Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Глава 7 ХРИСТИАНСКИЕ ОБЩИНЫ НА ТЕРРИТОРИИ ИМПЕРИИ. ХРИСТИАНЕ И ЯЗЫЧНИКИ

Преемственность между Иисусом и Его последователями в первые годы после распятия заключалась в проповедях странствующих апостолов и пророков, исцелениях, совершаемых ими, собраниях христиан с молитвами, исполнении ряда обрядов, общей трапезе. Главной целью была духовная подготовка ко Второму пришествию Христа. Но христиане не были подобны кумранитам — они не удалялись в пустыню, не образовывали общежитий, отделенных от остального мира. Для нормального существования среди массы языческого населения им необходима была определенная организация — не такая жесткая и закрытая, как у ессеев Кумрана, но тем менее со своими обычаями, некоторым руководством, что, при всей открытости христиан, давало бы им возможность не раствориться в окружающем мире, где они продолжали жить и работать, и чувствовать себя частью избранного сообщества верующих. Мы мало знаем об организации первых христианских экклесий за пределами Палестины. Автор Откровения Иоанна свои писания адресует не просто христианским группам малоазийских городов, но ангелу той или иной экклесии. Возможно, имеется в виду ангел-хранитель общины, которому автор передает слова Господа, но поскольку Иоанн должен написать ангелу, то не исключено, что в этих общинах существовали вестники (или глашатаи — дословно по-гречески слово «ангел» означает «вестник»), которые читали перед собранием послания от проповедников. Но никаких других сведений об ангелах экклесий у нас нет.

Христиане называли себя братьями и сестрами. Они давали добровольные взносы для организации общих трапез и помощи нуждающимся. Но жить за счет общей казны считалось недостойным, хотя среди христиан были и такие, кто к этому стремился. Во Втором послании к фессалоникийцам Павел настойчиво повторяет требование трудиться, он пишет, что среди христиан есть такие, которые «поступают бесчинно, ничего не делают, а только суетятся» (2 Фес. 3: 11). Открытость христианских экклесий приводила к тому, что к ним могли присоединиться люди, не столько движимые верой в Спасителя, сколько неприятием окружающего мира; они привносили свои привычки, свое нежелание жить тяжелым трудом. Как поступать с теми, кто конфликтовал друг с другом, судился у языческих судей, злословил? Павел пытается дать советы, как нужно поступать в этих случаях — не общаться с теми из собратьев, кто занимается блудом, лихоимством, злоречием… В качестве более мягкой меры — иметь «на замечании», не общаться с провинившимся, чтобы устыдить и вразумить, по не считать врагом (2 Фес. 3: 14–15). Чтобы предотвратить внутренние конфликты, Павел убеждал свою паству, что Бог дал разным людям различные дары: одних Бог поставил апостолами, других — пророками, и учителями, иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки (Первое послание к коринфянам. 12: 28). Характерно, что отмечается призвание к руководству повседневной общинной жизнью, без которого внутренний порядок и ряд ли был возможен. По-видимому, уже в I в. в некоторых общинах появились старейшины-пресвитеры; их функции, насколько можно судить по отрывочным данным, были организационно-хозяйственными — они распределяли помощь, собирали взносы, навещали больных и заключенных. Пресвитеры выбирались общиной и вводились в должность наиболее почитаемыми проповедниками (апостолами). В Деяниях апостолов и в Посланиях Павла пресвитеры называются также епископами (надзирателями — в Кумранской общине также существовала должность надзирателя). Это не были до поры до времени разные должности, просто надзор за внутренней жизнью был одной из функций старейшин. В Деяниях апостолов говорится, что Павел собрал пресвитеров христиан Эфеса, но в обращении к ним он назвал их епископами (в русском переводе — блюстителями). Оба термина употребляются по отношению к одним и тем же лицам и в Послании к Титу. Автор послания обращается к адресату, с тем чтобы тот довершил не доконченное и поставил пресвитеров по всем городам; а затем перечисляет, какими качествами должен обладать пресвитер: непорочен, муж одной жены, имеет верных детей и т. п. Говоря о епископах, автор Первого послания к Тимофею, повторяет требование непорочности, а также что он должен происходить из зажиточных людей, хорошо управлять домом своим… Но в общинах христиан I в., где все мечтали обрести Божию благодать и чувствовали себя «сынами Божиими», апостолы и пророки, обладавшие этой благодатью, харизмой, пользовались большим авторитетом, чем те, кто занимался организацией повседневной жизни. Рядовые члены общины могли быть недовольны своими старейшинами; управлять общиной при отсутствии каких бы то ни было средств принуждения было достаточно трудно. В Первом послании к Тимофею (которое, по существу, представляет собой свод правил внутренней жизни общины), освященном именем Павла, хотя и написанном не им, подчеркивается, что достойным пресвитерам нужно оказывать особую честь; обвинение против пресвитера можно принимать только при двух или трех свидетелях. Таким образом, во второй половине I в. происходит постепенное распространение должностей руководителей общин (пресвитеров-епископов). Существовали и служители — дьяконы и дьяконисы, они прислуживали во время причастительных трапез; дьяконы не должны быть пристрастны к вину, корыстолюбивы (по-видимому, они также имели дело с общинной кассой).

Наиболее полное представление о христианской общине рубежа I и II веков дает нам памятник раннехристианской литературы, открытый в 1875 г. — Дидахе (Два пути), или Учение двенадцати апостолов. Некоторые ученые относят это произведение ко времени между 70 и 112 годами, другие — ко второй четверти второго века. Но даже если Дидахе было написано во II в., то в нем отражено положение в такой общине, где сохранились традиции первоначального христианства. Дидахе состоит из трех частей — первая, вероучительная рассматривает «путь жизни», т. е. путь спасения и «путь смерти» (погибели), затем идет характеристика обрядов и молитв, в третьей части устанавливаются правила, регулирующие внутреннюю жизнь общины, отношения членов общины с проповедниками. Это было время складывания христианских объединений во главе с лидерами и установления определенных правил. Община принимала моральный кодекс, ибо этический радикализм Иисуса был невозможен на практике. Требования и запреты в основном восходили к евангельским заповедям; были прибавлены и новые, связанные с обычаями окружающего мира и появлением в общине новообращенных язычников. Так, запрещались распространенные среди римлян гадания по полету птиц, занятия астрологией (математикой), которая была особенно популярна в восточных провинциях империи.

В составе христианской общины, чей уклад отражен в Дидахе, преобладали низы населения, что следует из призывов к обязательному труду и взаимопомощи. Но среди христиан были и зажиточные люди, владевшие рабами. В Дидахе оговаривается необходимость мягкого обращения с рабами-единоверцами, а рабов призывают повиноваться господам своим.

