, спал, – сказала она. – Ты, наверно, все-таки обиделся на мои слова. Но я ничего плохого не имела в виду.

Интересно, что в поездках один час сходит за один день. Было полное ощущение, что мы знакомы уже несколько недель или месяцев, хотя всё началось только вчера утром. Мы уже успели познакомиться, сойтись друг с другом, переспать, пережить визит нашего друга, устроить себе романтическую встречу на небесах и даже легкую размолвку.

– Я просто много выпил и устал, – пробормотал я, – и поэтому не отвечал на звонки.

– В таком случае, когда мы встречаемся? – Она все-таки поняла, что нельзя было так срываться. Может, при Гоге она вела себя несколько иначе? Ужасно хотелось задать ей этот вопрос. Но я сдержался.

– В восемь вечера. Наверно, в ресторане будет ужин, – я посмотрел на часы. И опять ничего не сказал про врача. В конце концов, я не её папа и не её опекун. Пусть об этом заботится Равлюк.

– Тогда увидимся, – она попрощалась и положила трубку.

Я начал уставать от подобного внимания. К холостой жизни быстро привыкаешь. А когда у тебя много денег и ты можешь находить себе женщин для любой из твоих потребностей, ты не чувствуешь себя одиноким. Я имею в виду кухарку, горничную, любовницу, психолога, в общем, каждую ипостась жены, которая вынуждена выполнять все эти функции.

Опять позвонил телефон. Я чуть не выругался. Я уже принял её извинения, и меня раздражает её попытка устроить наши отношения. Я подождал, пока телефон прозвонит раз пять, и только потом снял трубку и очень недовольно спросил:

– Что-нибудь ещё? Я же сказал, что всё в порядке.

– Не совсем, – услышал я голос Равлюка, – мы за ним проследили. Глашатай взял номер в соседнем отеле, в «Хилтоне», который находится недалеко от нас. Там ему был заказан номер. Но он уже приходил в наш отель, узнавал в каком номере проживает госпожа Ивченко. Он прилетел сюда, чтобы за ней следить. Теперь в этом не осталось никаких сомнений.

– Понятно. Вы кому-нибудь об этом сказали?

– Нет, – чуть помедлив, ответил Равлюк, и я понял, что он уже все рассказал Феликсу, а возможно, и Леонтию Яковлевичу. Представляю, что они обо мне думают.

– И всё?

– Нет, не всё. Он звонил по своему мобильному телефону в Москву, и один из моих людей услышал, что именно он говорил.

Я молчал. Я чувствовал, что именно он скажет.

– Он позвонил своему шефу, – продолжал Равлюк, – и разговаривал с ним минут пять. Он сообщил, в каком номере находится госпожа Ивченко. Добавил, что она остаётся одна. И пообещал встретить своего шефа завтра утром в аэропорту. Алло, вы меня слышите? Завтра утром Гога Тбилисский прилетает в Куала-Лумпур. Я позвонил, чтобы получить от вас указания. Что нам делать?

– Радоваться жизни, – зло прокричал я, бросив трубку.

Кажется, мой флирт закончился. Ну почему единственная женщина в большом городе, мне понравившаяся, оказалась знакомой бандита, который никак не хотел её отпускать. Я встал под душ и закрыл глаза. Он прилетит сюда и прибьет её. А потом возьмется за меня. Какая прекрасная перспектива. Интересно, где наше оружие? Или его уже отправили на Калимантан? Нужно попросить Равлюка достать мне какую-нибудь ружье, чтобы я мог себя защитить. Интересно, как эти бандиты проносят своё оружие, если сейчас даже жидкости в больших ёмкостях нельзя проносить. Но у бандитов везде свои связи и свои люди.

Нужно было взять с собой какую-нибудь длинноногую девицу из обычного эскорт-агентства, которое предоставляет подобные услуги. Такие красавицы бывают очень сексуальными, все умеющими, ничего не замечающими и самое главное – отличаются полным отсутствием мозговой деятельности, что ценится их нанимателями гораздо больше, чем все остальные достоинства.

Я вылез из ванны, вытираясь большим банным полотенцем. Может, мне лучше плюнуть на всё и уехать, не дожидаясь, пока сюда прилетит этот бандит? Или рассказать обо всем друзьям, попросив помощи? Нас четверо, и у Равлюка несколько помощников. Может, мы сами справимся с этим типом и где-нибудь его закопаем? Какие ужасные мысли приходят в голову. Нужно поговорить и с Юлией. Подготовить её к этой встрече, чтобы она не наговорила ему разных гадостей. И вообще, нам нужно будет придумать какой-нибудь план.

Глава 8

Я ещё размышлял о том, как мне поступить, когда в дверь позвонили. Я накинул халат и пошел открывать. В коридоре находился Равлюк, один из его помощников и двое незнакомых мне людей. Мужчина и женщина. Она была явно из местных, а вот мужчина не был похож на азиата. Признаюсь, я даже немного заколебался, прежде чем открывать им дверь. Равлюк был не моим руководителем службы безопасности. Он подчинялся Феликсу, а после вчерашнего вечера я мог ожидать от своего приятеля любой пакости. Но я всё-таки открыл дверь.

– Добрый вечер, – начал по-русски Равлюк, – мы привели к вам врача. Он пришел сделать нам уколы. Он уже сделал уколы господину Дебольскому и господину Андреади. Если вы не возражаете…

Я посторонился. У женщины в руках был небольшой чемоданчик. Я понял, что она была ассистенткой врача. Он начал надевать прозрачные перчатки. Женщина открыла чемоданчик и достала ампулу.

– Куда будут делать укол? – поинтересовался я у врача. Тот молчал. А Равлюк и его помощник остались в коридоре, деликатно решив не входить в номер.

– Вы иностранец? – спросил я врача по-английски.

– Да, – кивнул врач, – я англичанин. Томас Картер. Вы можете лечь и раздеться.

– Куда вы будете делать укол? В спину?

Он показал на мою филейную часть.

– У вас нет аллергии на уколы? – спросил он. – Или на какое-нибудь лекарство? Может, нам стоит сначала проверить?

– Конечно, нет, – ответил я, – можете не проверять. У меня все в порядке.

Он кивнул своей ассистентке. Она протянула ему шприц. Я лег на постель, снял трусы. Врач сделал укол. Я даже не успел ничего почувствовать. Быстрый укол, мне ввели жидкость.

– Постарайтесь несколько часов не употреблять алкоголь, – посоветовал врач, – и учтите, что у вас может быть своеобразная реакция, например жар или повышение температуры. Завтра мы вас навестим. Примерно в три часа дня. До свидания.

– Подождите, – я поднялся, – спасибо за укол. Я пойду с вами. В соседнем номере находится наша дама, которой тоже нужно сделать укол.

– Я знаю, – кивнул врач, – мы как раз идем к ней.

Я заколебался. С одной стороны, нужно сохранять некую дистанцию, а с другой, нельзя так по-свински поступать. Я ведь не предупреждал мою спутницу, что ей будут делать этот укол. Поэтому я накинул халат и вышел вместе с врачом и его ассистенткой в коридор. Номер, который занимала Юлия Ивченко, находился чуть дальше по коридору. Равлюк и его помощник молча последовали за нами. Я позвонил в номер Юлии. Никто не ответил. Я прислушался. Потом позвонил снова. Обернулся к Равлюку.

– Может, этот Глашатай просто вас разыграл? – гневно спросил я. – Сделал вид, что вызывает сюда своего шефа, а сам оторвался от ваших наблюдателей и пришел сюда.

– Нет, – нахмурился Равлюк, – он ушел в свою гостиницу. Я сам все проверил. Вы должны принять какое-то решение. Может, вам лучше уехать?

– Посмотрим, – в этот момент я даже не придал значения его совету.

Я позвонил в третий раз. Врач и его ассистентка уже начали переглядываться. В номере явно никого не было. Я уже подумал, что нужно позвонить в службу безопасности отеля, когда услышал мелодию открывающейся кабины лифта за спиной. В кабине все время играла какая-то легкая музыка. Из кабины вышла Юлия. Она была в светлой юбке и темно-синей майке. Я невольно подумал, что ей можно дать не больше тридцати, так хорошо она выглядела. К тому же у неё были уложены и пострижены волосы. Очевидно, она спускалась вниз в парикмахерскую, чтобы выглядеть достаточно эффектно к нашему совместному ужину. Я должен был сразу понять, куда могла пойти женщина.

– Что случилось? – довольно спокойным тоном поинтересовалась Юлия. Она смотрела на нас четверых, ничего не понимая.

– Это врачи, – показал я на своих спутников, – они пришли сюда, чтобы сделать укол.

– Мне не нужны врачи, – честное слово, на её месте я вел бы себя совсем иначе.

– Извините, – я не хотел при Равлюке и его помощнике обращаться к ней на «ты», – но эти врачи пришли сюда специально для того, чтобы сделать нам нужные уколы. Иначе мы не сможем путешествовать.

– А вы считаете, что мне нужно принимать участие в этой поездке? – она поняла мой замысел и тоже обращалась ко мне на «вы».

Для меня наступил момент истины. Равлюк с явным интересом слушал, что именно я скажу.

– Да, – твердо ответил я, – надеюсь, что мы отправимся на Калимантан вместе.

Уже не раздумывая, она достала карточку-ключ и открыла дверь. Вошла первой и кивнула нам:

– Входите.

Мы вошли втроем. Я, врач и его ассистентка. Равлюк и его помощник снова остались в коридоре, деликатно прикрыв дверь.

– Что я должна делать? – спросила Юлия уже по-английски, обращаясь к врачу. Её английский был безупречен. Сказывалось её руководство журналом.

– Раздеться и лечь на кровать, – объяснил врач, – мы должны сделать вам укол. У вас есть аллергия на какие-нибудь лекарства? Нам нужно проверить?

– Не нужно. У меня все в порядке.

– Если вы будете переодеваться, мы можем выйти, – предложил врач.

– Не стоит, – она решительно подошла к своей кровати, сняла юбку. На ней были очень узкие трусики, какие обычно носят молодые девушки. Такие нормальные, едва заметные стринги. Она абсолютно не стеснялась. Ни меня, ни врача. В общем, она вела себя нормально. Как можно стесняться человека, с которым ты спала вчера ночью, или врача, который должен сделать тебе укол. Но меня позабавила такая откровенность. Она была достаточно смелым человеком. И просто легла на кровать, уткнувшись лицом в подушку, даже не снимая свои стринги. Хотя зачем их снимать. Просто узкая полоска, которая никому не мешает. Честное слово, я не всегда понимаю, чем отличается голая женщина на пляже от женщины в таких узких трусиках. Что она закрывает? Полоску, которая всё равно не видна. Я не ханжа, мне нравятся красивые филейные части молодых женщин, но нудистки хотя бы не притворяются. Может, поэтому в Германии они купаются голые и не обращают внимания друг на друга.

Врач улыбнулся, как будто мог прочесть мои мысли. Он надел одноразовые перчатки, взял шприц у своей ассистентки и сделал укол. Быстро, аккуратно, четко. Она даже не дернулась. Они собрали свой чемоданчик, пояснили ей, что может подняться температура и не нужно сегодня ночью злоупотреблять спиртным. А затем вышли из номера. Она осталась лежать на кровати. Повернулась ко мне. Я ещё подумал, какая безупречная линия ног. Мне было трудно не смотреть на неё. Она стащила с себя майку, бросив её на стул. И спросила меня:

– Ты все-таки обиделся?

– Нет. Но у меня плохие новости, – сложно разговаривать, когда перед тобой почти голая женщина, к телу которой ты испытываешь вожделение. И, кажется, немного влюблен.

– Какие новости?

– Этот Карен приехал за нами в отель и узнал, в каком номере ты живешь. Завтра утром сюда собирается прилететь твой бывший знакомый.

– Гога? – не поверила она, привставая и усаживаясь на кровати.

Я кивнул головой.

– Какой мерзавец, – почему-то улыбнулась она, – он не хочет оставить меня в покое.

– Не смешно, – сказал я, – он прилетит сюда, чтобы уговорить тебя вернуться обратно.

– Ты думаешь, меня можно уговорить? – вскинула она голову.

– Не знаю. Я вообще не понимаю, зачем нужны подобные детективные истории. Сначала этот преследователь, завтрашний приезд твоего бывшего знакомого. Какая-то глупая и никому не нужная мелодрама.

– Я ему позвоню, – решила Юлия, – чтобы он не смел сюда приезжать.

– Позвони, – согласился я, – прямо сейчас. Иначе он действительно может прилететь, устроить скандал и ещё привести сюда парочку своих «шестерок», которые устроят нам ненужные сцены ревности.

– Ничего они не устроят, – нахмурилась Юлия, – я сейчас ему позвоню.

Она достала свой мобильный телефон, быстро набрала номер. Долго ждала, но телефон не соединялся. Она снова набрала номер. Неужели он успел вылететь? Не может быть. Неужели мы опоздали? Она набрала другой номер. И удовлетворенно кивнула мне. Кажется, дозвонилась. На другом конце ответили.

– Здравствуй, Гога, – отрывисто сказала Юлия, – спасибо. У меня все в порядке. Нет, я сейчас не в Москве. Я думаю, ты знаешь, где я сейчас нахожусь. Нет, мне кажется, что знаешь. Мы летели сюда из Эмиратов, и в самолете я увидела твоего Карена. Да, да, того самого Карена, который случайно полетел с нами в Малайзию. Тебе не кажется, что это уже слишком? Ты не можешь оставить меня в покое? Мне казалось, что мы обо всем уже несколько раз говорили.

Она замолчала. Он говорил довольно долго. И затем она его гневно перебила:

– Мне не нужны твои соглядатаи. Не нужны. Избавь меня от них. И не нужно тебе самому приезжать. Нет. Нет. Я всё знаю. Не нужно мне лгать. Я тебя понимаю, но так нельзя. Я вырвалась впервые за несколько месяцев и полетела вместе со своей подругой Аллой, которую ты знаешь. Здесь все порядочные и понимающие люди. Не нужно. Убери своего человека. Не обещай. Я всё знаю. И тебе не нужно сюда приезжать. Хорошо. Я позвоню, когда прилечу, и мы все обсудим ещё раз. Хорошо. Я всё поняла. До свидания.

Она убрала телефон. Посмотрела на меня.

– Ничего не понимаю, – тихо произнесла Юлия. – Он действительно отправил за мной своего человека. Но он уверяет, что этот тип должен был всего лишь присматривать за мной и помогать мне в случае необходимости. А он сам не собирается сюда лететь. Завтра днем он летит в Канаду. У него важная деловая встреча. Кто тебе сказал, что он должен прилететь сюда?

Теперь настала моя очередь изумляться. Я даже присел в кресло. Но ведь всё совпало. Этот Карен в нашем самолете, его появление в отеле. Или… Или Равлюк был не совсем откровенен. Но тогда выходит, что он нарочно выдал мне эту информацию. Я сжал кулаки. Или Гога просто врет и завтра появится в нашем отеле. Нужно быть готовым к любому повороту.

– Он не прилетит, – словно услышав мои мысли, сказала Юлия, – я его знаю. Слишком гордый и слишком самовлюбленный, чтобы лететь туда, где его не ждут. Он не прилетит.

– Надеюсь, – пробормотал я. – Встретимся через час внизу в ресторане.

– Там пять ресторанов, – заметила она.

– «Вилла „Даниэлли“ – итальянский ресторан. У нас там состоится ужин. Не опаздывай.

Я заставил себя подняться. Нужно было суметь оторваться от созерцания её тела. Похоже, она знает, что выглядит совсем неплохо в такой одежде. И вообще может производить впечатление на мужчин. Воспоминания о вчерашней ночи были ещё свежи в памяти. Учитывая, что сегодня мы не будем пить… Если я приму левитру, то смогу повторить «подвиги» вчерашней ночи. При одном воспоминании об этом мне стало так хорошо, что я готов был остаться. Но сейчас нужно уйти.

– До свидания, – я просто заставил себя повернуться и пойти к двери.

Я вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Если это авантюра Равлюка, то я его удавлю. А если нет? Если все несколько иначе? Такое тоже может быть. Я вспомнил, что именно сказал мне Равлюк перед её появлением. Он сказал… Он сказал, что мне нужно принять решение. И, кажется, он посоветовал мне уехать. Всё начинало вставать на свои места. Я почувствовал легкий озноб. Или это начало сказываться действие лекарства? Господи, как я мог об этом забыть. Ведь мне только сейчас сделали укол. Возможно, сегодня ночью мне нельзя принимать другое лекарство. Как обидно и глупо. И Юлия ничего не поймет. Я же не могу рассказать ей, что принимал вчера лекарство, чтобы соответствовать её идеалу пылкого влюбленного. А сегодня? Я подходил к своему номеру в гораздо более плохом настроении. Нужно придумать какую-нибудь отговорку. Но как мне было обидно. Или позвонить врачу, чтобы узнать у него, как может сочетаться его укол с моим препаратом? Пусть этот Равлюк хотя бы даст мне номер телефона врача. Хотя у меня к нему есть и другие вопросы, но это можно уточнить позже.

Я достал свой телефон, набрал номер мобильника Равлюка, который был у каждого из нас. Он мне сразу ответил.

– Я вас слушаю, – было такое ощущение, что он ждал именно моего звонка.

– Где вы находитесь?

– У номера госпожи Виноградовой. Она уверяет, что ей нельзя делать укол, у неё может быть аллергическая реакция. Врач сейчас пытается проверить, но она вообще не хочет ничего разрешать. Мы стоим в коридоре, а господин Тохов в номере пытается её уговорить.

– Только этого нам не хватало, – в сердцах произнес я, – пусть не едет, если не хочет.

– Что вы сказали?

– Ничего. Ничего я не сказал. Постучите в их номер, и пусть врач возьмет ваш телефон. Мне нужно получить у него информацию.

– Какую информацию? – этот Равлюк явно туго соображает.

– Насчет совместимости лекарств, – пояснил я ему.

Он позвонил в номер Виноградовой, позвал врача. Я ещё услышал недовольный голос Ибрагима. Наконец мистер Картер взял телефон.

– Извините, что я вас беспокою, – сказал я врачу, – мне нужно уточнить у вас один вопрос. Я забыл сказать вам, что иногда принимаю левитру. Можно ли совместить ваш препарат с моим?

– Как вы сказали? – он был хороший врач и не стал вслух произносить название моего препарата.

– Левитра.

– Для мужской потенции? – тихо переспросил Картер.

– Да. Мне эта штука очень помогает.

– Я все понимаю. Нет никаких противопоказаний. У нас разные задачи. И действие моего укола скажется только завтра днем. А ваша левитра будет действовать уже сегодня. Можете принимать.

– Спасибо.

Он передал телефон Равлюку. Первую проблему я решил, теперь нужно было уточнить вторую. Я уже начал догадываться, что именно здесь происходит.

– Я хочу с вами посоветоваться, Григорий Георгиевич, – сказал я, – что мне делать? Если завтра приедет этот бандит. Я совсем не хочу с ним встречаться.

– Не беспокойтесь, – сразу ответил Равлюк, словно ждал моего вопроса, – мы завтра утром отправим вас на Калимантан. И даже не в Бруней, а в Самаринду, где вы нас будете ждать.

– И куда вы приедете через три дня, – удовлетворенно сказал я.

– Верно, – ответил этот тип. Ну почему он считал, что может меня обмануть. Почему он считал себя умнее меня. Даже обидно.

– Я должен подумать над вашим предложением, – медленно сказал я. Теперь я был уверен, что весь этот план был придуман для того, чтобы удалить меня из группы на три дня. И придумал его не Гога и, конечно, не Равлюк, мышления которого не хватило бы на подобную интригу. Нет, такой план мог придумать только один человек – мой «закадычный» друг Феликс Андреади. И вы знаете, в этот момент я даже испугался. Если бы это был Ибрагим или Леонтий Яковлевич, я бы не был так напуган. Даже если Гога действительно должен был прилететь в Куала-Лумпур, это было не так страшно. В конце концов, я всегда могу отсюда улететь. Но если это Феликс… Возможно, он действовал в силу тех причин, о которых я не хотел даже думать. Возможно, он знал гораздо больше, чем я мог предполагать.

– Я подумаю, – снова сказал я Равлюку и отключил телефон.

Убрав аппарат, я пошел одеваться. Честное слово, у меня поднялась температура. Всегда обидно узнать, что твой хороший знакомый не просто прохвост, но ещё и законченный подонок. Как он использовал эту ситуацию с Гогой, чтобы напугать меня его визитом и заставить уехать. Какая изощренная фантазия. Ему не могло даже прийти в голову, что я могу рассказать обо всем Юлии, а она позвонит самому Гоге. Я бы и не решился ей об этом говорить. Но когда она спокойно сняла юбку и разрешила сделать себе этот укол, я понял, что смутить такую женщину почти невозможно. И решил рассказать ей обо всем. Ну, Феликс, теперь держись. Я не знаю, что тебе известно. Но знаю, что именно я сделаю. И даже если тебе известно всё, то и тогда ты поступаешь не лучшим образом. Или, точнее сказать, ты поступаешь со мной почти так же, как поступил я с тобой в прошлом году. Но об этом лучше не вспоминать.

Глава 9

Нужно было видеть лицо метрдотеля итальянского ресторана, когда мы все шестеро отказались от алкоголя. Ибрагиму удалось убедить свою нервную подругу в необходимости этого укола. И мы дружно отказались от спиртного, когда нам принесли карты вин. Сомелье изумился не меньше метрдотеля. Он вообще не понимал, что происходит. Кроме Ибрагима, никто из нас не был похож на мусульманина, но наш дружный отказ вывел его из равновесия. Мы поужинали в несколько гнетущей обстановке. Феликс пытался шутить, но нам почему-то было не до смеха. Возможно, сказывался сложный перелет или действие лекарства. Нас тянуло в сон. После ужина мы почти не общались. Каждый поднялся в свой номер. Алла уже спала в кабине лифта, и Ибрагиму пришлось её даже поддерживать. Юлия держалась гораздо более стойко. Но когда мы оказались в коридоре, я понял, что самое лучшее для меня сейчас пойти спать. Я проводил её до дверей и пожелал спокойной ночи. Она обернулась. Честное слово, эта женщина меня просто поражала. У неё были такие зеленые глаза.

– Ты не хочешь остаться? – спокойно спросила она, словно мы были знакомы уже много лет.

– Не знаю, – ответил я, – у меня немного кружится голова. И хотя я днем поспал, но мне лучше отдохнуть у себя. По-моему, сказывается действие лекарства.

– Как хочешь, – она была слишком гордой, чтобы меня упрашивать. И вообще слишком самостоятельной, слишком сложной, слишком непредсказуемой. Очень много этого «слишком». Мужчине нужна тихая гавань для семейного отдыха, а жизнь с такой особой тихого пристанища явно не обещала. Такие женщины безумно нравятся, с ними очень интересно, но жить с ними долго почти невозможно. А жениться на них просто глупо. Подобные женщины – идеальные любовницы и прекрасные друзья, но неважные супруги. Они органично смотрятся в любом салоне, на любом приёме, в любой компании дипломатов или коронованных особ. Но их невозможно представить на кухне, ухаживающей за вами, сидящей у вашей постели. А мужчинам иногда хочется быть маленькими детьми. И я даже порадовался, что мне сделали укол. Есть некая отговорка, чтобы остаться в своём номере.

– Спокойной ночи, – пожелала мне с некоторым сарказмом Юлия. По-моему, она поняла, что я просто устал и повторять «на бис» вчерашние ночные подвиги буду не в состоянии. Я сделал вид, что не заметил её сарказма. Повернулся и отправился спать. Но как только я вошел в номер, раздался телефонный звонок. Это был всё тот же Равлюк.

– Вы уже решили? – озабоченным голосом спросил этот тип. – Я взял вам билет на утро. Полетите с пересадками через Джакарту. Мы даже договорились, чтобы вас там посмотрел местный врач. Если будут какие-нибудь осложнения после укола.

Это был уже перебор. Даже если бы я был абсолютным идиотом, я бы должен был заподозрить неладное. Откуда такая забота о моей персоне? И почему он так настойчиво пытается меня отсюда удалить? Но Равлюк был не аналитиком ФСБ, а хорошим оперативником в московской милиции. И поэтому он невольно подсказал мне вариант ответа.

– У меня кружится голова, – сказал я почти правду, – и меня немного подташнивает. Боюсь, что утреннего перелета я просто не выдержу. Мне очень плохо. Возможно, даже придется завтра вечером остаться в Куала-Лумпуре. Поэтому утром я никуда не полечу…

– Но если прилетит Гога…

– Это его право. Пусть разбирается со своей бывшей возлюбленной. А вы, Григорий Георгиевич, должны нас защищать. И потом, какое отношение имеет его приезд ко мне? Я вообще не понимаю, что происходит. Сегодня я ночую в своём номере и не собираюсь никуда уходить.

– Но…

– Спокойной ночи, – я положил трубку. Всё, что нужно, я уже сказал. И он обязательно передаст наш разговор Феликсу. А может, тот вообще стоит рядом с ним, и Равлюк звонил мне из его номера. Такое вполне возможно. Теперь я сообщил им, что никуда не уеду. Намекнул, что могу завтра остаться, чтобы им было спокойнее. Почти честно сказал, что у меня болит голова, и сообщил им, что буду ночевать один. Я обязательно выйду в коридор, чтобы гнида Феликс не воспользовался сегодняшней ночью. И хотя ему тоже сделали укол, но он намного моложе меня. К тому же у него такая супруга, которая может разбудить и мертвого. Поэтому он у нас такой живчик. Я положил в карман левитру на всякий случай, опрыскал себя одеколоном и вышел в коридор.

Захватив из своего номера табличку «Do Not Disturb», что в переводе означало «не беспокоить», я прошел к номеру Юлии. И повесил табличку на её дверь. Если Феликс даже подойдет сюда, у него хватит ума понять, что сегодня ночью лучше не стучать. Хотя, кто знает. Но твердой гарантии у меня все равно нет.

Я вернулся в свой номер, раздеваясь на ходу. И все-таки какой гад этот Феликс. Увидев этого соглядатая, придумал план, как меня отсюда удалить. Рассчитывал на мой естественный испуг перед бандитом. Я ведь действительно не люблю всех этих разборок и выяснения отношений. Деньги любят тишину. Мои, во всяком случае, деньги. Это его деньги нуждаются в рекламе, в разных громких пиар-акциях, в ажиотаже. Каждому своё. Вот он и действует так, как привык действовать в бизнесе.

Нужно сказать, что я довольно быстро заснул. И мне снились не Гога и не Юлия, а этот злосчастный самолет, который все время трясло. Настоящий кошмарный сон. Утром я проснулся в седьмом часу, весь в поту. Пришлось даже поменять подушку. Потом я долго ворочался, но не мог заснуть. И наконец отправился в ванную комнату. Наверно сказался и наш тяжелый рейс, и потрясение от предательства Феликса. Хотя если подумать, какое такое большое предательство. Просто мой друг решил пошутить и воспользоваться моментом, чтобы отнять у меня красивую женщину. К тому же ему было приятно сознавать, что он наколет меня на такую сумму. Я ведь заплатил за её поездку и, по нашим понятиям, имел право на взаимные чувства. А он хотел меня удалить и бесплатно воспользоваться ситуацией. В общем, если подумать, ничего страшного. Обычный бизнес. И немного эротики.

Я вышел в коридор. Прошел к номеру Юлии. Моя табличка висела на месте. Я её снял. Прислушался. В её номере было тихо. Даже если Феликс появился здесь сегодня ночью, то и тогда он не стал бы стучать. Я его хорошо знаю. Он осторожный и скользкий тип.

Вернувшись в свой номер, я заказал завтрак. Не хотелось спускаться вниз. Уже после того, как я позавтракал, мне неожиданно пришла в голову оригинальная идея. Я спустился вниз, попросил у портье небольшой магнитофон или диктофон. Через пять минут мне его выдали. Я забрал магнитофон, уточнил, где находится «Хилтон», и отправился туда.

Несмотря на раннее утро, в городе было довольно много людей. Все спешили на работу. Я прошел к «Хилтону». Хорошо, что оба отеля находились недалеко друг от друга. Вошел в холл и сообразил, что не помню фамилию этого Карена. Я сел в кресло, пытаясь вспомнить. Ведь Равлюк сообщал мне его фамилию. Я помнил только кличку Глашатай. Но не могу я говорить эту кличку вместо фамилии. Меня отсюда просто выгонят. Или позвонить Юлии, чтобы она сказала мне фамилию? Нет, это невозможно. Она сразу догадается, что я пришел навестить этого типа. Как его фамилия? Я пытался вспомнить минут десять. И не вспомнил. Поэтому решил действовать иначе. Я подошел к стойке портье.

– Доброе утро, – сказал я миловидной молодой женщине, стоявшей за стойкой. – Дело в том, что я живу рядом с вами, в отеле «Шератон». Вот моя карточка. А мой знакомый вчера прилетел вместе со мной из Эмиратов и поселился в вашем отеле. Мы договорились утром встретиться, но он мне не перезвонил. Может, вы скажете, в каком он номере? Его зовут Карен, он гражданин России.

– У нас их трое, – улыбнулась портье. Моя карточка произвела на неё впечатление. Всякая шантрапа не останавливается ни в «Шератоне», ни в «Хилтоне». Она посмотрела по компьютеру. – Как его фамилия? – улыбнувшись, спросила она.

Я похолодел от волнения. Всё-таки спросила. Портье подняла на меня глаза. Моя попытка оказалась неудачной. Я думал, она сразу найдет этого Глашатая.

– Как его фамилия? – переспросила она.

– Карен, – и в этот момент в моём мозгу словно щелкнуло. У меня иногда так бывает. В нужный момент я пытаюсь сконцентрироваться и вспоминаю какие-то детали, оставшиеся в подсознании. – Карен… – повторил я. И вспомнил фамилию: Погосов.

Она просмотрела списки. И утвердительно кивнула.

– Да, он вчера приехал. Мистер Погосов. Он живет в шестьсот четвертом номере. Если хотите, мы ему позвоним.

– Нет. Он, возможно, отдыхает. Я лучше подожду в холле.

