Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Глава 5 ПЕРВЫЕ ХРИСТИАНЕ В ПАЛЕСТИНЕ И ЗА ЕЕ ПРЕДЕЛАМИ

Положение оставшихся учеников Иисуса было сложным. Согласно Деяниям апостолов, они собрались в Иерусалиме, где, по преданию, на них сошел Дух Святой, и их целью становится продолжение проповедей Иисуса. Одним из первых действий было сохранение сакрального числа двенадцать и избрание по жребию нового апостола, каким стал некий Маттиас, о дальнейшей судьбе которого ничего не известно. Перед апостолами встала задача сохранения своего единства, они, по существу, отказались от свободного сообщества, существовавшего вокруг Иисуса, и попытались создать общину, во главе которой встали (как это явствует из посланий апостола Павла) Петр (Кифа по-арамейски), Иоанн и Иаков Праведный, брат Господень. В Деяниях апостолов, написанных, судя по языку и стилистике, тем же автором, что и третье Евангелие Нового Завета, собраны предания об этой общине, но автор не указывает точных дат, неясны и изменения ее во времени. Можно думать, что в целом он изображал сильно идеализированную картину общины, какая в известной мере должна была служить образцом для других христиан. Автор, без сомнения, преувеличил число обращенных. И все же мы можем полагать, что апостолы попытались создать организацию, которая помогла бы им, в отсутствие настоящего лидера, не раствориться в разнообразных религиозно-социальных движениях.

Такой организацией призвана была стать община, основанная на равенстве, с элементами общности имущества. Подобная община могла иметь прежде всего своим образцом объединения ессеев, конкретно — общину Кумрана или те более умеренные группы ессеев, которые, согласно Дамасскому документу, продолжали жить в городах. Как сказано в Деяниях апостолов: «Все же верующие были все вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян. 2: 44–45). История с Ананией и Сапфирой, которые утаили часть денег за проданную землю и были наказаны за обман (оба упали мертвыми), — явная легенда, призванная воздействовать на остальных верующих, равно как и немногие конкретные примеры добровольных взносов, которые затем распределялись между верующими. Однако, в отличие от кумранской общины, у иерусалимских христиан не было, да и не могло быть общежития. В тех же Деяниях апостолов сказано, что христиане «преломляли хлеб» по домам. Иерусалимская община объединяла тех, кого принято называть иудео-христианами, т. е., почитая Христа, они считали себя истинными иудеями и посещали Храм («каждый день единодушно пребывали в храме» — Деян. 2: 46). Как они называли сами себя — точно неизвестно, но с большой долей вероятности их самоназвание также восходило к кумранским ессеям, и они называли себя «нищими» (эвийоним), эбионитами в греческой передаче христианскими авторами этого слова. Эбиониты, по словам христианского писателя епископа Лионского Иринея (II в.) соблюдали Закон, вели образ жизни иудеев, чтили Иерусалим (Против ересей, I, 26), что совпадает с описанием Деяний апостолов.

Иерусалимские руководители претендовали на высший авторитет и среди тех почитателей Христа, которые появились за пределами Палестины. Павел в Послании к галатам (т. е. к христианам, жившим в малоазийской области Галаттия) пишет, что Иаков, Кифа и Иоанн почитались «столпами», и о том, чтобы, проповедуя среди язычников, Павел не забывал «нищих» (Гал. 2: 9–10), а в Первом послании к коринфянам прямо говорится о том, что подаяние, собранное коринфскими христианами, будет передано в Иерусалим (1 Кор. 16: 3). Сбор подаяний в пользу иерусалимских христиан свидетельствует об их бедности: описание в Деяниях апостолов явно не соответствовало действительности.

Если следовать преданию, отраженному в Деяниях апостолов, то можно говорить о противоречиях среди сочувствующих христианам, в частности, между обращенными из палестинских иудеев и так называемых «эллинистов» — т. е. эллинизованных евреев, живших в Палестине или пришедших в Иерусалим из районов диаспоры, из-за распределения помощи (6: 1): равенство не могло реально поддерживаться без жесткой дисциплины, какая была у кумранитов и какую не могли (и не хотели принципиально) утвердить руководители Иерусалимской общины. Против последователей Христа выступали и иудеи, выдвигая все то же обвинение в Его намерении разрушить храм. Согласно преданию, которому нет оснований не доверять, за оскорбление храма был насмерть забит камнями некто Стефан — судя по греческому имени, возможно, происходивший из среды эллинистов. Вероятно, в связи со всеми этими сложностями некоторые из последователей Иисуса отправились проповедовать свою веру в другие места, в различные деревни и города Палестины и соседние области (так, Филипп, согласно Деяниям, проповедовал в Самарии и потом дошел до Кесарии — Деян. 8: 5–40), другие «рассеявшиеся от гонения, бывшего после Стефана», дошли до Финикии и Сирии, проповедовав только иудеям по вере (Деян. 11: 19), кем они продолжали себя считать. Но старшие апостолы оставались в Иерусалиме. Среди них особое место занимали Иаков Праведный, брат Иисуса, и Петр. Об Иакове известно из посланий Павла, евангелий иудео-христиан, Церковной истории Евсевия Кесарийского, о нем упоминает и Иосиф Флавий. Поскольку Иаков, брат Иисуса, не вошел в канонический список двенадцати апостолов, избранных Иисусом, можно предположить, что он уже был в Иерусалиме, когда туда пришел Иисус с учениками. Евсевий рассказывает об Иакове на основе сведений писателя II в. Гегесиппа (Церковная история, И, 23). По его словам, Иаков Праведный (Евсевий употребляет именно это прозвище) был сыном Иосифа от первого брака. Он вел аскетический образ жизни, не ел ничего мясного, не стриг волос, почти все время проводил в храме, стоя на коленях и молясь об отпущении грехов иудейскому народу; предположительно, он был связан с иудейской сектой аскетов-назореев, которые были близки палестинским христианам. Участь Иакова была трагической: Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» (XX, 9, 1) рассказывает, что первосвященник Анан, из саддукеев, отличавшихся в судах особой жестокостью, воспользовался сменой наместников (очередной наместник еще не прибыл в Иудею) и решил выместить свою злобу на очередной жертве: он собрал синедрион (на что — по свидетельству Флавия — не имел права без согласия наместника), представил ему Иакова, брата Иисуса, «называемого Христом», и других лиц, обвинил их в нарушении Закона и приговорил к побитию камнями. По словам Евсевия, Иакова сначала сбросили с крыши, а затем забросали камнями. Это событие произошло около 63 г. Для эбионитов Иаков продолжал оставаться одним из самых почитаемых апостолов, в созданном ими евангелии рассказывается, что ему первому явился воскресший Иисус. Эбиониты продолжали жить в Палестине; согласно церковной традиции, они во время первой Иудейской войны 66–70 гг., вероятно, из-за несогласия с действиями радикальных группировок, переселились за Иордан.