Христианская обрядность ко времени создания Дидахе еще полностью не сложилась. В Дидахе содержатся правила совершения древнейших обрядов — крещения, желательно в проточной воде; причащения во время общей трапезы вином и хлебом. Порядок причащения основывался на рассказе Матфея и Марка о Тайной вечере, во время которой «Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им (т. е. апостолам. — И. С.) и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Мое. И взяв чашу, благодарив, подал им и пили все из нее…» (Мк. 14: 22–24; ср. Мф. 26: 26). У Луки Иисус сначала дает ученикам чашу (Лк. 22: 19). Среди молитв приводится текст молитвы «Отче наш», который несколько отличается от новозаветного; упоминаются молитвы, которые должны произноситься после евхаристии: например, молитва с призывом избавить церковь (экклесию) от всякого зла: «…Собери ее от четырех ветров в Царство Твое, которое ты уготовил ей…». Приведенная молитва характерна только для этого памятника: по-видимому, молитвы варьировались от общины к общине. В этой молитве встречается арамейская фраза — Господь пришел (маран ата) и провозглашается осанна Богу Давида. И Давид и Иисус называются там «Дитя Господне». Можно сказать, что теология Дидахе во многом зависела от Ветхого Завета. Тем самым в общине сохранились иудейские и иудео-христианские элементы. В заключительной главе Дидахе описывается Второе пришествие и то, что ему будет предшествовать: ненависть, неправда; появится Искуситель мира и сотворит беззакония, каких не не было от века. Многие соблазнятся и погибнут, но пребывающие в вере спасутся. И мертвые воскреснут — но не все, а как сказано: «приидет Господь и все святые с ним». Последняя фраза представляет собой цитату из книги пророка Захарии (Зах. 14: 5), она показывает, что верования в воскресение мертвых имели варианты — в данном случае они были основаны на ветхозаветном пророчестве, что может свидетельствовать о сохраняющемся влиянии иудео-христианства.

В то же время члены этой общины отделяли себя от ортодоксальных иудеев: в Дидахе упомянуты посты, причем специально оговорено, что верующие должны соблюдать посты, но не тогда, когда постятся лицемеры (т. е. верующие иудеи), а в другие дни, и молитвы нужно иметь особые. Правда, пророки после евхаристии могли произносить молитвы «какие им угодно». В совершении грехов или в дурных помыслах члены общины каялись публично на собрании всех верующих. Для них именно собрание (экклесия) обладала благодатью: все христиане назывались святыми и все вместе могли отпускать грехи. Публичность покаяния имела ритуальный смысл. Клирики, служители церкви, наделенные исключительным правом отпускать грехи, еще не появились.

Главную роль в общине по-прежнему играли апостолы и пророки. Апостолы были странствующими проповедниками, разъяснявшими учение Иисуса; пророки же говорили как бы по вдохновению свыше, сообщая верующим ниспосланные им откровения и видения: христиане верили, что устами пророков говорит Святой Дух. Однако устные рассказы и пророчества расходились друг с другом. Поэтому перед членами общины встал вопрос, кого можно считать истинным пророком и апостолом, а кого ложным? В Дидахе даются достаточно примитивные советы, как отличить истинного пророка от ложного; критерием служит не содержание их выступлений, а поведение: странствующий апостол или пророк не должен оставаться в общине больше двух дней; уходя, он может взять хлеба на дорогу, но если он попросит денег, то он лжепророк и лжеапостол. Если во время своих пророчеств он просит устроить трапезу для бедных, но сам не ест, то он пророк истинный, а если ест сам — то ложный. В этих правилах отразилась и бедность общины и наличие среди странствующих проповедников людей, порой далеких от христианства, стремившихся подчас использовать средства общины в корыстных целях (возможно, именно таким человеком был описанный Лукианом Перегрин).

Наряду со странствующими пророками были и такие, кто постоянно жил в том поселении, где находилась христианская община. Дидахе разрешает пришлому пророку селиться в качестве ремесленника, если же он не владеет ремеслом, нужно подыскать ему занятие (приобрести землю он не имел возможности). Однако уже появляются и такие «истинные пророки», «истинные учителя», которые сами не работают, а только проповедуют и пророчествуют. Жили такие люди за счет сборов с верующих — «от произведений точила и гумна, от быков и овец»; а также делаются денежные сборы, часть пищи и вина, одежды, «сколько найдешь нужным» — строго определенных размеров сборов еще не существовало. Если же постоянно живущих пророков нет, то сборы отдавались нищим. Характер сборов, преимущественно натуральных, говорит о том, что среди верующих были не только ремесленники, но и земледельцы.

В общинах, для которых было создано Дидахе, появились и особые руководящие должности епископов и дьяконов. Там сказано: «Рукополагайте себе епископов и дьяконов, достойных Господа, мужей кротких, истинных, испытанных: они тоже исполняют у вас службу пророков и учителей… Поэтому не презирайте их — они ваши почтенные наряду с пророками и учителями». Последняя фраза весьма значима — епископы и дьяконы пользовались меньшим авторитетом, чем пророки, поскольку выполняли хозяйственные функции. Составители свода правил в Дидахе пытались переломить несколько пренебрежительное отношение к этим должностям и приравнять их к учителям и пророкам, т. е. сделать их авторитетными и в вопросах вероучения.

Авторитет епископов утверждался с трудом и в некоторых других христианских общинах. Так, в письме, адресованном христианам Коринфа, авторство которого приписывалось руководителю римских христиан Клименту (вероятно, начало II в.) говорится о крупном конфликте внутри этой общины: более молодые члены ее выступали против своих старейшим и даже устранили епископов (термины пресвитеры и епископы Климент употребляет как синонимы). Автор письма увещевает «молодых» слушаться своих епископов. Конфликт затронул и вопросы веры — «молодые» (имелись в виду новообращенные) выступали против учения о воскресении во плоти — один из наиболее острых вопросов, которые трудно воспринимались людьми, пришедшими из языческого окружения. Но епископат постепенно укреплялся, что было связано с продолжающимся притоком к христианам новых людей, а также необходимостью существования внутри имперского общества.

Для того чтобы представить себе причины распространения христианства и отношение к ним разных слоев населения, нужно иметь хотя бы примерное представление об общем положении империи во II веке. На рубеже I и II веков завершилось становление государственной организации империи. В 96 г. был убит император Домициан, вызывавший ненависть своими расправами с неугодными людьми, и наступает период правления династии Антонинов, добившихся экономической и политической стабилизации империи. Императоры дают гражданство верхушке провинциального населения, включают ее представителей в сенат. Важнейшим фактором общественного развития была постепенная нивелировка положения восточных и западных областей империи, смешение населения в результате переселений. Со времени правления императора Адриана империя отказывается от внешних завоеваний. Это был Римский мир, в котором постепенно изживались гражданские традиции, как пишет историк Г. С. Кнабе, умиротворение на деле означало отделение народа от политики, переставшей быть близким и жизненно важным для него делом[78]. При этом стабилизация была в известной степени поверхностной — опора на местную знать и коррумпированных императорских вольноотпущенников вызывала острое недовольство разных слоев населения, конфликты между богатыми и бедными, между императорскими чиновниками и остальным населением. Ко II веку в сельском хозяйстве господствовали арендные отношения — большинство землевладельцев, в том числе и императоры, передавали участки земли колонам и посаженным на землю рабам. Многие колоны, особенно в императорских имениях, страдали от неправедных судей и хищных чиновников, тем более что подобные явления встречались на каждом шагу. До нас дошли жалобы на злоупотребления императорских чиновников в провинциях, направленные земледельцами императорам (причем дошли только те, которые получили положительную резолюцию владыки — а сколько жалоб не дошло до него и осталось без ответа?!): в одних говорится, что управители императорских имений завышают платежи, а прокураторы покрывают этих управителей и даже бросают жалобщиков и тюрьмы, как это происходило в Северной Африке. В других рассказывается, как императорские чиновники вымогают деньги, незаконно арестовывая земледельцев. В городах, где увеличилось ремесленное население, время от времени вспыхивали выступления, связанные с затруднением хлебоснабжения, но и они подавлялись местными властями.