Я прошел в холл, чтобы устроиться в кресле. Портье кивнула мне и отошла заниматься своим делами. Через несколько минут она уже забыла обо мне. У неё хватало дел и без меня. Я поднялся, прошел к лифту. Поднялся на шестой этаж. Нашел нужный мне номер. Осторожно постучал. Прислушался. На часах было уже около восьми. Я постучал ещё раз. Через некоторое время послышались чьи-то шаги, и дверь открыл невысокий полноватый мужчина в одном нижнем белье. У него были редкие растрепанные волосы, крупный нос, сонные глаза и одутловатое лицо. Он недоуменно смотрел на меня.

– Что вам нужно? – спросил Карен. – Кто вы?.. – Неожиданно он меня узнал. Сделал шаг назад, явно испугавшись. Он ведь следил не только за Юлией. Он должен был следить и за мужчинами, которые находились в нашей группе. Гога послал его следить за нравственностью своей бывшей пассии. И узнать, с кем именно она может встречаться. Возможно, Карен понимал, что если она дважды «случайно» оказывается на одном этаже со мной, то это не так просто.

– Что вам нужно? – забормотал он, явно испугавшись.

Я вошел в номер и закрыл за собой дверь. У этого бандита явно нет оружия, а физически он выглядит гораздо слабее меня. И хотя я тоже мужчина не очень высокого роста и спортивных кондиций, тем не менее, я смогу с ним справиться, если понадобится.

– Я Роман Лампадов, – мне было приятно назвать своё имя. – Вчера я узнал, что вы, господин Погосов, решили следить за нашей группой, в которую входят мои друзья. И поэтому я пришел сюда, чтобы узнать, на каком основании вы следите за нами?

– Нет… я… нет, – он не ожидал такого оборота. Можете себе представить, что он подумал. Наверно, даже решил, что я пришел заставить его замолчать навсегда. Он и не подозревал, что люди Равлюка его уже вычислили и даже узнали, где он живет.

– Зачем ты приперся за нами? – я подумал, что нужно немного на него надавить, пусть испугается ещё больше. – Кто ты такой? И учти, что врать глупо. В коридоре двое моих парней. Как только я отсюда выйду, они появятся здесь, и ты уже никогда и никому ничего не расскажешь.

Он поверил. Это свойство всех негодяев – подозревать остальных людей в порочных наклонностях. Считать, что другие тоже действуют их методами. Он знал, что у нас есть люди Равлюка. И поэтому сразу поверил.

– Что вы хотите? – В трусах и майке он выглядел жалко и смешно.

– Зачем ты сюда припёрся? – крикнул я ему, чтобы окончательно его добить.

– Он меня послал, – забормотал Карен, – я не виноват. Я ничего не сделал. Меня послали, чтобы я на всякий случай следил за госпожой Ивченко. Чтобы мог ей помочь в случае чего. Я ничего не сделал.

– А твой хозяин не собирается сюда прилетать?

– Нет. Он только просил меня быть рядом с ней.

– Ясно, – я немного успокоился. Теперь стало очевидно, что я был прав. И Гога не соврал. Юлия его действительно неплохо знает. Он не собирался сюда прилетать.

– И как ты собираешься полететь с нами в Бруней? – поинтересовался я у Карена. – Мы полетим на семьсот тридцать седьмом «Боинге». Мы выкупили все места, и там никого кроме нас не будет. Каким образом ты собирался с нами лететь?

– Я должен был лететь на Калимантан через Джакарту, – выдавил он, – мне сказали, чтобы я ждал вас там.

Интересное совпадение. И Равлюк мне тоже предложил лететь через Джакарту. Или он уже знал, что так собирается лететь Карен?

– Откуда ты знаешь, куда мы летим?

Вот здесь Карен усмехнулся. Скривил толстые губы. Он понял, что теперь мяч на его стороне.

– Мы умеем покупать информацию, – сказал он, нехорошо улыбаясь, – мы узнали, куда именно вы летите.

Спрашивать, от кого узнали, не имело смысла. Наверно от самого Равлюка или кого-то из его людей.

– Дурак, – громко сказал я, – сам не понимаешь, куда лезешь. Тебя могут раздавить как козявку, и никто об этом не узнает.

Я повернулся и вышел из номера. Теперь я всё знал. Или почти всё. Оставалось неясным, что именно может знать Феликс, мой «закадычный» друг и партнер по бизнесу. Мы ведь провели с ним много успешных финансовых операций. Я и раньше знал, что он не всегда играл по всем правилам. Правда, и я не был агнцем божьим. При любой возможности мы незаметно пытались наколоть друг друга. Или немного нагреть. Как вам больше нравится.

Таковы законы бизнеса, когда обманываешь даже самых близких людей. Ведь главная цель любого бизнесмена, любой успешной финансовой сделки – это получение максимальной прибыли. И ни о какой морали речь не идет. Они просто несовместимы, мораль и бизнес. Даже если вам будут рассказывать, что какой-то бизнесмен жертвует миллионы на благотворительность, вы все равно не верьте. Что такое получение прибыли? Из воздуха деньги никогда и ни у кого не получались. Это деньги, которые получает бизнесмен в результате эксплуатации наёмного труда, в результате искусственного завышения цен, в результате недобросовестной конкуренции, в результате обмана покупателей. И поэтому любая прибыль бизнесмена – это изначальное обирание других людей. Своих работников, своих компаньонов, своих заказчиков, своих поставщиков. А когда получаешь миллиарды, можно потратить миллионы на благотворительность.

Я возвращался в свой отель в гораздо лучшем расположении духа. В холле отеля я встретил Равлюка. Он был в подавленном настроении. Я шагнул к нему.

– Доброе утро, – радостно сказал я, – кажется, мне стало гораздо лучше. Когда мы сегодня вечером вылетаем в Бруней?

– В семь часов, – он мрачно взглянул на меня. – Вы полетите с нами?

– Обязательно, – я улыбнулся, показывая все свои зубы, и пошел к себе в номер уже не оглядываясь.

Глава 10

На завтрак почти никто не спустился. Все предпочли оставаться в своих номерах. Феликс понял, что его забавная «интрижка» не удалась. Леонтий Яковлевич плохо себя чувствовал, сказывался возраст. Ибрагим и Алла вообще не выходили из своего номера, повесив табличку, чтобы их не беспокоили. Я решил навестить Юлию. Позвонил к ней в номер.

– Как вы спали? – спросил я её, пожелав доброго утра.

– Ужасно, – призналась она, – наверно, сказывалось действие этого укола. Меня то бросало в жар, то было зябко. И все время видела наш самолет, который почему-то низко летел над водой.

– У меня был примерно такой же сон, – ответил я, – наверно, мы все вчера здорово перепугались. Вы не хотите пойти со мной в город?

– Конечно, хочу, – ответила Юлия, – я ведь говорила вам, что взяла с собой фотоаппарат и хочу сделать красивые снимки.

– Тогда встречаемся через десять минут у вашего номера, – предложил я.

Это была самая лучшая часть нашего путешествия. Куала-Лумпур действительно один из самых красивых городов в мире, а новые здания, площади, фонтаны, скверы, улицы создают просто непередаваемый ансамбль городских кварталов, сочетающих причудливое и изысканное искусство Востока со строгими линиями европейского рационализма. Одним словом – это город, сочетающий в себе Восток и Запад и являющийся неповторимой жемчужиной человеческой цивилизации.

Невероятно красивая мечеть Меджид-Джамах вполне может соперничать со стамбульской мечетью Султана Ахмеда. Многие небоскребы сделаны в форме своеобразных слоеных пирогов, но особенно поражают две высокие башни «Петронас». Их высота четыреста пятьдесят два метра, и они соединены своеобразным переходом, который является смотровой площадкой.

Знаете, что такое Куала-Лумпур? Когда нам перевели это название, мы даже не поверили. В переводе с малайского это означает «грязное речное устье». Город начинался на стыке двух рек – Клани и Гамбак. Полтора века назад китайцы нашли здесь олово и начали селиться в этих местах. А уже затем здесь обосновались англичане. В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом Малайзия стала независимой страной, но это было обычное бедное азиатское государство. Даже не бедное, а нищее. Можете не поверить, но всего лишь тридцать лет назад в Куала-Лумпуре не было ни одного небоскреба, и город был похож на тысячи своих азиатских собратьев с нищими кварталами, старыми колониальными домами и начинавшими зарастать сорняком дворцами бывших английских чиновников. Единственной достопримечательностью в столице была площадь Мэрдока, на которой проходили военные парады. Если учесть, что эта площадь была раньше площадкой для игры в крикет английских офицеров, то можно понять степень нищеты государства Малайзия.

Но в начале восьмидесятых они начали свои экономические реформы. Тогда в столице стали воздвигаться первые небоскребы, появились супермаркеты, начались иностранные инвестиции. Через несколько лет Малайзия уже поставляла бытовую электротехнику в более чем семьдесят стран мира и наращивала свой ВВП невиданными темпами. Ещё через несколько лет страна стала одним из «азиатских тигров», бурное развитие которых оказало воздействие на всю мировую экономику.

Мы вернулись в отель только к половине четвертого, когда врач уже осмотрел всех членов нашей группы и нашел их состояние удовлетворительным. Только у Аллы было небольшое покраснение, но я уже понял, что эта женщина способна вызывать неприятности на свою голову.

Врач попросил нас пройти в свои номера, чтобы он осмотрел нас. И меня снова удивила Юлия. Она и сейчас разделась так, словно делала это много раз. Честно признаюсь, что даже в немецких саунах, где все ходят голыми, мне бывает немного не по себе, а здесь в комнате были врач, медсестра и посторонний мужчина. Я имею в виду себя. Но она спокойно разделась и позволила себя осмотреть. Потом настала моя очередь. Можете не поверить, но я смущался. С трудом стягивал с себя брюки под одобрительную улыбку Юлии, с ещё большим трудом стягивал трусы, укладываясь на кровать. Врач, осмотрев меня, сказал, что всё в порядке. Они ещё были в номере, когда я натянул трусы. Когда они выходили, я уже пытался надеть брюки, но Юлия меня остановила.

– У нас есть немного времени, – спокойно сказала она, глядя на меня своими прекрасными глазами. Есть глаза, которые как будто светятся изнутри. Вот у неё были такие светло-зеленые глаза. И ещё вечная смешинка, некая ирония, которую я сразу почувствовал. Представляю, как должен был злиться Гога, когда она разговаривала с ним с этим выражением лица. Она даже в постели смотрела на вас таким взглядом, что вы начинали ещё больше заводиться.

Я только успел принять левитру, чтобы снова продемонстрировать свою силу. И хотя у нас было всего полтора часа, могу вас уверить, что мы провели это время с большой пользой для обоих. Потом был быстрый сбор, нервная спешка. Она оставила свою мочалку в ванной, я забыл два своих галстука. Но чемоданчики мы собрали и успели спуститься вниз. Феликс, как обычно, немного опоздал. Он посмотрел на нас, нахмурился и ничего не сказал. Наверно, его раздражала моя спутница. К тому же он понял, что его глупый план моего устранения провалился. Неужели он действительно полагал, что я могу сбежать, испугавшись Гоги?

Самолет нас уже ждал. Мы вылетели точно в срок. На этот раз обошлось без приключений. Хотя мы летели через Южно-Китайское море, известное своей неустойчивой погодой и ураганными ветрами. Но на этот раз мы летели нормально. Очевидно, весь запас наших «самолетных» переживаний мы потратили во время полета в Малайзию. Перелет из Куала-Лумпура в Бруней занял чуть больше двух часов. Самое поразительное, что вся северная часть Калимантана – это тоже часть Малайзии. А в ней есть ещё небольшое княжество, известное на весь мир. Это Бруней, владыка которого до недавнего времени был самым богатым человеком в мире. Он прославился тем, что у него отменный гараж на несколько сот автомобилей и он обычно оставлял чаевые в отелях в размерах от трехсот тысяч долларов. Но с развитием технологий в девяностые годы его обошли по богатству Билл Гейтс и другие, которые все увереннее занимали первые строчки в списках самых обеспеченных бизнесменов.

Если спросить обычного человека, где находится Бруней, он почти наверняка решит, что это государство в Арабских Эмиратах, ведь именно там самые большие запасы нефти. На самом деле Бруней находится в Юго-Восточной Азии на острове Калимантан, где тоже найдены колоссальные запасы нефти. Он получил свою независимость только в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году. Сейчас в султанате проживает больше трехсот пятидесяти тысяч человек. И им правит абсолютный монарх – Хассанал Болкиах. Вы можете мне не поверить и подумать, что я решил над вами посмеяться, но национальный праздник Брунея, который они отмечают военными парадами, это двадцать третье февраля. Помните День армии и флота? В советских школах в этот день девочки поздравляли мальчиков.

Население Брунея состоит на шестьдесят пять процентов из малайцев, на двадцать из китайцев (куда деться без них в Азии), а остальные – это воинственные даяки, загадочные меланау, религиозные келаяны и лучшие охотники – муруты. Вот такой пестрый этнический состав. Малайцы, конечно, все мусульмане, а среди остальных попадаются разные верования. Хотя много китайцев-христиан, что само по себе достаточно интересно.

Мы прилетели в столицу Брунея – город Бандар-Сери-Бегаван. Если учесть, что треть населения страны живет в столице, то можно представить себе, насколько безлюдны оставшиеся территории. Хотя территория Брунея всего около шести тысяч километров. И здесь в основном тропические леса и небольшие деревни. А участки, где добываются нефть и газ, давно освоены и расчищены для промышленного производства.

Нас отвезли на окраину города, где были забронированы две виллы. Одна большая с шестью спальными комнатами, где мы должны были остаться в эту ночь, а вторая небольшая с тремя спальными комнатами. Но, учитывая, что в каждой могли поселиться по двое, там оставались Равлюк, прилетевшие с нами двое его помощников и встречавшие нас двое местных гидов, которые должны были отправиться с нами в это путешествие. Из Самаринды передали, что там все уже готово для нашего путешествия. Самое интересное, что спальные комнаты на нашей вилле распределились следующим образом. Женщинам и Ибрагиму достался второй этаж, а остальным мужчинам первый. Я не стал ничего уточнять. Ведь наверняка Равлюк получил указание на подобное расселение. Можно было отправить наверх Дебольского или Феликса, а меня поселить рядом с Юлией. Но они решили сделать иначе. Я не стал ничего менять. В конце концов, какая разница. Все равно ночью я поднимусь к ней в спальню, и она меня пустит.

Вечером мы собрались на ужин в большой гостиной нашей виллы. Нам прислуживали две местные девушки-китаянки. После удачного перелета у всех было хорошее настроение. Мы наконец прибыли на Калимантан и теперь собирались отправиться в путешествие. Завтра днем мы перелетим в Самаринду, и рано утром следующего дня начнется наше путешествие. Я уже предвкушал, какая у меня будет охота. Нам принесли местную водку, и мы все расхохотались. Вчера вечером мы отказывались от лучших французских и итальянских вин. А сегодня решили попробовать их местный напиток. Алкоголь был довольно слабым и напоминал горьковатую текилу градусов на тридцать. Но такой напиток развеселил нас ещё больше.

– Завтра мы полетим на небольшом самолете местной авиакомпании, – напомнил Леонтий Яковлевич, – нам заказан канадский «CRJ-100», чтобы перелететь из Брунея в Самаринду. Лететь довольно далеко, километров шестьсот. Но мы должны долететь минут за сорок пять. А уже оттуда выйдем на маршрут. Я надеюсь, все хорошо себя чувствуют и никаких проблем у нас больше не будет.

– У меня по-прежнему немного кружится голова, – пожаловалась Алла.

Леонтий Яковлевич строго взглянул на Ибрагима, ведь именно тот был ответственен за свою знакомую.

– Небольшая мигрень, – примиряюще сказал Ибрагим, – ничего страшного.

– А вы как себя чувствуете, госпожа Ивченко? – спросил Дебольский у Юлии.

Она пожала плечами и улыбнулась. Я снова подумал, какие идеальные у неё зубы. Ровные и прямые, как у хорька.

– Превосходно, – ответила она, – я сделала потрясающие снимки в Куала-Лумпуре. И надеюсь завтра утром немного побродить по Брунею. Здесь почти не бывает российских туристов.

– Нам разрешили въехать на сутки, – строго напомнил Леонтий Яковлевич, – и завтра днем мы уезжаем. Но утром после завтрака нам обещали выделить два джипа, чтобы мы могли немного покататься по городу.

– Очень хорошо, – кивнула Юлия, – я заранее записываюсь на все экскурсии.

– А я нет, – простонала Алла, – я лучше утром немного полежу в постели.

Ибрагим зло взглянул на неё. Но ничего не сказал.

– У нас полная демократия, – развёл руками Дебольский, поняв его состояние. – Кто захочет, поедет, кто не захочет, останется здесь. Но завтра в четыре мы вылетаем в Самаринду. А сегодня мы познакомимся с нашими проводниками. Один из них даяк, а другой мурут. Даяки считаются самым воинственным племенем на острове, говорят, что они съели часть экспедиции Магеллана, а муруты лучшие охотники на Борнео.

– С такими проводниками можно путешествовать где угодно, – вставил Феликс, – а ещё впереди будет идти группа Равлюка. С ними тоже будет несколько местных охотников. А наши двое проводников ждут нас в соседнем доме. Я попросил Равлюка привести их сюда.

– Надеюсь, наше путешествие будет интересным, – кивнул Дебольский, – особенно для нашего охотника, – он взглянул в мою сторону. – Мы должны попробовать местной медвежатины или рагу из носорога.

– Обещаю, – пробормотал я, – пусть только Равлюк даст мне моё оружие.

– Завтра вы его получите, – сказал Леонтий Яковлевич, – по законам Брунея мы не могли ввозить сюда целый арсенал. Даже наши проводники заберут свои винтовки только в Самаринде. Вот, кстати, и они.

Равлюк вошел с двумя мужчинами. Один был коренастый, заросший, темный, почти черный с широкими ноздрями, большими глазами, курчавыми волосами. Это был даяк Хайрил Тататнга.

Второй был высокого роста, стройный, неплохо сложенный. У него были раскосые глаза, как у многих азиатов. А на подбородке заметный шрам, очевидно, от ножа или когтей хищника. Это был охотник-мурут Ахдиад Бандахар. Даяк был одет в какой-то непонятный костюм, словно тяжелый плащ был наброшен на голое тело. У мурута одежда была более цивильной.

– На каком языке мы будем с ними общаться? – спросила Алла по-русски. – Они же наверняка не понимают ни русского, ни английского.

– Здесь английский второй язык, – возразил Равлюк, – они оба немного понимают английский и даже голландский.

– Вы говорите по-английски? – спросил я у наших проводников, переходя на английский.

– Да, – кивнул даяк.

– Говорим, – подтвердил мурут.

Оба не отличались многословием. Мы переглянулись. Эти «дети природы» и должны быть такими. Даяку было лет пятьдесят или немного больше, мурут был значительно моложе. Ему должно было исполниться к моменту нашей экспедиции лет тридцать. Позже я узнал, что ошибался. Даяку Хайрилу было тридцать шесть, а муруту Ахдиаду тридцать восемь. Но как можно вычислить возраст у этих азиатов?

– Завтра мы вылетаем, – напомнил Дебольский. И, уже обращаясь к Равлюку, уточнил: – Наши проводники летали самолетами раньше? Они не испугаются такого перелета?

– Они летали вертолетами и самолетами, – подтвердил Равлюк. – Можете не беспокоиться. Завтра они полетят вместе с нами.

Когда эти трое ушли, нам подали десерт. На часах было уже около десяти вечера. Я все время смотрел на Феликса, и он отводил глаза. Словно понимал, почему я так на него смотрю. Но какой тип. Как здорово всё придумал. Решил воспользоваться ситуацией и удалить меня отсюда.

– Мы завтра перелетаем на другую сторону острова и начинаем наше путешествие, – напомнил Леонтий Яковлевич, обращаясь больше к Алле, чем к нам. – Как вы считаете, вы сможете выдержать четырехдневный переход? И учтите, что вам придется ночевать в палатке.

Ибрагим нахмурился. Он мрачно взглянул на Аллу. Она заметила, как он смотрит.

– Конечно, выдержу, – уверенно ответила Алла, – не беспокойтесь. Я сильная. Просто у меня немного болит голова, но это пройдет. Вы не думайте, что я могу вас подвести.

– Мы так не думаем, – Дебольский удовлетворенно кивнул.

Ужин был окончен. Мы ещё немного посидели и отправились по своим комнатам. Я немного задержался у себя. Собрал заранее вещи, просмотрел все свои записи. Поговорил с Москвой. Потом зашел в туалет. Принял душ. Позвонил в Нью-Йорк, где было ещё утро.

Лёва сразу ответил.

– Как там у тебя дела? – спросил я у него.

– Бьюсь за наследство, – пожаловался Лёва. – Мои родственники делают всё, чтобы отнять у меня дядины деньги. Но я пока держусь.

– Не сомневаюсь. Мы все в тебя верим. Ты обязательно победишь.

– Ты тоже. Мне сказали, что ты взял с собой Юлию Ивченко. Она, конечно, потрясающая женщина, но будь осторожен. В Москве говорили, что она была подругой самого Гоги Тбилисского.

– Я в курсе. Но у нас чисто романтические отношения.

– Только не мне… – хмыкнул Лёва, – романтические. Ну и дурак. Заплатить такие деньги за романтические отношения. Насколько я тебя знаю, ты всегда умел считать деньги.

– Спасибо, – мне было приятно услышать подобный комплимент от такого бизнесмена, как Лёва Горенштейн.

– Когда у вас поход?

– Послезавтра. Завтра днем перелетаем в Самаринду, откуда начнем наш поход.

– Успехов, – пробормотал Лёва, – и учти, что я вам всё равно завидую. Сидишь в этом каменном мешке, задыхаешься от угара Нью-Йорка и ругаешься со своими родственниками. А вы там гуляете по девственным тропическим лесам. Здорово. В следующий раз, надеюсь, у меня никто не умрет.

– У тебя есть ещё дяди?

– Шесть или семь человек, – вспомнил Лёва, – не забывай, что у меня есть ещё родные в Израиле и в Аргентине.

– Тогда тяжело. В ближайшие десять лет ты больше с нами никуда не поедешь. Будешь всё время получать деньги от своих умерших родственников.

– И не надейся. Они теперь все будут умные. Составят завещания, если уже не составили. И заверят их у нотариусов.

– Тогда тебе повезло. Кажется, Леонтий говорил, что на будущий год мы собираемся на Аляску. Будем кататься на собаках.

– Лучше южные страны. Там не так холодно. Держись, до свидания, – Лёва отключился.

Я взглянул на часы и решил подняться в комнату Юлии. Но когда я вышел в коридор, то услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Я прислушался. Кажется, Феликс. Ну какая он сволочь. Не может прилично себя вести. Феликс поднялся наверх и тихо постучал. Я стоял под лестницей и слышал, как он дышит.

Феликс снова постучал, и Юлия ему открыла. Мне было интересно, что она ему скажет. Может, просто впустит, и я останусь в дураках. Или откажет? Не может женщина быть такой законченной стервой. Хотя почему не может? Очень даже может. Я знал женщин, которые умудрялись изменять своим мужьям, находящимся в соседней комнате.

– Чего ты стучишься? – услышал я голос Юлии. – И тебе не стыдно? Не даешь мне отдыхать.

– Знаю, как ты отдыхаешь, – недовольно сказал Феликс, – с Ромой все время кувыркаешься. Думаешь, мы ничего не видим.

– А раз видишь, тогда тем более не нужно лезть. Вы ведь с ним друзья.

– Значит, он поступает правильно, а я нет? Он отбивает тебя у Гоги, и ему можно. А мне нельзя зайти к тебе на правах старого друга.

– Убери руки. Хватит, Феликс. Мы с тобой никогда не были друзьями. И если ты спал с моей подругой, то это ничего не значит. Это было давно и неправда. А сейчас другие времена. И Роман мне нравится. Он ведь заплатил за меня, даже не познакомившись со мной.

– Хотел тебя просто подкупить, – прошептал мой друг.

– Может быть. Но в любом случае он поступил порядочно. Не стал намекать мне, что я должна расплачиваться. И сейчас ведет себя достаточно выдержанно. Если я его не пущу, он не станет настаивать.

– Просто он уже давно мало интересуется женщинами, – зло заметил Феликс.

Если бы этот мерзавец знал всю правду. Но всю правду я ему всё равно никогда не расскажу. И никто об этом не узнает.

– Он вполне в порядке, – заверила Феликса Юлия, – а ты, по-моему, немного возбудился. Тебе нужно спуститься вниз и отдохнуть. Или вызвать кого-нибудь из китаянок, которые нас сегодня обслуживали. Думаю, они будут в полном восторге и готовы на любые услуги. Или куда-нибудь поезжай. С этим в Азии никогда не было никаких проблем.

– И ты меня не пустишь?

– Нет. Спокойной ночи. И убери ногу, будет неудобно, если нас услышат.

Она закрыла дверь. Я слышал, как Феликс стоял перед дверью. Он потоптался, затем негромко выругался. И пошел вниз. И тут я сделал то, чего не должен был делать ни при каких обстоятельствах. Но его слова и этот ночной визит просто вывели меня из состояния равновесия. Я обошел лестницу и пошел ему навстречу. Намеренно. Чтобы он меня увидел. Он замер, когда заметил, как я поднимаюсь по лестнице. Затем криво улыбнулся.

– Идешь к нашей знакомой?

– Да, – гордо и радостно ответил я, – иду. И надеюсь, что она меня пустит. У тебя есть возражения?

– Нет, – он посторонился, – счастливого пути. Могу только позавидовать.

– Завидуй, – громко посоветовал я своему другу, – это правильно. Она стоит того.

Я подошел и нарочно громко постучал. Он спустился вниз и наверняка всё слышал. Она открыла мне дверь.

– Я очень соскучился, – громко сказал я.

Она удивленно подняла бровь и втянула меня в комнату. Я хлопнул дверью. Пусть Феликс сдохнет от зависти. Как глупо и пошло я себя вел. Разве я мог предположить, чем всё это закончится?

Глава 11

Утром нам действительно выдали два джипа. И мы разместились в них по двое, не считая водителя и охранников, усевшихся на переднем сиденье. В первой машине устроились Леонтий Дебольский и Ибрагим, а во второй я и Юлия Ивченко. Алла, конечно, не поехала. Ей было неинтересно смотреть на столицу Брунея, куда она могла никогда больше не попасть. И не поехал Феликс. Его душа не выдержала вчерашнего позора. Промучившись полночи, он куда-то уехал под утро. Учитывая, что в султанате публичных домов и ночных клубов нет, я его даже пожалел. Феликс не вернулся к завтраку, и мы поехали на экскурсию без него.

Небольшой город Бандар-Сери-Бегаван, ухоженный, чистый, немного кукольный, чем-то напоминает города в Арабских Эмиратах, где роскошь может соседствовать с абсолютной нищетой приехавших на заработки иностранцев. Где дворцы и дома словно выстроены для выставки достижений народного хозяйства Брунея. Или для его величества султана Хассанала Болкиаха, который мудро правит этим государством. Повсюду его портреты в парадной форме или в местной одежде. И две его очаровательные жены. Всегда немного завидовал мусульманам. Им разрешено иметь четырех жен и кучу наложниц. Но после того как у меня появились некоторые проблемы с потенцией, я с облегчением подумал, что эта такая мука – иметь столько женщин, каждую из которых нужно удовлетворять в строго отведенное для этого время. Нет, такая жизнь «по графику» не для меня. Роскошные автомобили были, очевидно, не только у самого султана, но и у его подчиненных. Вообще, по уровню жизни султанат давно опередил почти все страны азиатского континента и выходил на приличный европейский уровень. Другое дело, что здесь была абсолютная монархия, и, значит, почти все деньги шли в казну султана. Но он щедро одаривал своих подданных, не забывая о простых жителях. Достаточно сказать, что любой гражданин Брунея мог учиться в любом университете мира за счет султана. Он мог выбрать сам, куда ему ехать. Но желающих было мало. Когда все граждане султаната имеют средства, чтобы жить в достатке, зачем учиться или, тем более, уезжать в другие страны? Никто не думал, что будет со страной, когда нефть и газ закончатся. Или цены на них упадут до критического уровня. Впрочем, об этом не думали и в других, более развитых государствах мира.

Днем мы пообедали в местном ресторане и вернулись на свою виллу. Феликс встречал нас в таком состоянии, что мы даже испугались. Очевидно, сегодня утром он где-то перепил. Мы отправились в аэропорт, где нас ждал небольшой канадский самолет. В нем помещается человек двадцать. Увидев этот лайнер, Феликс как-то странно улыбнулся.

– Чем меньше самолет, тем меньше его трясет, – сказал он глупую фразу.

Я как раз думал, что всё наоборот. Двое местных пилотов в каких-то очень красивых костюмах поприветствовали нас, а две стюардессы, похожие на раскрашенных куколок, любезно пригласили нас в салон. Мы поднялись все вместе. Сначала шестеро членов нашей компании, затем Равлюк, двое его людей и двое наших проводников. Самолет легко оторвался от взлетной полосы и взлетел.

Мы поднялись на обычную для самолетов высоту. Но в этот день погода благоволила нам. Нужно было видеть эту красоту под нами. Эти тропические и манговые леса, эти горы, немного затянутые сизым туманом, эти долины, переполненные животными и птицами. Мы словно попали в зоопарк под открытым небом. Девственная чистота лесов, рек, долин – всё это потрясало.

– Как красиво, – не выдержала Юлия, достав фотоаппарат.

Дебольский усмехнулся.

– Я выбрал для нас настоящий рай, – сказал он убежденно.

Мы прильнули к окнам и смотрели вниз. Полет прошел быстро, и вскоре мы пошли на посадку. Честное слово, у меня было такое настроение, словно меня перенесли в детство. Я уже радовался нашему предстоящему походу больше, чем любой другой поездке. И видел рядом счастливое лицо Юлии. Очевидно, ей тоже было интересно.