Оссуарий первосвященника Каиафы и его членов семьи

В октябре 2002 г. было официально объявлено о находке известнякового оссуария с арамейской надписью — «Ia’akov bar Yosef a khui Yeshua» — «Иаков сын Иосифа, брат Иешуа (Иисуса. — И. С.)»; кости в нем отсутствуют. Подробное сообщение о находке опубликовано в «Biblical Archeological Review» за ноябрь — декабрь 2002 г. Этот оссуарий, купленный у некоего араба, находился в собственности частного лица (имена не названы). Согласно предварительным исследованиям, оссуарий относится к I в. н. э. (примерно около 60-го г.). Обычай сохранения костей умерших в особых ящиках существовал вплоть до разрушения римлянами Иерусалимского храма надпись также представляется ученым древней, сделанной одновременно с оссуарием. Упоминание имени отца умершего соответствует норме; имя же брата указывалось либо в том случае, когда погребение происходило на его средства, либо если брат был знаменит (последнее может относиться к Иисусу Христу, тем более если погребение было совершено христианами). По словам владельца оссуария, араб, продавший его, сказал, что находка происходит из окрестностей Иерусалима. Израильские геологи также полагают, что оссуарий находился в почве, соответствующей этим окрестностям. Оссуарий отправлен для дальнейшего изучения в США и Канаду (при транспортировке, к сожалению, он дал трещину). Однако нужно отметить, что ученые проявляют осторожность в идентификации человека, чьи кости были (должны были быть) похоронены в каменном ящике. Они говорят, что все три имени достаточно часто встречались в Иудее и доказать бесспорную связь оссуария с главой христианской общины в Иерусалиме вряд ли когда-нибудь удастся, хотя, по моему мнению, и время, и место, и сочетание имен дают возможность считать эту связь не только возможной, но и вероятной. Оссуарий мог быть заготовлен заранее, так как кости погребались после того, как тело истлевало; сторонники Иакова, ушедшие из Иерусалима или бежавшие от преследований, могли не найти тело, и в оссуарии костей не было никогда.

Оссуарий Иакова, брата Иисуса, сына Иосифа

На Западе большого влияния эбиониты, по-видимому, не имели, но известия об иудео-христианах (возможно, потомках эбионитов) на Востоке сохранились в средневековых текстах. Следы длительного существования иудео-христиан в Сирии отразились в средневековом мусульманском трактате, направленном против христиан[48]. Автор трактата пользовался иудео-христианскими источниками, чтобы доказать, что Иисус не был Сыном Божиим; из трактата явствует, что первое Евангелие было написано на еврейском языке, затем «истинное» христианство было заменено греческим. Эти позиции восходят к тому, что мы знаем об учении эбионитов из произведений христианских авторов. Одним из основных расхождений этой группы со сложившимся затем ортодоксальным христианством было непризнание божественного происхождения Иисуса. Ириней отмечает, что эбиониты придерживаются в отношении Господа того же мнения, что и Керинф — тот считал Христа человеком, который отличался от других людей справедливостью, благоразумием и мудростью (I, 6); они «не принимают в свою душу веру в соединение Бога и человека, но пребывают в старой закваске рождения (плотского)» (V, 1). Согласно Евсевию Кесарийскому, эбиониты считали Иисуса «бедным и обыкновенным человеком, который только за совершенство нрава признан праведным и который родился от соединения мужа с Марией» (III, 27).

В дошедших до нас фрагментах не признанного Церковью евангелия, названного христианскими писателями Евангелием эбионитов, решающая роль придается крещению. Те же, что и в Евангелии от Марка (см. выше), слова, обращенные к Иисусу, голос с неба произносит в евангелии эбионитов, только там добавлено: «…в сей день я породил Тебя» (они полагали, что Бог воспринял Иисуса не как рожденного, а как своего рода адаптированного Сына, как Мессию). В другом иудео-христианском евангелии, известном также по цитатам у более поздних христианских писателей, которое они назвали Евангелием евреев, Иисуса своим Сыном признает Дух Святой и обещает Ему, что будет покоиться в Нем и что Он будет править вечно. Для людей, которые говорили по-арамейски, «дух» женского рода, поэтому для них Дух Святой — духовная Мать Иисуса. В евангелии евреев было сказано: «Так сделала Моя Мать, Дух Святой, взяла меня за волос и перенесла на гору Табор» (Фавор)[49].

Взгляды эбионитов охарактеризованы в так называемых Псевдо-Клементинах, созданных во II веке, но авторство которых христиане приписывали Клименту, руководителю римских христиан в конце I века. Там действует Петр (которого наряду с Иаковом, почитали иудео-христиане); в его речах, возможно, отражены взгляды эбионитов, близкие учению Кумранской общины. Для обеих групп было характерно дуалистическое восприятие мира, в котором идет постоянная борьба между силами добра и зла. Эбионитам (как и членам Кумранской общины) было свойственно (это видно из отрывков их евангелия) резко отрицательное отношение к жертвоприношениям и проповедь аскетизма, отказ от мясной пищи (там сказано: «Я пришел отменить жертвоприношения; если вы не оставите жертвоприношений, гнев Божий не оставит вас…»). Таким образом, можно думать, что палестинские христиане оказались наиболее тесно связаны с традициями более ранних ессейских групп, причем эта связь укрепилась уже после казни Иисуса, когда начала складываться традиция, сначала устная, а потом и письменная.

Палестинские христиане после гибели своего лидера Иакова и после поражения Иудейского восстания образовали достаточно замкнутую группу вне основного направления, в рамках которого формировалась христианская религия, но тем не менее, о них христианские авторы писали вплоть до V в. Известно, что палестинские христиане примкнули и ко Второму антиримскому восстанию 132 г. под руководством Бар Кохбы. Повстанцы использовали пещеры Кумрана; в них сохранились письма и распоряжения вождя восстания. В одном из них упоминаются галилеяне (возможно, речь шла о христианах). Но когда Бар Кохба объявил себя мессией, они его не признали.

Все ли палестинские христиане входили в группы эбионитов, сказать трудно, вероятно, были и другие группы иудео-христиан, менее замкнутые, кого ортодоксальные писатели называли «евреями». Евсевий после характеристики верований эбионитов говорит, что есть и другие, которые признают, что Иисус родился от соединения Святого Духа с Марией, но не допускают предвечности Его существования и не соглашаются исповедовать Его Словом и Премудростью Божией. Вряд ли верующие иудео-христиане могли поверить или создать догмат о непорочном зачатии, поскольку это противоречит основным догмам иудаизма: не исключено, что для них речь шла о символическом (духовном) участии Духа Святого в зачатии и рождении Иисуса, поэтому они и не признавали его предвечности.

Не все христиане переселились с эбионитами за Иордан; о христианах в Палестине рассказывает, в частности, сатирик II в. Лукиан в своем произведении «О кончине Перегрина», против которого — странствующего философа, шарлатана и даже, по мнению Лукиана, преступника — была направлена его сатира. Согласно одному из описанных им эпизодов, Перегрин в Палестине, не будучи иудеем, втерся в доверие к христианам, поучал их, даже якобы имел отношение к созданию христианских книг. Лукиан мельком упоминает о казни Иисуса — основателя этой группы, которого называет «великим человеком» и распятым мудрецом: т. е. к самим христианам у Лукиана не было враждебного отношения. Он дает характеристику отношений внутри христиан. Они представляли собой объединение, главой которого, по словам Лукиана, стал Перегрин, в его функции входило руководить собраниями, толковать священные книги (уже созданные к этому времени). По Лукиану, основное верование христиан — вера в бессмертие. Он пишет, что христиане презирают смерть, а некоторые даже ищут ее сами, уважает чувство взаимопомощи христиан, ведь все они считают себя братьями. Когда Перегрин был арестован властями за приверженность к христианам (по-видимому, именно как их руководитель), его товарищи по вере старались всячески помогать ему. Лукиан говорит, что с самого утра можно было видеть у дверей тюрьмы каких-то старух, вдов, детей сирот. Руководителям христиан удалось подкупить стражу, чтобы проводить с Перегрином ночи в тюрьме, приносить туда разнообразную еду и вести священные беседы (О кончине Перегрина, 11–13). В конце концов, наместник Сирии освободил Перегрина, не сочтя его опасным, и тот ушел от христиан. Хотя в целом отношение Лукиана к Перегрину представляется тенденциозным (у философа были свои принципы — он кончил жизнь самосожжением), но описывает он христиан, скорее, с сочувствием и легкой иронией. Участие в христианских общинах старух, вдов, сирот соответствует тому, что сказано и в собственно христианских книгах; понятно также, что именно эти люди сидели около тюрьмы. Трудоспособные мужчины должны были быть заняты на работах. Характерно и замечание Лукиана, что некоторые христиане сами ищут смерти (они стремились стать мучениками, чтобы попасть в Рай): в дальнейшем христианским епископам даже пришлось принимать особые решения, осуждающие спровоцированное мученичество. Существенны и косвенные данные о позиции местных властей в отношении христиан: арест Перегрина не был следствием гонения — был арестован только он, других христиан не трогали, а наместник провинции вообще выпустил его на волю. Такая ситуация была в целом характерна и для других провинций, и зависела она не только от личных качеств римского правителя, но и от степени влияния и поведения самих христиан. В Палестине христиане были довольно малочисленны и не представляли для римской власти реальной опасности, особенно после расправ над иудеями и их выселения из Палестины. Наиболее значимые христианские общины формировались вне ее пределов, прежде всего в Сирии и Малой Азии.