В 132 г. в Иудее вспыхнуло грандиозное восстание под руководством Симона бен Косебы, объявившего себя мессией и принявшего имя Бар-Кохба — Сын звезды. Восставшим удалось захватить Иерусалим. Их отряды находились и в пещерах Кумрана. Восстание было жестоко подавлено, иудеям было запрещено приближаться к Иерусалиму чаще, чем раз в году. На его месте была основана римская колония Элия Каптолина, в городе воздвигнут храм главному римскому божеству Юпитеру Капитолийскому. Фактически это означало дальнейшее рассеяние иудеев по всей империи. Казалось, империя несокрушима, и освободиться от ее бремени можно было только духовно. Таким духовным спасением могло быть христианство, привлекавшее людей тем, что оно призывало к единению в любви; при этом оно снимало проблему «несправедливого страдания», ибо объявляло, что через страдание обретается благодать и спасение в Царстве Божием.

К началу II в. появляются наиболее достоверные сведения о христианах, об отношении к ним властей и окружающего населения, содержащиеся в нехристианских источниках, поскольку они становились все более заметными. В частности, христиане упоминаются в переписке Плиния Младшего с императором Траяном. Плиний был послан императором навести порядок в провинции Вифиния и Понт в Малой Азии. Среди других дел он столкнулся и с проблемой существования христиан. Ему был передан список множества христиан, составленный неизвестным лицом — т. е. донос был анонимный. При проверке выяснилось, что некоторые из названных людей христианами не были или за много лет до приезда Плиния порвали с ними (даже лет за двадцать — Письма, X, 96). Какие побуждения двигали этим неизвестным доносчиком? Уже не выгода, как во времена прежних императоров, когда доносчики получали вознаграждение; анонимность доноса показывает, что автор его стремился остаться в тени. Вряд ли это был человек из высших слоев общества — их еще было мало в христианских или околохристианских кругах, и вряд ли почетный член общества стал бы скрывать свое имя перед посланцем императора. Скорее всего, доносчик — выходец из низов, возможно, сам был когда-то участником собраний христиан и не был принят ими — на это может указывать тот факт, что среди названных христиан, по свидетельству Плиния, были люди, давно отшедшие от христианства. Стремление уничтожить иноверцев могло быть вызвано и тем, что к христианам примкнули его близкие родственники — жена, сестра, дочь, что породило в будущем доносчике острую неприязнь к новой религии. Такова типичная ситуация, описанная почти во всех апокрифических деяниях апостолов, созданных во II в.; вероятно, она в известной мере отражала реальное положение. В любом случае доносчик знал христиан в своем окружении и воспринимал их (или стал воспринимать после разрыва с ними) как чужаков, непонятных и потому враждебных миру, в котором он жил. Появление в доносе имен нехристиан могло быть связано с тем, что доносчик включил туда тех людей, которым хотел навредить. Сама анонимность доноса свидетельствует, что человек, написавший его, не хотел открываться ни властям, ни знавшим его людям (кто знает, какие темные дела были в жизни этого человека). Можно думать, что христиане стали уже выделяться и их образ жизни не только привлекал, но и раздражал живших рядом язычников. Доносы на христиан, обвинения их в самых фантастических преступлениях вплоть до убийства младенцев продолжались на протяжении II–III вв. и исходили они, как правило, от людей толпы. Для внутренней жизни малоазийских христиан сведения Плиния важны тем, что они показывают известную текучесть состава общины: люди приходили к христианам, а затем могли покидать их. Открытость общин, отсутствие изоляции от внешнего мира способствовали не только увеличению числа верующих, но и уменьшению их за счет случайных людей.

Расследуя этот донос, Плиний оказался в затруднении. Он пишет Траяну: «Я никогда не присутствовал на следствиях о христианах, поэтому не знаю, о чем принято допрашивать и в какой мере наказывать… прощать ли раскаявшихся, или же человеку, который был христианином, отречение не поможет, и следует наказывать само имя даже при отсутствии преступления, или же преступления, связанные с именем» (т. е. противоправные действия, вытекавшие из их верований). Плиний допрашивал тех, кто был упомянут в доносе, кто признал себя христианами; спрашивал второй и третий раз — т. е. давал им возможность одуматься. Тех, кто говорил, что он не христианин или что он давно был им, Плиний заставлял поклониться и принести жертву перед статуями богов и изображением императора, а также похулить Христа («настоящих христиан, — пишет Плиний, — нельзя принудить ни к одному из этих поступков»). Тех же, кто упорствовал, Плиний велел казнить. Среди христиан оказались и римские граждане, их он отправил для суда в Рим. Допросы, по сообщению Плиния, показали, что христиане собирались в определенный день до рассвета, восхваляли Христа, обязывались воздерживаться от воровства, грабежа, прелюбодеяния, нарушения слова… Они собирались и для вкушения пищи, «обычной и невинной»: последними словами Плиний подчеркивал, что слухи о кровавых жертвах, убийстве младенцев не подтвердились. Плиний допросил под пыткой и двух рабынь-христианок (рабов, как правило, допрашивали под пыткой — иначе их показаниям не доверяли). Эти рабыни были в общине диаконисами. В результате, по словам Плиния, он не обнаружил ничего, кроме безмерно «уродливого суеверия».

Для представления о внутренней жизни общин важны его сведения об общих собраниях в конце ночи (перед рассветом), времени, связанном с тем, что большинство христиан работали. Где они собирались — неясно, возможно, под открытым небом, в домах ремесленников и земледельцев. Их собрания были посвящены молитвам, песнопениям, вероятно, покаянию, обязательствам не совершать и не замышлять дурных поступков, и общей трапезе (как и в Дидахе — основной обряд ранних христианских общин). Плиний отмечает, что среди христиан — люди разного возраста, состояния и пола. Действительно, наряду с рабами к христианам примыкали и представители местной элиты, получившие римское гражданство: провинциалам даровали гражданство за особые заслуги перед государством. Руководителей общин Плиний не упоминает, может быть, епископат в этом регионе еще не сложился, а может быть, не играл существенной роли, и Плиний не обратил на него внимания. В конце своего письма Плиний пишет, что «зараза этого суеверия прошла не только по городам, но и по деревням и поместьям». Распространенные в научной и научно-популярной литературе представления о том, что христиане жили прежде всего в городах, а в деревнях дольше сохранялось язычество, не вполне соответствует ситуации в восточных провинциях, в частности в Малой Азии, и об этом свидетельствуют и надписи, поставленные христианами из сельских местностей.