Самаринда оказалась небольшим провинциальным городком. После Дубая, Куала-Лумпура и столицы Брунея любой город мира может показаться грязным и неухоженным. Этот город показался нам каким-то особенно неказистым и нищим. Серые здания, одинаковые мечети, одинаковые люди, одетые в одинаковую одежду. Мы отправились в местную гостиницу, в самую лучшую гостиницу и с ужасом узнали, что там есть в номерах муравьи. Это после апартаментов и сюитов, в которых мы останавливались. И хотя нам обработали номера специальным составом, в эту ночь мы почти не спали. Все предпочли собраться внизу, на завешанной противомоскитной сеткой веранде и провести там большую часть ночи. Под утро мы разошлись по своим номерам, чтобы немного отдохнуть.

И уже рано утром нас разбудил Равлюк неприятными новостями. Оказывается, на маршруте не будут работать наши мобильные телефоны. Там просто нет таких возможностей. И никакого роуминга в тропических лесах не бывает. Ничего не поделаешь. В Антарктиде была похожая ситуация. Мы сдали свои телефоны Равлюку. У многих было по два телефона. А у Дебольского даже три. Но зато будут работать спутниковые телефоны, два. Один выдали самому Дебольскому, он был как бы негласным руководителем нашей группы, а второй был у Феликса. Это был его собственный спутниковый телефон, он всегда носил его с собой.

Ещё два аппарата должны были иметь при себе люди из группы Равлюка, которые отправлялись на маршрут раньше нас. Но самое неприятное было впереди. Оказывается, вчера днем у нашего проводника Ахдиада умерла старшая сестра, и по строгим религиозным канонам мурутов он обязан был отбыть домой, чтобы с ней проститься. И на нашу группу оставался один даяк Хайрил. Равлюк хотел передать нам охотников из своей группы, но Хайрил предложил взять местного проводника. Какого-то корейца, который лучше всех знал здешние тропы. Я случайно стал свидетелем разговора Равлюка с нашим проводником. Они стояли у меня под окном и говорили через переводчика. Равлюк понимал по-английски, но использовал переводчика.

– Ахдиад уезжать, – напоминал Хайрил, – он хороший охотник. Но он должен уезжать.

– Я знаю, что он должен уезжать, – зло перебил его Равлюк, – ты лучше скажи, что нам делать. Как нам быть?

– Только один человек знает эти леса лучше меня и Ахдиада. Это Ким До Су. Он всё время живет здесь.

– Где мы его сейчас найдем?

– Нужно взять Ким До Су, – повторил Хайрил, – этот проводник проведет нас, куда мы захотим.

– Он местный?

– Я ещё не родился, а он уже жил в этих местах, – ответил Хайрил, – лучше него никто не знает наши леса.

– Как его найти? – устало спросил Равлюк. – Ты сможешь его быстро найти?

– Я знаю, где он живет, – сказал Хайрил, услышав переводчика, – я его найду.

– Скажи, что мы заплатим ему любую сумму, – озабоченно заявил Равлюк. Он понимал, что нам нужны двое сопровождающих.

– Он самый лучший охотник и проводник, – убежденно заявил Хайрил, – но он может не согласиться. Я сам буду с ним говорить.

Пока мы завтракали, он куда-то съездил. И вернулся с мужчиной невысокого роста, типичным корейцем с его узкими глазами и словно вдавленным лицом. Мужчине было на вид лет шестьдесят. Хотя нам сказали, что ему почти семьдесят. Но он выглядел таким крепким старичком-боровичком. Наверно, питался местными травами и жил в основном на природе, решили мы. Но, к сожалению, выяснилось, что этот проводник хорошо знает почти все местные наречия, владеет несколькими языками – малайским, тамильским, индонезийским, китайским, корейским. И очень плохо говорит по-английски. Вернее, почти не говорит. Но с Хайрилом они понимали друг друга.

Равлюк пришел к нам советоваться, что ему делать.

– Нужно было раньше об этом думать, – жестко заявил Дебольский, – вы срываете нашу экскурсию.

– Он немного понимает по-английски, – сообщил Равлюк, – и самое главное, этот кореец вырос в этих местах. Знает каждое дерево, каждую тропу. Я пообещал ему в два раза больше денег, и он согласился. Хотя он не очень торговался. Здесь вообще не торгуются. Дикие люди. Дети природы. Хайрил его понимает. При желании вы сможете общаться.

– Пусть идет, – кивнул Дебольский, – нам его язык не нужен. Опытный проводник должен знать местную фауну и флору. А мы обойдемся без его английского. Твой даяк тоже похож на местное животное и не всегда понимает наш английский. Спроси, когда мы выступаем?

– Сегодня днем, – ответил Хайрил.

Ким До Су молча кивнул. Похоже, наши деньги его действительно не очень интересовали. На его анемичном азиатском лице не отражалось никаких чувств.

Самое интересное, что четверо наших носильщиков почти не говорили по-английски, объясняясь с нами жестами и мимикой, тогда как Хайрил был нашим своеобразным переводчиком. Когда мы потеряли Ахдиада, выяснилось, что Хайрил будет и нашим переводчиком в разговоре с носильщиками. Кореец настолько плохо понимал английский, что не смог бы помочь нам в общении с этими четырьмя темнокожими индонезийцами. А мы не знали их языка. Поразительно, что все четверо были невысокого роста и очень худые. Я думаю, в каждом было не более пятидесяти килограммов. Но каждый из них умудрялся поднимать и нести груз, наверно, вдвое превышающий его вес. И плюс к этому они ходили в каких-то сандалиях, не обращая внимания на колючки и заросли, через которые нам пришлось проходить.

Ровно в три часа дня мы выехали из нашей гостиницы. Нам всем выдали свободную и плотную одежду, сапоги, наше оружие. Сразу за рекой начинались настоящие джунгли. Непроходимые тропические леса. Равлюк и пять человек из его команды с двумя проводниками и носильщиками уже ушли по маршруту, чтобы подстраховывать нас при необходимости. Они просто прокладывали своеобразную тропу. Мы вышли следом. Впереди шел Хайрил. Он как-то странно вертел головой, словно вынюхивая следы. Потом я узнал, что он действительно чувствовал следы прошедшей группы Равлюка. За ним шел Ким До Су, который казался погруженным в себя. Было такое ощущение, что он немного не от мира сего.

Впрочем, все проводники-отшельники бывают такими, это мы знали по собственному опыту. И на маршруте они чувствуют себя лучше, чем дома. За этими двумя проводниками шли члены нашей группы: Дебольский, Феликс, Ибрагим, Алла, Юлия и я. Как охотнику мне доверяли замыкать шествие, чтобы подстраховывать наших женщин. Когда в руках у меня был мой тяжелый карабин, а на бедре висел охотничий нож, я уже ничего не боялся. Четверо носильщиков несли наше снаряжение.

В первый день мы прошли километров пятьдесят. И поставили палатки на сухом, почти идеальном поле, которое словно расчистили специально для нас. Потом я узнал, что здесь часто бывали туристы. Это был обычный маршрут для всех желающих экзотики на одну ночь. Палатки были поставлены так, чтобы в большой оказались мы шестеро, а в небольшой носильщики и проводники. Наши проводники дежурили по очереди, я видел, как они обходили лагерь. И хотя ночью слышались крики разных животных и шорох в кустах, спали мы довольно крепко, сказалась усталость и бессонница прошлой ночи. Честное слово, в палатке, в спальном мешке было спать куда приятнее, чем в старой гостинице Самаринды. Здесь не было комаров и муравьев.

А утром мы проснулись с лучами солнца. И над нашими палатками летали бабочки. У всех проснувшихся было такое светлое настроение. Юлия светилась от радости. Даже Алла начала больше улыбаться. А наши мужчины просто были в восторге от начала экскурсии. Если хотите почувствовать жизнь в её первозданном виде, отправляйтесь в такие путешествия. Остановка в пятизвездочных отелях и перелеты на самолетах – это суррогат путешествия. Нужно всё увидеть, понюхать, потрогать, посмотреть, пройти, прочувствовать. И тогда вы впервые ощутите пульс жизни, её многообразие и красоту.

После завтрака мы вышли на тропу. И хотя группа Равлюка опережала нас на несколько часов, а после сегодняшней ночевки ещё больше, мы двигались довольно уверенно. К полудню мы достигли какой-то небольшой возвышенности. И здесь Хайрил остановил нас.

– Впереди болото, – показал он на ровную местность, – нам нужно его обойти.

Я неплохой охотник, но если бы он нас не остановил, я бы прошел этим путем и наверняка угодил в болото. Никогда не видел тропической болотной почвы. Там могут расти даже огромные деревья и кустарники, но достаточно вам туда попасть, и вы оттуда не выйдете.

Я взглянул на Ким До Су. Тот был одет в мешковатый сюртук, рубашку с длинными рукавами и темные брюки, заправленные в какие-то экзотические ботинки. У обоих наших проводников были свои ружья, причем у Ким До Су ружье было такое старое, что его вполне можно было принять за раритет. Он кивнул и показал рукой в сторону болота. Затем покачал головой.

– Интересно, как Равлюк обошел это место? – громко поинтересовался Феликс. – Куда пошла наша первая группа? – спросил он уже у Хайрила.

– Они пошли другим путем, – показал даяк, – там путь гораздо длиннее. Можно пройти отсюда. Но нужно быть осторожнее. На этом плато попадаются медведи. Малайские медведи.

Феликс обернулся ко мне. Он словно спрашивал, стоит ли нам туда идти. Дебольский тоже посмотрел на меня.

– Как ты думаешь? – спросил он у меня. – Если встретим этих медведей, сумеем обойтись без ненужного риска?

– У нас четыре винтовки и два карабина, – сказал я ему немного нахально и самоуверенно, – если даже там будет целое стадо медведей, мы его перебьем. Во всяком случае, для этого достаточно двух карабинов. Моего и Ибрагима.

Ибрагим усмехнулся. Ему понравилась такая перспектива. Дебольский нахмурился, но не стал возражать. Феликс промолчал. Наши женщины не услышали разговора. И мы пошли этим обходным путем. Я уже тогда подумал, что мы неоправданно рискуем. Ведь с нами было двое женщин, и идти таким маршрутом было достаточно опасно. Но мы пошли именно в эту сторону.

Мы миновали целый лес хлебных деревьев, здесь росли древовидные папоротники, пальмы, бамбук. Я расскажу вам, что такое хлебное дерево. Это дерево бывает высотой до тридцати—тридцати пяти метров. На нем растут крупные плоды, содержащие семена. Плоды бывают достаточно большие, диаметром до сорока сантиметров, и весят иногда до двадцати пяти—тридцати килограммов. Если такие плоды пожарить, то их можно использовать вместо обычного хлеба, что и делают народы Юго-Восточной Азии. В таких плодах крахмала почти восемьдесят процентов. И ещё сахар и жиры. Почти идеальный хлеб, который можно даже запечь. А вот древесина хлебного дерева обычно остается нетронутой. Почему-то вредители, муравьи, даже грибы не могут разрушить эту древесину. И часто такую древесину используют для изготовления музыкальных инструментов или качественной мебели.

Чем дальше мы поднимались на плато, тем сильнее менялась растительность. Появились заросли кустарников, сахарного тростника. Я достал карабин, понимая, что именно здесь могут обитать медведи, о которых говорил Хайрил. Хотя малайский медведь это не канадский и не белый. Он бывает небольшого роста, не больше ста тридцати сантиметров и весит килограммов шестьдесят-восемьдесят. Он опасен тем, что нападает внезапно и из-за кустарника. Вы можете его даже не увидеть, и внезапно обнаруживаете, что он находится рядом с вами на расстоянии прыжка. Крупные медведи обычно встают на задние лапы и дают охотнику возможность сделать выстрел. А малайские медведи более подвижны и потому более опасны для охотников. Если у вас есть ружьё и перед вами возник крупный медведь, который встает на задние лапы, чтобы попытаться ударить вас своими передними лапами, вы всегда имеете шанс попасть в него несколько раз.

Мы двигались около двух часов, когда неожиданно послышалось рычание. Хайрил замер. Он поднял правую руку, показывая куда-то в сторону. Ким До Су снял своё старое ружье. Мы приготовили карабины. Из зарослей неожиданно появился медведь. Это потом мы поняли, что он был всего лишь детенышем. Но в тот момент он показался нам страшным. Короткий широкий череп, уже видимые клыки. Мы выстрелили с Ибрагимом почти одновременно, хотя кореец что-то нам крикнул. Очевидно, он просил нас не стрелять. Но два выстрела из карабина буквально разорвали малыша на части и отбросили куда-то в кустарник. С таким оружием нужно ходить на слонов, а не на детенышей медведей.

Хайрил повернулся к нам и укоризненно покачал головой. Больше он ничего не успел сказать, так как послышался рёв медведицы. И рядом с ним возникло уже более крупное существо, с желтой мордой и желтым пятном на груди. Если у гризли бывает белая подкова, то у малайских медведей она желтая. Медведица была в ярости. Мы с Ибрагимом переглянулись, не решаясь стрелять, она была всего в нескольких метрах от нашего проводника. Даяк не испугался. Наверно, он уже видел своего напарника в деле. И поэтому молча смотрел на приближающуюся медведицу.

Зрелище было не для слабонервных. Феликс испуганно замер. Дебольский поправил очки. Наши женщины и носильщики дружно закричали.

Только один человек не потерял присутствия духа. Наш второй проводник. Медведица была на расстоянии нескольких шагов, когда он выстрелил. Такой негромкий выстрел из его ружья. Медведица оглянулась, замерла, как-то странно качнулась и начала оседать. Мы с Ибрагимом бросились вперед, сжимая свои карабины. Но нам не пришлось пускать их в ход. Медведица была мертва. Этот старый проводник, который казался выжившим из ума старичком, сумел с первого выстрела попасть ей точно в глаз. Пробил мозг и уложил на месте. Мы стояли потрясенные. Так точно выстрелить, да ещё в такой момент. Я взглянул на старика. У него стальные нервы.

– Молодец, – кивнул Ибрагим, – ты посмотри, как он стреляет.

Только Хайрила не удивил этот выстрел. Он ведь знал, как умеет стрелять его напарник. Показав на убитого медвежонка, он строго сказал:

– Нельзя стрелять детенышей. Нельзя стрелять. Мать будет рядом. Она разозлится. Может вас наказать. Нельзя стрелять.

Мы с Ибрагимом согласно кивнули. Наши женщины долго не могли прийти в себя, и я их понимал. Наши охотники довольно быстро и ловко сняли шкуры с убитых, чем вызвали настоящий гнев у обеих женщин. За обедом ни Алла, ни Юлия не притронулись к еде, хотя медвежатина была очень вкусной. Их просто стошнило. Когда человек впервые выходит на охоту и впервые видит кровь убитых животных, ему может быть плохо. Я такое много раз видел. Хорошо мусульманам, они привыкли к тому, что баранов у них режут на всякие праздники. Хотя, говорят, и там попадаются люди, которые не могут выносить вида крови. И уж тем более не могут присутствовать при таком обряде. После обеда мы молча прошли плато, чтобы выйти к условному месту. Женщины даже не хотели с нами разговаривать. К вечеру мы вышли к небольшому селению Мерах, находящемуся прямо на реке.

К этому времени мы вымотались основательно. Здесь мы должны были провести нашу вторую ночь. Связавшись с группой Равлюка, мы узнали, что они ушли гораздо правее. Но менять маршрут уже не имело смысла. Все устали и были счастливы, что пройдена половина пути. Мы с Ибрагимом, правда, не чувствовали себя победителями. Должны были увидеть, что это всего лишь медвежонок, и не стрелять так поспешно. Но когда у вас в руках такой карабин, а из зарослей слышен медвежий рык, трудно удержаться и не выстрелить. Ночью нас разместили в доме, пол которого был поднят над землей на целых полметра. Я поинтересовался, почему так высоко.

– Змеи, – пояснил Хайрил, – здесь много змей.

Можете считать, что он меня почти успокоил. Хорошо ещё, что его не услышали наши женщины. Но в эту ночь я сделал свою последнюю и роковую ошибку. Я уговорил Хайрила немного изменить наш завтрашний маршрут. Мне так хотелось реабилитировать себя за сегодняшний злосчастный выстрел. Юлия даже не смотрела в мою сторону. И тогда я сделал последний шаг к той трагедии, которая у нас произошла.

Глава 12

Утром мы легко позавтракали и отправились в путь.

Теперь мы поняли, что значит пробиваться через тропический лес. Группы Равлюка не было впереди нас. И только двое проводников, старик Ким До Су и даяк Хайрил, пробивали нам дорогу в густых зарослях. Слышались крики животных, птиц, шумела листва. Несколько раз среди деревьев мы видели крупных обезьян, очевидно гиббонов. Женщины испуганно прижимались к нам. Алла едва сдерживала слезы. Она натерла себе ноги, и каждый шаг давался ей с трудом. Она достала кроссовки и хотела их надеть, но кореец покачал головой. Он понимал, что в такой обуви она не пройдет и километра. Мы все с нарастающей злостью смотрели на эту неуклюжую дуру, которая задерживала нашу группу. Юлия держалась гораздо лучше. Она молча шла с нами, иногда доставая свой фотоаппарат.

Никто не знал, что ночью я уговорил Хайрила немного изменить маршрут, чтобы обойти горную гряду справа и выйти на тропу носорогов. Я успел узнать у местных жителей, что именно там водились стада однорогих и двурогих носорогов. Там же встречались и слоны. Я жаждал реванша. Откуда мне было знать, что Феликс тоже жаждал реванша, только совсем иного свойства.

Первая половина этого дня была самым трудным испытанием на маршруте. Мы прошли густые заросли, вышли на открытое плато. И сразу увидели большую группу гиббонов, которые молча следили за нами. Но обезьяны, очевидно, понимали, что длинные палки в наших руках – это не совсем палки, а те самые предметы, которые могут причинить им массу неприятностей. Именно поэтому гиббоны следили за нами на расстоянии, не решаясь приблизиться. Видимо, их успели познакомить со смертоносным воздействием наших палок, и они не собирались снова испытывать судьбу.

Один раз наш проводник-кореец замер ещё до того, как Хайрил повернул голову. Но через секунду замер и Хайрил, поднимая руку. Мы все напряглись, я сжал свой карабин. Какая ещё тварь выскочит из этих зарослей? Я напряженно ждал, но кореец неожиданно показал на тень, мелькавшую между зарослями. Это был не очень крупный питон метров четырех. Он явно куда-то спешил. Мы проводили его неодобрительными взглядами. Почему-то люди боятся змей больше, чем любых хищников. Может, потому, что змея нападает внезапно и её не видно, а любой хищник кажется менее опасным, даже если он затаился в засаде.

Алле явно не понравился этот питон. Ибрагим даже вполголоса предложил вызвать вертолет и отправить её обратно. Но у нас оставалась последняя ночь. Завтра к вечеру мы должны были закончить наконец наше путешествие, и Алла немного героически согласилась продолжать путешествие. А затем мы вышли на заросли ксерофитных кустарников на довольно большой равнинной местности. Это была внутригорная котловина, которая встречается в этих местах. Хайрил намеренно вывел нас на этот участок, я просил его показать мне места отдыха носорогов.

Я немного беспокоюсь, что вы обо мне подумаете. Решите, что я хочу написать этнографическую книжку о природе и климате Калимантана. На самом деле я просто хочу рассказать вам всё, как это было на самом деле. И поэтому я вспомнил про носорогов, без которых наша история была бы непонятной.

Как вы думаете, с какой скоростью могут бегать эти вечно злобные и агрессивные животные? Десять? Пятнадцать? Двадцать километров в час? Вы не поверите, но на ровной местности эти тучные гиганты могут развивать скорость до сорока пяти километров в час. Невозможно представить, но это действительно так. На Калимантане обитают не очень большие, зато очень проворные и сильные двурогие носороги. Длина их тела редко превышает два с половиной метра, зато у них два рога, один позади другого. Причем рога это не кости, а ороговевшая кожа, которая придает столь грозный вид носорогам. В любом учебнике зоологии вы прочтете, что носороги обладают раздражительным характером. И я их понимаю. Всю жизнь ходить с таким весом и таким рогом. Да ещё с плохим зрением.

Некоторые горе-писатели и неудачливые путешественники отмечают хорошо развитые слух и обоняние носорогов, и обязательно их плохое зрение. Я даже читал, что от носорога можно спастись, увернувшись перед самым его носом. Никогда не пытайтесь устраивать таких экспериментов. Грузный носорог, который может весить иногда до трех тонн, просто повернется и достанет вас своим рогом. И на этом все ваши эксперименты закончатся. И вообще, лучше смотреть на них в зоопарке. Так спокойнее.

Мы сделали несколько шагов, когда Хайрил снова замер. Кореец был спокоен, очевидно, наш первый проводник уже предупредил его о некотором изменении маршрута. Конечно, нам не нужно было спускаться в эту котловину. Нужно было обогнуть горы и идти дальше, но мне так хотелось реабилитироваться после вчерашнего убийства медвежонка. Получалось, что мы можем стрелять только в несчастных детенышей. А после приёма левитры я чувствовал себя почти Аланом Квотермейром. Это самый знаменитый охотник, известный нам по книгам Хаггарда.

В общем, Хайрил показал мне, где лежал этот носорог. Нужно сказать, что носороги на Калимантане несколько меньше, чем африканские и индийские носороги. У них два рога и толстая кожа, покрытая своеобразным волосяным покровом, чего не бывает у их собратьев в Индии и Африке. Днем носороги обычно спят и ведут ночной образ жизни, когда они едят кустарник и позволяют себе купаться в местных грязноватых болотах и речках. Этот носорог не спал. Он стоял метрах в пятидесяти от нас и лениво жевал кустарник. Ибрагим понимающе кивнул, поднимая большой палец. Это будет настоящая охота.

Кореец обернулся ко мне. Показал на носорога и куда-то в сторону. Я его не понял. Он меня предупреждал о возможной опасности, а я решил, что он вообще просит меня быть осторожнее. Тут я улыбнулся. Я охотился на тигров на нашем Дальнем Востоке и не испугаюсь носорогов.

Мы с Ибрагимом двинулись вперед, достав свои карабины. Женщины испуганно замерли, я видел, как волнуется даже Юлия. Дебольский снял очки и протер стекла. Феликс сделал за нами несколько шагов, но затем остался на месте. Охота его явно не прельщала.

Носорог перестал жевать и, развернувшись, посмотрел в нашу сторону. Мы с Ибрагимом медленно приближались. Носорог тяжело задышал. Мы ему явно не нравились. Он наклонил голову, стал топтаться на месте. Я уже знал, что таким образом он готовится к нападению. И внезапно носорог рванулся к нам. Между нами было расстояние в двадцать—двадцать пять метров, которое сокращалось с максимальной быстротой. Но у меня в руках был мой карабин.

Я выстрелил первым, Ибрагим выстрелил вторым. И оба выстрела попали в цель. Две тяжелые разрывные пули буквально отбросили тяжелого носорога, как два удара молотов. Он споткнулся, растянулся на земле. Затем снова поднял голову. И я выстрелил во второй раз. Он дернулся и замер. Трех пуль из карабинов более чем достаточно даже для такого огромного животного, как двурогий носорог. Особенно если знаешь, куда стрелять.

Мы подошли ближе, и я поставил ногу на убитое животное.

– Можете снимать, – крикнул я Юлии.

При людях я по-прежнему обращался к ней на «вы», хотя Феликс упрямо говорил ей «ты». Она достала свой фотоаппарат. Я испытал чувство гордости. Мужчина должен быть охотником. Сегодня на обед у нас будет мясо носорога. Но она не успела сделать даже двух снимков, когда из зарослей вылез второй носорог, очевидно, самка. Вообще, любой охотник вам скажет, что носороги обычно живут парами. У них семьи гораздо более прочные, чем у людей.

Очевидно, об этой опасности предупреждал меня кореец. Я обернулся, поднимая карабин. Но перед самкой был ещё Феликс, который подошел поближе. Она ринулась на него. Он бросил в неё сначала свою винтовку, а затем и свой рюкзак. И только потом прозвучало несколько выстрелов. Я даже не успел выстрелить. Это Ким До Су и Хайрил начали одновременно стрелять. Самка замерла и стала тяжело опускаться на землю. Выстрел Ибрагима добил её.

– Надеюсь, что всё, – крикнул Дебольский, – мы закончили на сегодня свою охоту.

Он не успел договорить, когда из зарослей показался ещё один носорог. Я не знал, что подумать. Может, это был их сынишка. Может, брат самца. А может, два самца жили с одной самкой, и у них была такая любезная шведская семья. Я не знаю. Но любой охотник вам скажет, что носороги могут жить и такими небольшими стадами.

Он возник неожиданно и вырос там, где стоял Хайрил. Мгновение, и он подбросил нашего даяка в воздух. Тот даже не успел обернуться. Носорог ударил его своим рогом, а затем ещё раз ударил, превращая нашего проводника в какую-то тряпичную куклу. Затем он бросился в сторону наших носильщиков.

Побросав вещи, носильщики с криками разбежались. А носорог начал методично топтать и уничтожать наши вещи. Тут я вспомнил про свой карабин. Это ведь я уговорил Хайрила свернуть в эту сторону, и, значит, я должен был отвечать за всё, что здесь произошло. Носорог был в бешенстве, возможно, он действительно приходился близким родственником кому-то из погибших. Я иногда вспоминаю его бешенство и понимаю, что это мог быть отец, брат, сын или дядя погибших носорогов. Только не нужно смеяться. У животных бывают свои привязанности, своя любовь. И, возможно, мы чего-то не поняли или не предусмотрели. Но этот носорог словно взбесился.

И тогда я показал себя настоящим охотником. Я пошел на это существо, беспрерывно стреляя. Носорог повернулся ко мне, не понимая, откуда взялся новый враг. Но он был на расстоянии тридцати-сорока метров, и я не мог промахнуться. Просто не имел права. Каждый мой выстрел вырывал у него куски мяса, оставляя ужасные кровавые следы на его теле. Но он упрямо стоял на ногах, даже не желая нападать. Может, это был отец той парочки, я даже не знаю, что подумать. После четвертого выстрела он покачнулся, после пятого наконец упал. Я буквально расстреливал его из своего карабина в упор. Двигаться он уже не мог. Шестой, седьмой, восьмой выстрел. Я уже был в состоянии, близким к помешательству, когда охотник чувствует кровь и понимает, что не может остановиться. Я выпустил в него всю обойму. И продолжал нажимать на спусковой крючок, пока Ибрагим не остановил меня, буквально вырвав карабин из рук.

Только затем мы подошли ближе. Итоги были неутешительными. Почти все наши вещи были растерзаны этим животным. На земле рядом с ним весь в крови тяжело умирал Хайрил. Он уже задыхался, на губах появились кровавые пузыри. Кореец подошел к нему и вложил ему в руки оружие. Хайрил улыбнулся и умер.

Очевидно, они умирали, как викинги, с оружием в руках. Возможно, это был какой-то ритуал, я точно не знаю. Но даяк умер как настоящий мужчина. Иногда я думаю, что старик Хемингуэй был прав. Для любого мужчины умереть в бою – это самая лучшая смерть.

– Что теперь? – строго спросил Дебольский, глядя на меня. – Надеюсь, теперь мы закончим нашу охоту на носорогов.

– Нужно его хоронить, – показал на погибшего проводника кореец. Он повернулся, чтобы позвать наших носильщиков.

Дебольский подошел к одному из рюкзаков, который бросили носильщики. Там находился его спутниковый телефон. Но аппарат был просто раздавлен. Леонтий Яковлевич покачал головой. Взглянул на Феликса.

– Твой аппарат в порядке?

Феликс подошел к своему рюкзаку, который он использовал в качестве метательного снаряда. Достал свой аппарат.

– Нужно вызвать вертолет, – твердо решил Дебольский. Он не смотрел в сторону женщин. Алле стало плохо, и даже Юлия выглядела не лучшим образом.

– Его хоронить здесь, – твердо повторил кореец, показывая на погибшего Хайрила.

– Найди носильщиков, пусть роют ему яму, – разрешил Дебольский. – Что у тебя, Феликс, достал телефон?

– Он не работает, – виновато сказал Феликс, – кажется, тоже сломался.

– Не может быть, – нахмурился Леонтий Яковлевич, – только этого нам не хватало.

Феликс протянул ему телефон. Аппарат не работал. Дебольский был сильным человеком. Он посмотрел на телефон, вернул его Феликсу. Затем обернулся к нашему второму проводнику.

– Как быстро мы сможем выйти к людям? Чтобы связаться с нашей первой группой или с вертолетом. Ты понимаешь, что я говорю?

– Понимаю, – кивнул кореец, – завтра вечером мы будем на месте. Осталась одна ночь. Нам все равно нужно идти к морю.

– Хорошо, – согласился Дебольский, – собери носильщиков и похороните даяка. Потом даешь нам его адрес. Мы заплатим его семье компенсацию за его смерть.

– Я не понимаю, – пожал плечами кореец – очевидно, слово «компенсация» было ему незнакомо.

Потом мы долго искали разбежавшихся трусов. Долго копали землю. Могила должна быть очень глубокой, чтобы её не разрыли животные. Потом так же долго её засыпали, закрывая тело какими-то листьями. Я понял, что эти листья должны были гнить, отбивая запах человеческого гниения, чтобы сюда не добрались животные. Могилу долго засыпали землей. Затем кореец сел и начал петь какую-то тихую песню. Учитывая, что почти весь наш груз был уничтожен, а спутниковые телефоны разбиты, нам было совсем не до песен. Но мы понимали, что это своеобразный ритуал даяков и нам нужно подождать.

Алла сняла свою обувь, и мы увидели, в каком состоянии её ноги. Особенно правая нога. Дальше идти она просто бы не смогла. Мы собрали носильщиков и объяснили этим придуркам, что теперь они будут нести женщину. Начали проверять, что именно осталось из нашего багажа. Самое обидное, что носорог растоптал мою левитру. И зачем я не разделил этот пузырек на две части? Мы бываем такими самоуверенными. Неужели я думал, что в палатке мне может понадобиться этот препарат?