Некоторые из апостолов проповедовали в Сирии — Дамаске и Антиохии. Согласно христианскому преданию именно в Антиохии среди грекоязычных иудеев родилось и само название — христиане (от греческого слова Христос — Помазанник, т. е. Мессия). К середине I в. христианские общины образуются в городах Малой Азии и Греции. Оттуда проповедники отправлялись и в другие области; довольно рано христианство появилось в Египте, прежде всего в Александрии, где было много иудеев. От начала второго века до нас дошли папирусные фрагменты неизвестных, отличающихся от канонических, евангелий, а также фрагменты Евангелий новозаветных, в частности Евангелия от Иоанна. Согласно церковной традиции основателем христианской александрийской общины был евангелист Марк. Среди спутников апостола Павла упоминается александрийский иудей Аполлос, весьма сведущий в Писаниях (т. е. в священных книгах иудеев — Деян. 18: 24–26). Не исключено, что он придерживался иудео-христианства; его проповеди, по-видимому, отличались от того, что говорил Павел, который упрекал коринфских христиан в том, что они говорят: „…я — Павлов, а я — Аполлосов…“ (I Кор. 3: 4), т. е. делят себя в зависимости от тех взглядов, которые они разделяют.

На Западе христианство распространялось медленнее; исключение составляла столица империи. Среди иудеев, переселившихся в Рим или приехавших туда на время, довольно рано могли появиться и христиане. В разноязычной римской толпе им было легче проповедовать. Возможно, христиане появились в Риме уже при Клавдии; как уже говорилось, Светоний в биографии Клавдия (25, 4) пишет, что „иудеев, постоянно волнуемых Хрестом[50], он изгнал из Рима“. Не исключено, что речь шла о конфликтах между иудеями и первыми христианами, оказавшимися в Риме и спорившими во время проповедей, как это было и в других городах империи. Об изгнании иудеев Клавдием говорится и в Деяниях апостолов — среди них были переехавшие в Коринф христиане Акила и жена его Прискилла, помогавшие Павлу и даже наставлявшие в вероучении других (Деян. 18: 2–26). Для императора Клавдия христиане пока еще не составляли особой группы, он воспринимал их споры как распри внутри иудейских переселенцев.

После поражения повстанцев в Первой Иудейской войне среди пленных, проданных в рабство и просто переселенных, могли оказаться и иудео-христиане. Пребывание иудеев зафиксировано в Помпеях: среди надписей в гладиаторской казарме одна сделана грекоязычным иудеем (или иудеями) — там написано „Генесис“ (греческое название библейской книги „Бытие“). Некоторые ученые считают возможным толковать отдельные криптограммы, найденные там же, как христианские. Но большинство христианских общин и их учение, ставшее затем господствующим, складывались в восточных провинциях.

Пришедшие из Палестины проповедники первоначально обращались к иудеям, живущим в этих провинциях, т. е. к иудеям диаспоры („рассеяния“). Рассеяние началось давно. Еще в начале VI в. до н. э. вавилонский царь Навуходоносор, разрушивший первый Храм в Иерусалиме, переселил часть иудейского населения в Вавилонию. Вавилонский плен длился много десятилетий, пока персидский царь Кир в 538 г. до н. э. не захватил Вавилон и не разрешил иудеям вернуться на родину, но кое-кто остался на прежнем месте. Персы, в состав державы которых была включена Палестина, использовали на военной службе контингенты разного этнического происхождения и размещали их среди чуждого им населения: так, известно, что иудейские воины образовывали военное поселение в Египте. После падения Персидского царства Палестина входила в состав разных государств и приобрела, как было сказано выше, независимость в результате восстания Маккавеев, но в конце концов досталась римлянам. Притеснения со стороны завоевателей, борьба политических и религиозных группировок, экономические интересы, поиски лучшей жизни приводили к переселениям из Иудеи в соседние районы, а затем и в Рим. Переселившиеся иудеи стремились сохранить свою веру, они образовывали в городах землячества, но постоянное общение с населением тех мест, где они жили, наложило отпечаток на их образ жизни и мировоззрение. Многие из них потеряли свой язык и стали говорить только по гречески. Так, еще в III в. до н. э. иудеи, жившие в Египте и говорившие по-гречески, предприняли перевод на греческий язык священных книг — Библии, сначала Пятикнижия, а затем и остальных книг. Это была так называемая Септуагинта („перевод семидесяти“ — по преданию, в переводе принимали участие семьдесят человек). Грекоязычные иудеи, а затем христиане почитали текст Септуагинты священным и боговдохновенным — большинство цитат из Ветхого Завета в Евангелиях и посланиях Нового Завета сделаны по тексту Септуагинты.

Однако, невзирая на контакты с местными жителями, иудеи чувствовали себя чужаками, за редким исключением, они не пользовались правами гражданства тех городов, в которых они жили, не говоря уже о римском гражданстве, связанным с целом рядом привилегий. Порой в этих городах вспыхивали межэтнические конфликты. В то же время, с точки зрения ортодоксальных иудеев, без совершения в Иерусалимском храме жертвоприношений и других обрядов приверженность иудейской религии не могла считаться подлинной. Все это создавало особую психологическую ситуацию: с одной стороны, иудеи диаспоры ощущали свою связь с Иерусалимом, старались посылать своих детей учиться у иудейских законоучителей, жадно ловили речи приходивших оттуда проповедников, а с другой — воспринимали местные обычаи, даже порой заключали смешанные браки. Неудивительно, что такие люди оказывались восприимчивыми к учениям, не признававшим жесткую регламентацию поведения, отвергавшим фанатизм отдельных групп фарисеев. Иудеи диаспоры собирались в синагогах; кроме них, в моленьях принимали участие и местные жители, которые интересовались иудейской религией. Такие люди считались сочувствующими, своего рода послушниками (в Новом Завете они названы „чтущие Бога“). Можно предположить, что именно из этих групп первоначально вышло больше всего сторонников христианского вероучения.