Внутренний вид катакомб

Из письма Плиния видно отношение властей к христианам — автор письма кое-что слышал о христианах, возможно, в связи с воспоминаниями о казнях при Нероне, но знал о них очень мало. Расследования о принадлежности к христианству были еще столь редки, что Плиний даже не знал, как они проводятся. По существу, ему было важно лишь проявление христианами лояльности к императорской власти, выраженное в почитании божественного императора. Поэтому он приказывал казнить тех, кто отказывался это сделать, считая такое поведение закоснелостью и упрямством. Для римского чиновника вера в любого бога могла спокойно сочетаться с почитанием владыки империи — ритуал носил достаточно формальный характер; для большинства жителей империи он не имел никакого сакрального смысла. Почитание римских богов и императора было долгом римского гражданина и должностного лица независимо от его личных чувств и верований. Плиний не мог понять психологии христиан, для которых отказ от идолопоклонства означал верность Христу и надежду на жизнь вечную. Примерно так же относился к христианам и Траян. Смысл его ответа на отчет Плиния заключался в том, что нельзя устанавливать какие-либо общие правила; выискивать виновных незачем, но если на них поступит донос и они будут изобличены, то их следует наказать. Тех же, кто отречется от своей веры, следует помиловать. Но анонимные доносы не надо принимать во внимание. Впоследствии христианский писатель Тертуллиан упрекал Траяна в непоследовательности — с одной стороны, христиан не надо разыскивать (т. е. они невиновны), а с другой — наказывать их как виноватых, если кто-либо все-таки их обнаружит. Между тем Траян в своих рассуждениях был достаточно логичен. До поры до времени христиане сами по себе не беспокоили представителей верховной власти, но публичное неповиновение должно быть наказано, прежде всего — в назидание окружающим.

Переписка Плиния Младшего с Траяном отражает переходный период в истории христианства — эта религия становится все более и более заметной. Христианство распространяется и в западных провинциях, в Галлии, Испании, Северной Африке, первоначально среди переселенцев, но затем и среди римлян и местного населения, воспринявшего латинский язык. Именно североафриканские христиане создали первые латиноязычные христианские сочинения. Увеличивается число христиан и в самом Риме. Правда, во II в. среди римских христиан преобладали переселенцы, их языком по-прежнему был греческий, на греческом писали руководители римских христиан II в., на греческом сделаны наиболее древние надписи в римских подземных кладбищах; даже римское имя Руфина в надписи конца II в. написано греческими буквами, хотя использование греческого языка во II в. могло быть и данью священной традиции.

С конца I в. и особенно в течение II в. к христианам начинает примыкать все больше людей из высших слоев общества. Возможно, именно христианство имеет в виду историк Дион Кассий, когда пишет, что император Домициан (конец I в.) казнил своего родственника Флавия Клемента и его жену Домициллу, обвинив их, в числе прочего, в безбожии. В этом, по словам историка, были обвинены многие другие, склонявшиеся к иудейским обрядам. Не исключено, что под иудейскими обрядами могло подразумеваться христианство. О преследованиях христиан Домицианом пишет и Тертуллиан. О судовладельце Маркионе, вошедшем в римскую общину, мы уже говорили. Косвенным свидетельством существования влиятельных людей в Риме могут служить слова из письма схваченного местными властями епископа Антиохии Игнатия (II в.). Письмо было адресовано римским христианам: в нем епископ просил собратьев не употреблять свое влияние для его освобождения (он верил, что мученическая смерть обеспечит ему жизнь вечную).

Деятельность состоятельных христиан в Риме была связана не только с помощью собратьям, но и с таким важным аспектом жизни верующих, как предоставление помещений для их собраний. Христиане Рима большей частью были бедными людьми, населявшими лачуги в пригородах столицы, по берегам Тибра, около разного рода производств; они могли быть заняты в строительстве, уборке улиц и т. п. Им трудно было собираться где-либо в Риме для совершения евхаристии, слушания проповедей, совершения молитв, за исключением частных домов. Постепенно такие дома, своего рода домашние церкви, стали постоянным местом собраний (вероятно, на верхних этажах); дома назывались по имени владельца. Даже когда христианство было легализовано, христиане сохранили память о первоначальных владельцах, объединяя порой их со святыми мучениками; дошли имена некоторых из них: Сабина, Бальбина, Анастасия, Кризогон, Евсевий и т. д. Но такие люди предоставляли не только помещения, они позволяли решить проблему, которая стояла перед христианами Рима и других крупных городов: проблему захоронения. По римскому обряду покойников кремировали, хотя существовало и трупоположение. Но для христиан, веривших в воскресение во плоти, сожжение тела было невозможно: его нужно было предать земле. Кроме того, христиане хотели лежать рядом друг с другом, чтобы воскреснуть вместе. Земля в некрополях около Рима была очень дорогая, поэтому зажиточные римляне-христиане начиная со II в. предоставляли часть своей земли для погребений, причем таких, которые совершались в катакомбах — вырытых глубоко в земле галереях. Названия таких подземных кладбищ также получили имена по их владельцам — Присциллы, Домициллы, Максима, Комодиллы, Агнессы, Оттавиллы (следует обратить внимание на преобладание женских имен: женщины, по-видимому, продолжали преобладать среди зажиточных слоев христиан Рима). В некоторых катакомбах были использованы дохристианские подземные помещения, которых в Риме было довольно много — заброшенные клоаки, каменоломни, которые затем были расширены и углублены. Современные ученые утверждают, что подземные кладбища не были вырыты для безопасности христиан во время гонений (римские власти достаточно хорошо знали, где они находятся, да и рыть столь глубокие подземелья, вывозить землю втайне невозможно)[79]. Эти кладбища существовали на земле за стенами города, именно в них христиане и иудеи Рима нашли возможность хоронить всевозрастающее число своих последователей. Сохранились катакомбы и в других городах, где трудно было найти места для захоронений: сохранились древние подземные кладбища в сицилийском городе Сиракузах, в Неаполе и других.

Деятельность состоятельных последователей христианства изменила общее отношение к богатству. Достаточно ярко это выражено в «Пастыре» Гермы, сочинении, написанном в первой половине II в. Характерен образ автора, созданный в этом произведении: он выходец из низов (вольноотпущенник), пытавшийся разбогатеть на торговых операциях, но разорившийся — типичный представитель средних слоев, которые стали примыкать к христианам. Герма не осуждает богатство, но лишь стремление к роскоши и мирским наслаждениям. Он призывает к благотворительности, причем создает своеобразную теорию взаимной необходимости богатых и бедных: богатые должны отдавать часть своего состояния беднякам, тогда можно стать угодным Богу. Бедные, в свою очередь, помогают богатым спастись, ибо возносят молитвы за своих благодетелей. Таким образом, сосуществование бедных и богатых в христианских общинах становится признанным фактом, способствовавшим привлечению туда людей из высших слоев общества.