Когда я увидел, как разворочен наш багаж, то не придал этому особого значения. И только потом понял, что там лежала моя левитра. Я не знал, что мне делать в этой ситуации. Смеяться или плакать. Ведь с этим чудодейственным препаратом я был настоящим «мачо», а без него мои проблемы становились более очевидными. Было обидно. В отличие от женщин, у мужчин не бывает запретных дней, но я понял, что после гибели багажа для меня могут наступить «запретные дни».

Еда была уничтожена, но это не было большой проблемой. Перед нами лежали три убитых носорога, и с едой до завтрашнего вечера у нас не будет особых проблем. Мы сделали своеобразные носилки из веток, чтобы Алле было удобно. Мы были готовы придушить эту неприспособленную дуру. Юлия держалась гораздо лучше, хотя черты лица у неё несколько заострились. А кореец исполнял свою песню часа два, словно испытывая наше терпение.

– Когда он наконец закончит? – зло спросил Феликс, показывая на нашего проводника.

– Потерпите, – мрачно посоветовал Леонтий Яковлевич, – очевидно, у них такой ритуал. Не забывайте, что этот человек погиб из-за нас.

– Он был плохим охотником, – отмахнулся Феликс, – нам подсунули какое-то животное. И мы сделали крюк, чтобы Роман мог продемонстрировать нам своё умение охотника. Или вы опять будете делать вид, что ничего не поняли? Я смотрел по карте. И видел, как вчера Роман договаривался с Хайрилом. Ему хотелось показать себя в полном блеске. Ему мало спать с женщиной, ему нужно покорить её своими охотничьими успехами.

Я оглянулся на Юлию. Она сделала вид, что ничего не услышала. Вот сволочь Феликс. Как он может так говорить. В такой ситуации.

– Это обычный несчастный случай, который иногда бывает на охоте, – разозлился я, – и не нужно говорить глупости. Я, во всяком случае, стреляю, а не бросаю трусливо свою винтовку в сторону носорога. Нужно было ещё бросить в него своими солнцезащитными очками, может, они попали бы ему на глаза и он перестал бы видеть.

При напоминании о трусости Феликс побледнел.

– Я не умею убивать животных в отличие от тебя, – отчеканил он, – и вообще, вы превратили нашу поездку в балаган. Взяли с собой своих женщин. Устроили себе гарем.

– Это не твоё дело, – отрезал Ибрагим, – я честно заплатил за Аллу.

– Подожди, Ибрагим, – вмешался Дебольский, – Феликс прав в том смысле, что наши спутницы служат нам дополнительной обузой. И нам предстоит трудный переход. Не говоря уже о том, что вы оба больше думали о том, как произвести впечатление на ваших прекрасных дам, чем о безопасности нашего перехода.

Тут мы заговорили все разом, даже женщины. Кореец перестал петь и удивленно взглянул в нашу сторону. Затем снова запел. Притихшие носильщики не понимали, о чем мы спорим. Они вполголоса переговаривались. После того, как мы высказали друг другу все свои претензии, наступило долгое и неловкое молчание.

– Поговорили, – сказал Леонтий Яковлевич. – Я теперь понимаю, почему на морское судно не пускают женщин. Чтобы не было подобных ссор. Давайте закончим наши споры. У нас впереди трудный переход.

Он даже не мог предположить, что впереди самая долгая и самая трудная ночь в нашей жизни. А потом будет самый страшный день, который нам не удастся пережить в прежнем составе.

Глава 13

Мы двинулись дальше в пятом часу вечера. Уже начинало смеркаться. Нам пришлось сначала объяснять корейцу, что именно сказать носильщикам, а затем он долго переводил наши слова, показывая всем четверым, как им нужно нести нашу спутницу.

Двигались мы медленно, носильщики несли Аллу, оглядываясь по сторонам. Судя по их испуганным лицам, они решили, что третий носорог, появившийся неизвестно откуда, был носорожьим божьим бичом, который захотел нас покарать. И поэтому они двигались очень осторожно, опасаясь повторного нападения. Но носорогов мы больше не встречали. Иногда слышали крики и рычание различных животных. Вечером мы с Ибрагимом подбили сразу несколько фазанов. Это было очень кстати, учитывая, что мясо носорогов достаточно жесткое, а наши припасы были растоптаны животным. И ещё печально, что почти все оставшееся снаряжение нужно было нести мужчинам, так как все четверо носильщиков были заняты нашей Аллой. Представляете, как это нас нервировало.

Мы прошли мангровые заросли и вышли к очередной горной гряде. Кореец показал нам на восток, куда мы должны были двигаться. Он объявил, что поведет нас самой короткой дорогой, но нужно быть осторожнее, здесь встречаются плотоядные летучие мыши – крыланы, которые могут нападать даже на людей. Он шел впереди, Ибрагим был в центре колонны, а я замыкал шествие, подстраховывая остальных. На Феликса мы уже не рассчитывали, видя его «храбрость» во время нападения носорогов, а Дебольский с его зрением мог увидеть только слона. Юлия чуть отстала, чтобы оказаться рядом со мной.

– Ты хороший охотник, – кивнула она мне, – здорово стреляешь. Будем считать, что я оценила. Между прочим, я успела сделать несколько прекрасных снимков. Будешь героем, когда мы вернемся в Москву.

– Посмотрим, – пробормотал я. Меньше всего я думал в этот момент о её журнале.

Несколько раз мы видели змей, которые уползали при нашем появлении. Здесь водились и кобры, и удавы. На соседней Суматре можно было увидеть даже варанов, которые остались со времен динозавров. Этим крупным ящерицам удалось выжить, пройдя такой длительный путь эволюции. Но на Калимантане их, к счастью, не было. Правда, наш проводник предупредил нас, чтобы мы осторожно обходили заболоченные места. Здесь водились гребнистые крокодилы, которые достигали семи метров в длину. Я не оговорился. Семь метров. Это четыре человека, сложенных в одну линию. Представили? Тогда вы можете представить, как страшен такой крокодил. Но, к счастью, мы их нигде не видели. Было уже совсем темно, когда наш проводник наконец вывел нас в небольшую долину и предложил сделать привал. Он показал нам несколько больших деревьев и сухую площадку, где мы могли бы отдохнуть. Обе палатки мы бросили там, где похоронили Хайрила. Нести их на своих плечах не было никакой возможности, в конце концов, мы никогда не работали носильщиками. А наши спальные мешки были разорваны носорогом. Поэтому мы стали устраиваться прямо на земле. Носильщики разожгли несколько костров вокруг нас, чтобы уберечь от змей, но мы решили, что каждый из нас будет по очереди не спать. Хотя спать никому не хотелось, сказывались волнения этого дня. Даже женщины не могли уснуть.

На северо-западе был лес, на юго-востоке заросли крупного кустарника. Но в этой небольшой долине нам было уютно и как-то удивительно спокойно. Ким До Су отдал мясо носорогов нашим носильщикам, которые его сварили и с большим удовольствием съели. Он приготовил нам убитых фазанов, запекая их в золе. Фазаны оказались удивительно вкусными. Кроме того, он сделал какую-то густую похлебку из листьев травы аланг-аланга и дал каждому из нас. Самое интересное, что он сам тоже выпил этот напиток. И нужно сказать, что мы действительно почувствовали себя гораздо лучше, как будто у нас прибавилось сил.

Мы лежали на земле, и над нами было ясное звездное небо. Мы чувствовали себя частью природы, свежий ветер и ночная прохлада были так приятны после тяжелого перехода. Воздух был просто чудесным. В этой долине было так прекрасно. Не знаю, кто начал разговор первым, но мы чувствовали некое умиротворение. Ким До Су прислонился к дереву, закрыв глаза, но я понимал, что он не спит. Кореец все время смотрел в сторону костров, которые должны были отпугивать змей и мелких грызунов.

– Как здесь красиво, – сказала Юлия. – Спасибо вам всем за это путешествие. Просто прелесть. Если бы не смерть нашего проводника.

– Для них это нормальная жизнь и нормальная смерть, – быстро вставил Феликс, – это для нас такая смерть нечто необычное. У каждого своя жизнь и своя судьба. Он допустил ошибку и поэтому погиб.

– Мы тоже допускаем ошибки, – напомнила Юлия, – но они у нас иного рода. Мы защищены некими цивилизационными формами, хотя на самом деле мы лишь немногим отличаемся и от погибшего проводника, и от этого корейца, который провел здесь всю свою жизнь, и от наших носильщиков.

Все четверо парней, находившихся справа от дерева, уже спали. Им нужны были силы, чтобы нести Аллу к морю. У меня было такое ощущение, словно меня напоили сладким вином. Чувство легкости и какой-то большой любви к окружающим. В эти мгновения я любил даже Феликса.

– У каждого свои ошибки и свои просчеты, – согласился Леонтий Яковлевич, – но мы стараемся о них не говорить. Стараемся никогда их не вспоминать. Только на исповеди.

– Или где-нибудь в незнакомом месте, – неожиданно сказала Алла. – А давайте сегодня устроим такую ночь. Ночь откровений. Ведь мы вышли в такую чудесную долину. Я даже забыла про смерть нашего проводника. Давайте один раз в жизни будем искренними, откровенными. Ничего не утаивая и не скрывая. Пусть эта долина будет нашей долиной откровений.

– Попробуй, – немного насмешливо произнес Ибрагим, – давай начнем с тебя. Раз ты сама это предложила.

– Давайте, – согласилась Алла, – я расскажу вам свою историю. Тебе тоже будет полезно послушать, Ибрагим, ты ведь никогда не спрашивал меня, как я попала в Москву из своего Ростова.

Она устроилась поудобнее, приподнялась, чтобы сесть, и начала рассказывать.

– Вы полагаете, мне нечего рассказать? Считаете, что в силу своего возраста я ничего не пережила и не имею такого жизненного опыта, как ваш? Конечно, я не зарабатывала миллионы и не обманывала людей в таких количествах, как это делали вы все. Только не перебивайте меня. Я сейчас чувствую, что если не смогу выговориться, то уже никогда и никому не расскажу то, что я ношу в себе. Мне обязательно нужно об этом рассказать.

Ибрагим никогда не расспрашивал меня о моем прошлом. И за это я ему очень благодарна. Он вел себя в отношениях со мной как настоящий мужчина. Благородный и смелый. Я иногда даже забывала, что он меня фактически купил. Только ничего не говори мне сейчас, не возражай, иначе я не смогу продолжать.

Я родилась в Ростове, в семьдесят пятом году. Была старшей дочерью у матери, когда мой отец погиб. Он был путевой обходчик и погиб в какой-то непонятной автомобильной катастрофе. Некоторые потом вспоминали, что они с приятелем возвращались после ночной смены. Может, просто устали. Может, не разобрались ночью и не увидели поворота. И оба так нелепо погибли.

Машина свалилась в овраг и загорелась. Мне было три года, и отца я почти не помню. Маме было немногим больше двадцати. Можете себе представить. Отец был старше неё на шесть лет. Через два года в семье появился новый мужчина. Ему было уже за тридцать, и он был старше мамы почти на десять лет. Мой отчим. Нужно сказать, что он мне сразу не понравился. Он был ниже мамы ростом, какой-то плюгавенький, невзрачный, всегда дурно пахнувший. В мятой одежде, вечно такой неопрятный. По дому он обычно ходил в нижнем белье, такие солдатские длинные темно-синие трусы и голубые майки. С тех пор не могу видеть мужчин в нижнем белье. Меня трясет, когда вспоминаю об этом типе.

Через год мать родила от него близнецов. Ребята были хорошие, красивые, здоровые. Хотя роды были достаточно тяжелыми. Мне было шесть лет, и я помогала маме за ними ухаживать. Наш второй «папа» тогда неплохо зарабатывал, он работал на каком-то складе, а потом даже стал заведующим на крупной плодоовощной базе. Можете себе представить? В эпоху жуткого дефицита восьмидесятых он считался достаточно состоятельным человеком. Мы даже имели свои «Жигули» и по меркам соседей считались почти миллионерами. Даже ездили в соседние города.

В восемьдесят восьмом ребята пошли в первый класс. Я тогда перешла в седьмой класс. И тогда мы узнали, что наша мама тяжело больна. Нужно отдать должное моему отчиму, он очень переживал, показывал её разным врачам, доставал дефицитные лекарства. Но это наверно был тот самый случай, когда уже ничего нельзя было сделать. Она была совсем молодой женщиной, ведь она родила меня в восемнадцать. Она чахла прямо на глазах, и мы все видели, как она угасает. Она почти не жаловалась, ничего не просила. Только с какой-то жалостью смотрела на меня. Ведь она понимала, что после её ухода в этом мире не останется ни одного человека, который будет меня так любить. Через два года она умерла. Мальчики ещё не совсем понимали, что произошло. Им было по девять лет, и они плакали только в первый день. А потом отчим отправил их к своей сестре, чтобы она о них позаботилась. И они остались жить у его сестры.

А я в четырнадцать лет приняла всё хозяйство этого «папочки» и наш большой дом. У нас был достаточно большой дом, оставшийся маме в наследство от родителей. Целых четыре комнаты и свой участок. Первое время отчим вел себя прилично, даже покупал мне какие-то платья, подарки, заботился обо мне. Но это был уже конец восьмидесятых, начало девяностых. Отчим потерял работу на своей базе. Да и на базах уже не было ничего, кроме гнилой капусты и подмерзлой картошки. Он сидел дома, пил и ругался, ругался и пил. Постепенно в доме не стало ни денег, ни еды. Иногда помогала его сестра, которая приносила продукты. Он абсолютно опустился, проклинал всех подряд, кому-то грозил.

В девяносто втором я окончила школу. С неплохими отметками. Я вообще была способной ученицей, так говорили учителя. Но время было тяжелое. Ни продуктов, ни денег. У нас даже выпускной вечер провели по усеченной программе. Лимонад, водка, картошка, яблоки, редиска, селедка. Почти ничего не было. Я вернулась домой и нашла своего «папочку» лежащим на полу. Он перепил и валялся в собственной блевотине. Можете себе представить? Я ведь пришла со своего выпускного вечера, «первого бала», так сказать. В своем самом нарядном платье. Пришла домой в таком настроении. А он лежал на полу и ничего не соображал. Я проплакала всю ночь. Но его не трогала. И не помогала ему подняться. Пусть лежит, твердо решила я. Раз выбрал для себя такую скотскую жизнь.

Сразу после окончания школы я решила поступать на факультет журналистики, но денег в доме не было. Вообще никаких денег. Я продала мамины вещи, чтобы добыть денег на продукты, но мой отчим нашел эти деньги и потратил их на очередную порцию горячительного. Я была в ярости, впервые я подумала, что могу даже его ударить, ведь я продала мамино обручальное кольцо, чтобы мы могли продержаться два месяца, пока я буду поступать в институт. Но уже тогда я понимала, что ничего не выйдет. В это время всё рухнуло и студентам уже не давали такой стипендии, чтобы они могли прожить на эти деньги. Я понимала, что мне нужно что-то делать.

Мальчикам, моим братьям, было уже по десять лет, и их тетка не собиралась возвращать ребят отцу. Она была бездетной, хотя имела мужа, чиновника, работавшего в исполкоме. И поэтому она решила не возвращать мальчиков к нам, видя, как её брат спивается. Сейчас я думаю, что это было её ошибкой. Если бы мальчики оказались рядом с нами, возможно, их отец бросил бы пить, стал бы вести себя как-то по-другому. Попытался бы устроиться на работу, обеспечивать семью. Машину к тому времени он уже продал. Но к девяносто третьему году он уже был опустившийся человек, глубокий старик, у которого было изрезанное морщинами лицо и мутные глаза. Я однажды посчитала и удивилась, что ему тогда не было и пятидесяти.

Конечно, я никуда не стала поступать, а устроилась на работу в местный кооператив. Меня взяли сначала курьером, потом сделали секретарем. Два месяца я терпела домогательства своего шефа, а потом плюнула и уступила. Он был достаточно опытным человеком, ему было уже под сорок, а мне только восемнадцать. И мне это даже понравилось. Нужно сказать, он не был скупым. Деньги зарабатывал легко и так же легко тратил. Он стал делать мне дорогие подарки, иногда шутя говорил, что разведется с женой и мы поженимся. Я, дурочка, ему верила. В доме наконец появились деньги и еда. Деньги я от своего отчима прятала. Но он каким-то образом находил их. Потом я узнала, что он продавал наши книги и оставшиеся мамины вещи, даже продал её пальто.

И с моим кооператором все закончилось печально. Его арестовали через несколько месяцев. За хищение в особо крупных размерах. Ему дали шесть лет. В городе рассказывали, то он выплатил судье большие деньги, чтобы сократить свой срок с двенадцати, которые требовал прокурор, до шести. Наш кооператив закрылся, и я пошла искать работу. К этому времени мой отчим уже почти не приходил в себя, и я должна была смотреть за ним, убирать, готовить ему еду.

Фактически мы жили на мои деньги. Я устроилась на работу в другой кооператив. Там я проработал только три месяца, и он разорился. Тогда я пошла устраиваться в филиал крупного банка. Меня принял их менеджер, наглый и самодовольный тип лет двадцати пяти. Уже по его нахальным глазам и мокрым губам я всё поняла. Но у меня не было выбора. На второй день после моего устройства в банк он пригласил меня на ужин, и я стала его любовницей. Он мне был физически противен, но я его терпела. А потом появился руководитель нашего банка из Москвы. Ему было тридцать семь, он был красивый, умный, перспективный. Я знала, что он приезжает, и постаралась сделать все, чтобы попасть ему на глаза. Надела лучшее платье, сделала прическу, успела заскочить в парикмахерскую. Он обратил на меня внимание.

И в этот вечер я была с ним. Это был совсем другой уровень отношений. Он снимал люкс в местной гостинице. Три дня пролетели как счастливый сон. И к концу третьего дня он предложил мне поехать с ним в Москву. Я не колебалась ни секунды, хотя прекрасно понимала, что не имею права никуда уезжать. Мой отчим был в ужасном состоянии. Но я считала, что это мой единственный шанс вырваться в Москву, стать независимой, самостоятельной. Не забывайте, что мне не было ещё и девятнадцати лет.

Я попросила у своего нового друга недельную отсрочку, пояснив, что у меня остались некоторые дела в городе. Потом поехала к сестре своего отчима. Я умоляла её позаботиться о брате, чтобы я могла уехать в Москву. Но та только скорбно качала головой и объясняла мне, что занята своими племянниками. А мой долг находиться рядом с больным отцом. Она так и говорила «больной отец», как будто он был моим отцом и к тому же больным.

Я вернулась домой и снова нашла его на полу. Это меня взбесило окончательно. Значит, из-за этого неудачника, из-за человека, который не является мне никем, я должна ломать свою жизнь. Оставаться вечно в провинциальном городе, жить с прыщавым менеджером, который считает каждую копейку, прежде чем её потратить, оставаться в этом доме с пьяным типом, который уже не может даже дойти до туалета. И так будет всегда? Я была в таком состоянии, что хотелось выть от отчаяния. Я не спала всю ночь. Всю ночь я размышляла, как выбраться из этой ситуации. Мне было очень страшно, но я решилась. У нас в доме был свой подвал, в котором мы обычно хранили соления и разные банки. Отчим дважды срывался там с лестницы и один раз чуть не сломал себе ногу. Я всегда сама спускалась в подвал, чтобы он там ничего не сломал. И сама запирала дверь на замок. Но на этот раз я спустилась в подвал, вывернула там лампочку, потом поднялась наверх и оставила дверь открытой. Мне было не просто страшно, я чувствовала себя настоящей убийцей. Но я понимала, что это мой последний шанс. Оставить его и просто уехать не получится, его сестра найдет и вернет меня через своего мужа-чиновника.

В этот вечер я уехала к подруге на другой берег и буквально напросилась остаться у неё на один день. И вечером следующего дня я поехала к себе домой. У дома стояла машина мужа сестры моего отчима. Я даже немного обрадовалась, что всё прошло так быстро. Но когда вошла в дом, узнала, что я рано радовалась. Он ведь всегда был пьяным, вечно в таком состоянии легкой эйфории. А пьяный человек не может разбиться. Это мне потом объяснили. Он упал в подвал и сильно ушибся. Но не разбился. Можете себе представить? Оказывается, трезвый человек напрягается при любом падении и ломает себе руки, ноги, голову. А пьяный падает в расслабленном состоянии и ничего не ломает. Но он довольно сильно ушибся, и тетка выговаривала мне за то, что я осталась ночевать у своей подруги. Я готова была выть от злости.

Через неделю я никуда не уехала. Я продолжала работать в банке, и прыщавый менеджер, уже знавший о моих отношениях с гостем из Москвы, по-прежнему приставал ко мне, заставляя меня дергаться от отвращения. Мой новый друг даже не стал мне перезванивать из Москвы, забыв о провинциальной дурочке, которая ничего не понимала в этой жизни. Так продолжалось ещё три месяца. А потом я поняла, что больше не могу. Ещё немного, и я просто наложу на себя руки. В этот вечер я поменяла бутылку самогонки, которую отчим обычно ставил, на бутылку какой-то кислоты. По-моему, это был обычный уксус. Или другая гадость. Может, синильная кислота. Я даже не знаю.

Я купила подарки и поехала к своим единоутробным братьям. Мальчикам было уже по тринадцать лет. Они были такие жизнерадостные, крепкие, веселые ребята. Мы провели вместе весь вечер. Даже сестра моего отчима была довольна, она видела, как я отношусь к своим братьям. А потом я вернулась домой. И нашла своего отчима живым и здоровым. Можете себе представить?

Его не убила даже бутылка этой кислоты. Он выпил почти половину бутылки. Я готова была плакать от отчаяния. Даже решила поджечь дом. Но в этот момент Бог наконец сжалился надо мной.

Через несколько дней отчим почувствовал себя хуже. Потом ему стало совсем плохо. Я повезла его в больницу. Врачи обнаружили у него язву, старую язву, моя кислота не имела к ней никакого отношения, но, возможно, она ускорила течение болезни. Я навещала его в больнице два месяца. Он умирал долго и тяжело. Все время бормотал, что виноват, винил себя в смерти моей матери. Я так устала за эти месяцы, фактически проводя все вечера у его постели. Даже его сестра начала меня жалеть, понимая, как мне трудно. Через два месяца он наконец умер. Я была свободна.

На следующий день после похорон я нашла покупателя на наш дом. Он заплатил мне девять с половиной тысяч долларов. Для меня это были неслыханные деньги. Я считала себя почти миллионершей. Уже потом я узнала, то он меня просто обманул. Дом можно было продать тогда за двадцать пять тысяч, а сейчас он, наверно, стоит все пятьдесят. Дом был старый, но прочный, крепкий. Да и место было хорошее. Но всё равно я была счастлива. Я потратила почти треть денег на разные тряпки и ненужные глупости, купила своим братишкам-близнецам роскошные велосипеды. Нужно сказать, что я не могла смотреть им в глаза, хотя они меня очень любили. Ведь я чувствовала себя убийцей их отца. А потом я взяла билет и поехала в Москву. Мой банкир даже не вспомнил меня, когда я ему позвонила. Но согласился со мной встретиться. Когда мы наконец увиделись, он даже не вспомнил, как меня зовут, перепутав моё имя с именем своей знакомой. И я всё правильно поняла.

Потом была тяжелая жизнь. Очень тяжелая. В первый год я не поступила учиться. Сейчас понимаю, что и не могла поступить. Это был девяносто пятый. Тогда можно было так легко пропасть в Москве. Погибнуть, исчезнуть, раствориться в этом всеобщем бардаке, который царил тогда в городе. Но я выстояла. Выжила. Только не спрашивайте меня обо всех подробностях. Один раз я даже украла хлеб из булочной, такой голодной я была. На следующий год я опять не поступила. Деньги, которые я привезла из Ростова, закончились быстро. В Москве они исчезают так незаметно, что ты даже не представляешь, куда мог потратить такую сумму. Я мыкалась по съёмным квартирам, где только не работала, чтобы хоть как-то зацепиться в Москве. Потом все начало налаживаться. С третьего раза я наконец поступила на заочный. Но, конечно, не в МГУ. И не на журналистику. Туда я бы не смогла попасть. К этому времени жизнь меня уже побила, и я стала реалистом. Я поступила на заочный факультет института искусств. Думала, что смогу стать дизайнером. Я никогда не говорила Юлии о том, что мечтала быть журналисткой. И всегда немного завидовала своей подруге, которая добилась таких успехов. Только ничего не говори, Юлия, я знаю, что никто не виноват в том, что я не смогла себя реализовать.

Если вспомнить всё, что со мной произошло в Москве, придется написать отдельную книгу, чтобы рассказать обо всех моих приключениях. Я устроилась визажисткой, потом стала заведующей сменой, затем заведующей салоном. Несколько лет назад познакомилась с Ибрагимом, который через год и купил для меня наш салон. Фактически освободив меня от мелочной опеки хозяйки, которая уже не хотела заниматься этим бизнесом. Вы знаете, как много я работала, чтобы сделать его лучшим в столице. И сделала. Сегодня у меня уже три салона, и они считаются лучшими в Москве. Но я всегда помню, как я приехала в столицу и через что мне пришлось пройти. Иногда мне кажется, что всё наладилось, я достигла всего, чего хотела в жизни. Но тогда я вспоминаю хриплый голос своего отчима, который умирал в страшных мучениях, и понимаю, что мои достижения оплачены чужой кровью и чужим страданием. И не могу ни простить себе, ни забыть того, как я переехала в Москву.

Глава 14

Наступило молчание. Мы все были немного смущены её исповедью. Люди редко бывают настолько откровенными. Но Алла, словно освобождаясь от томивших её секретов, вдруг выплеснула всё, что было в её прежней жизни. Всё, что она так тщательно скрывала, всё, что никто и никогда не должен был слышать. Мы молчали целую минуту, словно боясь нарушить эту тишину. Можете себе представить, в каком состоянии мы были. И первой нарушила тишину Юлия. Женщины вообще сильнее нас, мужчин. Они тоньше чувствуют и лучше понимают состояние другого человека.

– Спасибо тебе, Алла, – неожиданно дрогнувшим голосом произнесла Юлия, – я думаю, ты была максимально откровенной. И пусть остальные думают о тебе всё, что хотят. А я считаю, что ты молодец. Сумела рассказать нам такое, о чем никто и никогда не рассказывает. Я даже не думала, что ты хотела стать журналисткой. Теперь буду знать.

– Уже поздно, – грустно усмехнулась Алла. Она собрала волосы на затылке, отчего её лицо стало крупнее.

– Я тоже ничего не стану скрывать, – решительно сказала Юлия, – и расскажу вам обо всем. Пусть это будет ночь откровений. Как сказала Алла. Мы пришли в эту долину, чтобы провести здесь последнюю ночь и завтра вернуться в лоно цивилизации. И пока мы не вернулись, пусть эта долина действительно будет долиной откровений.

Она полулежала, опираясь на руку. И в таком положении начала свою исповедь.

– Я родилась в год, когда мои родители решили развестись. Вот такое обидное совпадение. Они были женаты больше пяти лет, и, как рассказывает мать, жили довольно дружно. Но детей у них не было. Мать сильно переживала, ей хотелось родить. И самое обидное, что врачи не находили никаких причин для бесплодия ни у неё, ни у моего отца. Однако пять лет у них ничего не получалось. И когда они уже почти отчаялись, моя мать наконец поняла, что ждет ребенка. Спустя много лет я встретилась с людьми, знавшими моего отца, и узнала некоторые подробности. Как раз в тот момент у него появилась новая подруга, с которой он начал появляться у своих друзей. Девушка была намного моложе него. Возможно, это сказалось и на его потенции. Не знаю, не хочу говорить о нем плохо. Хотя он был достаточно известным художником и позволял себе довольно свободный образ жизни. Когда они поженились, моей матери было только двадцать, а ему уже тридцать два. К тому времени, когда я родилась, матери уже было за двадцать пять. А ему почти тридцать семь. Но молодая восемнадцатилетняя девушка, которая была его натурщицей, очевидно, так возбудила моего отца, что он сумел сделать ребенка и моей маме.

А ещё через полгода они развелись. Вот этого я никогда не могла простить моему отцу. Он ведь прекрасно видел, в каком положении находилась моя мать, видел, что через несколько месяцев она родит. Он должен был понимать, как чувствует себя женщина в таком положении. Вместо этого он демонстративно развёлся. Я родилась в конце марта. А в конце июля родилась моя единокровная сестра уже от юной натурщицы. Получается, что он одновременно спал и со своей женой, и со своей любовницей.

У матери была старшая сестра, которая никогда не была замужем. Такой «синий чулок». Она и помогала маме воспитывать меня, переехав к нам домой. Моя мать работала актрисой в довольно известном театре, у знаменитого режиссера. И до моего рождения у неё было несколько заметных ролей. Она даже дважды снялась в кино.

Но после того как муж бросил её, оставив с ребенком, в ней словно что-то сломалось. И не удивительно. Сейчас я понимаю, как это обидно и больно, остаться в таком положении без мужа и без поддержки. К тому же она демонстративно отказалась от алиментов. Хотя надо отдать должное моему отцу, он иногда вспоминал о своей старшей дочери, присылая нам либо подарки, либо какую-то сумму денег. Со мной он почти не виделся и, возможно, встречаться не очень хотел. Тогда, в семидесятые годы, женщина могла в одиночку поднимать ребенка. Даже не очень востребованная актриса. У её старшей сестры была зарплата доцента и кандидата наук. Поэтому им вдвоём хватало не только на жизнь, но и поездки летом на Северный Кавказ, где мы обычно отдыхали либо в Кисловодске, либо в Ессентуках.

Я росла, окруженная заботами матери, тетки и бабушки. Наверно, в какой-то момент стало сказываться отсутствие мужского начала в моём воспитании. Началось всё, как обычно, с мелочей. Я была взбалмошной и не очень управляемой девочкой, которая проявляла свой характер с самого детства. Особенно частые конфликты у меня были с теткой, которая считала, что меня следует воспитывать в пуританской строгости. Сама никогда не встречавшаяся с мужчинами, она часто давала идиотские советы насчет моей одежды или косметики, которую я начала употреблять уже в юном возрасте.