Основными источниками, по которым можно судить об организации, составе, внутренней жизни первых христианских общин, отношениях их с властями, являются Деяния апостолов; Послания апостола Павла, адресованные христианам конкретных городов и областей; Послания, включенные в Новый завет под именем учеников Иисуса; первые три главы Апокалипсиса Иоанна (создан, по мнению современных исследователей и по церковной традиции, в конце I в.), адресованные христианам малоазийских городов Эфеса, Смирны, Пергама, Тиатиры, Сард, Филадельфии и Лаодикеи, а также некоторые внеканонические писания. Апокалипсис написан с позиций иудео-христиан: в обращении к смирнийцам автор говорит, что он знает о злословии тех, „которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское“ (Откр. 2: 9). Христианские объединения названы там греческим словом экклесия (в синодальном переводе — церковь). В греческих городах так назывались официальные органы самоуправления — народные собрания граждан. Христиане сознательно противопоставляли свои собрания, истинные „экклесии“ — враждебным им органам власти. Однако при изучении жизни христиан середины I в. нужно иметь в виду, что, за исключением Посланий Павла, остальные упомянутые писания были созданы после достаточно длительного господства устной передачи учения, не раньше последней трети I в., поэтому более подробный анализ организации экклесий и их эволюция будет дана в особой главе после характеристики христианских священных книг.

Ветхозаветный персонаж Сусанна (из Книги пророка Даниила) (Рим. Катакомбы Петра и Марцеллина)

Послания апостола Павла (во всяком случае, те, которые исследователи считают подлинными), как и его деятельность, освещенная в Деяниях апостолов, а также имена наместников, ситуация в местах, где он проповедовал, вписывается в середину I в. Павел сыграл огромную роль в становлении христианства. Его еврейское имя было Савл, он происходил из малоазийского города Тарса, по профессии был изготовителем палаток и имел римское гражданство, что в I в. среди незнатных провинциалов было большой редкостью; невольно хочется предположить, что получение гражданства им или еще его отцом было связано с его ремеслом (палатки были нужны прежде всего армии). Савл сначала был фанатичным иудеем, принимал участие в гонениях христиан в Палестине (в частности, и избиении Стефана), но по дороге в Дамаск, куда он также шел, чтобы организовать антихристианские выступления, он внезапно упал, ослеп и услышал голос, вопрошавший его: „Савл, Савл, что ты гонишь Меня?“. Этот голос, возгласивший, что Он есть Иисус, сказал, что в Дамаске Савл исцелится от слепоты, что и произошло. То, что Савл, ставший затем называть себя римским именем Павел, верил в свершившееся с ним чудо, не вызывает сомнений (возможно, как считают некоторые историки и медики, экзальтированный Савл испытал солнечный удар). После этого он стал активнейшим проповедником христианства. О Павле создано огромное количество книг и исследований, в том числе и на русском языке. Его проповеди оказали важнейшее влияние на учение и распространение христианства, но нас сейчас интересует не столько сама эта замечательная личность, а обычные люди, которые слушали разных проповедников, вошли в первые христианские общины, их организация, отношения друг с другом и их складывающиеся верования.

Деяния апостолов, по церковной традиции, с которой согласны большинство исследователей, написаны автором третьего Евангелия[51]. Это произведение объединяет запись устных рассказов и легенд, связанных с Иерусалимской общиной, которую автор лично не знал, и своего рода путевой дневник, написанный от имени спутников (или спутника) Павла. В этой части содержится описание конкретных событий, реакции слушателей проповедей; там приводятся имена римских наместников, известных по независимым источникам; введены бытовые детали, соответствующие времени и месту действия. Сведения о христианах на территории империи содержатся и у языческих авторов, на них мы остановимся дальше.

Судя по сообщениям всех этих источников, довольно подробно воспроизводящих отдельные эпизоды деятельности первых христианских проповедников, в том числе и апостола Павла, вызывали разную реакцию: иногда их слушали со вниманием, иногда правоверные иудеи резко выступали против них. В Деяниях апостолов рассказывается, как в греческом городе Коринфе христианином стал „начальник синагоги“, т. е. человек, который руководил организацией молитвенных собраний. А в городе Антиохии в Писидии — глубинной области Малой Азии, за Павлом и его спутником Варнавой пошли язычники, перед этим принявшие иудаизм, основная же масса правоверных иудеев убедила городское начальство изгнать христиан из города (Деян. 13: 14–50).

У Павла были сложные отношения с руководителями Иерусалимской общины. Он пришел к ним спустя три года после собственной проповеди, виделся там с Иаковом и Петром, с которыми вел переговоры (Галат. 1: 18–19). Многие иудео-христиане не доверяли ему: по свидетельству Деяний апостолов, даже боялись его. Только Варнава, его будущий спутник признал истинность его обращения в христианство и рассказал об этом апостолам (Деян. 9: 26–27). Павел несколько раз бывал в Иерусалиме; он договорился с руководителями Иерусалимской общины, что он и Варнава пойдут к язычникам („народам“ — в греческом тексте), а те — к обрезанным, т. е. иудеям. По существу, Павел, не порывая с иудаизмом (как он пишет в Первом послании к коринфянам — „…для Иудеев я был как Иудей…“ (I Кор. 9: 20), делом своей жизни стал считать обращение в христианство язычников (Галат. 2: 7); по существу, его идеей было, что Царство Божие наступит, когда во Христа уверуют и иудеи, и язычники.

Но не все проповеди приводили к успеху и среди неиудеев. Интересный эпизод, описанный в Деяниях апостолов, произошел с Павлом и Варнавой в Ликаонии (население ее в основном говорило на местном языке), области Малой Азии, мало затронутой греческой культурой. Павел и Варнава подошли к воротам небольшого города Лисгра и начали говорить о Спасителе. Местные жители, по-видимому, плохо поняли их, но темперамент странных гостей, повторяемое ими слово „Бог“ произвели на слушателей впечатление: они решили, что к ним явились сами боги.

Апостол Павел

Византийская икона, конец VI века

Варнаву они приняли за Зевса, а Павла за Гермеса — последнее автор Деяний объясняет тем, что Павел „начальствовал в слове“, но, возможно, внешний вид Варнавы был более внушителен. Жрец святилища Зевса даже хотел совершить им жертвоприношения, привел волов и принес венки. Павел и Варнава всячески пытались разубедить слушателей, даже разорвали на себе одежду, чтобы показать, что они — обычные люди, и с трудом убедили толпу разойтись по домам (Деян. 14: 11–18). Интересно, что археологи раскопали у ворот Листры святилище, посвященное Зевсу, — место действия описано в Деяниях апостолов достаточно верно. Не менее сложно было проповедовать христианство и в крупных городах. В этом отношении важно описание происшествия в крупнейшем городе Малой Азии Эфесе. Во время пребывания там Павла и его спутников против них выступили ремесленники города — серебряных дел мастера (Деян. 19: 25–40). Они изготовляли в качестве сувениров для приезжих серебряные модели храма Артемиды Эфесской, считавшегося одним из семи чудес Света. И вот кто-то из ремесленников подбил товарищей выступить против христиан, которые якобы утверждали, что „делаемое руками человеческими не суть боги“. Толпа ремесленников, схватив спутников Павла, собралась в театре (к ним присоединились и просто любопытствующие) и начала выкрикивать обвинения против христиан и хвалу Артемиде. Стихийное выступление толпы напугало власти. Перед собравшимися выступил грамматевс (должностное лицо, один из сотрудников городского совета; в синодальном переводе — блюститель порядка) и стал успокаивать кричащих, говоря им, что если у них есть жалобы, пусть обратятся в суд или к наместнику, иначе они могут быть обвинены в возмущении, „ибо нет никакой причины, которою мы могли бы оправдать такое сборище“. Этот рассказ отражает реальность общественной жизни в провинциальных городах империи, страх местных руководителей перед римскими властями, стремление избежать несанкционированных сборищ толпы, нежелание ввязываться в религиозные конфликты, а также зафиксированное надписями существование влиятельной гильдии мастеров-серебряников в Эфесе. Понятно, что люди, подобные этим ремесленникам, не примыкали — во всяком случае, на первых порах — к христианам.