Увеличение состоятельных людей среди христиан могло идти и за счет использования отдельными членами общин связей между христианами разных областей для торговых операций, но были и такие, которые пытались приобрести богатство за счет общинных средств: в послании епископа Смирны Поликарпа сказано, что он скорбит о некоем Валенте, который некогда входил в клир, но проявил страсть к обогащению. Одним из способов приобретения средств руководителями христиан была опека над завещанным общине имуществом: часто в таких случаях христиане назначали душеприказчиками пресвитеров. Использование завещанного имущества и опеки над малолетними детьми в личных целях вызывало в III в. особые постановления епископов, запрещавшие клирикам заниматься мирскими делами. В этих условиях особую роль в идейном и организационном руководстве общинами приобретали люди не только зажиточные, но высокообразованные, пользующиеся настоящим авторитетом.

Среди христиан II в. появляются люди, знакомые с греко-римской философией, которая уже перестала их удовлетворять. Они разрабатывают христианское богословие, стремясь создать стройную систему, теоретически выступают в защиту христианства. Одним из самых знаменитых апологетов христианства II в. был Юстин, происходивший из богатой греческой семьи, которая жила в Палестине. По его собственным словам, он учился у философов разных школ, но в конце концов стал христианином, начал проповедовать новое учение, переезжая из города в город, затем обосновался в Риме, где создал специальную школу для христиан; кончил он свою жизнь как мученик — примерно около 166 г. был осужден и казнен по доносу одного из языческих философов. Во второй половине II в. в Александрии была создана школа христианского богословия, во главе которой одно время стоял Климент Александрийский, выходец из аристократической семьи, до своего обращения занимавшийся античной философией; затем ею руководил Ориген. Одним из самых крупных христианских писателей рубежа II–III вв. был уроженец Северной Африки Тертуллиан. Он получил образование в Карфагене, был адвокатом в Риме. Первоначально он отрицал христианство, а затем стал его страстным проповедником. Епископ города Лиона (Лугудуна в Галлии) Ириней написал огромное сочинение «Против ересей», где защищал авторитет четырех Евангелий и основные положения ортодоксального христианства. Характерно, что Ириней происходил из Малой Азии, переселенцами были и другие видные руководители христиан — Татиан и ученик Юстина Теофил переселились из Месопотамии, писатель Афиногор — из Греции и т. д. Их переселение было связано с разными причинами — стремлением быть в гуще христиан в Риме, но также и желанием распространять веру в тех провинциях, где христиан было не так много: миссионерская проповедь была делом образованных христиан. Неудивительно, что они, как Ириней, заняли руководящие должности среди христиан западных провинций.

Мы не будем здесь характеризовать зарождающуюся христианскую теологию, которая сосуществовала с народным христианством, но изменение состава христианских организаций сыграло свою роль и в дальнейшем их развитии, выделении авторитетных руководителей. Потребность в таких руководителях, в отличие от I в., возрастала по мере распространения христианства в разных областях империи, многие христиане говорили уже не по-гречески, а на народной латыни. Новообращенные христиане нуждались в поучениях, проповедях, отборе священных книг. Второй век — как будет показано дальше — был временем расхождения между разными христианскими группами, ожесточенных споров по вопросам вероучения; недаром Цельс писал, что вначале их (христиан) было немного и у них было единомыслие, а размножившись, они тотчас же распадаются и раскалываются: «каждый хочет иметь свою собственную группу…». Поскольку скорое наступление Царства Божия постепенно отодвигается в неопределенное будущее (по учению христиан того времени — оно наступит, когда как можно больше людей обратится в веру Христову), то особо важными становятся вопросы этики, отношения к властям, друг к другу, к язычникам, к аскетическим требованиям ранней христианской традиции. В связи с отдельными преследованиями христиан и появлением отрекшихся вставали и новые вопросы — можно ли прощать тех «падших», которые раскаиваются, и кто вправе их простить? Ответы на все эти вопросы далеко не всегда можно было найти в почитавшихся древних писаниях, поэтому ответы эти брали на себя руководители христианских общин. В письме епископа Игнатия, адресованного христианам Филадельфии, автор с горечью пишет, что некоторые христиане говорят ему: «если я не найду этого в древности, то не поверю в евангелие (имеется в виду благовестие об учении Иисуса), а когда я говорю, что это действительно написано в наших древних писаниях, они отвечают: „Это нужно доказать“». Стремление к доказательству отражало сохранявшийся у новообращенных язычников логический подход, свойственный античному мышлению.

Важной проблемой, возникшей перед христианами и христианскими руководителями, было отношение к иудаизму: иудео-христианство сохранялось на периферии христианского мира, в Палестине, а основная масса обращенных язычников не признавала иудаизма, особенно ясно это стало ощущаться после восстания против Рима в Палестине под предводительством Бар-Кохбы. Разгром восстания еще раз показал христианам, что Бог не поддерживает иудеев в наказание за то, что они отвергли Иисуса Христа. С религиозными соображениями переплелись и реальные интересы людей, боявшихся преследований со стороны римских властей, которые порой продолжали объединять христиан с иудеями. Полный разрыв с иудаизмом для основных христианских групп приводил к своего рода новому «священнотворчеству» — с одной стороны, и к необходимости сохранить и вписать в систему верований древнюю традицию Ветхого Завета, почитаемого Иисусом, — с другой. Все это создавало сложные проблемы для богословов и смущало умы рядовых верующих.

Потребность в единстве и авторитете порождала среди христиан убеждение, что если отдельный христианин может быть слаб и нетверд в вере, то их совокупность в целом обладает Божией благодатью. Экклесия — церковь уже воспринимается не как собрание отдельных групп христиан, а как всеобщая Церковь, мистически связанная с Богом. Само понятие «всеобщая» (по-гречески кафолическая) церковь было употреблено в письмах именно Игнатия. Происходит абстрагирование понятия Церковь, которое приобретает сакральный смысл — это уже не отдельные собрания, не совокупность верующих, но учрежденное Христом сообщество, обнимающее христиан всех времен и народов. Такое понимание Церкви встречается уже в Послании к ефесянам, авторство которого, как уже говорилось, по всей вероятности, Павлу не принадлежит. В этом Послании сказано, что Христос «возлюбил Церковь и предал себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною, посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного» (Еф. 5: 25–27). Такое восприятие Церкви прослеживается и в «Пастыре» Гермы[80]. Церковь в видениях автора — Гермы является сначала в образе старицы, «которая сотворена… прежде всего и для нее сотворен мир». Существование Церкви реализуется в активной деятельности верующих. Церковь объединяет и живущих праведников, и некогда живших пророков, и тех, кто в будущем, покаявшись, может войти в нее. Когда Церковь будет достроена, произойдет Второе пришествие (тем самым снимался вопрос, волновавший первых христиан о сроках конца света). Пока Церковь строится, у грешников еще есть возможность спастись покаянием, но с завершением строительства каяться будет уже поздно. Только тяжкие грешники — вероотступники и предатели отбрасываются навсегда уже при строительстве Церкви. По мере строительства Церкви старица молодеет, радуясь рвению верующих. Герма призывает к единству Церкви — это был актуальный вопрос для времени создания «Пастыря». Сам автор не упоминает руководителей христианских общин, его взгляды, как мы покажем далее, не вполне совпадали с основным (ортодоксальным) учением, но споры, раздоры ослабляли христианские общины, и это было ясно автору «Пастыря». Но чтобы обеспечить хоть какое-то единство, необходимо было иметь во главе общин авторитетных, образованных людей, которые взяли бы на себя руководство всей жизнью общин. Такими людьми становятся представители клира (этим понятием обозначалась совокупность руководителей общин). Клирики — епископы, пресвитеры, диаконы — первоначально выбирались, но чтобы эти люди получили особую благодать, их рукополагали другие пресвитеры и епископы, как бы передавая ту благодать, которую их предшественники получили от первых апостолов, новым руководителям христианских общин (о рукоположении упоминается в Деяниях апостолов и Посланиях Павла).