В пятом классе я впервые устроила дома грандиозный скандал, когда мне не разрешили надеть платье, которое я хотела надеть. Вместо этого мне предложили школьную форму, которую я ненавидела. В седьмом я впервые сбежала из дома. Мама искала меня по всем соседским дворам, а я спряталась в нашей школе, она находилась недалеко от нашего дома.

В девятом у меня появились первые поклонники. Я была красивой девочкой, и на меня обращали внимание. К этому времени карьера моей матери была окончательно свернута. Из театра она ушла. Через некоторое время её приняли в Театр киноактера, но это была настоящая богадельня для неприкаянных артистов.

Мама срывалась, у неё случались истерики. Она плакала и кричала, что я погубила её артистическую карьеру. Я была совсем маленькой, когда она впервые меня ударила. С тех пор она часто срывала на мне свою нереализованность и отчаяние. Она потолстела, подурнела, перестала за собой следить. А у отца, наоборот, дела пошли совсем хорошо. Он стал достаточно популярным художником и даже женился уже на другой, чтобы в пятьдесят лет получить ещё и третью дочку.

Мне было семнадцать, когда я закончила школу. Училась я легко, предметы осваивала без особого труда, хотя математику, физику и химию не любила. Меня всегда тянуло к гуманитарным наукам. И я решила поступать на журналистику. Отдала свои документы в МГУ. Но в первый год провалилась. Мать устроила дома грандиозный скандал, обвиняя меня в непомерных амбициях. Особенно меня раздражало, когда при каждом удобном случае она кричала, что я похожа на свою бабушку, имея в виду мать моего отца. Она ненавидела свою бывшую свекровь гораздо сильнее, чем отца. И меня это выводило из себя, ведь эту бабушку я никогда не видела. Мать рассказывала мне, что её свекровь была против женитьбы своего сына, считая, что он обязан найти себе женщину из другой, более состоятельной и аристократической семьи.

Я начала огрызаться, и в скандалы стала вмешиваться старшая сестра моей матери, которая нравоучительным тоном давала мне советы. Тут я вообще не выдержала, накричала на них и выбежала из дома. Два дня я ночевала у подруги. И только потом вернулась домой. У матери началась очередная истерика, и она с кулаками набросилась на меня. Вот тогда я впервые начала ей отвечать, и мы по-настоящему подрались, благо тетки не было дома.

Я пошла работать в проектный институт, куда меня устроила тетя. Через несколько месяцев у меня появился друг, с которым я стала встречаться. Узнав об этом, мать пришла в ярость, более всего на свете она боялась, что я останусь одна и не смогу нормально выйти замуж. Это было начало девяностых, как раз то время, когда в магазинах уже ничего не было, а покупка хлеба превращалась в проблему. Мы начали потихоньку продавать из дома вещи. Материальное неблагополучие наложилось на наши плохие отношения, и скандалы, крики, истерика стали обычным явлением в нашем доме.

Так продолжалось два года. Наконец в девяносто втором я поступила в университет. Мне было уже двадцать. И у меня был новый парень, кажется третий, или четвертый, к которому я просто переехала жить. Когда я возвращалась домой, то меня встречала моя мать, которая превратилась в неуравновешенную истеричку. К тому времени даже её старшая сестра с трудом находила с ней общий язык.

В девяносто третьем стало совсем трудно. Тетка ушла на пенсию, закрыли её институт. Мать осталась без работы и не получала вообще ничего. Им было так трудно, что я даже их жалела. Они продали квартиру бабушки, и их обманули, переписав документы на чужое имя. В результате они ничего не получили. В общем, все, как у многих миллионов людей в нашей стране. Под пресс всех «перемен» попадали самые незащищенные, самые несчастные, самые неприспособленные.

Я отправилась на поиски нашего преуспевающего папаши. Впервые с ним серьезно поговорила. Он тогда дал некоторую сумму денег, на которую мои мать и тетка прожили три месяца. Но все время так продолжаться не могло. Они решили продать квартиру тетки. Но на этот раз их тоже обманули, дали в два раза меньше денег, чем квартира реально стоила. А может, в три. Но зато у них появились хоть какие-то деньги. Вы знаете, что они с ними сделали? Вложили в акции МММ и АРМ. И можете себе представить их состояние, когда потом это МММ лопнуло и Мавроди посадили в тюрьму? А Феликс Андреади начал выпускать какие-то акции, которые выдавали вместо денег. Извини, Феликс, но это правда, всё так и было.

В девяносто шестом я была уже на четвертом курсе. Параллельно я уже работала. Устроилась в популярную московскую газету. Сначала внештатным корреспондентом, потом меня взяли в штат на должность уборщицы. Через полгода сделали корреспондентом. Ещё через год мне повысили зарплату. Я училась и работала.

В девяносто восьмом случился дефолт. Все, что было у матери и тетки, пропало после августовского обвала цен. Ведь они тогда уже никому не верили и держали деньги дома. А деньги обесценились за одну ночь. У моей матери случилась такая истерика, что пришлось вызывать врачей. И когда я приехала к ним, чтобы сообщить о своей беременности, у матери начался дикий приступ ярости. Она кричала, что нельзя рожать, не выйдя замуж, что я не смогу поднять ребенка одна. Я огрызалась, что мать всегда была одна. Но она возражала, что ей помогала старшая сестра. Если бы не тетка, возможно, мы бы покричали друг на друга и успокоились. Но она стала вмешиваться и доказывать, как плохо я себя веду и как глупо рожать в моём возрасте. А ведь мне было уже двадцать шесть.

Слово за слово, и мать бросилась на меня с кулаками. А я была в таком положении, что просто испугалась за своего ребенка. А может, и не испугалась, ведь этот скандал меня достал. В общем, я сделала то, о чем со стыдом вспоминаю до сих пор. Я начала отвечать матери и попала ей кулаком в грудь и в лицо. Тетка бросилась на защиту младшей сестры, и я ушла из дома. Потом несколько месяцев я даже не звонила домой, устроившись жить у своей подруги. А когда пришло время рожать, выяснилось, что мой парень уже спит с моей подругой. Вот такое повторение жизненной ситуации. Я позвонила домой. В роддом приехала тетка. Вот тогда я узнала, что мать уже вторую неделю находится в больнице. Врачи нашли у неё онкологию. Как раз в том месте, куда я её ударила. Потом врачи меня уверяли, что онкология развивалась у неё несколько лет, но я точно знаю, что её спровоцировал мой удар. И наши скандалы. Я в этом абсолютно уверена.

У меня родилась девочка. Я кормила её грудью. Нужно отдать должное моей тетке, она разрывалась между нами и больницей. Но так продолжалось недолго.

Мама умерла через три месяца. Делать операцию было уже поздно. И не нужно. Ей сделали биопсию, и всё стало ясно уже в первые дни. Молоко у меня, конечно, пропало. Я сидела в её палате и рыдала. Просила меня простить. А она только улыбалась в ответ и сжимала мою руку, рассказывая, как любит меня. Девочку я назвала в её честь. И даже принесла её в больницу, чтобы показать маме.

Через три года я была уже заведующей отделом. Вскоре мне предложили работу в крупном журнале заместителем главного редактора. Ещё через несколько лет мне предложили стать главным редактором популярного журнала. С очень высоким окладом. Я сразу согласилась. Потом выяснилось, что у журнала как раз в этот момент были большие проблемы. Но тогда же появился в моей жизни Гога. Не буду рассказывать, как мы познакомились, это отдельная история. С самого начала я прекрасно понимала, кто он такой и на какие отношения я могу рассчитывать. Я не была наивной дурочкой. И поэтому свой выбор сделала достаточно сознательно. Гога выкупил наш журнал, оплатил все наши долги и сделал мне невероятный подарок, передав контрольный пакет акций.

Я даже не могу предполагать, что он тогда думал. Может, считал, что я не справлюсь. Или ему было приятно сделать такой подарок своей подруге. Я до сих пор не знаю, что он тогда для себя решил, хотя понимаю, что для него несколько сот тысяч долларов были не очень большими деньгами. Но я предполагаю, что он как настоящий бизнесмен немного жалеет о своем благородстве. Тем более сейчас, когда мы с ним разошлись.

За несколько лет я сделала журнал одним из самых популярных в стране, подняла его тираж до сорока тысяч. И теперь контрольный пакет нельзя выкупить даже за миллион долларов. Я давно живу на собственные деньги, смогла купить себе новую трехкомнатную квартиру в городе, и на работу меня возит мой автомобиль с персональным водителем.

Тетка до сих пор живет у меня. Смотрит за моей дочерью, которой уже девять лет. Лучшей няни мне не найти. Теперь мы с ней живем как самые близкие люди. Оказалось, что она чуткий и очень добрый человек. Нужно было потерять маму, чтобы понять, как мы похожи с моей тетей. Вот так.

Снова наступило неловкое молчание. Никто не хотел смотреть в сторону Юлии. Её рассказ потряс каждого из нас. Я думаю, подсознательно каждый вспомнил, как он относился к своим родителям, как обижал их своим невниманием, своим равнодушием, своим пренебрежением. Мы даже не знали, как можно комментировать эти слова. И тут заговорил Ибрагим. Наверно, у него, как у всякого кавказского человека, эмоции взыграли сильнее. Или он просто решил, что теперь его очередь исповедоваться.

Глава 15

Ибрагим поднялся. Возможно, он хотел говорить стоя. Но неожиданно он пошатнулся. Посмотрел на нас всех каким-то тяжелым, мрачным взглядом. Затем пошатнулся ещё раз и снова сел. Вернее, просто плюхнулся на землю. Мы молча ждали. Он выпрямился, сложил ноги под собой. И начал говорить.

– Мне давно нужно было об этом рассказать, но я не мог никому об этом говорить. А сегодня, когда Алла сумела рассказать нам свою историю, я решил, что и она должна знать мою историю.

Некоторые люди об этом слышали, некоторые сплетни доходили и до меня, но я старался не обращать на них внимания. Теперь мне уже всё равно. Я расскажу всё, как было на самом деле.

Дело в том, что я рано женился. Вернее, меня женили по нашим обычаям. Наши отцы договорились ещё когда мы были детьми, и через двадцать лет после нашего рождения нас решили поженить. Когда я впервые увидел Медею, то влюбился в неё без памяти. Мне было только четырнадцать лет. Более того. Сегодня я могу сказать, что она была моей первой женщиной. А я был её первым мужчиной.

Но сердце Медеи не принадлежало мне никогда. Она не посмела ослушаться своего отца, вышла замуж за сына его друга. Ничего не говорила мне до свадьбы. Даже после свадьбы, когда мы как два неопытных щенка тыкались друг в друга, она не открыла мне, что её сердце давно принадлежит другому. У нас не принято встречаться до свадьбы с молодой девушкой, а после свадьбы она не хотела говорить со мной на эту тему. На самом деле они любили друг друга давно. В школе они сидели за одной партой все десять лет. И все десять лет Рамин носил её портфели и провожал её до дома. А затем он уехал поступать в институт в Москве и стал студентом, а она осталась во Владикавказе. Позже я узнал, что на таком отъезде настояли его родители, они знали, что отец Медеи уже договорился с моим отцом о предстоящей свадьбе.

Через год после свадьбы у нас родился сын. Это была радость для всей нашей семьи. Для всего нашего рода. Мой отец зарезал четырех баранов, собрал всех наших родных и близких, чтобы отметить это радостное событие. Ещё через три года у нас родилась девочка. Медея закончила медицинский институт, стала врачом, я работал уже секретарем комитета комсомола. Именно в год рождения нашей дочери во Владикавказ вернулся Рамин. И тогда он впервые увидел Медею на местном рынке. Они только поговорили. Но этого было достаточно. Нужно было посмотреть на мою жену, чтобы понять, как она к нему относится. Её глаза заблестели, она словно помолодела, забыв о своих обязанностях жены и матери.

Этот бесстыжий негодяй стал появляться у нашего дома почти каждый вечер. Он знал, что она смотрит в окно и видит его. Вот такие у них были молчаливые свидания. Он вспомнил, что когда-то был влюблен в мою жену. Его стали замечать всё чаще и чаще, соседи начали перешептываться. К чести Медеи, она не выходила к нему, но весь квартал уже знал, что Рамин появляется здесь из-за неё.

Так долго не могло продолжаться. Я вышел из дома, когда он в очередной раз появился перед нашими окнами, и поговорил с ним так, как говорят мужчины друг с другом. Он не сопротивлялся, он даже не стал драться. Я бил его долго и сильно, он потом две недели не показывался у нашего дома. И затем снова появился. Я опять вышел и сильно его избил. И учтите, что я уже был комсомольским функционером и мог очень серьезно пострадать за эти драки. Соседи уже громко смеялись надо мной. Даже мой отец спросил, что у меня происходит с Рамином. Когда тот появился в третий раз, я опять вышел из дома, чтобы наконец выяснить наши отношения раз и навсегда. И тогда этот тип сказал мне, что любит мою жену. Я сначала подумал, что ослышался. Как такое вообще возможно? Какое он имеет право так говорить про мать моего сына, про мать моей дочери, про мою жену? Но он как чокнутый твердил, что любит Медею и никогда не разлюбит её. И тогда я понял, что ничего не смогу с ним сделать, даже если забью его до полусмерти. Убивать его мне не хотелось и сидеть в тюрьме тем более. Тогда ещё была советская власть, и за убийство возможного любовника вашей жены вас могли посадить на несколько лет. И хотя во Владикавказе судья отнесся бы с пониманием к такому убийству, но все равно моя карьера была бы сломана навсегда.

Я вернулся домой и в первый раз серьезно поговорил со своей женой. Нет, я её, конечно, не ударил. Нельзя бить мать своего сына, это большой грех. Но я сказал ей, что убью этого негодяя, если он снова осмелится появиться у нашего дома. Он осмелился снова прийти на следующий день. И тогда я понял, что должен спасать свою семью. Я пошел к своему дяде, который работал крупным партийным чиновником. И он решил помочь мне, перевести меня третьим секретарем райкома комсомола в соседний Дагестан. Мы вместе с семьей переехали туда. Там жила сестра моего отца, и её муж работал заместителем министра.

Но этот тип появился в Махачкале уже через месяц после нашего переезда. Я подумал, что возьму ружье и его застрелю. Я даже купил себе ружье. Пусть все думают, что я случайно застрелил этого типа. Только так можно спасти свою честь и свою семью. Но в тот вечер я не видел взгляда Медеи. Она тоже поняла, зачем я купил ружье. И на следующее утро мы не обнаружили её дома. В это невозможно поверить, так просто не бывает, но всё случилось именно так. Эта женщина, забыв свой долг и свои обязанности, бросила мужа, сына и дочь, чтобы спасти своего бывшего воздыхателя и сбежать вместе с ним. Я был не просто опозорен, я был раздавлен, уничтожен, моя жизнь потеряла всякий смысл.

О побеге Медеи знала вся Махачкала. Хуже того. Об этом узнали и во Владикавказе. Вся наша семья была опозорена. Мой мальчик не смог бы оставаться жить в этих местах, моя дочь не смогла бы выйти замуж. Никто не взял бы в свою семью дочь женщины, которая бросила своего мужа. Никто не стал бы общаться с моим сыном, мать которого была падшей женщиной. Даже мой собственный отец отказался от встречи со мной. Я не мог узнать, куда сбежали Рамин и Медея. Мы искали их долго, по всему Кавказу, даже ездили в Баку и в Цхинвал, но нигде не могли их найти. А потом отец предложил мне уехать. Мы были опозорены, и мне не было места в доме моего отца.

Я забрал детей и переехал в Москву. Со мной переехала моя младшая сестра, которая так и не вышла замуж, посвятив себя детям. Они выросли, пошли в школу, в институт, но матери у них не было. И на все их вопросы я отвечал, что она умерла. А сам искал их по всему бывшему Советскому Союзу. Тогда было сложное время, распалась большая страна, миллионы людей оказались по разные стороны границы, уехали или погибли. Но я твердо верил, что смогу найти свою бывшую жену и её друга. Так и получилось. Один из моих родственников случайно увидел Медею в Новосибирске, когда приехал туда по своим делам. Он сразу позвонил мне. Уже на следующий день я был в Новосибирске. Я узнал, где она работает врачом, в каком институте работает её муж. Теперь оставалось найти нужного исполнителя. В начале девяностых с этим не было никаких проблем. Я нашел двух отморозков и заплатил им деньги. А потом вернулся во Владикавказ и два дня гулял на свадьбе моего друга. Там было четыре сотни гостей, которые могли подтвердить моё алиби. Бандиты, которых я нанял, сделали своё дело. Они зарезали и Медею, и её друга. Уже через несколько дней, когда меня вызвали к следователю в качестве свидетеля, я узнал, что Медея была беременна. Беременна незаконнорожденным ублюдком от своего друга, ведь развода она не получила. Я никогда не жалел о том, что сделал. Но однажды моя дочь неожиданно спросила меня, что я сделал с их матерью. И я не нашел, что ей ответить. Она стала так похожа на свою мать. Возможно, она увидела правду во сне. Возможно, почувствовала её по моему поведению. Я не знаю. Но с того дня я стал бояться и свою дочь, даже не пытаясь с ней сблизиться. Дети выросли и уехали во Владикавказ, не захотели со мной оставаться. Я думаю, что девочке кто-то рассказал правду о тройном убийстве в Новосибирске. Возможно, она поделилась с братом своими сомнениями. И они уехали, чтобы не оставаться со мной.

Ибрагим замолчал. А затем добавил:

– Она разбила не только мою жизнь. Даже после своей смерти она смогла отнять у меня моего сына. Даже после своей смерти.

Его лицо исказилось судорогой страдания. Алла, сидевшая рядом с ним, протянула руку и положила ему на плечо. Он опустил голову.

– Смело, – пробормотал Леонтий Яковлевич, – смело и, возможно, честно.

Дебольский снял очки, протер стекла. У него всегда с собой были специальные салфеточки для протирания очков. И, похоже, они никогда не заканчивались. Леонтий Яковлевич надел очки, строго посмотрел на нас.

– Я тоже хочу рассказать вам свою историю, – вдруг произнес Дебольский.

Уже тогда я должен был почувствовать неладное. Ведь Леонтий Яковлевич никогда не отличался особой болтливостью. Он хранил тайны стольких людей, стольких организаций. Этот человек работал ещё с «цеховиками» доперестроечной поры. Умел хранить секреты. И вдруг он тоже разговорился. Уже позже, вспоминая эту ночь, я понял, что обязан был догадаться. Но мы все были в таком состоянии… Однако давайте по порядку.

Леонтий Яковлевич тяжело вздохнул, словно ещё раз решая, стоит ли ему рассказывать свою историю. И начал говорить.

– Эта история произошла в восемьдесят третьем. Вы, относительно молодые люди, не можете понять, что испытывает бывший советский человек, когда произносит «восемьдесят третий год». Мне тогда было уже под тридцать, а Феликсу только восемнадцать, Ибрагиму двадцать один.

Дело в том, что уже с начала шестидесятых в стране существовали мощные объединения так называемых «цеховиков». Это были люди, которые создавали параллельное производство, восполняя дефицит товаров легкой и местной промышленности своими изделиями. Сейчас это уважаемые люди, а тогда считались злостными врагами советской власти. Их нещадно преследовали и карали. Валютчиков, которые перекупали иностранную валюту, даже расстреливали. Цеховиков тоже расстреливали или давали максимальные сроки. Даже за убийство или грабеж давали куда меньшие сроки, чем за работу на цеховиков.

Когда я закончил институт, довольно быстро выяснилось, что моё безрадостное существование будет на сто десять рублей. С премиями получалось немного больше. Но это были гроши, которые советская власть платила за мою работу. Был такой анекдот. Вы делаете вид, что работаете, а мы делаем вид, что вам платим. Я сменил несколько мест работы, пока не стал курьером цеховиков между Ригой и Ташкентом. Я перевозил крупные суммы денег, и никто даже не подозревал, что в обычном пластиковом пакете я перевожу иногда до полумиллиона рублей. Чемоданы я сдавал в багаж, а пластиковый пакет обвязывал газетой и проносил в самолет или оставлял с собой в поезде, положив сверху пропахшую курицу.

Через несколько лет я стал одним из совладельцев крупного производства в Ташкенте. Затем уже начал посылать других «курьеров». У нас завязались тесные отношения с кавказскими городами. В Баку, Тбилиси, Ереване находились самые крупные хозяева подпольных цехов, туда тянулись самые криминальные связи. И тогда я познакомился с Арчилом Махарадзе. Он был крупный хозяин, который уже тогда стоил несколько десятков миллионов рублей. С ним мы провернули несколько очень крупных дел. Всё было хорошо, у нас были очень мощные покровители в прокуратуре, в МВД, даже в партийных органах. Но в конце восемьдесят второго года умер Леонид Брежнев, и все начало меняться. К власти в стране пришел Юрий Андропов. У него была более полная информация, в каком состоянии находилась страна. И он имел четкий план действий, как выводить страну из кризиса. Иногда я думаю, что если бы он остался жить, то, возможно, всё получилось бы иначе. Советский Союз бы не распался, а, наоборот, стал бы самым сильным государством в мире.

С начала восемьдесят третьего начались повальные «чистки» в МВД и партийных органах. Борьба против коррупции, взяточников и расхитителей начали преследовать и сажать в тюрьму. В кинотеатрах, парикмахерских, в салонах красоты, на базарах – начали проводить рейды, выясняя, кто и зачем находится в этих местах, отлучаясь с работы. Начали преследовать тунеядцев и бомжей, строже относиться к прогульщикам и пьяницам. И, конечно, повели беспощадную борьбу против цеховиков.

Наших покровителей тоже арестовали. Особенно мы пострадали, когда арестовали одного из наших компаньонов, латыша, работавшего с нами уже много лет. Арчил выходил непосредственно на него. Стало понятно, что если возьмут Арчила, то могут пострадать очень крупные партийные и советские работники, с которыми Арчил был в контакте. Я тогда приехал к нему на московскую квартиру. Мы вместе обсудили положение дел, вместе решили свернуть несколько наших подпольных цехов, чтобы переждать «смутное время». Я уже собирался уходить, когда нам позвонил Исаак Либерман, с которым мы были давно знакомы. Он позвонил на городской телефон Арчила. Тогда не было мобильных, и Исаак очень рисковал. Он был известным адвокатом и мог позволить себе иметь связи с крупными цеховиками.

– Вам нужно срочно уехать из города, – посоветовал он нам обоим, – в органах знают, с кем работал наш латышский друг. Вы меня понимаете?

Мы всё понимали. Но откуда нам было знать, что наш разговор уже прослушивался теми, кто не хотел допускать ареста Арчила никоим образом. Я вышел из его квартиры первым. Спустился вниз. И увидел «Волгу», в которой сидели двое убийц. Латыш не знал меня и не мог меня выдать. Я был слишком мелкой сошкой. А вот Арчила он знал хорошо. И Арчил знал слишком много. Я видел их лица и понимал, что эти двое приехали сюда не арестовывать Арчила. Они будут его убивать.

Я побежал в соседний двор, бросил монету в две копейки, чтобы позвонить и предупредить Арчила. Но в последнюю минуту передумал. Если городской телефон прослушивается, то они узнают, кто именно предупредил Арчила. Сбежать отсюда нет никакой возможности. Единственное, что он может сделать, это вызвать милицию и сдаться им. Безо всякой гарантии, что его не убьют по дороге в следственный изолятор. Но тогда нужно звонить в КГБ. В том обществе самой неподкупной структурой считались органы государственной безопасности.

Я стоял и напряженно размышлял. Всё равно мне не удастся спасти Арчила. Может, я всего лишь оттяну его смерть на несколько часов. Хотя в доме есть черный выход, и возможно, Арчил им воспользуется. Но если его убьют… И тут я понял, какие перспективы передо мной открываются. О многих счетах и делах знали только мы двое. Если Арчил исчезнет, то все его счета и цеха автоматически перейдут ко мне.

Пока я размышлял, тянулось время. Я забрал свои две копейки и вернулся во двор. Ждать пришлось недолго. Минут через двадцать Арчил вышел из дома. Его ждала серая «Волга» с водителем и ещё одним человеком, который выполнял роль его своеобразного охранника. Но эти двое даже не успели выйти из машины. Когда Арчил появился во дворе, рядом с ним возник один из его убийц. Он выпустил в Арчила три или четыре пули и сделал контрольный выстрел в голову. А затем сел в машину, и их автомобиль уехал, протаранив на пути и серую «Волгу» Арчила.

Всё произошло на моих глазах. Арчил был убит. Через несколько месяцев я стал одним из самых влиятельных цеховиков, несмотря на свой возраст. И моим адвокатом был Исаак Либерман. Уже потом мы начали открывать первые кооперативы, стали переводить деньги по пустым авизо и торговать всем, чем можно торговать. Всё это было потом. А тогда моя трусость, нерешительность, моё колебание и моё предательство сделали меня богатым человеком. И убили моего компаньона. Нет, конечно, я его сам не убивал. Но я и сейчас считаю себя его убийцей. Ведь я мог его предупредить, он мог уйти через черный ход. Или вообще не выходить из квартиры. У него была хорошая железная дверь. Они бы не решились её ломать при соседях.

Дебольский замолк. Было видно, что последние слова давались ему с очень большим напряжением воли. Внезапно он как-то странно рассмеялся. Затем сказал жалобным тоном:

– Сам не понимаю, что со мной происходит. Почему я вдруг решил вам обо всём рассказать? Честное слово, не понимаю.

Мы переглянулись с Ибрагимом. «Вечный молчальник» Дебольский заговорил. И как заговорил, рассказав нам об известном убийстве грузинского криминального авторитета, о котором писали и говорили почти во всех городах бывшего Советского Союза. Погибший был очень известным и феноменально богатым человеком. Говорили, что если бы его взяли живым и он заговорил, то полетели бы головы многих партийных чиновников. И я думаю, что это не было преувеличением.

Дебольский рассказал нам такую историю. Мне стало его даже жалко. Я вытер набегавшую слезу. И неожиданно для себя вдруг сказал:

– Сегодня всем нужно говорить правду. Я тоже хочу рассказать вам свою историю.

Глава 16

Честное слово, я не хотел ничего говорить. Но моя исповедь лилась против моей воли, словно меня заставляли говорить. Я дважды пытался остановиться, но у меня ничего не получалось. Где-то в глубинах своего разума я понимал, что болтаю лишнее. Что вообще нельзя говорить на такие темы, что это глупо и опасно. Но я все равно продолжал говорить даже против своей воли. В этот момент у меня не было воли. В эту ночь мне тоже хотелось высказаться.

Я рассказал о том, как обманул двух компаньонов ещё в начале девяностых. Рассказал о том, как все время обманывал своих партнеров во время совместных сделок. Подробно поведал об операции с закупкой сахара. В тот момент, когда в стране почти не было валюты, мы заставили правительство купить наш товар по завышенной цене. Я говорил и говорил не останавливаясь. А потом я перешел к самой неприятной истории, о которой все время думал в этой поездке. Даже в эту секунду я не понял, что нужно остановиться. Вернее, чувствовал, что нужно замолчать, но уже не мог умолкнуть. С того момента, как я пригласил Юлию и мы выяснили, что они знакомы с Феликсом, я всё время думал об этом. И был убежден, что Феликс строит нам козни, пытаясь удалить меня из группы, именно поэтому. Я был уверен, что он знает мою самую неприятную тайну, о которой я не хотел даже вспоминать. И уже тем более говорить о ней посторонним. Я бы никогда не рассказал об этой тайне ни Ибрагиму, ни Леонтию Яковлевичу. Я бы в жизни не проговорился перед Юлией, чтобы не позорить себя подобным фактом моей биографии. И уже тем более я не стал бы никогда говорить об этом рядом с Феликсом. Но в эту ночь и в этой долине я был в таком состоянии, то меня уже ничего не могло остановить. И я продолжал говорить.

– Самое неприятное, что я сделал в своей жизни, это обманул своего друга, попытавшись переспать с его женой, – у меня даже язык с трудом поворачивался, но я продолжал говорить, словно кто-то специально давил на мою волю.

Феликс поднял голову, глядя на меня. Даже Дебольский, не совсем понимая, что происходит, как-то предостерегающе поднял руку. Он тоже был в похожем состоянии, но понимал, что такие вещи нельзя говорить рядом с мужем женщины, с которой ты встречался.

– Это случилось в прошлом году, – мучительно выдавил я из себя, – мне так не хочется об этом вспоминать. Ужасно стыдно, что это произошло именно со мной. Тогда мы вместе выехали в Канны на вечеринку, которую устраивал Сазонов. Вы наверно помните, это было в августе. Феликса срочно позвали в Лондон, и он улетел. А мы все остались в Каннах. Вечером я оказался за одним столом с Альбиной. Я даже не знаю, как это получилось. Вино, виски, разные коктейли. Мы оба были немного пьяны. Но вы знаете Альбину, она очень смелая женщина. Потом мы вместе упали в бассейн, прямо в одежде. Я испортил свой новый смокинг, и мы отправились переодеваться. Нам было смешно и весело. Альбина вообще никогда не была ханжой, всегда любила общество мужчин. Но в этот вечер мы рассказывали что-то смешное и оба хохотали. А потом всё получилось как-то спонтанно. Мы переодевались и неожиданно оказались вместе. Честное слово, я до сих пор не совсем понимаю, как это произошло. Я ведь никогда не делал ничего подобного. Но внезапно мы оказались вместе с Альбиной.

Я продолжал говорить и видел, как привстал Феликс, как нахмурился Леонтий, как возмущенно фыркнула Юлия, как удивленно смотрел на меня Ибрагим. Нужно было наконец остановиться, но я не мог.

– Мы были пьяны, и я бы ничего не запомнил, – продолжал я каким-то равнодушным голосом, хотя впору было уже плакать и хвататься за голову. Если учесть, что Ибрагим только сейчас рассказал нам, как нужно поступать с негодяем, посмевшим покушаться на чужую жену, мой рассказ должен был вызвать у всех адекватную реакцию. Но я все равно продолжал говорить.