Храм Артемиды в Эфесе. Реконструкция

Кем же были первые последователи Христа за пределами Палестины? Анализ источников второй половине I в. позволяет сделать некоторые выводы об их этническом (вернее, этнокультурном) и социальном составе. В Посланиях Павла упоминается довольно много греческих имен, преобладают они и в Послании к римлянам (т. е. римским христианам). Правда, там названы некая Юлия и Юния, родственница автора письма. Обе эти женщины носят римские родовые имена; по всей вероятности, это были вольноотпущенницы, т. к. по римским обычаям вольноотпущенники принимали родовые имена своих бывших господ, ставших их патронами. Среди встречающихся в посланиях имен имеется и рабское прозвище — Филолог. Рабам часто давали клички по их занятиям. (В данном случае, вероятно, речь идет об образованном греке при каком-то богатом господине.) Еще одному рабу, Онисиму, по-видимому, беглому, ставшему христианином, посвящено Послание к Филимону. В Послании к колоссянам Павел особо оговаривает, что два человека, о которых он пишет — Марк, племянник Варнавы, и Иисус, прозванный Юстом (от латинского юстус — справедливый) — из обрезанных. В данном случае мы снова встречаемся с иудеями, которые приняли римские имена и прозвища, что показывает их связь, несмотря на еврейское происхождение, с античной языковой средой. Латинское прозвище Фортунат носит еще один персонаж в Первом послании к коринфянам. Среди приверженцев Павла был и некий Тит (типично римское имя), несколько раз упоминаемый во Втором послании к коринфянам, хотя в Послании к галатам он назван эллином, притом необрезанным (Тал. 2: 3). Еще одно латинское имя Гай принадлежало выходцу из глухого малоазийского города Дерве (Павел говорит, что крестил его — Деян. 20: 4; I Кор. 1: 14); вряд ли он был связан с римлянами по крови так же, как и Тит. В Посланиях Павла и Деяниях апостолов преобладают в целом греческие имена: Тимофей (характерно, что его отцом был грек, а матерью иудеянка), Тихик, Аристарх, Трофим, хотя нельзя сказать с определенностью, что это были именно эллины, в городах восточных провинций еще со времени завоеваний Александра жители городов (а позже и деревень) перенимали античную культуру, говорили на греческом языке, а некоторые из них, даже не будучи вольноотпущенниками, брали римские имена. Таким образом, смешение имен разного происхождения может свидетельствовать о том, что многие люди из окружения Павла не были прочно связаны с местными или семейными традициями, что облегчало им принятие новых верований. В этой связи интересно отметить, что в таком центре эллинской культуры и образованности, как Афины, проповедь Павла успеха не имела его рассказ о будущем воскресении мертвых вызвал насмешки. В Деяниях апостолов названы только два человека, примкнувшие к Павлу в Афинах: собственно афинянин Дионисий и женщина, носившая явно негреческое имя восточного происхождения Дамарь (Деян. 17: 34). Среди помощников Павла в тех городах, где он действовал, были и переселенцы. В Коринфе такими людьми стали Акила, иудей, родом из малоазийской области Понт (южное побережье Черного моря), и жена его Прискилла (латинизированное имя); некогда они жили и работали в Риме (как и Павел, изготовляли палатки), были изгнаны из Рима при императоре Клавдии и обосновались уже в Греции. В городе Филиппы христианкой стала переселенка Лидия, торговка багряницей (дорогая ткань багряного или пурпурного цвета). Можно говорить, что среди неиудеев первыми, кто принял христианство, были люди, происходившие от смешанных браков, вольноотпущенники, может быть, и рабы, переселенцы, потерявшие связь с родиной, которые рядом с образованными жителями больших городов, гордившимися своими эллинскими традициями, чувствовали себя людьми „второго“ сорта.

Домовладелец Теренций Неро с женой. Роспись из Помпей (Неаполь, Национальный музей)

В Посланиях, вошедших в Новый Завет под именем Павла (не все эти Послания созданы им самим, как об этом будет сказано в следующей главе), и в большинстве глав Деяний апостолов упомянуты люди, главным образом связанные с окружением Павла и его учеников. Но это были не единственные люди, поверившие в Иисуса. Откровение Иоанна повествует об иудео-христианах в некоторых из тех городов, где проповедовал Павел (Эфес, Лаодикия — существовало, не дошедшее до нас Послание Павла к лаодикийцам). Интересно, что в обращении к эфесским христианам в Откровении сказано, что они испытали тех, кто называет себя апостолами, «а они не таковы» — может быть, здесь имеются в виду сам Павел и его ученики, бывшие в свое время в Эфесе? Иудео-христиане, в частности эбиониты, по свидетельству того же Иринея, не признавали апостола Павла, считая его отступником. Впрочем, среди христианских групп, названных в Откровении, были и такие, которые общались с язычниками и ели идоложертвенное (т. е. мясо животных, принесенных в жертву языческим богам). Послание к евреям также обращено к иудео-христианам. Так что в конце I в. иудео-христиане существовали в греческих городах наряду с теми общинами, которые принимали и язычников, не заставляя их соблюдать иудейскую обрядность и на первых порах не выступая против нее. Свидетельство этому то, что Павел, обращая в христианство Тимофея, чья мать была иудейкой, а отец эллином, совершил над ним обрезание «ради иудеев, находившихся в тех местах» (Деян. 16: 3). Он стремился объединить всех уверовавших в воскресение Христа и скорое Второе пришествие. В Первом послании к коринфянам апостол прямо говорит: кто призван обрезанным — «не скрывайся», а кто необрезанным — «то не обрезывайся» (I Кор. 7: 18). Призывы Павла, повторенные в нескольких посланиях: «Нет уже Иудея, ни язычника (в греческом тексте — эллина), нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе» (Послание к галатам, 3: 28; в Послании к колоссянам добавлено: «варвара, скифа» — 3: 11), направленные на объединение всех христиан из разных этнических групп и социальных слоев, заложили основы для превращения христианства в мировую религию, но успех пришел не сразу. По-видимому, еще были сильны противоречия внутри обращенных. Есть основания предполагать, что в конце жизни Павел оказался в одиночестве. В Деяниях апостолов упоминается, что во время его последнего посещения Иерусалима против него выступили иудеи и, возможно, иудео-христиане. Павел был арестован прямо во дворе Храма. После слушаний перед синедрионом римский наместник ночью под охраной отправил его в Кесарию, по-видимому, боясь расправы с Павлом толпы, считавшей его отступником. В конце концов как римский гражданин он был отправлен для суда в столицу империи. Автор Второго послания к Тимофею[52], послания, которое, возможно, написано раньше Первого, пишет о том, что находится в заточении в Риме, что все его сторонники из провинции Малая Азия ушли, что многие его оставили: «Димас оставил меня, возлюбив нынешний век», т. е. совсем отошел от христианства; при первом допросе Павла (римлянами) с ним никого не было. Соответствуют ли эти слова действительности, мы не можем сказать точно, но так ощущали те, кто, может быть, с устных слов Павла или по чьим-то рассказам описывали его переживания, а также называли имена тех, которых они знали как покинувших Павла. Деяния апостолов не дают сведений о конце жизни Наила. В христианской литературе преобладает предание о том, что Павел был казнен в Риме при императоре Нероне. Но в Посланиях Климента Римского, бывшего, по преданию, главой римской христианской общины в конце I в., есть указание на то, что Павел достиг «западных пределов», т. е. самой западной провинции — Испании. Такая неопределенность может быть связана с тем, что в конце деятельности у Павла не было много сторонников, поэтому следы его затерялись. Лишь позже, во II в., когда изменилась ситуация внутри христианских общин, учение Павла о равенстве всех людей[53] перед Христом получило широкое распространение и о нем создавались различные рассказы.