В течение II в. из старейшин-пресвитеров выделяются руководители нескольких общин города или округа — епископы, должность которых теперь уже отличается от должности пресвитера. Выделению епископата предшествовало особое положение старшего пресвитера (который затем и стал называться епископом), имевшего право совершать обряд причащения, рукополагать остальных пресвитеров и диаконов, представлять свою общину в сношениях с другими общинами. Основная масса христиан поддерживала епископов, олицетворявших единство христиан данной округи, а благодаря переговорам с другими епископами — и единства более широкого. Важным источником, по которому можно судить о становлении власти епископа, являются послания епископа Антиохии Сирийской первой половины II в. Игнатия. По церковному преданию, он был осужден при императоре Траяне (за что точно — остается неясным) и был в оковах отправлен в Рим. По дороге, когда его везли через Малую Азию, к нему приходили группы христиан и вели с ним беседы. Сопровождавший его помощник записал послания Игнатия, адресованные разным христианским общинам, а также епископу Смирны Поликарпу (по-видимому, охрана была не слишком сурова). Всего посланий Игнатия — семь (цифра в известной степени символическая), эти послания как бы перекликаются с посланиями, приведенными в начале новозаветного Откровения. Все ли они принадлежат Игнатию — или часть представляют собой обработанные беседы, — неясно, но идеи епископа отражены в них достаточно последовательно. Главная мысль посланий — утверждение авторитета клира и епископа, что соответствовало ситуации начала второго века, когда власть епископов понемногу укреплялась. Игнатий утверждает, что власть епископов восходит к апостолам Иисуса Христа и что именно к епископам от них перешла благодать. Он призывает следовать епископу так же покорно, как Иисус Христос следовал Отцу (в представлениях Игнатия, как и Павла, Иисус и Бог Отец еще разделены). Причащение в общинах должно производиться епископом или лицом, им поставленным. В Послании к филоадельфийцам дано теологическое обоснование власти епископов: «Одно тело наше Господь Иисус Христос и одна чаша с Его кровью и один единственный алтарь, как и один епископ с его клиром». Верующие должны следовать за епископами подобно овцам. Тем самым автор посланий выступает за монархическую власть епископа. Но не везде такая власть осуществлялась на деле: Игнатий упоминает тех христиан, которые на словах признают епископа, а делают все без него.

В ряде провинций христианами продолжали руководить группы влиятельных пресвитеров. Неясно также, был ли епископ у римских христиан: возможно, одного епископа еще не существовало, а все проблемы многочисленных христиан Рима решались группой руководителей. В письме Игнатия к римлянам епископы вообще не упомянуты. Церковная традиция возводит руководство римскими христианами к апостолу Петру, но даже если Петр действительно погиб в Риме при Нероне, он не выступал в роли постоянного руководителя, а был странствующим апостолом, пользовавшимся влиянием благодаря тому, что был учеником Иисуса. Не упомянуты епископы и в послании Поликарпа христианам города Филиппы. Филиппийская община, если судить по этому письму, еще управлялась пресвитерами. В Александрии епископы существовали, но вплоть до III в. епископов рукополагали не другие епископы, как в большинстве мест, а пресвитеры. Но в течение II–III вв. епископы встали во главе большинства христианских общин, руководство которыми взяли на себя люди состоятельные и образованные. Они занимались организацией богослужения, рекомендацией священных книг, накладывали дисциплинарные взыскания сами или с помощью назначенных судей. В период гонений со стороны властей важное значение придавалось отношению к «падшим», т. е. отрекшимся, но затем захотевшим вернуться в лоно Церкви. Епископы и клир взяли на себя право прощать таких людей, накладывая определенные временные наказания. Таким образом, уже не собрание всех христиан общины, как во времена Дидахе, но клир мог отпускать самые тяжкие грехи, даже совершенные после крещения. Рядовые верующие, по существу, перестали ощущать себя избранными, святыми (как они названы в Дидахе); избранными становились лишь церковнослужители. Совместные трапезы в большинстве христианских общин практиковаться перестали. С конца II в. епископатом было выработано учение о таинствах — обрядах, во время которых верующие через посредство клира получали божественную благодать; главными обрядами были крещение и причащение. По существу, это отделило клир от остальных верующих уже не организационно, а духовно.

Епископы стали распоряжаться имуществом, рекомендовать для изучения священные книги. Сложился порядок богослужения, во время которого клирики читали отрывки из писаний и произносили проповеди. Само слово епископа стало культовым. В столице, где христиан становилось все больше и больше, в III в. епископ Рима Фабиан (название римского епископа — папа утвердилось только в V в.) ввел разделение христиан на семь районов и поставил в качестве надзирателей за жизнью христиан, их благотворительной деятельностью диаконов. По этим же районам были поделены и катакомбы за пределами стен города.

Одной из существенных проблем, стоявших перед епископами и христианскими писателями, было отношение к властям. Епископ Мелитон из города Сарды утверждал, что установление Августом мира в империи было частью божественного приготовления для распространения благой вести об Иисусе Христе. А Тертуллиан в своей «Апологии» писал, что христиане молятся «об императорах… о всех властях». Но при этом христиане упорно отказывались поклоняться статуям императоров и приносить жертвы языческим богам.

Однако всевластие епископов было скорее идеалом, чем реальностью. Выдвижение во II в. епископата еще не означало создания единой церковной организации. Епископальные церкви разных областей соблюдали свои обычаи. Древнейшим праздником христиан была Пасха[81] — Воскресение Христово, но единообразия в праздновании Пасхи долго не существовало. Малоазийские христиане, как и иудео-христиане Палестины, следуя иудейской традиции, праздновали Пасху по иудейскому лунному календарю 14-го числа месяца нисана. В Риме же Пасху праздновали не каждый год и в другой день — в седьмой день недели — день Господень (воскресение) после первого полнолуния, после весеннего равноденствия. Сохранилось предание, что епископ малоазийского города Смирна Поликарп приезжал в Рим, чтобы устранить это расхождение. Однако согласие достигнуто не было, и христиане Малой Азии вплоть до начала IV в. продолжали праздновать Пасху по иудейскому календарю. В конце II в. римский епископ Виктор выступил с осуждением этих христиан и объявил их неистинными христианами. Но в защиту малоазийских христиан выступили епископы других областей, и Виктор вынужден был отказаться от своего заявления. Конфликты возникали и между отдельными деятелями внутри той или иной христианской общины: так, Ориген, возглавлявший одну из самых значительных христианских школ в Александрии, поссорился с епископом Деметрием и вынужден был уехать в палестинский город Кесарию. А в начале III в. в Риме шла ожесточенная борьба между двумя претендентами на должность епископа — Каллистом и Ипполитом. Когда первый был избран епископом, часть христиан не признала его и выбрала другого — Ипполита. Но борьба их так ничем и не кончилась — оба погибли во время гонений на христиан.