– Мы были вместе, когда появился какой-то парень, – мне даже сейчас страшно писать о том, как я говорил. Но, честное слово, я всё это говорил. И говорил в присутствии Феликса. – Этот парень работал официантом в баре. Он был итальянец, высокий, стройный, очень красивый. И Альбина спросила меня, не стану ли я возражать против его присутствия. Я был такой пьяный, что не очень возражал. Но у нас ещё не было секса, мы только целовались, хотя и были обнаженные. Можете себе представить, что он улегся с нами в постель. По-моему, он ласкал нас по очереди, сначала меня, а потом и её. Или наоборот. Я точно не вспомню. Мы с ней даже не прикасались друг к другу. А он получал удовольствие, доставляя удовольствие и нам. Нет, я не стал гомосексуалистом, если вы подумали об этом. Но впервые в жизни в моей постели был мужчина, который занимался со мной не совсем традиционным сексом. Дальше не хочу даже говорить. Потом он ушел, а мы заснули и проснулись только утром.

Феликс сидел словно оглушенный. Хотя я думаю, что он подозревал нечто подобное. И, конечно, я немного приврал. Мы прикасались друг к другу, помогая этому парню. Но я имел в виду совсем другое. В этой долине нельзя было говорить неправду. Я бы не сумел соврать, даже если бы захотел. Я имел в виду нечто другое, хотя не до конца был в этом уверен. Все были поражены степенью моей откровенности. Откуда нам было знать, что перебродивший сок аланг-аланга вместе с каплями анчара сделает нас такими раскрепощенными и свободными. Откуда нам было знать, что это почти наркотик, который употреблял и наш проводник, неподвижно сидевший недалеко от нас и прислонившийся к дереву.

– Это всё неправда, – лениво сказал Феликс.

Он не возмутился, не начал кричать, не стал меня обвинять, даже не удивился. Он просто покачал головой.

– Ты сам говоришь, что бы пьян и ничего не можешь вспомнить, – продолжал Феликс, – может, тебе всё это приснилось.

– Нет, не приснилось, – мне было обидно, что он мне не верит. Его жена любила такой коллективный секс. Об этом знала вся Москва. А мне было стыдно даже вспоминать об этой ночи в Каннах. Может, после этого я стал испытывать определенные затруднения при общении с женщинами. Сказывался тот негативный опыт в Каннах. Как я мог решиться на подобный эксперимент, не понимаю.

– Ты говоришь неправду мне назло, – упрямо произнес Феликс. Он покраснел, было заметно, как он волнуется.

– Это правда, – я тоже начал заводиться.

– Ты всё врешь. Тебе обидно, что я пытался переспать с Юлией, и ты придумал эту глупую историю с Альбиной. Может, этот итальянский официант спал только с тобой? Может, он тебя изнасиловал?

– Нет. Этого не было, – я тяжело вздохнул, меня начало тянуть в сон, – Можно подумать, что ты сам никогда и ничего плохого в своей жизни не делал.

– Делал, – сказал Феликс.

Он как-то изменился. Сейчас он напоминал мне минотавра. Крупные черты лица, словно начавшие расти рога над его бурной шевелюрой, раздувающиеся ноздри, налитые кровью глаза. И тщедушное человеческое тело.

– Я расскажу вам всем, что именно я делал, – он попытался подняться, но не сумел. Упал, снова попытался встать, но затем махнул рукой и продолжал говорить уже сидя.

– Всё это неправда про Альбину. Про неё нарочно распускают такие слухи, чтобы нас поссорить.

– Откуда ты знаешь? – крикнула ему Юлия. – Она и до тебя всегда умела находить себе нужных мужчин.

– Что было до меня, я не знаю, – отмахнулся Феликс, – только я её люблю и никому не верю. Она тоже меня любит…

– Никого она не любит, – не унималась Юлия.

– Замолчи, – потребовал Феликс, – я не хочу с тобой спорить. Я лучше расскажу вам, как я работал. Вы думаете, мне так легко было создать АРМ? И учтите, что когда МММ рухнуло, мы сохранили свои структуры и перевели деньги наших вкладчиков в акции и облигации. И до сих пор с ними расплачиваемся.

– Нужно спросить у моей тетки, куда ты дел её деньги, – не успокаивалась Юлия. Очевидно, мой рассказ про Альбину сильно её задел. Даже больше, чем Феликса. Он, возможно, и подозревал нечто подобное, а она была в ярости от моей откровенности.

– Не мешай, – крикнул Феликс, – я ведь хочу всё рассказать. Мы с самого начала знали, что АРМ будет такой же пирамидой, как и все остальные. Но у нас был расчет на доверчивость наших клиентов. Ведь МММ просто разорили, а Мавроди посадили в тюрьму. Зато мы платили огромные деньги прокурорам и судьям, чтобы избежать подобной участи. И нам удалось выжить. Мы были единственные, кто сумел выйти из этих потрясений. Разорились все. «Властилина», «Чара», «Хопер-инвест», МММ – в общем, все, кто создавал финансовые пирамиды. И только мы выжили, хотя и перевели деньги в облигации и акции. Но это была единственная возможность оттянуть выплаты и начать рассчитываться с клиентами. Учитывая дикую инфляцию, это было не так сложно.

Хотя у нас тоже были трудные времена. Когда мы однажды объявили о том, что переводим деньги в другие ценные бумаги, сразу несколько человек подали на нас в суд. Но мы легко выиграли все процессы. А потом я узнал, что восемь или девять человек, полностью разорившихся на наших «акциях», покончили с собой. Но после развала МММ покончили с собой человек пятьдесят. И никого это особенно не волновало.

В девяносто пятом мы уже пытались выплачивать некоторые дивиденды. В девяносто шестом на нас наехали бандиты из Харькова, попытавшиеся отнять наш бизнес. Времена были сложные. Нам пришлось нанять другую банду, заплатить большие деньги. И харьковских просто смели. Почти всех закатали в асфальт. Это была первая такая схватка, но не последняя. С бандитами обычно боролись с помощью других бандитов, с милицейскими «наездами» с помощью других сотрудников милиции. Всё как полагалось. Борьба шла не на жизнь, а на смерть.

В девяносто седьмом мы уже были мощной организацией. На одном из наших предприятий появились проверяющие ревизоры. Мы предложили им деньги, но они получили задание «дожать нас до конца». Тогда мы просто убрали ревизоров. И появились сотрудники прокуратуры и ФСБ. С этими было сложнее договариваться, но мы сумели передать деньги для одного генерала. И проверку начали сворачивать. Но генерал оказался жадным, он требовал все больше и больше денег. Это нам постепенно надоело, и мы его просто взорвали в машине. А потом оказалось, что дело по этому убийству взял под свой контроль лично президент. И организовавший убийство генерала киллер бежал вместе со своей знакомой девушкой в Грецию. Нужно было предпринимать какие-то меры. Мы послали туда сразу трех лучших исполнителей. И про киллера с девушкой больше никто не слышал. Лет через пять или шесть их останки нашли в окрестностях виллы, которую они арендовали, но судьба киллера уже никого не волновала.

Мы всё время ходили по лезвию бритвы, опасаясь каждого нового скандала. В девяносто восьмом нам помог Дебольский. Мы заранее перевели часть наших денег в валюту и смогли даже на этом заработать. Ещё через год мы уже расплачивались с нашими бывшими клиентами. А потом наступил двухтысячный год. И мы стали скупать акции нефтяных компаний, понимая, что цена на топливо может начать расти. После одиннадцатого сентября цены на нефть начали свой рост, а после того, как американцы вошли в Ирак, они взлетели до небес.

Но тогда выяснилось, что в Сыктывкаре у нас появился мощный конкурент, бывший руководитель крупного нефтедобывающего комплекса геолог Угрюмов. Кирилл Угрюмов. Он знал своё дело, умел просчитывать свои финансовые риски и гораздо лучше нас всех знал тамошние месторождения. Все наши попытки его подкупить ничем не увенчались. Мы подсылали к нему даже сенаторов, даже министров, но он был непреклонен. Есть такие глупые идеалисты, которые считают, что своей принципиальной позицией могут повернуть мир в другую сторону. Этого человека невозможно было ни купить, ни запугать. Он постепенно брал вверх над нами. И тогда мы собрались на своё совещание. И приняли единственное решение, которое могли принять. О его физическом устранении.

Я видел, как вздрогнула Юлия. Видел, как испугалась Алла. Очевидно, всё, что мы говорили до сих пор, было лишь прелюдией к этому разговору. Феликс рассказывал такие страшные вещи, что всем было немного не по себе. Я даже не предполагал, что мой знакомый бизнесмен и коллега такая мразь, готовая удавить любого, кто встанет на его пути.

– Это по твоему приказу убили Кирилла Угрюмова? – не поверила Юлия. – Ты же встречался с его дочерью. Об этом мы писали в нашем журнале.

– Она ходит и в мой салон, – всхлипнула Алла, – а убийц её отца до сих пор не нашли. Как вы могли, Феликс? Как вы могли так поступить?

– Не перебивайте меня, – Феликс покачал головой, – можно подумать, что вы все настоящие ангелы. Я не бил свою мать, доводя её до смерти, и не убивал своего отчима, травя его кислотой. Не вам меня укорять. Я не один принимал решение. Угрюмов мешал не только нам, он мешал очень состоятельным и очень солидным людям. Для его устранения нашли профессионала, пригласив его из-за рубежа и заплатив ему очень большие деньги. Поэтому всё было сделано под обычный грабеж. В квартиру Угрюмова ночью влез грабитель, но он не подозревал, что хозяин спит в доме один. В эту ночь Угрюмов остался один в своей городской квартире на шестом этаже. И туда через окно якобы влез неизвестный грабитель, который попытался обчистить квартиру нефтяника. Но когда Угрюмов проснулся, незадачливый грабитель выстрелил в него из старого пистолета «ТТ». И застрелил. Такова была официальная версия. На самом деле киллер вошел через окно, спокойно застрелил Угрюмова из старого пистолета, имея с собой и новенький «браунинг», затем перевернул квартиру в поисках ценностей и, забрав все деньги, находившиеся в доме, покинул квартиру. В милиции и прокуратуре до сих пор убеждены, что это случайное убийство, совершенное залетным грабителем. Они не подозревают, что вся эта операция тщательно готовилась.

Феликс хихикнул, облизывая языком толстые, похотливые губы. И продолжал свой рассказ.

– Я действительно раньше встречался с дочкой Угрюмова, даже думал на ней жениться. Но её отец просто не оставил нам выбора. Он был слишком честным и мешал всем нам. Поэтому его убрали. Через некоторое время его компанию поделили между тремя людьми, которые спланировали его убийство. Можете мне не верить, но один из тех, кто дал санкцию на устранение Кирилла Угрюмова, был его собственный зять, ставший владельцем трети всего состояния погибшего нефтяника и женатый на его дочери. А теперь скажите, что во всем был виноват я один. Но я устранял конкурента, а он дал согласие на убийство отца своей жены и дедушки своей дочери. Так кто из нас хуже? Или Роман Лампадов, который всю жизнь обманывал компаньонов, а потом переспал с моей женой. Или попытался переспать, что, в общем, одно и то же. Или Леонтий Яковлевич, который просто разрешил убрать своего благодетеля, даже не попытавшись его спасти, и завладел большей частью его доходов. Кто из нас хуже? Кто? И не говорите мне, что я такое чудовище. Я сам знаю, какой я на самом деле. А зять Угрюмова настоящий мерзавец. Он даже передал ключи убийце, чтобы тот мог спокойно уйти через входную дверь.

Феликс наконец замолчал, опустив голову. В тишине слышался треск горящих ветвей. Всем было жутко. И все уже понимали, что подобная откровенность ни к чему хорошему не может привести. У нас было такое состояние, какое бывает после двух или трех бокалов хорошего французского вина. Первым почувствовал неладное Дебольский. Он с трудом поднялся и подошел к нашему проводнику.

– Чем вы нас напоили? – поинтересовался Леонтий Яковлевич. – Что это был за сок?

Проводник молчал. Дебольский протянул руку и дотронулся до его плеча. Кореец молча упал на землю. Леонтий Яковлевич наклонился и потряс его за плечо. Но всё было напрасно. Тогда Дебольский обернулся и как-то виновато произнёс:

– По-моему, он тоже умер. Мне кажется, наше положение становится опасным. Нужно что-то предпринять.

Глава 17

И в этот момент раздался дружный крик наших носильщиков. Все четверо увидели, как упал проводник. Они загалдели, вскочили, показывая на лежавшего на земле корейца.

– Подождите, – крикнул им Феликс.

Но они уже разбегались в разные стороны с дикими криками. Я поднялся и подумал, что нужно выстрелить в воздух. Но, к своему удивлению, не сумел даже дотянуться до карабина, который лежал рядом. Меня тоже тошнило.

Дебольский сел рядом с карабином и как-то странно на него посмотрел.

– Остановите их, – попросил он, но мы были не в состоянии даже подняться. Я только дотянулся наконец до карабина, чтобы иметь оружие при себе. Хорошо, что я успел его зарядить. Алла что-то бормотала. Юлия молча смотрела перед собой, Феликс что-то невнятно говорил про свой телефон. Ибрагим сделал героическое усилие над собой и сумел подняться. Он подошел к Дебольскому. Сел рядом с ним. Взглянул на лежавшее рядом тело. Невесело усмехнулся.

– Теперь мы остались совсем одни, – сказал Ибрагим и начал громко смеяться. Мы подумали, что он сходит с ума.

Послышался чей-то вой. Мы все вздрогнули. Было ощущение, что кричит человек. Или нам так показалось. Возможно, это кричал шакал, или какой-нибудь небольшой детеныш гиббона попал в лапы хищнику и теперь кричал человеческим голосом. Ничего более страшного я не слышал в своей жизни. Крик был одновременно человеческий и нечеловеческий. Так кричат люди в последние секунды своей жизни от боли и страха. Но так кричат и некоторые звери.

И потом всё смолкло. Где-то вдалеке раздавался топот убегавших носильщиков. Мы остались вшестером, ничего толком не соображавшие. С нами были две женщины, одна из которых не могла даже нормально ходить. Наш первый проводник был разорван взбесившимся носорогом, а второй умер у нас на глазах. Дебольский достал одеяло и набросил его на корейца. Он первый из нас начал соображать, что именно делать. Может, потому, что метаболические процессы в его организме протекали медленнее, чем в нашем? И он обычно пил по полтаблетки аспирина, страхуя себя от инфаркта. Возможно, это подействовало.

– Роман, – крикнул он мне, – заставьте себя подняться и бросьте ветки в костры. Ветки лежат рядом с вами. Феликс, достаньте нашу воду и раздайте всем членам группы. Очевидно, мы отравились. Этот кореец напоил нас зельем, от которого и сам умер. Возможно, эта трава содержала какие-то наркотики, из-за которых мы стали такими болтливыми и глупыми. Я не знаю, что с нами было, и не хочу знать. Но сейчас нужно выпить как можно больше воды и постараться немного отдохнуть.

– Это наркотик, – согласился Ибрагим, – поэтому мы начали говорить всё, что хотели скрыть.

– Значит, мы ничего не говорили, – решил Леонтий Яковлевич. – Я думаю, в нашей походной аптечке, которая уцелела, должны быть рвотные средства. Мы их обязаны принять. Прямо сейчас. Иначе вскоре последуем за нашим проводником.

Я, опираясь на карабин, все-таки поднялся. Кружилась голова. Я собрал ветки и побросал их в пять костров, которые нас окружали. Огонь заиграл сильнее. Было уже около трех часов ночи. В конце июля ночи бывают достаточно короткими, и через час должен был начаться рассвет. Феликс не сумел подняться. Он просто подполз к мешкам и начал доставать фляги.

Походная аптечка уцелела, и мы достали нужное нам лекарство. Как раз шесть таблеток на шесть человек. Аллу пришлось уговаривать. Юлия приняла таблетку сама. Потом у нас начались судороги, рвота, и каждый из нас пытался спрятаться за деревья, чтобы сохранить остатки самоуважения. Постепенно рассвело. Начали кричать попугаи, над нами появились птицы. К шести утра мы были вымотанные и уставшие. Но постепенно начали приходить в себя. Дебольский вскипятил нам чай в походном чайнике, работавшем на батареях, и заставил каждого выпить крепкий чай. Алла снова почувствовала себя плохо, извергла выпитый чай прямо перед собой. Феликс успел уползти за кусты. Оттуда послышался его крик, и он вернулся почти бегом, там были змеи. В общем, ничего хорошего этот день нам не обещал.

К восьми часам утра мы немного пришли в себя. Костры догорали, мы наконец обрели возможность двигаться и нормально соображать. Всем было стыдно за вчерашнюю ночь. Мы наговорили друг другу такого, чего никогда не говорят люди даже на исповеди. Мы были словно во сне, не сознавая, какие последствия вызовут наши речи. Феликс бросал на меня злые взгляды. Он наверняка запомнил всё, что я рассказал в эту ночь. И как я мог говорить о подобном? Что со мной вообще случилось?

Леонтий Яковлевич вел себя как настоящий руководитель. Он собрал нас на импровизированное совещание.

– Отсюда до моря один день пути, – строго сказал он, – значит, нужно решать, что нам делать. Алла идти не сможет, наши носильщики сбежали, а проводников у нас больше нет. Я предлагаю женщинам остаться здесь. С ними останутся двое мужчин. А двое остальных пойдут на восток и постараются выйти к морю. Или к какому-нибудь населенному пункту.

Мы все молчали. В такую глупую ситуацию мы попали впервые. Разделяться было страшно. Первый отряд мог не дойти до цели, а второй мог не уцелеть в этой долине. Но нам нужно было что-то предпринять.

– Как мы найдем дорогу в лесу? – мрачно спросил Ибрагим. – Мы не сможем отсюда выбраться.

– Я так и знала, что всё плохо закончится, – у Аллы глаза наполнились слезами.

– Мы обязаны что-то предпринять, – напомнил Дебольский, – или навсегда здесь останемся. Скажите, Юлия, вы сможете идти?

– Конечно, – кивнула она, – я могу идти.

– Тогда сделаем так, – решил Леонтий Яковлевич. – Юлия отправится вместе с двумя мужчинами. А ещё двое мужчин останутся здесь с Аллой. Я думаю, выбор уже предопределен. Ибрагим останется здесь, а Роман пойдет вместе с Юлией. Они оба хорошие стрелки и охотники, поэтому будет правильно, если мы их разделим подобным образом. Остается только решить, кто из нас двоих уйдет с первым отрядом, а кто останется со вторым. Я или Феликс.

– Вам лучше остаться, – предложил Ибрагим, – Феликс моложе, пусть он идет вместе с ними.

– Нет, – сказал Феликс, – я не хочу никуда идти с Романом. После его ночных откровений мне противно находиться рядом с ним…

– Господин Андреади, – прервал его Дебольский, – мы договорились раз и навсегда, что вчерашней ночи просто не было. И никто не должен вспоминать наших разговоров. Нигде и никогда. Это было помешательство, вызванное наркотическим действием местных трав. От которого умер и наш проводник. Поэтому давайте не будем говорить на эту тему. Мы договорились, Феликс, что никто из нас ничего не слышал. Ты меня понимаешь?

– Не понимаю, – разозлился Феликс, – я всё слышал. И никогда этого не забуду.

– Всё, – закрыл тему Леонтий Яковлевич, – мы уходим на восток через полчаса. Давайте отнесем тело нашего проводника на край долины, иначе скоро стервятники и гиены будут кружить вокруг нашего импровизированного лагеря.

Мы с Ибрагимом отнесли тело корейца достаточно далеко от лагеря. И даже не раскрывая одеяло, бросили его в лощину. Затем вернулись в наш небольшой лагерь.

– Мы постараемся вернуться с помощью, – сказал Дебольский. – Все припасы разделим пополам. Если не вернемся в течение трех суток, значит… значит, мы погибли. И вам нужно искать какой-то другой выход.

При этих словах Алла всхлипнула, Ибрагим помрачнел, а Феликс, наоборот, как-то повеселел. По-моему, его устраивала именно такая перспектива. Чтобы мы все погибли, и никто не узнал, о чем мы говорили сегодня ночью.

Затем мы быстро разделили наши скудные запасы. Воды почти не было. Только четыре полные фляги на шесть человек. Две забирали мы, две оставляли им. Почти всё снаряжение мы оставляли в лагере. Нужно будет идти достаточно быстро. Вычислить, где находится восток, при таком солнце совсем просто. Солнце всходит на востоке и заходит на западе. Значит, двигаться нужно, ориентируясь по солнцу.

Потом мы прощались. Юлия поцеловала Аллу. Дебольский пожал руки Ибрагиму и Феликсу. Я обнялся с Ибрагимом и кивнул Феликсу. Он отвернулся. Глупо на меня обижаться. Если подумать, я ничего особенного не сделал. Только помог его жене получить удовольствие с этим итальянцем. Она и без меня бы его получила. Наверно, из-за этого Феликс и злился более всего. Он мог бы простить мне даже совращение собственной супруги, но не оглашение её тайных пороков. Мы часто боимся не того, чего нужно бояться, и стесняемся глупых вещей.

Предстоял долгий переход почти без надежды на успех. Мы прошли в другой конец долины, углубились в лес. Я шел первым, думая о том, как глупо мы поступаем. Ведь на самом деле только я владею оружием в этой компании. Дебольский почти слепой, а Юлия женщина. Нужно было взять с собой Ибрагима или Феликса, чтобы помогали мне прорубаться сквозь этот лес. Но не успели мы углубиться в него, как раздалось несколько выстрелов. Мы остановились. Выстрелы повторились вновь. Сомнений не было, это стрелял карабин Ибрагима. Но почему он так стреляет? Очередями по три выстрела. Короткие и длинные. В чем дело?

– Это сигнал о помощи, – первым догадался Дебольский, – он нарочно так стреляет, чтобы мы вернулись. Нужно поворачивать обратно.

– Мы прошли уже несколько километров, – напомнил я ему, едва сдерживаясь от злости, – если вернемся, то сегодня уже никуда не выйдем и никого не найдем. Неужели вы не понимаете, как это опасно? Может, он отгоняет птиц или стервятников, которых привлек запах разлагающегося тела нашего проводника. Зачем нам возвращаться?

В этот момент снова раздалась серия выстрелов. Сомнений не было, Ибрагим подавал сигнал о помощи. Или о возвращении. Я взглянул на Юлию. Кажется, мы переоценили женские силы. Ей нужно остаться в лагере, она не сможет проделать такой путь. А нам с Ибрагимом лучше вдвоём попытаться выйти к морю.

– Возвращаемся, – твердо решил Леонтий Яковлевич, и мы повернули обратно.

Мы шли обратно ещё полтора часа. Наконец, когда мы дошли до своего небольшого лагеря, то увидели странную картину. Феликс сидел на земле с обиженным выражением лица. У него был разбит рот, и он прижимал к нему платок, скрывая два выбитых зуба и разорванные губы. Алла плакала, лежа на земле, а Ибрагим ходил вокруг них со страшным видом и всё время ругался.

– Что случилось? – устало спросил Дебольский, когда мы наконец подошли к ним. – Почему вы стреляли? Почему ты нас вернул?

– Это сукин сын нас всех обманывал, – крикнул Ибрагим, замахиваясь на Феликса своим карабином. Тот невольно сжался.

– Подожди, – Леонтий Яковлевич встал между ними. Взглянул на разбитое лицо Феликса. – Это твоя работа? – спросил он у Ибрагима.

– Ему и этого мало, – в сердцах воскликнул Ибрагим, – я бы его убил.

– Что случилось? – снова уточнил Дебольский. – Только объясни без крика.

– Он нас всех обманывал, – показал на Феликса Ибрагим, – он нарочно сказал, что у него сломан телефон.

– Какой телефон? Ничего не понимаю.

– Спутниковый телефон, – пояснил Ибрагим, – он сказал нам вчера, что его аппарат тоже не работает. Он нас обманул. Вчера он рассказал нам свою историю, а потом стал что-то бормотать про телефон. Я не услышал, но Алла его услышала. Сегодня он ждал, когда вы уйдете. А потом достал свой телефон. Алла сказала мне, что он нас обманывает. Я пошел за ним и увидел, как он достает запасную батарею. Там не было батареи. Его телефон работает. Он нарочно ждал, когда вы уйдете, чтобы вызвать сюда вертолет. Он хотел, чтобы вы погибли.

Можете себе представить наше состояние. Оказывается, у этого мерзавца был работающий телефон. Вчера он нарочно сказал нам, что аппарат не работает. И сегодня утром решил ничего не говорить. Он послал нас на поиски возможного пути, чтобы потом спокойно вызвать сюда вертолет. Где ещё можно было найти такого типа? Я обернулся к нему, чувствуя, что сейчас его пристрелю.

– Какая мразь, – громко сказала Юлия.

Феликс вздрогнул. Я опустил карабин. Дебольский недовольно покачал головой.

– Мы все начинаем сходить с ума. Это последствия ваших откровений, Роман. И наших тоже. Феликс, очевидно, решил, что будет лучше, если мы навсегда останемся в этих лесах или погибнем в этих болотах. Ты так подумал?

– Ничего я не думал, – огрызнулся Феликс, – а Ибрагим просто идиот. Чуть меня не убил. Это за то, что я вспомнил про запасную батарейку и хотел его спасти. Несчастный кретин. Я больше с вами никуда не поеду.

– Можно подумать, что мы горим желанием с тобой ехать, – я не мог удержаться от этой фразы. – Ты нарочно забыл про батарею. И ничего нам не говорил. Тебя задела наша охота на носорогов. А после сегодняшней ночи ты просто хотел нас всех отправить на тот свет. Нас бы никогда не нашли в лесу. Ни один вертолет. Мы бы навсегда там остались. Ты этого хотел, Феликс?

– Я не стану отвечать на ваши глупые подозрения, – огрызнулся Феликс, – и я не обвиняемый. Вы все тоже хороши. Сами чего только ночью не наговорили. А сейчас все напали на меня.

– Где телефон? – спросил Дебольский.

Ибрагим протянул его аппарат. Леонтий Яковлевич взял телефон, набрал номер. Услышал голос Равлюка.

– Где вы находитесь? – спросил Леонтий Яковлевич.

– Мы вернулись в поселок, в котором вы вчера ночевали, – сообщил Равлюк. – А вы где находитесь?

– Точные координаты не знаю. В какой-то долине. Когда ваш вертолет сможет нас забрать? У нас проблемы, одна из наших женщин уже не может ходить.

– Мы вас найдем, – заверил Равлюк, – я сейчас свяжусь с вертолетом, и мы вас быстро найдем. Вы только не выключайте телефон.

– Ищите. Мы в небольшой долине. И учтите, что мы все время держали курс строго на северо-восток.

– Я всё понял. А где господин Андреади?

– Он отдыхает, – ответил Дебольский, взглянув на Феликса. – Постарайтесь найти нас как можно быстрее.

– Найдем, – заверил его Равлюк.

Леонтий Яковлевич опустил аппарат.

– Слава богу, – с чувством произнёс он, – не хватало ещё остаться в этом лесу.

– Между прочим, это мой телефон и мой начальник службы безопасности, – напомнил Феликс, – могли бы меня поблагодарить.

– Обязательно, – согласился Дебольский, – но только после того, как мы отсюда улетим.

– Я же говорил, что он нас обманывает, – возмущенно вставил Ибрагим.

– Успокойся, – посоветовал Леонтий Яковлевич, – мы все вели себя последние сутки не очень адекватно. Срывы могут быть у каждого. Я лично понимаю его мотивы. И давайте об этом забудем.

Юлия подошла к Феликсу.

– Я всегда подозревала, что ты не очень порядочный человек, – сказала она с презрением, – нашел форму мести? Хотел спрятать телефон, чтобы подставить нас всех. А три дня назад решил испугать Романа, чтобы он уехал, опасаясь мести Гоги. И ты думаешь, что мы ничего не узнали и не поняли.

– Не хочу с тобой разговаривать, – прошипел Феликс, – тоже мне отважная журналистка. Ты лучше найди себе нормального мужика.

Я хотел что-то сказать, но Дебольский снова вмешался.

– Перепалку закончили, – строго сказал он, – и никаких больше ссор. Нужно вести себя как цивилизованные люди. Когда мы уходили отсюда, я увидел речку, вон в той стороне. Ибрагим, мы все так выдохлись, что не сможем сделать и трех шагов. Возьми две пустые фляги и отправляйся туда. Может, вода питьевая. У нас есть обеззараживающие таблетки для воды. И будь осторожен.

– Не беспокойтесь, – усмехнулся Ибрагим, – я знаю, что мне делать.

Он взял две пустые фляги и пошел к реке. Феликс поднялся следом.

– Я хотя бы пойду умоюсь, – сказал он.

Дебольский ничего не ответил. Когда они оба отошли, я увидел, что Юлия проходит куда-то дальше, за высокий кустарник. Я пошел следом.

– Не нужно так переживать, – посоветовал я ей, – теперь всё будет нормально.

– Не разговаривай со мной, – вспылила она, – как ты мог даже прикоснуться к этой дряни? Ты ведь знал, что она жена твоего друга.

– Так получилось. Мы были не в себе…

– Я не хочу ни о чем слышать. Уходи отсюда. И не подходи больше ко мне. Мне противно…

Только полчаса назад она готова была идти со мной через тропический лес. И не высказывала никаких претензий. А сейчас… когда наше спасение было столь очевидным, снова превратилась во взбалмошную столичную львицу. Я отошел, проверяя свой карабин. Вскоре вернулся Феликс. Он успел умыться, но лицо у него было опухшее и походило на гипсовую маску.

– Где Ибрагим? – спросил Леонтий Яковлевич, но Феликс пожал плечами. Он его не видел.

Дебольский поднялся и пошел к реке. Мы ждали его довольно долго. У меня не хватило терпения. И я, забрав свой карабин, тоже отправился к реке. Спустился вниз по довольно пологому склону и увидел… увидел страшную картину.