Количество христиан в период создания Посланий Павла и Откровения Иоанна Богослова было еще невелико. В Деяниях апостолов иногда говорится о множестве эллинов и иудеев, которые шли за христианскими проповедниками, но если перейти от общих фраз к конкретным примерам, приведенным им же, то вырисовывается иная картина. Так, во время пребывания Павла в малоазийской области Троада все его ученики уместились в одной комнате (Деян. 20:7–8). В Эфесе Павел обратил в христианство двенадцать последователей Иоанна Крестителя. В Откровении сказано, что в Сардах есть «несколько человек, которые не осквернили одежд своих», т. е. не отошли от учения, которое автор считал истинным.

Определение социального состава первых христианских общин вызывает известные трудности из-за скудости данных. Принято считать, что в них преобладали низы населения, в том числе рабы, хотя конкретные примеры в источниках христиан рабов не слишком многочисленны. Теоретически христианство должно было привлекать рабов: они были чужаками в римском обществе. Какое бы положение они ни занимали — доверенного слуги, который мог распоряжаться другими рабами, или закованного в кандалы сельского раба, они оставались вещью, собственностью хозяина. В Посланиях Павла вопрос о рабстве специально не рассматривается. В Первом послании к коринфянам сказано: «Рабом ли ты призван, не смущайся; но если и можешь сделаться свободным, то лучшим воспользуйся. Ибо раб, призванный в Господе, есть свободный Господа; равно и призванный свободным есть раб Христов» (1 Кор. 21: 22). Проблема реальной свободы или несвободы была не только для Павла, но и для первых христиан вообще несущественной: они ожидали конца этого мира, Страшного суда и установления Царства Божьего на преображенной земле, где люди, вошедшие в это Царство, тоже будут преображены. Поэтому обстоятельства их временной жизни не имели значения. В отдельных случаях вопрос о рабстве того или иного христианина решался между членами общины. Павел (хотя авторство его подвергается сомнению, но в данном случае это несущественно) в небольшом Послании к Филимону просит его принять раба Онисима, покинувшего своего господина, но ставшего для Павла братом во Христе, и в свою очередь отнестись к Онисиму как к брату возлюбленному. Некоторые ученые выдвигают версию, что Онисим был затем освобожден; будучи еще молодым человеком, он занял в Эфесе особое положение среди христиан, стал епископом и был жив еще полвека спустя. Епископ Онисим упомянут в послании Игнатия Антиохийского (II в.) к ефесянам (1: 3). Он мог сохранить разрозненные письма Павла, в том числе и то, которое обеспечило ему свободу. Эта романтическая версия истории одного раба в свете почитания христианами II в. памяти святого апостола Павла представляется заслуживающей интереса.

В конце I в. множество иудеев были обращены в рабство, они жили, работали, сражались на аренах амфитеатрах вместе с другими рабами. Те из них, кто принял христианство или знал историю Христа, рассказывали о своей вере товарищам, которые тоже проникались новой верой. Среди христиан восточных провинций были люди разных профессий. Акила, соратник Павла, изготовлял палатки и одно время работал вместе с апостолом. Еще в II в. Цельс упрекал христиан, что они проповедуют среди «грубых мужланов» — шерстобитчиков, валяльщиков, кожевников — это были самые непрестижные в империи профессии. Сельских жителей за пределами Палестины первоначально, вероятно, было немного, но уже в начале II в. христианство проникает в малоазийские деревни, в те, что прежде всего находились вблизи городов. Плиний Младший, посланный императором Траяном в малоазийскую провинцию Вифанию, сообщал императору, что суеверие (он имел в виду христианство) распространилось и в сельские местности (Письма, X, 96). Был христианином или, скорее, сочувствовал им некий Тиранн в Эфесе, в школе которого после изгнания из синагоги учил Павел (Деян. 19). Однако для образованных людей в христианстве время еще не пришло. Большинство общин первого века были бедны. О христианах в Смирне автор Откровения пишет, что знает их нищету (Откр. 2: 9). Павел постоянно нуждался в помощи своих собратьев по вере, но не все могли — или хотели — ему помочь. В Послании к филиппийцам Павел пишет, что, когда он вышел из Македонии, никто кроме них не оказал ему участия в подаянии, зато христиане города Филиппы посылали ему помощь даже когда он пребывал в Фессалониках. Кроме филиппийцев упомянуты и другие благополучные общины — община в Лаодикее считала себя богатой и ни в чем не имевшей нужды, но, с точки зрения автора Откровения, это отнюдь не достоинство, на самом деле, по его словам, она слепа, нища и нага (имелось в виду — духовно). Отрицательное отношение к богатству, восходившее к проповедям Иисуса, в среде иудео-христиан сохранялось довольно долго. Но в целом христианство на территории империи привлекало не только бедняков, проповедники обращались ко всем обездоленным в широком смысле слова. Через все писания ранних христиан проходят призывы к нищим, сиротам, вдовам, калекам, грешникам, блудницам — ко всем тем, кто чувствовал себя социальными или моральными изгоями в окружающем их мире, людям, лишенным семейных связей, порвавшим по тем или иным причинам с родиной, чужакам среди коренного населения, а также ущемленным физически — их особенно должна была привлекать христианская идея сочувствия и спасения через страдание.

Подход христиан отличался от представления о сострадании в античном мире. Аристотель в «Поэтике» писал, что страдание бывает лишь к незаслуженно страдающему; жалость может быть вызвана только несчастьем, причиненным близким людям. Если же так поступаешь по отношению к врагу, то ни действие, ни намерение не содержат ничего вызывающего жалость. Другими словами, страдание само по себе сочувствия не вызывает. Первые же христиане принимали к себе всех страждущих: презираемых сборщиков налогов и блудниц, если они раскаивались, больных, калек. Физическое уродство вызывало в греческих полисах презрение и брезгливость, там сложился идеал человека, прекрасного внутренне и внешне. Недаром Цельс, полемизируя с христианами, писал, что, если бы божество воплотилось в человеке, оно выбрало бы статного, красивого, сильного человека, обладающего красноречием, а Иисус (пишет Цельс), по словам самих христиан, был некрасив и мал ростом; мы не знаем, где эти слова у христиан вычитал Цельс, подобное описание скорее могло относиться к Павлу, но характерно само представление язычника о необходимости для божества внешней красоты. Среди калек, примкнувших к христианству, вероятно, было много нищих в прямом смысле слова, поскольку многие из них не могли работать, но, возможно, среди них были и зажиточные люди.