Епископы руководили христианами в крупных городах и на прилегающих к ним землям. Христиане существовали и в небольших деревнях. У нас имеются только отрывочные сведения, главным образом на надгробиях, где встречаются прямые или косвенные указания на принадлежность человека к христианам. Христиане в деревнях жили бок о бок с язычниками. В деревенских некрополях сосуществовали захоронения и тех, и других. До нас дошли деревенские надгробия христиан, а также предположительные христианские надписи из малоазийских областей Фригии, Ликаонии, где использовались употребительные у христиан имена и символика, которая могла быть заимствована и из языческих надгробий. Анализ христианских надписей деревень показали, что там главную роль продолжали играть пресвитеры, диаконы и диаконисы (женщины в должности дьяконис сохранялись в деревнях дольше, чем в основных церквях, где уже в III в. они почти не встречаются). Пресвитеры имели семьи: в ряде надгробий указано, что покойному пресвитеру наследует сын пресвитер, дочери пресвитеров становились диаконисами. Это, по-видимому, было связано с тем, что в сельских местностях руководителей общин выбирали из сравнительно узкого круга авторитетных среди соседей семей, а сами христиане старались сохранить семейные связи (в отличие от языческих надгробий, в христианских надгробиях упоминается большее число родственников: детей, братьев, сестер). Единичные надгробия, поставленные себе при жизни, у деревенских христиан не встречаются. В христианских надгробиях упомянуты двоюродный брат, тетя, зятья, в двух надписях из деревни — тесть и теща. В этом регионе найдено всего два единичных надгробия, оба в городе; одно из них поставлено епископом себе при жизни — возможно, некоторые епископы уже с III в. не вступали в брак, хотя первоначально одним из требований к кандидату в епископы являлось хорошее воспитание детей.

Среди сельских жителей — христиан Малой Азии были выходцы из местного населения, сохранившие свои имена: так, надгробие диаконисе со странным именем Гуласа (или Гуласи — именительный падеж имени неясен) ставят два человека: один с римским именем Лукий, другой — по имени Уака. Интересно отметить, что за первые столетия распространения христианство пришло и в те области, где его первоначально просто не поняли: например, в Ликаонию (где найдены христианские надгробия), там, где некогда Павла и Варнаву приняли за языческих богов. Деревенское христианство по своей структуре и отчасти по верованиям отличалось от христианства больших городов.

Распространение христианства и активная миссионерская деятельность проповедников вызывали сложные реакции окружающего населения. Если к христианам примыкали и выходцы из низов населения, и отдельные представители образованной элиты, то большинство жителей империи относилось к новому религиозному учению настороженно, а порой и открыто враждебно. Можно выделить две группы противников христиан — со II в. начинается критика христианства со стороны философов, общественных деятелей, т. е. представителей той же элиты, из которой происходили и христианские богословы. Вторая группа, неоформленная, но наиболее опасная для христиан — это те же низы населения, толпа, видевшая в христианах чужаков, отступников, тем более ненавистных, что они принадлежали к плебсу. В период социальных или стихийных бедствий, люди искали виноватых среди тех, кто не похож на них, подозревая их в колдовских действиях, злокозненности и т. п. Если первые античные писатели, упоминавшие христианство, просто называли его отвратительным суеверием, то со второй половины II в. появляются специальные сочинения, где христиане обвиняются уже в конкретных суевериях и даже преступлениях. Так, оратор Элий Аристид, выступая против христиан, обвинял их в том, что они никому не приносят пользы, не желают участвовать в общественных празднествах и заседать в городских советах. В произведениях Лукиана, уже упоминавшегося Цельса и Фронтона (чья речь против христиан излагается в диалоге «Октавий» христианского апологета Минуция Феликса) христианство противопоставляется античной философии и образованности. Наиболее снисходительно — с оттенком презрения — относился к христианам Лукиан; он называет их несчастными, которые уверовали в то, что будут бессмертными. Страстное обличение христиан содержится у Цельса, подробно пересказанного Оригеном. Цельс не только повторяет выступления иудеев против христиан, он называет Иисуса колдуном и магом, старается показать нелепость христианских догматов, а в отношении тех положений, которые могут заслужить одобрение, он говорит об их несамостоятельности. Так, он издевательски описывает Страшный суд: с их стороны нелепо думать, что когда бог, как повар, разведет огонь, все человечество изжарится, а они одни останутся, притом не только живые, но и давно умершие вылезут из земли во плоти, вся эта «надежда червей». С точки зрения логики, Цельс анализирует воскресение Иисуса, доказывая, что если бы Он действительно воскрес, Он должен был бы явиться всем, чтобы доказать свою правоту и божественность (отчасти такая же логика была и у создателей Евангелия от Петра, согласно которому воскресение произошло на глазах у стражи). Цельс стремится показать, что христиане многое заимствовали у древних философов: к примеру, положение — не противиться обидчику было высказано давно, оно содержится у Платона. Цельс полагает, что христиане не поняли учения Платона о человеческой и божественной мудрости, о божестве, смешав все это с мистериями персов (имеются в виду мистерии Митры). Только первые христианские богословы действительно владели античной философией, стремились создать стройную теологическую систему, вводя туда близкие им философские идеи и переводя их на язык христианства. Иисус и первые христиане не читали Платона; поучения Нагорной проповеди не связаны с античными философами; многие идеи первых христиан носились в воздухе — как это видно и из литературы Кумранской общины и из мистериальных культов, о принципиальном отличии которых от христианства мы уже говорили.

В диалоге «Октавий», созданном в начале III в. христианским апологетом, адвокатом Минуцием Феликсом[82] в виде спора противника и защитника христианства, основанном на более ранних антихристианских сочинениях и на слухах, распространявшихся в языческих низах, отражена не столько философская точка зрения на христианство, сколько массовые представления о нем. В этом диалоге со стороны обвинителя Цецилия приводятся преимущества политеизма, причем один из главных аргументов, столь типичных для мировоззрения людей Древнего мира — аргумент о вере предков, аргумент, который никак не мог воздействовать на христиан, считавших приход Иисуса началом новой жизни и провозвестием нового мира. Затем Цецилий характеризует нелепость их поведения и их моральных принципов: он называет христиан «жалкой, запрещенной, отчаянной сектой, набранной из подонков, которые отвергают почести и пурпур, не боятся мучений и смерти — но боятся умереть после смерти, у них надежда заглушает страх, обольщая утешительной мечтой о воскресении». В речи, вложенной в уста Цецилия, приводятся все фантастические обвинения толпы против христиан: они почитают голову осла, предаются «отвратительной похоти», убивают младенцев. Последний обряд живописуется со всеми подробностями, рожденными воспаленной фантазией противников христиан: перед лицом, посвящаемым в их таинства, кладут младенца, обмазанного мукой, и предлагают новичку нанести удары, и он убивает младенца, а все остальные слизывают кровь…

Античная карикатура на христиан. Подпись: «Алексамен поклоняется Богу».