Леонтий Яковлевич Дебольский стоял над лежавшим телом Ибрагима, и в руках у него был окровавленный нож. Я от неожиданности чуть не упал. Дебольский услышал шум, взглянул на меня, сделал несколько шагов назад, упал и успел крикнуть:

– Не стреляй. Только не стреляй…

Глава 18

Я и не думал стрелять. Просто в руках у меня был карабин. И ещё я успел подумать, что Дебольский напрасно убил Ибрагима. Ведь только двое из нас могли нормально стрелять, сам Дебольский в стрелки явно не годился из-за своего зрения, а Феликс показал себя законченным трусом. Но зачем Леонтию Яковлевичу убивать Ибрагима?

Я посмотрел на тело несчастного. Он лежал лицом в воде. Никаких сомнений не было. Кто-то ударил его ножом в спину и попал точно под лопатку. Ибрагим должен был умереть сразу.

Неужели Дебольский сумел нанести такой удар? И для чего? Я подошел ближе, но не стал протягивать руку нашему старшему наставнику.

– Зачем вы его убили? – спросил я, глядя сверху вниз.

– Помоги мне подняться, – завизжал Леонтий Яковлевич, отбрасывая нож в сторону. – Неужели у тебя не хватает мозгов понять, что я его не убивал. Я подошел помочь и увидел нож, торчавший в его спине. Я думал, что смогу ему помочь.

Пока он визжал, я не протягивал ему руку. Он перевернулся и сам начал подниматься, перепачкав лицо и руки мокрой землей.

– Я его искал и нигде не мог найти, – торопливо заговорил Дебольский, подозрительно косясь на мой карабин.

– Его убили, – сказал я, глядя в глаза моему собеседнику.

– Очень верное замечание, – к нему вернулся обычный сарказм, – только от этого нам не легче. Я видел, как ты уходил за кусты. Зачем ты уходил от нас?

– Я пошел за Юлией. А что вы здесь делали?

– Искал Ибрагима. Мне показалось странным, что он так долго не возвращается. Я подошел сюда и увидел эту картину. В его спине торчал нож. Я подумал, что он ещё жив, и ему можно помочь. Поэтому я наклонился, чтобы вытащить нож. И в этот момент ты появился рядом со мной. Я подумал, что это ты его…

– Зачем? Он единственный человек, кто может нормально нас защитить. Кроме меня. А если полезут дикие звери? Зачем мне его убивать?

– Я не знаю, – глухо ответил Дебольский. Он взглянул на нож. Потом посмотрел мне в глаза. – Нас осталось трое мужчин и две женщины, – напомнил он. – Алла практически не может ходить. Значит, если его убили не мы, то это сделал либо Феликс, либо твоя подруга Юлия. Кто из них? Кого мы больше будем подозревать?

Мы оба вспомнили опухшее лицо Феликса. Он вполне способен так отомстить. После всего, что мы слышали. Его связи с бандитами. И такой подлый удар сзади. Феликс ушел следом за ним. Он чувствовал себя не просто избитым, а опозоренным и униженным. Поэтому он решил отомстить. Пока Ибрагим набирал воду, он подкрался сзади и ударил его ножом.

Я посмотрел на тело несчастного. У Феликса не было ножа. Тогда получается, что Ибрагима зарезали его собственным ножом? И я должен поверить, что Феликс мог справиться с человеком, который выше него на целую голову? Феликс, который показал себя никчемным трусом, рискнул подойти настолько близко, что выхватил нож Ибрагима и всадил его в спину? Да ещё с такой ловкостью? И такой точный удар? Не могу в это поверить.

– Что нам делать? – спросил Леонтий Яковлевич. Я даже вздрогнул от неожиданности. Обычно за советом обращались к Дебольскому. Сегодня впервые в жизни он спрашивал меня, как нам быть.

– Оттащим тело на берег и вернемся в лагерь. Нужно допросить Феликса и, если понадобится, Юлию, – твердо предложил я. – Пока прилетит вертолет, мы должны выяснить, кто убил Ибрагима.

– Правильно, – согласился Леонтий Яковлевич, – мы обязаны выяснить, кто это мог сделать. Хотя я понимаю, что кроме Феликса здесь просто никого нет. Но если это он… Я даже не знаю, что мы будем делать. Но я возьму винтовку и встану рядом с вами. Хотя стреляю я плохо, но вдвоём мы сможем его одолеть.

Я усмехнулся. Чтобы пристрелить Феликса, мне не нужны помощники. Вдвоём мы оттащили тело Ибрагима на берег и пошли обратно в лагерь. Алла лежала на импровизированных носилках, рядом сидела Юлия и поила её чаем. Невдалеке разлегся Феликс. Достаточно было одного взгляда на его физиономию, чтобы понять, как сильно и больно его бил Ибрагим. Это был несомненный повод к убийству для такого злопамятного и жестокого человека, как Феликс.

– Уже пришли? – развязно спросил он. – А где вода? У нас закончилась вода. Вы принесли воду? Или Ибрагим не смог даже наполнить обе фляги? У нас осталось совсем немного воды в чайнике. И боюсь, что она вся уйдет на нашу бедняжку Аллу, которая решилась пойти с нами в поход, имея такой варикоз на своих распухших ножках. Хотя виноват в этом Ибрагим. Он не захотел подумать перед тем, как взял свою подругу в поход. Похоже, он умеет только драться и ругаться. А ещё нанимать убийц, чтобы зарезать собственную супругу.

Дебольский подошел и взял свою винтовку. Затем негромко позвал Феликса. В его голосе прозвучали незнакомые мне доселе нотки. Даже Юлия обернулась.

– Феликс, – повторил ледяным голосом Леонтий Яковлевич, – ты был у реки?

– Был. Но у меня не было фляги, а нести воду в ладошках я не умею, – зло ответил Феликс.

– Ты видел Ибрагима?

– Я вообще не смотрел в его сторону. Я умылся и вернулся обратно. А почему вы спрашиваете? Где Ибрагим? Что с ним случилось?

Мы вспомнили, что оставили обе фляги на берегу. Нужно будет вернуться за ними. Но мы были в таком состоянии после убийства Ибрагима, что нам было не до воды.

– Вы с ним больше не разговаривали? – уточнил Дебольский.

– Конечно, нет. Что с вами происходит? Почему такой тон? И зачем вы взяли винтовку? Вы же никогда не стреляли из оружия. Зачем вам оружие?

Обе женщины смотрели в нашу сторону.

– Давайте отойдем, – предложил Леонтий Яковлевич, взмахнув винтовкой. Ничего не понимающий Феликс пожал плечами, поднялся и пошел вместе с нами в заросли кустарника.

– Что случилось? – спросил он, когда мы отошли шагов на пятнадцать.

– Ибрагим погиб, – Дебольский произнес эти слова, повернувшись к Феликсу и глядя ему в глаза.

Тот отшатнулся. Если он был актер, то играл гениально.

– Как это погиб? – спросил немного дрожащим голосом Феликс, переводя безумный взгляд с Дебольского на меня. – Вы меня разыгрываете? Что случилось?

– Его зарезали, – пояснил Леонтий Яковлевич, – он лежит сейчас у реки. Мы оставили его там, где его убили.

– Кто убил?

– Это мы хотели узнать у тебя, – вставил я.

– Ты с ума сошел? – растерянно произнес Феликс. – Ты думаешь, я мог его убить? Даже после нашей стычки? Ты совсем рехнулся.

– После того, как сегодня ночью ты рассказал о своих связях с бандитами, я уже ничему не удивляюсь.

– При чем тут бандиты? – закричал Феликс. – А ты рассказал нам всем, как проводил время с моей женой. Думаешь, мне было приятно? При чем тут мой глупый рассказ? Я его не убивал, честное слово. А как его убили? Вы сказали, что его зарезали. Может, какой-нибудь крупный зверь? Может, это следы зубов?

– Пойдем с нами, – махнул рукой Дебольский, – и ты всё увидишь. Все равно нам нужно будет перенести тело в лагерь, а вдвоём с Романом мы не справимся. Ибрагим был достаточно грузным мужчиной.

Он повернулся и пошел к реке. Я показал Феликсу, чтобы он шел следом, а сам пошел замыкающим. Феликс несколько раз оглядывался на меня, словно боялся, что я начну стрелять. Наконец мы вышли к реке. Тело Ибрагима лежало на песке. Феликс замер, посмотрел на убитого, на лежавший рядом нож.

– Его ударили ножом? – не верил собственным глазам Феликс.

– Какой-то дикий зверь, – не выдержал я, – взял нож Ибрагима, подкрался сзади и ударил его в спину. А потом убежал. Ты не знаешь, какой зверь мог такое сделать?

– И вы подозреваете меня? – плачущим голосом спросил Феликс. – Вы думаете, что я мог бы сделать такое?

– Тогда кто? – спросил Дебольский. Он всегда был человеком рассудительным. – Кроме нас троих, в этой долине есть ещё две женщины. Алла не в счет, она бы не смогла сюда прийти. Тогда остается госпожа Ивченко. Ты считаешь, что мы должны подозревать её, а не тебя?

– Но я его не убивал, – закричал Феликс, – я же не идиот. И у меня не хватило бы смелости вот так подойти к человеку и спокойно его зарезать. Неужели вы думаете, что я могу быть убийцей?

– Тогда кто? – спросил Леонтий Яковлевич.

– Может, вернулся кто-то из носильщиков? – нерешительно предположил Феликс.

– Они уже давно сбежали, – возразил я, – их и след простыл. И они ориентируются в здешних местах гораздо лучше нас.

– Может, наш проводник? – предположил Феликс. – Может, мы вчера напрасно выбросили его в лощину? Может, он не умер? А только погрузился в наркотический сон?

– Пойдемте проверим, – сразу решил Дебольский.

От реки до лощины, куда мы сбросили тело нашего проводника, было чуть больше километра. Мы спешили так, словно нас подгоняли. И жаркое солнце было совершенно невыносимым. Над лощиной уже кружили стервятники. Когда мы подошли и увидели то, что там осталось от человека, нам стало плохо. Феликса стошнило. Дебольский брезгливо отвернулся. Даже мне стало не по себе. Стервятники успели разорвать тело на несколько частей, заодно разорвав и одеяло, в которое мы завернули нашего проводника. Повсюду была кровь, остатки мяса, кости, в общем, ужасная картина. И не менее отвратительный запах. Я снял карабин и несколько раз в них выстрелил. Два стервятника погибли, остальные лениво поднялись наверх. Я собирался перебить всех, но Леонтий схватил меня за плечо.

– Они сейчас полетят к реке, – напомнил он мне, – на запах свежей крови. Быстро обратно, пока они не обглодали тело нашего друга.

Мы побежали назад так резво, как только могли. Этот марафон под экваториальным солнцем был достаточно тяжелым. Самое интересное, что экватор проходит точно посередине острова Калимантан. А мы находились выше всего лишь на полтора или два градуса. Мы вернулись обратно, когда здесь уже кружились стервятники, не решаясь сесть. Я начал стрелять, даже Дебольский одобрительно кивал головой. Когда я сбил ещё одну птицу, они улетели.

– Это не наш проводник, – строго сказал Леонтий Яковлевич, – и не наши носильщики. Давайте отнесем тело Ибрагима в лагерь, а уже потом будем решать, кто мог быть его убийцей.

Мы с Феликсом подняли тело и понесли. Ибрагим был высокого роста и довольно грузный. Нам пришлось тащить его изо всех сил. Дебольский нам помогал. Наконец мы дошли до лагеря и, устало свалив тело к дереву, расселись вокруг.

– Что случилось? – спросила Алла, увидевшая, как мы несли Ибрагима. – Что с ним случилось? Он ранен?

– Да, – ответил Леонтий Яковлевич, – он ранен. И сейчас он спит. Будет лучше, если вы не будете кричать и не станете его будить.

Но он напрасно это сказал. У женщин все сердце, даже голова. Она закричала изо всех сил:

– Ибрагим, проснись! Что с тобой, Ибрагим?

– Хватит, – разозлился Феликс, – неужели не понятно? Нужно замолчать. И не орать на весь лес.

– Как ты разговариваешь с женщиной? – возмутилась Юлия, не понимавшая, почему мы молчим. Но мы все так устали, что не хотели даже вступаться за Аллу.

– Отстань, – лениво произнёс Феликс, – дайте нам наконец отдохнуть. Он должен немного поспать, чтобы прийти в себя. А если Алла будет продолжать так орать, здесь скоро соберутся все животные этого леса. И никакой охотник, даже такой гениальный, как наш Рома Лампочкин, их не остановит.

Он часто издевался над моей фамилией, называя меня всякий раз по-разному. Вместо Лампадова я был Люстровым, Светильниковым, Бравым, Лампочкиным, Релеевым и так до бесконечности. Раньше меня это забавляло, а теперь было все равно.

Алла наконец замолчала. Она уткнулась лицом в свои ветки и начала громко плакать. Может, она чувствовала, что мы говорим неправду. Не знаю. Сегодня я уже не смогу этого узнать. Или она вдруг осознала, что осталась одна и при любой возможности мы её бросим. У оставшихся людей просто не хватило бы сил нести нашу «мадам» до берега моря.

Юлия подошла ко мне. Я равнодушно смотрел, как она подходит. За эту ночь и этот день я так устал, что мне совсем не хотелось с ней разговаривать. Даже с ней.

– Что с ним произошло? – тихо спросила Юлия. – Он действительно спит? Может, он ранен?

– Да, – кивнул я, – он ранен и сейчас спит. Будет лучше, если ты не станешь его тормошить. И нас тоже.

Она взглянула на меня, явно собираясь что-то уточнить, но промолчала. Затем повернулась и пошла к Алле.

– Налей мне немного воды, – попросила Алла у подруги.

– Может, я вскипячу воду и сделаю чай? – предложила Юлия.

– Не нужно. Лучше воды, – вздохнула Алла, вытирая слезы.

Юлия сделала несколько шагов. Чайник лежал под другим деревом. Она взяла чайник, налила в стакан воды и принесла его Алле.

– Напрасно я согласилась на эту поездку, – вздохнула Алла, – я ведь чувствовала, что буду для них обузой. Но Ибрагим меня уговорил. Он сказал, что они предусмотрели все мелочи, все возможные неприятности.

– Кроме самих себя, – зло и загадочно произнесла Юлия.

Алла улыбнулась и выпила воду. Залпом. Затем открыла рот, словно заглатывая воздух, оглядела всех нас и выпустила пластиковый стакан из рук. Я смотрел на неё, не понимая, что происходит. Она тяжело задышала, затем вдруг закричала. И её крик услышали птицы и звери. Потом она схватила себя за горло, словно кто-то неведомый начал её душить, и снова крикнула.

– Плохо, – закричала она, – мне плохо! Мне больно, очень больно! Помогите…

Мы вскочили и бросились к ней. Но было уже поздно. Она стучала ногами и страшно кричала. Изо рта пошла пена. Мы с Феликсом навалились на неё, пытаясь успокоить. Я даже подумал, что у неё эпилепсия. Но через несколько секунд всё было кончено. Тело обмякло, глаза стали стеклянными, пена перестала идти. И дышать она тоже перестала. Феликс взглянул на неё и испуганно отполз в сторону. Не было никаких сомнений, она была мертва.

Глава 19

Я поднялся, уже не сомневаясь, что она не дышит. Посмотрел на остальных. И покачал головой.

– Что? – с явным напряжением в голосе спросила Юлия. – Что случилось?

– Она умерла, – это было единственное, что я мог выдавить.

– Как это умерла? – не поверила Юлия.

Леонтий Яковлевич подошел к нам и посмотрел на лежавшее тело, которое только несколько минут назад было живой Аллой. И отвернулся. Он ничего не сказал, и это меня смутило.

– Она умерла, – крикнул я, – вы понимаете, что я говорю?

– Да, – кивнул Дебольский, не глядя мне в глаза.

Я посмотрел на Феликса. Тот молчал. Он смотрел на меня и молчал. В его глазах не было ничего. Ни ужаса, ни страха, ни радости, ни удовлетворения. Ничего. Он смотрел на меня пустыми глазами, словно не осознавал, что именно я сказал. Мне вдруг стало понятно, что ни один из них не может мне помочь. И я понял нечто другое, очень страшное для меня. Каждый из них мог оказаться одновременно и убийцей Ибрагима, и убийцей Аллы. Я покосился на всех троих. Сегодня ночью под воздействием этих трав мы наговорили друг другу много лишнего. И кто-то из них решил, что свидетели просто не нужны. Кого я должен подозревать в первую очередь? Наверно Феликса. А если я ошибаюсь, и это Леонтий Яковлевич? Или Юлия? Я не знал, что мне думать. Но когда я немного пришел в себя, то увидел, как они смотрят на меня. И в их глазах читался все тот же вопрос. Может, это я был убийцей обоих наших товарищей?

– От чего она умерла? – наконец спросил Леонтий Яковлевич.

Я наклонился, попытался почувствовать запах. Но у меня не было обоняния погибшего Хайрила. Я вспомнил, что она выпила воду из чайника. Нашел чайник. Открыл его. Мне не нужно было пить отсюда воду или проверять её на вкус. Сильный запах не оставлял никаких сомнений. Воды была отравлена. Она умерла, отравившись этой водой. Я пригляделся. Может, батарейка потекла и поэтому вода была отравлена? Но в таких чайниках это практически невозможно. Тогда выходит, что кто-то намеренно отравил Аллу. Два убийства подряд – это много даже для такой не очень праведной группы, как наша.

– Вода отравлена, – пояснил я, осторожно поставив чайник на место. Дебольский взглянул на Юлию.

– Это вы наливали ей воду из чайника, госпожа Ивченко? – уточнил он.

– Я, – с некоторым вызовом произнесла Юлия, – но я не убивала свою подругу, если вы подумали об этом.

– Я вам ничего не сказал, – мрачно ответил Дебольский. Он посмотрел на меня: – Ты тоже не подходил к чайнику?

– Конечно, нет.

– А ты? – Леонтий обернулся к Феликсу.

– Хватит, – попросил тот, – это уже не смешно. Предположим, я убил Ибрагима за то, что он мне дал в рожу. Но зачем мне травить эту дуру? Какой смысл? Чтобы завладеть её косметическим салоном? Это не мой уровень.

Дебольский ничего не сказал. Он пошел к нашим сумкам, достал телефон, набрал номер.

– Равлюк, – громко сказал он, дождавшись ответа, – где вы? Почему нет вертолета?

– Он задержался в Самаринде, – ответил Равлюк, – но уже вылетел к нам. Через часа два или три мы будем у вас.

– Поторопитесь, – посоветовал Леонтий Яковлевич, – и вообще будет лучше, если он сразу прилетит к нам.

– Мы не знаем, куда вы пошли, – пояснил Равлюк. – Он должен прилететь за нами, чтобы взять наших проводников. А где остались ваши?

– Они погибли.

– Как это погибли? – не поверил Равлюк. – Оба?

– Да, оба.

– А где ваши носильщики?

– Не знаю. Они сбежали.

– Куда сбежали? Почему вы их отпустили?

– Мы их не отпускали. Они испугались и сами сбежали. Значит, через два или три часа вы нас найдете. Постарайтесь не задерживаться. Это не просьба, Равлюк, это приказ. Вы меня понимаете?

– Конечно, я всё понимаю. А где господин Андреади?

Леонтий Яковлевич взглянул на Феликса, чуть поколебался и протянул ему аппарат:

– Он просит к телефону тебя.

Феликс взял аппарат, не изменившись в лице.

– Добрый день, Гриша.

– Здравствуйте. Что у вас происходит? Господин Дебольский сказал, что оба ваши проводника погибли.

– Правильно сказал.

– Вам нужна наша помощь?

– Обязательно. И чем быстрее, тем лучше.

– Всё понял. Постараемся найти вас как можно быстрее. Вы до вечера продержитесь?

– Думаю, что да. Но не нужно так долго испытывать наше терпение. До свидания.

Феликс протянул аппарат Леонтию Яковлевичу. Тот взял телефон, бережно положив его в сумку. И строго добавил:

– Оба тела положим рядом и будем охранять. Надеюсь, что сумеем отбиться от хищников, если они полезут за трупами.

– Отобьёмся, – кровожадно и очень самонадеянно пообещал я.

– Хорошо, – Дебольский забрал сумку, чтобы отнести её к дереву.

– Подождите, – остановил его я, – а кто убил Аллу? Мы так и не поняли, кто её отравил.

Леонтий Яковлевич замер. Осторожно положил сумку, в который лежал телефон, на землю. Обернулся ко мне. Феликс тоже замер. Даже Юлия застыла в ожидании его ответа.

– Мы будем разбираться в другом месте, – чуть дрогнувшим голосом сказал он, – не здесь и не сейчас. Кто бы это ни сделал, мы сейчас ничего не докажем. Подождем, пока нас заберут. А потом пусть сюда прилетают следователи и разбираются в этих убийствах.

– Какие следователи? – я не мог успокоиться. – Откуда здесь следователи? В тропических лесах, на Калимантане. Как только мы отсюда уберемся, сюда полезут хищные звери, которые затопчут все следы. Неужели вы ничего не понимаете? Мы должны провести своё расследование.

– Ничего мы не будем расследовать, – возразил Дебольский, – мы все равно ничего не сможем ни выяснить, ни доказать.

Он снова наклонился, чтобы поднять свою сумку.

– Один из нас убийца, – крикнул я ему, – неужели вы ничего не видите? Кто-то из нас совершил сегодня два убийства подряд. Два убийства. И вы делаете вид, что ничего не произошло.

– Хватит, – устало произнёс Дебольский. – Если будешь так настаивать, я могу подумать, что ты самое заинтересованное лицо. Хватит. Подождем вертолета.

Он отнес сумку к дереву. Потом мы взяли тело Ибрагима и положили его рядом с Аллой, накрыв обоих легкими одеялами, ещё оставшимися в нашем распоряжении.

– У нас оставалось только два одеяла, – зло ухмыльнулся Феликс. – Если погибнет ещё кто-нибудь, он останется без покрытия.

Все промолчали. Юлия помогала нам, как мужчина. Она вообще вела себя очень мужественно. Леонтий Яковлевич устало вытер лицо и уселся в тени дерева. Феликс подошел к нему и сел рядом.

Юлия посмотрела на них и обернулась ко мне.

– Что происходит, Роман? Кто мог убить Аллу и её друга? Кто это сделал? Ты кого-то подозреваешь?

– Я ничего не понимаю. Ибрагима ударили ножом, а Аллу отравили. Я действительно не понимаю, кто это мог сделать. И главное – зачем?

– Феликс поругался с Ибрагимом. Ты же видел, что они подрались, – тихо напомнила мне Юлия.

– Из-за этого он его прирезал? А при чем тут Алла? И как он мог её отравить? Чем? Он носит яд с собой? Для чего?

– Но здесь больше никого нет. Может, это Дебольский? Ему было неприятно, что все узнали о грехах его молодости. Может, он просто не хочет, чтобы мы вернулись в Москву. У него имидж респектабельного политика.

– Не знаю, – я посмотрел на сидевших под деревом Дебольского и Феликса, – я ничего не знаю и не понимаю. Но кроме нас здесь никого больше нет.

– А если наши носильщики вернулись?

– Ты же их видела. Они не способны на такое убийство. Тем более подойти к Ибрагиму. Их уже давно здесь нет.

– А если наш проводник? Может, он притворился погибшим? Мы же не умерли от его перебродившего зелья?

– Он не понимал толком даже английского и тем более русского. Но если хочешь, ты сможешь его увидеть. Мы его видели. Стервятники растащили половину, но остальная половина ещё гниет в лощине. Хотя я лично смотреть не советую. Ужасное зрелище. А запах такой, что ты потом неделю не будешь есть мяса.

– Не нужно, – попросила она, – ничего больше не говори.

– Скоро прилетит вертолет, – сказал я, – ты не волнуйся. Я думаю, ничего страшного больше не произойдет. Во всяком случае я не допущу. До вечера я не засну, а вертолет прилетит через два или три часа. Если бы не гнида Феликс, мы бы давно отсюда улетели.

– Я тоже об этом подумала. Он отправил нас на верную смерть. Ты думаешь, это он убил Ибрагима? Ведь кроме него этого никто не мог сделать.

– Не знаю. Когда вернемся, поговорим. А пока не знаю. Иди под дерево. Сейчас самое жаркое время. Под солнцем все шестьдесят градусов, а в тени сорок пять. Иди под дерево. А я немного похожу вокруг. Нужно быть осторожнее.

– Ты молодец, – убежденно сказала она, – мне кажется, ты единственный стоящий мужчина в этой компании.

– Даже с учетом моей вечеринки в Каннах?

Она улыбнулась и, кивнув мне, направилась к дереву. Я проверил свой карабин и пошел в обход. Мне важно было понять, что здесь происходит. Стервятники летали над лощиной, я видел их тени. Где-то кричали животные. Один раз я услышал трубный рык слона и очень удивился. Как он продирается сквозь эти заросли или непроходимые леса? Вообще, непонятно, как могли выжить на острове слоны. Или носороги.

Я не верю в мистику. В домовых, чертей, привидения, призраки. И я не верил, что в этой долине может быть какой-то призрак, который отравил воду в чайнике и ударил ножом Ибрагима. Я был абсолютно уверен, что это мог сделать только человек. И если учесть, что никого кроме нас в этой долине не было, то убийцей мог быть только один из нас.

Солнце светило так, что, казалось, расколет мне череп. Среди вещей, которые погибли под ударами носорога, были и наши панамы. Я достал носовой платок, чтобы как-то защитить голову, соорудить подобие защиты, но понял, что это бесполезно. И вернулся под тень дерева.

– Нашел очередного носорога? – лениво поинтересовался Феликс, открывая глаза, когда я к ним подошел.

– Иди к черту, – сказал я ему.

– Не смогу его найти. Под этим солнцем даже черт не выживет. Где вы оставили наши фляги? Ужасно хочется пить.

– Выпей из чайника, – зло посоветовал я ему, – как раз ляжешь рядом с Аллой. И нам будет легче. Мы останемся трое и не будем никого подозревать.

– Злой ты человек, – примиряюще сказал Феликс, – стоишь со своим карабином и говоришь мне гадости. А я тебе даже не припоминаю, что ещё сегодня ночью ты рассказывал, как «кувыркался» с моей женой. Или уже забыл?

И тут я не сдержался.

– С твоей женой «кувыркались» и остальные. Только они не такие порядочные, как я.

У него сверкнули глаза. Я понял, что никогда не подставлю ему свою спину, как Ибрагим. Честное слово, в его глазах была такая ненависть. Но его винтовка лежала в стороне, а мой карабин был у меня в руках. И поэтому он только сверкнул глазами.

– Сволочь ты, Роман, – убежденно сказал он, облизнув пересохшие губы. – Ничего, мы с тобой посчитаемся в Москве. Там ты будешь без своего карабина.

– Довольно, – поднялся Дебольский, – вы сейчас договоритесь до того, что начнете стрелять друг в друга. И насчет воды Феликс прав. Мы с ним пойдем за водой и принесем фляги. Возьми свою винтовку, Феликс.

– Может, я останусь здесь, а вы пойдете с Романом? – предложил Феликс.

Леонтий Яковлевич посмотрел на меня, потом на Юлию. И наконец на Феликса.

– Нет, – сказал он, – Роман должен остаться здесь. У нас два трупа, а под таким солнцем они скоро начнут разлагаться. И их запах привлечет сюда столько хищников, что нам понадобится все его умение. Ему лучше остаться здесь, чтобы отбиваться от возможного нападения хищников. И он будет охранять наш телефон. А госпожа Ивченко останется с ним. Возьми свою винтовку, Феликс, мы пойдем за водой. Надеюсь, с нами ничего не случится.

– Пойдем, – согласился Феликс.

Он забрал свою винтовку, и я внутренне напрягся, как будто рядом со мной появилась опасная змея. Дебольский тоже взял свою винтовку, хотя с таким зрением лучше не носить оружия, можно попасть в своего напарника.

Они и пошли в сторону зарослей. Я проводил их долгим взглядом. Они скрылись в зарослях. Юлия тоже посмотрела в их сторону.

– К нам могут полезть хищники? – уточнила она.

– Ещё как могут. – Я принес карабин Ибрагима и протянул ей. – Ты умеешь стрелять?

– Никогда в жизни не стреляла.

– Научишься, – кивнул я, – нужно нажимать на курок. Он двенадцатизарядный, тебе ничего особенного не нужно делать. Встань, я тебе покажу.

Она поднялась, и я протянул ей карабин. Мы сделали несколько выстрелов. Я чувствовал запах её волос. Они пахли парфюмом даже после трех дней в лесу. Но я понял, что помощник из неё никакой. Она никогда не научится стрелять. Зато сможет отпугивать птиц. Я опустил карабин, и она повернулась ко мне.

– Может, ты меня поцелуешь? – попросила она.

Я подумал, что никогда не целовал женщину в таком состоянии. И легко прикоснулся к её губам, чтобы не разжимать своего рта. Боюсь, что моё «амбре» могло ей не понравиться. И она это поняла. Даже улыбнулась.

– Хороший поцелуй для тропического леса, – согласилась она.

Над нами пролетели две птицы. Я даже не успел заметить, откуда они появились. Юлия испуганно отшатнулась.

– Когда они вернутся? – спросила она.

– Скоро, – успокоил я её, – река совсем недалеко. И фляги были уже полные. Они только заберут фляги и вернутся.

– Ты знаешь, о чем я вдруг подумала, – сказала мне Юлия, – какое поразительное совпадение. Ибрагим нанял убийц, которые зарезали его жену, и его самого зарезали. Алла пыталась отравить своего отчима и сама отравилась. Как будто здесь появился Ангел Возмездия, который решил свести с нами счеты. Такое ощущение, что за нами следят. Когда ты меня целовал, я это чувствовала особенно сильно.

– Глупости, – не очень уверенно сказал я.

И в этот момент раздался громкий человеческий крик. Мы посмотрели друг на друга. Мы оба узнали этот голос.

Глава 20

Я поднял свой карабин. Времени на размышление не оставалось. Но последние слова Юлии меня просто потрясли. Я побежал туда, откуда раздался крик. Юлия последовала за мной. Можете мне не верить, но она взяла с собой тяжелый карабин. Иногда я думаю, что эмансипация не такое плохое дело, если появляются женщины, которые могут драться как мужчины. Мы продирались сквозь кустарник. И я вспомнил некоторые фрагменты сегодняшнего дня. Профессиональный удар ножом. Чайник для Аллы. Крик, который мы услышали. Мне казалось, я уже примерно знал, что именно мы увидим.