Особое место среди христиан занимали женщины. Общественное мнение античного мира не признавало равенства мужчин и женщин. Аристотель называл женщину существом низким, хотя она и могла быть благородной (Поэтика, 15). Тот же Цельс, издеваясь над сложившейся верой в непорочное зачатие, писал, что если бы Бог захотел отправить на землю Дух, зачем его было вселять в столь нечистое место, как чрево женщины (Ориген. Против Цельса, VI, 73). В первые века нашей эры отношение мужчин к женщинам было противоречивым. С одной стороны появляются восхваления женщин: Плутарх создал специальное сочинение «О доблестях женщин»; главными женскими добродетелями почитались скромность, верность, героическая защита своей чести. Но в реальности далеко не многие женщины следовали этому идеалу; обедневшие женщины, потерявшие кормильцев, вынуждены были сами зарабатывать себе на жизнь разными способами, становились наемными работницами, актрисами в площадных балаганах, музыкантшами и, наконец, теми, кого в христианской литературе называют блудницами (впрочем, некоторые из них были очень богатыми гетерами). Женщины обеспеченные, происходившие из верхов общества, стремились принимать участие в общественной жизни, влиять на политику, пусть хотя бы в масштабе родного города. Они жертвовали деньги на организацию празднеств, стремились проникнуть в частные союзы мужчин и даже создавали собственные объединения, но таких женщин было немного. Честолюбивые стремления женщин наталкивались на стойкую традицию недопущения их к открытой политической деятельности, к таинствам мужских союзов. Противоречия между мужчинами и женщинами — наряду с восхвалениями и поучениями — вызывали отрицательную реакцию представителей мужского пола. В литературе того времени распространяется представление о женщине как носительнице темного начала; можно вспомнить колдуний, распутниц, убийц из «Метаморфоз» Апулея, например, женщину, убившую своего мужа, или ту, которая «несчастного мужа вводила в обман, сама с утра предаваясь пьянству и постоянному блуду, оскверняя свое тело» (IX, 14).

Неудивительно, что в такой психологической обстановке христианская проповедь, не разделявшая мужчин и женщин, нашла отклик в женских душах. Здесь уже приводились имена женщин-христианок, упомянутых в Посланиях Павла и Деяниях апостолов. Среди них были вольноотпущенницы римских господ, возможно, рабыня Персида (она названа в Послании к римлянам, 16: 12), родственницы христианских проповедников — четыре дочери диакона Филиппа (Деян. 21: 9), сестра некоего Нерея (К римлянам, 16: 15). Мать спутника Павла Тимофея была иудейкой, уверовавшей во Христа. К христианам примкнула уже названная выше Лидия, торговка, имевшая собственный дом. Крестились и женщины из высших слоев общества. В Деяниях апостолов рассказано, что в Фессалониках к Павлу и его спутнику Силе присоединилось немало женщин «из первых» (в синодальном переводе — из знатных, Деян. 17: 4); а в городе Берое наряду с мужчинами уверовали и женщины из «благородных» (в синодальном переводе — «почетные»: Деян. 17: 12). Христианки вели активную проповедническую деятельность. В Послании к филиппийцам Павел просит помогать двум женщинам Евдокии и Синтихии (оба имени греческие), «подвизавшимся в благовести вместе со мною и Климентом…» (Флп. 4: 3). Помощницей Павла была диакониса Фива (Послание к римлянам, 16: 1–2). Среди женщин были и пророчицы: этим даром, согласно Деяниям апостолов, обладали дочери Филиппа из Кесарии (Деян. 21: 8–9). Стремление женщин к активному участию в молитвенных собраниях привело к тому, что Павел вынужден был сформулировать для них правила поведения: женщины, молящиеся или пророчествующие, должны быть с покрытой головой. Основная масса женщин-христианок должны были молчать в этих собраниях и учиться дома у своих мужей (речь шла о рядовых замужних женщинах, но не о пророчицах). Однако не все пророчицы в иудео-христианских общинах вели себя достойно. Так, в Откровении Иоанна, обращаясь к экклесии (христианской общине) в Фиатирах, автор говорит о пророчице, которую он называет Иезавель, возможно, употребляя это имя как образ[54]. Эта пророчица вводила христиан в заблуждение, учила «любодействовать и есть идоложертвенное» (Откр. 2: 20).

Портрет женщины-христианки. Роспись

(Рим. Катакомбы Петра и Марцеллина)

Другой проблемой внутри христианских общин было отношение между полами. Отсутствие семейных связей у ряда христиан при недостаточно глубоко понятом единении в вере и пренебрежении к светским установлениям приводило к тому, что Павел в Первом послании к коринфянам называл блудодеянием: «Есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние и притом такое, какого не слышно даже у язычников, что некто имеет вместо жены жену отца своего» (1 Кор. 5: 1). Павел требует изгнать блудодеев из среды верующих, при этом апостол подчеркивает — блудодеев из христиан, ибо внешних будет судить Бог. Павел не требует безбрачия (у апостолов Иисуса и братьев Господних были семьи), но он считает невозможным развод со стороны христианина (христианки) даже с неверующим супругом: развод возможен только по инициативе неверующего.

Среди верующих было, по-видимому, много вдов, находившихся на содержании общины, что ложилось тяжким финансовым грузом на остальных христиан. Автор Первого послания к Тимофею полагает, что те, у кого есть родственницы-вдовы, должны сами о них заботиться, чтобы община (экклесия) могла «довольствовать истинных вдовиц». По-видимому, для оказания помощи вдовицам избиралась одна не моложе 60 лет, известная добрыми делами, бывшая один раз замужем (характерное требование для жительниц империи, где разводы и повторные браки были достаточно частым явлением), воспитавшая детей, принимавшая странников. Резко выступает автор послания против молодых вдовиц, которых не следует принимать на содержание. Такие вдовы впадают в роскошь, в противность Христу, и бывают не только праздны, но и болтливы, любопытны и говорят то, чего не должно (1 Тим. 5: 11–13). Поэтому молодые вдовы пусть лучше вступают в новый брак, рожают детей, управляют домом. Разумеется, эти раздраженные слова не отражают поведения всех молодых христианок, но, говоря о существенной роли женщин в распространении христианства на первых этапах его существования, нельзя забывать и о тех реальных конфликтах, которые порождало их участие в христианских общинах рядом с мужчинами.

Мы мало знаем о внутренней жизни христианских общин на территории империи середины первого века. Сам термин «община» условен — христиане называли свои объединения экклесиями (на русский язык это слово применительно к христианам переводится как церковь). Религиозные объединения язычников назывались иначе — союзы, фиасы, коллегии и т. п. Христиане противопоставляли свои собрания союзам язычников, участие в которых определялось уставами: христианам не нужны были уставы, созданные людьми — в своей жизни они следовали учению Иисуса. В отличие от Иерусалимской общины, у христиан вне Палестины не было не только общности имущества, но и распределительного равенства. Те, у кого были средства, не распродавали свое имущество, но оказывали помощь братьям по вере. Уже упоминавшаяся христианка Лидия имела свой дом, куда пригласила Павла и его спутников; имели дом в Эфесе Акила и Прискилла. В Первом послании к коринфянам, Павел, упрекая христиан в невоздержанности во время общих трапез, писал: «Разве у вас нет домов, чтобы есть и пить?». Общинные трапезы были, по-видимому, главной составной частью собраний христиан, как и у других древних религиозных объединений, в том числе и мистериальных, где совместное поедание пищи (главным образом жертвенных животных) и питье вина носили сакральный смысл единения участников собрания. Но мистериальные обряды имели вневременной характер. Христиане же, жившие в окружении языческих обычаев, наполнили общую трапезу новым смыслом, превратив ее в обряд евхаристии (благодарения — слово, также существовавшее в языческом лексиконе) — преломлении хлеба и вина, так же как они наполнили новым смыслом понятия евангелие и экклесия.