Рим. Палатинский дворец. III в.

Эти страшные истории, связанные с непонятным для язычников таинством евхаристии — претворения хлеба и вина — подогревались ненавистью к чужакам, маргиналам тем сильнее, что реально христиане окружающему населению ничем не угрожали, и Цецилию просто нужно было оправдать свою «ксенофобию». По-видимому, наиболее распространенным было издевательское утверждение, что христиане почитали Бога в виде осла — об этом пишет и Тертуллиан, противники христиан изображали христианского Бога в виде человека с ослиными ушами, с копытом на одной ноге. В Ватикане было обнаружено выцарапанное на стене карикатурное изображение распятого человека с ослиной головой. Появление осла связано, вероятно, с тем, что осел, ослица играли в Библии определенную роль: знаменитая ослица, на которой ехал Валаам, заговорила по воле Божией; Иисус въехал в Иерусалим на ослице. В то же время в сказаниях и баснях осел представлялся достойным осмеяния, ему свойственны глупость, упрямство и похотливость. Итак, отношение язычников к христианам варьировалось от снисходительного презрения, рационалистической критики до фантастических обвинений. Наиболее опасны для христиан до начала общегосударственных гонений, начавшихся в III в. при императоре Деции, были именно настроения толпы. В 177 г. в городах Лугудуне (Лионе) и Виенне в Галлии произошли массовые преследования христиан в связи с запрещением центральной власти вводить новые культы, вызывающие народные смуты. Это распоряжение не было собственно антихристианским; но сначала христианам было запрещено посещать общественные места — бани и рынки, вероятно, чтобы избежать их проповедей. Однако вскоре, когда наместник провинции покинул Лугудун, против христиан выступила толпа горожан, возмущенная нежеланием христиан отречься от своей веры. Их забросали камнями, притащили на главную площадь города — форум, где под давлением толпы градоначальник заключил их в тюрьму. Христиан обвинили в каннибализме и сексуальных извращениях. Разъяренные лугудунцы, готовые во всех своих бедах винить инакомыслящих, требовали пыток и публичных казней на аренах амфитеатров. Местные власти пошли на поводу у толпы и действительно пытали и казнили заключенных. Среди казненных были люди разного социального положения: рабыня Бландина, молодая девушка, во время пыток проявившая, согласно преданию, необычайное мужество (впоследствии она была канонизирована); ее госпожа; врач; адвокат; диакон из Виенны, который на допросе отвечал: «Я христианин» по-латыни (появление латиноязычного христианина в Виенне не случайно, этот город был основан как римская колония). Но гонения — пока! — коснулись сравнительно небольшой группы христиан, христианская община в Лугудуне сохранилась, епископом Лугудуна стал Ириней.

Гонения в конце II в. зафиксированы и в Северной Африке. Около 180 г. там были осуждены христиане небольшого городка Скилии. Позже гонения в Северной Африке повторились — среди казненных также были люди из разных слоев общества. Если толпа побуждала местные власти к преследованию христиан, то некоторые наместники в этом отношении не проявляли энтузиазма. Тертуллиан рассказывает, что во время преследований в одной из провинций все христиане (вероятно, это некоторое преувеличение) явились к наместнику. Некоторых он посадил в темницу, а другим сказал: «Трусы, если вы хотите умереть, то разве нет достаточно веревок и пропастей?»; разумеется, этот наместник не знал о том, что для христиан самоубийство — это грех. Но он бы предпочел сам не казнить этих людей. Тертуллиан приводит конкретных правителей в провинциях, которые пытались спасти христиан разными судебными уловками: так, один признал христиан всего лишь нарушителями порядка и присудил, чтоб они извинились перед согражданами; другой отпустил христианина, заявив, что ему очень неприятно заниматься такими делами; еще один, по словам Тертуллиана, искусным образом включил в обвинение против приведенного к нему христианина вымогательство, а так как свидетелей этому не нашлось, то объявил, что дело ввиду их отсутствия продолжить нельзя[83]. Возможно, это были единицы, но остальные действовали из лояльности к государственной власти, а не из иррациональной ненависти к христианам, как толпа. В результате отдельных доносов во II в. погибли некоторые христианские проповедники — Игнатий, старый епископ Смирны Поликарп, Юстин. В целом, преследования христиан в провинциях были гораздо значительнее, чем в Риме, где и христиане, и настроенные против них язычники находились под бдительным надзором городских властей.

Христианские руководители и апологеты не оставляли без ответа критику в свой адрес. Так, Ориген написал подробное опровержение всей критики, содержащейся у Цельса, — только благодаря этому опровержению значительная часть сочинения Цельса дошла до нас. Христианские писатели Афинагор и Феофил Александрийский утверждали, что языческих богов выдумали древние поэты. Минуций Феликс полагал, что языческие божества — это всего лишь обожествленные предки; Тертуллиан называл рассказы о богах баснями. Но, как и в языческой среде, восприятие языческих божеств в рядовой массе христиан было несколько иным — постепенно они перешли от полного отрицания «идолов» к представлению о том, что языческие божества — это злые демоны: своего рода вывернутое верование, свойственное язычникам, ставшим недавно христианами. Христианские писатели резко выступали против таких обычаев римского общества, как гладиаторские бои (эти бои осуждали и иудеи): «Что может быть более бесчеловечным, более жестоким?» — писал об этих боях карфагенский епископ Киприан. Он обличал так же царившие в империи беззаконие и взяточничество, утверждал, что совершившие злодейство остаются безнаказанными оттого, что скромные молчат, свидетели боятся, а тех, кто должен судить, подкупают. Христиане отмежевывались от подобных явлений: Тертуллиан говорил, что сосуществовать с язычниками позволительно, но разделять с ними общие нравы недопустимо.

Но при этом существовала и другая тенденция — примирение с существующей властью, стремление убедить ее в том, что христиане не выступают за изменение политического порядка на земле, а лишь за распространение веры в Христа. Тот же Тертуллиан писал в «Апологии»: «Мы (т. е. христиане. — И. С.) собираемся, чтобы молиться Богу всенародно, угождая Ему, молимся об императорах, о всех властях, о благосостоянии всего мира, об отдалении конечного часа» (XXXIX).

Приход самых разных людей в христианство, притом по самым разным мотивам, привносил различные интерпретации первоначального учения, неизбежное влияние языческих — пусть переосмысленных — верований, свои надежды и потребности… Второй век был не только веком распространения христианства, становления ортодоксальной теологии, но и временем острой идеологической борьбы внутри тех, кто называл себя христианами, по вопросам о сущности Иисуса Христа, отношении Отца и Сына, путях спасения.