Мы продрались сквозь заросли, выбежали к реке. И увидели большую яму. Она была как раз на нашем пути. Я мог бы поклясться, что раньше её не было. Придержав Юлию, я осторожно заглянул внутрь. И понял, что не ошибся. На дне ямы лежал Леонтий Яковлевич. Он был словно бабочка наколот на острый кол, на который упал, когда спешил к нам с флягой в руках. Фляга валялась рядом с ним. Вторая лежала на земле, около нас. А Феликса нигде не было.

Юлия подошла и заглянула вниз. Затем резко отпрянула. Изумленно взглянула на меня.

– Да, – кивнул я, – всё правильно. И если это Феликс, то он гений. Он решил устроить каждому из нас смерть по образу и подобию тех грехов, о которых мы говорили. Ибрагим был зарезан, как его бывшая супруга. Аллу отравили, что она сделала со своим отчимом. Или пыталась сделать, если считать, что он умер сам. А грех Леонтия Яковлевича был очевиден. Он знал, что другой попадет в яму, и не предупредил его. Он подставил своего напарника и компаньона. Получается, что Феликс тоже подставил яму для своего напарника. Три таких непохожих убийства, и все три как расплата за грехи.

– Откуда он знал, что Дебольский пройдет именно отсюда, – возразила Юлия, – и когда успел приготовить эту яму? Он ведь всё время был с нами.

– Не знаю. Но, значит, он всё придумал заранее. Когда мы утром ушли, он, возможно, успел сделать эту яму. Мне даже страшно подумать, как он всё это планировал. Подожди. Где наш телефон? Черт возьми. Бежим обратно. Там остался наш телефон.

Мы бросились обратно. Снова продирались сквозь заросли, выбегая в нашу долину. Но сумки с телефоном там уже не было. Я разозлился. Феликс решил, что может так издеваться? Или он думает уйти отсюда с этим спутниковым телефоном? Но у него ничего не получится. Он не сможет уйти через лес, а в лесу его не найдет никакой вертолет, даже если телефон будет у него в руках. Зачем он забрал телефон? Хочет убить меня по-своему. Оставить с любимой женщиной и своеобразно отомстить за измену своей жены. Тогда всё сходится.

– Держи свой карабин в руках, и если увидишь Феликса, сразу стреляй, – приказал я Юлии. – Это он организовал убийство всех троих. Это он их убил…

– Подожди, – прервала меня Юлия, – остановись и подумай.

– Что я должен думать? Он их убил. И сейчас украл наш телефон, чтобы мы здесь остались. Он хочет рассчитаться с нами по-своему. Чтобы мы почувствовали его месть. Я его найду и убью. Самое главное, чтобы ты выстрелила первой. Сумеешь выстрелить?

– Не знаю. Но я думаю не об этом, – она задумчиво тряхнула головой. Потом сказала более решительно: – Ты читал «Десять негритят» Агаты Кристи?

– Нет, не читал. Я не люблю детективы. – Я смотрел по сторонам. Меня меньше всего интересовали её слова в этот момент. Я боялся, что Феликс где-то спрятался и теперь может выстрелить в нас из-за деревьев. Или из зарослей кустарника.

– Послушай меня, – твердо сказала Юлия, – здесь происходит нечто непонятное. Я знаю Феликса достаточно давно. Он тоже не любит детективы. Он вообще любит только деньги и умеет их делать. Но я могу рассказать тебе об этой книге…

– Потом, – перебил я её, – мне нужно его найти. Встань под деревом. Если он уйдет, мы останемся и умрем в этой долине без помощи…

– Стой, – крикнула она мне, – я все равно должна тебе рассказать. Не торопись. Послушай меня. В этой книге рассказано, как десять человек оказались отрезанными на одном острове. И кто-то им угрожает, вспоминая грехи каждого из них. А потом начинаются убийства. И последней остается женщина, которая решает покончить жизнь самоубийством.

– Надеюсь, ты не останешься последней и не закончишь свою жизнь столь глупым способом. Лучше пристрели Феликса.

– Не перебивай меня, – она вся дрожала от возбуждения, – их было десять человек. Но один из них был убийца…

– Естественно. И он убивал всех остальных. Зачем ты мне это рассказываешь? Мы теряем время.

– Он убивал их потому, что сумел их обмануть, – наконец пояснила мне Юлия, – он притворился одним из убитых. И поэтому стал убивать остальных. Ты меня понимаешь?

Я остановился. Задумался. Потом покачал головой.

– Ибрагим был убит, я сам стоял у его тела. Аллу отравили, и она умерла. В этом я уверен. Погибшего Леонтия Яковлевича ты сейчас видела. Остается Феликс. И ещё наш проводник, чей разорванный труп я видел в лощине. Больше никого здесь нет. Ни одного человека. Остался только Феликс. И, возможно, сейчас он уходит отсюда. Отпусти меня, и я постараюсь его найти. Я всё-таки охотник. И пока я не найду и не пристрелю этого мерзавца, я не успокоюсь.

– Ты можешь сам сыграть эту роль, – наконец сказала мне Юлия. – Если ты охотник, то ты должен меня понять. Давай сделаем так. Сейчас мы начнем громко кричать друг на друга. Если Феликс всё придумал, то он должен быть где-то недалеко. Он не пойдет через лес в одиночку. Ни за что не пойдет. И ты это знаешь лучше всех. Он трус и эгоист. Он будет сидеть и ждать в долине, когда прилетит вертолет. Нам нужно его обмануть. Устроим скандал, крики, ссору. А потом я должна буду в тебя выстрелить. Ты понимаешь, что я хочу сделать? Чтобы он услышал наши крики и мой выстрел. Возможно, он даже подглядывает. Стрелять он все равно не решится, он не так стреляет как ты. И если он вдруг промахнется, то ты можешь его застрелить. Поэтому он будет ждать.

Я подумал, что в её словах было рациональное зерно. Ведь если Феликс будет убежден, что она меня пристрелила, он наверняка вылезет, и тогда я смогу его пристрелить. Или хотя бы отнять телефон.

– Молодец, – тихо сказал я Юлии, – теперь нужно разыграть наш скандал, чтобы Феликс поверил. А потом ты должна будешь в меня выстрелить. Только не попади.

– Постараюсь, – улыбнулась она, – но учти, что тебе придется играть в полную силу. Иначе он не поверит.

– Нам не обязательно кричать, – сказал я, – достаточно, если мы будем просто разговаривать. Он знает, что я редко кричу и стараюсь избегать громких скандалов. Ему не обязательно слышать наши крики. Достаточно, если он услышит твой выстрел. Стреляй в мою сторону.

Наш план был достаточно интересным. И смелым. Но только в том случае, если бы убийцей действительно был Феликс. Но мы не успели договорить, как из зарослей кустарника вылез Феликс. У него был безумный вид, волосы растрепаны, глаза налились кровью. Он явно чего-то боялся. Самое главное, что у него не было в руках винтовки. Очевидно, он её опять где-то бросил.

– Леонтий погиб, – глухим голосом выкрикнул он, – все погибли. Здесь кто-то за нами охотится. Какой-то чужой охотник. Он вырыл яму, и в неё попался Дебольский. Нам нужно отсюда уходить. Это какое-то безумие. Он убивает нас по очереди…

Юлия подняла свой карабин.

– Стой на месте, – приказала она, – и не говори нам глупостей. Где этот убийца? Откуда он взялся? Почему мы его не видели? Как он мог сюда попасть?

– Я ничего не знаю. Но это убийца. Он хочет истребить всех нас. Он и сейчас, наверно, следит за нами.

Я смотрел на Феликса и думал, что он самый гениальный актер, если решился появиться здесь без винтовки и разыграть перед нами такой спектакль. А если он прав? Если убийца действительно где-то рядом? Меня смущал первый удар ножом. Феликс не мог так профессионально загнать нож в спину. И тем более решиться выхватить нож у самого Ибрагима. А потом ударить его под лопатку. Такой точный профессиональный удар. Феликс не мог нанести такой удар. Я должен был понять это сразу и не подозревать человека, который был кем угодно, но только не профессиональным убийцей. Потом яд в чайнике. Мы ведь громко говорили о том, что чай предназначен именно для Аллы. И там должен быть яд, который невозможно уничтожить даже при кипячении. Затем убийца делает яму и оставляет там острый кол, чтобы жертва упала как раз на этот кол. Почему я ничего не соображал? Почему я сразу не сумел всё понять? Но распухшее лицо Феликса, его стычка с Ибрагимом и его подлость со спутниковым телефоном вывели меня из себя. И заставили подозревать именно Феликса.

– Где телефон? – перебил я испуганного Феликса. – Куда ты его спрятал?

– Какой телефон? – попятился он. – Я ничего не прятал. Вы опять хотите меня обвинить. Я оставил телефон вам, когда мы уходили с Леонтием за водой. Я ничего не брал.

– Он все врет, – твердо произнесла Юлия.

– Ты с ума сошла? – растерянно произнёс Феликс. – Я никого не убивал, честное слово. И я не знаю, кто взял наш телефон. Честное слово, не знаю. Убери оружие, – закричал он изо всех сил, не выдержав этого взгляда Юлии и карабина, который она подняла на него.

Феликс метнулся в сторону. И тогда она выстрелила. Конечно, не попала. Но он побежал обратно в заросли. Юлия обернулась ко мне.

– Это он, – твердо сказала она, – ты видишь, что он придумал? Выбежал к нам без винтовки, чтобы мы поверили. А сам, наверно, приготовил нам очередную гадость. Я даже думаю, что он прикажет Равлюку и его людям нас уничтожить, чтобы здесь не оставалось никаких свидетелей. Ведь Равлюк и его охотники подчиняются непосредственно Феликсу.

– Слишком все непредсказуемо. – Я продолжал думать о том, что здесь произошло. Но если Юлия права, то Феликс действительно гениальный актер. Или она гениальная актриса? Такая мысль мне не приходила в голову. Она уходила в кусты, когда мы с ней говорили. Вернее, я ушел, оставив её одну. И у неё было время дойти до реки и ударить Ибрагима. Более того, она как женщина могла его обнять и вытащить нож. Он бы не стал пугаться женщины. Она была единственной, кто мог подойти к нему очень близко.

Она подошла к Ибрагиму, обняла его, достала нож и ударила несчастного под лопатку. Удар мог получиться сильным, ведь она много качалась в этих спортзалах. У неё безупречная фигура. Именно она налила воду из чайника своей подруге. И Алла погибла. Только с ямой не совсем понятно, но, возможно, у Юлии было время вчера ночью или сегодня утром. Иногда она уходила куда-то в кусты, и мы деликатно отворачивались. Неужели она могла так спокойно спланировать и убрать трех людей? Я смотрел на Юлию. Она ведь несколько лет была подругой самого известного криминального авторитета в Москве. И за ней послали человека, который должен был её опекать и охранять.

– Чего ты ждешь? – спросила меня Юлия. – Ты же хотел найти Феликса. И сейчас ты видел, куда он побежал. Найди его и верни. Отними хотя бы телефон, иначе мы навсегда останемся здесь.

Я поднял свой карабин и бросился в заросли. Как мне все надоело. Я весь исцарапан, у меня руки в колючках. И это проклятое солнце никак не унимается. Рядом раздалось шипение змеи. Я даже не обернулся. Сейчас мне не до змей. Но к вечеру трупы начнут разлагаться, и сюда поползет всякая нечисть. Вот тогда нам придется тяжко. И если вертолет не найдет нас до того момента, нас можно считать покойниками. От стервятников мы ещё отобьёмся, а вот от остальных хищников уйти не сможем.

Продираясь сквозь заросли, я снова вышел к яме, где лежал несчастный Дебольский. Посмотрел вниз. Бедный Леонтий Яковлевич, он сам выбрал для себя такую страшную смерть. Ну, зачем он выбрал этот остров? Хотя кто знал, что его ждет такой конец. Если бы мы всё о себе заранее знали. Мы даже боимся вспоминать своё прошлое, чтобы жить спокойно в настоящем. И достаточно было нам под влиянием этой травы начать вспоминать о своих грехах, как мы все возненавидели друг друга, убежденные в том, что каждый из нас самое мерзкое и гадкое существо на свете. А ведь по большому счету мы были не такими плохими. Несчастная Алла потеряла мать и должна была ухаживать за своим алкоголиком отчимом, даже не пытаясь изменить свою судьбу. Ей памятник нужно было ставить за терпение. Бедная Юлия пережила в детстве материнские неврозы, придирки и истерики неудавшейся актрисы. И до сих пор считает себя виноватой в смерти своей матери. Осторожный Леонтий Яковлевич просто попытался выйти из игры, понимая, что не сможет спасти своего старшего компаньона. А если бы даже у него это получилось, то он сам бы подставил себя под пули убийц. Я думаю, он точно знал – Арчил никогда бы не стал рисковать ради него.

Или Феликс. Все его финансовые махинации были частью того бардака, который царил в нашей стране в начале девяностых. Тогда нельзя было искать защиты в милиции или в прокуратуре. Тогда лучшей защитой были братки в малиновых пиджаках и с цепями на шее. Или Ибрагим, который пытался восстановить свою честь, что по кавказским понятиям не считается большим грехом. Я уже не говорю про себя. Я был выпивши и позволил себе немного лишнего. Но разве я в этом виноват? Помните поговорку: «Кобель не вскочит, если сучка не захочет». Не нужно обвинять мужчину, который всегда готов к подвигам, если женщина не собирается хранить верность своему супругу. Но кому это интересно? Получалось, что мы все в чем-то виноваты. А я считаю иначе. Но это сейчас, в спокойной обстановке, я анализирую и прихожу к таким выводам. А тогда мне было не до анализа. Я искал Феликса. И я его нашел.

Он вылез из оврага, куда, очевидно, спустился, чтобы спрятаться. И шагнул мне навстречу. Он ещё пытался что-то сказать. Но в этот момент раздался громкий выстрел. Кто-то выстрелил в него из зарослей кустарника. Мне не нужно было даже оборачиваться, чтобы посмотреть, кто именно стрелял. Я узнал грохот карабина Ибрагима, который был в руках у Юлии. Феликс упал на землю, отброшенный этим выстрелом. В боку у него зияла страшная рана. Он снова попытался что-то сказать, даже поднял руку. Но ничего не сумел произнести. Он лежал на земле и умирал, улыбаясь от ужаса. Никогда не забуду его улыбки. Увидев, как он умирает, я подумал, что Юлии удалось перехитрить всех нас. Я всё ещё не хотел здраво соображать. И я был слишком занят умирающим Феликсом. У меня даже проснулось к нему некое чувство жалости. И в этот момент какая-то тень выросла у меня за спиной. Я даже не успел обернуться. А потом я почувствовал сильный удар и свалился без чувств. Последней мыслью было воспоминание о том, что второй карабин остался у Юлии. Она обманула всех, с огорчением успел я подумать. И она вполне могла им оглушить меня.

Глава 21

Я медленно приходил в себя. Над долиной уже не было этого испепеляющего солнца. Я вспомнил всё, что со мной случилось. И попытался пошевелиться. Но я был связан. По рукам и ногам. Я посмотрел под дерево. Там сидела Юлия. У неё было странное выражение лица. Непонятное. Неужели это она такой хладнокровный убийца? Я даже застонал от бешенства. И в этот момент передо мной выросла фигура… Фигура мужчины. Я не верил своим глазам. Это был… это был наш проводник. Кореец Ким До Су стоял передо мной. Он был жив! Но я собственными глазами видел его разодранное тело. Как он умудрился воскреснуть? Я был в таком состоянии, что готов был поверить в любое чудесное воскрешение, даже нашего проводника. Но представьте себе, как меня поразил этот кореец, когда он вдруг наклонился ко мне и на чистом русском языке спросил:

– Ты уже очнулся? Значит, всё в порядке. Сможешь меня услышать.

Я посмотрел на Юлию. Она не была связана и сидела под деревом, безучастно глядя на нас, словно была в некой прострации. Кореец уже успел развести костер и сел около него, прямо напротив меня.

– Откуда – прохрипел я, – откуда ты знаешь русский язык?

– Я из Хабаровска, – пояснил этот старик, – сорок с лишним лет назад я служил на Тихоокеанском флоте. Тогда на нас налетел шторм, и нашу шхуну оторвало. Мы были пятеро матросов, и я был старшим среди них. Но меня сразу выбросило за борт, а они четверо остались. Потом они плавали на этой барже почти месяц и варили из кожи своих сапог и ремней еду, чтобы не умереть с голода. Потом их нашли и сделали героями. Всех четверых. Про них писали все газеты мира. А я ударился головой об палубу, и меня смыло за борт. Чтобы не портить репортаж о героях, обо мне никто не вспоминал. Кому был нужен несчастный молодой кореец, которого смыло волной? У меня не было родителей, а моей тетке наверняка отписали, что я пропал без вести.

Меня официально сочли погибшим. А на самом деле меня подобрало индонезийское судно, которое шло в Джакарту. Потом целых три месяца я был между жизнью и смертью. А когда пришел в себя, ещё долго не мог вспомнить ни своего имени, ни откуда я появился. Но когда я наконец стал вспоминать, то понял. Меня на родине навсегда исключили из списков живых. Это были шестидесятые годы, и никто бы не позволил мне вернуться домой, ведь те четверо ребят, которые были в моей команде, стали настоящими героями. А меня нужно было вычеркнуть даже из памяти живых. Я переехал на Калимантан и поселился здесь. Так прошло больше сорока лет. В этих лесах я проводил большую часть своей жизни, но всегда тосковал по родине. Знаешь, как я тосковал, мечтал вернуться? В этих проклятых местах я провел столько лет. А потом у вас начались перемены, Советский Союз распался, на его месте появилась Россия. Я иногда читал старые газеты и узнавал про ваши перемены. Но никто не знал, что я тот самый корейский старшина, пропавший без вести.

Он подбросил веток в костер и продолжал говорить.

– Когда Хайрил сказал мне, что нужно помочь группе туристов, он рассказал, что вы приехали из России, из Москвы. И я сразу согласился вам помочь. Эти несколько дней я приглядывался к вам, пытался понять, какие вы люди и что вами движет. А вчера вечером я нарочно опоил вас травой аланг-аланга, смешанной с анчаром, чтобы вы полностью освободились от всего, что вас сдерживало и сковывало. Это как сыворотка правды, о которой я однажды читал в английских газетах. Я ведь был корабельным старшиной.

И вы начали рассказывать. Я сидел и слушал ваши рассказы, один страшнее другого. И тогда я понял, почему развалилась моя бывшая страна, почему такие люди как вы стали самыми богатыми и самыми успешными и почему я никогда бы не смог найти своё место в уже вашей стране. И тогда я решил, что бог послал меня сюда отомстить каждому из вас. Но сначала я выпил это лекарство, и вы сочли меня мертвым. Вы даже отнесли меня в лощину, завернув в одеяло. А трусливые носильщики решили бросить вас и сбежать. Одного из них укусила кобра, когда он пытался сбежать. Я понял, что будет лучше, если я использую его труп. Я завернул его распухший труп в своё одеяло и бросил в лощину. Там славно пообедали стервятники. Вы увидели «мой» растерзанный труп и забыли обо мне.

Я видел, как ваш друг обманывал вас, спрятав от остальных телефон. Я видел, как трое из вас уходили на юго-восток.

Потом вы вернулись, и я решил действовать. Первого члена вашей группы, который осмелился убить свою жену, полюбившую другого человека, я зарезал у реки. Ведь он нанял убийц, чтобы зарезать свою жену, уже беременную от любимого человека. Потом я отравил воду в чайнике, из которого должна была выпить женщина, отравившая своего отчима. Затем я вырыл яму для третьего члена вашей группы. Он ведь не спас от смерти своего компаньона, не предупредив его о засаде. Увидел яму, предназначенную другому, и подождал, пока тот в неё попадет. И наконец я застрелил четвертого, который так много и охотно сотрудничал с бандитами. Он ведь нанимал убийц, чтобы они расправлялись с неугодными ему людьми. Он должен был почувствовать в момент смерти, как это больно, когда пуля разрывает твои внутренности.

Наш проводник перевел дыхание. Как я мог не заметить, что он прислушивался к нашим разговорам, что он понимал, о чем именно мы говорим? Как глупо мы себя вели… Но кореец продолжал говорить.

– Остались вы двое. Ты вел себя непорядочно, осмелившись соблазнить жену своего друга. И я оставлю тебя умирать в этой долине. Чтобы ты умирал долго и мучительно, сознавая, что твоя смерть скоро придет. А твоя знакомая ударила свою мать, и она уйдет со мной и останется в самой гуще леса без воды и еды, без оружия и проводников, чтобы понять, как страшно умирать в одиночестве, не рассчитывая на поддержку близких людей.

– Кто ты такой? – разозлился я. – Ты считаешь, что имеешь право решать за бога? Кто ты такой? Неудачник старшина, который прятался, как трусливая собака, всю жизнь в этих лесах. И на старости лет ты стал праведником. Решил, что можешь карать людей за их грехи. Если бы мы тебя опоили этим зельем, ты бы тоже вспомнил много гадкого из собственной жизни. У каждого человека есть свои тайны. И ты не смеешь присваивать себе права бога.

– Только права человека, – возразил кореец, – я так долго мечтал вернуться назад. И вдруг приезжаете вы. Целая группа людей, которые не имеют права ходить под этим солнцем, пить эту воду, вкушать эти плоды. Я решил, что будет правильно, если вы все останетесь здесь. Навсегда. Никто из вас не должен уйти отсюда живым.

– Старый прохвост, – раздраженно заявил я.

Мне уже не было страшно. Если он знает русский язык, если он слышал наши разговоры, то понятно, как именно он должен был отреагировать. К тому же выяснилось, что он был ещё и корабельным старшиной. И он так нас всех обманул. Хотя я его понимаю. Он столько лет жил мечтой о возвращении, а когда услышал нас, то решил, что оттуда прибывают только убийцы, насильники и предатели. Зато теперь не было никакой мистики. Теперь я точно знал, что бедный Феликс ни в чем не виноват, а Юлию я напрасно подозревал.

Я присмотрелся. Мне сначала показалось, что она сидела не связанная. Но я ошибался. Он связал ей ноги каким-то мудреным узлом, и она бы не смогла сбежать при всем желании. Кореец достал спутниковый телефон и под мои горестные вздохи методично разбил его.

– Всё, – коротко произнёс он, – сюда больше никто не приедет, и никто вас не найдет. А я уйду отсюда сегодня ночью.

– И чем ты лучше нас всех? – выдохнул я. – Ты убийца и подлец. Не смей думать, что ты избавил человечество от таких преступников, как мы. Ты сам тоже преступник.

– Верно, – легко согласился Ким До Су, – я такой же, как и вы. Сорок с лишним лет назад я изменил своей стране. А сейчас я возвращаю свои долги, изымая из числа жителей моей бывшей страны таких преступников, как вы все.

– И ты отнял карабин у женщины и выстрелил в Феликса, – я хотел выяснить всё до конца.

– Она сама отдала мне карабин, – спокойно объяснил этот гадкий старичок, – она не умеет стрелять. А я умею. И я точно попал ему в живот. Я хотел, чтобы он немного помучился, перед тем как умереть. Он не заслуживал снисхождения. У тебя есть ещё вопросы?

– Только один. Когда ты подохнешь?

– Не скоро, – улыбнулся Ким До Су, – не сегодня. И не здесь.

Он поднялся, чтобы обойти наш лагерь, собрать оружие, фляги, личные вещи. Я застонал и попытался как-то освободиться, но разве можно освободиться, когда вас связывает охотник с почти полувековым стажем. Это просто нереально. Я посмотрел на Юлию. Почему он не связал ей руки? Он был уверен, что она все равно не сбежит. Наверно, она испугалась, когда он возник перед ней, может, даже посчитала его призраком. И покорно отдала ему карабин Ибрагима. Он связал ей ноги, но не стал связывать руки. Старик проводник допустил всего лишь одну небольшую ошибку. Сказалась его долгая жизнь в этих глухих местах. Он был уверен, что она не сможет развязать его узел. Наверно, так оно и было, она бы сама и не справилась. Но откуда ему было знать, что у неё были с собой маникюрные ножницы? Ведь она была главным редактором гламурного журнала, а такие дамочки всегда стараются выглядеть как можно лучше. И многие свои приборы держат при себе.

Он знал, что она ни за что не сможет развязать его узел и сбежать. Но она и не собиралась сбегать. И тем более резать маникюрными ножницами свой узел. Это было бы просто невозможно. Она обрезала веревку, которая связывала её с деревом, и перекатилась в сторону, где лежал мой карабин. Кореец вышел из-за деревьев в прекрасном расположении духа. Я сейчас даже думаю, что он вообще считал свою миссию на земле уже выполненной. Ведь он дождался приезда своих «земляков», выслушал их признания и сам решил, как с ними поступать. Собственным судом присяжных. Он был и судьей, и прокурором, и адвокатом, и двенадцатью присяжными. И даже палачом. И нашим исповедником.

Он сделал всё как нужно. Именно поэтому он шел и улыбался. Но в его время не было гламурных журналов. Иначе бы он знал, какая это сила. И какие смелые дамы стоят во главе подобных журналов. Ким До Су ещё улыбался, глядя на Юлию, когда она в него выстрелила. Единственное, что мне жалко: этот мерзавец умер сразу. Его отбросило к деревьям, и он умер почти мгновенно, возможно даже не поняв, что произошло. Потом Юлия долго пыталась меня развязать. А затем мы услышали гул вертолета. В ночной тьме костер виден издалека. Мы побросали туда всё, что могли побросать, и он горел в ночи так, что его было видно за пятьдесят километров. К тому же здесь был такой чистый воздух.

Вертолет сел рядом с нами, и первым к нам бросился не Равлюк, а напуганный Карен Погосов. Оказывается, он больше других переживал за исчезнувшую Юлию. Вот такие иногда случаются метаморфозы. Потом перед нами возник Равлюк и его люди. Они слушали нашу невероятную историю и не верили в неё. Они укладывали погибших и не верили нам до конца. Это была кошмарная история ужасов, которая наконец закончилась. Нужно было видеть лицо Равлюка, он уже понимал, что его отправят на пенсию и его карьера в качестве руководителя службы безопасности закончена навсегда.

Потом мы полетели в город. Я сидел рядом с Юлией и не верил, что всё закончилось. Не верил, что мы остались живы, и наше невероятное путешествие подошло к концу. А потом было долгое оформление, нас допрашивали следователи и прокуроры, нам не разрешали выезжать из страны, и вся эта морока длилась больше двух месяцев. Наконец в октябре мы вдвоём вернулись в Москву. Здесь уже шел снег. Не знаю почему, но история, происшедшая на Калимантане, нас не сблизила, а, наоборот, навсегда разлучила. Возможно, Юлии было неприятно видеть человека, который знал про неё так много. А мне, соответственно, было неприятно видеть женщину, которая знала столько секретов про меня. Но самое удивительное было не это. Через несколько месяцев после нашего возвращения Юлия Ивченко продала контрольный пакет своего журнала и навсегда исчезла из Москвы. Говорят, она уехала куда-то в Америку, в один из тех сонных провинциальных городов, где жизнь не меняется уже несколько десятилетий. Возможно, она забрала с собой свою дочь и тетку. А возможно, уехала одна, я никогда больше о ней не слышал.

Равлюк был уволен из компании и даже не получил положенной ему пенсии. Говорят, он устроился вахтером в каком-то элитном доме и теперь носит красивую форму. История Ким До Су попала в газеты, и о нем написали несколько журналистов. Но постепенно все забыли про него, ведь Калимантан был так далеко, а свежие новости приходили ежедневно.

Леонтия Яковлевича похоронили на Новодевичьем кладбище, хотя там простых смертных не хоронят. Но его компаньоны нашли какую-то старую могилу и смогли доказать, что это захоронение двоюродной сестры его бабушки, и он как родственник получил право быть похороненным рядом. Вскоре старую могилу просто убрали, а на месте новой вырос роскошный памятник.

Тело Аллы отвезли в Ростов. Так захотели её братья-близнецы. Они пытались наладить работу её салонов, но, насколько я знаю, у них ничего не получилось, и они быстро прогорели. Они так и не поняли, что для успешного бизнеса в Москве нужно иметь влиятельного и богатого покровителя.

Феликса Андреади похоронили на Ваганьковском кладбище. Там воздвигли роскошный памятник из красного мрамора. Я иногда навещаю его могилу и кладу живые цветы. Его супруга вышла замуж уже в третий или четвертый раз. И я за неё рад. Эта дамочка не потеряется ни в какой ситуации. Она даже возглавила совет директоров АРМ.

Тело Ибрагима отвезли на родину. Его хотели похоронить рядом с женой, но дети не разрешили. Ибрагима похоронили отдельно. Я думаю, ему было бы обидно узнать, что даже после смерти его жена не лежит рядом с ним, но, видимо, такая у него была судьба. Я часто встречался с его детьми и помогал мальчику и девочке всем, чем мог. Но я никогда не рассказывал им о происшествиях той роковой ночи. И о наших разговорах в долине откровений.

Лёва Горенштейн получил наследство своего дяди и простил мне все деньги. Но меня это как-то не обрадовало. Хотя сам Лёва был очень доволен. А Славик Толмачев пошел на повышение, став первым заместителем министра финансов.

Вы знаете, почему я рассказал вам об этой истории?

Чтобы вы задумались. Если вы считаете, что это слишком невероятная история, то предлагаю вам провести маленький эксперимент. Соберите несколько своих самых близких друзей и попросите их рассказать о самом ужасном поступке в их жизни. Даже без этой травы аланг-аланга. Добровольно. И, уверяю вас, вы будете ошеломлены. Мы действительно храним свои «скелеты в шкафу», как говорят англичане. И ничего в этом хорошего нет. Но, с другой стороны, это наши «скелеты», и остальным не должно быть до них никакого дела. В конце концов, у каждого они свои.