Восстановить верования разнородной массы первых христиан на территории империи, существовавшие до создания основного корпуса писаний, и без учета их хронологии довольно сложно, поскольку мы имеем дело с ограниченным количеством источников. Можно говорить об идеях Павла (но насколько широко они были приняты в середине I в.?), в известной мере — об идеях Страшного суда в Апокалипсисе, хотя произведение это, созданное в конце I в., отражает умонастроения христиан уже после поражения Иудейского восстания. Общей для всех групп христиан была вера в воскресение Христа, в его искупительную жертву (как сказано в проповеди Петра в Деяниях апостолов: «всякий верующий в Него получит прощение грехов именем Его» (Деян. 10: 43). Хотя в этой проповеди еще нет рассказа о непорочном зачатии и рождении Иисуса как Сына Божия, такие верования, по всей вероятности, уже появлялись в отдельных группах. Павел не отрицал человеческой природы Иисуса, но для него главным была его извечная божественная сущность. Он — образ «Бога невидимого», олицетворение «Славы Божией» (2 Кор. 4: 4, 6). Характерным было также страстное ожидание Страшного суда, к которому христиане должны были готовиться, «чтобы… быть неповинными в день Господа нашего Иисуса Христа» (1 Кор. 1: 8). Второе пришествие, как и в проповеди Иисуса, должно установить Царство Божие, в котором воскреснут мертвые. По-видимому, это учение о воскресении мертвых (оно стало актуальным, когда часть первых христиан уже умерла) вызывало много вопросов (недаром афиняне, слушая проповедь Павла, высмеяли именно это положение). Павел отвечает, что воскресение произойдет в ином «нетленном» теле (I Кор. 15: 54). В Царстве Божием будет править Сын властью, врученной Ему Отцом, «доколе низложит всех врагов под ноги Свои. Последний же враг истребится — смерть… Когда все покорит Ему, тогда и сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем» (там же, 15: 24–28). Таким образом, у Павла еще нет догмата о Святой Троице, ибо Сын, в его представлении, в конце концов покорится Богу. Такая позиция вполне понятна, Павел продолжал быть связан с иудейским монотеизмом.

Если Павел сосредоточивался на идее воскресения, то у христиан, к которым обращался автор Апокалипсиса, была надежда на Страшный суд, во время которого погибнут грешники, идолопоклонники, убийцы. Главная тема — образ страшных наказаний, которые Иоанн описывал с особым вдохновением. Ненависть вызывал Рим, правивший множеством народов: «Ибо грехи ее дошли до неба и Бог вспомнил неправды ее…» Впрочем, нельзя упускать из виду, что Откровение создано уже после первых гонений на христиан при Нероне и разгрома Иудейского восстания. Ни Павел, ни автор описания Страшного суда не отражают в полной мере недостаточно оформленных верований первых христиан. Христианские экклесии были открыты, в них, насколько можно судить по посланиям Павла, выступали разные проповедники и пророки. Собственно, сами Послания и были связаны с тем, что их автор стремился подкрепить ими свое учение и нравственные наставления, направленные как на внутреннюю жизнь христианских общин, так и на отношения их с внешним миром, которые определялись, по существу, все тем же скорым ожиданием конца света, а значит и неважностью отношений мирских. Показательны слова Павла об «идоложертвенном», т. е. о мясе животных, принесенных в жертву языческим богам. Вслед за иудеями христиане резко отрицательно относились ко всем языческим обрядам, принимать участие в них считалось страшным грехом — вероотступничеством. Но в то же время, имея дело с частными людьми, отдельные христиане могли в их доме вкушать такое мясо. Дело в том, что, согласно установлениям в античных городах, лишь одна определенная часть животного сжигалась на алтаре в качестве жертвы, другая часть шла жрецу, а третья возвращалась жертвователю. Павел попытался дать конкретные рекомендации по этому поводу: в Первом послании коринфянам он пишет, что все, что продается на торгу, можно есть без всякого исследования; если христианин приходит в гости к язычнику, он не должен спрашивать о происхождении пищи. Но если ему скажут, что это — идоложертвенное, то он должен отказаться ради совести и не подавать соблазна ни иудеям, ни эллинам, ни Церкви Божией (1 Кор. 10: 25–33). Это позиция человека, для которого главное — духовная подготовка к Царству Божию, а не соблюдение мелочных регламентаций. Христианин сам должен по совести определять свои поступки… В то же время открытое разрешение есть идоложертвенное могло привести к смешению с язычниками, к разрушению той особой избранности, отрешенности от осужденного мира, которую ощущали первые христиане. Также характерно, что, стремясь сохранить единство и отделенность христианских объединений от остального мира, Павел призвал все конфликты, которые могли бы возникнуть между христианами, не разрешать у официальных судей, но решать их между собой. Вероятность обращения к судьям показывает, что между христианами могли возникать противоречия не только в связи с расхождениями в вероучении, но и на бытовой почве (имущественные?), но они-то и не должны были разъединять христиан; это наставление косвенно указывает также, что в середине I в. еще не сложились собственно христианские правовые нормы, впрочем, люди, ожидавшие скорого конца света, и не стремились к закреплению подобных норм.

С таким отношением связано и восприятие — вернее, невосприятие христианами властей, против которых они не выступали, ибо те были частью «греховного» мира, обреченного на гибель. В свою очередь, как уже говорилось, римские провинциальные правители до поры до времени не воспринимали христиан всерьез, но только в связи с возможными беспорядками: они были для них лишь частью беспокойных иудеев. Ситуация изменилась в 64 г., после грандиозного пожара в Риме, уничтожившего значительную часть бедных кварталов города. После пожара поползли упорные слухи, что сам император Нерон отдал приказ о поджоге, чтобы на месте сгоревших домов построить новые роскошные здания. Историк Тацит в «Анналах» подробно описал пожар и его последствия; он говорит, что пресечь слухи о виновности императора было невозможно никакими средствами: ни щедротами императора, ни обращением к божествам. Тогда Нерон решил найти виновных. Естественно, что такими виновными оказались чужаки — христиане, находившиеся вне традиционных связей и традиционных верований. В Риме вряд ли было много христиан, но важно было выдать разъяренному плебсу людей, за которыми не стояла сколько-нибудь влиятельная социальная или этническая группа, и можно было не опасаться выступлений в их защиту.

Именно в связи с этими событиями христиане как бы выделяются в особую группу, о которой основное население столицы до этого знало мало. О христианах ходили разные слухи, их считали врагами рода человеческого (вероятно, в связи с идеей конца мира); Тацит пишет, что «своими мерзостями» они навлекли на себя всеобщую ненависть (XV, 44), хотя в чем конкретно заключались эти «мерзости» — неизвестно. Позиция Нерона не была принципиально антихристианской, просто христиане оказались удобным «козлом отпущения». Их подвергли изощренным пыткам и публичным казням; доносы, как всегда во время террора, касались самых разных людей, и не только христиан — но доносы эти не проверялись. Сначала, по словам Тацита, были схвачены те, кто открыто признавал себя христианами, а потом множество прочих, изобличенных не столько в поджоге, сколько в ненависти к роду человеческому. Описание казней производит страшное впечатление: христиан облачали в шкуры диких зверей, чтобы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, поджигали с наступлением темноты в виде «живых факелов» для ночного освещения. Для этого Нерон предоставил свои сады. По преданию, именно в это время были казнены апостолы Петр и Павел.

Портрет римлянина (Конец I — начало II в., Лондон, Брит. музей)

Портрет женщины. На пороге христианства (Санкт-Петербург)

Изощренная жестокость вызвала обратную реакцию: Тацит пишет, что римляне стали испытывать сострадание к мученикам, «ибо казалось, что их истребляют не в видах общественной пользы, а вследствие кровожадности одного Нерона». Сострадание в сочетании с ненавистью к Нерону должно было увеличить число сторонников (пока, может быть, скрытых) христиан. Гонения на христиан не вышли за пределы Рима, но теперь учение этой религиозной группы стало осознаваться не только самими христианами, но и окружающим населением как нечто значимое, противостоящее миру политеизма и вызывающее отчасти интерес, отчасти симпатию, но отчасти — и пока еще среди большинства — неприязнь как к чему-то чуждому.